Текст книги "Исповедь офицера"

Алексей Викторович Новгородов
Исповедь офицера

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Книга посвящается нашим сотрудникам милиции и воинам, которые в непростое время, когда понятие Родины стало размытым и эфемерным, когда личный достаток и благополучие стали главными приоритетами общества, сохранили любовь к Родине в своей душе, рисковали жизнью не за деньги, а за совесть. Книга о тех, кто сохранил на генетическом уровне в своей крови понятие о чести.

Автор книги знает не понаслышке, как задумываются и осуществляются боевые операции против бандформирований на Кавказе, операции против коррупционеров в высших эшелонах власти, о степени смертельного риска, на который идут сотрудники и руководители специализированных служб МВД. Для такой работы необходимы не только мужество, здесь нужен высокий интеллект: широта взгляда, безупречная логика, умение мыслить, как другие люди, часто – как оппоненты.

Книга захватывает психологической достоверностью образов и ситуаций. Персонажи книги – живые люди, а не шаблонные вымышленные и придуманные образы.

В книге война как увеличительное стекло раскрывает в человеке как возвышенные, так и низменные чувства. И книга эта о том, что в любой ситуации, какой бы тяжелой она не была, человек может и должен оставаться человеком.

Николай Овчинников,

генерал-полковник полиции в отставке

Замечательный российский прозаик Виктор Астафьев когда-то сказал: «Ах, война, война… болеть нам ею, не переболеть…» Действительно, военная тема всегда была значима для русской литературы. Но значимость проявлялась не в силу ее воинственности, а как раз наоборот: потому что помогала понять природу человека, выявить силы добра, которые противостоят злу.

Я хотел бы сказать несколько слов о книге Алексея Новгородова, которая является одним из прекрасных произведений современной русской литературы. Она писалась автором в разные времена и явилась опытом прожитых лет. Эта книга отчасти автобиографическая, в образе главных героев немало реалий самого писателя и жизни тех людей, с которыми его столкнула судьба. В заслугу Алексея Новгородова, несомненно, следует поставить стремление ликвидировать несколько темных пятен из истории XX–XXI века.

«Человеку невоевавшему не объяснить войну – у него просто нет необходимых органов чувств. Войну можно только пережить».

Чеченская война нового времени – незаживающая рана на теле современной России. От нее в равной степени страдают все простые люди, вне зависимости от национальности, цвета кожи и вероисповедания. Об этом и книга – о простых людях, которым война не нужна, но которые становятся ее невольными заложниками. А также о тех, кто не щадит своей жизни в борьбе с преступниками всех мастей. Москвичи, читинцы, новосибирцы, биробиджанцы приехали в Чечню со всех концов Великой России по долгу профессии, исключительно ради помощи в наведении конституционного порядка и обеспечения законности. Это оперативные рабоники УБОП, солдаты и офицеры. В наше время подвиги солдат и офицеров Великой Отечественной войны уходят в прошлое. В то время как события в Чечне близки и знакомы каждому. Поиски возможности сохранить в себе человека, выжить не только физически, но и нравственно – в этом пафос новой военной прозы.

В еще двух своих рассказах-повестях: «Поклонный крест» и «Господня дружина (Иринарховский Крестный ход)» автор показывает приоритет категорий нравственного, духовного начала в человеке, используя символическое значение Креста с позиции православного христианина. Сколько на этом свете людей, столько и крестных путей. Если их объединить вместе – явится Крестный путь – дорога народа, страны… Путь с Богом в душе способствует преображению из зверочеловека в человека высшей духовной красоты, т. е. раба божия?

Почему нашу жизнь часто называют крестным путем? Не оттого ли, что на нем повторяются неизбежные для каждого человека радости и печали? И что это за удивительное явление в нашей жизни – крест? Крестный ход? Крестный путь?

Я верю, что народы нашей Родины, России, в свое время обязательно наденут одежды смирения, чтобы, достойно идя в будущее, преклонить колени перед Вратами Прошлого, перед нашим Отцом Небесным, который, любя нас, ждет от нас Любви, Прощения и Покаяния, так нужных нам на нашем крестном пути, где Законы Неба даны для всех нас, а не для избранных.

