Текст книги "Выживший в племени каннибалов"

Только тогда пришла уверенность, что от меня зависит судьба успеха сделать туземцев счастливыми, дабы не оставить их ущербными и несчастными.

Как подобает неистощимому исследователю, я решил двигаться в своих научных изысканиях дальше. Если одни ученые делали упор на внутривидовую борьбу, другие – на половой отбор, то у меня возникло свое виденье жизни и напросилось собственное осмысление к их теориям. Как я раньше говорил, есть еще эволюция, за которую я ухватился, так как не желаю гражданской войны и, как биоматериал, я сам отдельно не представляю большого значения. Ученых всегда опровергали последующие поколения. Почему бы и мне не рискнуть и, возможно, сделать свой акцент. Некоторые учёные считают, что эволюция и есть внутривидовая борьба и половой отбор, другие ставят во главу угла симбиоз того и другого в равной степени, всё это применимое к растениям, животным, к людям – ко всем существам, задумывавшихся или не задумывавшихся над своими биологическими поступками. Эта та самая сфера жизнедеятельности, в которой, они рассуждали, даже кролика можно смело назвать академиком, настолько он вышеозначенное (биологические поступки) делает профессионально и виртуозно, и в чем преуспел.

И я посчитал, что эволюция развивается сама по себе, и дал слово задействовать свой хозяйственный ресурс, имея материальную базу из буф-буф и карассо, которые позволят перепробовать все варианты жизненных ситуаций, какие подскажет фантазия.

Что интересно, в моих теориях о путях развития эволюции, от самолюбования ими, ни разу не заронились сомнения и не было желания пересмотреть их, хотя подспудно я ещё ждал, что встречу непреодолимое препятствие в виде непонимания, косых взглядов или сопротивления, и вместо мирного и всепроникающего расположения и разумения к себе придется прибегать к некой силе. Но всё получилось в лучшем виде, и, Слава Богу, всё нехорошее образовалось в хорошее, а нестыковки прошлись стороной.

И всё же, интересную противоречивую позицию пришлось занять со своим вторым “я”. Повторяю, я имел дело с племенем, стоящим на уровне развития каменного века. “Этого делать нельзя, не переписываю ли я наново чужую историю насильственными способами? – спрашивал я сам себя и отвечал. – Всё в историческом контексте, есть точный далеко идущий план мероприятий культурной революции по оздоровлению и выправлению нации. Я готовлю туземцам самую блестящую перспективу в их развитии, какую только можно себе представить. Это будет море согласия, а ещё больше – океан гармонии. Когда за мной приплывет корабль, они будут в своем развитии на несколько порядков выше, не проходя стадии даже стального топора”.

Я часто предавался такого рода философским размышлениям, прохаживаясь на ночь по берегу, а, чтобы моя деятельность была оправдана с точки зрения исторического генезиса, решил в своем единственном лице открыть миссионерский пункт, необходимость которого витала в воздухе, поскольку уже совершал свои деяния под знаком милосердия и сострадания.

Миссионеру положено утверждать идеалы любви к ближнему и, когда он видит, что люди застыли в своем доморощенном коконе и неизвестно как долго у них продлится эта фаза в развитии, и насколько они способны что-либо предпринять для выхода из тупикового состояния застоя, он не имеет права оставаться в стороне совершенно спокойным и индифферентным.

Миссионер! Это означает проникнуться великими идеями и задачами помощи немощным, сирым, убогим и неграмотным! Нести культуру и новые представления о жизни в массы.

Миссионер, образно говоря, первый пролагает тропинку в недоступных, в нетронутых дебрях и подает руку помощи. Только он в состоянии пройти через самые густые чащи тропического леса, и эти пути неудобны для парадных карет и для праздно гуляющей публики, но удобоваримы и воспринимаемы простым населением.

Мне тоже, я посчитал, нельзя быть безучастным. Не в моем духе быть случайным и равнодушным свидетелем и не бороться с вызовами современности. Я должен защищать бедную и несчастную расу, отстаивать в этой маленькой стране добрые дела и приблизить день, когда над народом масоку взовьется знамя новейшей просветительской эпохи. Итого, просветить, наставить на путь истинный, влить в масоку новую формулу существования.

