Текст книги "Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг."

Гибкое сочетание централизации и децентрализации стало отличительной особенностью подхода к военному управлению при Николае I. Командование войсками на местах находилось в руках организационно независимых армейских штабов, что обеспечивало оперативность, существенную экономию финансовых средств и ускоряло принятие решений. Постепенное накопление кадра обученных резервистов давало в руки правительства гибкий инструмент приведения войск на военное положение без таких экстраординарных мероприятий, как рекрутский набор.

Смертность в войсках значительно сократилась, хотя и продолжала оставаться сравнительно высокой. В год от болезней погибало примерно по 37 чел. из 1 000 чел. списочного состава. Численность умерших в русской армии в мирное время в два раза превышала число умерших в европейских армиях. Однако и среди гражданского населения России смертность от болезней была в среднем на четверть выше, чем в Европе[147]147
  Наумово Ю.А. Ранение, болезнь и смерть: русская медицинская служба в Крымскую войну 1853–1856 гг. М., 2010. С. 77–78. См. также: Ильяшевич Л. Статистическое исследование смертности нашей армии // Военный Сборник. 1863. № 2. С. 364.


[Закрыть]. К примеру, в австрийской армии по состоянию на 1857 г. смертность составляла 19,2 на 1 000 чел.[148]148
  Rothenberg G. Е. The army of Francis Joseph. West Lafayette, 1976. P. 42.


[Закрыть] В английской армии в 1830-е гг. смертность составляла 15,9 на 1 000 чел. в Британии, 21,1 на 1000 чел. в колониях с умеренным климатом и 63,4 на 1 000 чел. в гарнизонах, расположенных в тропиках[149]149
  Strachan H. Wellington's legacy. The reform of the British army 1830–1854. Manchester, 1984. P. 182.


[Закрыть].

Дезертирство также не являлось массовым явлением. В 1842 г. на 45 000 взятых в армию рекрутов произошло 34 случая побегов. Незначительным оно было и среди солдат – в среднем значительно меньше 1 %. В вольнонаемных армиях Британской империи и США оно в те годы не падало ниже 5 %, доходя иногда до 20–25 %[150]150
  Кухарук А. В. Большие кавалерийские манёвры 1837 года под г. Вознесенском в контексте политики николаевской России // Величие и язвы Российской империи. Международный научный сборник в честь 50-летия О.Р. Айрапетова. М., 2012. С. 81; Столетие военного министерства 1802–1902: в 13 т. СПб., 1902–1914. Т. 4. Ч. 2. Кн. 1. Отд. 2. Щепетильников В. В. Главный штаб. Исторический очерк комплектования войск в царствование императора Николая I. С. 222–231.


[Закрыть]. К примеру, в 1830-1840-е гг. ежегодный приток добровольцев в британскую армию составил 12855 чел., однако в 1846–1847 гг., по официальным данным, из нее дезертировало 1757 чел., то есть 13,6 %[151]151
  Strachan Н. Wellington's legacy. The reform of the British army 1830–1854. Manchester, 1984. P. 56.


[Закрыть].

Структуры высшего военного управления – Военное министерство и Главный штаб – в 1830-е гг. также были реорганизованы. Ф. Кэган в своем монографическом исследовании подробно рассмотрел предпосылки данной реформы и процесс ее осуществления под руководством графа А. И. Чернышёва. В ходе преобразования центрального аппарата военного ведомства функции по строевому управлению войсками из упраздненного в мирное время Главного штаба были переданы в Военное министерство. Административно-хозяйственные функции оказались сосредоточены в коллегиальном Военном совете под председательством военного министра[152]152
  ПСЗ II. Т. 11. Отд. 1. № 9038. Учреждение Военного министерства 29 марта 1836 V.) Kagan F. И/. The military reforms of Nicholas I. The origins of the modern Russian army. N.Y., 1999. P. 164–171.


[Закрыть].

На протяжении 1830-х гг. силами как центрального аппарата Военного министерства, так и самого штаба Действующей армии готовился «Устав для управления армиями в мирное и военное время»[153]153
  ПСЗ II. T. 21. Отд. 3. № 20670. Устав для управления армиями в мирное и военное время. 5 декабря 1846 г.


