Текст книги "Средь шумного бала…"

Садко

1

 
Сидит у царя водяного Садко
       И с думою смотрит печальной,
Как моря пучина над ним высоко
       Синеет сквозь терем хрустальный.
 

2

 
Там ходят как тени над ним корабли,
       Товарищи там его ищут,
Там берег остался цветущей земли,
       Там птицы порхают и свищут;
 

3

 
А здесь на него любопытно глядит
       Белуга, глазами моргая,
Иль мелкими искрами мимо бежит
       Снятков серебристая стая;
 

4

 
Куда он ни взглянет, все синяя гладь,
       Все воду лишь видит да воду,
И песни устал он на гуслях играть
       Царю водяному в угоду.
 

5

 
А царь, улыбаясь, ему говорит:
       «Садко, мое милое чадо,
Поведай, зачем так печален твой вид?
       Скажи мне, чего тебе надо?
 

6

 
Кутья ли с шафраном моя не вкусна?
       Блины с инбирем не жирны ли?
Аль в чем неприветна царица-жена?
       Аль дочери чем досадили?
 

7

 
Смотри, как алмазы здесь ярко горят,
       Как много здесь яхонтов алых!
Сокровищ ты столько нашел бы навряд
       В хваленых софийских подвалах!»
 

8

 
«Ты гой еси, царь-государь водяной,
       Морское пресветлое чудо!
Я много доволен твоею женой,
       И мне от царевен не худо;
 

9

 
Вкусны и кутья, и блины с инбирем,
       Одно, государь, мне обидно:
Куда ни посмотришь, все мокро кругом,
       Сухого местечка не видно!
 

10

 
Что пользы мне в том, что сокровищ
                                              полны
       Подводные эти хоромы?
Увидеть бы мне хотя б зелень сосны!
       Прилечь хоть на ворох соломы!
 

11

 
Богатством своим ты меня не держи;
       Все роскоши эти и неги
Я б отдал за крик перепелки во ржи,
       За скрып новгородской телеги!
 

12

 
Давно так не видно мне божьего дня,
       Мне запаху здесь только тина;
Хоть дегтем повеяло б раз на меня,
       Хоть дымом курного овина!
 

13

 
Когда же я вспомню, что этой порой
       Весна на земле расцветает,
И сам уж не знаю, что станет со мной:
       За сердце вот так и хватает!
 

14

 
Теперь у нас пляски в лесу в молодом,
       Забыты и стужа и слякоть —
Когда я подумаю только о том,
       От грусти мне хочется плакать!
 

15

 
Теперь, чай, и птица, и всякая зверь
       У нас на земле веселится;
Сквозь лист прошлогодний пробившись,
                                                 теперь
       Синеет в лесу медуница!
 

16

 
Во свежем, в зеленом, в лесу молодом
       Березой душистою пахнет —
И сердце во мне, лишь помыслю о том,
       С тоски изнывает и чахнет!»
 

17

 
«Садко, мое чадо, городишь ты вздор!
       Земля нестерпима от зною!
Я в этом сошлюся на целый мой двор,
       Всегда он согласен со мною!
 

18

 
Mой терем есть моря великого пуп;
       Твой жеребий, стало быть, светел;
А ты непонятлив, несведущ и глуп,
       Я это давно уж заметил!
 

19

 
Ты в думе пригоден моей заседать,
       Твою возвеличу я долю
И сан водяного советника дать
       Тебе непременно изволю!»
 

20

 
«Ты гой еси, царь-государь водяной!
       Премного тебе я обязан,
Но почести я недостоин морской,
       Уж очень к земле я привязан;
 

21

 
Бывало, не все там норовилось мне,
       Не по сердцу было иное;
С тех пор же, как я очутился на дне,
       Мне все стало мило земное;
 

22

 
Припомнился пес мне, и грязен и хил,
       В репьях и в copy извалялся;
На пир я в ту пору на званый спешил,
       А он мне под ноги попался;
 

23

 
Брюзгливо взглянув, я его отогнал, —
       Ногой оттолкнул его гордо —
Вот этого пса я б теперь целовал
       И в темя, и в очи, и в морду!»
 

24

 
«Садко, мое чадо, на кую ты стать
       О псе вспоминаешь сегодня?
Зачем тебе грязного пса целовать?
       На то мои дочки пригодней!
 

25

 
Воистину, чем бы ты им не жених?
       Я вижу, хоть в ус и не дую,
Пошла за тебя бы любая из них,
       Бери ж себе в жены любую!»
 

