Текст книги "Байдарка – любовь моя (сборник)"

Глава 5
Северные похороны

От озера Лопского, следующего в цепи водной системы, нас отделяла только короткая протока. Но она вся была забита бревнами. При боковом ветре лес могло бы подогнать к одному из берегов и тогда открылся бы проход. Но ветра не было, и мы упорно продолжали расталкивать бревна и, оберегая тонкую оболочку от ударов, двигали лодку все вперед и вперед. Давно уже туман лег над запанью, растаяли в сумерках берега, а мы все болтались среди плавающих бревен неподалеку от поселка. Наконец, мокрые и усталые, пробились к берегу и поставили палатку на каменистом откосе. Лежать было жестко и неудобно. Кажется, в первый раз нам не хватило топлива для костра.

Утром оказалось, что вчера в темноте мы не доплыли до края затора каких-нибудь ста метров. С берега были видны разводья, а за ними свободное пространство воды. Как сказали нам вчера, впереди, на озере Лопском, есть еще один поселок с сельмагом и большая запань. Нам было необходимо миновать ее засветло, и мы усиленно гребли в нужном направлении. Километра за два до поселка нам встретилась похоронная процессия. Медленно, одна за другой, шли четыре-пять лодок с людьми. Издали слышались плач и причитания. На первой лодке – грубый тяжелый гроб. В нем, устремив невидящие глаза в серое небо, лежал северный труженик, совершающий свое последнее плавание по родному озеру. Вдали, как громадная голова с поднявшимися дыбом черными волосами, возвышался над водой скалистый остров, заросший соснами. К нему и направлялась процессия. Кругом скалы, и выкопать могилу невозможно. Поэтому кладбище устроено на этом диком острове, где прямо на поверхности стоят большие тесовые ящики, обложенные камнями. Подошли поближе и мы. В камнях неподалеку друг от друга возвышались раскрашенные яркими красками северные саркофаги. Перед ними стояли такие же непривычные нашему глазу кресты с маленькими перекладинами. Одни из них покосились, другие упали. Суровая картина вечного покоя усиливалась низкими тучами и резкими порывами ветра, несущего капли дождя.

Нам надо было заехать в магазин купить хлеба и пополнить запасы сгущенного молока, которые у нас почему-то быстро таяли. Об озерном магазине следует рассказать подробнее. Без указки его найти было трудно. Недалеко от берега, в общем ряду сараев и лабазов, стоял крепкий бревенчатый сруб без окон. На массивной окованной двери висел громадный замок. Никакой вывески. Кругом не было ни души. Постучали в ближайший дом, спросили, где продавец. Ответили, что дома, занят хозяйством, рассказали, где он живет. Нашли продавца. Он ничуть не был удивлен нашим визитом. Магазин открывался в любое время дня по требованию покупателей. Распахнули дверь, и дневной свет осветил внутренность северного универмага. Чего только не было в его тесноте! Продукты питания, материи, обувь и одежда, галантерея и культтовары, сети, крючки, ружья и боеприпасы – все, что может понадобиться лесорубам, сплавщикам, рыбакам и охотникам. Снабжение здесь было существенно лучше, чем в средней полосе. Кроме сгущенки и хлеба купили пачку ячменного кофе и большую банку джема. На ближайшей стоянке мы с наслаждением пили этот суррогатный кофе с молоком и ели оладьи с джемом. Роскошная еда!

Вот и последняя запань. С озера накатывалась волна, но за скованными цепями толстыми бревнами было тихо. Сняв часы и вынув из нагрудного кармана клеенчатый сверток с документами и деньгами, отец вылез на конец бревна. Под его тяжестью дерево ушло в воду и позволило провести над ним байдарку. Путь в верхние озера был свободен!

Глава 6
Озеро Пудос

Чем дальше мы уходили от Ковдозера, тем меньше было на берегах следов затопления. Деревья все реже стояли «по колено» в воде. Берега становились суше и приветливее. На нашем пути была река Тюлля. Раньше она была мелкой, путь лодкам преграждал порог. Но поднявшаяся вода покрыла его, и только по упругой, глянцевой струе, прорывавшейся между скалистыми берегами, можно было угадать его присутствие. Встречное течение было настолько сильным, что лодка почти не двигалась, хотя мы гребли изо всех сил. Мимо стремительно проносились опасные бревна. Весла гнулись, и казалось, что сердце выскочит из груди. Но все же пройти Тюлю удалось. На реке нам встретился водометный катер. Струя воды, вырываясь из-под кормы, толкала его вперед, и ему были не страшны бревна. Разбрасывая, словно щепки, стволы деревьев, катер налезал на них приподнятым носом, подминал под себя и, как ледокол во льду, расчищал себе путь. Рядом с ним в своем утлом суденышке мы чувствовали себя довольно беспомощными.

