Текст книги "Нефтяная ломка. Что будет с властью и Россией"

Кстати, впервые о механизмах преодоления БП и о движущей силе этих процессов я задумался в тюрьме, переваривая свои наблюдения. Это своего рода микро-БП на ограниченном пространстве. Здесь есть и обыватели (основная масса тюремного люда), и бандиты (беспредельщики, делающие ставку на насилие) и философы, понимающие принципы мироустройства (в данном случае мироустройства тюремного), и есть неблагоприятная, стрессовая ситуация, в которой оказываются все без исключения арестанты.

Всегда во внутренней жизни тюремного общества абсолютно доминирующие позиции занимали философы, то есть умудренные жизнью сидельцы, опирающиеся на авторитет, а не на насилие. Да, в отдельных случаях могут доминировать беспредельщики, как например, на так называемых «красных» зонах или тюрьмах. Но тут есть один нюанс: беспредельщики не являются самодостаточной силой, они доминируют лишь в тех случаях, когда администрации учреждения удается подчинить их себе и хорошо мотивировать на беспредел. То есть администрация в данном случае выполняет роль некой внешней сверхсилы, которой во время БП быть не может (разве что инопланетяне прилетят и попытаются рулить движухой, превратив бандитов в своих зомби).

Простой обыватель, какими бы колоссальными ресурсами не располагал, так же не имеет шанса занять доминирующее положение в тюрьме. Знавал я коммерсантов, которые могли позволить себе иметь немыслимые для тюрьмы блага, жить («ехать», как говорят зеки) в отдельных «номерах-люкс», питаться едой, доставляемой из ресторанов, купить благосклонность администрации и т. д. Но тех богачей, кто пытался реализовать таким образом свое преимущество, я никогда не видел (хотя не исключаю, что они есть). Почему? Для всякого человека, в том числе для самого опущенного быдляка, страшно стать изгоем. Попав в приличное общество, распоследний дегенерат совершенно инстинктивно пытается копировать принятые в данной среде эталоны поведения, а не противостоять им, потому что быть отверженным обществом – самое страшное, что может с ним случиться. Богатеи не исключение.

Это чистая биология. Есть животные, которые потребность в «социуме» испытывают только для размножения, а в остальное время собратьев по виду воспринимают исключительно как конкурентов в битве за выживание, а то и как добычу (многие виды хищных рыб, например). А есть животные, которые существовать могут исключительно сообща (классический пример – пчелы, муравьи). Человек – животное социальное. Потребность жить в обществе себе подобных – наша биологическая программа. С этим спорить бесполезно.

Так вот почему богатенькие буратинки рискуют стать изгоями в тюрьме? Потому что существование в экстремальных условиях резко меняет мировоззрение как отдельного человека, так и всей совокупности индивидуумов. На воле алчность, эгоизм, стремление к роскоши являются добродетелями. С самых юных лет ребенку внушается, что главное – личный успех, мерилом которого является комфортные условия существования (награда за усилия, затраченные для достижения личного успеха). Эта установка десятилетиями вбивается в голову человека родителями, сверстниками, медиа, школой. Весь жизненный опыт человека говорит ему о том, что миром правит не сила морали, а всесильная аморальность; что думать о благе других – глупость несусветная; помоги себе сам, потому что другие тебе не помогут, они – твои конкуренты в борьбе за блага, которых на всех все равно не хватит; кто успел – тот и съел; нагни ближнего своего, пока он не нагнул тебя. Короче, двигатель всех процессов в этом мире – личная корысть.

* * *

Казалось бы, перекроить принципы воспитанного обществом потребления человека, тем более изменить сознание всего человечества, невозможно. Я бы и сам так считал, если бы не видел, как мировоззрение людей фундаментально меняется в течение одного дня. Но для этого нужно соблюдение двух условий – попадание в экстремальные условия и наличие рядом людей с адекватным ситуации мировоззрением (это и есть те самые «философы», понявшие суть вещей). Эти два условия создаются в тюрьме. Привычный мир для человека рушится: для кого-то навсегда, для кого-то – на долгие годы. А в новом, зарешеченном мире действуют свои, общепринятые нормы, отвергнув которые, ты станешь изгоем.