26

 
«Ты гой еси, царь-государь водяной,
       Морское пресветлое чудо!
Боюся, от брака с такою женой
       Не вышло б душе моей худо!
 

27

 
Не спорю, они у тебя хороши
       И цвет их очей изумрудный,
Но только колючи они, как ерши,
       Нам было б сожительство трудно!
 

28

 
Я тем не порочу твоих дочерей,
       Но я бы не то что любую,
А всех их сейчас променял бы, ей-ей,
       На первую девку рябую!»
 

29

 
«Садко, мое чадо, уж очень ты груб,
       Не нравится речь мне такая;
Когда бы твою не ценил я игру б,
       Ногой тебе дал бы пинка я!
 

30

 
Но печени как-то сегодня свежо,
       Веселье в утробе я чую;
О свадьбе твоей потолкуем ужо,
       Теперь же сыграй плясовую!»
 

31

 
Ударил Садко по струнам трепака,
       Сам к черту шлет царскую ласку,
А царь, ухмыляясь, уперся в бока,
       Готовится, дрыгая, в пляску;
 

32

 
Сперва лишь на месте поводит усом,
       Щетинистой бровью кивает,
Но вот запыхтел и надулся, как сом,
       Все боле его разбирает;
 

33

 
Похаживать начал, плечьми шевеля,
       Подпрыгивать мимо царицы,
Да вдруг как пойдет выводить вензеля,
       Так все затряслись половицы.
 

34

 
«Ну, – мыслит Садко, – я тебя заморю!»
       С досады быстрей он играет,
Но, как ни частит, водяному царю
       Все более сил прибывает:
 

35

 
Пустился навыверт пятами месить,
       Закидывать ногу за ногу;
Откуда взялася, подумаешь, прыть?
       Глядеть индо страшно, ей-богу!
 

36

 
Бояре в испуге ползут окарачь,
       Царица присела аж на пол,
Пищат-ин царевны, а царь себе вскачь
       Знай чешет ногами оба пол.
 

37

 
То, выпятя грудь, на придворных он прет,
       То, скорчившись, пятится боком,
Ломает коленца и взад и вперед,
       Валяет загребом и скоком;
 

38

 
И все веселей и привольней ему,
       Коленца выходят все круче
Темнее становится все в терему,
       Над морем сбираются тучи…
 

39

 
Но шибче играет Садко, осерча,
       Сжав зубы и брови нахмуря,
Он злится, он дергает струны сплеча
       Вверху подымается буря…
 

40

 
Вот дальними грянул раскатами гром,
       Сверкнуло в пучинном просторе,
И огненным светом зардела кругом
       Глубокая празелень моря.
 

41

 
Вот крики послышались там высоко:
       То гибнут пловцы с кораблями —
Отчаянней бьет пятернями Садко,
       Царь бешеней месит ногами;
 

42

 
Вприсядку понес его черт ходуном,
       Он фыркает, пышет и дует:
Гремит плясовая, колеблется дом,
       И море ревет и бушует…
 

43

 
И вот пузыри от подстенья пошли,
       Садко уже видит сквозь стены:
Разбитые ко дну летят корабли,
       Крутяся средь ила и пены;
 

44

 
Он видит: моряк не один потонул,
       В нем сердце исполнилось жали,
Он сильною хваткой за струны рванул —
       И, лопнув, они завизжали.
 

45

 
Споткнувшись, на месте стал царь водяной,
       Ногою подъятой болтая:
«Никак, подшутил ты, Садко, надо мной?
       Противна мне шутка такая!
 

46

 
Не в пору, невежа, ты струны порвал,
       Как раз когда я расплясался!
Такого колена никто не видал,
       Какое я дать собирался!
 

47

 
Зачем здоровее ты струн не припас?
       Как буду теперь без музыки?
Аль ты, неумытый, плясать в сухопляс
       Велишь мне, царю и владыке?»
 

48

 
И плесом чешуйным в потылицу царь
       Хватил его, ярости полный,
И вот завертелся Садко как кубарь,
       И вверх понесли его волны…
 

49

 
Сидит в Новеграде Садко невредим,
       С ним вящие все уличане;
На скатерти браной шипит перед ним
       Вино в венецейском стакане;
 

50

 
Степенный посадник, и тысяцкий тут,
       И старых посадников двое,
И с ними кончанские старосты пьют
       Здоровье Садку круговое.
 