Пройдя несколько мелких озер, добрались до озера Нот. Где-то сбоку остались глубокие форелевые озера – Верхние, Средние и Нижние Кичаны, впереди озеро Кукас и громадное, как море, Тикшозеро. Нет конца этой водной цепи, но нельзя, к сожалению, побывать всюду. Из Нотозера поднялись в маленькое горное озеро Пудос. Нам понравилось это название: в нем было что-то греческое. Мы не сразу нашли речку, вытекавшую из этого озера, так она заросла камышами. Только здесь, в конце пути, началась настоящая охота. Из зарослей то и дело поднимались тяжелые кряквы и маленькие быстрые чирки. Несколько выстрелов – и пара жирных крякв уже лежала у нас в лодке. Здесь голодать не пришлось бы. Вошли в речку. Сначала шли на веслах, потом, когда воды стало меньше, повели байдарку на бечеве. Последние сотни метров, стоя на камнях среди бешеных потоков воды, буквально на руках протолкнули лодку против течения и внесли ее в озеро Пудос.

Вход в озеро оказался ограниченным двумя поросшими лесом горами. С ними была связана трогательная легенда: здесь давным-давно жили двое влюбленных. Их любовь встретила препятствие, но расстаться они не захотели и превратились в две горы. И вот стоят теперь рядом Иван-гора и Ирин-гора, сторожа покой прозрачного озера. Берега отражались в зеркальной глади Пудоса. Горы закрывали озеро от ветра, и вода в нем всегда была спокойная. Оно показалось нам маленьким, но это ощущение было обманчивым. Окружающие горы были довольно высокими, и правильное ощущение расстояния терялось. Только внимательно посмотрев на противоположный берег, можно было увидеть тоненькие черточки стволов берез, шапки сосен и острые конусы елей и понять, как они далеко.

Поставив на берегу палатку, мы решили попытать счастья в рыбной ловле. Выкинули за корму блесну с крючком на длинной зеленой леске «Сатурн» и пошли, не торопясь, вдоль берега. Отец, сидя впереди, потихоньку греб, а я держал в руке конец лесы, привязанный к длинной деревянной дощечке с пропилами на концах. Неожиданно что-то резко дернуло мою руку. Сначала я не поверил, что это рыба. Думал, задели блесной за дно. Но рывок был упругим, и я стал наматывать лесу на дощечку. Даже и сейчас, когда я пишу эти строки, у меня захватывает дух. Сначала метрах в пятнадцати за кормой показался из воды крутой плавник, чиркнул по поверхности и снова исчез. А потом отчаянным прыжком выкинулась из воды длинная, серебристо-синяя, с красными перьями плавников, красавица рыба. Леса дрожала и со звоном рассекала воду. Это в глубине наша добыча металась из стороны в сторону. Наконец, под водой осталось всего несколько метров лесы, и мы ясно увидели «ее». Растопырив плавники, как бы упираясь ими об воду «она» яростно била хвостом и раскрывала свою хищную пасть, сопротивляясь из последних сил. Багра у нас не было, и отец с большим трудом схватил рыбу двумя руками и перетащил через борт в лодку. Это была кумжа – пресноводная семга. Я не буду говорить об ее величине и весе, ведь вы все равно не поверите. Но мы ели ее в разных видах весь следующий день.

Азарт рыбной ловли заставил нас забыть о времени. Из-за гор выползли тучи, пошел дождь, и только в сумерках, голодные и мокрые, мы добрались до лагеря и вытащили лодку на берег. Вот и пришла, наконец, эта дождливая сырая ночь, от которой так долго избавляла нас погода. Капли дождя стучали по крыше палатки и по днищу перевернутой лодки. Ветер рвался в наглухо задраенный вход. Мокрые стены провисли, и от неосторожного касания из них начинала сочиться вода. Но когда в палатке деловито зашумел примус, когда мы согрелись, надели сухую одежду и поели, шум дождя показался нам колыбельной песней, и мы вскоре уснули. Во всем есть своя прелесть.

