Текст книги "Хозяин жизни"

– Положительно. Мне тоже всегда не хватает нашего общения. Но пока ты давай окончательно поправляйся, становись на ноги, а там уже и решим.

– Насчёт «окончательно поправляйся», Саш, ну давай я ещё денёк полежу, а потом потихоньку начну вставать и работать. Ну пожалуйста…

– Посмотрим на твоё завтрашнее состояние, – бурчу я. – У тебя ведь кости, не смотря на мои воздействия, срослись ещё не до конца.

– Но ведь это только рожа, а не ноги или руки…

– Повторяю: посмотрим!.. – и выхожу.

В своём кабинете открываю окно и… опять закуриваю. Да… Разбередил братишка, вспомнив нашу жизнь в той милой однокомнатной квартире. А поскольку я очень устал за эти несколько дней – не столько физически, сколько эмоционально, – мне вдруг захотелось туда приехать, посидеть и… набраться сил! Понимаю, что стремление набираться сил где-то в одиночку странно для человека, имеющего любящую семью и просторную уютную квартиру, в которой царит атмосфера заботы и взаимной теплоты. Казалось бы, зализывать полученные раны и готовиться к получению будущих надо среди родных людей, но с таким подходом у меня что-то не клеится, и, когда тяжело, тянет в наше с Ванькой прежнее жилище на одиннадцатом этаже.

Вообще это место на уровне подсознания всегда со мной. Мы разъехались по своим семьям почти столько же лет назад, сколько прожили там, и, казалось, надо бы привыкнуть к новым реалиям, но почему, переступая тот порог и оказываясь в знакомой прихожей, я будто облегчённо выдыхаю, как путник, вернувшийся под родной кров после долгого путешествия? Почему, порой проснувшись ночью, я через годы слышу знакомое клацанье замков той входной двери и шорохи в прихожей, как было тогда, когда братишка возвращался после работы или вечерней учёбы. Почему я часто вспоминаю те поистине счастливые минуты, когда мы, сидя на «своих» табуретках у стола на кухне, под чай или кофе могли часами что-то обсуждать, спорить… А чего сто́ит воцарявшаяся тишина, когда каждый из нас устраивался с какой-нибудь книгой, и начинался священный процесс познания. Конечно, я могу и сейчас сесть с книгой там, где проживаю со своим семейством, и меня никто не будет трогать, поскольку все знают, что папа занимается. Во время таких занятий только наш кот Антошка приходит ко мне в кресло и устраивается рядом. Но, увы, это же совсем не то! Я… тоскую по тем состояниям! Там, на одиннадцатом этаже, веет чем-то очень надёжным, нерушимым, и когда я туда вхожу, ощущаю некое совершенно особое чувство, а покидая эту квартиру и переступая её порог, будто делаю над собой усилие и даже несколько раз оглядываюсь.

В прежнее обиталище я приезжаю нечасто. Это случается, лишь когда, ощутив в себе острую неудовлетворённость, раздражение или просто душевную тяжесть, хочется при помощи музыки немного привести себя в порядок перед тем, как предстать перед семьёй. Аудиоцентр и набор дисков, покидая эту квартиру, мы с Ванькой в ней оставили, как, впрочем, всю мебель и технику. В конечном итоге это оказалось очень кстати. От Кирилла Сергеевича, которому в таких случаях для возвращения домой приходится пользоваться служебным «Фордом-Мондео», я не скрываю, куда и зачем еду. Убеждён, он всё понимает гораздо лучше, чем я себе это представляю, ведь за две недели до защиты кандидатской для моей нормальной подготовки к выступлению перед диссертационным советом сам, уговорив Дашу, отправил меня в эту милую однушку, обеспечив мне необходимый душевный покой. Приезжая туда и ещё в прихожей вдохнув такой родной прокуренный запах, а потом, сунув ноги в старые тапочки, отчётливо понимаю: я дома!

А насчёт восстановления сил, то, может, состоявшись в нашей старой квартире как человек и специалист, оказавшись в прежних интерьерах, я как бы связываюсь со своим прошлым и черпаю в нём силы? Тогда получается, за силами я еду… в прошлое!

