Текст книги "Тень души 3"

* * *

Дома я сшил мешочек для рун, позанимался с силами духа, поработал над растяжкой и сходил с мамой и Ларисой за водой. Отнёсся серьёзнее и смог пронести кувшин на голове «без рук» целых пятнадцать шагов. Мой парень вообще быстро прогрессирует.

В шесть всей бандой собрались у источника. Никон принёс шарики на ниточках, а Платон сказал, что всё оставил в мастерской – всё равно ведь пойдём за тележкой. Я раздал парням новые игрушки и, в общем, объяснил, как оно работает.

Сказал, что хорошо раскрученным шариком можно проломить голову любому бугаю, но лучше бить по рукам. Бугаи рассчитывают именно на длину рук и тянут грабки, куда не надо. Только нужно потренироваться, а то этой штукой легко и самому покалечиться.

Парни понятливо покивали, спрятали кистени под одежду, и мы отправились к Платону за тележкой. В мастерской он показал мне мои прямоугольники. Руны на дереве вырезали и прорисовали тушью, а потом залакировали – получилась прелесть!

Я убрал их в мешочек, подвязал на пояс, и мы перешли к нашим палочкам. Я снова рассказал, как они работают, и добавил, что с этими штуками ребята сразу станут намного сильнее. Парни немного помахали новой игрушкой и сунули за пояса.

Мы подошли к тележке. Значит, два больших железных колеса и спереди под кузовом деревянная подставка «нога». Просторный кузов особенно понравился – точно можно поставить шесть больших корзин.

И борта сделали откидными, на петлях. Задний борт высокий, может использоваться как аппарель. При необходимости борта нетрудно снять. Никон горделиво заявил, что лично настоял на таком решении – это ведь и его телега тоже.

Так же имелись оглобли для ослика. Ну, такая скотина нам пока не по средствам, мы сами не хуже ослика. В любом случае нас много.

Поставили в кузов пустые корзины, положили моток верёвки и выкатили тележку из мастерской, на ходу она тоже оказалась довольно лёгкой. Пустую мог тащить в одиночку любой из нас. Побежали в лавку моего отца, колёса загремели по булыжнику.

Батя с братцем долго ходили вокруг тележки, цокали языками и качали головами. Папка уточнил, кто же является владельцем сего транспортного средства, и я твёрдо сказал, что это наше общее имущество, всей нашей шайки. Родитель задумчиво покивал и сказал, что, если я в шайке старший, то и телегу нужно будет ставить у нашего дома. Я вопросительно посмотрел на ребят, никто не возразил.

Наконец, перешли к делу. Я отсчитал бате сто нумий, а Гераклит погрузил мешок муки, мешок чечевицы и кувшин масла. Я и Платон взялись за оглобли, а Никон, Паисий и Феодор толкали сзади.

Выехали из нашего благополучного района, начались узкие припортовые улочки, и я объявил привал. Ну, проводить инструктивные собрания на глазах у соседей немного неправильно, а для данного района подростковая банда – вполне естественное явление.

Прежде всего, повторил то, что сказал о ножах Платону. Запретил ножами угрожать или, не дай боже, хвастаться. Если вынул нож – бить только насмерть. После боя немедленно выбросить. Применять только в крайнем случае, когда вопрос стоит о жизни и смерти.

Потом показал простейшие удары нун-чаками. Попросил Платона как самого крепкого держать свои палки в вытянутой руке. Сначала легонько ударил одной палкой, потом так же небрежно, но слегка крутнув на верёвке, второй палкой. Платон выронил деревяшку и принялся дуть на пальцы, однако вид имел удивлённый и обрадованный. На других пацанов демонстрация тоже произвела впечатление.

– Если на вас напали, конкретно на кого-нибудь из вас, – сказал я строго. – Бейте по рукам. Остальные в это время должны бить врага с тыла или с флангов тоже по рукам или по ногам. Лучше всего по локтям и коленям.

