Текст книги "Избранные стихотворения. 1940—1974"

ПУСКАЙ БЕРЁЗЫ ПЛАЧУТ, КАК И Я

 
Спросила дочь однажды у меня,
Идя со мной шумящею Москвою:
– Берёзки плачут также, как и я?
А как же слёзы льются?.. не усвою.
 
 
Тогда минуло ей лишь только три…
Глазёнки карие, искрясь, блистали,
Как блеск багряной утренней зари;
Её уста по – детски трепетали.
 
 
Как тучи, локоны чернели в ней,
Была стройна, как ранняя берёзка;
Молвою детскою слыла нежней,
Под белым бантиком цвела причёска.
 
 
В глазёнки дочери я поглядел,
Затем ответил: —Плачут… и берёзы,
Когда и гром гремит и дождь, став смел,
Вовсю струит с ветвей сребристы слёзы.
 
 
Берёзки плачут только от дождя,
Когда в тумане спрятанное солнце
Любовью к людям, мир омолодя,
Дарит под блеск и шум живое лонце.
 
 
– Мне бабушка твердила о войне,
Что ты с фашистами на смерть сражался;
А, правда, смерть шагала по стране?
Ведь смерть без рук, без ног, а ты с ней дрался;
 
 
И, словно мрачны, странные мечты
В душе дочурки звёзды страшной ночи,
Взывая мысли детские – черты
Под взоры – обвинительные очи
 
 
Глядели впрямь, качая головой,
Как судьи, тотчас ясность ожидая;
Под боль, под плач совы, иль зверя вой,
Иль пытки стон спущён был, увядая…
 
 
Потеря памяти… и, что сказать…
Все сны доносят мне лишь страшны крики,
Как судьи, шепчут грозно: так дерзать,
От воя стервенясь, вздымая лики
 
 
Фашистской нечисти, несущих смерть,
Как мысли ото сна во страх трепещут.
И вздрогнув, я гляжу на мощи твердь,
Над адом смерти – звёзды тускло блещут…
 
 
Глядела дочь со слёзною мольбой,
Желая знать, как дрался я со смертью,
Но с памяти ушло: последний бой,
И как стояли мы стальною твердью.
 
 
В глазёнки дочери я бросил взор,
Затем ответил, и не без волненья:
– Фашист принёс стране войны позор,
А с ним и смерть для нашего сгниенья.
 
 
Как зверь, он шёл страною стервенясь,
Всё сытясь смертью, грозным разрушеньем,
И наглым буйством, как злодей, бранясь,
Своим любуясь жертвоприношеньем.
 
 
Как враг, свирепой шайкою своей,
В село ворвавшись всё ломал и рушил,
Свою добычу, как фашист, злодей
Крушил и грабил всё, терзая души…
 
 
Насильем, бранью, силою под вой,
Нёс людям смерть, войною окрылённый,
В стране твоей, годиной роковой,
В своих злодействах кровью умилённый,
 
 
Такою смерть шагала по стране,
Без рук, без ног, а горе приносила;
А я, солдат, сражался на войне,
Пускай земля от крови всё дымила.
 
 
Пусть смерть в войне безликая была,
Но воины сражались, как герои,
Громя фашистов, жизнь чтоб ожила,
Свергая смерть, народ чтоб мир утроил.
 
 
– Пускай берёзы плачут, как и я,
Чем смерть шагает нашею страною,
– Сказала дочь, послушавши меня,
Идя со мной под живостью земною.
 

1955 г.

СКАЖИ-КА, ПАПА

– Скажи-ка, папа, мне на совесть:

Фашист был зверь иль человек?

Зачем он топал в нашу повесть?

Зачем он портил детям век?

– Ну, что ответить мне, Оксана..

Фашист – не тот, и не другой,

Как враг, рождённый от тирана,

Он грабил, рушил раз такой…

Он топал Русью, сея смерти,

Дымилась кровью вся земля;

Солдаты наши вышли с тверди,

Но стонут рощи и поля…

Как враг, хотел он всё разрушить,

Детей и взрослых задушить…

Затем людей восстали души,

Чтоб все и ты сумели жить…

1955 г.

РАССКАЗ ДОЧКИ

 
Вчера нам диктор Левитан,
Когда я с бабушкой сидела,
Твердил по радио про план,
Что без него не будет дела.
 