Может, кому-то это покажется невероятным или даже смешным, но тюрьма пропитана радикально социалистической философией. Деньги здесь не дают ни власти, ни уважения, и уж тем более, не обеспечивают вседозволенности. Аскетизм становится добродетелью. Порой приходилось наблюдать, как только что оказавшиеся за решеткой «первоходы» (впервые находящиеся в заключении) с энтузиазмом выменивали свои модные прикиды на… черные телогрейки. Одежда становится знаком, манифестом. Как монахи, одевая черное рубище, отвергают мирские ценности, так и арестанты, избавляясь от всего «мирского», демонстрируют свою приверженность новым идеалам. Культ черного цвета в тюрьме порой приобретает гипертрофированную формы – иные стремятся носить все черное, начиная от трусов и заканчивая кепкой, пестрота в одежде, стремление продемонстрировать свое преимущество путем ношения «престижной» одежды считается чуть ли не признаком «петушатины». При этом никто никому не диктует, как следует одеваться, есть лишь доминирующие в обществе представления о том, как нужно одеваться «правильно».

Кто ведет себя «правильно» – тот пользуется уважением, приобретает авторитет. Кто ведет себя неправильно – уважение теряет, вплоть до изгнания из общества. Исторгнутые из общества называются «опущенные». Процесс «опускания» – это вовсе не акт анального насилия, как наивно полагают многие. Опущенный – это в абсолютном смысле слова изгнание из общества. Опущенный не может есть за одним столом и из одной посуды с остальными, не может спать на одной постели, здороваться с ними за руку, даже говорить, пока не спросят. Поэтому опущенные крайне редко пересекаются с остальными зеками, содержат их обычно в отдельных «хатах» (камерах) – «опущенках». «Опустить» можно только за совершение «смертного греха» по тюремным понятиям, например, крысятничество (воровство), стукачество, попытку обманом добиться более высокого статуса, оговор товарища и т. д., то есть за нарушение базовых принципов тюремной жизни. Однажды «опущенный» индивид не может ничем «искупить» вину, он обречен навечно оставаться в самом низу социальной тюремной иерархии вместе с «петухами» (гомосексуалистами), «красными» (заключенными, запятнавшими себя сотрудничеством с администрацией) и «бээсниками» (от БС – «бывший сотрудник», мент, попавший в места лишения свободы).

А как же «правильно» должны вести себя зеки, живущие «по-черному», то есть придерживающиеся понятий? Перечислять подробности можно долго, сообщаю лишь суть: «правильный» зек считает тюрьму домом, других заключенных – братьями, отвергает насилие как принцип межличностных отношений, аскетичен в еде и быту, общее ставит выше личного. Хорошим тоном считается полный отказ от личного имущества (все мое – общее). Обычно, «поднимаясь» на зону, осужденный оставляет в тюрьме все свое имущество, и это вовсе не потому, что взять с собой много он просто физически не может. Есть принцип, который свято почитается «правильными» арестантами: все, что ты «затянул на хату», остается в хате, даже если тебя «перекидывают» в другую. Опять же, хорошим тоном считается передать вслед «перекинутому» его телевизор, если в хате, куда он переехал, больше народу и нет телеящика (популярная вещь в тюряге, помогает скрасить досуг и утолить информационный голод в условиях существования в изоляции).

Всеобщим уважением пользуются зеки, которые добровольно решили «страдануть» за других. Заключенные занимаются тем, что «шатают режим», то есть противодействуют администрации. В ответ администрация производит репрессии, в тюрьме, собственно, один вид наказания – помещение в ШИЗО («на крытую»), то есть тюрьму внутри тюрьмы, где условия заключения максимально жесткие. Вот, например, зеки пробили «кабуру» (дыру) в соседнюю «хату», через которую проходят «груза», то есть материальные ценности и «малявы» (письма). Понятно, что в строительстве этой коммуникационной линии принимали участие все 20 человек с одной стороны стены и 15 – с другой. Но наказать всех невозможно, потому что они в ШИЗО не поместятся. Поэтому с утра «дубак» (вертухай) объявляет: сегодня после обеда двое с вашей хаты идут «на крытую» на пять суток.

Всем все ясно. Идут «на крытую» только добровольцы. Иногда смешно было наблюдать, как несколько кандидатов борются за право «страдануть». Где вы видели на воле людей, стремящихся «страдануть» за других? А в тюрьме такие находятся всегда, ибо пребывание «на крытой» повышает социальный статус заключенного, прибавляет ему уважения. Особенно в этом заинтересованы те, кому светят длительные срока, те, для кого тюрьма – «дом» на 10 и более лет.

