Текст книги "Играя рок"

Глава 26

В конце февраля Ивану Павловичу стало хуже, и его госпитализировали в больницу № 3.

К сожалению, сделали это с большим опозданием. Второй инсульт был вызван известием о смерти его лучшего друга и учителя Горницкого, которое от него не сумели скрыть.

28 февраля Каминского не стало.

В ту ночь Николая не было в городе, он выезжал с испытаниями прибора в Студенец, где сотрудники института установили аппаратуру на территории пионерского лагеря.

На другой день его сменил Крыленко, ему же и пришлось сообщить приятелю грустную весть.

Ивана Павловича хоронили с большими почестями. Приехали многие из его учеников и кружковцев, управление культуры пришло проститься с ним, были артисты театра драмы.

Похороны состоялись в Марьиной роще. День выдался холодным, бушевал колючий ветер, раскачивая голые ветки деревьев. Николай сильно промерз, и отогрелся только на поминках, выпив водки. Народу в столовой на площади Свободы собралось человек пятьдесят, а может и больше, говорили о Каминском, вспоминали его добрыми словами.

Бабушка выглядела плохо, Николай очень боялся за нее, в последнее время она часто болела, по ночам кашляла. Переохлаждение было для нее нежелательно. Вечером вернулись домой, уставшие, молчаливые. Отец налил себе еще водки, выпил один, мать с книжкой удалилась в спальню. Николай выпил чаю на кухне с бабушкой, он знал, что сейчас должен быть рядом именно с ней. Он обнял её, они стояли у заклеенного окна, и смотрели, как пустеет улица, как в неверном свете фонарей кружится снег.

Весной Каминского заставили учиться от военкомата на специальных курсах после работы. Пришлось ездить каждый вечер на площадь Ленина в центр ДОСААФ. Они стали реже встречаться, группа трещала по швам, репетиции были заброшены. Затонский клуб закрылся на ремонт, и ребята "повисли в воздухе". Им очень хотелось работать где-нибудь на открытой площадке в городе. Для этого нужно было пройти прослушивание, но моральной готовности, базы для занятий и репертуара не было.

Мартьянов все чаще начал поговаривать о возвращении в Ленинград. Николай догадывался, что это не связано с учебой, – Сашку снова зовут в ресторан. В этом был резон – работать с настоящей группой, а не начинать в Горьком все с нуля. Это был конец, барабаны пришлось продать «Шестому чувству», а с мечтами о танцплощадке на время расстаться.

Глава 27

Было «июльское утро»[32]32
  “Julian Morning” – композиция рок-группы Uriah Heep из альбома “Look At Yourself”


[Закрыть].

– Букин! – заорал Николай, сойдя с трамвая. Подниматься на шестой этаж без лифта в такую жару не хотелось. На балконе появился заспанный Андрей в черных семейных трусах.

– Собирайся, поехали! – комментарии были излишни, все обговорили еще вчера. Николай отошел в тень и нетерпеливо стал ждать друга. На нем были самопальные брюки из коричневого корда, в руках небольшой дорожный баульчик (с ним его дедушка когда-то ходил в баню на Черный пруд), он содержал в себе какую-то нехитрую дорожную еду, несколько школьных учебников и подарок – бутылку водки для друзей из спортивного лагеря. Андрей вскоре вышел из подъезда.

– Зачем так спешить, я даже не позавтракал!

– В поезде поедим, полчаса осталось до отхода.

Они неслись в электричке арзамасского направления, уничтожая яйца, помидоры, черный хлеб с докторской колбасой, и лимонад. Букин, размахивая свернутой газетой, воевал с мухами, слетевшимися на их трапезу.

– А далеко еще ехать, Каминский?

– Еще пару часов. Солнце жарило беспощадно, они с трудом открыли окно, в купе ворвался свежий ветер, и настроение улучшилось.

– А девки там будут? – приставал Букин.

– Будут, и много. Весь университет, сплошные девки. Ты там будешь на полном пансионе, Буров тебе путевку сделал, как положено.

– А тебе? Тебе не сделал?

– Да, я ведь, ненадолго. Поживу недельку, и домой. Главное, ребят выручить.

– Ну, это как-то неправильно, надо, чтобы он и тебе сделал путевку. Что ты будешь есть, где спать?