Платон подобрал нун-чаки и засунул за пояс. Никон напомнил:

– Ты обещал показать, что можно сделать шариком.

Я достал кистень, прицелился и, раскрутив, ударил по краешку оглобли. Брызнули щепки. Парни молча уставились на словно отгрызенный кончик. Я убрал кистень в карман и сказал:

– Если махать без толку, может и самим прилететь. Тренируйтесь, – и деловито продолжил. – Ну, поехали дальше.

Разобрались по местам в том же порядке и пошли. Через несколько шагов Платон заговорил, перекрикивая грохот колёс по булыжнику:

– Непонятно, почему никто до нас не додумался до такой простой фигни! Я говорю про тележку!

– И какой взрослый человек согласится променять своё положение на работу осла? – ответил я. – А у наших сверстников не хватает мозгов и элементарно денег. Наша телега стоит два солида!

– А рабы?! – воскликнул Платон. – Почему не использовать рабов?!

– Раб дороже осла? – задал я наводящий вопрос. – Какой хозяин станет использовать дорогого раба как тупую скотину? И много раб при таком отношении наработает?

– А если раб и есть тупая скотина, – философски заметил Платон. – Выгоднее его тупо продать, – он помотал головой и воскликнул. – Всё, оказывается, так просто! Но придумал почему-то только ты!

Я скромно промолчал. Не скажешь же, что ничего я не придумывал, всего лишь в прошлой миссии бегал с похожей тележкой. Ну, нет у скандинавов ослов, не с кем было сравнивать, а своих лошадок лишний раз утомлять жалко.

* * *

Пришли на пристань. Память истинного сына купца подсказала, что я ни в коем случае не должен предлагать поменять товары на рыбу. Следует твёрдо требовать деньги – пусть рыбаки сами предлагают рыбу. Пусть уговаривают.

Так и поступил. Пацанам велел помалкивать, мол, торговаться буду сам. Встал возле тележки, сложил пухлые ручки на груди и залюбовался закатом. К пристани подходили лодки, рыбаки вытаскивали корзины с уловом, а мы стоим себе молча.

Ко мне подошёл босой, молодой, рослый, курчавый грек в красной безрукавке на голый торс и грязных белых штанах.

– Это вы рыбу покупаете? – спросил он небрежно.

– Нет, – коротко ответил я.

– А говорят, что вчера вы покупали, – сказал он.

Я промолчал, глядя мимо него.

– Ждёте кого-то? – продолжил парень расспросы.

– Да, – сказал я.

– А кого? – пристал молодой грек.

– Да обещали вчера одним мешок муки, мешок чечевицы и кувшин масла, – проговорил я.

– За рыбу? – уточнил парень.

– Мука пятьдесят нумий за мешок, чечевица сорок, масло тоже сорок, – со скукой ответил я и вздохнул. – Считай, даром. Но пообещали ведь, вот и привезли.

К нам подошли ещё два курчавых грека среднего возраста, тоже босые, в безрукавках и грязных белых штанах. Один весело воскликнул:

– Ой, да мало ли, что обещали! Вы товар продавать привезли или поговорить? Давай полмешка муки за корзину рыбы?

Я посмотрел на него с жалостью и внятно произнёс:

– Мешок муки пятьдесят нумий.

– Ну, мы вдвоём возьмём мешок, – подключился второй грек среднего возраста. – За две корзины.

– Пятьдесят нумий, – повторил я уставшим голосом.

– А чечевицу-то за две корзины отдашь? Или масло? – подключился к торгу парень.

– Да у меня от вашей рыбы уже изжога! – воскликнул я. – Кому я её вечером продам?!

– Так-то не гони, – усмехнулся в бороду первый грек среднего возраста. – Знаю я вас, торгашей!

– Послушать вас, бедные все такие, несчастные! – неприязненным тоном проговорил второй. – А сами последнее из народа тянете!