И я дал себе клятву, что топором прогресса прорублю девственные леса социальной отсталости и несправедливости!

Итак, ничего, кроме миссионерства, если хочешь выжить и победить. Всё лишено смысла. Всё, кроме самой жизни.

Рассказ о том, что вождь вознамерился меня женить и что попытки его тщетны

Вся моя жизнь на острове Кали-Кали прошла под девизом “Вознесение и падение”, когда не было права на ошибку.

Начну с преамбулы:

Никто не считал, сколько путешественников и миссионеров пропало в племенах и по какой причине. Известны только несколько имен, в частности, Джеймс Кук, которого, если верить, съели аборигены.

Тут к месту в душу просится песня Владимира Высоцкого “Почему аборигены съели Кука”.

Миклухо-Маклай в своих путешествиях всегда ходил под дамокловым мечом. Это происходило и происходит с другими путешественниками, прошлыми и нынешними, до сих пор рискующими своими жизнями. Моя история та же. Вроде простое и безобидное дело – жениться, тем не менее, я тоже находился под мечом и подвергался каждую минуту стать жертвой.

Итак, всё тот же незабываемый мною остров Кали-Кали. Остров был такой же интересной и познавательной площадкой, как и все предыдущие мной посещаемые места, только для современного человека – ещё и проблемная территория. Я был воодушевлен первыми результатами жизни на острове. Я парил в воздухе. Я светился, несмотря на советы, на неоднократные тактичные напоминания вождя о злоумышленниках, на предостережения, кого надо сторониться, кого остерегаться, чтобы я не зарывался и был осторожен, что даже он, брат по крови, не гарантирует мне полную безопасность. Он не оглашал имена, но я своих недругов уже взял на заметку. Я соглашался с вождем и давал обещания, что буду предусмотрительным.

Постепенно народ масоку весь переселился на мой остров; думаю причина во мне, навстречу моему растущему влиянию и притяжению. Как грибы растут спутники-деревни.

Однажды, когда я поджаривал себе кусочки банана, подошел вождь Нь-ян-нуй с обезьянкой. Его длинные и густые волосы были охвачены обручем, на шее висело ожерелье из чёрных чёртовых пальцев, перемешанных с человеческими зубами. Его собственные зубы были обточены и заострены на манер леопардовых. Грудь и живот украшали два ряда шрамов, некоторые были нарисованные.

– Капитана, – сказал он, – преподношу тебе эту обезьянку на жаркое.

Я уже протянул руку, но Нь-ян-нуй взял обезьянку за ноги и ударил с размаху головой об угол хижины. Размозжив ей подобным образом череп, он положил её к моим ногам. Сделал это так мгновенно и виртуозно, что я не успел его остановить, успел только от брезгливости отвести взгляд. Опасное постоянство демонстрировать передо мной садистские наклонности, но я вежливо принял подарок.

Объяснение поступка последовало витиевато, было не очень длинным, но понятным и логичным для среднего ума:

– Мясо змеи делает глаза блестящими, мясо крокодила награждает желтыми крупными зубами, мясо пауков вынуждает женщин быть уступчивыми, мясо гусеницы располагает человека к доброте, мясо енота разгоняет кровь, а мясо обезьяны дает красоту телу, – уточнил он.

Кому не хочется быть красивым, и я сильнее поддал щепками огня. Пока шла готовка, вождь не мешал мне раздувать и ворочать угли.

Затем, заняв место напротив, он продолжил говорить нараспев:

– Капитана, ты никогда раньше не бывал на нашем острове, и я хорошо знаю, что заставило тебя прийти к нам издалека.

– Интересно, что?

– Подарить нам, великому народу масоку, для счастья много-много карассо и буф-буф!

– Я желаю вам процветания на долгие годы!

– А ты догадываешься, почему мы хотим много-много счастья?

– Да.

– Потому что, кто его не хочет.

Туземцы, как наши чукчи, сами торопились ответить на свои же поставленные вопросы. Мне оставалось только вставлять между ними очередное утвердительное “да”. В дальнейшей жизни на острове я неоднократно пользовался этим литературным приемом и получал нужную информацию.

– Да, да, – не стал переубеждать я его, небрежно подавая один набор из иголок, ниток и пуговиц.

