Текст книги "Тень души 3"

Глава 6

Я сходил принять контрастный душ, оделся и тоже налил себе кофе. Не стал спрашивать отца, почему он не поехал домой, наоборот, пользуясь его смущением, принялся расспрашивать, что означают графики на экране монитора.

Папка пытался мне понятно объяснить значение всех этих «сигнатур фи», «разрывностей эта» и «вариативности пси»…

Не, три таланта разума – это, конечно, много. Но знания всё-таки тоже нужны, а я в квантовой физике разбираюсь поверхностно. Только сообразил на сравнении кривых, как оценить интенсивность процесса. Сейчас квантовый вычислитель поддерживал мой изолированный процесс «на холостом ходу».

Я бодренько заявил, что мне всё в целом ясно, и предложил ехать домой, а то мама там одна с Асей. Мы вышли из кабинета, я запер двери. Уже без лишних эмоций прошёл через три поста охраны…

Ну, какие могут быть эмоции, когда я недавно под прицелом автоматчиков тащил холодильник и диван? А потом ещё и за микроволновкой сбегал.

Вот вышли мы из НИИ, папка поехал на своей машинке, а я за ним на мотоцикле. Дома мама вязала шарф и слушала классическую музыку. Спросила только, как дела, мы с папой хором ответили:

– Нормально.

И я отправился к себе в кабинет. Включил компьютер. Первым делом перенёс свои записи по учёбе на «облако». Поработал над курсовым проектом, почитал материалы по программе. Потом сходил в зальчик, устроил себе настоящую тренировку. Та, что была в НИИ, конечно, не считается. А хороший там всё-таки зал. Нужно узнать расписание его работы, чтоб не смущать народ своим экзоскелетом…

В общем, до шести занимался рутиной, помог Асе приготовить ужин, а после ужина вымыл посуду и слушал с родителями хоровое пение. На немецком языке.

Плохой симптом. Мама ещё и спросила, как мне нравится. А когда я ответил, что пойдёт, она стала меня убеждать, что немецкий язык очень полезный и интересный, совсем несложный, не сложнее древненорвежского…

Похоже, что придётся всё-таки перебираться на жительство в НИИ. Домой буду ходить в гости, слушать с мамой эти хоры. Может, действительно найду время, чтобы учить немецкий. Для мамы.

В девять я сказал, что мне пора в НИИ. Мама воскликнула, что уже поздно, а папа проворчал, что по вечерам вместо НИИ мне лучше ходить в ночные клубы, знакомиться с девочками – я ведь большой уже мальчик. Я попросил за меня не беспокоиться.

Сходил в кабинет, уложил в рюкзак мешочек с рунами, постельное бельё, полотенца, туалетные принадлежности. Вышел из дома, оседлал мотоцикл и выехал на вечернюю улицу. По дороге заехал в круглосуточный супермаркет, накупил готовой еды, чтоб только разогреть. Около десяти приехал на служебную парковку.

С традиционным покер-фэйс прошёл через проходную, миновал три поста охраны. Зашёл в кабинет и закрыл замок. А то мало ли кто зайдёт, пока я в капсуле… в субботу вечером. И не паранойя это, просто последствия игры – викинги все параноики.

Рюкзак положил на диван, уселся за монитор. Набрал пароль и включил процесс в режим готовности. Крышка капсулы открылась. Встал, отстегнул экзоскелет и разделся, аккуратно сложив вещи на диване. Прошёл к капсуле, улёгся. Крышка сразу стала закрываться. Вот теперь-то я поиграю по-настоящему! Дней шесть или недельку…

* * *

«Приветствуем, игрок!

Продолжение прерванного сеанса.

Приятной игры»!

Рябь растаяла, вот я и дома. В смысле в домике. Спать охота! Ну, так даже глаза закрывать не надо, уже закрыты, сразу провалился в сон. Что-то снилось, ничего не запомнил. Встал отдохнувший и приступил к разминке, дыхательной гимнастике, перешёл к медитации.

Артемису ещё требуется медитировать для эффективной работы с силами духа, желательно сидя и в одиночестве. Пока обстоятельства позволяют, можно и время потратить. Хотя всё-таки нужно быстрее учиться делать это на ходу. Обстоятельства в игре бывают такие переменчивые.