51

 
«Поведай, Садко, уходил ты куда?
       На чудскую Емь аль на Балты?
Где бросил свои расшивные суда?
       И без вести где пропадал ты?»
 

52

 
Поет и на гуслях играет Садко,
       Поет про царя водяного:
Как было там жить у него нелегко
       И как уж он пляшет здорово;
 

53

 
Поет про поход без утайки про свой,
       Какая чему была чередь, —
Качают в сомнении все головой,
       Не могут рассказу поверить.
 

Ноябрь 1871 – март 1872

Канут

1

 
Две вести ко князю Кануту пришли:
       Одну, при богатом помине,
Шлет сват его Магнус; из русской земли
       Другая пришла от княгини.
 

2

 
С певцом своим Магнус словесную весть
       Без грамоты шлет харатейной:
Он просит Канута, в услугу и в честь,
       Приехать на съезд на семейный;
 

3

 
Княгиня ж ко грамоте тайной печать
       Под многим привесила страхом,
И вслух ее строки Канут прочитать
       Велит двум досужим монахам.
 

4

 
Читают монахи: «Супруг мой и князь!
       Привиделось мне сновиденье:
Поехал в Роскильду, в багрец нарядясь,
       На Магнуса ты приглашенье;
 

5

 
Багрец твой стал кровью в его терему —
       Супруг мой, молю тебя слезно,
Не верь его дружбе, не езди к нему,
       Любимый, желанный, болезный!»
 

6

 
Монахи с испугу речей не найдут:
       «Святые угодники с нами!»
Взглянул на их бледные лица Канут,
       Пожал, усмехаясь, плечами:
 

7

 
«Я Магнуса знаю, правдив он и прям,
       Дружил с ним по нынешний день я —
Ужель ему веры теперь я не дам
       Княгинина ради виденья!»
 

8

 
И берегом в путь выезжает морским
       Канут, без щита и без брони,
Три отрока едут поодаль за ним,
       Их весело топают кони.
 

9

 
Певец, что посылан его пригласить,
       С ним едет по берегу рядом;
Тяжелую тайну клялся он хранить,
       С опущенным едет он взглядом.
 

10

 
Дыханием теплым у моря весна
       Чуть гривы коней их шевелит,
На мокрый песок набегает волна
       И пену им под ноги стелет.
 

11

 
Но вот догоняет их отрок один,
       С Канутом, сняв шлык, поравнялся:
«Уж нам не вернуться ли, князь-господин?
       Твой конь на ходу расковался!»
 

12

 
«Пускай расковался! – смеется Канут, —
       Мягка нам сегодня дорога,
В Роскильде коня кузнецы подкуют,
       У свата, я чаю, их много!»
 

13

 
К болоту тропа, загибаясь, ведет,
       Над ним, куда око ни глянет,
Вечерний туман свои нити прядет
       И сизые полосы тянет.
 

14

 
От отроков вновь отделился один,
       Равняет коня с господином:
«За этим туманищем, князь-господин,
       Не видно твоей головы нам!»
 

15

 
«Пускай вам не видно моей головы —
       Я, благо, живу без изъяна!
Опять меня целым увидите вы,
       Как выедем мы из тумана!»
 

16

 
Въезжают они во трепещущий бор,
       Весь полный весеннего крика;
Гремит соловьиный в шиповнике хор,
       Звездится в траве земляника;
 

17

 
Черемухи ветви душистые гнут,
       Все дикие яблони в цвете;
Их запах вдыхаючи, мыслит Канут:
       «Жить любо на божием свете!»
 

18

 
Украдкой певец на него посмотрел,
       И жалость его охватила:
Так весел Канут, так доверчив и смел,
       Кипит в нем так молодо сила;
 

19

 
Ужели сегодня во гроб ему лечь,
       Погибнуть в подводе жестоком?
И хочется князя ему остеречь,
       Спасти околичным намеком.
 

20

 
Былину старинную он затянул;
       В зеленом, пустынном просторе
С припевом дубравный сливается гул:
       «Ой море, ой синее море!
 

21

 
К царевичу славному теща и тесть
       Коварной исполнены злости;
Изменой хотят они зятя известь.
       Зовут его ласково в гости.
 

22

 
Но морю, что, мир обтекая, шумит,
       Известно о их заговоре;
Не езди, царевич, оно говорит —
       Ой море, ой синее море!
 

