Текст книги "Последний патрон"

Вылазка удалась. Толпа солдат встретила ревом восторга герцога въехавшего в город на возе сена. Сзади плелось еще одно плененное стадо коров. На общем собрании армии герцогу единогласно было присвоено звание «Альфред Барбадосский Непобедимый». Тут же был оглашен эдикт об улучшении здоровья детей. Радость захватчиков стала просто неописуемой. Старый Эндрю плакал то ли от счастья, то ли от тоски об утраченной на веки солдатской вольнице, уткнувшись носом в плечо аптекаря-голландца…

…Вечером в город пришла огромная толпа женщин. Рослая красавица с шикарным бюстом взяла свою дочку из рук герцога и обозвала его болваном. «Альфред Непобедимый» не стал возражать, а только робко поинтересовался, где находятся их мужья. Красавица ответила, что «эти идиоты уже два года воюют, черт знает где». Герцог проворчал что-то неопределенное о мести совершенно невинным захватчикам и посоветовал красавице выяснять отношения с мужем, а не с посторонними людьми.

Старый Эндрю продал двуручный меч, желая угодить маме четверых карапузиков. Но в связи с обилием вдруг появившегося в свободной продаже оружия, ему удалось выручить только пару золотых.

Захватчики покидали Льен налегке. Поражала быстрота их эвакуации. Она очень напоминала бегство от безжалостного противника.

Старый Эндрю шагал босиком по пыльной дороге и пел веселую песню о свободных и гордых мужчинах. Герцог ехал верхом на старой кляче. Он явно грустил, но, вспоминая прощальный поцелуй крохотной Эльзы, тут же улыбался.

В долине, показалось огромное стадо коров. Войско «Альфреда Непобедимого» без команды развернулось в цепь для атаки. В глазах герцога появился холодный охотничий блеск…

Любовь Абсолюта

Графиню Дебуа тащили на окровавленный эшафот. Красавица царапалась, кусалась, а при случае смело пускала в ход изящную ножку.

Нет-нет!.. Ничего страшного. Заранее было условлено, что там, на окровавленном эшафоте, графиня упадет на колени и попросит у Его Величества Людовика XII прощения. Даже реплики всем раздали:

Графиня: О-о-о, сжальтесь надо мной, тиран!

Людовик: (недоверчиво) А ты больше не будешь?

Графиня: (пылко) Никогда-никогда-никогда!

Людовик: Хорошо… Тогда мы вас прощаем.

И далее по тексту последнего рыцарского романа.

Но драки на эшафоте не ожидал никто. После того как неукротимая графиня пустила в ход вторую ножку, первый помощник палача хрюкнул и пал челом на политые томатным соком доски. Бутафорская кровь на лице мастера утонченных допросов сделала его похожим на попугая.

Его Величество Людовик поморщились и мельком взглянули на сидящую рядом с ним сиюминутную фаворитку Эльзу. Милое личико виконтессы несколько портили злая гримаска и плохо припудренный синяк под глазом.

Графиню Дебуа связали, но перед этим ей удалось прокусить палец главному палачу. Головку красавицы осторожно положили на плаху. Второй помощник палача поднял огромный топор.

Народ втянул в себя воздух для испуганного вопля. Его Величество терпеливо ждали покаянных слов графини. Но графиня Дебуа била ножкой по эшафоту и громко рычала.

«Мы вас прощаем… – произнес про себя заранее заготовленную реплику Его Величество и снова скользнул взглядом по личику Эльзы. – А мы это кто?.. В данном случае я и Элиза, что ли?..»

Синяк под глазом Эльзы был делом рук графини Дебуа. Ночной шумный скандал разбудил весь королевский замок. Сами Его Величество в это время прятались за королевской кроватью и пытались объяснить темпераментной графине, что пригласили Эльзу только на чашечку чая.

Помощник палача перехватил топор поудобнее и посмотрел на Его Величество.

Народ краснел от натуги, еще не смея выпустить из себя вопль.

Красавица Эльза нервно постукивала пальцами по подлокотнику.

Людовик откинулся на спинку кресла и задумался. Женщина, как он только что понял, ни при каких обстоятельствах не попросит прощения у другой женщины. Особенно если одна из них сидит рядом с королем, а вторая смотрит на это безобразие с эшафота.