Прочитав книгу, я еще раз убедился, что лишь правда воспитывает людей мужественных, преданных и честных. И это – главный моральный урок, вытекающий из книги Алексея Новгородова.

Евстафий,

iA-T архиепископ Александровский и Юрьев-Польский

Эту книгу берешь в руки несколько настороженно. Да, автор – четырежды кавалер ордена Мужества. Несомненно – боец. Но одно дело решать тактические задачи на поле боя и даже проявлять личное мужество, а другое – покорять чистый лист бумаги, которому совершенно без разницы, кто водит перышком – седовласый старец или молодой юноша, герой-вояка или компьютерный гений, не покидающий пределы своей квартиры. Для литературы важен текст. Автор – вторичен, хотя и вызывает интерес: а что все же написал? Как написал? О чем написал?

А ведь написал хорошо! Завораживающе. Удивительно тонко прошелся полковник Новгородов по психологии героев. Вывернулся писатель Алексей Новгородов ужом-сюжетником из описываемых событий. А скорее, так было и в жизни, которую он описывает в своих рассказах, раз сам остался жив в тех передрягах, которые уготовила ему судьба.

И вот она же вложила ему в руки перо. А может, сам решительно взял его, душой, умом и сердцем выстраданно понимая: а ведь это должны знать люди. Это должна пропустить через себя молодежь, чтобы страна не оскудела героями. Мы все это должны знать, чтобы гордиться Отечеством и ее сыновьями, встающими на пути врага.

Читаю книгу. Не выпускаю из рук…

Николай Иванов,

сопредседатель правления Союза писателей России

Боевая машина «Жигуленок» (милицейские будни)
(Рассказ-быль)

«Жигули» обзывают чудом советского автопрома с иронией, а зря. Еще в не такие уж и далекие времена «жигуленок» был показателем успешности его владельца и пользовался большой популярностью. Упрекнуть трудовую лошадку XX века можно только в городах да поселках с дорогущими коттеджами, где асфальт не изрыт воронками от фугасов, где можно пожаловаться на отвратительную работу коммунальщиков, где автосервис совершит любой каприз с самой навороченной иномаркой. А «Жигули» – это «моделист-конструктор», не видевший автосервиса более четверти века, ремонтируемый на коленке в любых условиях подручными средствами. Вот и бегает наш «жигуленок», осваивая дороги, улицы и переулки, куда не ступала нога в лакированной туфле и не въезжало колесо иномарки.

Для передвижения по военным дорогам лучше, конечно, использовать «уазик», а еще лучше – БТР, но они никак не способствуют выполнению разведывательных задач операми УБОПа, засовывающими свой нос во все уголки полыхающей Чечни для получения оперативной информации о бандитах и их пособниках, о совершенных преступлениях и готовящихся терактах, о пленниках и заложниках. А также любых других сведений, которые хоть на день приблизят мир на некогда гостеприимном Кавказе. Местные жители давно уже облюбовали «Жигули» из-за их доступности, дешевизны и ремонтопригодности, что очень важно для разоренных войной, выживающих в тяжелейших условиях мирных тружеников, поднимающих мозолистыми руками непростое хозяйство воюющей Чечни. Не всегда поднимется рука даже у озверевшего в лесах чеченца ахнуть под мчащимися «Жигулями» фугас – велика вероятность погубить некогда уважаемого им человека. Велики на Кавказе кровные связи. Вот и снуют по дорогам «жигулята», то до невозможности перегруженные хозяйственным скарбом, то до беспредела забитые пассажирами, то с комфортом везущие убеленного сединами старика. Но обязательно с наглухо затонированными стеклами.