– Бучок, да фиг с ним, прорвемся. Ты мне лучше скажи, спецуху сдал?

– А ты как думаешь?

– Думаю, что не сдал. Если б сдал, всю дорогу бы рассказывал, как сдавал.

– Это точно.

– Как же тебя отпустили, Андрюха?

– Да, никто и не отпускал. Написал матери записку, и был таков. Они бы меня сейчас до осени грызли, веришь?

– Верю. Несколько дней назад. Бабушка сняла трубку.

– Колюнчик, это тебя, Саша Буров. Коля валялся с учебником геометрии на диване, и вникал в доказательство теоремы.

– Алё, привет!

– Привет, у меня к тебе дело. Можно даже сказать, предложение. Нет ли у тебя барабанщика свободного на месяц? Мы тут заезжаем в университетский лагерь играть на танцах, а нашего Шуру в армию неожиданно забрали. Он закончил пятый курс, и его загребли. Думали, до осени оставят, а тут такое дело…у тебя же там есть Мартьянов, ударник-вокалист, он как, сможет?

– Мартьянов на прошлой неделе в Питер уехал на все лето. Решил в училище восстанавливаться. Все, тю-тю, Мартьянов.

– Слушай, Колёк, у меня путевка на него есть, и тебя мы вытащим отдохнуть.

– Не-е, мне никак нельзя. Я взял неделю отгулов, но мне заниматься надо. Отец репетитора ищет.

– Выручай, Колёк, у тебя полно знакомых. Ну, хочешь, мы с тобой сами будем заниматься? Золотухин будет и Петров. Я сам буду с тобой час заниматься физикой и алгеброй. Ты забыл, у меня ж золотая медаль. Мы с тебя не слезем, пока экзамены не сдашь.

– Ладно, есть один вариант, перезвоню через часок, хорошо? Он отбился, и тут же набрал телефон Букина.

– Слушаю, – трубку взяла его сестра Верка.

– Бучка дай… Андрюха, ты?

– Ну что тебе? – голос его был какой-то дрожащий и неуверенный.

– Ты как, с барабанами дружишь?

– Ты что, не знал? Я самый лучший ударник. А что нужно? – Андрюха оживился. Если надо, я не хуже Мартьянова могу, и петь могу.

– Отлично, едем отдыхать в университетский лагерь на озере! Ты готов?

– Вот спецуху сдам четвертого, и свободен как ветер. А не сдам, так, один черт, на осень!

Николай набрал Бурова.

На станции Сережа они вышли из поезда и отправились в Старую Пустынь пешком по страшной жаре. Места эти были знакомы, еще в позапрошлом году он отдыхал здесь с родителями на турбазе. Погода стояла замечательная, настроение было бодрое и авантюрное, впереди – время приятного отдыха с друзьями на Широком озере. Сначала они шли по бугристой песчаной местности, потом появились одинокие сосны, а дальше тропинка повела через лес. Деревня осталась далеко в стороне. Через час они обогнули знакомый полигон с забором из колючей проволоки, потом грунтовая дорога пошла вдоль извилин реки Сережа рядом с турбазой. Коля с удовольствием смотрел на чистейшую речную воду с обрывистого правого берега, и вспоминал, как отдыхал тут с папой и мамой. Маленькая лодочная станция, а точнее то, что от нее уцелело, осталась выше по течению, за поворотом. Середина реки чернела глубиной, левобережье поросло невысоким кустарником, осокой, за ними шел бесконечный подлесок.

– Скоро уже к озеру выйдем. Красота необыкновенная! Андрюха, давай передохнем. На середине реки чуть ниже по течению ударила хвостом рыбина, рассыпав в солнечном свете серебряные искры капель. Здесь, в излучине царило лесное спокойствие, изредка нарушаемое комарами и слепнями, шелестом дубовых и кленовых листьев, гармонией птичьих голосов. Они сидели на берегу, болтая ногами над обрывом, наслаждались звуками леса, вдыхали его запахи. Кое-где в лесу попадались черничные заросли. Ягод было много, и они с удовольствием поедали их горстями. С неохотой, оторвавшись от лесных даров, они вернулись на дорогу, и продолжили путь. Там, где Сережа впадает в озеро, они свернули вправо. Коля и не знал раньше, что тут такой большой студенческий лагерь! Потянулись чередой домики, веревки с бельем, вот и пищеблок пахнул капустой и подгоревшей пшенкой. Их встретили дружными возгласами однокашники Николая.

