Текст книги "Талорис"

И тут же рухнула опорная секция, забрав с собой сегмент ярдов в тридцать. Она ушла вниз, мгновенно исчезнув во мраке, а уже через несколько секунд весь видимый фрагмент отправился следом, скрывшись в Улыбке Шаутта, извещая людей о своем падении все более нарастающим грохотом, когда отдельные куски постройки врезались в стены пропасти.

Капитан наемников шумно втянул носом воздух:

– Шестеро нас спаси!

– Пока будем надеяться на себя, мастер Рилли, – сказал Дэйт, знавший, что им предстоит. – Вы! Трое! Помогите мастеровым выбраться, если они живы. Сигнальщик! Есть сигнальщик в отряде?!

– Здесь, милорд! – К нему подбежал невысокий человек в доспехе, собранном из разных, совершенно неподходящих друг другу частей.

– Передавай своим фонарем на тот «берег», парень. Прорываемся к третьему мосту через лагерь фихшейзцев! Будьте готовы оказать помощь и отвлечь их!

Тот побежал к краю, стуча металлической шторкой, отправляя сообщение раз за разом.

– Зидва!

– Милорд?

– У третьего моста такая же стена. Если мы под ней застрянем, нас перебьют. Та лестница, что я видел, еще осталась?

– Да, милорд. Возьмем!

– Мастер Рилли. Все болты с собой.

– Берем все, что сможем унести, сиор. Меня смущают пики. С ними не развернешься в узких коридорах.

– Возьмем пять или шесть, чтобы сдерживать лестницу. – Дэйт подхватил полэкс на коротком древке, радуясь, что все же дал Дикаю себя уговорить надеть тяжелый доспех.

– Подтвердили получение, милорд! – крикнул сигнальщик, вглядывавшийся во тьму.

Дэйту ничего не надо было говорить своим солдатам. Все и так понимали, что единственный шанс выжить – это торопиться, действовать внезапно и попытаться прорваться через пещеры к третьему мосту, тому, который планировали обрушить уже сегодня.

Люди проверяли доспехи, оружие, бросали все лишнее, способное замедлить их и задержать.

Вытащили каменщиков. Пять веревок оказались оборваны. На концах трех подняли мертвецов, погибших под каменными осколками, но двое, хоть и побитые, остались живы. Один, с рассеченной головой, лишь постанывал и кашлял, второй, уже способный стоять, тихо ругался.

– Криворукие идиоты! – сорвался на них Зидва. – Этот мост должен был стоять! Совсем без Скворца ничего не можете?!

– Не понимаю я, что произошло! Кирка по рукоять провалилась в камень, точно тот яичная скорлупа!

– Вытри кровь. – Егерь бросил ему тряпку. – Удружили вы, ребятки, нечего сказать! В такой заднице я не был, даже когда встретился с бешеным волком.

– Они знают, – сказал Дэйту капитан наемников, перекидывая через плечо раздутую от болтов кожаную сумку. Арбалет у него был тяжелый, сделанный под заказ савьятскими оружейниками, с прикрепленным воротом. Болт из такого при правильном угле, да еще и на близком расстоянии мог легко прошить тяжелые доспехи. А сегодня расстояние будет очень близким. – Не глухие же.

– Знают. Но пока только те, кто следил за нами. Торопи солдат, мастер Рилли. Пора.

Арбалетчики оказались их спасением. Двадцать опытных стрелков, пускай и бивших, порой ориентируясь лишь на силуэты в кромешном мраке, всаживали болты практически в упор.

Рилли разделил их на две группы, и наемники сменяли друг друга, разряжая громоздкие арбалеты, вращая вороты, натягивая тетивы, удерживая тяжелые стержни в оскаленных зубах. Низкая скорострельность искупалась потрясающей точностью, и стрелков охраняли и защищали, стараясь не подпускать к ним врагов.

Трижды, когда строй ломали, стрелки меняли арбалеты на фальчионы, вступая в рубку наравне со всеми. Были потери, но пока не критичные, и отряд прорывался дальше коридорами и пещерами, ведомый Зидвой, знавшим здесь каждый проход.

Их действительно не ждали. На посту затянули, не успели передать сообщение дальше, по цепочке, так что появление ударного отряда оказалось для противника сюрпризом. Люди Дэйта проходили через вражескую оборону, точно раскаленный нож сквозь масло. Стремительно сметая тех, кто оказывался у них на пути, и не обращая внимания на остальных, не желая задерживаться, быть связанными долгим, губительным боем.