Еще не рожденный народом и сдерживаемый из последних сил крик ужаса уже грозил взорваться воплем революционного облегчения. Помощник палача с трудом удерживал топор, переминался с ноги на ногу и глупо улыбался.

Его Величество встали и направились к эшафоту. На эшафоте король наклонился и что-то шепнул графине. Та в ответ клацнула зубами, пытаясь цапнуть Величество за нос.

Стоять было неудобно, и Людовик опустился перед плахой на колени.

– Дура бестолковая! – соизволили прошипеть Его Величество. – Видишь, уже на коленях перед тобой стою?

– Все равно не прощу, подлец! – прошептала в ответ графиня Дебуа.

Его Величество положили свою голову на плаху, и посмотрели в глаза возлюбленной.

– Хочешь, от короны отрекусь? – спросил Людовик. – Но учти, корону я могу потерять только вместе с головой.

– А как же вы тогда ее надевали сегодня утром? – съязвила графиня.

Помощник палача держал топор из последних сил. Острое лезвие дрожало и переливалось в багровых лучах заката.

Народ синел от натуги, из последних сил сдерживая вопль.

Графиня вдруг заплакала… Она поцеловала Людовика в нос, встала и громко сказала всем, что она прощает Его Величество.

Народ ответил легким вздохом, показывая, что он все-таки еще жив.

Палач уронил топор. Его Величество подобрали с политых соком досок кусок короны и милостиво подарили его своей возлюбленной.

Красавица Эльза, нервно покусывая губки, писала на обратной стороне королевского помилования революционное воззвание к дворянам, купцам, духовенству и черни.

Его Величество взяли графиню Дебуа за руку и направились к карете. Помощник палача задумчиво смотрел вслед счастливой парочке и зачем-то пробовал пальцем лезвие топора.

Народ расползался с площади, проклиная абсолютную власть монархии. Солнце опускалось все ниже и ниже, согревая последними лучами тихое и уютное средневековье…

Записки неунывающего рыцаря

ПОНЕДЕЛЬНИК. Мы осаждаем арабскую крепость Ас-Матрас уже целый год. Вчера к барону Шнапсу приехала в гости жена Изольда. Всю ночь из палатки барона доносились страстные вопли. Я было позавидовал… А утром выяснилось, что барон Шнапс так и не смог снять с себя доспехи – застежки заржавели. Сегодня днем Изольда уехала, но перед этим стащила у мужа ключ от своего пояса верности. Теперь сам борон – в «поясе»-латах, а его жена, кажется, уже нет… Где справедливость?!

ВТОРНИК. Утром очнулся во рву под стенами Ас-Матраса. Думаю: ну, и штурм вчера был!.. Голова раскалывается, а все тело болит так, словно я десять раз свалился со штурмовой лестницы. Приполз к нашим… Оказывается, никакого штурма не было, а к стенам крепости меня потянуло после пятого кувшина вина. Кажется, я орал неприличные песни и бил себя кулаком в грудь…

P. S. Чертов барон Шнапс! От кого жена сбежала, от меня или от него?! Вот и пил бы один.

СРЕДА. Кузнец весь день правил вмятину на моих латах… Выбрал самую большую кувалду. Ну и кулачок у меня, оказывается!..

ЧЕТВЕРГ. В наш лагерь приехал Его Величество король Любовник Косой… Тьфу, черт! То есть Людовик Второй. У Его Величества – день рождения. Стоя под знаменами, король произнес пламенную речь и нам – увы! – пришлось идти на внеочередной штурм Ас-Матраса. В честь дня рождения короля все рыцари шли со знаменами. А у стен крепости мы вдруг вспомнили, что не взяли штурмовые лестницы. Короче, пришлось бросить знамена и возвращаться в лагерь. Но тут возмутилось Ваше Величество и потребовали вернуться за нашими стягами. Мы пошли обратно… Но какого черта, спрашивается, торчать под стенами крепости с бесполезными палками да еще под лавиной стрел, копий и булыжников?! Мы снова побросали знамена и побежали в лагерь. Его Величество снова возмутились… И так до самой ночи.