– Ну, а тебе кто мешает? – нагло ухмыльнулся я и повысил тон. – Иди и тоже тяни! А мне мозги делать не надо! Мука пятьдесят, чечевица и масло сорок!

– Да нет тут ни у кого монет! В море деньги не берут! – заорал парень. – Давай за рыбу!

– Говорят же тебе – заказали нам это вот всё, – снисходительно проговорил я. – Подождём. А не придёт заказчик, увезём всё обратно.

– А такие с виду смышлёные парни! – аж хлопнул себя по ляжкам грек постарше. – Говоришь, не делать тебе мозг? Сам себе не делай! Давай просто шесть корзин рыбы за всё?

– Шесть? – проговорил я с великим сомнением.

– Да на вашу телегу больше не поставить! – воскликнул второй греческий рыбак среднего возраста.

– А если поставим? – спросил я ехидно.

– Только одну на другую не ставить! – поставил условие парень.

– Тогда девять корзин, – сказал я.

– Восемь, – строго поправил меня старший рыбак. – У нас троих сегодня всего восемь. И то если поставите в кузов, а что не влезет, оставите.

– Ну… – почесал я затылок и махнул рукой. – Уговорили. Давайте вашу рыбу.

Рыбаки потащили к телеге корзины, а мы открыли борта…

Лица рыбаков вытянулись.

Никон снял пустые корзины и моток верёвки. Я и Платон по аппарели волоком спустили мешки и выгрузили кувшин с маслом, остальные страховали. Принялись ставить корзины с рыбой. Влезли все восемь, только крайние выпирали, ребята придерживали руками, чтоб не падали.

– Потеряете всё по дороге, – грустно проговорил молодой рыбак.

Паисий и Феодор подняли задний борт, я дал конец верёвки Никону и с мотком пошёл вокруг телеги…

– Говорил же, что все торгаши такие, – горько молвил рыбак в возрасте.

– Прямо с рождения! – поддержал его коллега.

Обвязали груз, забросили наверх пустые корзины и, пожелав рыбакам всего наилучшего, попёрли их сегодняшний улов продавать.

* * *

С хорошо нагруженной тележкой мы отчётливо прочувствовали все самые пологие подъёмы и спуски. Однако дошли гораздо быстрее, не нужно было давать отдых натруженным плечам. И предлагать рыбу начали, едва начался более-менее приличный район.

Двигались в умеренном темпе, Паисий, Феодор и Никон как шустрые и худые бегали стучать во все двери. Здоровались и спрашивали только:

– Нужна свежая кефаль недорого? Всего двадцать нумий за корзину!

Конечно, имелась в виду моя корзинка или половина большой корзины. В двух случаях говорили, что нет, а в третьем пытались торговаться. При наших объёмах тратить время на разговоры из-за несчастной двадцатки глупо, и парни ставили хозяек перед выбором – бери или давай до свиданья. Как правило, хозяйки просили подождать, уходили в дом и возвращались с монетами и своей тарой.

Продали мы рыбу из пяти корзин, и случилось то, чего я немного боялся, но больше с нетерпением ждал. Из дверей дома, где только что купили рыбку, выбежал парнишка лет двенадцати и почесал куда-то по улице. Я спокойно сказал парням приготовиться к неприятностям. Мы значительно сбавили темп, бегали к дверям только Паисий и Феодор строго по очереди.

Успели продать половину шестой корзины, как увидели, что к нам неспешно приближается группа парней. Я скомандовал остановку, мы встали в ряд перед нашей тележкой. Подошла ватага из четырёх пацанов нашего возраста и пятеро ребят были постарше. Я с удивлением узнал «старшего» или «куратора» моего одноклассника Теодора. Как его… да без разницы.

Тот, судя по харе, тоже меня узнал, но с приветствиями спешить не стал, сделал морду кирпичом. Вперёд вышел незнакомый рослый и плечистый черноволосый парень и заговорил грозно:

– А что это вы делаете в нашем районе? Продаёте рыбу? А кто вам разрешил?