Взял в сарае верёвку и коромысло с кувшинами и босиком побежал к общественному источнику. Сначала набрал воды, потом разделся и спрыгнул в бассейн. Наплескался, вылез по верёвке. Оделся и понёс кувшины на коромысле домой. Первые два кувшина сразу отнёс на кухню. Семья прежде всего, у мамы всегда должно быть достаточно воды.

В хорошем темпе сделал ещё два рейса к источнику и понёс кувшины соседям. Первым четырём. Последние две хозяйки пусть сами себе носят, не будут болтать лишнего. Таким образом, закончил раньше обычного, завтрака пришлось подождать. Посидел во внутреннем дворике на коленях в медитации.

На завтрак была традиционная молитва, лепёшка, холодная жареная рыба, сухофрукты и вода. Мама сказала, что рыбы ещё останется на обед. Не, здорово, конечно…

Только порадоваться этому почему-то не получилось. Нам бы ещё хотя бы молока! А то Лариса вон какая бледненькая и худенькая.

После завтрака я отправился в гимнасий. Как бы. То есть вообще-то в гимнасий, только не прямо сразу, зашёл в общественные сады или городской парк. Там романтические юноши гуляли с девушками и читали им Гомера, философы размышляли о сути вещей, а государственные мужи отдыхали от своих учреждений и, наверное, принимали взятки. По-моему, самое для этого подходящее место.

А я ушёл подальше от центральных аллей и принялся работать с персонажем всерьёз. Серия упражнений в максимальном темпе, две минуты отдыха. Три цикла или полчаса, пока не стали дрожать руки и ноги. Потом долгая часовая медитация и ещё разок всё сначала.

На третий подход времени уже не хватило. Последним уроком сегодня закон божий, а его прогуливать никак нельзя. В гимнасий практически бежал, успел к началу перемены. Ребятишки меня будто не заметили.

Пришёл отец Никодим и позвал всех в класс. На его уроках самое главное было не уснуть. Рассказывал он добрым, спокойным голосом, к ученикам с вопросами не лез. Ребята морщили лбы, силясь понять, о чём говорит батюшка, и, боже упаси, не зевнуть. А я спокойно на него смотрел честными глазами, понять или запомнить что-то даже не пытался, вообще ни о чём не думал, наполняясь праной и направляя ци.

В конце урока ребята встали и торжественно провыли за батюшкой молитву во здравие базилевса. Отец Никодим отпустил класс и тем же монотонным голосом проговорил:

– Артемис, задержись.

Одноклассники, старательно на меня не глядя, вышли. Я подошёл к священнику.

– Давно ли ты исповедовался? – спросил он.

– В позапрошлое воскресенье, отче, – пробормотал я.

– Давно, – добродушно сказал батюшка. – Как на исповеди, скажи мне, зачем ты принёс в гимнасий листы и что в них записывал? Тебе это кто-то поручил?

Я отчётливо понял, что выдумывать нельзя категорически.

– Мне никто не поручал, а записывал всякий вздор, – смиренно ответил я. – Прости, батюшка, мне скучно ходить в гимнасий. Я подумал, что, если меня будут считать доносчиком, побоятся выгнать за прогулы.

До меня не сразу дошло, что это за звуки издаёт священник. Я несмело поднял глаза… он хихикал!

– Надеюсь, на законе божьем тебе нескучно? – ехидно уточнил священник.

– Вот только на твоём уроке нескучно! – искренне заявил я.

– Очень хорошо, – проговорил отец Никодим. – Тебе больше не нужно покупать дорогую бумагу и пугать почтенных преподавателей – можешь не ходить на их уроки, если тебе там не нравится. А вот на мои занятия приходи обязательно. И после уроков мы иногда будем беседовать… – он сделал вид, что задумался. – О чём бы нам побеседовать? Во! Давай-ка поговорим о твоих друзьях. Ведь у тебя есть друзья?

– Да, отче, – сказал я.

Отец Никодим подошёл к своему столу, взял два чистых листа и протянул мне.

– К следующей нашей встрече напиши, как вы познакомились, как их зовут, где живут, чем занимаются родители. Какие у них планы в жизни, как относятся к церкви и базилевсу.