Их смогли замедлить всего лишь в двухстах ярдах от цели.

– Тройки! – крикнул Рилли, меняя тактическое построение своих людей.

Теперь стрелял лишь один, двое других взводили и заряжали арбалеты, передавая их товарищу. А бойцы Дэйта, уже готовые к этому, рассредоточились так, чтобы прикрывать каждую из групп «Виноградных шершней».

Дэйт вооружился полэксом с окованным древком в полтора ярда. Стальной молот с обухом в виде изогнутого шипа крепился на древко, а навершие сделали острым копейным острием. Такой же острой оставалась и нижняя часть древка – «пятка». В опытных руках полэкс становился грозной силой. Им можно было проламывать доспехи и щиты, подцеплять за ноги или сочленения брони, а также колоть. Как алебардой и пикой – в Горном герцогстве полэксом учили сражаться и простолюдинов, и дворян.

Его гвардейцы, как и Дэйт облаченные в лучшую броню, здоровенные гиганты, которых, казалось, ничто не может остановить, были основой клина, сминая врага стальным кулаком, давая возможность всем продвигаться вперед.

Стрела из лука, угодив в нагрудник Дэйта, отскочила, он парировал древком удар шестопера, воткнул острый шип полэкса под шлем противника. Сержант, который теперь дрался рядом, рубя и коля мечом – как только появилось мгновение передышки, схватился за свой проклятый рог.

Рев волной накрыл сражающихся, пробудил подземелья, отправляя сигнал Харги.

Вперед. Только вперед. Все ближе. Через сталь, кровь, трупы, хрипы и ругань. Мельтешили факелы, и по влажным стенам пещеры танцевали тени, точно это шаутты, желающие насладиться гибелью людей.

Третий мост был уже совсем рядом, когда их строй все-таки смогли прорвать, и теперь Дэйт дрался спина к спине с треттинцем против четырех рыцарей, носивших цвета кузена герцога.

Свои сражались со своими, ненавидя друг друга.

Против Дэйта выступили два гиганта в стальных доспехах. Один с секирой и щитом, другой с шипастой «утренней звездой». Они были опытными, и лишь благодаря длине полэкса милорд да Лэнг оставался жив. Сбив их первый натиск, он смог удержать врагов на расстоянии, а затем сам перешел в атаку. Но проклятый щитоносец прижал его к стене, чтобы напарник смог добить. Выручил неизвестный стрелок. Болт, прилетевший из мрака, найдя брешь, вошел под мышку воину, уже замахнувшемуся «утренней звездой». Удар, который должен был раздробить Дэйту предплечье, сместился, и попал по камню.

Командир «Дубовых кольев» тут же ткнул острием полэкса во врага, рухнувшего на колени. Боевой молот порвал сталь, точно бумагу. Смял шлем, сорвал наплечник, пробил нагрудник, прежде чем второй рыцарь успел прийти на помощь соотечественнику.

Впрочем, ему не пришлось задуматься о мести – Дэйт не дал уцелевшему опомниться: пяткой полэкса ткнул под наколенник, перехватил древко, метя острием в шлем – и, когда враг закрылся щитом, ловко подцепил его ногу крюком, дернул, опрокидывая на землю. Обрушил молот, который оставил вмятину на выставленном щите. Остервенело ударил второй раз, третий, ломая и щит, и руку. В ярости он воткнул острие между сочленений, навалившись всем весом, провернул, слыша из-под шлема дикий вой.

– Еретик! Проклятый еретик! – К нему бросился очередной воин.

«Так вот кто мы для них, – устало подумал да Лэнг. – Еретики, поклоняющиеся Вэйрэну и отвернувшиеся от Шестерых».

Полэкс застрял в деформировавшихся доспехах, и Дэйт шагнул влево, избегая удара… В этот момент шлем на его голове взорвался и рассыпался тысячью звезд.

Глава седьмая
Золотая клетка

– Я могу помочь вам, – сказал добрый таувин Эоген, заглянув в глубокий колодец и увидев в нем плененного шаутта. – Избавить вас от этого зла.

– Чем ты можешь нам помочь? – рассмеялись жители деревни. – Он пойман в ловушку, и теперь мы заработаем на нем много марок, показывая его всем зевакам. Демон больше не опасен.