Либо быстро вернуться, либо не возвращаться по дороге, по которой приехал, – эту заповедь надо, как «Отче наш», впитать с молоком матери каждому оперу, который мотается по совершенно недружелюбным и часто враждебным селам, где каждый норовит схватить тебя и растерзать и уж в случае высшей любезности – всадить автоматную очередь в спину. И только вдруг, как чудо, кто-то, поверивший тебе, рискуя жизнью, сунет клочок бумажки с информацией, которую ты очень ждешь, а еще больше ждет, что ты получишь ее, томящийся в зиндане пленник. И вот ради этой самой записки, нарушая все правила безопасности, несемся мы с моим заместителем Серегой Долговым в Урус-Мартан, опережая саперную группу, прикидываясь местными жителями, полагаясь лишь на то, что наш автомобиль ничем не отличается от сотен таких же затонированных и мчащихся на предельной скорости чеченских «Жигулей».

Ранним утром разбудил меня Гена Мордвин и доложил, что Умар из Урус-Мартана срочно хочет со мной встретиться. Я не боялся получать в эфире информацию открытым текстом. Никакие технические средства защиты не справлялись с передовыми технологиями перехвата связи, которые поставляло бандитам «передовое человечество». Вот и слушали они все наши переговоры. Но голь на выдумки хитра. В моем подчинении – пять межрайонных отделов УБОП, рассредоточенных по всей территории Чечни. Раз они нас слушают, так я и не против. Я в каждый отдел направил по сотруднику СОБР, прибывшему из Мордовии, с одним условием – в эфире разговаривать по-мордовски. У бандитов мозги плавились, голова шла кругом, так как практически невозможно определить, на каком языке идет разговор, к тому же в маленькой Мордовии три языковые подгруппы – мокша, шокша и эрзя, и это сводило усилия бандитов к нулю. Зато я, имея одного из шестерых – Гену, – обладал информацией по всей Чечне в режиме онлайн. Правда, после каждого эфира мне много приходилось выслушивать грязной ругани, чтобы «русский свинья разговаривал по-русски», а я терпел, иногда огрызаясь на чеченском.

Умар попал в Урус-Мартановский отдел УБОП в числе многих других подозреваемых в организации взрыва комендатуры федеральных сил и затем в подрыве автомобиля оперативной группы, следующего на место преступления. Последнее время бандиты использовали тактику двойного взрыва, закладывая два фугаса. После первого взрыва выезжает оперативно-следственная группа с целью осмотра места происшествия, сбора и документирования улик и доказательств, для розыска лиц, причастных к данному теракту. Вот и становятся они мишенью для второго подлого взрыва. Но рискуют милиционеры жизнью, собирая по крупицам вместе с доказательствами мирную жизнь для этой благодатной земли.

Объем работы просто огромный, и я удивляюсь работоспособности начальника Урус-Мартановского межрайонного отдела УБОП ОРБ № 2 Рукмана Якубова: мы с моими замами Николаем Шаравиным, Сергеем Долговым да трудягами операми Скорняковым и Хаджибековым на третьи сутки уже валимся с ног от усталости, а он работает, как заводной, забывая о сне и отдыхе. Он – настоящий Чеченец с большой буквы, и мир на родной земле для него не пустой звук. Он потом и кровью возвращает этот мир на свою землю, отдавая дань уважения тем, кто сохранил его в далеком 1945 году. И неужели он, мужчина, не отстоит благополучие и счастье для своих потомков?

Результат оперативной работы – всегда получение достоверных фактов, которые иногда становятся не обличающими, а защищающими человека и его доброе имя, доказательствами непричастности его к теракту. И снова роешь землю в поиске тварей, убивающих людей, любящих жизнь. Бросать людей, прошедших через сито подозрений, мы не имеем права, мы сохраняем им не только доброе имя, но и веру в справедливость, что мы – москвичи, читинцы, новосибирцы, биробиджанцы – приехали в Чечню со всех концов великой России по долгу профессии, исключительно ради помощи в наведении конституционного порядка и обеспечения законности.