– Наконец, мы уж заждались. Мы вас издалека увидели, вы правильной дорогой шли.

– Ну, так, я тут бывал раньше, – заявил Николай.

– Андрей, – важно представился Букин.

– Ты точно, барабанщик?

– Еще какой. Николай поставил чемоданчик на замшелый пенек, – а что я вам привез! Его сверстники поступили в университет еще в прошлом году. Буров, Мединский и Анисимов сразу же после первой сессии оккупировали студклуб, и, завладев аппаратурой, приступили к репетициям. Это были отличные ребята, Николай по– хорошему завидовал им. А вот тут представилась такая возможность поработать вместе! Хотя бы неделю поиграть на большой площадке, покупаться, позагорать. И можно домой, ведь его только на неделю отпустили родители.

– Ну, Сань, веди нас в домик, мы устали, десять километров пешком.

– Идем. Так ты как, Колёк, останешься?

– Только на неделю.

– Видишь, ли, с едой проблем не будет, но официально ты жить в лагере не можешь без путевки. Ну, просто ты в гостях, и всё. Ну, это для тех, кто спросит.

– Ясно, нелегал. Я так и думал. Ну, на пляже меня никто не запеленгует. Ладно, Саня. Это ничего, что без путевки, оно так даже интересней.

– Наш отряд на этой неделе как раз на кухне службу несет, – продолжил Буров. Голодным не будешь. И еще – ты совершенно свободен, в наряд тебя не назначат, на спортивные занятия не пошлют. Завидую, нас тут физкультурник гоняет, марафон затевает в субботу, гад. Несколько кругов вокруг базы, сечёшь?

– Ты убедил. А где я буду спать?

– Пока как-нибудь на полу постелим, или раскладушку…

– Только не раскладушку. Я после нее весь многократно переломленный, ну её к лешему. Лучше на полу!

– Отлично. Заниматься готов?

– Сань, я думал, ты пошутил.

– А вот и не пошутил. Золотухин сам выразил желание тебя по алгебре подтянуть.

– Ох, чёрт, я же с ним с девятого класса не разговариваю.

– Это из-за того случая с Машкой?

– Ну, да.

– Вот и помиритесь, он уже и не сердится на тебя, да, Санек? Рядом стоял Сашка Золотухин и смотрел на него исподлобья.

– Мир? – он протянул Кольке ладонь. Ночь прошла ужасно. Каминский почти не спал. Он вообще на новом месте подолгу не мог заснуть, а тут обстановка и вовсе не располагала к отдыху. Ребята выходили ночью, возвращались назад, кто-то с кем-то шептался, за стеной раздавался смех и визг девиц. На улице чиркали спичками, закуривали, гремели стаканами и рассказывали анекдоты. Только к трем часам утра шумы стихли, и лагерь погрузился в сон. На другой день завтрак Николаю принесли из столовой. Он состоял из манной каши с озерком расплавленного масла по центру, крутых яиц, хлеба и чая. Когда с едой было покончено, начали готовиться к репетиции. Буров повел их в домик на берегу, где лежала аппаратура. Ключами от хранилища заведовал он лично, и никому их не доверял. Андрею был выдан настоящий английский сольный барабан "Premier", принадлежащий служащему в армии ударнику “Мистралей”.

– Андрюха, головой отвечаешь! Пластик дорогой, “Everplay”, понял?! Андрей в ответ только буркнул что-то очень грубое; ну какое может быть ласковое отношение к барабану?

– Гладить его что-ли, прикажете?! – Или вы, товарищи, не рок играете, а джаз метелочками размазываете? Вот так: он изобразил, скроив противную рожу.

В домике кроме голосовой аппаратуры “Гармония 70” находился магнитофон и несколько катушек с пленкой, привезенных Мединским. Некоторые он переписал у родственников в Москве или Ленинграде и это были выдающиеся вещи. Среди них Николаю попалась рок– опера "Jesus Christ Superstar"[33]33
  «Иису́с Христо́с – суперзвезда́» – рок-опера Эндрю Ллойда Уэббера и Тима Райса, написанная в 1970 году


[Закрыть]. Пленка была записана с плохим качеством, но музыка оказалась очень интересной: арии Христа и Магдалины сразу впечатлили Каминского виртуозностью исполнения и убедительностью образов. Там же лежали катушки с Криденсом и Битлами, но они уже не представляли особого интереса.