– Из любой клетки можно выбраться, – возразил им Эоген, но они прогнали его.

И рыцарь ушел. А потом случилось так, как он сказал.

Правдивая история рыцаря Эогена, славного таувина, грозы асторэ

Пыточные инструменты, которые разложил перед ней палач, выглядели зловеще. Щипцы, молотки, стальные ребристые палицы, сверла, иглы и предметы, о назначении которых Шерон могла только догадываться. Огонь бросал на металл кровавые блики, в подвале было душно, воздух сгустился до раскаленного желе, которое она с трудом вдыхала, стараясь не обращать внимания на то, как оно дерет носоглотку.

Очень хотелось пить, но Шерон не собиралась показывать слабость и просить воды.

Палач, толстый карифец в кожаной полумаске, с обнаженным торсом, заросшим густыми волосами, потел не меньше ее, возясь с очагом и негромко порыкивая на двух не очень расторопных помощников, пытавшихся зафиксировать на натянутых цепях чан с маслом.

Пока еще холодным маслом.

Она внимательно следила за их действиями, положив на колени скованные руки и надеясь, что никто не слышит, как громко стучит ее сердце.

За дни заключения ее и пальцем не тронули. И даже кормили. Бритый стражник, так и не назвавший ей свое имя, трижды допрашивал ее. Задавал вопросы об ирифи, сулла, темной магии, о том, кто она такая и что забыла в Эльвате. Ему не нравились ее ответы.

И дело дошло до пыточной.

Бритый, о котором она только что вспоминала, стремительно распахнув низенькую маленькую дверь, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел в помещение, чем, кажется, удивил палача и подмастерьев. Они поклонились ему столь поспешно, что едва не перевернули чан с маслом, опасно закачавшийся из стороны в сторону.

– Неприятное место. Согласись, – сказал он, изучая ребристый клин, словно видел его впервые. – Не люблю его. Здесь пахнет кровью.

Здесь пахло не кровью, а раскаленным железом и смертью. Довольно старой и прогорклой. Уж Шерон-то это знала. Последний человек умер на дыбе давно, несколько месяцев назад, но она сказала:

– В отличие от меня ты волен уйти отсюда в любой момент.

Гость нахмурился:

– Последний шанс, женщина. Или ответишь на мои вопросы добровольно, или их из тебя вытащат они.

Шерон очень хотела облизнуть потрескавшиеся губы, от тяжелой духоты начинала кружиться голова, но она чуть подалась вперед, едва держась на ненадежном табурете.

– Конечно, отвечу. Когда молоток разобьет мне руки, я расскажу все, что угодно. Навру про себя, моих друзей и каждого, кого встречала в Эльвате. Весь вопрос, насколько это будет ценно для тебя? Совершенно бесполезная ложь под пытками. – Она увидела, как потемнели его глаза, и поняла, что правильно угадала. – Вряд ли тебе нужно от меня ложное признание. Я здесь для чего-то другого, а это… это просто проверка. Ты решил посмотреть, как я стану себя вести и что буду делать.

– Ты не делаешь ничего! – зло произнес он.

– Иногда это самый правильный выбор. Чего ты ждал? Что я брошусь на них? – Она кивнула на палачей. – Перегрызу им горло? Заставлю пламя гореть синим светом, точно шаутт или асторэ? Ты начал не с того, и это завело тебя в тупик.

– Мы готовы, господин, – сообщил палач.

– Погоди! – рявкнул на него бритый и вышел, захлопнув дверь.

Шерон усмехнулась плохой усмешкой Лавиани, хотела сплюнуть слюну, но во рту пересохло, точно ее выбросили в самое сердце пустыни. Сойка бы гордилась ее стойкостью.

Минуты были столь же тягучи, как и жара, нагревавшая помещение и проникающая в камни. Шерон закрыла глаза и заставила себя дышать размеренно, моля Шестерых о том, чтобы не грохнуться в обморок.

Спустя бесконечно затянувшееся время ожидания дверь открылась, но появился не бритый, а пара тюремщиков, что привели ее сюда.

– На сегодня все, – сказал один из них палачу, и тот равнодушно пожал плечами, ничуть не жалея, что не исполнил свою работу.

Шерон, оказавшись в длинном каменном коридоре, с облегчением вдохнула – воздух здесь был не таким раскаленным, как в пыточной. Ее вели долго, мимо тюремных камер, затем лестницами все выше и выше, через коридоры с тускло горящими масляными фонарями, влажными стенами и наконец-то свежими сквозняками.