Умар, ощетинившийся, как еж, молчал, не проронив ни звука и только зло стреляя своими черными глазами, и, будь его воля, не задумываясь, порвал бы меня. Он молчал, уверенный в своей непричастности, вспоминая доказательства своей невиновности, но не верящий в справедливость милиции. А мне приходилось доказывать обратное, изворачиваться и добывать ему алиби, рискуя собственной жизнью. Злой за потраченное на него впустую время, не испытывая чувства раскаяния, я формально произнес слова извинения со ссылкой на обстоятельства и сложность оперативной обстановки и вообще ситуации в стране, хотя ни он, ни я не слушали произносимую мной заготовленную кем-то для порядка речь. В конце я протянул ему руку. А он не уколол меня взглядом, а тихо-тихо произнес:

– Ты – мужчина, я верю тебе.

И только переступив порог, оглянувшись по сторонам, окинув еще раз с высоты своего могучего роста мою изможденную, шатающуюся от усталости фигуру, сказал:

– Я помогу русскому, жди.

И вот это «жди» уже неделю не выходит у меня из головы. Я не могу ждать, каждая минута взывает вопросом: «Когда?», а тишина в эфире отвечает: «Жди». Я работаю и жду. Иду на доклад к генералу Хотину и жду. Жду, даже просыпаясь среди ночи. Но я жду в окружении приятных мне людей: взвешенного и рассудительного Шаравина, скрупулезного и дотошного Скорнякова, веселого и пронырливого Хаджибекова и многих, многих друзей, сроднившихся в боевое братство.

А каково ждать тому русскому, находящемуся в зиндане, где каждый вздох может стать последним, где голод наматывает кишки на кулак, где боль от побоев и загнивающих ран начинает взывать к смерти? И только сила воли не дает превратиться в грязное человеческое существо. Ждать – это невероятная пытка без определенного срока.

Когда я услышал от Гены об Умаре, сон как рукой сняло, и, затолкав в машину первого, кто попался на глаза в это раннее утро, – Долгова, я уже через пять минут несся в сторону Урус-Мартана, так как время встречи было жестко ограничено.

Рослую фигуру Умара, медленно идущего по рыночной площади от прилавка к прилавку, мы увидели издалека, но сразу подходить к нему не стали, чтобы не вызвать подозрения у все замечающих подростков, непонятно с какой целью сидящих целыми днями на корточках на каждом перекрестке. Однако и долго задерживаться на рынке небезопасно: спортивный костюм никак не скрывает, даже при беглом взгляде, внешность славянина, являющегося чужаком и объектом нескрываемой ненависти. Долгов остался в машине с оружием, контролируя ситуацию, хотя это только для самоуспокоения. Никто не спасет от автоматной очереди, которая может полоснуть из любой подворотни, стоит лишь на миг остаться одному на линии огня. Поэтому, вращая головой на 360 градусов, я сливался с одинокими покупателями и скучающими продавцами, однако избегал больших групп людей, чтобы не быть схваченным и увезенным в неизвестном направлении в качестве заложника. Умар, увидев меня, остановился, затем стал быстро удаляться в противоположную сторону, но, замедлив шаг, резко обернулся, посмотрел в мою сторону. Но не своим пронзительным взглядом, а отрешенным, больше, наверное, смотрящим в глубину своей души, разговаривая со своей совестью и честью. Через минуту, показавшуюся мне вечностью, он решительно двинулся в мою сторону. Размеренно шагая мимо меня, он сунул мне в руку плотно сложенный лист бумаги, который сверху был уже мокрым от вспотевших ладоней. Резко свернув в ближайший проулок, он скрылся из виду. Я не смотрел в его сторону, а повернул лицо к продавцу и только боковым зрением видел эту удаляющуюся могучую фигуру взрослого человека, вынужденного бояться за свою жизнь, пока бесчинствуют на этой земле бандформирования. Купив бутылку минеральной воды, я шмыгнул в наш грязно-красный «жигуленок», и Сережа, не дожидаясь, когда хлопнет пассажирская дверь, рванул с места, окутав пылью всю рыночную площадь. Но этого я уже не видел. Гипнотизирующее действие чьего-то спасения, зажатого в моей руке, отрешило меня от реальности происходящего, и только острая боль по всей заднице вернула в окружающую действительность. Запрыгивая на продавленное кресло «жигуленка», я даже не заметил лежащего на нем родного «калаша», который впился в мое мягкое место всеми выступающими частями своего металлического тела. Возопив нараспев стандартную фразу, которую выкрикивают во всех уголках нашей необъятной Родины, с большим упором на букву «е», я с трудом извлек из-под себя мною же аккуратно положенный на сиденье АКС-74. Это нелегко было сделать, так как «жигуленок» прыгал и вилял на скорости не менее сотни километров в час, мотыляя по салону все, за исключением вцепившегося в руль Долгова, который сам закладывал эти автомобильные пируэты на побитой ямами, словно оспой, дороге.