 
Что надо нам вос – ста – но – вить
Одной шестой зе – мель – ной су – ши,
И как наш план о – су – щест – вить,
А дальше, вот, устали уши…
 
 
Но помню, он всё говорил:
Про уголь, сталь и про заводы,
Как враг войною натворил,
Что строить будут все народы,
 
 
Хвалил он громко це – ли – ну,
Она даст детям много хлеба;
Люблю я бабушку одну,
Она желает мне мир неба…
 
 
Сказала бабушка мне с тем,
Что мало делают игрушек,
Что куклы нужны детям всем,
Забыть навек чтоб грозы пушек.
 
 
Затем ли диктор Левитан,
Слова бабули вмиг услыша,
Умолк, забыв на время план,
A тут кот Барсик сел, чуть дыша.
 

1955 г.

ПАРТИЯ

 
Ты учила всегда видеть в каждом
Широту, глубину правоты
И трудом измерять силу к жаждам,
Утверждая народов мечты.
 
 
Ты учила всегда видеть в мире,
Зная силу величья знамён
Боевитость и гордость в кумире,
Веря мужеству разных племён.
 
 
Ты учила всегда в непогоды
Путь прокладывать в социализм,
Чьи надежды в грядущие годы
Открывают пути в коммунизм.
 
 
Ты учила всегда мерить время,
Веря в наш нерушимый союз.
Низвергая всей бедности бремя,
Чьи надежды и думы – мир уз…
 
 
Ты учила всегда слышать голос
От пророческих мыслей вождя,
Чтоб златился села мирный колос,
Пролетарской судьбою идя.
 
 
Ты учила всегда строить право,
Веря в жизни высокой мечты,
Как великая Партия нрава,
Защищая в грядущем черты.
 

1955 г.

О, КАК ПЕЧЁТСЯ СЕЛЬСКИЙ ХЛЕБ

 
О, как печётся сельский хлеб!
Когда пекут в печах домашних
Несётся запах в воздух слеп,
Пусть запах стыл с печей вчерашних.
 
 
Свой запах стеля по земле,
Несётся садом в чисто поле,
Оставив живость на селе,
Чтоб искусить судьбину боле.
 
 
Им пахнут руки матерей,
Им пахнет улица и хата,
С ним ветр-певун идёт скорей,
Шумя под крыльями заката.
 
 
Когда пекут домашний хлеб,
Как вспоминают солнце, небо,
А с ним и множество судеб,
Отдавших жизнь для цвети хлеба.
 
 
Мы рады: хлебу в мире дней,
Земле, политой кровью, потом;
С тем запах хлеба всех нежней,
Внимая женственным заботам.
 
 
Даря людской поклон земле,
С тем славим хлеб и женски руки,
Чтоб счастье лилось на селе,
Неся до жизни хлебны муки.
 
 
О, как печётся сельский хлеб!
Им пахнет нежно всё живое.
Пусть воздух вечно нем и слеп,
Но запах хлеба носит, воя.
 

1955 г.

Я СЛАВЛЮ ХЛЕБ И РУКИ МАТЕРЕЙ

 
Я славлю хлеб и руки матерей!
Как нежно пахнут жилистые руки,
Познавши долю красных пахарей,
Пройдя все тягости крестьянской муки…
 
 
Навеки славлю женщину села
За то, что на земле детей рожала,
За то, что в поле и детей вела,
За то, что сеяла… полола… жала…
 
 
Я славлю труд и разум матерей!
Они о нас пекутся дни и ночи,
Желая быть красивей и добрей,
Трудясь день, ночь, хотя не мужни мочи.
 
 
Навеки славлю женщину села
За то, что горе от войны терпела,
За то, что на войну детей вела,
За то, что от вестей рыдала… пела…
 
 
Я славлю мир и гордость матерей!
Их ратный подвиг во советском быте
Дарует людям мирный час добрей,
Пусть времена становятся забытей…
 
 
Навеки славлю женщину села
За то, что верит в счастье человека,
За то, что с сельщиною весела,
За то, что трудится с надеждой века…
 
 
Я славлю хлеб и руки матерей!
Как сладко пахнут их усталы руки,
Вняв жизни в сонме суши и морей,
Пройдя чрез тягости и без поруки.
 

1955 г.