Мне объявили выговор, за то, что я вернулся в лагерь не со знаменем, а с оглоблей от сломанной телеги. А я что, виноват?!.. Темно уже было! Кстати, а барон Шнапс притащил шест с бельевой веревкой. После бегства Изольды барону уже по фигу, что реет у него над головой, знамя или чьи-то подштанники…

ПЯТНИЦА. К барону Шнапсу вернулась жена. Я полагаю, что женщина стащила у мужа не тот ключ.

Утром его Величество Людовик снова произнес пылкую речь, напирая на святость боевых знамен. Потом король потребовал повторить штурм. Да елки-палки!.. Ну, я понимаю, вчера у этого идиота был день рождения… Но его что, мама два раза, что ли рожала?!..

СУББОТА. Барон Шнапс весь день просидел в бочке с керосином – надеялся, что отмокнут ржавые застежки доспехов… А в это время его женушка Изольда вдруг вздумала провести генеральную уборку в палатке мужа. Женщина так рьяно взялась за дело, что распарывала подушки, вскрывала двойные донышки сундуков, а под конец разобрала до последнего винтика запасной шлем мужа.

Кстати, штурма Ас-Матраса не было… Ночью группа неизвестных рыцарей набросила на Его Величество Людовика парочку знамен и устроила ему «темную».

ВОСКРЕСЕНЬЕ. Барон Шнапс наконец-то выбрался из бочки, а его жены и след простыл. Похоже, что женщина все-таки нашла ключ от своего пояса верности. А от ее мужа теперь исходит такой запах керосина, что осажденные арабы потребовали прекратить химическую атаку на крепость. Неверные ссылались на Багдадскую конвенцию от 1035 года. Наш магистр ордена изучил вышеназванный документ. Как оказалось, там есть ссылка только на немытые рыцарские носки. Магистр заявил осажденным, что носки барона Шнапса отлично отстирались именно в керосине.

А Его Величество Людовик второй день отлеживается в своей палатке после ночной взбучки. Его укрыли знаменами… Поэтому короля не заметил наш десяти пудовый лекарь и случайно сел на Его Величество.

ПОНЕДЕЛЬНИК. Для поддержания боевого духа в наш лагерь прибыла целая толпа монахов. Монахи развернули десяток палаток и открыли бойкую торговлю «святыми слезами», «священными гвоздями» и «непорочными щепами». Но у нашей рыцарской братвы почти нет денег. И, кстати, почему мы должны повышать наш боевой дух за свой же собственный счет?!.. Лучше бы зарплату нам прибавили!

ВТОРНИК. Его Величество Людовик пришли в себя и потребовали срочно убрать из лагеря все знамена. Приказ короля, конечно же, выполнили… Но когда Ваше Величество прогуливались на лошади по лагерю, какой-то шутник прицепил на хвост его лошади здоровенный штандарт. Сначала на дыбы встала лошадь короля, а потом и само Его Величество… Когда столб пыли рассеялся, короля уже не было. Интересно, где теперь свистит ветер в ушах нашего Величества?..

СРЕДА. Магистр ордена присвоил барону Шнапсу звание «фон Керосин». Что касается прокеросиненных доспехов барона, то их уже называют «кираса». Удивительно, но барона не берут арабские стрелы, хотя они и сыплются на него со всех сторон. Неверное, у арабских лучников сильно щипает глаза и они ежесекундно чихают.

ЧЕТВЕРГ. Арабские купцы подбросили в наш лагерь обезьяну… Это бойкая животинка шурует по ночам в наших палатках. Обезьяна ничего не ворует, но после нее остается такой бардак, словно инквизиция искала ведьму.

ПЯТНИЦА. Барона Шнапса наконец-то вытряхнули из его кирасы, а саму кирасу забросили куда подальше… Чуть позже ребята поймали таинственную обезьяну. Но как оказалось, это совсем не обезьяна, а жена барона Изольда. Бедная женщина опять стащила у муженька не тот ключик и поэтому вернулась в наш лагерь.

СУББОТА. Ночью ограбили все торговые палатки монахов… Воры брали только вино и не прикоснулись ни к «гвоздям», ни к «щепам». Кстати, про вино: пропало восемнадцать бочек. Наш магистр собрал ребят и потребовал вернуть украденное. Но мы нашли только одну бочку и отдали ее магистру. Магистр тут же укатил ее в свою палатку и больше не появлялся…

ВОСКРЕСЕНЬЕ. Кто бы мог подумать?!!.. Оказывается барон Шнапс фон Керосин попросту сам потерял ключик от пояса верности своей красотки Изольды! Теперь ни один наш кузнец не может справиться с хитроумным замочком на талии его жены.