– Да, отче, – смиренно проговорил я, взяв листы.

– Ну, ступай с богом, – ласково отпустил меня добрый батюшка.

Из гимнасия я шёл задумчивы-ы-ый! То, что бате моему рассказали об этих листиках, вполне естественно, а священнику ведь совсем другое дело. Похоже, что отец Никодим не стукач. Стучат как раз все остальные почтенные преподаватели, они же свободные эллины, а батюшка кто-то вроде особиста.

Значит, свободные эллины преподают в гимнасии, их детки наверняка тоже беседуют с батюшкой. Разве что писать он их не просит, а я другое дело – гимнасий прогуливаю, дружу с теми, кто в гимнасий вообще не ходит. Автократия никого не оставляет вне контроля.

Нельзя исключать, что отпущенников уже контролируют как-нибудь иначе. Я бы на месте властей завербовал частных педагогов. Но для автократии контроль хорошо, двойной лучше, а тройной лучше двойного.

Вряд ли мои ребятки «на связи», скорей всего, они об этом даже не думают. И очень зря не думают – болтают языками без толку. Нужно будет поговорить с ними, чтоб болтали строго по методичке то, что я про них напишу доброму батюшке.

* * *

На обед была чечевичная похлёбка и холодная жареная рыба. Мама грустно сказала, что на ужин рыбы уже не осталось, и Лариса простодушно вздохнула с явным облегчением. Батя и братец сидели с невозмутимыми лицами, но явно от этого известия не расстроились. Я всё-таки уточнил, надо ли сегодня вечером тащить рыбу.

– Наверное, через недельку, сынок, – добродушно сказал отец. – Она у тебя хоть и намного дешевле, чем на рынке, но для нас тридцать нумий каждый день многовато.

– Плюс чтоб пожарить хворост, мука и масло, – добавил Гераклит.

Я спокойно кивнул. У парней, скорей всего, похожая ситуация, придётся обращаться к соседям. Начнём с соседей Феодора, он живёт ближе всех к пристани.

После обеда в основном медитировал и поработал над гибкостью и растяжкой, силы требовалось поберечь на вечер. Только сходил с мамой и Ларисой за водой, но это уже больше развлечение. Пытаюсь нести кувшин на голове, не придерживая рукой. Пока лучший результат десять шагов, и приходится ловить. А в идеале должен нести кувшин на голове и играть на дудочке. Кстати, надо будет спросить у пацанов, может, кто-нибудь умеет играть.

Незадолго до шести взял верёвку, коромысло с корзинками и направился к общественному источнику. Банда моя уже собралась. Ребята меня порадовали, Никон и Платон принесли с собой пустые корзины и широкие длинные ремни из нескольких слоёв прошитой грубой ткани. В мастерских их отцов такие использовались для переноски тяжёлых крупногабаритных вещей. Отец Никона колёсный мастер, а батя Платона мастерит мебель.

Моток верёвки я повесил на плечо, под коромысло, и мы пошагали на пристань. По пути разговорились, ребята первым делом сказали, что их домашним рыбы пока не нужно. Сообща решили пройтись по соседям.

Вторым пунктом Никон печально заявил, что с тележкой походу облом. Его батя назвал цену в два золотых солида или двадцать серебряных мелиарисий. Целых четыреста нумий! Говорит, что на городских улицах, мощённых булыжником, обычная деревенская телега с колёсами, неподвижно закреплёнными на оси, долго не проживёт. Да и мы такую телегу устанем таскать.

Нужны подвижные колёса на втулках из особого, дорогого сплава, и ось требуется непременно кованная. Вдобавок к этому сами колёса должны быть большими, с железными спицами и ободами. Максимум, на что может пойти его папа – это оплата в рассрочку. Один солид сразу, второй в течение недели.

Я заявил, что у нашей банды уже есть двести сорок нумий, да сегодня, даст бог, поднимем. В общем, сегодня и занесём двести монет. Никон солидно проговорил, что тогда уже завтра вечером пойдём за рыбой с тележкой, у его бати все детали всегда есть в запасе, остаётся только собрать и сделать простенький кузовок.