23

 
На верную смерть ты пускаешься в путь,
       Твой тесть погубить тебя хочет,
Тот меч, что он завтра вонзит тебе в грудь,
       Сегодня уж он его точит!
 

24

 
Страшению моря царевич не внял,
       Не внял на великое горе,
Спускает ладью он на пенистый вал
       Ой море, ой синее море!
 

25

 
Плывет он на верную гибель свою,
       Беды над собою не чает,
И скорбно его расписную ладью
       И нехотя море качает…»
 

26

 
Певец в ожидании песню прервал,
       Украдкой глядит на Канута;
Беспечно тот едет себе вперевал,
       Рвет ветки с черемухи гнутой;
 

27

 
Значение песни ему невдомек,
       Он весел, как был и с почину,
И, видя, как он от догадки далек,
       Певец продолжает былину:
 

28

 
«В ладье не вернулся царевич домой,
       Наследную вотчину вскоре
Сватья разделили его меж собой —
       Ой море, ой синее море!
 

29

 
У берега холм погребальный стоит,
       Никем не почтeн, не сторожен,
В холме том убитый царевич лежит,
       В ладью расписную положен;
 

30

 
Лежит с погруженным он в сердце мечом,
       Не в бармах, не в царском уборе,
И тризну свершает лишь море по нем —
       Ой море, ой синее море!»
 

31

 
Вновь очи певец на Канута поднял:
       Тот свежими клена листами
Гремучую сбрую коня разубрал,
       Утыкал очeлок цветами;
 

32

 
Глядит он на мошек толкущийся рой
       В лучах золотого захода
И мыслит, воздушной их тешась игрой:
       «Нам ясная завтра погода!»
 

33

 
Былины значенье ему невдогад,
       Он едет с весельем во взоре
И сам напевает товарищу в лад:
       «Ой море, ой синее море!»
 

34

 
Его не спасти! Ему смерть суждена!
       Влечет его темная сила!
Дыханьем своим молодая весна,
       Знать, разум его опьянила!
 

35

 
Певец замолчал. Что свершится, о том
       Ясней намекнуть он не смеет,
Поют соловьи, заливаясь, кругом,
       Шиповник пахучий алеет;
 

36

 
Не чует погибели близкой Канут,
       Он едет к беде неминучей,
Кругом соловьи, заливаясь, поют,
       Шиповник алеет пахучий…
 

Декабрь [?] 1872

Слепой

1

 
Князь выехал рано средь гридней своих
       В сыр-бор полеванья изведать;
Гонял он и вепрей, и туров гнедых,
Но время доспело, звон рога утих,
       Пора отдыхать и обедать.
 

2

 
В логу они свежем под дубом сидят
       И брашна примаются рушать;
И князь говорит: «Мне отрадно звучат
Ковши и братины, но песню бы рад
       Я в зелени этой послушать!»
 

3

 
И отрок озвался: «За речкою там
       Убогий мне песенник ведом;
Он слеп, но горазд ударять по струнам»;
И князь говорит: «Отыщи его нам,
       Пусть тешит он нас за обедом!»
 

4

 
Ловцы отдохнули, братины допив,
       Сидеть им без дела не любо,
Поехали дале, про песню забыв, —
Гусляр между тем на княжой на призыв
       Бредет ко знакомому дубу.
 

5

 
Он щупает посохом корни дерев,
       Плетется один чрез дубраву,
Но в сердце звучит вдохновенный напев,
И дум благодатных уж зреет посев,
       Слагается песня на славу.
 

6

 
Пришел он на место: лишь дятел стучит,
       Лишь в листьях стрекочет сорока —
Но в сторону ту, где, не видя, он мнит,
Что с гриднями князь в ожиданье сидит,
       Старик поклонился глубоко:
 

7

 
«Хвала тебе, княже, за ласку твою,
       Бояре и гридни, хвала вам!
Начать песнопенье готов я стою —
О чем же я, старый и бедный, спою
       Пред сонмищем сим величавым?
 

8

 
Что в вещем сказалося сердце моем,
       То выразить речью возьмусь ли?»
Пождал – и, не слыша ни слова кругом,
Садится на кочку, поросшую мхом,
       Персты возлагает на гусли.
 

9

 
И струн переливы в лесу потекли,
       И песня в глуши зазвучала…
Все мира явленья вблизи и вдали:
И синее море, и роскошь земли,
       И цветных камений начала,
 

10

 
Что в недрах подземия блеск свой таят,
       И чудища в море глубоком,
И в темном бору заколдованный клад,
И витязей бой, и сверкание лат —
       Всe видит духовным он оком.
 