Она ничего не спрашивала у безмолвных солдат, понимая, что ей все равно не ответят.

Несколько раз указывающая видела окна в потолке, закрытые решеткой, через которые лился дневной свет, слишком яркий для глаз, и щурилась, слушая, как где-то «там» журчит вода в фонтанах, доносится мягкая мелодия аль-уда, карифской лютни, а затем негромкий детский смех.

Снова темнота, редкие лампы, опять лестница, теперь тянущаяся вдоль закругленной стены, из чего Шерон заключила, что они внутри крепостной башни. Возле очередной двери, окованной железными полосами, один из стражников открутил винты на ее кандалах, освободил руки от тяжеленного груза и, распахнув створку, беззлобно и не грубо подтолкнул в спину, заставляя сделать первый шаг в неизвестность.

Ее клетку вполне можно было назвать комфортной.

Она располагалась в сердце дворца, в изолированном от чужих глаз пространстве, ограниченном высокими стенами и сторожевой башней, купол которой горел на закате лиловым цветом. Вокруг был маленький, но живописный сад: распахнув разноцветные стеклянные двери, из него можно попасть в пять просторных, богато обставленных комнат.

В саду нашелся изящный небольшой фонтан, украшенный статуей толстой важной лягушки, дремлющей среди круглых, гладких камней. За фонтаном, в тени абрикосовых деревьев, она обнаружила бассейн.

Первым делом Шерон напилась прямо из фонтана. Она жадно глотала воду и думала, что выпьет ее всю, так ее мучила жажда. Затем сбросила пропотевшую вонючую одежду и нырнула в бассейн. Девушке было плевать, если кто-то сейчас наблюдал за ней. Она словно родилась заново и спустя десять минут, выжимая волосы, направилась в комнаты, к невысокой лежанке из сандалового дерева, где ее ждали полотенца и новая одежда.

Широкие женские карифские штаны, расшитые розовыми цветами гибискуса, длинная бирюзовая рубаха до середины колен, с тонкой вышивкой серебряной нитью и прорезями в рукавах. Она оделась, но проигнорировала лежащие рядом, на подушечке, тяжелые золотые браслеты на щиколотки, популярные у богатых женщин Эльвата.

Еда ждала на столе, накрытая металлическими крышками, и даже не успела остыть. Шерон впервые после пришедшего в Эльват ирифи ощутила голод. От вина она отказалась, воды выпила целый графин, а после, не желая спать, взяла несколько подушек и вернулась в сад, к фонтану, легла в тени абрикосовых деревьев.

Она думала о Найли.

С девочки все началось.

Новое рождение Шерон, той, кем она становится. Или уже стала? Новая жизнь. Новый мир. Огромный. Непостижимый. Страшный и прекрасный. Ее друзья. Ее новая семья.

Все изменилось из-за чужого ребенка, которого когда-то Димитр принес в их дом. И, к своему ужасу, указывающая поняла, что начала забывать Найли.

Так нельзя. Неправильно. Тион мертв, но это не означает, что ей надо сдаться, перестать пытаться освободить дитя. И вместе с тем Шерон за последние месяцы не сделала… ничего. Не повернула назад, чтобы возвратиться на Летос, вновь пойти в Талорис. Нет. Она словно погрузилась в глубокую дрему, полную разочарований и страха за судьбу друзей.

Запах крепкого кальгэ принес ей легкий шепчущий ветерок. Шерон неспешно встала, улыбнулась важной лягушке, с безмятежным спокойствием принимавшей каждую каплю из фонтана, что падала на нее, и отправилась встречать гостей.

Бритый стоял возле входа в комнаты и на вопросительно поднятые брови резко мотнул головой, показывая, чтобы заходила и не докучала ему. Кажется, он был несколько раздражен, что потерпел неудачу.

В комнате, рядом с ковром, стояла чугунная тренога, забитая углями, накрытыми сверху решеткой. На решетке, побулькивая, высился конусообразный медный кувшин на очень длинной ручке, и аромат молотых зерен, привезенных из самого сердца Мута, плыл по комнате, смешиваясь с запахом кардамона и корицы.