Сначала старик упорно увертывался от подарка, но я видел его горящие глаза, как перед бутылкой у испытывающих глубокое похмелье алкоголиков, а также проформу отказа. И когда вождя удалось убедить взять презент, он высказал благодарность:

– Вот чему меня учили старики много лет тому назад, когда я сам был ещё юношей, – воспламенился он откровенностью. – Относись к людям хорошо и старайся сделать им добро, особенно если это чужеземец, пришедший издалека прямо с Луны, или человек покинутый и одинокий. Старики говорили мне, что если я буду так поступать, то и бог Дуссонго меня не забудет, полюбит, не покинет, поможет и вознаградит за добро, которое я совершу.

Эти достойные каждого гражданина слова, на века заслуживающие закрепления на камне или отливки в бронзе, меня умилили до слез.

– Да, да, конечно, – повторял я и заставил принять вождя еще два карассо.

Вождь положил обе руки мне на голову и несколько раз провел ими по волосам.

– Сын мой! – торжественно начал он, как я понял, что-то новое. – Ты живешь среди нас, ты стал настоящий масоку, ты такой же сильный, как леопард, такой же неуемный и умный, как кролик, такой же красивый, как обезьяна. У нас не принято быть одному. Постель твоя пуста и холодна. Тебе подобает иметь молодую и сильную жену, которая бы наблюдала за твоим имуществом, вела хозяйство и присматривала за детьми. Ты должен иметь один с масоку общий дом…

Он долго повторялся в том же духе, и слезы иногда выкатывались из его глаз.

– О вождь! – я обратился к нему. – Смелый, хваткий, мудрый! Благословенный богами и духами, любимый народом масоку, почитаемый всеми видами животных и растений, притягивающий своей мудростью морских анемон, сколопендр, скорпионов и тарантул, располагающий к себе все мелкие и крупные твари, всех опасных насекомых, угомонивший злых духов, загнавший и закупоривший их в пещере, и прочая, прочая, прочая, не рано ли говорить об этом? – Я без колебаний отверг его просьбу.

По глазам вождя я видел, что ему нравилась моя речь.

– Послушай, упрямый человек! О тебе идет нехорошая молва. – Всё это вождь стал тянуть очень медленно, потом остановился и продолжил слова ещё тягуче, но четче: – Но ты добр, Капитана, об этом знают все масоку. Ты давал нам много буф-буф и карассо, чтобы всем было хорошо. Ты справедливо обращался с нами – этого не забудут масоку. Капитана – ты наш друг и брат! Но нам совсем не безразлично видеть, как ты выходишь к морю задумчивый, как сидишь у огня неприкаянный, как ты несчастный сохнешь без женщин, как страдаешь в тиши от одиночества… День оборачивается в вечер, вечер становится ночью, а ночь остается для тебя пустынна и тягостна и превращается в жалость к себе, а то и в бессонницу или кошмар. От тоски и грусти одна морока и напасть…

Меня постигала участь всех путешественников, оказавшихся в моём положении. Почему-то они обходят стороной эту щекотливую тему, не донося до читателей матримониальный момент в отношениях с аборигенками. Ларчик открывается просто – путешественникам было стыдно не перед читателями и телезрителями, для которых чем больше амурных, романических, сентиментальных, откровенных сцен и подробностей, тем интереснее, а перед своими женами, требующих отчета об интрижках на стороне.

Прежде всего, хочется упомянуть Миклухо-Маклая, побывавшего в Чили, Бразилии, на архипелагах Полинезии, Малайзии и в Австралии, в Новой Гвинее. Он везде заводил себе “временных жен” (это его выражение). Женами всегда были девочки от 12-14 лет, которых он, с “благословения” их родителей, получал за стеклянные бусы или прочие безделушки. Так что среди аборигенов Миклухо-Маклай всегда жил настоящей, полноценной жизнью.

– У меня там, – я поднял палец в небо, – есть жена.

– Это ничего, – успокоил Нь-ян-нуй. – Она там – ты здесь. Одно другому не мешает. Она там чувствует себя хорошо, ты здесь прекрасно тушишь огонь желания.