Вот и Ванька сказал, что порой тоскует по прошлому. Ему свойственна точность даваемых характеристик. А что такое – тоска по прошлому? У этого состояния есть название – ностальгия. Ею и определяется притяжение места и времени. Думаю, это именно то самое слово, которое определяет и моё состояние.

* * *

Сегодня вызван к одному из зампредов Областного комитета по здравоохранению. Он попросил приехать, не назначая конкретного времени, но едва я появился в приёмной, секретарша тут же нырнула в кабинет и буквально через пять минут, сразу после выхода очередного посетителя, пригласила войти.

– Здравствуйте, Александр Николаевич! – радушно приветствует меня хозяин, встретив у дверей и пожимая руку. – Очень рад вас видеть!

– Здравствуйте, Пётр Дмитриевич. Как ваше самочувствие? Ничего не беспокоит?

– Спасибо, всё в порядке. После ремонта, который вы мне сделали, о своей болячке я практически не вспоминаю.

Этого высокопоставленного чиновника я знаю уже несколько лет – с тех пор, как ему пришлось побыть моим пациентом. Мы давно не встречались, ведь по делам служебным руководство больницы всегда контактирует с людьми уровнем ниже.

– Тогда чему я обязан таким приглашением?

Лукавлю, конечно! Знаю я, зачем он вызвал! Эдуард Павлович борется за своего сынка, не скупясь на средства давления, посулы и, наверно, на материальные стимулы.

Мы садимся в уютные кожаные кресла напротив друг друга у т-образно примыкающего к рабочему столу брифинга.

– Александр Николаевич, – укоризненно улыбается мой бывший пациент, – хоть я и не склонен до конца верить в те «чудеса», которые вам приписывают хорошо знающие вас люди, но думаю, вы сами знаете причину. Верно?

– Верно. Но и вы меня давно и хорошо знаете.

– Знаю… – он вздыхает. – Тяжело мне с вашей принципиальностью.

– А по-моему, с принципиальными людьми всегда проще. Зная их принципы, всегда можно точно предсказать поступки. Так ведь?

– Согласен. И всё-таки должен вам сообщить: мне звонили и даже сюда приезжали всё только с одной целью – повлиять на ваше решение, то есть настоять, чтобы вы забрали заявления в полицию. Ради этого ваши… противники готовы стать спонсорами чистоозёрской больницы. То есть из врагов они практически превратятся в друзей!

– Вы им объяснили, что я один из немногих непродающихся и тех, на кого воздействовать не получается?

– Объяснял… – чиновник снова вздыхает, и становится всё ясно.

– Уверен, тот, кто с вами говорил, вспомнил старый анекдот про непродающихся женщин, которые стоят ну очень дорого. Это логика подсказывает. Так?

– Отдаю вам должное… Да поймите, неисправимый идеалист, отказавшись от своих теперешних претензий на справедливость, вы сможете сделать для своего коллектива гораздо больше, чем упорствуя сейчас. В жизни бывают случаи, когда, сделав шаг назад в одном месте, можно серьёзно продвинуться в другом. Согласившись на их предложения, вы же все как сыр в масле кататься будете!

– Что касается предложения этих людей стать нашими спонсорами, то я не хочу, чтобы потом всякие разные вроде сынка этого Эдуарда Павловича по-хозяйски разгуливали по нашей больнице. А в таком случае так и будет! И вообще, на сегодняшний день многие финансовые проблемы нами решены. У нас есть совет благотворителей, людей, уважающих нас, наши корпоративные принципы и ценности, людей, которые стали нашими единомышленниками и всем нам настоящими друзьями. Поэтому передайте мою благодарность и… мотивированный отказ. Мы в любом случае будем бороться за справедливое наказание человеку, нанёсшему серьёзные травмы нашему сотруднику.

Повисает пауза, в течение которой мой оппонент, вероятно, ищет новые аргументы. Я даже не собираюсь копаться у него в мозгах, чтобы это выяснить, поскольку сейчас не тот случай, когда ощущаю возможную опасность.