БАБИЙ ЯР

 
Позволь мне, Киев, всем потомкам,
От горя русского скорбя,
Давая дань твоим обломкам,
Чрез страх поведать про тебя…
 
 
Чтоб знали люди на планете,
Как стал могилой Бабий яр…
Пускай слова святые эти
Воспомнят в мире млад и стар.
 
 
Стоял ты, Киев, над водами
Всегда, как гордый часовой,
Любуясь рощами, садами,
От битв могучий, боевой…
 
 
Тебя ль в день гнева породила
Природа жаждущих степей,
И градом русским утвердила
Глядеть на Днепр среди цепей!
 
 
Не раз послушливые стрелы
Врагам на гибель посылал,
И всякий раз твой щит кровавый,
Гордясь за Русь, огнем пылал…
 
 
Являлся мир с другой судьбою…
Среди цветущих нив и гор
Не слышно было дней с пальбою,
Стывал светлей от солнца взор.
 
 
В среде истоков вдохновенья
Следы довольства и труда
Дарили радость с упоенья,
Ведя ко счастию года.
 
 
В тени густой угрюмых сосен,
На лоне мира и отрад
Слыл Бабий яр цветами сносен,
Чему наш житель был так рад…
 
 
Он слышал бурь порыв безбрежный,
В глуши, где тихо дни текли,
И голос лился тихий, нежный,
Внимая запаху земли…
 
 
Как в нём казалися послушны:
И взоры трав, и шум ручья,
И звёзд сияния радушны,
И в ночи пенье соловья.
 
 
Как он любил земли отзывы,
Сиянье солнца, звёздный глас,
Луны блистания игривы,
И Пущи шум в вечерний час!
 
 
В двадцатый век военны споры,
Потомки славных поселян,
Таили горестные взоры
И смерть для мирных киевлян.
 
 
Явились ужасы военны…
Фашизм пошёл на Русь войной,
Вздымая мысли дерзновенны,
Нарушив жизнь и мир земной.
 
 
О, как неслись враги потоком
На украинские поля,
Даруя смерть в бою жестоком;
Дымилась кровию земля…
 
 
И там, где счастье обитало,
Там были угли, пепел, прах,
Там всё живое трепетало,
Казалось, мир уж видел крах.
 
 
Врагом был взят цветущий Киев…
Они взошли ночной порой,
Ввергая полчища лихие,
С желаньем свергнуть старый строй.
 
 
И всюду, сытясь разрушеньем,
И наглым буйством не томясь,
Любуясь жертвоприношеньем,
Фашизм нёс смерть, вперёд ломясь.
 
 
Увы! Куда Бросались взоры-
Везде Беда, кромешный ад,
Повсюду – гибельны позоры,
Везде фашизм лишь сеял смрад.
 
 
С того «возвышенного немца»
Открыт был страшный произвол,
Внимая нравам иноземца,
Неся кровавый ореол…
 
 
Он, гимны смелые вкушая,
Готовил людям адской смерть,
Судьбу евреев предрешая,
Чтоб сохранить фашизма твердь.
 
 
Он Бабий яр уж вёл в страданье
На страх и горе племенам,
Даря смерть людям в назиданье,
Чтоб быть нацистским именам.
 
 
Мужаясь с тем, тираны мира,
Вели евреев на расстрел,
Избравши фюрера в кумира,
Фашизм коль жертвы усмотрел.
 
 
О, мученик фашистской кары!
Тебя в свидетели призвал
Раскрыть злодействия удары,
Чтоб в шуме бурь ты зло взрывал.
 
 
Вняв тотчас строгому приказу,
Шли семьи в свой последний путь,
И стар и млад, затмив жизнь сразу,
Навечно чтобы с тем уснуть…
 
 
О, если б только знали люди,
Куда приказ фашизма звал?!
Казалось, слышно было в гуде
Фашизма смертный ритуал…
 
 
И Бабий яр уж слышал топот
Идущих в ужас страшных мук:
Все ближе, ближе нёсся шёпот,
И началось несчастье вдруг…
 
 
Под шум и вой шальной музыки
Фашизм нёс гибель – смерть людей,
Ведя расстрел под страшны крики,
Как века грозного злодей.
 
 
Под огнь, под градом раскалённым,
Навечно падал каждый строй
Стеной живою, умертвлённым,
За падшим строем – свежий строй.
 