На первой репетиции выяснилось, что в репертуаре “Мистраля”, – так назывался буровский коллектив, не так уж и много композиций. Некоторые из них оказались явно концертными, в частности “Парад планет” Баха в версии “Ekseption”.[34]34
  Голландская группа, исполнявшая популярную классическую музыку в собственной аранжировке


[Закрыть] Начали затыкать дыры песнями от Каминского и Букина. Что-то стянули у “Шестого чувства”, что-то у “Брига”. Так, понемногу и набралось штук двадцать песен. Добавились также и инструментальные пьесы из Fleetwood Mac и Shadows. Работали до вечера с перерывом на обед, после сидели с гитарами в домике и учили свои партии. Каминский с удовольствием впрягся в работу.

О занятиях алгеброй и геометрией в тот день даже и не мечтали.

После ужина выпили для храбрости водки и стали расставляться на танцплощадке.

Публика на танцах была не та, что в затоне, – это были студенты, любящие, понимающие, знающие популярную музыку, благодарные и всепрощающие сверстники. Это очень поднимало общий боевой дух, кураж был, Николаю даже позволили петь в некоторых вещах. Надо признаться, не все получилось с первого раза. Одного дня репетиций для самодеятельного состава маловато. Букин старался, он даже лучше Каминского вписывался в эту группу, добавляя к математической строгости «Мистралей» шарм разгильдяйства и свободолюбия. Площадка для танцев с одной стороны имела импровизированную сцену для размещения музыкантов, а с другой – закрывалась густым хвойным лесом. Освещение обеспечивалось только одним фонарем на столбе, который возвышался над сценой, и это очень нравилось танцующим. Николай еще со школьных вечеров заметил, что темнота – друг молодежи. Звуки “Мистраля” вечерами далеко летели над озером, приводняясь где-то на другой его стороне, среди кувшинок и тростника.

Глава 28

Нелегальное положение в лагере пока не беспокоило Каминского. Он привык, что находится в гостях. Ему приносили еду, и он уже вошел во вкус полной безответственности. Пока ребята занимались спортом или находились в наряде по кухне, он бездельничал, загорал на пляже, валялся с гитарой на траве. Несмотря на наличие путевки, другой сторонний участник группы – Букин, тоже не выказывал желания принимать участие в лагерной жизни. Днем он отсыпался, ночами гулял с девчонками, развлекал их песнями у костра. Если вечером не было танцев – Золотухин занимался с Николаем математикой. Запущенность знаний бывшего одноклассника вызывала у него ужас. Каминский путал порядок действий в примерах, ошибался при выполнении деления и умножения.

– Слушай, друг, тебя не алгебре нужно учить – арифметике из начальной школы! Хорошо, хоть таблицу умножения помнишь. Так, доставай Брадиса. Они снова погружались в дебри чисел, и Сашка ужасался вновь.

– Тебе нужно отдельные вещи заучить наизусть. И все будет как надо. Просто ты пропустил в школе до фига всего. Вот и учи сейчас. После ужина будем вспоминать, что выучил. Думаешь в математике все умом можно понять и ничего не учить? Нет, мил друг, сам же говорил – в уме могут считать только те, у кого он есть. Учи, буду спрашивать! Каминский надулся, уши его покраснели от стыда, но он стерпел. Приятель честно тратил на него свое вечернее время. Заниматься им не мешали, вечерами все разбегались на свидания. Даже весьма скромный Анисимов был осажден шатенкой с третьего курса и побрившись, отправлялся с ней прогуляться по берегу. Букин, тот вообще пошел вразнос. Сначала он познакомился с симпатичной рыжей веснушчатой Анной, которая сразу же по уши влюбилась в него. Они обнимались и целовались повсюду, а потом он затащил её в домик с аппаратурой, выпросив у Бурова ключи. Через пару дней рыжая исчезла, вероятно, ее смена закончилась. Букин заскучал, и стал поглядывать на юную блондинку Анжелу. Как-то утром всю музыкальную банду выгнал по команде на кросс изверг-физрук Блюм. Он без стеснения заходил во все домики и по списку собирал бегунов.