Короче говоря, барон Шнапс вздохнул и посадил свою жену в бочку с керосином…

ПОНЕДЕЛЬНИК. Снова ограбили монахов. Снова сперли восемнадцать бочек вина… Наш магистр снова собрал ребят и потребовал вернуть бочки. Когда ребята разошлись, магистр еще три часа торчал на площади. Ждал!.. Потом плюнул и ушел в свою палатку. Почти сразу же оттуда донеслось громкое «Уй-е!..» и грохот упавшего тела. Идиот, да?.. Магистр мог бы сразу догадаться, где его законная бочка, а не торчать три часа на площади.

ВТОРНИК. Барона Шнапса фон Керосина и его жену Изольду (теперь тоже «фон Керосиниху») выгнали из лагеря. Теперь они живут в отдельной палатке, за бугром… Когда меняется направление ветра, фон Керосинов гонят за противоположенный бугорок.

СРЕДА. Сегодня плохо выспался… Из-за не столь уж далекого бугорка всю ночь доносился скрежет. Кажется, барон Шнапс грыз зубами замок на поясе верности жены.

Днем ходили на штурм Ас-Матраса… Я получил булыжником по забралу из катапульты. Теперь, к сожалению, теперь забрало невозможно открыть, а так хочется жрать!

P.S. …Нет, теперь я не смеюсь над бароном Шнапсом. Я ему искренне сочувствую! Например, сегодня весь вечер я поглаживал очень симпатичную, копченую свиную ножку, но так и не смог от нее откусить.

ПЯТНИЦА. Монахам надоел ежедневные грабежи и они сбежали из лагеря. По дороге их ограбила арабская конница. Воры брали только вино… А потом в пустыне повсюду валялись пьяные арабы.

Магистр ляпнул, что арабы не пьют вина. Идиот!.. На халяву пьют все. Даже верблюды и те, у кого большие проблемы с забралом. Правда, много ли через соломинку выпьешь?..

СУББОТА. С моим заклинившим забралом справился не кузнец, а магистр. Он попросту окунул мою голову в бочку с керосином, я чхнул и забрало со свистом улетело в сторону крепости. Почти сразу же оттуда донеслось многоголосое «Ой, блин!..» Говорят, у арабов шестеро раненых.

ВОСКРЕСЕНЬЕ. В лагерь пожаловали барон фон Шнапс и его жена Изольда. Женщина грызла невесть откуда добытое яблоко и вертела на пальчике сломанный замок от пояса верности. Оказывается, Изольда с самого начал провоцировала мужа на ревность и дезертирство. Женщине, видите ли, надоели крестовые походы мужа!..

На общем собрании мы дружно исключили барона Шнапса из рядов своего ордена… За его запах! На прощание магистр галантно поцеловал Изольде руку и тут же потерял сознание. Как говорится, муж и жена одна прокеросиненая сатана…

ПОНЕДЕЛЬНИК. Утром очнулся во рву под стенами Ас-Матраса… Рядом магистр и еще парочка наших ребят…

Чертов барон Шнапс фон Керосин!.. Если он помирился с женой, какого черта спаивать весь лагерь?! Вот и пил бы вместе с ней!..

От баб одни проблемы

Барон фон Борг любил посидеть у камина, не снимая рыцарских лат. Хозяин древнего замка Шпицлау смотрел на огонь и придумывал самые невероятные и изощренные военные хитрости против своего вечного врага герцога фон Морга.

Баронесса Матильда фон Борг сидела напротив своего мужа. Женские пальчики ловко вышивали родовой герб на месте очередной дыры на потрепанном выходном камзоле своего супруга. Красивое лицо женщины казалось умиротворенным.

– Мне бы этому гаду только в тыл зайти, – тихо пробормотал себе под нос барон фон Борг. – А там бы уж я эту шмакодявку…

Барон сжал огромный кулак и ударил им по подлокотнику кресла.