– Я не собираюсь жениться на туземке! – Этими решительными словами я хотел окончательно завершить разговор.

– Это правда. Ты – белый человек. И жена твоя белая, а у нас белых нет, – услышал я фразу. – Все девушки чёрные. Чем богаты, тем и рады. Они не белые, но те, которые чёрные, не подадут повода для твоего разочарования.

Вождь таинственно приложился к моему уху и произнес:

– У них масса преимуществ. Когда ночь смыкается, они делают её ещё темнее и оттого причудливей, а сон ещё нежнее и приятнее…

Я перебил:

– А белые девушки делают день ещё светлее и оттого ярче, и насыщеннее!

– Это когда и так светит солнце! – возразил старик.

– А ночь быть чёрной всегда мешает луна, как свидетель! – меня захватил спор.

– А чёрные девушки торопятся поменять день на ночь! Чёрная ночь, это, означает, сладко спать! – не успокаивался Нь-ян-нуй. – Опять-таки, чёрные девушки хороши перед белыми в том, что ночью они есть, но их словно нет. Они тенью растворяются во тьме. Скажи, почему на свете больше чёрных девушек?

Вопрос застал меня врасплох.

– Потому что… потому что… – стал тянуть я.

Нь-ян-нуй смотрел мне прямо в глаза.

– А ты попробуй убить чёрную девушку ночью копьем – не получится, промажешь, а белую – легко, не промахнешься.

Это было откровение.

– Я не буду никого убивать! – признался я.

А дальше я услышал:

– Поэтому, как видишь, кругом только чёрные девушки остались. С мужчинами та же история.

– На моей родине одни белые люди живут! – противоречием воскликнул я.

– Ой, не болтай! Не поверю! Белые девушки ночью, как слепящий свет в глазах, надо долго их протирать, чтобы избавиться от света. А это немаловажно, когда пора заснуть, а что-то мешает. Сон превыше всего! Уже за это белых девушек надо лишать жизни.

– Зато белые девушки лучше всех делают белое дело, а чёрные девушки не унимаются и продолжают делать чёрное дело! – съязвил я.

– Чёрные девушки видны днём как на ладони, их хорошо контролировать на работе, в поле во время сбора риса… – продолжал перечислять достоинства Нь-ян-нуй.

Я же настаивал на преимуществах белых.

– А белых девушек хорошо контролировать ночью, в постели! А это существеннее всего для мужчин, – сыронизировал я.

У вождя затряслись руки.

– Смотри не упусти белую девушку днем, ибо в ночи останови свой выбор на чёрной девушке, не прозевай её, держи крепче, чтобы не пропала, как сквозь землю, не угодила в чужие руки… к первому встречному! – воскликнул он, нагоняя на меня суеверный страх.

– Там, где чёрная девушка потеряется, белая – всегда найдется! – не унимался я.

– В чем проблема? Поэтому играй в прятки только с чёрными девушками, с ними проведешь больше занятного времени!

– Это неинтересно – днем сразу их находишь.

– Играй с ними ночью.

– Мужчины не любят долго до утра искать!

Вождь взъярился:

– То ты хочешь их тотчас обнаружить, то не желаешь их искать! Говори прямо “да” или “нет”.

Я мямлил, переходя с “да” на “нет” и наоборот.

Вождю надоело выслушивать мое лепетание, и он решил добавить последний аргумент для этого.

– Открою тебе большую тайну, – он прислонился к моему уху, – чёрным девушкам не надо мыть ноги, потому что грязь тоже чёрная!

Вождь почувствовал, что выиграл спор и победно смотрел на меня. На что я тут же отмахнулся от его довода.

– Белая гусеница вкуснее чёрной! – воскликнул я.

Нь-ян-нуй опечалился и тут же наставительно поднял палец.

– Чёрные девушки никогда не уходят с поля раньше захода солнца!

Тут уже я прикусил язык, не зная, что ответить. И всё же в этой перепалке я не утратил самообладание, потому не утерпел сказать всю правду, чтобы раскрыть глаза вождю на существенную разницу, но главную.

– Белые и чёрные девушки отличаются друг от друга как день от ночи! А я предпочитаю день и не терплю ночь.

Вождь только захлопал глазами, но тут же взял себя в руки.