 
Под вой музыки, клики, скрежет,
Ревел и выл тяжёлый стон…
Фашизм, казалось, мир весь режет,
Кромешный ад со всех сторон…
 
 
Как долго груды тел на груду
Расстрел бросал всех в Бабий яр,
В крови, под стоны адски всюду.
Чтоб гибли люди: млад и стар.
 
 
Бросая в небо с гнева взоры
В последний раз перед собой,
Клеймя фашистские позоры
Своей предсмертною мольбой…
 
 
И Бабий яр, взирал на горе,
На молвь людокую, адский крик,
На груды тел, из крови море,
На стук костлявый, говор дик…
 
 
Земля под стуком тел дрожала,
С людского гнева всё горя,
Народа горе обнажала,
Зарделась грозная заря.
 
 
А там, вдали – дорога вилась
В змеиный хвост, без горьких дум,
Полна народу, шевелилась,
Ещё не зная горя шум!
 
 
Крик женский, плач, и вой, и ропот,
В гремучий говор всё лилось,
Под вой музыки, смертный топот,
Когда у яра всё тряслось…
 
 
И шли так люди под охраной,
Виясь дорогой, в Бабий яр,
Как жертвы века, к смерти браной,
Впервые чуя в страх угар.
 
 
А там – протяжны громки крики;
И плач детей, и женский вой, —
Встречали яра стоны дики
Под свистом пуль в миг роковой.
 
 
Знавая ужасы военны,
Страданье – смертного удел,
И мысли вражьи дерзновенны,
В бессмертье шло сто тысяч тел,
 
 
Сто тысяч тел, знавая муки,
С объятий матери – земли
Тянули в высь пред смертью руки,
Прося у чуда, чтоб спасли…
 
 
Расстрел евреев был жестокий,
Кто был убит, тот падал в яр.
Кто ранен был – взывал истоки,
Кто был живым – бросало в жар…
 
 
Дитя закрыв дрожащим телом,
Мать с боли дикой вилась вниз;
Спасая внука, омертвело,
Уж падал дед от вражих виз…
 
 
От смертной боли вились девы,
Взбесив заклятого врага,
Идя из жизни с верой Евы,
Взывая к мести берега…
 
 
Рыдали женщины и дети,
Под свистом пуль, шагая в ад,
Внимая жизни на планете,
Чтоб проклят был фашизма смрад.
 
 
Кто был недвижим, кто был ранен,
Дымясь из ран, как кровь текла!
Живой ещё был к жизни званен,
Но смерть в объятия влекла.
 
 
Злодейска пуля настигала,
Даря безвременный конец:
Так жизнь людская увядала,
Чему был рад фашист – подлец.
 
 
Как Бабий яр нёс страшны стоны!
Их слышал Вышгород, Подол,
Их слышал Днепр чрез все препоны,
Печален был земли глагол…
 
 
Земля, казалось, шевелилась,
Скорбили души киевлян,
Казалось, кровь вокруг струилась,
Внимая смерти поселян…
 
 
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре…
Свой труд дарил он ненапрасный,
Шагая в мире по поре.
 
 
Друзья, потомки! В мире нашем
Для цвета радостных надежд,
Они творили с тем, чтоб краше
Жил люд с младенческих одежд.
 
 
Их нет! Но жаркое волненье
От чувств и мыслей роковых
Под благородное стремленье
Откроет цели для живых…
 
 
Тогда ли бурные желанья
От жажды знаний и труда
Учтут заветные мечтанья,
Чтоб мир был даден навсегда.
 
 
Чтоб на века могли бы высечь
На черном камне гробовом:
«Здесь расстрелял фашизм сто тысяч…
В году священном, роковом…»
 

1956 г.

ОТГАДАЛА…

 
Взяла дочурка как-то фото
И не одно, а ровно пять,
И увлекалась своей работой,
Лишь только было ей понять…
 
 
Руками карточки зацапав,
Меня спросила, смяв края:
– А это что за мальчик, папа?
– Да, где тут мальчик? Это я!
 
 
– Нет, ты мой папа! Это – мальчик,
Он в тёплой шапке со звездой.
Ему в подарок этот зайчик,
А ты у нас ведь молодой…
 
 
– Бабулю Надю я узнала;
Она на фото, как сейчас,
Её я сладко целовала;
Лишь всё молчит, а глас средь нас.
 
 
А этот чей голыш, папуля?
– Голыш, дочурка, это ты.
– Такой была? – Да, Оксануля!
Твои здесь вылиты черты.
 