– Ты о ком, любимый? – спросила Матильда, не отрываясь от рукоделия.

– Об этом негодяе фон Морге.

– Сколько можно воевать, тебе еще не надоело? – вздохнула баронесса.

Фон Борг не обратил на слова своей жены ни малейшего внимания.

– Зайти в тыл – вот самая моя заветная мечта! – продолжил свою мысль воинственный барон. Взгляд фон Борга скользнул по хрупкой фигурке жены и неожиданно прояснился. Он громко и радостно выругался. – Черт возьми, придумал!..

– Что ты придумал, милый?

– Что, что!.. Идею я придумал.

Матильда подняла глаза. Муж внимательно рассматривал ее руки, и казалось, что-то прикидывал в уме. Баронесса улыбнулась.

– Надеюсь, дорогой, ты не заставишь воевать с фон Моргом свою жену? – спросила она.

Барон почесал затылок широченной пятерней.

– Послушай, Матильдочка, в конце концов, воевать стоя на крепостной стене не так уж и трудно, – вкрадчиво начал он. – Знай себе размахивай дубинкой и лупи по головам всех, кто подвернется под руку. На худой конец можно опрокинуть на врага чан с кипящей смолой.

– Я не умею опрокидывать чаны – возразила баронесса. – И тем более размахивать дубинкой.

– Велика ли наука!.. – отмахнулся фон Борг – Я тут подумал, что если ты сможешь продержаться в крепости всего час, то мне со своими ребята удастся зайти в тыл фон Морга. Понимаешь?.. Кстати, ты будешь воевать не одна. У нас сидит без дела целая куча придворных дам.

– Я все-таки женщина!– напомнила мужу баронесса.

– А кто об этом догадается, если ты наденешь мои рыцарские латы и опустишь забрало? – барон хитро улыбнулся. – И пока этот кретин фон Морг будет штурмовать стены моего замка, я наконец-то ударю ему в тыл.

– Да, но… – снова попыталась возразить баронесса.

– Речь идет о моей воинской чести, – перебил жену барон. – Надеюсь, ты это понимаешь?

– Прости, но разве нам уже объявили войну?

– Пока нет. Но скоро объявят. Я утром письмишко фон Моргу черкнул… Ну, в общем, довольно безобидное. Но я сказал ему все, что о нем думаю. Так что война уже неизбежна, дорогая!

На следующее утро, прихватив с собой две сотни тяжеловооруженных вассалов, барон фон Борг отправился в ближайший лесок. Устроившись в засаде, он первым делом бросил взгляд на стены своего замка. Между зубцами башен и стен мелькали закованные в броню воины. Они казались слишком неуклюжими для мужчин.

«Сойдет! – подумал барон. – Кто этих баб в бою рассматривать-то будет?! Вот только болтать поменьше нужно. Я даже тут женский гвалт слышу».

Облаченная в доспехи мужа Матильда фон Борг довольно удачно имитировала повадки барона.

Вооруженная орава герцога фон Морга появился после обеда. Даже не попытавшись вступить в переговоры с хозяином Шпицлау, то есть, не помянув его почтенных предков самыми последними выражениями и не предложив позорной капитуляции, воинственный герцог сразу повел на штурм своих головорезов.

На стенах замка закипела жаркая схватка. В воздухе замелькали мечи, окованные железом боевые дубинки и топоры. Размахивая копьем мужа, баронесса Матильда бросилась в самую гущу схватки.

– Дура баба! – скептически улыбнулся фон Борг. – Слишком азартна для командира, – барон оглянулся на своих вассалов. – Ну, ребята, наше время пришло. Покажем этим негодяям, как умеет воевать…

– Подожди-ка, хитрец, – вдруг раздался из кустов чей-то хриплый бас. – Сначала ты будешь иметь дело со мной!

На поляну во главе всадников выехал герцог фон Морг.

Барон фон Борг удивленно приподнял левую бровь, причем так сильно, что на его голове шевельнулся шлем.

– Ну, чего зенки вылупил? – самодовольно улыбнулся фон Морг. – У нас кроме хорошей разведки еще и свои бабы имеются. Усек?.. – герцог кивнул в сторону замка. – Теперь о разборке: как воевать дальше будем, куча на кучу или один на один?