– Александр Николаевич, я прекрасно понимаю ваши чувства, – вздохнув, наконец продолжает чиновник. – Иван Николаевич Серёгин – ваш брат, к которому, как мне рассказывали, вы относитесь очень трепетно…

– Иван Николаевич Серёгин в первую очередь врач моей больницы, – перебиваю я, чеканя каждое слово. – Во время нападения он был на дежурстве, то есть при исполнении своих обязанностей! Вы должны знать: я бы так же реагировал, случись такое с любым моим сотрудником. А то, что Иван мой брат, – это вторично. Поймите, я не хочу своими действиями плодить ощущение безнаказанности у тех, кто считает себя хозяевами жизни. В этом случае порок, оставшийся безнаказанным, будет продолжать разрушать личности уже других людей, которые, увидев эту безнаказанность, решат, что им можно поступать так же, и справедливости в нашем обществе мы никогда не добьёмся.

– Послушайте, все мы знаем, кто такой доктор Елизов. Гордимся, имея такого человека и специалиста. Знаем, что к вам практически со всего бывшего Союза едут…

– Не только, – с усмешкой прерываю я его. – Финны дорожку протоптали. Немцы тоже приезжают, причём общаются со мной по-английски. Пришлось серьёзно заняться совершенствованием языка, даже с точки зрения медицинских терминов.

– Вот видите! А ведь всё это может в один прекрасный день закончиться. Ваши противники угрожают: если Елизов не пойдёт с ними на сделку, устроят ему большие неприятности. Вы бросаете вызов системе. Она же вас сомнёт и уничтожит!

– Пётр Дмитриевич, прекратите! Ну заставят вас меня уволить, так я в другом месте смогу работать. Страна у нас большая!

– Речь идёт не о вашем увольнении…

– Тогда что может быть ещё? Каких-либо преступлений за мной нет… Или, думаете, захотят грохнуть? Так я через такое уже проходил, помните?

– Помню… Тогда вы сча́стливо отделались.

– Не только тогда. Вы, наверно, слышали, три года назад я вылечил у себя… практически неизлечимое заболевание. Да, было трудно, от многого пришлось отказаться, пройти через огромные лишения, но эту беду я у себя с по-настоящему Божьей помощью задавил. Я не боюсь трудностей! Уверен, Господь поможет мне так, как помогает всегда. И ещё… Вам никогда не приходила в голову мысль: каждый раз, когда кто-то из нас идёт на поводу у пороков, присущих устоявшейся системе, дьявол от удовольствия, потирает руки? Конечно, сказав это, я сильно упрощаю религиозную философию, но основная мысль именно такова.

– Считаете себя божьим человеком, – тихо заключает зампред комитета, смотря на свои сложенные руки, а потом поднимает на меня глаза. – За вами не было никаких человеческих грехов?

– Были. И довольно много. Только однажды надо произвести переоценку своих жизненных ценностей, назвать всё своими именами, и дальше жизнь пойдёт иначе.

– Да поймите же вы, упрямец! Я не оговорился, сказав, что система вас сомнёт и уничтожит. Я старше вас и в жизни много чего насмотрелся.

– Пётр Дмитриевич, поверьте, я прекрасно понимаю, с какими мощными силами придётся столкнуться. Более того, предполагаю, война будет вестись всеми доступными им средствами, в том числе и грязными. Только я этого не боюсь. Выдюжу!

* * *

Пока еду обратно на работу в больницу обдумываю прошедшую встречу.

Как говорится, началось! Первый ход противниками сделан. Сегодня был разговор моего начальства со мной с демонстрацией при этом морковки в виде спонсорства. Неужели они думали прельстить меня таким вариантом? Однако с целью коллективно повлиять на мою позицию эта компания может начать обработку, и тоже с развешиванием каких-то морковок, коллег по больнице, да и не только их. Правда, не думаю, что люди, рядом с которыми я который год работаю бок-о-бок, пойдут на сделку с оппонентами. Я верю в своих сотрудников!