– И у кого нужно спрашивать разрешение? – вежливо спросил я.

– У нас! – важно сказал парниша. – А сейчас с вас штраф сто нумий!

– Сто, говоришь? – сказал я задумчиво, почесав затылок. И участливо уточнил. – А может, дешевле просто послать вас в жопу?

– Ну, попробуй! – угрожающим тоном сказал тот.

Я обернулся к Никону:

– Как думаешь?

– Думаю, дешевле послать, – проговорил он.

– Я тоже так считаю, – сообщил я ему доверительно и, обернувшись к «плохим парням», отчётливо и громко заявил:

– Пошли в жопу, засранцы!

– Бей! – заорал вожак враждебной шайки и кинулся ко мне с явным намерением схватить за плечи.

Борец, блин, греко-римский! Шагаю в сторону, выхватив нун-чаки, и по предплечью гада со всей дури. Ко мне устремились сразу двое. Просто чувствую, что мои парни двинулись меня прикрыть.

Вожак держит левой рукой правую и тоненько скулит. Ещё двоим прилетает по рукам и ногам, раздаются болезненные крики. Нужно по идее отойти для неожиданной атаки. Но мои бойцы ещё не умеют читать картину боя, атакуют просто ближайшего врага и подставляются. Могут мой отход принять за сигнал к отступлению. И вообще «Гайдар шагает впереди»!

Задача оказаться в ненужном, очень нехорошем месте в самое плохое время – принять на своё несчастное пухлое туловище все удары и вывести из игры одного или даже двух противников. Ну, чтоб у моих парней появилась возможность меня спасти…

Тёма в душе весело засмеялся. Персонаж в обморок падать не стал, его охватил телесный страх и острая такая радость – он на самом деле на это вот способен! По лицу прилетает сразу с двух сторон, пнули в спину. Сам врезал врагу палкой на верёвочке по ключице! Он это делает! Досталось в бок и снова по лицу, боль от ударов будоражит! Ударом палки по роже достал второго…

Уф, всё-таки спасли. Пятеро врагов на булыжниках скулят от боли, четверо, скособочившись и хромая, удирают. Мы торжествуем победу – впятером пинаем вожака. Я сказал:

– Пока достаточно, – и склонился к парню. – Так кто кому должен денег?

Он невнятно, но жалобно, хрипит и булькает. Ладно, парнишка, кажется, всё хорошо понял. Среди поверженных врагов «старший» Теодора. Я подхожу к нему и бью ногой в живот.

– Артемис! Нет! – хрипит он, скорчившись.

– Узнал, что ли? – удивился я и добавил ему по роже.

– Пожалуйста! – схватившись за нос, мычит «куратор» Теодора. – Артемис, не надо!

– Тео привет, – презрительно бросил я, сплюнув ему в лицо, и обратился к своим парням. – Пошли отсюда.

Ребята смотрятся геройски! У Никона синяк под левым глазом, у Паисия под правым, у Феодора ссадина на скуле, у всех хитоны в пыли. Ну, а у меня, по ощущениям, личность самая геройская, уже опухает. «Гайдар шагает впереди».

Взялись за нашу тележку, пошли. На ходу я объявил личному составу устную благодарность и добавил, что остальную рыбу мы оставим себе. Каждый получит для своих домашних по полкорзины рыбы просто так, за долю.

Паисий спросил, сколько мы заработали монет, и когда можно будет получить немного на карманные расходы.

– И ты пойдёшь с деньгами на рынок? – насмешливо спросил я и принялся расписывать перспективы. – Мы ещё немного заработаем нумий и будем покупать мясо на всех! Прямо целыми баранами! У каждого дома будет коза и молоко!

– А сено мы привезём на тележке, – проговорил Платон. – Но всё-таки, Артемис, немного монет тоже не помешает.

– Да будут вам монеты, всё будет, – заявил я. – Если будете молодцами, как сегодня.

Ребята с достоинством пообещали соответствовать командиру.