Дни на Пудосе прошли быстро. Мы слишком долго добирались до цели, а когда, наконец, добрались, оказалось, что пора возвращаться. Тем не менее, это был настоящий отдых, которого мы не знали в течение долгого времени. Отец рисовал этюды, а я ловил рыбу, стрелял уток и собирал ягоды. Уха, жареная рыба, утятина – мы отъедались за много дней жизни впроголодь. Нам было очень хорошо среди этой молчаливой, суровой и такой щедрой к нам природы. Уходить с Пудоса не хотелось. В разговорах мы фантазировали о строительстве зимовья на озере и о жизни в нем вдвоем, без городской суеты, работы и учебы. Жизнь лесовиков: охота, рыбалка, натуральное хозяйство – что может быть лучше! Война и лесные пожары не тронули берегов Пудоса. Они были похожи на края глубокой сине-зеленой чаши, на дне которой заснуло озеро. Мне часто приходилось слышать восторженные рассказы о красотах юга. Да и самому не раз довелось побывать в южных странах. Но разве можно их сравнить с богатством красок севера. Такие закаты, как здесь, на севере Карелии, я видел только в одном месте – в той же самой Карелии, только еще севернее, на Белом море. А ведь обычно говорят об однообразии северной природы.

В дальнем, заросшем травой углу озера рано утром мы спугнули двух лебедей. Они поднялись такие гордые, сильные и красивые, что не было желания в них стрелять. На фоне синей горы громадные птицы резко выделялись белыми пятнами. Вытянув длинные шеи, мерно взмахивая могучими крыльями, они летели рядом в сторону глухих лесных озер. Их тревожные крики долго разносились над озером, лесом и болотами. Такого я больше не видел никогда в жизни.

Глава 7
Пойманы

Наконец, попрощавшись с этим благословенным местом, мы пошли в обратный путь. После поселка Перекоп мы снова вышли в Ковдозеро, но поплыли другим маршрутом по его восточной стороне. На нашем пути открылся широкий восьмикилометровый плес. Нам не хотелось на тяжело груженой байдарке пересекать его днем, когда дул сильный ветер, и мы дождались вечера, когда все стихло. Определили по компасу направление: дальний низкий берег терялся в тумане. Последние острова отступили назад, и перед нами открылась необъятная водная гладь. В потемневшем небе разгорался закат. Мы шли прямо на него. Словами описать его невозможно. Поражали яркость и вместе с тем какое-то благородство красок. Зарево отражалось в воде, но на ней все цвета казались более сдержанными. За кормой вода все сильнее темнела и сливалась с берегом и небом. Мы догнали белогрудых гагар. Птицы сначала нырнули, пытаясь уйти от нас под водой, потом постепенно начали подниматься в воздух. Сначала они долго бежали по воде, как разгоняющийся гидроплан, и концы их коротких крыльев оставляли две полосы расходящихся кругов. Тяжелые птицы никак не могли оторваться от воды. Но постепенно круги от ударов крыльев становились меньше и, наконец, пропали совсем. Рассекая со свистом воздух, вытянув шеи, гагары исчезли вдали. Огненный шар солнца коснулся воды. Еще несколько минут, и оно исчезает, оставляя свой свет на редких облаках. Немного правее на еще светлом фоне неба и горизонта появилось небольшое темное пятно. Оно оказалось высоким скалистым островом. Мы причалили к нему уже в глубоких сумерках.

Наконец-то нам попалась идеальная стоянка. Высокая скала отвесно обрывалась в воду, образуя выступающий в озеро мыс. За ним образовалась небольшая бухта, где берег полого спускался к воде и где можно было причалить и даже вытащить на сушу лодку. На самом верху скального обрыва, на высоте десяти метров над водой, поднявшись по заросшему брусникой овражку, мы обнаружили ровную площадку, покрытую толстым слоем мха. На ней и поставили палатку. Вокруг в расселинах скал росли сосны, но палатку пришлось ставить, укрепляя растяжки на камнях: вбить в скалу колышки было невозможно. Зато мох под ногами был упругий и мягкий, так что спали мы на нем, как на перине. Утром перед нами открылся потрясающий вид: вокруг нас, насколько хватал глаз, расстилалась обширная водная гладь, на фоне которой в разных местах виднелись небольшие рощицы полузатопленных деревьев – бывшие острова, исчезнувшие под водой. А на горизонте возвышались синевато-серые далекие горы.