– Почему это я должен делать для вас исключение. У нас сегодня “День Здоровья”. Кросс пробежал – и свободен. Так, быстренько, аккуратненько все на выход. Коля мигом натянул одеяло на голову и замер.

– А для вас, молодой человек – отдельное приглашение требуется? Ну-ка, быстро на выход. Разговорчики!

Пришлось вылезать из-под одеяла. Блюм придирчиво оглядел костлявую фигуру Николая. – А это кто у нас, – обратился он к Бурову. Он тут по путевке, или как? Развалился на кровати, как фамилия?

Поскольку Букин отсутствовал в данный момент, Сашка моментально сообразил:

– Букин Андрей, с рабфака. Блюм сверился со списком, который он носил в военном планшете.

– Я вообще-то, не вас спрашиваю. Вперед и с песней. Коля начал натягивать тренировочные штаны и полез под кровать за кедами. После нескольких кругов Каминский сошел с дистанции, и растворился в лесу. Все мышцы ломило, во рту стояла горечь. Бег по пересеченной местности никак не входил в его планы. Сделав приличный круг, он по берегу озера незаметно вернулся в домик.

Через час появился и Букин. Он вспотел еще больше чем Николай, светлые волосы торчали дыбом, физиономия в красных пятнах.

– А с тобой, то что? – изумился Николай, добрался до Анжелы? Вы с ней побывали в домике?

– Кабы так. Анжеле бы я отдался без крика. Это все Блюм. Поймал меня, когда я шёл из столовой, и на кросс. А я как раз три порции котлет с гречкой умял. Он маньяк какой-то. Разве можно после сытного завтрака делать такое с людьми. Этот гад, бежал за мной несколько кругов, чтобы я никуда не смылся. Шаг в сторону, говорит, – побег, и удаление из лагеря. А мне что делать? Если выгонят, как же вы без барабанщика? Да и Анжелка хороша, очень хочется её. Нет, уезжать рано. А ты чего теряешься, Каминский, вон девок сколько, скромник, понимаешь!

– Я нелегал, мне не положено светиться. Николай погрустнел. Оставалось еще три дня на отдых, да и денег чуть-чуть, только на пару походов в магазин за вином и на обратную дорогу. У него и вправду, что-то не получалось легко знакомиться с девушками. А среди них были очень милые, но робость от природы не давала ему, как Букин, приставать ко всем подряд. Он оглядел комнату – вид её был ужасен: всюду на полу извивались провода от гитар, среди них попадались окурки, валялись пивные и водочные пробки, речной песок, рыбья чешуя.

– Может, прибраться тут, пока никого нет? Только это, давай ты, я же тут в списках не значусь, а значит и приводить все в порядок – не мое дело.

– Ищи дурака, пусть буровские убирают, они сами тут насвинячили. Но вспомнив, что вечером обещала прийти Анжелка, которая мечтала познакомиться с ребятами, Букин все же сходил на дамскую половину, и выпросил совок с веником.

– Вот, решил все же выполнить твой наказ, Каминский. Девушки сегодня придут, а тут у нас такое безобразие. Это все от вина. Мать у меня так всегда отцу говорит, когда он на боли в спине или ногах жалуется: “это все от вина!”.

– Она и тебе так будет говорить, вот увидишь. Да, и еще помой пол потом. Букин аккуратно подмел пол, собрав весь мусор и песок, свернул грязные гитарные шнуры, отправив их под кровать Бурова, заправил свою постель.

– Куда бы все это деть, – рассуждал Андрей вслух. Идти через весь лагерь за столовую к мусорным бакам не хотелось. Не хотелось снова нарваться на Блюма. Ну, подумаешь, тут почти один песок. Он открыл форточку над буровской кроватью, и с размаху вывалил туда содержимое совка. Буквально через секунду в комнату ворвалась женщина лет сорока в белом врачебном халате и такой же шапочке. Вся правая половина ее была посыпана грязным песком, пылью и окурками. Они покрывали ее белоснежный халат, как мак булочку. Она сняла белую шапочку, и с сожалением убедилась, что и та вся в грязи. Николай заметил, что в ее вьющихся рыжих волосах запуталась алюминиевая пробка от водки, и это его повергло в ужас.