11

 
И подвиги славит минувших он дней,
       И всe, что достойно, венчает:
И доблесть народов, и правду князей —
И милость могучих он в песне своей
       На малых людей призывает.
 

12

 
Привет полоненному шлет он рабу,
       Укор градоимцам суровым,
Насилье ж над слабым, с гордыней на лбу,
К позорному он пригвождает столбу
       Грозящим пророческим словом.
 

13

 
Обильно растет его мысли зерно,
       Как в поле ячмень золотистый;
Проснулось, что в сердце дремало давно —
Что было от лет и от скорбей темно,
       Воскресло прекрасно и чисто.
 

14

 
И лик озарен его тем же огнем,
       Как в годы борьбы и надежды,
Явилася власть на челе поднятом,
И кажутся царской хламидой на нем
       Лохмотья раздранной одежды.
 

15

 
Не пелось ему еще так никогда,
       В таком расцветанье богатом
Еще не сплеталася дум череда —
Но вот уж вечерняя в небе звезда
       Зажглася над алым закатом.
 

16

 
К исходу торжественный клонится лад,
       И к небу незрящие взоры
Возвел он, и, духом могучим объят,
Он песнь завершил – под перстами звучат
       Последние струн переборы.
 

17

 
Но мертвою он тишиной окружен,
       Безмолвье пустынного лога
Порой прерывает лишь горлицы стон,
Да слышны сквозь гуслей смолкающий звон
       Призывы далекого рога.
 

18

 
На диво ему, что собранье молчит,
       Поник головою он думной —
И вот закачалися ветви ракит,
И тихо дубрава ему говорит:
       «Ты гой еси, дед неразумный!
 

19

 
Сидишь одинок ты, обманутый дед,
       На месте ты пел опустелом!
Допиты братины, окончен обед,
Под дубом души человеческой нет,
       Разъехались гости за делом!
 

20

 
Они средь моей, средь зеленой красы
       Порскают, свой лов продолжая;
Ты слышишь, как, в след утыкая носы,
По зверю вдали заливаются псы,
       Как трубит охота княжая!
 

21

 
Ко сбору ты, старый, прийти опоздал,
       Ждать некогда было боярам,
Ты песней награды себе не стяжал,
Ничьих за нее не услышишь похвал,
       Трудился, убогий, ты даром!»
 

22

 
«Ты гой еси, гой ты, дубравушка-мать,
       Сдается, ты правду сказала!
Я пел одинок, но тужить и роптать
Мне, старому, было б грешно и нестать —
       Наград мое сердце не ждало!
 

23

 
Воистину, если б очей моих ночь
       Безлюдья от них и не скрыла,
Я песни б не мог и тогда перемочь,
Не мог от себя отогнать бы я прочь,
       Что душу мою охватило!
 

24

 
Пусть по следу псы, заливаясь, бегут,
       Пусть ловлею князь удоволен!
Убогому петь не тяжелый был труд,
А песня ему не в хвалу и не в суд,
       Зане он над нею не волен!
 

25

 
Она, как река в половодье, сильна,
       Как росная ночь, благотворна,
Тепла, как душистая в мае весна,
Как солнце приветна, как буря грозна,
       Как лютая смерть необорна!
 

26

 
Охваченный ею не может молчать,
       Он раб ему чуждого духа,
Вожглась ему в грудь вдохновенья печать,
Неволей иль волей он должен вещать,
       Что слышит подвластное ухо!
 

27

 
Не ведает горный источник, когда
       Потоком он в степи стремится,
И бьет и кипит его, пенясь, вода,
Придут ли к нему пастухи и стада
       Струями его освежиться!
 

28

 
Я мнил: эти гусли для князя звучат,
       Но песня, по мере как пелась,
Невидимо свой расширяла охват,
И вольный лился без различия лад
       Для всех, кому слушать хотелось!
 

29

 
И кто меня слушал, привет мой тому!
       Земле-государыне слава!
Ручью, что ко слову журчал моему!
Вам, звездам, мерцавшим сквозь синюю тьму!
       Тебе, мать сырая дубрава!
 

30

 
И тем, кто не слушал, мой также привет!
       Дай бог полевать им не даром!
Дай князю без горя прожить много лет,
Простому народу без нужды и бед,
       Без скорби великим боярам!»
 

Январь 1873