С огромной осторожностью разворачивая еще влажный от пота тетрадный листок в косую линейку, я поймал себя на мысли, что Умар боится не за себя, не за свою жизнь, а за этого или эту первоклашку, из чьей тетради вырван листок со спасительной схемой расположения места заточения русского.

Все, сыскари-убоповцы, за пахоту! Теперь только от нас зависит, когда наконец-то прекратятся нечеловеческие муки пленника, собеседницей которого уже длительное время является старуха в саване и с косой, приходящая за легкой добычей, но наталкивающаяся на твердость духа, стойкость и мужество воина, не сломленного даже бородатыми ублюдками, воюющими со своим же народом, да пацанами, не успевшими увидеть жизнь, но вдоволь насмотревшимися на смерть.

А почему именно старуха? Она, костлявая, всем нам ровесница, а на Кавказе она безрассудна и молода, сродни прекрасным лицам пацанов, оставляющих в этих горах свое сердце, молодость, а иногда и жизнь. Русский, потерпи – теперь, уже вцепившись бульдожьей хваткой в добытую ниточку, ведущую к тебе, на зубах, на одних только нервах, разорвав в клочья тельняшку и душу, доберемся к тебе: своих не бросаем!

Первое разочарование окатило, как ушат холодной воды: нарисованная схема не подходила ни к какой части Урус-Мартана. Неужели обманул, отмахнулся, как от назойливой мухи? Порву, своими руками порву! Неужели я ошибся в человеке? Нет же, нет! Не мог он так играть. Да и зачем? Он все-таки рисковал, хоть и минимально, но рисковал, стараясь по-шпионски незаметно передать мне записку. Все. Стоп! Нервы ни к черту. Надо успокоиться. Включи голову, охолони, подумай. Но не могу я, как Чапай, часами мечтать, склонившись над картой. Стоп…

Еще не облеченная в словесную форму мысль уколола и пульсом застучала в висках.

– Шаравин, Коля, мухой ко мне Хаджибекова, и пусть этот проныра из-под земли мне достанет рукописную схему Урус-Мартана. Срочно-о-о!!!

Неужели я прав? Да конечно!.. В сортир!!! В очко!!! Все эти военные чудо-карты, доставшиеся нам еще от великого Советского Союза…

Хаджибеков, миленький, ну найди, пожалуйста! Ну давай быстрее – там человек, которому каждая секунда промедления – как вечность пребывания в земном аду. УБОП есть УБОП – оперативная элита Министерства внутренних дел, где служат только супервысочайшего уровня профессионалы, творящие ради дела чудеса, а Хаджибеков в нем – особая личность. Уже через полчаса он выкладывал мне на стол листы аэрофотосъемки всего Урус-Мартановского района, неизвестно каким образом добытые у вертолетчиков. И только голосом, исполненным гордости за сработавшую соображалку, причитал, что, если сегодня он их не вернет, его порежут на мелкие кусочки и с вертолета развеют над Ханкалой, а угроза эта была небезосновательной, так как вертолетов у них много.

Пять пар глаз впились в лежащие на столе снимки, в кубрике повисла напряженная тишина. Случись даже землетрясение, никто бы даже не моргнул, ни на секунду не оторвал бы взгляда от стола, мысленно примеряя к каждому фрагменту фотографии на всю жизнь отпечатавшуюся в мозгу схему с тетрадного листа в косую линеечку.

– Есть, командир! – опытный взгляд охотника уловил на фотографии еле сопоставимые черты врезавшегося в память карандашного рисунка.