Мы довели до дому Феодора, потом Платона, Паисия. Наконец, я простился до завтра с Никоном и потащил тележку в одиночестве. Ребята хотели меня проводить… заботливые. А ведь чуть больше недели прошло, как они забили насмерть моего персонажа. Что делает общее побоище и победа! Можно сказать, банда наша сегодня появилась на свет.

Зла у меня на ребят нет, в конце концов, кто мне этот несчастный Артемис? Квантовый персонаж. Просто дети звери. И люди звери. Я сам зверь, только очень хорошо это знаю о себе и других…

Глава 8

Забавно, что, вроде бы, столько интересного произошло, а времени прошло немного – успел домой до ужина. Батя и брат встречали меня у дверей, вышли, заслышав меланхолический грохот железных колёс по булыжнику.

– Что у тебя с лицом?! – воскликнул Александр.

– Подрался, – проворчал я.

– Тебя ограбили? – строго спросил Гераклит.

– Нет, – ответил я коротко.

– Но пытались? – серьёзно уточнил братец.

– Да, – сказал я честно.

– Молоток, бро! – довольно проворчал он, ткнув меня в плечо кулачищем.

Я смущённо отвернулся… всё равно буду не любить этого амбала!

– Артемис, отнеси пустые корзины в сарай, а рыбу на кухню, – распорядился папа Александр.

Мы вместе сняли с тележки рыбу, корзины и моток верёвки, но уходить я не спешил. Батя и брат опрокинули тележку на борт и подтащили к стене. И только сейчас я увидел в стене два отверстия, а из верхнего свисала железная цепь. Папа скрылся в доме. Братец продел цепь через оба колеса телеги и просунул кончик в нижнее отверстие в стене.

– Готово! – послышался из-за стены приглушённый голос папы Александра.

Я немного завис. Две дыры в стене. Цепь… за какие-то два-три часа.

– Ну, а ты как думал? – весело проговорил Гераклит. – Мы же купцы. Не хуже всяких понимаем.

– Это моя тележка, – прохрипел я. – И моих друзей!

– Да кто ж спорит? – добродушно ухмыльнулся братец. – Так и будет, бро, – он хлопнул меня по руке. – Ну, неси уже маме рыбку.

Я пошёл в дом. Первым делом отнёс корзину с рыбой на кухню.

– Артемис! Что у тебя с лицом! – горестно воскликнула мама. – Тебя побили!

– Заживёт, – солидно проворчал я.

– Обязательно заживёт! – пропищала Лариса. – До свадьбы!

Я понёс в сарай пустые корзины и верёвку. Вернулся на кухню. Мама чистила рыбу. Я взял у неё нож. Пусть братец и папа отвисают, это у греков свободный мужчина не притронется к приготовлению пищи, а викинг в походе обходится без тралсов. Если только не приходится загрызть тралса, как ту же пищу.

Руки не понимали, что от них требуется, опыт Сверра я переносил, чуть ли не командуя сознательно каждой мышцей. В принципе ничего нового для меня – как управление экзо без обруча. С третьей рыбки организм более-менее освоился, и дальше потроха и головы отлетали за секунды.

Мама почищенную рыбку валяла в муке и укладывала на сковороду. Все сразу получили по миске варёных бобов, а рыбу мама выдавала по мере готовности. Папе первому, за ним Гераклиту…

– Артемис, – сказала мама.

– Подожду, – проворчал я. – Дай Ларисе.

Я же чистил рыбу! И пока не почистил и не вымыл руки, к еде не тянулся. Я сильнее этого. И Артемис сильнее… ему просто некому было сказать.

– Артемис! Я тебя обожаю! – восторженно вспискнула Лариса, облизывая пальчики.

– Я тоже тебя люблю, – сказал я, получив от мамы чашку с бобами и тарелку жареной рыбы.

Настала умиротворённая тишина. За вином с водой её прервал вопросом Гераклит:

– Хорошо заработали?