Однако чувствую, всё-таки надо созывать всю нашу команду, как бывало в трудные периоды. Такие совещания для выработки общей стратегии поведения были в своё время введены Кириллом Сергеевичем и им же проводились. Всегда удивляюсь, как этот человек в самых сложных ситуациях умеет всё расставить по своим местам и наметить единственно правильный путь выхода. Сейчас, в его отсутствие, это придётся делать мне.

Признаюсь, при всей моей самостоятельности отсутствие рядом доброго, но очень требовательного наставника в лице нашего главврача я в данный момент ощущаю. Чего греха таить, привык я к его мудрым советам! Сейчас придётся справляться самому. Тем более всю нашу команду на случай неожиданных звонков Кирилла Сергеевича из Булуна я предупредил о нежелательности его посвящения в здешние неприятности. Все мы должны беречь его нервы и сердце. Понимаю, что начавшаяся война будет затяжной и он, вернувшись после отпуска, всё равно узнает про события, случившиеся в его отсутствие, но, надеюсь, к тому времени в здешних проблемах наступит хоть какая-то ясность. Поэтому даже хорошо, что, приехав в ставший для него за тридцать лет родным Булун, профессор Золотов сразу погрузился в дела когда-то возглавляемой им больницы. Пришлось просить Николая Фёдоровича, нынешнего главного врача, работавшего прежде у Кирилла Сергеевича заместителем, постараться по возможности контролировать процесс, не допуская излишнего напряжения у нашего отпускника. Помню, он тогда, грустно усмехнувшись, спросил, как я себе это представляю. Пришлось развести руками.

И всё-таки надо обдумать, когда всем нам собраться… А прежде надо обсудить разговор, прошедший в Облздраве, с Ванькой.

После вечернего приёма захожу в палату к братишке.

– Сашка, ты не забыл, что с завтрашнего дня собрался меня выписывать на работу? – интересуется он, отрываясь от книги.

– Не забыл… Дай-ка я тебя ещё осмотрю.

– Чего меня смотреть! Там почти в порядке… – ворчит пациент, но всё же укладывается на спину, как для получения моей терапии.

Привычно ловлю ладонями ощущения. Конечно, гораздо лучше. Даже практически нормально. Да и на лице из следов побоев осталась только появившаяся вследствие перелома носа небольшая горбинка на переносице, хотя надо будет снова внимательно посмотреть, когда он сбреет свою отросшую за это время хоть и редкую, но щетину.

– Так я с завтрашнего дня приступаю? – несколько нетерпеливо спрашивает Ванька, садясь после завершения осмотра.

– Это только если побреешься, – насмешливо хмыкаю я. – Пугать своим обросшим видом наших пациентов я тебе не позволю. Бриться тебе уже можно, поэтому сбривай-ка ты свои три волосины в четыре ряда. Бритву можешь взять у меня.

– Если это является последним необходимым условием выхода на работу, то готов идти к тебе за бритвой хоть сейчас, – и он сбрасывает ноги с кровати.

– Не торопись. Утром я её тебе сам принесу.

– Вот завтра умоюсь, побреюсь и прямо из палаты в ординаторскую! – мечтательно выговаривает братишка, укладываясь снова. – Не представляешь, как соскучился! Общением, конечно, я здесь не обделён, а скучаю именно по работе.

– Хорошо, приступай на полдня с завтрашнего утра, но после обеда – отдых.

– А вечерний приём? – и видя выражение моего лица, начинает канючить: – Сашка, ну пожалуйста… Я же после обеда посплю и отдохну.

– Чёрт с тобой! Уговорил. Только потом – в палату! За руль тебе из-за сотрясения пока нельзя, а я всё-таки решил завтра съездить за город к своим, и, прости, доставлять тебя домой и забирать утром оттуда мне будет неудобно, – делаю паузу и продолжаю: – Ладно, с этим мы решили, а теперь давай кое-что обсудим…

Выслушав рассказ о разговоре с зампредом Облздрава, Ванька, как обычно, молча рассматривает одеяло на кровати. Не желая его торопить, я, тоже молча, жду реакции.

– Сашка, а ты не боишься, что из-за нашей войны на всю больницу посыплются какие-нибудь репрессии? – поднимает он на меня свои глазищи.