– Один на один! – грозно зарычал пришедший в себя от неожиданности фон Борг. – Щ-щ-щас я тебя, гада!..

Не говоря больше ни слова, рыцари погнали своих коней навстречу друг другу. Столкнувшись в центре поляны, они подняли мечи. На рыцарских шлемах вспыхнули электрические искры и оба рыцаря свалились на землю.

– Добрый удар, однако, – поморщился фон Морг, ощупывая вмятину на верхушке шлема. – Помнится, точно такой же я получил, штурмуя замок в Палестине.

– Признаться, ты тоже мне неплохо заехал, – заметил фон Борг, поправляя съехавший на бок забрало. – Аж в ушах звенит.

Кряхтя, рыцари встали с земли и молча посмотрели друг на друга.

– Записать бы надо ударчики, а то потом забудем в суматохе – предложил фон Морг.

Рыцарский этикет требовал точной, почти шахматной, хронологии описания схватки.

– Согласен, – кивнул фон Борг и обернувшись к вассалам громко крикнул. – Эй, вы там!.. Ну-ка запишите, что такого-то числа, такого-то месяца доблестный рыцарь фон Борг получил знатный удар по мор… То есть по забралу от доблестного рыцаря фон Морга, и не преминул ответить таким же великолепным ударом по чайни… То есть по голове выше названного знатного рыцаря!

Фон Морг продиктовал своим вассалам примерно тоже самое.

Когда бюрократические нюансы были улажены, рыцари снова вопросительно посмотрели друг на друга. Фон Морг по-заговорщески подмигнул своему противнику.

– А неплохо бы было обмыть такие ударчики, а? – предложил он.

– Конечно, не плохо!– улыбнулся фон Борг. – Признаться, не каждый же день так здорово по тыкве… То по голове нашего брата рыцаря лупят.

– Эй, ребята!.. – гаркнул своим вассалам фон Морг. – Стол на всю компанию и побольше доброго вина!

– Кабанчика и рябчиков! – обернувшись к своим людям, крикнул фон Борг. – Живо!..

Стол, а точнее говоря, походная скатерть в центре поляны была накрыта в течение нескольких минут. Невесть откуда взявшийся упитанный кабанчик переваливался на вертеле над пламенем костра и источал чарующий аромат.

– За моего вечного и благородного врага! – провозгласил фон Морг поднимая огромную чашу до краев наполненную бургундским.

– За моего преданного и не менее благородного противника! – отозвался фон Борг, поднимая такой же огромный сосуд.

Рассевшаяся вокруг челядь принялась усердно чокаться друг с другом. Через пару часов обильного застолья рыцари забыли все старые обиды и травили друг другу анекдоты про дам сердца.

– Возвращается, значит, рыцарь из Палестины – давясь смехом, рассказывал фон Боргу герцог. – А в его шкафу для доспехов сидит парочка менестрелей…

От взрывов мужского хохота стреноженные кони шарахались в сторону и испуганно ржали.

– За благородный рыцарей!.. – не дослушав очередной анекдот до конца, заорал фон Борг.

– За мужскую дружбу!.. – поддержал тост фон Морг, опираясь непослушной рукой на плечо барона. – И к черту всех менестрелей!

Уже вечером, бережно поддерживая друг друга, фон Борг и фон Морг направились в сторону замка, что бы завершить свою вечеринку под его закопченными сводами.

Подойдя поближе, они друг с удивлением увидели, что на стенах замка все еще кипит жаркая схватка. Переодетая в доспехи мужа Матильда стояла на крепостном зубце и яростно рубилась тяжелым мечом с рыцарем в серебристых латах. Внизу, на земле, лежала огромная куча сломанных копий, дубинок, стрел и два десятка пустых чанов из-под смолы.

Барон фон Борг стукнул себя по лбу.

– Про баб-то мы забыли!– воскликнул он.

– Действительно, – удивился герцог. – Как же это мы, а?..

– Эй, гражданочки!.. – замахал руками борон. – Кончай воевать, уже десять часов как перемирие!

Запыхавшаяся Матильда опустила руку с мечом. Там, внизу на земле, стоял ее пьяный супруг. Он чему-то улыбался и обнимал за плечи своего вечного врага фон Морга.