Феодор выразил сожаление, что мы ходим за рыбой вечером, а не утром. Вот у него дядя в нижнем городе жарит беляши и кебабы прямо на улице, и его жена сразу продаёт. Жареная рыба тоже бы хорошо пошла.

– Я в мастерской у отца помогаю, – проворчал Платон.

– И я тоже, – поддержал его Никон.

– А к нам по утрам приходят педагоги, – сказал Паисий.

– К нам тоже ходят, – небрежно ответил Феодор. – Перенесли бы на после обеда.

– А у Артемиса гимнасий, – возразил Никон. – Его не перенесёшь!

– Тут вот какое дело, парни, – решился я начать серьёзный разговор. – Я вообще-то могу прогуливать гимнасий. Но за это должен писать про вас отцу Никодиму, он у нас ведёт закон божий.

Парни на несколько минут задумались.

– А что писать? – спросил Никон.

– Где живёте, кто ваши отцы, чем занимаются, – проговорил я. – И про вас, как зовут, кем хотите стать, что думаете о власти базилевса.

– Да ничего я о базилевсе не думаю! – весело заявил Платон. – Так и напиши, что пофигу мне базилевс!

– И твоего отца заберут в нумеры! – мрачно сказал Феодор. – Мой отец служит помощником префекта, так что я это хорошо знаю.

– Значит, запоминайте, – строго сказал я. – Вы все базилевса так любите, что прямо мечтаете записаться в войско и выслужить все гражданские права…

– Мы что, дебилы?! – воскликнул Паисий. – Погибать ради этого облезлого осла?! Или служить двадцать лет из-за каких-то никому не нужных прав!

– Ты это своим педагогам говорил? – вкрадчиво уточнил я.

– Ну, как бы нет, – неуверенно ответил паренёк.

– Значит, всем будешь говорить, что обожаешь автократора и пойдёшь в армию, – сказал я твёрдо. – А я это напишу отцу Никодиму.

– Да не хочу я в армию! – психанул Паисий.

– Ты тупой? – насмешливо спросил Феодор. – Хоти или не хоти, что хочешь, а говори, как тебе сказано!

– А! В этом смысле, – скривился Паисий. – Надоело уже врать и слушать враньё. На каждом шагу враньё!

– В банде можешь не врать, – сказал я. – Тем более мне врать не советую. Легче тебе от этого?

– Да как-то… – пожал он плечами.

Пацаны захихикали. А я продолжил деловым тоном:

– Теперь рассказывайте, как звать отцов, что делают, какие ходят педагоги. Вот ты, Паисий, начинай.

– Ну, папку звать Агапием, служит в префектуре секретарём у какого-то хмыря, я не вдавался. Педагоги меня учат нашей грамоте и латинской. Потом рассказывают о государственном устройстве и законах… муть жуткая! Правда, один научил интересной индийской игре, в неё играют почти все чиновники.

– Покажешь? – спросил я с безразличным видом.

– Отчего ж не показать, – усмехнулся паренёк. – Только всё равно ведь ничего не поймёшь.

* * *

На рыбацкой пристани мы купили три корзины рыбы прямо с только что подошедшей лодки. Рыбаки были просто счастливы – тащить домой монеты намного легче и приятнее. Ребята тоже смотрелись весело.

Вернули рыбакам три пустые корзины, две с собой принесли, и из третьей я пересыпал рыбу в свои корзинки. Сэкономили десять нумий, к тому же нести корзины на ремнях намного удобнее, да и мне легче подложить верёвку под коромысло. Я даже немного обнаглел – не привязал корзинки, а только накинул на коромысло петли. Коромысло моё в девичестве простой черенок от лопаты или весьма увесистая дубина. Мало ли, игра это очень непростая…

Вот как чувствовал! Отошли мы от пристани, вошли в узкие, пустынные по вечернему времени улочки, а из переулка нам навстречу выходят четверо парней «призывного» возраста. С ножами в руках. И морды наглые.

– Так, купцы, – противным голосом сказал черноволосый, смуглый парень. – Конечная остановка. Сейчас вы отдадите нам всю рыбу и все свои монеты и живёхонькие побежите домой.

– Или мы вас просто зарежем и всё равно всё возьмём, – добавил гнусаво второй чернявый-кучерявый.