Неожиданно мы увидели катер. Он шел быстро, образуя белые пенистые усы и такой же след за кормой. «Как бы не приехали нас спасать!» – сказал отец и снял с веревки белое полотенце и высохшие трусы и майки. На траверзе острова катер, не снижая скорости, сделал широкую дугу и вошел в нашу бухточку. Загорелый мужчина, с волевым лицом, в кепке и ватнике, спрыгнул на берег и поднялся к нам. Оказывается, приехали не спасать нас, а ловить. В Кандалакше, пересаживаясь в спешке с одного поезда на другой, мы не отметились в местной милиции. Не рассказали мы о целях и маршруте нашей поездки и в большом прибрежном поселке Конец-Ковдозера. И вот результат! Наши встречи с местными жителями, рыбаками и сплавщиками леса, видимо, создали миф о странной «экспедиции», появляющейся на разных озерах. Нас начали искать несколько дней тому назад и, если бы не костер, зажженный на самой верхушке высокой скалы, могли бы искать еще долго. Дальше состоялся такой разговор:

– Здравствуйте, – сказал волевой мужчина. – Можно взглянуть на Ваши документы?

– Здравствуйте, – ответили мы. – Акто Вы, собственно, будете?

– Это справедливо, – сказал он и показал нам служебное удостоверение, с которого на нас глянуло волевое лицо в фуражке пограничника. Наше самолюбие было удовлетворено, и началась деловая беседа:

– Где Вы живете, на какой улице, в каком доме? Где работаете? И снова неожиданно: «Где живете?» Мы не обиделись и подробно отвечали на все вопросы, ведь это была приграничная область. Просмотрев все наши документы и записав их номера и наши фамилии, приехавший заинтересовался выданным отцу в МВД разрешением на владение нарезным охотничьим ружьем. И хотя самого ружья с нами не было, возможность быстрой проверки по служебным каналам внушила ему оптимизм. Он быстро связался с кем-то по рации из катера и через полчаса получил ответ, полностью его удовлетворивший. Мы действительно оказались теми, за кого себя выдавали. Но тут его взгляд упал на скопированную на голубую кальку подробную карту обширного озерного края, по которому мы путешествовали. Отец опрометчиво вытащил ее из сумки вместе с документами. «Какая подробная карта, километровка! Откуда она у Вас? Такие карты являются секретными», – поинтересовался новый знакомый. Мы начали дружно врать что-то про клуб туристов, но в конце концов вынуждены были признаться, что срисовали ее у знакомого, который много раз охотился в этих местах. И, к нашему удивлению, пограничника наш ответ удовлетворил. Очевидно, ему не хотелось затевать склоку по мелочам и портить нам отпуск. Он перешел к неофициальной части беседы. «Ребята, – спросил он, – ну, все же скажите, зачем Вы сюда приехали?». Мы ответили, что в отпуск, отдохнуть и поохотиться. «Но кто же сюда ездит в отпуск, – вырвалось у него, – надо бы на юг, к морю…».

Тут он распрощался с нами, запрыгнул обратно в катер, мотор взревел, и катер, расправив пенистые усы, быстро скрылся из вида.

Глава 8
Последняя стоянка

До конца пути оставалось не так уж много, и мы решили воспользоваться солнечным днем и устроить дневку на этом красивом острове. Надо было выстирать закопченные рубашки, отмыть котелки и руки, а также доесть уток, захваченных с Пудоса. Кроме того, хотелось отпраздновать столь благополучно закончившуюся эпопею с проверкой документов. Мы устроили роскошный обед из густого и пахучего утиного супа, жареных уток на второе, оладий с джемом и кофе со сгущенным молоком на десерт. Перед обедом выпили по глотку медицинского спирта, взятого с собой «на всякий случай». Карельская природа удивительно ласково прощалась с нами. Ветер утих, яркое солнце грело по-летнему, и я решил выкупаться в спокойной и прозрачной воде. Разделся, прыгнул в воду и, как ошпаренный, выскочил обратно на берег. Вода оказалась просто ледяная. Все же север есть север. Когда солнце вновь стало уходить за горизонт, мы долго сидели у потухшего костра и любовались окружающими далями. На этом прекрасном месте даже комаров почти не было.