Матильда сняла шлем. Рыцарь в серебристых доспехах сделал то же самое и по его датам рассыпались золотистые волосы Брунгильды фон Морг.

Женщины посмотрели друг на друга.

– Подожди-ка, – тихо сказала Матильда. – Это что же такое получается?!..

– А получается, что пока мы тут друг с другом деремся, эти голубчики, – Брунгильда показала пальцем на обнявшихся рыцарей. – Пьянствуют друг с другом.

– Какое хамство!– громко возмутилась одна из придворных дам, вооруженная для устрашения врага сразу двумя увесистыми дубинками.

В глазах Матильды фон Борг сверкнул гордый, тевтонский огонек.

– Да что же такое, а?! – закричала она. – Это же просто издевательство!..

– Действительно! – согласились все без исключения придворные дамы.

– А ну-ка, бабы, – светловолосая Брунгильда подняла меч. – Давайте-ка, сейчас разберемся с этими пьяницами!

Фон Морг и фон Борг попятились. Ворота распахнулись, и навстречу примирившимся рыцарям хлынула закованная в железо толпа. Барон споткнулся и тяжело повис на плече собутыльника.

Рыцари пустились наутек. Барон на всякий случай прикрыл голову руками. Первый тяжелый удар ниже поясницы сначала заставил его опустить руки, а второй, угодивший точно по макушке, бросил барона на землю…

…Фон Борг пришел в себя только утром. Опершись на локоть, он приподнял непослушное тело и осмотрелся по сторонам.

Выложенные из дикого камня стены подвала сочились сыростью. Герцог фон Морг сидел возле тусклого, сделанного под самым потолком, зарешеченного окошка и задумчиво ощупывал опухший глаз.

– Говорил мне батяня, не женись, сынок, на пруссачках, – бормотал он себе под нос. – Рука у них тяжелая, как гиря…

Фон Борг попробовал пошевелиться. Тело болело так сильно, словно по нему пробежал табун лошадей.

– Бабы где? – хрипло спросил барон.

– Пируют, – фон Морг кивнул на потолок – А вы, сказали, будете сидеть в подвале до следующего крестового похода.

Сверху доносились звуки музыки и топот ног.

– Все, елки-палки!.. – фон Борг тяжело опрокинулся на спину. – Следующую войну проводим без баб.

Герцог кивнул.

– Совершенно верно. Ну, их!.. Правильно мне мой батя говорил: от баб, сынок, всегда одни проблемы.

Перед Богом и людьми

Вдовствующая королева Изольда влюбилась в конюха Вольдемара. По вечерам молодая женщина шла на сеновал – тот, что рядом с королевской конюшней и сквозь старую крышу которого можно всю ночь любоваться пушистыми звездами – и там словно погружалась в упоительный и колдовской мир, пропитанный запахом луговой шалой травы. Казалось бы, ничего страшного не происходило, ведь любовь не противопоказана ни одной женщине, но придворные вдруг заметили, что красавица-королева часто плачет по утрам.

Причина женского несчастья была довольно проста – конюх Вольдемар не хотел становиться мужем Изольды и королем земли Лебедеум.

Он так и говорил Изольде:

– Подумай сама, Изольдочка, что такое свадьба?.. Придумали, понимаешь, праздник любви: два дурачка стоят у алтаря со свечками. А третий дурачок им говорит: мол, вы теперь муж и жена перед Богом и людьми. Между прочим, Бога нет, Изольдочка, а на людей я плевать хотел.

Молодая женщина возражала, но Вольдемар твердил свое:

– Изольдочка, ты и так королева, зачем тебе становиться еще и свадебным Величеством на один праздничный день? – вкрадчиво шептал Вольдемар в женское ушко. – Из-за штампа в королевском паспорте? Но эта клякса совсем не гарантирует мою любовь.

С другой стороны пройдоха-конюх не стеснялся пользоваться положением фаворита. Многочисленные лебедеумские ремесленники и купцы забыли дорогу в королевское министерство финансов. По вечерам они спешили в кабачок «Веселый поросенок» на темной и дальней улочке. Вольдемар принимал посетителей в отдельном кабинете. Вокруг него звенело золото и лилось рекой вино… Чтобы как-то отличаться от остальных, Вольдемар стал носить красный кафтан, широченный желтый пояс и зеленые штаны. За вызывающе яркий наряд он получил кличку Светофор. Ведь «сверум» по-лебедеумски означает красный, «тоф» – желтый, а «фор» – зеленый.