– Так себе, – небрежно сказал я.

Папка весело хмыкнул, они с братцем обменялись говорящими взглядами. Я естественно ничего не заметил.

* * *

Утром другого дня медитация, разминка, поход за водой. Завтрак – уже холодная жареная рыба и чашка чечевицы. Ну и кружка воды с сушёными абрикосами.

«Спасибо, мамочка», – и бегом в гимнасий.

Вернее, сначала в парк. Времени всего на один тренировочный цикл, добавил только упражнения с нун-чаками и покрутил кистень. Нужно успеть в гимнасий на третий урок. Сам урок мне пофигу, даже неинтересно смотреть на морду почтенного грека, что пытается лепетать о философии, когда я исписываю листы убористым почерком.

Ну, нет дома условий для такой работы! Стол только обеденный или ужинный… да и домашние могут неправильно понять. Короче, в гимнасии это делать удобнее всего. А на греков я навалил с прибором. Смотрят на синяки у меня на лице, придурки малолетние! Особенно весело Теодору – ему походу куратор ничего не передавал. Да и ладушки, я не гордый.

Итак. «Никон. Характер ионический, твёрдый, к врагам империи беспощаден. С товарищами честен, открыт»…

Четвёртым уроком закон божий. Батюшка Никодим рассказывает, какой маленький Иисус был умничка. Мы всем классом умиляемся и не понимаем, как же эти тупые евреи сразу всё не поняли. И батюшка вдруг задаёт неожиданный вопрос:

– А вы бы на их месте разве услышали господа нашего?

Мы в смущении. Мне-то пофиг, хотя… вопрос интересный. Если разобраться… да тем конкретным евреям тоже всё было пофиг! Ну, когда бы ещё вырос умничка Иисус – они уже все помрут нафиг! Молодёжь типа подаёт надежды, можно спокойненько складывать ласты в своё черёд. А что его такого умненького их детки потом гвоздями к кресту прибили – нефиг быть сильно умненьким.

– Нет пророка в отечестве своём, – проговорил батюшка. – Избравший поиски истины обречён на одиночество. Помните это.

– Батюшка, – подал голос Тео. – Но ведь все мы славим базилевса автократора! Мы не одиноки, значит… э…

– Ничего это не значит, – хмыкнул Никодим. – Истина вполне может заключаться в том, что нет и быть не может ничего для народа лучше, чем власть базилевса.

Ребята зависли от его «вполне может». А если всё-таки «не может»?!

– Эк вас нахлобучило! – усмехнулся батюшка и заговорил со всей силой убеждения. – Я же говорил вам не об истине, а о поиске истины! Поиски истины – есть сомнение. Попробуйте усомниться в том, что власть базилевса для народа благо…

Класс реально придавило невидимой плитой.

– И вы почувствуете одиночество, – благодушно продолжил учитель. – Я вижу, уже почувствовали. Запомните это. Поиск истины – это сомнение. Сомнение есть искушение лукавого. Это гордыня. И одиночество. Понравилось вам?

Мальчишки замотали смущёнными мордашками.

– Вот чтобы жить спокойно, просто всякого, кто заговорит с вами об истине… – добродушно сказал батюшка. – Шлите от себя. Подальше.

В классе раздались неуверенные смешки, а отец Никодим развил мысль:

– Это его истинный путь. Путь одиночества. Он сам его избрал. Ну и пусть идёт, а у вас дела посерьёзнее – защищать веру и служить автократору!

Во даёт батя! На его уроках точно нескучно!

Никодим закончил на этом урок – знает гад, на какой фишечке заканчивать. Ребята радостно ломанулись на воздух от всех проблем, а я остался сидеть. Когда мальчишки убежали, я подошёл к батюшке и стыдливо протянул ему исписанные листы.

– За что тебя избили? – сначала спросил он.

– Меня не избили, отче, – ответил я смиренно. – Просто подрался.