* * *

Кстати, об уважении. Только побывав в тюрьме, я в полной мере понял смысл, например, стахановского движения. Убогие либерасты свято уверены, что при Сталине кровавая гебня заставляла рабов вкалывать на голом энтузиазме под дулом пистолета, особо отличившимся давали талоны на колбасу и почетную грамоту, а отстающих отправляли в ГУЛАГ на перевоспитание. Люди более компетентные знают, что в СССР господствовала не уравнительно-повременной, как при капитализме, а сдельный принцип оплаты труда, то есть материальный стимул выточить 25 деталей там, где другие успевают изготовить лишь 10, был очень велик. Но достичь такого результата путем увеличения оборотов шпинделя и уменьшения брака невозможно, такой качественный скачок возможен только при усовершенствовании технологического цикла. Собственно, стахановское движение – это было движение рационализаторов и изобретателей (кто не верит – посмотрите кинохронику 30-х годов, в Инете ее можно найти).

Однако то, что многие шахтеры-стахановцы получали зарплату больше, чем министр угольной промышленности, давало им не так уж и много: они не могли купить на эти деньги лимузин, виллу в Испании и квартиру на Рублевке. А если бы даже и могли, то не многие бы решились на это в обществе, где показная роскошь считалась недостойным свинством. Помните, что в достойном обществе человек, ведущий себя недостойно, становится изгоем. То есть деньги сами по себе не могли служить сильным стимулом. Гораздо более важным приобретением в обществе, отрицающим капитал финансовый, становится «социальный капитал», то есть уважение и любовь окружающих. Стахановцы это уважение имели в полной мере.

Если рабочий (или инженер) Вася разработал и внедрил метод револьверной обработки втулок, повысив тем самым производительность втрое, то выигрывает от этого не только Вася, но и весь цех, потому что Васиным изобретением пользуются все. Все перевыполняют план и все получают большую зарплату. Разумеется, все благодарны Васе. Поскольку в каждом цехе находится свой Вася, то перевыполняет план весь завод, а это уже очень серьезно. Отличившихся показывают в кинохронике, дедушка Калинин вручает им ордена в Кремле, предприятие получает финансирование, расширяется, для многих появляется возможность быстрого карьерного роста. И все это благодаря простому работяге Васе, которого теперь весь город знает в лицо, и пусть ему всего 20 лет, но даже седые мастера обращаются к нему по имени-отчеству, все девчонки хотят с ним танцевать в горсаду, а пацаны гордятся, если поздоровались с ним за руку. Ибо Вася – уважаемый человек.

Так вот, в тюрьме деньги перестают быть социальным барометром, да пусть ты хоть олигархом был на воле, здесь твой капитал – уважение окружающих, а его еще надо заработать. Способ только один – вести себя, как достойный человек («по-людски»), жить «на сознанке». Жить «на сознанке» – то есть проявлять сознательность, быть постоянно вовлеченным в хозяйственную (обустраивать быт), политическую (шатать режим) и культурную (скрашивать досуг) жизнь социума.

Мы привыкли, что на воле черную работу совершают только по принуждению. Принуждение – универсальный инструмент для управления обществом на воле. Вас принуждают служить в армии, учиться в вузе, соблюдать правила дорожного движения. На опостылевшей работе зоркий надзиратель-супервайзер следит, чтоб вы не сачковали, да и вообще принуждает работать вас только необходимость кормить себя, содержать семью. Интересы общества – для вас это полнейшая абстракция. Казалось бы, в тюрьме тем более все должно держаться на насилии и принуждении. Но нет, в экстремальных условиях такие методы абсолютно нерациональны.

Сами посудите: например, на принуждение кого-то подмести пол ты потратишь больше усилий, нежели на саму уборку. А если еще принять во внимание, что принуждаемый массу сил потратит на сопротивление принуждению, то получается совершенно напрасный расход энергии. Я уж молчу о том, что общество, построенное на насилии и принуждении, утрачивает самое главное – консолидацию, ощущение себя единым организмом. А как ты будешь шатать режим, если каждый сам за себя? Да, в интересах администрации – дезорганизовать зековское общество. Но сами-то заключенные себе не враги, они четко осознают, что только консолидация позволит им создать условия для достойного существования в неволе.