– Молодец, Славочка, молодец! Не зря ты лазаешь по родной тебе тайге, замечая и выхватывая взглядом самое нужное, самое главное.

Точно, так и есть, хоть сильно отличается и размерами, и расстояниями, да и нарисовано наспех, упущены главные ориентиры. Прорисовывая изгибы улицы, Умар даже не обозначил примыкающий лес. Мартан-Чу изобразил как окраину Урус-Мартана, не обращая внимания на крупные детали, как бы само собой разумеющиеся, но суть ухватывается, и это точно то, что нам надо. Это уже не ниточка к тебе, дорогой русский – это уже надежная веревочка. Но вытаскивать тебя надо не с фотографии, а из лап настоящих бандитов, которые тоже не дураки и работают головой не хуже нашего. Воюют они в местах, где им каждый кустик знаком, а перед нами фотографии местности, да и то не лучшего качества, хотя и за эти спасибо. Нужна рекогносцировка. Сегодня из меня дурь прет через край, просто фонтанирует! Я задал самый глупый вопрос, который мог задать только человек, ни разу не видевший моих бойцов: «Кто со мной?» С последним звуком я осознал свою ошибку, но было поздно. Мне пришлось повышать голос и непререкаемым тоном руководителя приказывать всем остаться в расположении.

– Старший в мое отсутствие – Шаравин, со мной – Долгов.

Ненавижу я кричать на оперов, не заслуживают они этого, но сегодня за свою нетактичность я расплачиваюсь скрежетом зубов рвущихся в бой ребят.

«Рекогносцировка, от латинского слова cognoscere – «осматриваю». В военном деле визуальное изучение противника и местности в районе предстоящих боевых действий лично командиром (командующим) и офицерами штабов для получения данных и принятия решения» (энциклопедический словарь). Вот и летит трудяга-«жигуленок» за самой нужной, самой свежей информацией для принятия решения ценою в человеческую жизнь. Здесь нельзя просчитаться, допустить ни одной, даже маленькой, ошибочки. Нам надо не только разведать, получить полную картину предстоящей операции, но и сделать это так, чтобы бандиты даже не догадались об истинной цели наших интересов.

Расхитители социалистической собственности иногда приносят пользу своей алчностью: на окраине Грозного в недрах стихийного рынка мы, выложив кругленькую сумму, покупаем себе неубиваемую легенду. Все-таки Господь помогает нам в благих делах. Человек неопределенного вида и еще более неопределенного возраста – от 25 до 60 лет – продает сворованный из какой-то воинской части с частично затертым инвентарным номером небольшой дизель-генератор. Он очень удивился, зачем люди, явно принадлежащие к силовым структурам, покупают у него то, чего в их ведомстве хватает с лихвой, а их же пронырливые коллеги и продали ему это за бесценок. Поймать бы этих «коллег», взглянуть бы в глаза – ведь у себя же воруют, сволочи! С оказией обязательно сообщу в Толстой-Юрт Андрею Кирикову, крупному специалисту службы по борьбе с экономическими преступлениями, обладающему неординарной оперативной хваткой и проницательным умом. Он был неудобен начальству в Москве из-за своей прямоты, за что и получил полугодовую путевку на Кавказ – подышать горным воздухом воюющей Чечни. Но это потом, а в данный момент для нас это был подарок судьбы! Ведь с этим генератором мы можем засовывать нос в любой дом, пытаясь продать якобы только что сворованный агрегат, изображая военных барыг.

Вылив на себя целую бутылку водки, чтобы от нас разило, как от пивной бочки, мы, как заядлые алкаши, продающие последнюю рубаху, приставали к хозяевам домов, демонстрируя незаменимый в хозяйстве агрегат. Как магнитом тянуло к нужному нам дому, но для порядка пришлось поторговаться в соседних домах, умышленно задрав цену, чтобы не купили нашу замануху в первом же дворе. Раззадорив половину жителей генератором и сами порядком засветившись, мы наконец-то приблизились к добротному строению за высоким забором, который, как в потемкинской деревне, блистал своей дороговизной только со стороны улицы, что было хорошо видно через щели в ажурных кованых воротах с приваренными с внутренней стороны металлическими листами. С видом распоясавшихся хозяев жизни, потерявших страх от изрядно принятого спиртного, мы начали колотить в ворота. Сердце в груди колотилось гораздо сильнее и громче ударов кулаками по железу воротины. Но, как ни ждали мы этого, голос из-за ворот прозвучал настолько неожиданно, что заставил даже отшатнуться с зависшим в воздухе кулаком.