Батя кивнул и углубился в чтение. Блин! А я надеялся, что уберёт он мою ахинею в папку и дома почитает. Никодим быстро просмотрел первый лист, ещё быстрее остальные…

– Мдя, – проговорил он задумчиво. – Ожидаемо. Но всё-таки грустно, – он поднял на меня глаза и спросил задушевно. – Ты действительно считаешь меня идиотом?

Я помотал личностью Артемиса, и батюшка так же задушевно продолжил:

– Тогда ты идиот. Или думаешь, что мне тупо пофигу, чего ты там написал.

Лицо обожгло, мои пухлые щёки точно заалели.

– Хорошо, – благодушно сказал мой куратор. – Примем на веру, что твои приятели хотят служить базилевсу.

Он взял со своего стола несколько листов и, протянув их мне, проговорил:

– Обрадуй ребят, они могут уже сейчас послужить империи. Пусть напишут, кто ходит к ним в гости, о чём горят. А Никон и Платон пусть поведают о заказчиках: кто, что заказывает, на какие суммы…

Листы висели в воздухе, я просто не хотел их брать.

– Тут недавно одного мальчика собачка загрызла, – холодно сказал батюшка. – Собачку никак не могут найти. Хочешь, чтобы нашли? А, собачка?

Я угрюмо молчал.

– Твои же друзья укажут на тебя, – продолжил он снисходительно. – Да они уже тебя сдали. Мальчики ведь исповедуются.

Я взял чистые листы.

– Вот и умничка, вот и молодец, – ласково сказал батюшка. – Такие понятливые и решительные ребята нужны базилевсу. Я подумаю о твоём поощрении. Ступай с богом.

* * *

После обеда я взял свою ученическую сумку и отправился с визитами. Начал с Никона, потом зашёл к Платону, от него направился к Феодору и закончил Паисием. Мам и сестёр я просил вызвать ребят, чтобы сообщить им очень важные новости.

После коротких приветствий говорил пацанам, что кто-то из них рассказал на исповеди о том, как я загрыз белобрысого. Мне батюшка Никодим прямо об этом сказал.

Потом выдавал побледневшим ребятам чистые листы и ставил задачу. Приказывал не выдумывать, от себя ничего не добавлять, описывать только факты. Или… мне уже терять нечего.

Мальчишки кивали и заверяли, что накатают до вечера. Я снисходительно поправлял, что написать требуется до завтра. Не нужно торопиться. И очень желательно, чтобы никто не видел, как они пишут. Друзьям об этом тоже не нужно рассказывать.

Я деловито прощался до шести и шёл к следующему. Только последний, Паисий, сложив листы и убрав за пазуху, проговорил неуверенно:

– А в шахматы?

Я улыбнулся и добродушно ответил:

– Конечно, дружище! Если у тебя есть настроение…

– Нормальное у меня настроение, – проворчал он. – Пойдём.

Мы прошли во дворик его дома, где на ковре с шахматами поджидала его сестрёнка. Без долгих разговоров расставили фигурки и приступили. Результаты для меня оставались прежними, я проигрывал, но хотя бы всегда понимал, где совершил ошибку. Мне даже удалось перевести три партии в эндшпиль, хотя и их я проиграл.

У меня появились сомнения, что дело лишь в «шахматном акценте», непривычности этого дела для персонажа. Кажется, Аглая… а играла в основном она… вот девчонка так же обыгрывала бы и Хэлтора, и Сверра. Многие её комбинации были для меня неожиданными, это просто другой уровень шахмат.

Проиграв десятую партию, я предложил на сегодня заканчивать.

– Ты быстро учишься, – серьёзно проговорила Аглая. – Тебе нужно больше тренироваться. Мы с братом иногда ходим в одну харчевню, где варят кофе…

Кофейня? Вот здесь и сейчас? А чему, собственно, удивляться, кофе в Африке рос и до турецкого завоевания.

– Три нумии за маленькую чашечку, – проворчал Паисий. – Кто проигрывает, платит за кофе.