На следующий день, встав пораньше, мы прошли последние километры, оставшиеся до станции Княжая мурманской железной дороги. В два часа пополудни мы вошли в обширную глубокую бухту, заставленную катерами и лодками и заполненную плавающим лесом. Вода стала заметно грязнее. Вместо привычной уже тишины – свистки буксиров и паровозов. Клубы пыли над громадными кучами серого камня – кировского апатита. Сотни метров берега завалены бревнами. Это лесобиржа. Сюда приходят кошели с лесом с верховьев озер. Здесь деревья вытаскивают на берег, сортируют и складывают в бесконечные штабели, а потом грузят в вагоны. Удивительно, каким грязным, голым и неуютным стало все вокруг. Между безобразными домами пыль, ни травы, ни деревца. Вода в бухте в пятнах мазута. Не верилось, что еще вчера вокруг нас была чистая и прекрасная северная природа. Человек в процессе своей деятельности способен испоганить все.

Мы долго искали хотя бы небольшое свободное место, чтобы пристать, вытащить лодку на берег, разобрать ее и сложить в чехлы. Наконец нашли место где-то в уголке бухты. Наше снаряжение, такое удобное в путешествии, здесь сразу стало громоздким и неуклюжим. С трудом упаковали сырые вещи, и вскоре вокруг нас уже громоздилась знакомая куча мешков различной величины. Пересчитали их: теперь это уже «места». Вот и все. Вечером мы с трудом втиснули свой багаж в тамбур вагона скорого поезда, а через трое суток я уже ходил на лекции и практические занятия в институте. Как будто и не было широких плесов и бурных речек, плавающих бревен и затопленного леса, скалистых островов и тихих озер, огненных закатов и серебристых дней, свиста утиных стай и плавных взмахов белых крыльев лебедей. К счастью, все это навсегда осталось в моей памяти, и даже через пятьдесят лет эти воспоминания волнуют мою душу.

Ищу попутчика, или как я снимался в кино
Лирическая комедия в шести актах и девятнадцати картинах

Акт первый, картина первая
Поиски инвентаря

Продал меня кто-то из многочисленных отцовских приятелей, к которым он часто ходил чинить свою узкопленочную кинокамеру «Веймар» в техотдел студии документальных и научно-популярных фильмов на Лесной улице. В Москве стояла середина августа 1957 года. В студии получили заказ на короткометражный рекламный фильм о красотах озера Селигер, который в то время еще не был столь популярным, как сегодня. Я был знаком с Селигером, побывав там три раза в свои школьные и студенческие годы. Отец похвастался, что недавно купил новенькую, легкую, но чрезвычайно верткую немецкую разборную байдарку «Колибри» с ярко-зеленой декой (верхней поверхностью). До этого у нас в семье был синий немецкий «Клеппер», тяжелая трехместная лодка, купленная, как я уже писал, в спортивной комиссионке на улице Чернышевского, недалеко от Земляного Вала. Обе лодки выгодно отличались от муругих, защитного цвета отечественных байдарок «Таймень» и «Салют», которые продавались во всех спортивных магазинах. Мне позвонил со студии директор картины и предложил сдать им в аренду наши лодки. На мой вопрос, умеет ли кто-нибудь из съемочной группы собирать и разбирать байдарки, директор замялся и предложил мне приехать на студию и показать, как это делается. Отца не было в Москве, и я с сомнением отнесся к поступившему предложению, но все же погрузил мешки с деталями байдарок в свой «Москвич» и приехал на студию к назначенному времени. Директора, как водится, не оказалось на месте, и охранник посоветовал поискать его в ППС. Когда я спросил, что означает эта аббревиатура, он ответил кратко: «Пивная против студии». Там его я и нашел. Он оказался высоким и довольно приятным евреем. Мы заехали во двор студии, и он долго смотрел, как я собираю одну из байдарок, после чего сказал, что без меня у них ничего не получится, и предложил мне поехать на Селигер на две недели вместе с киногруппой в качестве рабочего. В мои обязанности, кроме сборки и разборки лодок, входили установка палаток, разведение костра, приготовление пищи и другие подсобные работы. Кроме того, он спросил меня, имел ли я когда-нибудь дело с лодочным подвесным мотором «Москва», и, узнав, что такой есть у моего отца, очень обрадовался. «Вот ты и будешь ездить на дюралевой лодке с этим мотором и отвозить киношников и артистов на места съемок, а так же гонять в город Осташков за продуктами и бензином». А он сам, единственный, кто умеет управляться с этим мотором, будет время от времени наведываться в группу, потому что там ему совершенно нечего делать. Я согласился, так как до начала занятий в институте у меня оставалось целых две недели, сидеть на даче было скучно, а тут – море новых впечатлений и людей.