Текст книги "Новый город"

Алексей Яковлевич Корепанов

Новый город

На свою обычную змейку Даник опоздал, потому что проснулся с трудом, да еще слишком долго хлебал воду из-под крана, восстанавливая водный баланс в организме после вчерашнего. Пока умывался-причесывался, пока ждал лифт, пока спускался со своего сто пятнадцатого, все рабочие смены уже покинули квартал и до станции пришлось добираться в одиночку. А шагать в колонне, где впереди прут самые крепкие, сметая всех на своем пути, и лавировать-протискиваться-проскальзывать между праздношатающейся публикой одному, без поддержки – это две большие разницы, как любит говорить Соломон с восемьдесят второго этажа. Им-то что, они стоят себе да языки чешут, или играют в разные игры, или просто глазеют туда-сюда от нечего делать; им на работу не надо спешить – не хватает на всех работы. Но ведь он-то пока при деле, он-то должен попасть на свою стройку вовремя, а как тут попадешь вовремя, если к станции не пробиться…

И ведь совсем немного и опоздал! Когда взбежал на перрон, еще слышно было, как громыхает вагонами в воздухе удаляющаяся змейка. Да толку с того, что слышно… Потому что меру нужно было соблюдать, не хватать через край – тогда бы и не проспал… Да уж больно хорошо шла настоечка, и пил-то не потому, что залиться хотел по уши, а потому что выиграл ее на тараканьих бегах, и не у кого-нибудь, а у самого Роджера из четырнадцатого квартала, тараканщика отменного, настоящего профессионала. А у него, Даника, и тараканов своих не было – одолжил у Франсуазы. Видно, его это был день.

Но тот день прошел, и сменился новым – и змейка умчалась к далекой окраине без него, Даника, и вот-вот там закипит работа… а ему придется искать другую работу, потому что целыми днями болтаться по кварталу, убивая время, – слишком пресно, он уже так болтался, и не раз…

Даник стоял на пустой платформе, досадливо теребил обеими руками сразу свои белые, только позавчера обновленные одежды и безнадежно взирал на уходящие к горизонту ряды многоэтажных зданий, за которыми исчезла змейка. Над зданиями простиралось обычное серое пустое небо, и Даник подумал, что оттуда, с вышины, можно, наверное, охватить одним взглядом весь Эсджей – от старинного центра до окраинных новостроек. Население города множилось и множилось – и в который уже раз приходилось переносить на другое место его стены вместе с воротами, и достраивать, растягивать эти стены, потому что городской периметр становился все больше. И он, Даник, должен был сейчас работать там, в девятьсот сорок втором квартале, у восьмых ворот, а не торчать здесь, на платформе, под пустым неизменным небом. Когда теперь еще раз удастся попасть в такую бригаду… Определят в дворники или садовники, или грузчики, если вообще куда-нибудь определят – а ему так нравилось участвовать в очередном воссоздании городских стен. Растет Эсджей, растет, расползается по свету – и будет так вовеки веков.

Расстроенный Даник хотел уже махнуть на все рукой и пойти за настойкой, а потом затесаться в какую-нибудь компанию и коротать день сообща – но в этот миг послышался вдали характерный шум, и заметалось вокруг многократное эхо, отскакивая от стен величественных зданий.

«Грузовоз!» – еще не веря в свою удачу, подумал Даник.

Да, это был именно грузовоз. Серая змейка выскользнула из просвета между парочкой квадратных башен-близнецов и, буравя воздух округлой гладкой мордой, ринулась к платформе. Грузовоз, безусловно, шел на окраину, скорость у него была не та, что у пассажирских змеек – и стоило попытать счастья. Да что там «стоило» – это был единственный шанс.

Подобрав полы своих одежд, Даник бросился к краю платформы, поспешно шаря взглядом по ребристым вагонным бокам: грузовоз не пассажирка – останавливаться не будет. Сам не зная как, ухватился пальцами за вертикальную стойку – к таким стойкам при разгрузке крепили пандусы, – утвердил босые ноги на узком выступе. Стиснул стойку изо всех сил, чтобы не сорваться в пустоту под вагоном – и поплыл над землей.

Тугой воздух бил в лицо, проносились мимо многоэтажные здания, слепо глядя друг на друга серыми окнами. Остался позади шестьдесят второй квартал – на северной его стороне жила мать Даника, а отца он не знал – и змейка лихо взяла вправо, в сторону пустоши, изрезанной оврагами. Старожилы говорили, что когда-то эта пустошь находилась за пределами города, а уже потом стены перенесли и заложили новые кварталы; потому что теснотища была страшенная, ходили чуть ли не по головам.

Змейка летела себе и летела над землей, один квартал сменялся другим, праздный народ кишел на улицах и площадях, и Даник радовался, что все так удачно для него складывается. Мыслями он был уже на своей стройке, и перестал замечать окружающее – а зря. Потому что змейка оказалась над еще одной незастроенной местностью, только не овраги там были, а кусты и кривые деревья – и тут-то ее и тряхнуло. В этом месте всегда трясло – но одно дело сидеть в вагоне, и совсем другое – лепиться сбоку, снаружи, да еще и витать мыслями невесть где… Тряхнуло так сильно, что скрежет и стук покатились по вагонам, и можно было подумать, что они вот-вот посыплются на землю. Но вагоны на землю не посыпались – в отличие от Даника. Босые его ступни соскользнули с закругленной кромки, пальцы разжались – и, кувыркаясь, полетел Даник с высоты этак пятнадцати-двадцати этажей в зеленую листву низины, которая в давние времена была далеко от стен Эсджея, а теперь оказалась окруженной новыми кварталами.

Подосадовать на свою оплошность Даник не успел – всей спиной врезался он в ветки, и под их возмущенный треск, дополняемый шорохом потревоженных листьев, приложился к тверди земной, покрытой высокой травой. Тут же вскочил на ноги и погрозил кулаком вслед змейке, которая, впрочем, уже скрылась из виду; да и не змей

...

конец ознакомительного фрагмента