– Боишься ночи? Какая проблема, закрываешь глаза, и день превращается в ночь! Открываешь, а перед тобой день! Так и с девушками – только успевай открывать-закрывать глаза!

– Пробовал. Белая девушка всегда стоит перед глазами.

Это была сущая правда – моя жена Рая была постоянным добрым гением в глазах.

– Не будем спорить! – сказал уступчиво вождь. – Не пристало мужчинам препираться из-за девушек. Это беспредметный разговор. Неважно, какого цвета кошка. Белая ли это кошка или чёрная, главное, чтобы она ловила мышей. Пусть каждый выбирает чёрную девушку белым днем, а белую – чёрной ночью! Для этого бог Дуссонго и придумал день и ночь. Согласимся на том, что все чёрные и белые девушки красивые, одинаково хорошо рожают и воспитывают детей. А что еще мужчинам надо?

– Масоку, однако, не знают, что, когда белая девушка любит, чёрная отдыхает от зависти! – добил я его окончательно.

После этого убийственного довода вождь, не знающий, что такое белая девушка, оцепенел, но тут же зловеще-мистически воскликнул:

– Не спотыкнись о чёрную кошку днем, а о белую – ночью!

Его угрозу я посчитал серьезной и прикрыл рот на замок – не пристало мужчинам ловить в темной комнате черную кошку, а в мутной воде – русалку.

Рассказ о том, что матримониальные хлопоты вождя снова потерпели фиаско

Как-то в другой раз мы с Нь-ян-нуем столкнулись нос к носу, и опять он стал прилагать все усилия, чтобы уломать меня, потому что до некоторой степени я сам не был ни к чему расположен.

– Капитана, какой пример ты подаёшь? – продолжил он во время моего очередного молчания. – Предпочитаешь белую женщину. А если все мужчины пожелают белых женщин и не захотят чёрных женщин, то что будет тогда?

– И что будет? – переспросил я, думая, что он скажет о не родившихся по этой причине чёрных детях, что жизнь на Земле остановится.

Но ответ оказался простым.

– Все мужчины будут одиноко сидеть по хижинам. И будут тоскливо ждать и вздыхать.

– Чего ждать?

– Случая. Как ты. Когда чёрные женщины побелеют. И произойдёт ужасное.

– Что произойдёт?

Я ждал ответа с придыханием.

– Мои чёрные жёны окажутся мне не нужны, и все остальные чёрные женщины окажутся никому не нужны. Масоку предпочтут белых! А где их взять? – Вождь разочарованно вздохнул, а затем заплакал.

О! Вождь, оказывается, не чужд сентиментальной философии! И я спросил:

– Вы чего-то опасаетесь?

– Я гляжу далеко-далеко вперёд и думаю, что мужчины захотят от чёрных женщин отделаться, а у кого не было женщин – у тех и не будет никогда.

– И что тут плохого?

– Мужчины и женщины будут жить обособленно и быстро одичают и превратятся в обезьян.

– Ну и что дальше?

– Придет племя манирока и побьет этих обезьян камнями и палками. Я не могу допустить этого!

– Я тоже не позволю кощунственно обойтись с народом масоку, тоже буду защищать обезьян от манирока! – я решительно дал обещание.

Нь-ян-нуй с надеждой посмотрел на меня.

– Это правда?

– Правда, – ответил я.

Но я увидел сомнение на лице вождя, сказавшего затем:

– А не лучше ли не доводить проблему до войны из-за женщин?

– Что вы имеете в виду?

– Лучше жениться и дело с концом!

Нь-ян-нуй, желая подтвердить свои слова вескими аргументами, проворно повел меня через всю деревню к одной хижине, откуда вызвал молодую, здоровую, довольно привлекательную девушку. Что он ей сказал на ухо, я не расслышал. Она же поглядела на меня застенчиво и, улыбнувшись, юркнула назад.

Когда мы вошли в полумрак хижины, эта девушка тихо вскрикнула и бросилась к выходу. Вождь загородил ей выход. Она пыталась выскочить то с левой стороны, то с правой, но каждый раз натыкалась на умело выставленное колено. Наконец, она перестала биться и утихомирилась, постелила листья пальмы и на них выложила куски жареного мяса, напиток, фрукты, горкой возвышался вареный рис. Движения у девушки были лёгкие и быстрые, походка величавой. Она села рядом с вождем, напротив меня, и я посмотрел на её тонкие чёрные руки, на её тёмные уширенные, как мне показалось от страха, глаза.