Смотря в них, пытаюсь определить, чего не было сказано. Нет, осуждения я не вижу, есть сильное беспокойство.

– Я бы очень хотел, чтобы начавшаяся война была только моей, но при этом прекрасно понимаю, средства её ведения будут грязными, а значит, зацепят и других.

Говоря это, вдруг совершенно неожиданно и без специального желания «подслушиваю» Ванькину мысль о необходимости забрать его заявление из полиции.

– Даже не думай!.. – я, впиваясь в него взглядом, хоть и не гипнотизирую, но тихо чуть ли не приказываю. – В любом случае там два заявления – от больницы по случаю хулиганства и от тебя как от пострадавшего. Своё забирать я не стану ни за что!

– Опять по мозгам лазал… – бурчит ставшую привычной фразу братишка.

– Извини. Поверь, получилось чисто случайно. Честное слово! В любом случае я прошу тебя этого не делать. Помнишь, я говорил о возможных будущих пострадавших из-за понимания противостоящими нам людьми своей безнаказанности?

– Да помню я тот разговор… – с некоторой досадой бормочет он, глядя куда-то вниз, и вдруг снова поднимает глаза. – А ты у будущего про всю нашу ситуацию спросить не хочешь? Чем эта война закончится для нас? Ну чтобы знать результаты наперёд…

Вздыхаю. Который уж раз Ванька призывает меня воспользоваться моим даром!

– Я же тебе говорил, такие вещи на сегодняшний день у меня не всегда получаются по заказу. Возможно, в этом процессе есть какие-то уровни, зависящие от степени доступности. Только, хоть я и научился делать процесс более-менее управляемым, «пускают» меня на эти уровни пока не всегда, когда мне этого хочется. И ещё… Согласись, ведь предсказание будущего или заглядывание в прошлое по сути является движением сознания во времени, – делаю паузу и вижу так хорошо знакомый цепкий взгляд. – Ведь в таких проявлениях всё совсем не однозначно. Вот смотри: я вижу грозящую человеку смертельную опасность при посещении какого-то места, предупреждаю его об этом, и он туда не идёт. Что-то должно было случиться, но не случилось! Предвидение привело к прямому влиянию на будущее, но я уверен, изменение будущего там, – показываю взглядом наверх, – совсем не приветствуется, ведь в таком случае наступает уже совсем другое будущее, без предначертанного наверху события!

– А может, твои «вспышки» предвидения являются предупреждением сверху в тех случаях, когда с руководящей точки зрения что-то пошло не так и предстоящее событие вовсе не предначертано? – как обычно, поймав мою мысль на лету, Ванька задаёт, по сути, концептуальный вопрос. Этот же вопрос, раздумывая на такие темы, часто себе задаю и я. – А в случае, когда пытаешься что-то выяснить сам, тебя могут, как ты выразился, «не пустить». Как тебе такой подход?

– Думал я об этом… Возможно, в таком предположении ты прав. Ну а насчёт ситуаций, находящихся в развитии, – любое предсказание будущего учитывает сегодняшнее положение вещей. Меняя его, мы меняем будущее. Я уверен, Господь, воспитывая каждого из нас, детей своих, ждёт, что перед совершением какого-то поступка мы обдумаем его последствия, ведь, приняв правильное решение в какой-то ситуации, человек должен становиться лучше. Поэтому события, вытекающие из логики имеющихся обстоятельств, мы должны уметь просчитывать сами.

– Банальное логическое построение ты, естественно, закончил банальностью, – ехидно усмехается братишка. – Давно известно: поступками в настоящем мы формируем своё будущее и просчитать его вполне возможно. Ну и что тебе сейчас говорит эта логика нынешних обстоятельств?

– Всех обстоятельств я ещё не знаю, поэтому хочу поговорить с нашей командой. А там будет видно. Хочу понять, все ли мы думаем одинаково.

– Ну так давай прямо завтра и встречаться!

* * *

Наконец-то после недельного отсутствия я могу приехать домой!