– Я санитарный врач студенческой базы отдыха, что вы себе тут позволяете! Вы что вытворяете! Вы же мне чуть глаза не засыпали этой гадостью. Все сегодня на спортивном дне, а вы тут что делаете? Она вышла на крыльцо и стала отряхивать песок со своего идеально отглаженного халата.

– Ну вот, халат и шапочку вы мне испортили. Оглядев комнату, и увидев гитары, она немного смягчилась.

– Значит, вы музыканты? Ну, тогда понятно. Это вы “Парад планет” играете? – обратилась она к Каминскому.

– Я, – не задумываясь, соврал Николай.

– Здорово, я завтра приду послушать. Да мне, вообще ваша музыка нравится. Тут до вас никто иностранной музыки не играл, все какую-то советскую эстраду гнали, да плохо. А мне вот Deep Purple очень нравится, а еще Fleetwood Mac. Она даже произнесла правильно: Флитвуд Мэк. Букин как стоял, так и сел на раскладушку с размаху. Раскладушка взвизгнула, сложилась, и Андрей оказался на полу.

– Винес Евгения Владимировна, – представилась она. Но за свои прегрешения вы ответите. Наказание должно быть суровым. Ваши фамилии?

– Я – Николай Каминский, а этот несчастный – Андрей Букин. Каминский изобразил вселенскую скорбь на лице, – мы готовы понести любое наказание. Простите, нам очень стыдно. Хотите, мы уберемся в санчасти, помоем там полы?

– Ни в коем случае. Кто вам только вообще доверил уборку? К санчасти вас на пушечный выстрел подпускать нельзя. После обеда Николай отправляется на чистку картошки. А Андрей пойдет сейчас со мной на склад поработать грузчиком.

– Евгения Владимировна, а вы не расскажете начальнику? Нас точно тогда выгонят!

– Ни за что. Я с вами сама разберусь. Мне даже неважно, где вы учитесь и кто у вас декан. Еще вопросы будут? – ее брови угрожающе сдвинулись. Друзья в восторге переглянулись.

– За мной, – скомандовала Винес. Они проследовали на склад, где Евгения Владимировна заставила Букина залезть на верхний ярус и снять оттуда несколько новых комплектов белья и пару еще запечатанных матрасов.

– Матрасы отнесешь себе в домик, два старых вернешь сюда, давай бегом. Когда Букин исчез, она посмотрела на маленькие часики, потом достала пудреницу, протерла салфеткой лицо, посмотрела на свое отражение в круглом зеркальце, слегка поправила волосы, и сказала:

– Ну вот, твой друг уже спешит назад. Хочет поскорее разделаться с заданием.

– Белье отнесешь в пятнадцатый домик, все ясно? И свободен, – произнесла она влетевшему на склад Букину. Андрей моментально схватил в охапку пакеты с бельем, и растворился за дверью.

– И куда это он так торопится? – съязвил Николай, – он так старается загладить свою вину?

– Вовсе нет, он ждет Анжелу, и боится, что она его не застанет в домике. Глупая девочка.

– Откуда вы знаете?

– Это нетрудно, Анжела – моя старшая дочка. Она, кстати, еще ученица десятого класса, и ей ещё рано встречаться с испорченными музыкантами. А ты, значит, сын Анастасии Львовны? Тут у Николая вытянулась физиономия.

– А вы знаете мою маму?

– А как же, пять лет с ней проработала в больнице. Кто ж её не знает. А меня ты не помнишь? Ну, давай, вспоминай пятую больницу. Коля машинально потрогал шрам на лбу.

– Вот – вот. Это я тебя зашивала. Мы тогда старались с Оксаной, медсестрой. Когда твоей маме сообщили, что ты доставлен в больницу с рваной раной на голове, с ней случилась истерика. Единственный любимый сынок. Чем тебе продырявили лоб тогда, уже и не помню?

– Будете смеяться. Мы бегали в рекреации, а там, на стенах висели репродукции передвижников в стекле. Ну, вот, одна из них и угодила мне в лоб. “Иван Грозный убивает своего сына”.