Поэтому по тюремным понятиям даже самую грязную работу для себя делать «не в падлу» («в падлу» соглашаться на хозработы под руководством администрации – это удел «опущенных»). Более того, живущие «на сознанке» считают своим долгом, встав утром, лично взять в руки веник, тряпку и начать уборку. Вспоминаю своего сокамерника Серегу, отсидевшего 18 лет, который поутру, оглядев и без того чистый пол, принимался его подметать, при этом как бы себе под нос, но чрезвычайно громко рассуждал о том, что никогда не видел такой позорной «хаты», видимо в ней живут «черти» («черт» – зек, не соблюдающий правила личной и общественной гигиены, презираемый человек). Тут же, хотя никто никому ничего не навязывал, два-три добровольца берут ведра, тряпки и начинают драить пол, стены, подоконники, кому не досталось тряпки и веника, хватает туалетную бумагу и начинает шлифовать ею посуду. Потому что если ты не живешь «на сознанке», «едешь пассажиром», то есть не участвуешь в жизни «хаты», тебя никто не уважает, ты – изгой.

* * *

Подобных примеров можно приводить еще очень много, но, надеюсь, суть понятна: в экстремальных условиях в обществе сами собой проявляются совершенно немыслимые в обыденной жизни способности к самоорганизации, разумному сосуществованию, консолидации для достижения общих целей (ха-ха, у вас, граждане, вообще есть сегодня общая цель?), просыпается сознательность, способность к самопожертвованию и т. д. При этом следует учитывать, что в тюрьму обычно попадает, ну, скажем так, не самая передовая часть общества. Там количественно доминируют те, кто принято считать отбросами – убийцы, наркоманы и наркобарыги, алкаши, мелкие воришки. Понимаю, для вас удивительно, как вор, попав в тюрьму, может резко изменить свои приоритеты («крысятничество» в тюрьме – смертный грех). Но на самом деле в этом нет ничего удивительного, ибо под воздействием внешней среды жизненные установки человека меняются радикально и мгновенно.

Человек – животное социальное, поэтому он всегда стремится вести себя, как все. То есть тот, кто в социуме задает стандарты поведения, – тот и доминирует. Повторюсь, в тюрьме доминируют не беспредельщики, а «философы», то есть авторитетные заключенные, пользующие большим уважением у окружающих. Разумеется, социалистические (почти коммунистические) принципы тюремного общежития зеки не переносят на волю. Наоборот, выйдя на свободу, они начинают вести себя, как отбросы общества – паразитировать, применять насилие и т. д. Просто потому, что вы все живете так, а они делают это более откровенно. Ведь сегодня на воле тон задают именно беспредельщики, стоящие на самой верхушке социальной иерархии. Вы отрицаете альтруизм, умеренность в потреблении, взаимопомощь, самопожертвование, вы руководствуетесь принципами эгоизма, паразитизма и конкуренции (это капитализм, детка), так вы воспитываете своих детей, такое отношение вы и имеете к себе, большинство из вас – терпилы, то есть быдло.

Так вот, резюмирую вопрос о том, почему именно философы будут доминировать в условиях БП. Бандиты руководствуются самым низким инстинктом – инстинктом самосохранения (выживают за счет других); обыватели, как существа более высокоразвитые, подчиняются инстинкту продолжения рода (обеспечивают себя и потомство ресурсами для выживания); философы же движимы инстинктом сохранения вида (социума), то есть они имеют более сильную мотивацию к доминированию в обществе именно в тот момент, когда социальные конструкции разрушаются. Человеческое общество объединяется не силой, не принуждением, а именно идеей, только идея способна создать социальную иерархию.

Давайте опять посмотрим на события гражданской войны в России: боролись между собой не обыватели и бандиты, противостояли друг другу идеологии (в форме борьбы их носителей, конечно), из которых самыми заметными были красная (модернизационная), белая (консервативная) и националистическая (архаичная). Победила большевистская идеология модернизации, и именно потому, что страна погрузилась в хаос, для выхода из которого потребовалась консолидация социума на основе социалистических идей. Возник спрос на спасительную для нации идею, появились силы, которые эту идею смогли:

а) сформулировать (1917 г.);

б) утвердить в массах (1917–1922) гг.;

в) доказать преимущества своей идеи в конкурентной борьбе (1918–1945 гг.).