[Закрыть]. Он был принят в 1846 г. и заменил «Учреждение для управления Большой Действующей армией» 1812 г.

«Устав» устранял противоречия, обнаруженные в «Учреждении» в ходе Наполеоновских войн и кампаний 1826–1831 гг. Во-первых, он исключил саму возможность появления на одном театре войны двух главнокомандующих, наделенных равными полномочиями, что, по опыту войны 1812 г., должно было провоцировать неизбежные конфликты в главной квартире армии. Во-вторых, с целью предотвращения злоупотреблений строго разграничивалась ответственность военных и гражданских властей в губерниях, объявленных на военном положении. В-третьих, новый нормативный акт четко регламентировал взаимоотношения главнокомандующего и монарха в случае появления императора на театре войны, то есть был призван не допустить повторения того положения, в котором оказались фельдмаршал П. X. Витгенштейн и штаб Дунайской армии в ходе кампании 1828 г.

Поскольку в соответствии с «Уставом» главнокомандующий наделялся над Действующей армией «властью Государя Императора», монарх получал право непосредственно распоряжаться войсками лишь после принятия на себя ответственности именным указом. При этом бывший главнокомандующий автоматически становился начальником штаба армии, а бывший начальник штаба, соответственно, генерал-квартирмейстером. До издания именного указа главнокомандующий сохранял все свои права, за исключением отдачи ему императорских почестей. Особое положение главнокомандующего подтверждалось тем, что дипломатические представители России за границей были обязаны направлять ему копии своих донесений, посылаемых в Министерство иностранных дел[154]154
  ПСЗ II. Т. 21. Отд. 3. № 20670. §. 174–175.


[Закрыть].

В случае необходимости на базе Большой Действующей армии могло быть развернуто несколько отдельных армий, при этом их командующие оставались в подчинении главнокомандующего, а штабы функционировали на правах корпусных штабов.

В новом «Уставе» нашел отражение организационный опыт, накопленный русской армией в первой половине века. Именно на его основе в ходе Венгерского похода и Крымской войны осуществлялось управление сухопутными войсками империи.

Первая половина XIX столетия в армиях крупнейших европейских держав прошла под знаком возрастающей профессионализации штабной службы. Стремительный количественный рост сухопутных армий неизбежно повышал требования к уровню штабного управления войсками. Организация боевой работы больших войсковых масс на театре войны становилась невозможной без хорошо отлаженной интендантской и квартирмейстерской части.

Высокие требования, предъявляемые в новых условиях офицерам службы Генерального штаба, сделали необходимым создание специализированного учебного заведения, ответственного за их углубленную общеобразовательную и военно-теоретическую подготовку. Открытие в 1832 г. Военной Академии (будущей Академии Генерального штаба) стало важным событием в русской военной истории[155]155
  Глиноецкий Н.П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба СПб., 1882. Его же. История русского Генерального штаба. Т. 2. 1826–1855. СПб., 1894. С. 77–138.


[Закрыть]. Академия создавалась по предложению и с участием Антуана-Анри Жомини – всемирно известного военного теоретика, перешедшего в 1813 г. на русскую службу.

Классической моделью высшего военного управления, при которой Генеральный штаб вырастает в независимый военно-политический институт – орган стратегического планирования, приобретающий огромную, порой ведущую роль в формировании военной и внешней политики государства, считается прусско-германский Большой Генеральный штаб. Появление данной модели окажется возможным в результате войн второй половины XIX в., связанных с деятельностью Г. фон Мольтке Старшего. Синтез строевой практики, зрелой военной теории и высокой штабной культуры обеспечит прусско-германской военной машине профессиональное превосходство над каждой из ее соперниц.

Однако в период, предшествовавший приходу Мольтке на должность начальника Большого Генерального штаба в 1858 г., потенциал прусской Военной Академии как военно-учебного заведения в значительной степени оставался нереализованным. Сам же прусский Генеральный штаб являлся в те годы скорее учебным бюро, нежели органом стратегического планирования и подготовки мобилизации[156]156
  BucholzA. Moltke, Schlieffen and Prussian war planning. Oxford, 1993. P. 38.


[Закрыть].