Двое таких же красавцев по краям молчали и недобро на нас смотрели. И что было разговоры разводить? Хочешь резать – так режь! Коли ножик достал. Ясно с ними всё, уверены, что нам достаточно только увидеть ножи.

Мои ребята побледнели, молча поставили корзины на булыжник и сняли с плеч ременные петли. Я же грустно вздохнул и с коромыслом на плече, придерживая его правой рукой, шагнул к первому говоруну, поворачиваясь боком, и проворчал:

– Тогда помогите, что ли.

Он взялся за моё коромысло левой рукой, а ножик у него был в правой. Я тряхнул свободной рукой, заточка легла в ладонь…

Знал ведь, что опять пригодится!

Дальше типа неловко накренил вперёд коромысло, корзина соскользнула на петле. Второй говорун, что стоял от первого слева, подхватил корзинку и получил концом коромысла по роже. От неожиданности он упал на жопу.

В этот момент я загнал заточку в глаз первого оратора, тот истерически заверещал и, бросив нож, обхватил лицо ладонями. Коромысло на моём плече накренилось в сторону парня, что стоял с правого краю. Корзинка соскользнула на петле, он её тоже рефлекторно придержал, и я ему без затей врезал дубиной по башке сверху. Парниша упал, уткнувшись рожей в корзинку.

Теоретически боеспособным остался один парень на левом фланге вражеского войска. Ему я вломил дубиной по руке с ножом, потом палку к себе и ткнул с выпадом в солнечное сплетение. С размаху по шее, чтоб воткнулся мордой в камни.

На ногах ещё стоял и верещал, обхватив рожу, первый оратор, и сидел на жопе, мыча и мотая башней, второй. Вот сначала тому, что сидел, дубиной по ключице, по руке, по ногам…

Эх, жаль, что это не меч, столько лишних движений!

Далее по колену первого оратора и по руке, когда он упал на бок. Визжать он устал, принялся скулить. Я осмотрел поле боя. По-хорошему надо бы перерезать уродам глотки…

Тёма в душе изобразил скучающий зевок. Мне тоже пофиг, ладно, пусть живут. Подобрал ножи, спрятал под рыбу в корзинке. Заточку в глазнице оставил на память. Накинул петли на коромысло и взял на плечо. Обернулся к своей банде и спросил добрым голосом:

– Отдохнули?

Мои ребята молча на меня смотрели круглыми глазами.

– Отдохнули, – сказал я. – Взяли корзины и за мной.

Парни как-то заторможено накинули ременные петли на плечи.

Глава 7

Ребята молчали всю дорогу, даже на привалах смотрели в сторону, хмурились. Нет, какие мы впечатлительные! Это же, вроде бы, те же дети, что забили насмерть моего персонажа? Что, спрашивается, случилось нового? Я ведь в этот раз даже никого не загрыз!

Остановились отдохнуть последний раз перед домом Феодора, и я решил расставить точки над «ё». Насмешливо их оглядел и заговорил нарочито спокойно:

– Мне кажется, что вам что-то не нравится. И вы боитесь об этом сказать. Не надо ничего говорить – просто пошли вон. Идите к своим родителям и педагогам. Найду других ребят, у кого коленки будут покрепче.

Они молча смотрели, кто под ноги, кто любовался закатными облаками, кто стеной дома.

– Ну, чего встали, убогие? – презрительно сказал я. – Боитесь, что я буду вам мстить? Вы мне больше ничего не должны. Свободны!

Никон хрипло прокашлялся и пробурчал:

– Ну, чего ты? Мы просто не можем так… сразу.

– А я могу? – вкрадчиво проговорил я. – Я должен драться за всех и ждать, когда вы сможете? Когда вы перестанете стоять, как бараны!

– У них же были ножи, – пробормотал Паисий.

– А если бы у вас были ножи, а? – я резко обернулся к нему. – Ты бы ударил врага ножом, мальчик?

– Да, – сипло произнёс Паисий. – Наверное…

– Так я вас обрадую, – весело сказал я. – У вас теперь есть ножи! Забирайте!

– Нам нельзя оружие, – угрюмо проговорил Феодор. – За это вешают.