Заезжаю на территорию нашего дачного участка и едва выхожу из машины, как сразу меня встречают мои мальчишки. Младший, Ванюшка, подскочив, тут же начинает карабкаться по папе, как по дереву. Старший, Серёжка, довольно шустро подходит на сделанных для него из двух реек невысоких ходулях и снисходительно смотрит на упражнения младшего брата. Когда-то и он проделывал со мной такое, но сейчас считает, что эта забава для него уже в прошлом. Своих детей мы стараемся не слишком баловать всякими современными электронными штучками. Эти вещи они узнают позже, а пока хочется, чтобы у них развивались воображение и находчивость.

– Саша! Ну слава богу, наконец-то ты приехал и сможешь здесь выспаться! – Даша появляется на крыльце нашего домика. – Как дела у Вани?

Её вопрос звучит с такой заботой! Очередной раз становится приятно проявление интереса к братишке и заботы о нём.

– Думаю, с завтрашнего дня будет работать. Он просто извёл меня просьбами и жалобами на скуку! Сейчас я тебе всё расскажу.

Вынимаю из машины мешок с продуктами из «Пятёрочки», куда заезжал по дороге, и иду к дому.

– Переодевайся, и сразу будем ужинать, – командует жена. – Не хочу снова подогревать. Расскажешь всё потом.

Когда садимся ужинать, обращаю внимание: впервые за несколько лет за столом не хватает одного человека. На стуле Кирилла Сергеевича вместо хозяина восседает Антошка и водит по всем нам взглядом своих жёлтых глаз. Правда, всё равно получается неполный комплект, а вернее – неполная наша дружная семья. Такого при мне ещё не было. Сам-то я иногда отсутствую, будучи то на дежурстве, то в командировке, а вот чтобы кто-то ещё – это впервые.

После ужина и укладывания детей спать подробно рассказываю Даше про все новости – хорошие и плохие. Честно говоря, пока ехал домой, я всё время думал, что ей сказать, а о чём умолчать. Не знаю, правильно ли делаю, но учитывая, как жена за меня переживает, всегда стараюсь ограждать её от лишнего негатива. Работая в нашей больнице экономистом-надомником, периодически туда приезжая за документами и, конечно, общаясь там со многими людьми, она в любом случае будет знать всё, но уже от них, а до этого лучше не доводить. Во-первых, при этом события будут описаны не обязательно точно, а во-вторых, потом последуют Дашина обида и традиционные слова: «Заговор мужиков!» Только сейчас – случай особый, и поэтому я всё-таки решил посвятить жену в грядущие опасности начавшейся войны.

Выслушав весь рассказ, она сначала сидит молча, а потом, вздохнув, произносит:

– Да, Елизов, у тебя вечно – не понос, так золотуха. Ты понимаешь, что люди, с которыми ты начал войну, не остановятся ни перед чем?

– Поверь, я это отлично понимаю. Неужели надо было простить этому молодому козлу Ванькино изуродованное лицо? Ведь это значило бы пожертвовать им ради личного спокойствия!

– Упаси бог! Не собиралась я этого говорить. Просто я думаю, что размер угрозы даже ты до конца представить не можешь. Они ведь способны любого человека просто растоптать и пойти дальше, не обернувшись!

– Способны! Только не любого человека. Со мной у них такого не получится.

– Ох, Сашка, женское чутьё подсказывает: если они умные люди – а я в этом уверена, ведь дураки так высоко по общественной лестнице не забираются, – при ведении начавшейся войны твои способности ими будут учтены. Думаю, удары станут наноситься не прямо по тебе, а по твоим близким – друзьям и даже родным.

Всегда уважал в Даше способность глубоко анализировать происходящие события. Умница моя жена!

– Об этом я тоже думал и отдаю себе отчёт в том, что должен сделать всё, чтобы… разные вонючие брызги происходящего до всех вас не долетели.

– Хотелось бы, конечно, но ты же знаешь – если с тобой что-то… начнётся, в любом случае по мне, по человеку, который тебя любит, несмотря на все сложности твоего характера и особенности, связанные с твоим даром, это ударит, и ударит сильно.

– То есть ты – жена, которая, видя, что мужа бьют, хватает кочергу или ухват и бежит ему на помощь? – улыбаюсь я.

– Да, я такая! Считай, тебе со мной повезло.