В николаевской и особенно в пореформенной России наблюдались схожие по смыслу процессы, связанные с поиском Главным штабом места функции стратегического планирования в рамках высшего военного управления[157]157
  См.: Айрапетов O.P. Забытая карьера русского Мольтке. Н.Н. Обручев (1830–1904). СПб., 1998.


[Закрыть] и, как следствие, с определением роли Военной Академии в системе профессиональной подготовки офицерского корпуса[158]158
  См., например: Ганин А. В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917–1922 гг. Справочные материалы. М., 2009. С. 15–16.


[Закрыть].

За 25 лет было осуществлено полное перевооружение сухопутных войск. В начале царствования Николая I армия по-прежнему была вооружена различными вариантами гладкоствольного кремневого мушкета образца 1808 г., который, в свою очередь, являлся версией знаменитого французского Шарлевильского мушкета 1777 г. Разнотипность и разнокалиберность оружия отрицательно сказывалась на огневой производительности русской пехоты в годы Наполеоновских войн. На Бородинском поле встречались полки, использовавшие ружья до 20 различных типов и калибров. Проблема стандартизации и унификации стрелкового вооружения в первые годы николаевского царствования продолжала оставаться неразрешенной. В 1826–1828 гг. ствол ставшего для армии основным ружья образца 1808 г. с целью облегчения был несколько укорочен[159]159
  Фёдоров В. Г Вооружение русской армии за XIX столетие. СПб., 1911. С. 38-


[Закрыть].

Окончательная стандартизация кремневых ружей была осуществлена лишь в 1839 г.[160]160
  Фёдоров В. Г. Вооружение русской армии за XIX столетие. СПб., 1911. С. 52.


[Закрыть]

Однако вскоре была развернута массовая переделка кремневых ружей в ударные капсюльные, которые стали именоваться «образец 1844 г.»[161]161
  Там же. С. 56.


[Закрыть]. Поскольку переделка кремневых ружей не удовлетворяла потребность армии в современном скорострельном гладкоствольном вооружении, уже в 1845 г. был начат выпуск нового капсюльного ружья. Русское ружье образца 1845 г. калибром 7,1 линии создавалось на основе французского[162]162
  Там же. С. 57–58.


[Закрыть] и было одним из самых удачных на фоне современных ему европейских капсюльных ружей. Оно полностью отвечало общепринятым в Европе того времени тактическим представлениям о применении линейной пехоты в маневренной войне, которые провозглашали приоритет скорострельности ружья над его дальнобойностью[163]163
  War in the age of technology: Myriad faces of modern armed conflict. N.Y.; Ц 2001. P. 23–27; Свечин A.A. Эволюция военного искусства с древнейших времен до наших дней. Т. 2. М.; Л., 1928. С. 25.


[Закрыть].

Крупнейшие сражения Польской кампании 1831 г. подтвердили решающее тактическое значение сомкнутой батальонной колонны, проявившееся на полях сражений Наполеоновских войн. Достаточно низкие возможности стрелкового оружия того времени делали ее малочувствительной к огневому воздействию противника. В ходе штурма варшавских укреплений русская пехота брала редуты в основном в штыки, хотя максимальный тактический эффект достигался при тесном взаимодействии сомкнутых колонн с передовой цепью застрельщиков[164]164
  Окунев Н.А. История второй половины Польской войны 1831 года. СПб., 1835. С. 118.


[Закрыть].

Для действий в рассыпном строю в русской армии с 1834 г. стали создавать отдельные стрелковые батальоны корпусного подчинения. Номера их соответствовали номеру пехотного корпуса. Поначалу гладкоствольные ударные ружья поступали именно на их вооружение[165]165
  Мещеряков Г. П. Русская военная мысль в XIX в. М., 1973. С. 124.


[Закрыть].

С 1842 г. стрелковые батальоны и застрельщики в линейной пехоте стали получать нарезные штуцера. В 1840-е гг. основным оружием такого типа стал так называемый Литтихский штуцер калибром 17,78 мм образца 1843 г., его дополняли штуцера системы Гартунга и Эрнрота, соответственно, образцов 1848 и 1851 г.[166]166
  Фёдоров В. Г. Эволюция стрелкового оружия: в 2 т. М., 1938. Т. 1. С. 37–45.