Нь-ян-нуй погрузил пальцы в рис и сказал:

– Ее зовут Квай-ква (Та, которая журчит ручейком между камней).

– Очень приятно! – Я тоже принялся за еду. Наконец, вождь взглянул на меня.

– Открой шире глаза, посмотри зорким взглядом орла на эту пичужку, и потом не говори “нет”.

Девушка потупила взгляд и… зардела!

Точно хамелеон. Меня не обманешь – я уже научился отличать оттенки чёрной кожи, как когда-то белой. Неуловимый переход одного цвета в другой, как возникающие цвета побежалости при нагреве стали.

Я ещё обратил внимание на её длинные с воронёным отливом волосы.

Вождь объяснил:

– Девушка что надо, ядреная, холеная, крепкая, ухоженная, ласковая, в соку, можешь взять эту обаяшку себе в жены. Хоть прямо сейчас!

– У меня там, – я снова поднял палец вверх, – есть жена.

– Две жены лучше, чем одна! – не понял он высоты моего отказа и тогда повел к другой хижине, из которой выглядывали уже две половозрелые папуаски.

– Эти могут приготовить любую пищу и справятся с любой твоей прихотью! – пояснил вождь.

– Любую пищу мне не надо, а прихотями я не злоупотребляю, поэтому ими не избалован.

– Уважаю твою скромность.

Пришлось высказать новый козырь.

– Я плохой охотник. Неумелый и неудачливый охотник не имеет право на жену, да и ни одну девушку не отдадут за такого неумеху замуж.

Я и в самом деле был плохой охотник и рыболов, потому что сами туземцы и сама природа развратили меня своими легкодоступными подношениями, и мне не надо было ломать голову о пище насущной, хотя в племени мне ничего не стоило поставить на широкую ногу современное производство бройлерного мяса и искусственное разведение рыбы.

– Это не страшно! – ответил Нь-ян-нуй.

– Еще я незадачливый рыболов, – препирался я, – в мой садок не идёт рыба.

– Ты молодой, у тебя все уловы впереди.

Я снова был непреклонен, сказав:

– Но считается, что это главные недостатки мужчины, которые старики за назидательными беседами внушают остальным.

– Охотник, проявляющий ловкость леопарда в лесу – это хорошо! Но ещё лучше, проявляющий проворство и неутомимость леопарда в постели! В этом я не сомневаюсь.

– Но и там я плохой, сознаюсь, леопард!

– Наши девушки умелые и сноровистые. Любой леопард, облизываясь, довольно заурчит при их виде и подожмет хвост, уступив их желанию и не устояв под их натиском. Ты станешь ласковым леопардом и перестанешь выглядеть таким грустным.

– Леопард боится людей и обходит их стороной.

Вождь важно кивнул.

– Ничего-ничего, зато ты хороший какаду – умеешь сладко вещать, ни один воин не может сравниться с тобой в говорении, и ни одна девушка не откажется от союза с тобой.

– Предложенные девушки мне не нравятся, – скромно заявил я, – поэтому прошу оставить меня в покое.

Нь-ян-нуй не удовлетворился ответом.

– Зачем отказываешься? Они очень даже плодовиты! Каждая принесет тебе много детей.

Надо было срочно придумать оригинальное объяснение.

– Мне надо подумать, – дал окончательный ответ я.

Тут вождь довольный покинул меня. Обещать – не значит сделать, то есть жениться. Он ещё не знал о нашей российской бюрократической проволочке, что “надо подумать” может длиться сколь угодно долго.

Обстановка, когда предлагают самым бесцеремонным образом девушек, пугала меня, хотя понимал, что делается это из добрых дружеских побуждений, даже если не брать во внимание, что туземцы, как дикий народ, не знают других удовольствий, кроме половых, да еще от еды.

После этого случая вождь неоднократно ловил меня на улице и ещё не раз обращался ко мне со странной просьбой.