– Что надо?

Собеседник с той стороны не собирался встречать нас с распростертыми объятиями и пускать во двор, он даже не намеревался открывать дверь рядом с воротами, чтобы хотя бы поинтересоваться столь назойливыми гостями. Долгов пытался рассказать отработанную во многих дворах сказку про генератор, но голос грубо оборвал его, сказав, чтобы мы убирались и что ему ничего не надо. Во время этой перебранки я через щели сканировал каждый сантиметр двора, стараясь ничего не упустить – ни одной мелочи, ни одной детальки. С детской наивностью я старался увидеть хоть малейшие признаки места содержания русского, но не такие уж они и дураки, какими их рисуют в своих байках пацаны в курилках, изображая себя героями или как минимум Рэмбо. Даже во время спецоперации, когда рыщешь по двору, как ищейка, трудно бывает обнаружить тщательно скрываемые следы зиндана. Но теперь-то я точно знаю, что он есть, и именно здесь. Поэтому, отойдя к машине, я изучаю не только двор, его строения, но и подходы к нему, а также возможные пути отступления бандитов. Все, дорогой русский, это уже не веревочка, это гораздо серьезнее. И завершающей точкой рекогносцировки, чтобы не было ни малейших сомнений в нашем коммивояжерстве, мы продали генератор соседу напротив, наверняка под пристальным взглядом из окна нашего негостеприимного собеседника. Охренеть!.. Утром купили – днем продали, минус четыреста рублей! Организаторов таких финансовых провалов ни одна коммерческая структура не потерпит – придется служить в милиции до глубокой старости. Зато оперативный прикуп огромен, и его никакими деньгами не измеришь.

Главное – либо быстро вернуться, либо не возвращаться по дороге, по которой приехал. Что крутились мы очень долго и засветились по полной – в этом не было никаких сомнений, и что дорога до трассы Ростов-Баку всего одна – это факт. Кстати, невелик выбор направлений и на трассе, выбравшись на которую, можно либо через Алхан-Юрт попасть в Грозный, либо через Самашкинский лес и блокпост «Кавказ» – в Карабулак, в мобильный отряд, откуда, отсидевшись, потеряв время и поменяв номера, можно опять нестись по той же трассе в Ханкалу. Никакого смысла. Поэтому, уповая на Господа и боевую машину «Жигули», летим на предельной скорости, на какую способен наш видавший виды «жигуленок». Передвигаясь на скорости за сотню километров в час, имеешь меньше шансов получить взрыв фугаса под брюхом мчащегося автомобиля. И уже когда пролетаешь закладку, начинаются догонялки со смертью, и чем быстрее ты уносишься, тем слабее ее хватка. Серега, как мне показалось, вообще не пользуясь педалью тормоза, лихо преодолевал все дорожные препятствия, скорее не замечая, а чувствуя их, перемещаясь то на одну, то на другую сторону совершенно пустой дороги. Мы счастливы – ведь благую весть несем!

Но дьявол тоже не дремлет… Неестественно задрало задницу автомобиля так, что, упершись руками в торпеду, я разглядел каждую ямку, каждый камешек, каждую пылинку перед капотом и осознал, что нас подорвали, раньше, чем услышал гром взрыва. Не опускаясь на землю, багажник стал обгонять моторный отсек. Долгов крутил руль, безнадежно пытаясь хоть что-то сделать с машиной. Но она была уже во власти догнавшей нас взрывной волны и, только чудом не перевернувшись, ударившись задними колесами о дорогу, пронесла еще по инерции метров сто и свалилась с дороги, уткнувшись мордой в придорожную траву. Всего какой-то миг, а в голове воспринималось, осознавалось все с такой четкостью, как будто на осознание каждого действия, происходящего вокруг, отведена была целая вечность, а ты ее уже прожил, переварил, и мозг уже работает на будущее: «Как и что дальше делать?»