– Берите ножи или проваливайте, – холодно ответил я.

Мои слова повисли в воздухе. Ребята замерли. Но вот шевельнулся Никон… и неуверенно шагнул к моей корзинке. Второй раз шагнул решительней. Подошёл, вынул нож и спрятал в рукав. За ним к корзинке вразвалочку двинулся Платон. Взял ножик и, спрятав его под одеждой, обернулся к Феодору и Паисию, иронично задрав бровь. Ребята вздохнули и подошли за ножами. Платон сказал мне виноватым голосом:

– Ты извини. Мы больше не будем просто стоять.

– Ладно, – проговорил я. – Заканчиваем отдыхать, тут идти фигня осталась.

* * *

Увы, нас ждали непредвиденные сложности. Впрочем, Артемис мог бы подсказать заранее, да только персонаж мой с момента встречи с грабителями по всем признакам находился в обмороке и двигался как лунатик. То есть память истинного сына купца ничего мне не подсказывала.

А соседи рассудили просто: если мы предлагаем им рыбу, значит, нам её уже не надо, или очень нужны монеты. И принимались торговаться. Начинались торги с заявления, что они подумают, может быть, возьмут в другой раз.

Я молча поворачивался далее, и мне в спину говорили, что на пробу можно и взять корзину нумий за десять. Я, обернувшись через плечо, отвечал, что пробовать не нужно, им всё расскажут соседи.

В одной половине случаев мы шли дальше, в другой цену поднимали до двадцати нумий. Я на это, улыбаясь, махал ладошкой и говорил, что, как ни жаль, но приходится с ними расставаться. Навсегда. Нас обзывали бессердечными людьми, которые у их деток вырывают из ртов последние кусочки лепёшки… забирали рыбу и просили заглянуть ещё примерно через неделю.

Вернуться домой до ужина не получилось, зато у нас было двести нумий на первый взнос за тележку и ещё сто шестьдесят оборотных средств. Я назначил сбор банды как всегда в шесть у источника, и мы с Никоном, прихватив пустые корзины, отправились к нему домой.

Просто отдать деньги не получилось, меня буквально затащили за стол. Мастер Макарий неожиданно оказался дядькой совсем негреческого типа – среднего роста, худощавый, волосы и борода русые, нос картошкой, зелёные глаза добродушно лукаво щурятся. Хозяйка его была ему под стать, русая, синеглазая, пухлощёкая и улыбчивая. У Никона ещё два младших братика и старшая сестра… э… просто красивая.

Значит, усадили меня за стол, и я получил молитву, тарелку варёных бобов, кусок острого овечьего сыра и лепёшку. А потом кружку воды с вином и горсть изюма. Не, здорово, конечно, узнать, что живём мы не хуже других. Но ёлки ж палки! Мастер ведь обязан жить лучше торговца! А если практически нет разницы…

И мне в школе ещё казалось несправедливой, дикой случайностью, что их турки завоевали! Тут впору удивляться, что они вообще как-то дожили до этого радостного события.

Я от души поблагодарил за ужин и пожелал спокойной ночи. Макарий заверил, что наша тележка будет готова завтра после обеда и пожелал мне благополучно дойти до дому. Никон проводил меня до дверей.

Домой я шёл под яркими южными звёздами в меланхолии. Думалось мне, что блеск и бедность Бизантии – это система. Тысячи тысяч людей привлекает в великий город его блеск, как роса на паутине. Город, как паук, опутывает их, вытягивает все силы и оставляет лишь мумии, оболочки.

В любой системе есть ошибки, исключения. Ими можно воспользоваться на какое-то время, но потом ты, или станешь частью системы, или система тебя сломает. В общем, мне нужно быстренько приводить персонажа в более-менее подобающую форму и валить отсюда на север. Сестрёнку надо будет забрать с собой. И ребят, если захотят сами.

* * *

Как, однако, упрощают жизнь стратегические решения! Всё выстраивается по простому принципу – насколько оно приближает к стратегическим целям. Ближайшая задача – наработать персонажу форму, основная – удрать в Россию, то есть на Русь.