Сначала его интересовало моё физическое состояние на данный момент:

– Я прослышан, что ты всё также по берегу бежать резвок, но на охоте, как хорек со змеей обходишься долго, оторопело кружишь возле нее, не можешь справиться даже с мышкой! Надо, чтобы хорек победил хотя бы мышку.

Я останавливался и прислушивался к его просьбе.

– Ты говорлив так же, как болтлив попугай на дереве! Не тяни, бери в жены одну, две, три, – как заученную молитву твердил он мне, – сколько пожелаешь девушек.

Я с неизменной вежливостью отказывался, и на этот раз преподнес новую отговорку:

– Все женщины ломаки, кривляки и на сладкое падки!

Я еще поскромничал, и не сказал главное, что перевешивало то, что они всё-таки не в последнюю очередь редкие пакостницы, и, далее по длинному списку, мерзавки и смутьянки.

– Как! – вскричал Нь-ян-нуй. – Ты не знаешь, что девушки гладки, мягки и ведутся на ласки? Ты разве не встречал ещё женщины, которая была бы добра, верна и послушна?

– Встречал. Но женщины много болтают, слишком шумливы, длинны на язык, а я этого не переношу.

Я прикусил язык, увидев добрый блеск в глазах вождя.

– Есть такая невеста, которая тебе подойдет! – радостно заявил он и поспешно убежал.

На этот раз я лег спать с сильной головной болью; малейший шум был для меня несносен. Я лежал, закрыв глаза. Долго не засыпал: может, час, может, два. Головная боль, апатия, странный гул в висках.

Надсадно кричал какаду. Почему, именно, над моей хижиной? Как он выбрал именно моё дерево и меня в качестве слушателя? При помощи какой логики? Невозможно было ее оправдать другой случайностью чисел и схождением астрологических знаков…

Проклятый какаду! Мрачная птица, с криком по пронзительности не уступавшая неблагозвучию…

Странно. Я вынужден был ворочаться из-за наглости маленького крикуна и ворчуна.

Скоро в деревне все стихло, и я заснул в напряжённом состоянии. Во сне я услышал низкий свист у самого уха и, приподняв голову, увидел вползающего в моё бунгало огромного питона, скользнувшего с ветки дерева. Я потянулся за ружьём. Я многократно стрелял из него, а питон только всё сильнее стягивался кольцами вокруг меня. Я проснулся от удушья весь в поту. Какое ружьё?! У меня нет ружья! Как оказалось, на мне лежала чужая рука, давившая грудь. Рука как рука, теплая и мягкая. Я не осознал сразу ситуацию, повернулся и снова задремал. На этот раз был разбужен шорохом, и опять не придал ему значения. Но шорох был настойчив, тормошащий меня. Во сне я почувствовал еще и сдавливающее прикосновение на шее, и нары сотряснулись, как будто кто-то тяжело приналег на них, качками проверяя на прочность. Находясь ещё между сном и действительностью, я протянул руку.

Я не ошибся. Как только коснулся тела человека, его рука схватила мою. Человек был совершенно голый, мягкотелый, в довершение всего – женщина. Было не так темно от пробивающейся сквозь щели луны, что женское тело я различил не только на ощупь, а лицо ночной визитерши не показалось мне безобразным.

– Ты кто? – спросил я.

Она странным образом смотрела на меня.

– Кто ты? – повторил я вопрос.

Она продолжала упорно молчать.

– Как ты здесь оказалась?

Ее молчание затянулось, а я не встречал более тупой девушки, чем эта. Наконец, я догадался.

– Скажи, “а-а”.

Она попыталась воспроизвести звук, но у неё кроме клекота в горле и мычания ничего не получалось.

– Ты – немая?

Она утвердительно закивала головой.

– И что ты тут делаешь?

Она почесала затылок, раздвинула ноги и показала на свой голый живот.

– Тебя кто прислал?

Она молчала.

– Нь-ян-нуй?

Она согласно кивнула головой.

– Не мешай спать, ступай домой! – прогнал я её.

Я сочувствовал вождю – его мечты сделать меня своим родственником никак не сбывались.