Выскочив из машины, я упал под откос дороги, лишь на секунду обогнав ударившую по дорожному полотну автоматную очередь. Не поднимая головы, приподняв лишь ствол автомата, я в ответ пустил длинную очередь в том направлении, откуда прозвучали выстрелы, и тем самым остудил пыл джигитов, пытавшихся с наскока прикончить двух зарвавшихся федералов. Из мгновенно пересохшего горла с трудом выдавил:

– Серега, живой?

И снова вечность в ожидании ответа.

Короткое «да» откуда-то сзади смочило глотку и отпустило спазмом сжавшиеся внутренности. Тому, кто скажет, что не боится смерти, смело можете плюнуть в лицо и назвать лгуном, ни разу не бывавшим в экстремальных ситуациях. Страх сковывает мышцы так, что только неимоверной силой я заставил себя еще раз поднять словно налившиеся свинцом, пудовые руки и садануть еще одной очередью по кустам, где засели явно не ожидавшие такого разворота событий бандиты. Они точно видели, что из машины выскочили двое: где нахожусь я, они знали наверняка, но только достать не могли из-за скрывавшей меня дорожной насыпи. Они легко могли подойти ко мне, прижимая к земле очередями, не давая даже пошевелиться, держа под обстрелом мой спасительный откос. Но второй? Он как будто растворился, ловко замаскировался, пока мы обменивались безрезультатными, но пугающими очередями. Он явно держит ситуацию под контролем, не выдавая своей позиции, потому и не решаются бандиты выйти из своего укрытия для окончательной расправы над подранками, боясь попасть под прицельный огонь этого второго. Сереженька, дорогой, молчи! Ты наша козырная карта. Только от твоих стальных нервов зависит развязка, какой она будет, а я отвлеку, не дам тварям спокойно осматривать ямки да уступы, выискивая тебя – «второго». Эффект неожиданности ими упущен, теперь мы почти на равных, тем более с моей козырной картой – находящимся в импровизированной засаде Долговым. Только, Сереженька, не выдай себя, ведь они боятся только неожиданности, неопределенности. С этой мыслью, я, выдав очередную порцию свинца, немного замешкался, и тут же меня накрыл со звоном рассекающий воздух встречный поток смертоносного града пуль. Кисть правой руки обожгло, как огнем. Я дернул руку так, что автомат, задрав ствол, воткнулся между мной и естественным бруствером. С надеждой и страхом осматривая окровавленную руку, я понял, что родился в рубашке: никакого ранения, а кисть мне всего-навсего посекло осколками камней. Со злости я всадил целый магазин в кусты, где однозначно поменял прятавшимся там подонкам отношение к жизни и смерти. Перезарядив автомат, я прижал его к груди и замер перед очередным шквалом огня. После грохота автоматных очередей над нами повисла звенящая тишина. В голове было стерильно пусто: ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего – ничего, просто вакуум. И вот на этом фоне абсолютной пустоты четко всплыли слова матери – короткая, но очень нужная сейчас молитва: «Милосердия двери отверзи нам, благословенная Богородице, надеющиеся на Тя, да не погибнем, но да избавимся Тобою от бед: Ты бо еси спасение рода христианского». Чеканящий молитву мозг делал упор на слова: «не погибнем», «спасение». И это спасение неслось к нам с нарастающим рокотом приближающегося БТР. Подъехав на расстояние визуального контроля, БТР остановился. Из него, как горох, высыпались солдатики, выстроились в боевой порядок и медленно двинулись в нашу сторону, прикрываясь броней. Теперь главное – не делать резких движений, ведь у них нервы напряжены не меньше нашего. И не хватало еще после всего пережитого схватить пулю от своего же защитника. Не резко, а как-то нараспев я прокричал, что мы свои и что боевики в кустах на «половину второго» направления от БТР.