– Я это знаю, ведь меня такого, какой есть, нормальной женщине трудно было бы терпеть рядом, – и притянув Дашу к себе, целую её долгим нежным поцелуем.

* * *

В кабинете Кирилла Сергеевича собралась практически вся наша команда, находиться и работать в которой мне очень приятно. Здесь и Светлана Сергеевна с Шитовой, и Павел с Леной, и Ванька с хирургом Алексеем Сергеевичем Алёшиным. Приехал Кушелев. Даже Николай Сергеевич урвал время от своего напряжённого графика!

После моего рассказа о визите в Облздрав и сделанных нам через зампреда предложениях собравшиеся некоторое время молчат, видимо, переваривая поступившую информацию.

– Вот с-суки! – старшая медсестра, наконец нарушая тишину, смачно даёт вполне ожидаемую характеристику нашим оппонентам.

– Лена… – едва заметно и, как всегда, очень тонко улыбнувшись, Светлана Сергеевна, укоризненно качает головой. – Мы тоже так думаем, но не вслух же!

– А что? Вы все знаете, я могла бы сказать и другими словами, – с неким озорством встряхивает своей пышной причёской Елена Михайловна, – но в присутствии особо уважаемых людей не могу такого себе позволить. Вы правильно сделали, послав их, Александр Николаевич. Пусть этот отморозок отвечает по суду!

– Думаю, боятся они, Александр Николаевич, – задумчиво произносит Зорин. – Боятся и потому пытаются купить. В Интернете ведь про вас многое написано, а значит, наверняка ознакомились, с кем имеют дело. Поэтому и боятся…

– Ну читал-то, скорее всего, только Бураков, который приезжал сюда за «сынком» и стал свидетелем того, как я гипнозом выгнал его охрану, – усмехаюсь я. – Сделал выводы, прочёл информацию и побежал докладывать шефу. Вряд ли сам этот Эдуард Павлович озадачивался. Не царское дело…

– Саша, а в Интернете про все твои возможности прописано? – вдруг с некоторым напряжением интересуется Сергей Александрович. – Честно говоря, я совсем не в курсе. Ваня, вы ведь вместе с Юркой сайтом больницы командуете, скажи, что там про доктора Елизова можно прочесть?

– Мы там писали только про сугубо медицинскую практику. О разных его «чудесах», – при этом братишка бросает в мою сторону ироничный взгляд, – там не сказано. Вы имеете в виду, это могло бы стать для наших оппонентов сюрпризом?

Ай да Ванька! Опять схватывает на лету!

– Именно! – с удовлетворением подтверждает Кушелев.

– Надо учитывать: на форумах в сети кое-что из такого обсуждается, – вступает Лена. – Если они всерьёз занялись сбором информации, то обратят внимание.

– Не думаю, что они пошли дальше изучения чисто лечебной практики Александра Николаевича. Глубокие раскопки не для таких людей, – жёстко заявляет глава района. – Согласен, Сергей?

– Полностью, – кивает Сергей Александрович.

Сижу, слушаю обсуждение. С одной стороны, вроде всё нормально, а с другой…

– Простите, коллеги, – наконец прерываю я процесс, – полагаю, следует поднять ещё одну важную тему. Не надо иметь моих способностей, чтобы предвидеть атаку, которая теперь будет вестись и против всех вас. Не знаю, каким образом, но обязательно начнутся уговоры повлиять на мою позицию в обсуждаемом вопросе. Сотрудников больницы станут прельщать всякими призрачными «морковками». Брата тоже станут чем-нибудь умасливать. А уж наши уважаемые благотворители вообще находятся в зоне риска. Их персональный состав вывешен на сайте, и уверен: каждого начнут чем-нибудь либо прельщать, либо запугивать. Поверьте, это будет!

Наступает молчание.

– Не хотел говорить, но мне уже звонили, – тихо сообщает Сергей Александрович. – Предлагали встретиться. Я сказал, что не сто́ит, поскольку своих друзей не сдаю.

– Во мне тоже не сомневайтесь, Александр Николаевич, – и я ловлю спокойный взгляд Зорина. – Не так я жизнью воспитан. Биться будем вместе.