[Закрыть]

Если говорить об общей численности войск, которые Россия по завершении боевого развертывания Действующей армии могла выставить в поле на первом этапе возможной войны на западе, то цифра, по меркам того времени, оказывалась внушительной – около 400 000 чел.

Так, например, зимой 1839 г. в обстановке военной тревоги, связанной с бельгийским кризисом, развернувшимся вокруг проблемы международного признания Бельгии и территориальных претензий со стороны Франции, на 25 февраля ведомость о состоянии действующих войск Гвардейского, Гренадерского, I, II, III, IV пехотных, а также I и III резервных кавалерийских корпусов показывала по штатам военного времени 390831 чел. Из них налицо имелось 303 346 чел. С учетом подготовленных пополнений в виде рекрут и бессрочноотпускных некомплект значительно сокращался и составлял всего 23425 чел.[167]167
  РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 359. Я. 171–190.


[Закрыть] В полевой артиллерии предполагалось развернуть около 800 орудий.

Тот факт, что Россия в мирное время содержала под ружьем более 800 000 чел., не был для Европы секретом, хотя и вызывал у нее определенные сомнения. К примеру, австрийцы по собственному опыту необоснованно предполагали в русских рядах значительный некомплект. В феврале 1828 г. посол в Вене Д.П. Татищев доносил в Петербург об оценках численности русских сухопутных сил, бытовавших среди австрийского генералитета. Тогда австрийцы насчитали в русской армии 838 981 чел. по спискам, но лишь 470 518 чел. – в строю[168]168
  РГВИА. Ф. 38. Оп. 5. Д. 1. Л. 84.


[Закрыть].

Для сравнения: по данным русской военной разведки, на сентябрь 1847 г. вся французская армия, рассредоточенная по стране в виде 21 территориальной дивизии, за вычетом войск, командированных в Алжир, насчитывала 225 580 чел. и 46016 лошадей[169]169
  Там же. Д. 436. Я. 42 об. – 43.


[Закрыть], на декабрь – 230 183 чел. и 46722 лошади[170]170
  РГВИА. Ф. 38. Оп. 5. Д. 436. Л. 54 об.


[Закрыть]. В артиллерии имелось 1 236 орудий, правда, для нее остро не хватало лошадей. Ситуация с лошадьми в артиллерии и кавалерии была у французов настолько критической, что, по расчетам собиравшего во Франции военные сведения генерал-лейтенанта барона Н. В. Медема, они вряд ли были способны развернуть в поле более 222 орудий[171]171
  Там же. Л. 37–54 об.


[Закрыть].

Спустя четыре года, в мае 1851 г., численность французской армии в Европе и Алжире достигла 382355 чел., из которых 288 433 чел. было в пехоте, 61 600 чел. – в кавалерии, 32300 чел. – в артиллерии, инженерных и вспомогательных войсках при 1336 орудиях[172]172
  РГВИА. Ф. 14014. Оп. 2. Д. 39. Л. 159–159 об.


[Закрыть]. По другим данным, во французских войсках в 1851 г. состояло 384240 чел.[173]173
  Там же. Л. 128 об.


[Закрыть], из них в Европе – 309240 чел. пехоты и 69278 чел. кавалерии, в Алжире – 75 000 чел. пехоты и 16422 чел. кавалерии[174]174
  Там же. Л. 135 об.


[Закрыть]. То есть в середине 1840-х гг. численность русской группировки, предполагавшейся Николаем I и Паскевичем для участия в войне на западе, была сравнима с общей численностью вообще всех сухопутных сил Франции.

Австрия, крупнейшая из германских держав, на рубеже 1820-1830-х гг. также значительно уступала 47-миллионной России в силах. При населении в 1831 г. в 33 630 381 чел. империя Габсбургов содержала в мирное время армию, насчитывавшую 272204 чел. В случае войны ее численность теоретически возрастала до 527 224 чел.[175]175
  Числительный состав войск стран Европы // Военный Журнал. 1835. № 1–3. С. 121–160.