 
И носик, ротик и глазёнки…
А взгляд… ну копия отца;
Какие ножки и ручонки?!
Нет, в маму я, и без словца!
 
 
– А это что за тётя, папа?
– Да, где тут тётя? Это мать!
A, кто вот карточку зацапал?
Тебе, дочурка, ей внимать!
 
 
– Моя маманя только дома,
И ты мне, пала, не перечь!
У бабы Нади есть истома,
А маму буду я беречь.
 
 
На этой карточке вот, Люда.
Её узнала я тотчас.
В ней никакого нету чуда,
Она моложе всех средь нас.
 

1957 г.

Галина, Алексей и Оксана Моспан. Озеро Рица, 1974 год.

ДЕТСТВО

 
С послушной куклою, Оксана,
От самых колыбельных дней,
Ложилась спать, вставала рано,
Внимая бабушке своей.
 
 
Ласкаться к бабушке умела,
И к папе, к маме, мир любя,
Играть по—детски возымела,
Всю радость детства голубя.
 
 
И песни куклам всё дарила,
Играя, прыгая меж тем,
Тем самым бабушку бодрила,
Являя радость без систем.
 
 
Весь день за детскою работой,
Перебирала лоскуты,
Затем разглядывала фото,
Взывая мирные мечты.
 
 
В какие игры не играла…
И среди маленьких подруг
Себе одну лишь выбирала,
Чтоб вился радостней их круг.
 
 
И даже куклы в эти годы,
По детски весел звонкий смех,
Дарили свежесть юной моды
Под шум умереных утех.
 

1957 г.

РАЗГОВОР

 
– Маяковский! Сядем рядом
И окинем мир наш взглядом..
Как поэт слыл маяком,
С революцией знаком.
 
 
Как мильоны всей России;
Вверил времени стихии;
Ты такой простой, как все,
Знал рассвет в своей красе.
 
 
Как твои стальные мысли
Над страной высоко висли!
Пусть имел ты строгий лик,
Вняв борьбе средь белых клик.
 
 
Деловито, с русским сердем,
Бил стихом под красным перцем;
Как с гвоздей росли слова,
Чтоб светлела голова…
 
 
Чтил рабочих, веря в дело,
Бичевал ленивых смело,
Выхолащивал повес,
Оставляя чистых в вес…
 
 
За бока брал и Христоса
С разрешенья Наркомпроса,
Зазывая в школы всех,
Чтоб учились без потех.
 
 
Слишком много было надо!
Пусть гремела канонада;
Власть Советов словом бдил,
И как Ленина любил!
 
 
Как с началом пятилеток
Тунеядцев бил ты этак,
Ввысь вздымая новый труд
Из разрухи царской груд.
 
 
Верил партии Советов,
Силой Ленинских декретов;
Отвергал свой взлёт в зенит,
Пусть с тех пор твой глас звенит.
 
 
Что умел писать ты с пылом,
Всяк познал в труде унылом;
Я же, с детства понимал,
Как ты Родине внимал.
 
 
Вот грущу я, как в пустыне,
Что тебя средь нас нет ныне,
Помятуя, что твой стих
Для народов жив, пусть лих.
 
 
– Ты, я вижу, Моспан, смелый,
По перу собрат умелый,
Потому в себе сберёг,
Что не видывал сам бог.
 
 
Много в сердце чувств стеснилось,
Что врагам вовек не снилось,
Потому ты на пути
Смог всё ценное найти.
 
 
В СССР есть много качеств!
И, чтоб не было чудачеств,
Выходи ты на простор,
Всё увидит русский взор!
 
 
Для меня всё было новым:
/Пусть писал я редким словом/
Как звенел борьбы рассвет,
Как рождался сам Совет —
 
 
Власть рабочих депутатов,
/Пусть гремели вопли «матов»/,
Учрежденье всех свобод,
Чтоб воспрянул наш народ;
 
 
И гражданской пушки громы,
Белой гвардии погромы,
Омрачённый Петроград
И Москвы труда преград.
 
 
Красной армий узоры,
Укрепляли русски взоры;
И в стране, средь непогод,
Утверждался новый род.
 
 
Прогремел Октябрь над миром!
Революции кумиром
Был наш Ленин дорогой,
Дав планете мир другой.
 