Женщина в сером сидела к ней спиной и варила напиток. Затем повернулась, дружелюбно кивнула, и Шерон поняла, что это мужчина в женской одежде. Неприятный взгляд, неприятные губы, неприятное лицо. Шерон, ничего не сказав, села напротив, следя за неспешными уверенными движениями, когда, подхватив кувшин за рукоятку, гость поставил его в прохладный песок и накрыл крышкой из прессованных трав, касающихся кальгэ, передающих ему часть вкуса.

Ловкие пальцы незнакомца, правое запястье которого оплетал толстый бирюзовый шнурок, взяли почти прозрачную бумагу, нарезанную квадратами. Каждый лист ложился под углом, перекрывая предыдущий, потом, Шерон так и не поняла, что мужчина сделал, но всего несколько движений, и из бумаги получился острый конус, который лег в еще один кувшин, на этот раз с узким горлышком.

Подхватив емкость с напитком, гость (а точнее хозяин, ибо не стоило заблуждаться) направил кальгэ тонкой маслянистой струйкой литься в бумажный конус, проходя через него, фильтруясь. Указывающая видела много раз, как карифцы заваривают этот сперва очень непривычный напиток, но еще никто не делал этого столь красиво.

Пока кальгэ перетекал из кувшина в кувшин, рука мужчины даже не дрогнула, и струя была тонкой и равномерной, постепенно пропитывая бумагу, оставляя осадок темно-коричневого цвета.

Наконец Шерон получила в руки маленькую чашку, словно бы наполненную черным, раскаленным зеркалом, чья поверхность отражала ее лицо.

Указывающая отхлебнула, чувствуя, как крепкий напиток отдает сильную горечь, что внезапно сменяется сладостью меда, ароматом горных трав и пряностью жареных лесных орехов.

Поставила чашку, потянулась к стакану с водой, в котором плавало несколько крупных кусков льда. Сделала скупой глоток, заставляя мед, травы и орехи смешаться, родив вкус соли и далекой земли, скрытой под сенью влажного тропического леса.

– Я Бати, – наконец произнес мужчина женским голосом. – Человек у дверей – Ярел. Он иногда помогает мне.

– Очень приятное знакомство, – дружелюбно склонила голову Шерон, чем, кажется, смогла позабавить собеседника.

– Ни вопросов, почему вы здесь, кто я такой, что с вами будет? Однако вы можете удивлять. Ярел говорит, что палач вас нисколько не смутил. Я редко встречаю таких, как вы. Даже среди мужчин.

Шерон сделала еще один глоток:

– Очень вкусно. Пожалуй, это лучший кальгэ из всех, что мне довелось пробовать в вашем герцогстве.

От собеседника не укрылось, что она проигнорировала предложенную им тему разговора.

– Вы редкая чужестранка, что может его пить. В других герцогствах его не особо ценят. Спасибо за вашу оценку, вы умеете польстить.

– Напротив, господин Бати. Я умею говорить правду. Когда хочу этого и меня к ней не принуждают.

– Да… – Он тоже отпил, глядя на девушку поверх чашки. – С правдой у нас пока не очень. Мы обыскали ваш дом.

– Что-нибудь нашли? – Указывающая была сама любезность.

– Вашу сумку со странными вещами. Служанка пыталась спрятать ее, и Ярел хотел выпороть маленькую шкодницу за это.

– Выпорол? – Любезности в голосе девушки стало чуть меньше. Намного меньше. В нем прозвучало нечто такое, что заставило Бати прищуриться, а Ярел, внезапно оказавшийся внутри, сделал шаг вперед, на дюйм вытащив меч из ножен, но тут же застыл и вернулся на свое место, заметив мимолетное раздражение на лице мужчины в сером.

– Мне пришлось запретить это. Нельзя наказывать чужую верность, особенно если перед тобой верность ребенка. Еще мы допросили всех ваших домочадцев, включая сестру.

– Очень надеюсь, что с ними также все в порядке. – Шерон вновь постаралась стать дружелюбной.

Бати улыбнулся углом рта:

– Вашу сестру ослепили. Достаточно жестоко. Кто это сделал?

– Злые люди.

– К сожалению, их много в нашем мире. Ах да! Ваша сумка, милая Шерон, содержала в себе множество непонятных вещей. Я никогда не видел большинство из них, но читал о подобных предметах. Вы указывающая?

– Да. – Шерон не видела смысла врать.

– Можете это чем-то доказать? Алый браслет? Алый плащ?