[Закрыть]Записка о военных силах Австрии, составленная из сведений архива 2-го отделения Департамента Генерального штаба, определяла состав австрийской армии мирного времени на 1837 г. в 272204 чел., состав военного времени – в 527 224 чел.[176]176
  РГВИА. Ф. 428. Оп. 1. Д. 44. Л. 14.


[Закрыть] На вооруженных силах Дунайской монархии сказывался хронический бюджетный дефицит, не позволявший содержать полки в требуемом по штатам комплекте. Накануне революции 1848 г. реальный состав ее армии мирного времени насчитывал, по данным русской разведки, вместо 399 899 чел., всего лишь 231410 чел. и 145 орудий[177]177
  РГВИА. Ф. 14014. Оп. 2. Д. 20. Я. 5 об. – 6.


[Закрыть]. В случае войны австрийская армия опять же теоретически должна была развернуться, увеличившись в несколько раз, до 628 124 чел. и примерно 1 200 орудий[178]178
  Там же.


[Закрыть].

Наличие в рядах австрийской армии серьезного некомплекта и отсутствие обученных резервов, позволявших при мобилизации увеличить ее численность не более чем на одну треть, подтвердилось в ходе Австро-итало-французской войны 1859 г. Тогда, по предвоенным расчетам, к армии мирного времени, насчитывавшей 350000 чел., должно было присоединиться около 300000 чел. обученных бессрочноотпускных и резервистов. В реальности же из 375 000 чел., призванных в армию по мобилизации, примерно 255 000 чел. вообще не умели стрелять[179]179
  McElwee W. The art of war Waterloo to Mons. L, 1974. P. 50–52.


[Закрыть].

Пруссия в 1831 г. была единственной страной в Европе, использовавшей систему всеобщей воинской повинности. По предварительным расчетам офицеров русского Генерального штаба, при населении в 12993 826 чел. королевство содержало в мирное время под ружьем 121916 чел., но после мобилизации пруссаки в принципе могли бы выставить 529 916 чел. с учетом ландштурма и ландвера обеих очередей[180]180
  Числительный состав войск стран Европы // Военный Журнал. 1835. № 1–3. С. 121–160.


[Закрыть]. Накануне Мартовской революции 1848 г. прусская армия в действующих войсках мирного времени насчитывала 118 343 чел. и 324 орудия, в военное время с ландверами первой и второй очереди – 499768 чел. и 864 орудия[181]181
  РГВИА. Ф. 14014. Оп. 2. Д. 20. Я. 5 об. – 6.


[Закрыть]. Барон Н.В. Медем в марте 1848 г. сообщал в Департамент Генерального штаба Военного министерства похожие сведения. По его расчетам, постоянная армия королевства достигала 190 000 чел. и 57 000 лошадей, при мобилизации же (но без ландштурма) – 439 000 чел. и 95 000 лошадей[182]182
  РГВИА. Ф. 432. Оп. 1. Д. 106. Л. 4 об. – 6 об.


[Закрыть].

Сухопутные войска Великобритании значительно уступали по силам первоклассным континентальным армиям, хотя их численность постепенно увеличивалась: в 1835 г. – 100991 чел.[183]183
  РГВИА. Ф. 431. Оп. 1. Д. 16. Л. 52.


[Закрыть], в 1846 г. – 139 105 чел.[184]184
  РГВИА. Ф. 431. Оп. 1.Д. 16. Я. 53 об.


[Закрыть], в 1848–1849 гг. – 138 769 чел.[185]185
  Там же. Л. 10 об. – 11.


[Закрыть], в 1851 г. – 155 986 чел.[186]186
  Там же. Л. 88.


[Закрыть] Данные русской разведки в целом подтверждались британскими источниками. По расчетам X. Строна, в 1835 г. общая численность британской армии составляла 109285 чел., из которых 18 948 чел. служили в Индии. К 1854 г. она возросла, соответственно, до 152780 и 28 955 чел.[187]187
  Strachan Н. Wellington's legacy. The reform of the British army 1830–1854. Manchester, 1984. P. 182.