А теперь скажите, могла ли большевистская идеология (советский проект) появиться до БП хотя бы в виде футуристической философии? Может быть, тов. Ленин что-нибудь мудро изрек относительно будущего мироустройства? Нет, нет и еще раз нет, потому что это стало бы нарушением причинно-следственных связей. Сначала появляется вызов, потом ответ на этот вызов, и никак иначе. Сначала в организм попадает вирус, и только потом организм начинает с ним бороться. Иммунная система не может превентивно вырабатывать антитела против всех известных и неизвестных вирусов, потому что организм просто надорвется.

Социальный организм начинает искать выход из кризиса только тогда, когда он с ним столкнется, именно в этот момент активизируется иммунная система, пробуждаются силы, способные быстро и четко дать убедительный ответ на вопрос «Что делать?». Да, сегодня можно попытаться предположить, когда начнется и в какой форме будет протекать БП. На основе этого сделать умозрительные выводы о том, как общество может преодолеть острый системный кризис. Можно даже попытаться предварительно накидать ту эффективную идеологию, которая будет господствовать. Это, конечно, будет тыканием пальцем в небо, но теоретически можно угадать. Однако, как говорил товарищ Ленин, «идея только тогда становится силой, когда она овладевает массами». А овладеть массами сейчас даже самая правильная идея не сможет в принципе.

Вот, например, живет в США такой прикольный старичок Жак Фреско, который разработал неосоциалистическую доктрину – учение о том, как человечество может избежать глобальной катастрофы, вызванной стремительным истощением ресурсов, на которых базируется наша техногенная цивилизация. В теории все выглядит просто прекрасно, но, несмотря на 40 лет активной пропаганды, никаких видимых успехов Фреско не добился. Да, все согласны с тем, что лучше есть здоровую натуральную пищу, но все идут в супрмаркет и покупают комбикорм с ГМО и химикалиями. Да, все согласны, что ездить на велосипеде полезнее для здоровья, чем на машине, но никто не отказывается от автотранспорта. Да, все знают, что курить и пить – значит быстрее сдохнуть, но пьют и курят. Общество не готово воспринять даже совершенно бесспорные и очевидные изменения, не встав на край гибели.

* * *

БП приближается, и, как следствие, набирают вес новые тенденции. Например, у людей проходит аллергия на слово «социализм». Вчерась один товарищ, узнав, что я уезжаю из Чебоксар, расстроился: «Жаль, а мы хотели поговорить о социализме». Лет 15 назад услышать такую фразу можно было разве что на сходке пенсионеров.

Даже упертые либерасты по мере истощения текущих счетов и испарения мечт о квартирке в уютненькой Гейропке начинают задавать в личку всякие странные вопросы: мол, если не успею свалить до того момента, когда все навернется, какие шансы у меня встроиться в новую систему? Вопрошающего интересует, какая это будет система, и исходя из этого он уже кумекает, сможет он в нее встроиться или нет. Но я никаким тайным знанием относительно будущего не обладаю, поэтому отвечаю стандартно: приобрети профессию – встроишься везде. Профессию – в смысле «ремесло», а не диплом религиоведа или международного манагера.

Но таки давайте поговорим о социализме. В принципе, я об этом целую книжку написал «Если бы Сталиным был я», там вопрос рассмотрен именно с практической точки зрения. Социализмов всяких разных – до фига и больше, заумные теоретические модели меня не интересуют в принципе. Предлагаю рассмотреть лишь то, что существовало в реальности. Социализм – это практика организации социального государства. В этом ключе можно рассмотреть практику Западной Европы, где к концу 60-х годов сложилась вполне жизнеспособная (правда, лишь в условиях перманентной экономической экспансии) модель социального государства. Однако уже с середины 70-х европейский «велфер стейт» стал вырождаться и ныне приобрел чудовищные декадентские формы.

По сути, западноевропейское социальное государство – это результат общественного консенсуса между верхами и низами. Верхи гарантировали низам социальные гарантии, как в Советском Союзе – первом социальном государстве в мире, как то бесплатное (либо общедоступное) образование, медицинскую помощь и систему соцобеспечения (пенсии, защиту от безработицы, охрану детства и т. д.). Низы взамен отказались от притязаний на политическое господство и не препятствовали верхам осуществлять грабеж в глобальном масштабе (содержание социального государства – удовольствие недешевое). Результатом этого консенсуса стало общество всеобщего потребления с соответствующей идеологией, гедонистической культурой, правовой основой.