В целом я двигался правильно, просто на перспективу отметил, что монеты мне нужны только для того, чтобы Артемис нормально питался, а своя банда, чтобы обеспечить собственную безопасность. Нельзя бестолково гоняться за деньгами и нарываться на приключения, всё должно быть строго целесообразным.

К тому же я в банде единственный взрослый, несу за парней моральную ответственность. Вот с полным осознанием и начал играть дальше. С утра выполнил все обязательные дела и после завтрака отравился вместо гимнасия в гости к новым друзьям. Начал с Платона.

Постучал в двери, открыла смуглая девушка, похожая на Платона, наверное, старшая сестра. Я сказал, что у меня к Платону дело. Она ответила, что брат сейчас работает в мастерской, выйти не может, но, если у меня что-то важное, готова меня проводить к нему.

Конечно же, я сказал, что у меня очень важное дело. Кто ж упустит случай взглянуть на раннесредневековую мастерскую! Ну, взглянул…

Верстаки, оказывается, придумали давно, а в остальном ничего не понял. Платон подошёл хмурый, отрывисто поздоровался и спросил, что мне от него понадобилось. Для начала я сказал, что мне требуется двадцать четыре деревянных прямоугольников вот такого примерно размера с символами и двадцать пятый чистый. Достал из сумки лист…

Ну, как в игре викингу без набора рун?

Платон хмыкнул, рассматривая мои рисунки, и небрежно сказал:

– Три нумии просто за работу, сделаю из обрезков. Сегодня принесу к источнику.

– Отлично, – обрадовался я, вынимая монеты из внутреннего кармана. Протянул ему и добавил вполголоса. – Ещё нам нужно оружие.

– Так ножи ведь… – понизил он голос.

– Нож последнее средство, – мягко возразил я. – Если вынул, бей насмерть. Главное – чтоб ты знал, что это средство у тебя есть.

Платон задумчиво кивнул.

– Ты видел, что можно сделать простой палкой? – продолжил я деловым тоном.

Он широко улыбнулся и смешливо спросил:

– Настрогать ребятам дубинок?

– Да, – кивнул я. – Или кое-что похожее. Нужно две палки, длинной примерно в локоть, соединить короткой верёвкой…

На том же листике с рунами я нарисовал нун-чаки. Объяснил, что с дубьём гулять неудобно и несколько вызывающе, а эти палочки при умении намного эффективней простой дубины. Платон схватил идею сразу и заявил, что эти штуки будут стоить по пять нумий – две монеты за материал. Я без возражений отсчитал двадцать пять монеток из казны клана. На этом вопросы пока были исчерпаны, и он проводил меня до дверей.

Дальше я направился к Никону. У него история повторилась, открыла дверь его красивая сестра, узнала меня, поздоровалась и повела в мастерскую. Кроме верстаков опознал колёса. Никон тоже хмуро, отрывисто поздоровался и сразу спросил, что мне нужно.

– Можете сделать простую штуку? – сказал я. – Свинцовый шарик на прочной нитке?

– Запросто, – пожал он плечами. – Три нумии.

Я полез в карман за монетами. Отсчитал пятнадцать, проговорив:

– Сделайте пять штук.

Никон принял монеты и удивлённо на меня уставился.

– Это очень опасное оружие, – пояснил я. – Для всех нас, поэтому плачу из казны банды.

– Шарик на ниточке? – скривившись, спросил паренёк.

– Вечером покажу, на что оно способно, – пообещал я. – Ну, не буду отвлекать, проводи.

* * *

Из дома Никона я в темпе направился в парк развивать персонажа, чем и занимался до полудня. Слава создателю, уроки батюшки Никодима проходили не каждый день, а от остальных он меня освободил.

Выполнил три полных цикла – полчаса тренировка и медитация – и довольный потопал домой. Успел как раз к обеду. Мама никак не могла нарадоваться внезапному водному изобилию и очень меня хвалила. На этой волне я сказал отцу, что хочу помочь в торговле.

Братец Гераклит фыркнул и помотал головой. Папа снисходительно ответил:

– Это очень похвально. И чем ты можешь помочь?

– Мы с друзьями заказали маленькую тележку, – почтительно сказал я. – Сегодня вечером уже будет готова. Я подумал, а не предложить ли за рыбу не монеты, а товары из лавки? Вот что может заинтересовать рыбаков?