 
Вёл страну вперёд дорогой
К коммунизму – смелой, строгой,
Чтоб счастливей стала ширь,
Хорошела вся Сибирь…
 
 
Произвол грозил живущим.
На пути, вперёд идущим,
Стало горечью гореть,
Извивалась жизни мреть.
 
 
Ты об этом и не ведал…
Если б смерть я не отведал,
Был бы тотчас уличён
И врагом вмиг обличён.
 
 
Но затем есть в слове сила;
И во мне она не стыла.
Дело Партии родной
Защищал стихом стеной.
 
 
Про фашизм когда услышал,
Из земли, казалось, вышел…
Окрылился с горьких чувств,
Пусть затмён был от искусств.
 
 
С вами шёл я через беды..
С духом пламенной Победы
Как с восторга трепетал!
Подвиг русский почитал.
 
 
Ты войною был изранен,
Но твой стих шёл многогранен;
В них отчизны есть рассвет,
Грусть и радость разных лет.
 
 
Как знакомы взору поры —
Стихотворные просторы!
В них слова так хороши
Смело радуют всю ширь.
 
 
Так и пой! С таким размахом,
Лишь вперёд! И перед страхом
Не бахвалясь, не робей,
Стихотворный путь сумей
 
 
Одолеть с таким забралом,
Чтоб работал не с авралом,
А с могучею душой,
Веря радости большой.
 
 
Чтоб писал ты ненароком,
В жизнь глядя орлиным оком;
Так струился соком стих,
Никогда чтоб не был тих…
 
 
– Льются дни мои над миром
Стихотворным эликсиром,
Воскрешая русской синь,
Колокольчиков звень-дзинь,
 
 
Голос звонкий в кипень зычный,
Так красив многоязычный,
Звёздны ночи под луной,
Голубя весь шар земной,
 
 
Чтоб любили в мире люди
Красоту в советском чуде,
В Славе русской – мирный дом,
С верой в счастье чередом.
 
 
И вставая на рассвете,
Всё мечтаю о расцвете,
Низвергая легкий путь,
Чтоб в грядущее взглянуть.
 
 
И слова святые в дали
Всем дарю, чтоб созидали,
Усмиряя грозный пыл,
Коль народ мир так добыл.
 
 
Маяковский! Сядем рядом,
И окинув мир наш взглядом,
Скажем Родине своей:
Расцветай, трудись и зрей!
 

1958 г.

Памятник Владимиру Маяковскому в Москве

ЕСЛИ ВАМ БЫВАТЬ ПРИДЁТСЯ

 
Если вам бывать придётся
На Подоле у холмов,
Там, где Днепр издревле льётся,
Средь воздвигнутых домов,
Делит зеленью аллея
Верхний Вал и Нижний Вал,
Цветью Киева лелея,
Внемля миру от похвал;
Вам представится исторья
Под бескрайней синевой
В гордость русского просторья
Под напев воды живой.
И, средь улиц, жизнью шумной
Растревожит нежный ум,
Мерясь с юностью безумной
Под восторгом чистых дум.
И под пламенным досугом,
Звуки дивные узнав,
Поделитесь в мире с другом,
Горе русское изгнав.
Расскажите в мире этом,
Как светило солнце вам,
Что оно горячим светом
Открывало мир словам.
 

1970 г.

ГАГАРИНУ

 
Одолевши атмосферу,
Ты, великий землянин,
Вскрыл космическую эру,
Как советский гражданин.
 

1971 г.

***

 
Миру праздник всем подарен!
На планете первый он,
Легендарнейший Гагарин,
Вечный подвиг, вечный звон!
 

1971 г.

ВЗМЫЛ ОН В КОСМОС

Взмыл он в космос незнакомым,

Но советским человеком,

Так в столетиях искомым,

А прослыл двадцатым веком.

Как увидел с высей землю:

Круглой, мирной, голубою,

И воскликнул: «Милой внемлю!

Век готов мчать над тобою!»

Над тобой лечу с приветом,

Чтоб сказать, как солнце наше

Всем дарит горячим светом,

Со вселенной зрея краше.

Как с рассветом лес проснулся,

Всё качаясь веткой каждой,

Птицей каждой встрепенулся,

С тем так полон вешней жаждой.

Как, журча, струят повсюду

Воды вешни по землице,

И дарят веселье люду,

Изгоняя небылицы…

Как душа стремится к счастью

С тем служить тебе готова,

Оттого ли, русской страстью

Над тобой летал бы снова.»

1974г.