В условиях бурного роста мировой экономики, научно-технической революции и наличия колоссальных неосвоенных ресурсов в странах Третьего мира поддержание режима социального государства в Европе было возможным. Но в 70-х годах это становится все более накладным, а с начала 90-х после краха СССР верхи начали политику сворачивания «велфер стейт». Формально представитель западного среднего класса потребляет сегодня больше, чем в золотую эпоху социального консенсуса. Но, во-первых, относительный уровень потребления снизился, как и качество потребления. Последнее в некоторых случаях снизилось фатально (например, качество медицинского обслуживания в США), классическое образование сегодня практически недоступно низам. Массовое потребление вообще стало суррогатным – люди носят эрзац-одежду, потребляют эрзац-еду, эрзац-культуру, живут в эрзац-домах и т. д.

Во-вторых, платить за этот уровень потребления приходится гораздо больше. То есть больше и напряженнее приходится работать, платить большим дискомфортом (ах, если меня сократят, я не смогу выплачивать кредиты, банк отберет дом, машину и я скачусь на социальное дно). В-третьих, за сохранение достигнутого уровня жизни приходится расплачиваться снижением качества жизни – своим здоровьем, отказом от политической самореализации, существовать в мире, где безопасность становится роскошью, иметь мало свободного времени. Европейцам пришлось отказаться от привычной культурной среды обитания и терпеть унизительный мультикультурный беспредел.

Наконец, не стоит забывать и о том, что завести детей для западного потребителя стало роскошью. Либо ты имеешь двоих детей, но в потребительском рейтинге опускаешься в категорию «ниже среднего», либо удовлетворяешься одним ребенком, рожденным после 30 лет, зато делаешь карьеру и наслаждаешься потреблением. К чему это приводит, надеюсь, рассказывать не надо – Европа в тепличных условиях вырождается, местное население уступает место более плодовитым пришельцам. Социализма в Европе становится все меньше, а проблем все больше. В общем, на образец для подражания такой «велфер стейт» не тянет однозначно.

«Совок» за идеал мы тоже почитать не будем. Либерасты, пока они еще не начали подыхать от голода, самодовольно гыгыкают: мол, хочешь социализма – вали на Кубу и наслаждайся, а мы уж как-нибудь и при капитализме «помучаемся». Ну, а что, тоже вариант. Какой из двух вариантов вас устроит больше:

– жить счастливо до 80 лет, небогато, но быть защищенным от нищеты;

– жить в страхе перед завтрашним днем, умереть в 60 лет, но иметь шанс (всего лишь шанс, а не гарантию) потреблять кучу барахла.

Если вам первый вариант нравится больше – то Куба для вас. Не в смысле валить на Кубу, а в смысле реализовать в РФ кубинскую модель социализма. Лично я легко променяю свой уровень потребления выше среднего (выше среднего для РФ, конечно) на более высокий уровень эндорфинов. Но на самом деле актуальная постановка вопроса сегодня такова: социализм, как на Кубе, или капитализм, как в Нигерии. Если дебилы еще не осознали, что эпоха путинской халявы, основанной на тупом проедании советского наследства и природной ренты, заканчивается, то они это скоро почувствуют через холодильник. Дебилы, особенно родившиеся в постсовке, даже не представляют, что значит «работать за еду», что многие хлебнули в начале 90-х. Это, знаете ли, отрезвляет. Я приближение белого полярного зверька чувствую даже по комментариям в своем блоге. Два-три года назад запутинцы и либерасты строчили портянки в 20 абзацев и хлестались за швабоду и рынок до кровавых мозолей на пальцах. Сегодня они комментируют мало и крайне немногословно, в тренде отзывы типа «да это и так уже понятно, аффтар, скажи, чо делать, хорош воду в ступе толочь».