На защиту страдающей от любви королевы Изольды встали министр финансов сэр Маргус Пипин и однорукий аббат Круазье. Министр финансов – между прочим, честнейший человек! – поняв, что разумные доводы, которые он приводил королеве, бесполезны, возложил на себя шутовской колпак. Сэр Маргус принялся разоблачать жулика-конюха везде, начиная от дворца и кончая «Веселым поросенком». Министра, превратившегося в шута, несколько раз били в кабачке, а один раз попытались утопить в реке, предварительно насыпав в его карманы полпуда обесценившихся медных монет.

Аббат Круазье был еще более нетерпим к пройдохе-конюху. У бывшего рыцаря, потерявшего руку в войне со злыми карликами, было очень доброе сердце. Говорят, что во время неурожая в Лебедеуме, благодаря стараниям Круазье, голодали только монахи, а не крестьяне и их дети. В связи с этим количество святых отцов в монастырях резко сократилось, но те монахи, что не сбежали, вдруг стали пользоваться такой славой, что в монастыри потянулись подводы с подаяниями из всех окрестных королевств. Монастыри чуть не утонули в золоте. Подсчитав доходы, благородный аббат счел их не Божьим благословением, а дьявольским искушением. Он принялся строить дороги, школы, больницы и осушать малярийные болота. Проповедуя слово Божье, бывший рыцарь столь громогласно обличал афериста-конюха, что в кафедральном соборе звенели стекла.

Но не бездействовал и Светофор. Глава Академии Метафизических наук подсунул королеве трактат «О бесполезности штампа в королевском паспорте». Кроме всего прочего, в трактате говорилось о том, что все мужья-короли – тираны и деспоты ничего не понимающие в любви.

Не известно, сколько продолжалась бы эта тайная война, если бы через Лебедеум не проследовал обоз с раненными рыцарями из королевства Эльфиникум. Рыцари, во главе со своим молодым королем Ричардом, возвращались домой после битвы с дикими великанами. Жители Лебедеума гостеприимно разместили раненых гостей по своим домам. Тем же вечером (не без старания аббата Круазье, конечно) вдовствующая королева Изольда приняла в своем дворце юного короля Ричарда.

Тишайший прием, украшенный классической клавесинной музыкой, закончился грандиозным скандалом. Едва взглянув на красавицу-королеву, Ричард покраснел, потом побледнел и тут же предложил ей руку и сердце. Королева снисходительно улыбнулась и сказала, что любит другого человека. Ричард попросил познакомить его с королем Лебедеума. Королева ответила, что в Лебедеуме нет короля. Присутствовавший на приеме аббат Круазье усмехнулся и сказал что-то неопределенное и малоприятное о «свободной любви». Королева покраснела от стыда и прикрикнула на аббата. Тот, прежде чем возвести очи долу, толкнул Ричарда ногой под столом. Молодой король повторил свое предложение руки и сердца. Изольда гордо вскинула голову и сказала, что прием окончен. Ричард заявил, что поскольку ему отказываются предъявить короля Лебедеума, он считает отказ королевы оскорбительным. Изольда назвала Ричарда «несносным мальчишкой». Скандал стал разрастаться как лесной пожар, при чем аббат Круазье проявил себя опытным интриганом. В конце концов, королева запустила в настойчивого Ричарда кубком с вином, а тот – уже в ответ, разумеется, – объявил войну королевству Лебедеум.

Утром рыцари Ричарда покинули город. Их было немного, все они страдали от недавних ран, но по приказу своего короля они принялись возводить напротив городских стен свои укрепления. Штурм города был назначен на пятницу тринадцатого сентября.

Услышав такую новость, конюх Светофор побледнел от ужаса. Он разыскал нескольких монахов, тех, которые сбежали из монастырей во время знаменитого голода, и те – в срочно порядке! – стали проповедовать на улицах города и в лагере осаждающих, что «миром движет только любовь». Аббат Круазье принял контрмеры. Его святые отцы стали ратовать за «войну до победного конца». Причем они тоже проповедовали как в городе, так и среди рыцарей Ричарда.