– Действительно, было бы смешно, если б не было так грустно твоей маме. Впрочем, коньяк привел её тогда в чувство. Она выключила свет, и заперла склад.

– Ну, вот и все. Можешь бежать к своим ребятам.

– А наказание?

– Две песни для меня – быстрая и медленная.

– Fleetwood Mac? Вы любите блюз, отлично!

– Люблю, у нас дома часто звучит музыка, есть кое-что из пластинок и на магнитофоне, классика, Битлз есть, Роллинги. Все, что выросло из блюза – хорошая музыка, та, которая нравится нам с мужем.

– У вас хороший вкус. А чем занимается ваш муж?

– Капитан дальнего плавания Александр Винес, сия фамилия ему досталась от отца, который был испанцем. Ты знаешь, многие граждане Испании во времена гражданской войны избрали своим пристанищем СССР. Ну, что это я разговорилась, у тебя, ведь, свои дела есть. Иди! Коля, пораженный, побрел в свой домик. Оставшиеся ночи он будет спать на новом мягком матрасе, вспоминая любительницу блюза и рок-н-ролла. После исполнения всех экзекуций и ужина парни собрались за столом с картами. Пока второкурсники расписывали преферанс, Николай что-то пиликал на гитаре, а Букин брился старательно, ожидая Анжелу. Девушка так и не пришла, и Андрей, раздосадованный этим ходил из угла в угол, ругаясь.

– Сегодня не наш день, – бухтел он.

Члены музыкальной банды отрешенно резались в преферанс, абсолютно не обращая внимания на двух неприкаянных друзей.

– Бучок, пошли отсюда. Познакомишь меня с какой-нибудь красавицей. Говорят, они любят плохих мальчиков.

– Ты Коля, слишком хорош для них. Он снял со стены простую гитару и вышел в ночь. Коля, накинув куртку, отправился следом.

– А клёвая эта Винес! Будь она лет на десять помоложе, я б ей засадил. Флитвуд Мэ-эк. Ишь, какие пули отливает! А ты видел, какие у нее ноги?

– Да, приятная женщина. Но ты даешь, Букин, зачем тебе она, тут старшекурсницы есть. Они ждут нас у костра. Они пошли по тропинке к лесу, где на поляне сидела та часть лагеря, которая любила романтику, печеную картошку и бардовские песни. Они бесцеремонно втиснулись между двумя студентками, протянув ноги почти до самых углей.

Андрей тронул струны, и девушки притихли.

Кузнечик

 
На солнечной поляночке,
Чему-чему-чему-чему-чему-то очень рад,
Сидел кузнечик маленький,
Коленками, коленками, коленками назад.
Он рад, что светит солнышко,
Что зреет-зреет-зреет-зреет-зреет виноград,
Что он такой зелененький,
Коленками, коленками, коленками назад.
Нашел себе подружку он,
Ну, девка-девка-девка-девка-девка просто клад,
Такая же зеленая,
Коленками, коленками, коленками назад.
Играли они свадебку
Двенадцать дней, двенадцать дней, двенадцать дней подряд.
Все гости расползалися
Коленками, коленками, коленками назад.
Родились у них деточки,
Двенадцать штук, двенадцать штук, двенадцать штук подряд.
Такие же зеленые,
Коленками, коленками, коленками назад.
От этаких заботушек
Забыл кузнец, забыл кузнец, что алкоголь есть яд.
Домой приходит заполночь,
Коленками, коленками, коленками назад.
Ходил по ресторанам он, пил водку, водку, водку,
водку, водку и коньяк,
И приносили в дом его коленками, коленками, коленками назад.
Потом на партсобрании
Ему-ему-ему-ему-ему и говорят:
– Морально разложившийся
Коленками, коленками, коленками назад!
Суть этой песни такова, о ней не только люди – и кузнечики твердят,
Гуляет муж – гуляй жена, коленками, коленками, коленками назад.
 

Эта дурацкая песенка всем понравилась, девчонки просто визжали от смеха, Андрея каждый вечер просили сыграть и спеть про кузнечика и про партсобрание.

Солнечные дни и теплые ночи на озерах навевали беззаботное настроение, приближение экзаменов не казалось страшным. А между тем количество дней, отведенных Николаю для отдыха, заканчивалось.