Последующие ночи я провел относительно спокойно, был неплохо адаптирован к шуму какаду, был в меру бдителен. Однако, не обошлось без участия со стороны вождя, пользуясь темнотой ночей, приводить в исполнение те матримониальные планы, которые недавно потерпели фиаско. Не раз за ночь слышались шорохи в дверях и женские голоса, но я уже их заранее просчитывал и игнорировал своими постоянными предупреждениями в форме моих окриков очередной визитерше:

– Не мешай спать, ступай домой!

Рассказ о том, какими способами претворяются в жизнь матримониальные планы вождя, и снова не унимается шаман

Я уже не вспоминал о последних ночных визитершах, не придавал значения чрезмерным эпизодам, но туземцы – я не мог не заметить – были просто шокированы моим равнодушным отношением к женщинам, явно не зная, как и какими крепкими словами этот мой физический изъян прокомментировать.

Похоже, вождя Нь-ян-нуя не очень устраивало моё препирательство, поэтому на ранней стадии притязания его не закончились, и он предпринял новую попытку женить меня. Это произошло после сбора болотного риса, на выращивание которого ушло у туземцев три месяца.

Не знаю латинского названия грибка, который причиняет болезнь кокосовым пальмам, от которой листья сначала желтеют, затем делаются красными, и дерево хиреет и погибает.

Вождь долго плакался при мне.

– Много, много пальм покраснели – это их смерть, а к нам придет голод! – не на шутку рыдал он в три ручья и предложил:

– Мы просим тебя жениться вот на этой. – Он подвел меня к пальме, стоявшей посередине деревни.

Новая напасть, связанная с верованиями.

– Что я должен сделать, чтобы пальма выздоровела? – спросил я.

– О, это настолько маленькая процедура, что и говорить-то не о чем, – услышал я.

Я еще подумал, что в российских условиях развели бы лекарственный раствор для обработки деревьев в саду и пролили бы им почву, что я уже и собрался было проделать.

Вождя не удовлетворили мои приготовления, и он сказал:

– Надо по-настоящему, красиво, твердой рукой, по-мужски оплодотворить пальму.

Уже собирался народ поглазеть. Законы гостеприимства не позволяли мне отказать вождю, но не самолюбие помешало, а моя любовь к моей незабвенной жене Рае.

– Мне можно жениться только на березах, деревьях с белой корой, – насилу отмежевался я.

– Мы найдём тебе такое дерево! – с радостной улыбкой пообещал вождь.

Несколько дней я пребывал в страшном волнении.

Деревьев с белой корой у них, к счастью, не оказалось.

Тогда они эту пальму выдали замуж за маленького мальчика, так как свободных женихов не было. В брачной церемонии, которая длилась три дня и сопровождалась большим весельем с плачем и причитаниями, принимали участие все жители. Жениху оказывали величайшее уважение и почет, как будто он идет на смерть ради подвига.

Но пальма засохла, развод уже был пустой формальностью без помпезного гулянья, и мальчик, как бы, просто вернулся к своим родственникам.

Между тем вождь проявлял чудеса настойчивости и изобретательности во что бы то ни стало женить меня. Очередной случай произошел на свадьбе. Нь-ян-нуй подошел к невесте, намотал её волосы на свою руку и сказал речь, обращаясь к ней:

– Забудь своих родителей и уважай родителей мужа, ублажай его во всём. Знай о новых обязанностях. Ты теперь жена для мужа, не кичись, не прыгай перед мужем и не перед мужем тоже, не смотри ему в глаза, не бултыхайся в воду раньше мужа, не выплывай из воды раньше мужа, не говори мужу “нет” и другое тоже попусту не мели языком, не обгоняй мужа на тонкой тропинке, замри перед змеёй впереди мужа, разгоняй змей, распугивай пум на его пути, не прекословь, не дрыгай ногами, не ходи задом наперед, не икай, не пускай пузыри, не оттопыривай губы, не развешивай уши, не надувай щёки, не хватай первая жирный кусок, не лови мышей, для этого есть кошки, не тащи мертвых крыс за хвост, не отворачивайся, но и не гляди прямо, не отставай далеко, но и не забегай вперёд, не забредай в лес, не хватай змею за хвост, поднимайся затемно и осторожно, чтоб муж не слышал, как встаешь, как готовишь завтрак…