[Закрыть]

Вооруженные силы второстепенных европейских государств также принимались в расчет. Войска Германского союза состояли из контингентов 34 малых германских государств. Крупнейшими считались армии Баварии, Саксонии, Ганновера, Вюртемберга и Бадена. Объединенные силы германцев, за вычетом первоклассных армий Пруссии и Австрии, насчитывали, по данным 1848 г., 126651 чел., 26991 лошадь и 234 орудия. В военное время их можно было пополнить до 189 978 чел., 40435 лошадей и 351 орудия[188]188
  РГВИА. Ф. 432. On. 1. Д. 112. Я. 1 об. – 3 об.


[Закрыть]. По данным начала 1850-х гг., изменения произошли незначительные. В составе армии мирного времени числилось 155 549 чел., 16300 лошадей и 440 орудий, по штатам военного времени, соответственно – 181 348 чел., 20386 лошадей и 502 орудия[189]189
  РГВИА. Ф. 14014. On. 2. Д. 39. Я. 156 об. – 158 об.


[Закрыть].

Армия Сардинского королевства на 1847 г., по данным русской военной разведки, по штатам мирного времени должна была иметь 36 818 чел., 5 970 лошадей и 56 полевых орудий, по штатам военного времени – 217 260 чел., 19099 лошадей и 96 полевых орудий[190]190
  РГВИА. Ф. 38. Оп. 5. Д. 534. Я. 25–34.


[Закрыть]. Однако впоследствии семикратное увеличение численности армии мирного времени при мобилизации на практике не подтвердилось. В ходе Австро-итало-французской войны 1859 г. Пьемонт смог выставить в поле лишь 87 000 чел., объединенных в пять пехотных дивизий и одну дивизию кавалерии[191]191
  McElwee W. The art of war Waterloo to Mons. L, 1974. P. 69.


[Закрыть]. Армия Королевства Обеих Сицилий – второго крупного итальянского государства, по данным на 1852 г., без указания в донесении различий между составами мирного и военного времени, насчитывала 91487 чел.[192]192
  РГВИА. Ф. 437. Оп. 1. Д. 28. Я. 6.


[Закрыть]

В Объединенных королевствах Швеции и Норвегии даже после окончания Наполеоновских войн ядро армии продолжали составлять поселенные войска, набираемые в соответствии с возникшей в результате реформ короля Карла XI (1655–1697) системой индельты[193]193
  От швед, indelningsverket.


[Закрыть]. В середине XIX в. данная система комплектования постепенно начала дополняться конскрипцией. Число поселенных солдат практически не увеличивалось. В 1815 г. их насчитывалось 33232 чел., по таблице 1826 г. – 33481 чел., по сведениям, доставленным в Петербург в 1835 г., – 32814 чел.[194]194
  РГВИА. Ф. 442. Оп. 1. Д. 44. Я. 4.


[Закрыть] Конскриптов же, по данным 1851 г., было уже 102898 чел.[195]195
  Там же. Д. 61. Я. 1–2 об.


[Закрыть] Объединенные силы Швеции и Норвегии в начале 1850-х гг. составляли 131 586 чел.[196]196
  Там же. Д. 66. Я. 1–2.


[Закрыть]

Рассуждая о соотношении сил в Европе, необходимо принять в расчет то, что учет военно-политическим руководством России особенностей стратегического положения европейских держав вносил определенные коррективы в сухие данные о численности иностранных армий, сообщаемые разведкой.

Французская армия не располагала в мирное время не только корпусами, но даже дивизиями постоянного состава. Территориальные дивизии являлись в ней административными единицами. Самым большим тактическим соединением в мирное время оставался полк. В отличие от Пруссии, во французской армии практически отсутствовали обученные резервы[197]197
  McElwee 1/1/. The art of war Waterloo to Mons. L, 1974. P. 35. См. также: В.Я. Французская конскрипция // Военный Сборник. 1858. № 3. С. 63.


[Закрыть]. По данным русской военной разведки за 1847 г., число обученных солдат, уволенных в бессрочный отпуск, составляло примерно 60 000 чел. Еще 80 000 чел., формально числившихся в запасе, являлись излишками конскрипции предыдущих лет и оставались совершенно необученными[198]198
  РГВИА. Ф. 38. Оп. 5. Д. 436. Я. 44–45.


[Закрыть]. Военная система Июльской монархии была способна на сравнительно быструю организацию крупных заморских экспедиций, однако ее эффективность в условиях большой европейской войны вызывала обоснованные сомнения.