* * *

Ну что ж, давайте поговорим о том, что делать. Социализм в РФ неизбежен. Я это говорю совершенно спокойно и даже не вижу нужды доказывать. Давайте вспомним наш пример с круизным лайнером, который терпит катастрофу и до острова доплывают 100 пассажиров. Любого, кто попытается жить по законам джунглей, принципам конкурентоспособности и прочим капиталистическим понятиям, опустят сразу. Ну, или просто придавят, как клопов. Выжившие быстро создадут что-то вроде колхоза, но никак не капиталистическую плантацию с хозяином, супервайзерами и рабами. В экстремальных условиях инстинкт самосохранения любому идиоту подсказывает, что выжить можно только сообща, живя по принципу общее благо – выше частного. Та же идея быстро завладевает массами при масштабной социальной катастрофе. К сожалению, катастрофа – неизбежный катализатор.

Некоторые возражали мне в том духе, что в Сомали, почему-то, стихийный социализм не наступает. А кто рискнет назвать Сомали цивилизованной страной со сложным социальным и экономическим устройством? Сомали – это вообще не страна, а просто территория, на которой господствуют первобытно-общинные порядки и куда белые люди завезли дикарям в большом количестве автоматы Калашникова.

Следует учитывать и инерцию массового сознания. Скажем, в начале 90-х Россия, опущенная в рынок, оказалась в полнейшей заднице, однако желания «вернуться в социализм» у большинства не возникало. Все правильно: поздний «совок» был плох, а «временные трудности переходного периода» воспринимались как следствие того же совка и как неизбежная плата за скорое «капиталистическое счастье». Знаменитую фразу Ельцина «жить мы будем плохо, но недолго» воспринимали без юмора. Сегодня в назревающей катастрофе проклятый «совок» уж точно обвинить не удастся. Наоборот, именно благодаря «совку», в наследство от которого нам достался промышленный потенциал в виде нефтепроводов и меткомбинатов, удалось пожировать целых 20 лет (не всем конечно, но многим). Следовательно, в условиях глубокого кризиса (а я надеюсь, он будет достаточно глубоким) идея «давайте вернемся в счастливое время путинизма» уже не покажется адекватной. Нет, конечно, хотеть вернуться взад будут многие, вот только возможности уже не останется.

Сегодня общественный консенсус в РФ базируется на такой парадигме: низы позволяют верхам воровать, верхи взамен создают условия для экономически необоснованно высокого уровня потребления. Экономически необоснованный уровень потребления – это когда потребляет общество больше, чем производит. Долго это продолжаться не может. На наших глазах консенсус рушится: верхи оказались не в состоянии поддерживать тот уровень потребления, который обеспечивает лояльность быдла. При этом отказаться от воровства и заняться созиданием верхи не могут. Ну, не заточены мозги илитки под созидание, ничего сложнее схемы «распил-откат-оффшор» они родить не в состоянии. Что это значит? А это значит, что начинает складываться классическая революционная ситуация, когда верхи не могут, а низы не хотят. Так что, если не случится чуда и нефтяные цены не вернутся на уровень весны 2014 года, то крах путинизма состоится уже не в ближайшие годы, а в ближайшие месяцы.

Соответственно, придется менять модель развития страны, если существующая обанкротилась. А на что менять? Методом исключения (исключаем капитализм, феодализм и рабовладение) получаем социализм. Да, есть дурачки, которые истерично завопят: мол, нам не нужен социализм, потому что социализм – это чучхэ и железный занавес, администрируемый пулеметчиками на вышках; дескать, нам нужен капитализм, но правильный, со всеми побочными плюшками вроде швабоды, демократии и рынка. Цель этого «правильного капитализма» – создание конкурентоспособных производств. По мнению дурачков, раз уж концепция экспортно-сырьевой экономики накрылась медным тазом, надо строить модель экспортно-товарную. Дескать, мы будем делать некие экспортные ништяки, за которыми весь мир выстроится в очередь, а на вырученную валюту станем затариваться айфонами, импортными тачками и кофеварками.

Не, я, конечно, не против, если вы, дурачки, нечто такое изваяете. Только ни один из вас даже не сказал, что же это за чудесные ништяки, которые никто не делает, а вы сможете делать, и за которые вам мировой рынок отдаст все доллары, а потом напечатает еще и снова отдаст. Наконец, кто мешал развивать это сферическое в вакууме «конкурентоспособное производство» последние 20 лет? Ах да, сырьевое проклятие вам мешало, чертова голландская болезнь. Вот, наконец, вы от проклятия избавились, дальше что? На какие шиши вы будете развивать производство?