Братец с папой обменялись ставшими вдруг серьёзными взглядами. Александр сухо заговорил:

– Рыбакам нужно всё то же самое, что и всем – масло, мука, крупы, вино. Но, сынок… я просто не могу доверить тебе товар. Ты ещё слишком юн и друзья твои тоже. А если вас ограбят? Не поведу же я к судье своего сына!

– Мы можем сразу заплатить сто нумий, – сказал я скромно.

– Ты утаил от отца целых сто нумий?! – воскликнул братец.

– Не утаил, а заработал вместе с друзьями, – поправил я строго. – Папа говорил, что зарабатывать не стыдно.

– Да, Гераклит, мальчики заработали, – мягко сказал Александр. – Артемис, на сто нумий вы можете взять мешок муки и кувшин масла.

– Ты сам назвал меня сыном купца, – ответил я. – Мешок муки, мешок чечевицы и два кувшина масла.

– Если ты купец, подумай, какой смысл отдавать тебе товар без навара? – задушевно спросил папа. – Мешок муки и мешок чечевицы.

– И кувшин масла, – добавил я. – Вы с братцем будете продавать всё это полмесяца и получите прибыли сорок нумий. А тут сразу навар двадцать нумий.

– Ну, хорошо, – нехотя сказал родитель.

– Артемис, – робко пропищала Лариса. – Принеси домой ещё рыбки, пожалуйста.

– Обязательно, солнышко, – улыбнулся я.

* * *

После обеда я отправился к Паисию. Персонаж после вчерашнего отошёл, и память заработала в обычном режиме. Вот среди прочего получил я информацию, что приходить в обеденное время ужасно бестактно. Гостя, конечно, усадят за стол и будут изображать радушие, но гость в глазах хозяев станет просто хамом и бездельником, что напрашивается на угощение.

Дверь мне открыла стройная моложавая русоволосая и кареглазая женщина. Я сказал, что являюсь приятелем Паисия, и он обещал показать мне индийскую игру. Женщина в свою очередь заявила, что она является мамой Паисия, а сам Паисий как раз играет в эту игру с сестрой и будет очень мне рад.

Она проводила меня во внутренний дворик, где в тени орехового дерева на ковре над шахматами сидели Паисий и востроносая девчонка с прямыми русыми волосами до плеч чуть младше нас. Парень действительно искренне мне обрадовался, сказал, что сестру зовут Аглая, и сразу принялся показывать, как ходить. Видимо, ему просто надоело проигрывать сестрёнке.

Она хотела нас оставить, но я попросил её поиграть с нами. Расставили фигурки, сделали несколько ходов…

И я с запозданием понял, что ошибся. Не, для начинающего это простительно. Но я ведь умею уже играть, я не мог сделать такую глупость!

Паисий легко меня разделал и снисходительно пояснял мою ошибку. Расставили снова… и точно такая же фигня! Я заставил себя успокоиться. Начал новую партию, и меня быстро разгромили.

Этого просто не могло быть, но оно происходило по неведомым мне причинам…

Стоп! В прошлой миссии я с самого начала знал, как говорить на древнеславянском, но всё равно путал и коверкал слова как нурман. И свои боевые навыки я переносил на уровень тела не менее месяца. Это что же получается? На языке шахмат я говорю с жутким акцентом?

Но это ведь, по сути, полный бред! Я в это играю и думаю за персонажа! Выходит, что я и персонаж в игре не одно и то же? Есть отдельно греческий паренёк Артемис и некий дух из другого мира?

Мдя. «И в третьей миссии Зоркий глаз заметил»…

Конечно же, никакого паренька Артемиса и прочих персонажей не существуют, это просто такие условия игры, бзик квантового процесса или там природа инфополя. Но ведь богов, духов и комплексной единицы тоже не существует, что не мешает считать их как бы существующими. Признаем греческого паренька Артемиса условно отдельно от меня существующим и будем из этого исходить.

Я проиграл ещё десять партий и сказал, что для первого раза достаточно. Паисий и Аглая дружно заявили, что для новичка у меня очень хорошо получается, и просили заходить ещё. Я заверил, что приду непременно, напомнил Паисию о сборе банды в шесть и отправился домой.