Армия Австрийской империи была единственной, где, как и в России, в мирное время практиковалось содержание армейских боевых управлений на постоянной основе. Если в европейской части России после 1835 г. крупнейшими структурами такого рода оставались Большая Действующая армия и объединенное командование Гвардии и Гренадер, то в Австрии существовала необходимость в содержании пяти армейских управлений практически по всему периметру достаточно протяженных границ империи[199]199
  McElwee W. The art of war Waterloo to Mons. L, 1974. P. 47–48, 50.


[Закрыть].

I армия в коронных землях Австрии, а также Штирии, Богемии, Моравии и Северном Тироле была развернута на потенциальном театре военных действий с Пруссией. В ее состав входили I, II, III и IV армейские корпуса.

II армия в 1830-1840-е гг. была самой мощной по своему составу. Она дислоцировалась в Ломбардо-Венецианском королевстве, на потенциальном театре военных действий с Пьемонтом и Францией. В состав II армии входили V, VI, VII, VIII и IX армейские корпуса. В 1831–1858 гг. ее бессменным главнокомандующим был выдающийся австрийский полководец фельдмаршал И. Радецкий.

На восточном стратегическом направлении, то есть на границах с Россией, находилось еще две армии. III армия отвечала за оборону и поддержание порядка в Венгрии и Трансильвании. Армию образовывали X, XI, XII и XIII корпуса. IV армия в Галиции и на Буковине состояла из одного единственного XIV армейского корпуса, что говорит о том, насколько маловероятной считала Вена угрозу войны с Россией.

Мобилизованный австрийский армейский корпус насчитывал 25 000-30 000 чел. Он состоял из 3–4 пехотных дивизий, отдельной кавалерийской бригады и артиллерийского резерва. Соответственно, дивизия состояла из 3–4 бригад, а бригада – из шести пехотных батальонов, одной 8-орудийной легкой батареи и некоторых вспомогательных служб. Войска австрийской «военной границы», развернутые в Хорватии, Славонии, Банате и Далмации, не имели корпусной организации.

В окончательном своем виде система пяти армейских управлений сложилась только после 1849 г., тогда как в 1820-1830-е гг. австрийские войска не имели в своем составе постоянно действовавших армий, корпусов, дивизий и бригад. Они распределялись по двенадцати так называемым генеральствам (General-Militärkommanden) с центрами, соответственно, в Аграме, Брюнне, Граце, Германштате, Лемберге, Буде, Петервардейне, Праге, Темешваре, Вероне, Вене и Заре. Высшим тактическим соединением в войсках оставался полк. Лишь «генеральство» Верона постоянно содержало два армейских корпуса практически по штатам военного времени, а хорватский сектор «военной границы» с 1820-х гг. состоял из бригад двухполкового состава. Политические обязательства Австрии в Германском союзе, подкрепленные австро-прусскими военными конвенциями 1832 и 1840 г., в случае мобилизации предполагали развертывание на территории Германии австрийского контингента численностью 158 040 чел. В мирное время небольшие австрийские гарнизоны располагались в федеральных крепостях Южной Германии[200]200
  Rothenberg G. Е. The army of Francis Joseph. West Lafayette, 1976. P. 15.


[Закрыть].

За исключением войск, расквартированных в Северной Италии, и сил «военной границы», австрийская армия мирного времени имела сравнительно невысокую боеготовность. Номинальная численность австрийской армии по состоянию на 1848 г. достигала 315 000 чел. в пехоте, 49000 чел. в кавалерии, 26000 чел. в артиллерии и 5400 чел. во вспомогательных технических частях. Боеспособность вооруженных сил Дунайской монархии подрывал вызванный финансовыми трудностями хронический некомплект личного состава, так как значительная часть солдат увольнялась в бессрочный неоплачиваемый отпуск задолго до истечения предписанных по закону сроков военной службы. По этой причине из числившихся по спискам примерно 400000 чел. в строю фактически находилось не более 250 000 чел.[201]201
  Ibid. P.15.