– Не! – покачал я головой. – Мне туда ещё рановато. Вот получится выиграть у вас, тогда можно попробовать.

– Решать тебе, – лукаво улыбнулась Аглая. – Просто учти, что с нами ты играть по-настоящему не научишься, всё равно будешь там проигрывать… некоторое время.

– Мы вот постоянно проигрываем, – грустно вздохнул Паисий. – Папа нам даёт на эту харчевню по пятнадцать нумий в неделю, чтобы мы учились.

– Ещё педагог, кто преподаёт нам латынь, немного играет с нами, – уныло поведала Аглая. – Только у него мы ни разу не выиграли.

* * *

Я честно пообещал сходить с ними попить кофе и посмотреть на шахматную харчевню и откланялся. По пути домой и дома меня беспокоила некая мыслишка, которую я не мог или не хотел сформулировать.

Занялся обычными своими тренировками, сходил с мамой и сестрой к источнику. Получалось пройти только десять шагов с кувшином на голове без помощи рук, что-то меня сильно отвлекало. Принесли воду, и я засел в дворике на долгую медитацию…

Раскинул руны, уже зная, в чём причина. Задание миссии – уничтожить другого игрока. Единственный известный мне «другой игрок», Дениска, доступа к игре не имеет. Но я уже убедился, что эта игра не может дать бессмысленное задание. Значит, в это играет кто-то ещё?

Но этого просто не может быть. Когда я выхожу в реал, время в игре останавливается или очень сильно замедляется. За час в капсуле здесь проходит два дня. При таких делах другие игроки должны входить и выходить из игры строго одновременно со мной, что в принципе невозможно…

Это невозможно для других игроков из моей реальности. Если предположить существование других параллельных миров…

А, собственно, что тут предполагать? Я же вот сижу тут, в параллельном, по сути, мире! И ведь думал уже о том, а что если в моей реальности кто-то так же играется. Тёма мой откуда-то ведь взялся! Если он не простая, милая шизофрения. Хотя одно другого не исключает.

У меня снова простой выбор – считать игру бредом или принять за основу существование других игроков из иных реальностей. Идею бреда я уже отмёл, так что выбора практически и нет. И что мы из этого всего имеем практически?

Логично предположить, что у игроков похожие задания, и кто-то из них сейчас гоняется за лешаками, исполняет долг кровной мести… и ищет других игроков, дабы отчекрыжить им головёнки.

Здесь у каждого две задачи: распознать другого игрока и, собственно, его грохнуть, а для этого всего требуется собственная сила и власть. Изречение «знание власть» работает в обе стороны. Знание даёт власть, а власть открывает доступ к знаниям. Логично предположить, что игроки изо всех сил лезут на вершины общества.

Это похоже на воздушные бои Второй Мировой. Для атаки истребителю требуется набрать высоту. Так дальше видно, и, атакуя с пикирования, получаешь преимущество внезапности и скорости. Вот игроки изо всех сил «набирают высоту»…

И по этому признаку их и вычисляют. Хотя в игре доказательства никому не нужны, штрафов за убийства обычных людей нет – грохнут просто на всякий случай. А сейчас убить Артемиса для игрока легче лёгкого. Значит, первый вывод – следует быть осторожным, по возможности не демонстрировать таланты. Набирать высоту требуется плавно, лучше всего пристроиться кому-нибудь в хвост и толкать его наверх.

И кто у нас лучшая кандидатура на эту роль? Да кого можно просто грохнуть и выполнить задание…

Хотя это бя-а-а! Нет, играть нужно честно. Сам же говорил, что я Игра Тора. Вот и продолжаем спокойно играть, надо мной пока не каплет, время не жмёт. А Дениска…

Отчего-то кажется мне, что он сам стремится вернуться в игру. Я воспользовался Леной и Кольтом, чтобы уговорить Вадика, Денис, скорей всего, пойдёт похожим путём.