Прозвучавший намёк ясен. Среди присутствующих только я знаю о его прошлом.

– Саша, ты в нас не сомневайся, – вступает прежде молчавший Павел. – Мы ведь, пока ты Ваней занимался, всё обсудили. Чего наша команда будет стоить, если пойдёт на попятную?

– Вот именно! – будто про себя бормочет Алёшин. – Нельзя терять лицо. Суд должен быть обязательно!

– Боюсь, отмажут они его, – вздыхает Кушелев.

– Я готова поговорить с медсёстрами, которые видели это безобразие, – заявляет Шитова. – Свидетелей ведь тоже небось захотят обработать. Нельзя, чтобы кто-то из них высказал хотя бы сомнение.

– Готова присоединиться, – поддерживает Светлана Сергеевна. – Давай говорить с ними вместе.

Да… Это действительно мои соратники!

– Ну вот… – удовлетворённо выдыхаю я. – Честно говоря, мне теперь спокойнее, – и поворачиваюсь к Ваньке. – А ты ещё хотел своё заявление забирать!

– Этого делать ни в коем случае нельзя! – жёстко произносит Алёшин.

– Вот-вот… – одобрительно бурчит Зорин и иронично добавляет: – Вы, Алексей Сергеевич, сами Ваню воспитайте. А то, видно, брат от усталости последних дней утратил на него влияние.

– Да уговорили уже, уговорили… – со смущённым видом ворчит братишка. – Я же хотел как лучше. Думал ради общего дела пожертвовать своей рожей.

– И по поводу возможных жертв. Всё-таки, Александр Николаевич, вы подумайте над моим предложением о дополнительной охране, – как бы подводит итог глава района. – Всякое может быть…

* * *

Немного отдохнул после очередной плановой операции и теперь, сидя у себя в кабинете, занимаюсь анализом свежих рентгеновских снимков моих пациентов. А учитывая, что сегодня у меня по графику суточное дежурство, надо ещё успеть хоть часок поспать. С выходом Ваньки на работу мне, конечно, стало легче, поскольку своих пациентов он принимает сам. Братишка снова сел за руль и живёт теперь дома. Вроде всё как-то налаживается… Только вот следствие по делу «сынка» больше не проявляет интереса к нашей стороне. После первого приезда в больницу следователь по-прежнему никого от нас к себе не вызывал, очевидно, считая для себя всё ясным. Наверняка противоположная сторона ведёт там обработку! Надо будет поговорить с Леной о дальнейших шагах.

Раздаётся стук в дверь.

– Войдите! – и поднимаю взгляд на входящего.

– Добрый день, Александр Николаевич!

Прибыл знакомый мне посланец папаши виновника всех наших трудностей.

– Здравствуйте, – и сначала не могу удержаться от иронического вопроса: – Вас послали с какими-то новыми предложениями? А то в Облздраве я намедни кое-что слышал, – и уже потом киваю на кушетку. – Садитесь. Я слушаю.

Обмениваться с ним рукопожатием совсем не хочется, а о причине визита просто трудно не догадаться. Похоже, они ещё продолжают надеяться.

Бураков садится и смотрит на меня, видимо, что-то обдумывая. Странно… Из опыта нашего предыдущего общения он должен был догадаться, что тёплого приёма не будет, а значит, заранее выстроить линию поведения. Неужели крепко въевшееся в сознание представление о мнимом превосходстве всё-таки взяло верх над трезвым расчётом?

– Ну излагайте, с чем вас послали! – тороплю я, считая паузу затянувшейся и явно обозначая его неравное относительно себя и папаши этого Вовика положение.

– Я собрал о вас информацию, – с определённым торжеством начинает он и с неприятной усмешкой добавляет: – С вами, оказывается, надо дружить.

– Друзей себе я выбираю сам, – роняю сухо и призываю: – Поэтому давайте лучше по делу. Что вы должны передать?

– Эдуард Палыч приглашает вас сегодня вечером к себе… в гости. Он попросил и Володю присутствовать при этой встрече, поэтому мы с вами по дороге за ним заедем.