[Закрыть]

В результате численность даже игравшей особо важную роль австрийской армии в Италии неуклонно снижалась. Если в 1831 г. она насчитывала 104500 чел., то в 1833 г. – уже только 75 000 чел., тогда как в 1846 г. под командованием фельдмаршала Радецкого осталось 49 297 чел., из которых лишь 34 000 чел. составляли полевые войска[202]202
  Ibid. P.17.


[Закрыть].

Как бы то ни было, вооруженные силы империи Габсбургов представляли для России серьезную потенциальную угрозу, однако стратегическое положение Австрии осложнялось наличием общей границы с Пруссией, Пьемонтом и Францией. Австрийскому правительству было бы весьма сложно сосредоточить большую часть армии на каком-то одном театре, и даже при самых благоприятных внешнеполитических обстоятельствах оно не могло оставить без войск свои неспокойные провинции: Венгрию и Северную Италию.

Пруссия занимала в Европе центральное положение. На западе она граничила с Францией, на юге – с Австрией, на востоке – с Россией. Исторический опыт показывал, что, несмотря на тесный союз с Петербургом, потенциальная военная угроза могла ожидать Пруссию вдоль всех ее сухопутных границ. В 1840-е гг. королевская армия была разделена на Гвардейский и 8 армейских корпусов со штабами, соответственно, в Кёнигсберге, Штеттине, Берлине, Магдебурге, Познани, Бреслау, Мюнстере и Кобленце, которые и в мирное время функционировали на постоянной основе. Каждый корпус насчитывал две дивизии из одной пехотной кадровой, одной пехотной ландверной и одной кавалерийской бригады. В корпусе также состояли по штату: артиллерийский полк, пионерный (то есть саперный) дивизион, егерский батальон, а также резервные полки и батальоны вместе с нестроевыми нижними чинами.

Эффективность прусской армии снижалась по причине низких боевых качеств ландштурма и ландвера[203]203
  Rothenberg G. Е. The army of Francis Joseph. West Lafayette, 1976. P. 34.


[Закрыть]. Генерал Н.В. Медем незадолго до Мартовской революции 1848 г. довольно сдержанно оценивал наступательные возможности Пруссии. Кроме того, даже в военное время часть регулярных войск пришлось бы оставить внутри королевства. На основании данных фактов Медем приходил к выводу, что, во-первых, «Пруссия не в состоянии употребить из числа постоянной своей армии для продолжительных наступательных действий вне своих границ более 120 000, и при величайшем усилии – 140 000 войска, и что, следовательно, она слаба для наступательной войны». Во-вторых, «Пруссия не в состоянии соединить более 200000 чел.» на одном стратегическом направлении. И, в-третьих, «главная сила настоящей военной организации Пруссии заключается в возможности сильной постоянной обороны государства, потому что при отступлении армия может быть с каждым шагом усиливаема ландвером и даже ландштурмом тех провинций, в которые она отступает»[204]204
  РГВИА. Ф. 432. Оп. 1. Д. 106. Л. 4 об. – 6 об.


[Закрыть].

Франция после 1815 г. уже не имела демографических ресурсов, чтобы оставаться крупнейшей военной державой Европы, каковой она являлась на протяжении XVII–XVIII вв. Примерно на полстолетия ее место заняла Россия, которой, несмотря на серьезную военную репутацию, ранее не удавалось достичь этого положения на протяжении всего XVIII в. Затем, во второй половине XIX в., лидерство в военной области прочно перейдет к объединенной Германской империи.

Вооруженные силы Австрии и Пруссии имели ряд преимуществ на фоне испытывавшей организационные проблемы французской армии. Однако неблагоприятные стратегические факторы, связанные с территориальной разобщенностью возможных театров войны, оказывали влияние и на германские державы, пусть и в меньшей степени, чем на Россию.

Таким образом, в результате преобразований 1830-1840-х гг. боевые возможности русской армии существенно возросли. Унифицированные по своему составу корпуса стали основой военной организации империи. Армия Николая I, по признанию авторитетного европейского наблюдателя, превратилась в первую по своей мощи боевую силу на европейском континенте[205]205
  Haxthausen А. von Die Kriegsmacht Rußlands in ihrer historischen, statistischen, ethnographischen und politischen Beziehung. Berlin, 1852. S. 9-10, 24, 36–41.


[Закрыть].