– Увы. Как только я оказалась на материке, то спрятала их. Как говорят, здесь не все могут быть добры к таким, как я.

– Мудрое решение. Но, получается, я должен верить вашему слову. Ведь существует шанс, что сумку вы просто украли, или купили в лавке старьевщика, или… – Бати скучающе махнул рукой. – Еще тысяча разных возможностей.

– Дайте мне заблудившегося, и у вас появятся веские доказательства, кто я такая.

– Еще кальгэ? – Бати потянулся к кувшину, увидев, что чашка Шерон опустела.

– Будьте любезны.

– Что же… – Наливая напиток, он смотрел на нее. – Возможно, я приведу к вам заблудившегося. Чтобы убедиться в правдивости ваших слов.

Шерон удивленно откинулась назад:

– Заблудившийся? В Карифе? На другой части материка? Вы серьезно?

– Это Эльват, милая Шерон. Вы чужестранка, поэтому не знаете одну интересную особенность нашей столицы – здесь можно найти многие редкие вещи. Что вы на это скажете?

– Лишь что надеюсь, заблудившегося вы не найдете. Не потому, что я лгу. А потому, что такие существа опасны для всех и их очень тяжело убить обычным людям. Обычными способами.

– Я запомню ваше предостережение. Ну, допустим, вы указывающая. Что же забыла такая, как вы, столь далеко от герцогства синих огней? Разве не ваш долг, не ваша обязанность защищать Летос от порождений Катаклизма? Здесь, в нашей благословенной стране, люди, умирающие ночью, не возвращаются к живым в виде чудовищ.

«Зато у вас есть свои чудовища», – подумала Шерон, вспоминая сулла, а вслух сказала:

– Я просто путешествую, господин. Всегда мечтала увидеть большой мир.

– Может, и так. Но ваше путешествие на много месяцев задерживается в Эльвате. Меня это беспокоит.

– Почему?

Бати сложил пальцы «домиком», немного подумал и достал из рукава стальную брошь в виде грифа. Она была в сумке Тэо, которую Мильвио забрал с собой после того, как друзья решились уйти из Шой-ри-Тэйрана, не дождавшись возвращения акробата. И ею Шерон закалывала волосы, когда пришли стражники.

– Знаете, что это?

– Заколка.

Девушка заметила кривую нехорошую усмешку на лице Ярела.

– У герцога Эш-Тали, Стилета Пустыни, деда нашего правителя, было четыре жены. Одна из них, Ясмин, Любимейшая из Четырех, которую многие запомнили, как Ту-что-даровала-воду, Восстановившая Женский Угол, вместе с мужем штурмовала Эль-Ас, защищала оазис Нура, спасла кочевой народ тагоров от мести дагеварцев. Ее чтят и любят в нашей стране. И, когда она умирала от яда, что прислали ей вместе с письмом, все герцогство плакало и облачилось в шафрановые одежды. Эта брошь – ее символ. Каждая из дочерей Ясмин получила такую в день замужества. И каждая из них передала подобные своим дочерям, когда те нашли себе мужей. Эта принадлежит Захире да Монтаг, старшей сестре его светлости, герцогине Горного королевства.

– Не имела удовольствия быть с ней знакомой.

– И вместе с тем я нахожу вот это. Что мне прикажете думать?

– Она из вещей моего друга, пропавшего в Туманном лесу. Это все, что я знаю. Как он ее получил – не ведаю. Вы можете написать герцогине и узнать, почему она отдала ее ему.

– В знак благосклонности, полагаю. – Бати убрал брошь обратно в рукав, не собираясь возвращать. – Вы могли бы солгать, что дружны с герцогиней.

– Могла бы, – признала Шерон. – Но это глупая ложь, которую легко проверить.

– Ах, не все в наше время понимают это. Ярел считает, что вы хотели воспользоваться украшением, чтобы проникнуть во дворец. Подобраться к владетелю.

Указывающая устало вздохнула:

– Это не так.

– Возможно, вы опасны, милая Шерон.

– Опасна? – Она подалась вперед. – Тогда вы очень смелы, господин Бати. Пришли ко мне лишь с одним телохранителем. Ведь я во дворце? Во дворце герцога. Того, кого вы защищаете. Не думали, что все случившееся – лишь цепь подстроенных мною событий, чтобы оказаться здесь? Что вы сами меня провели через ворота, и до его милости мне осталось пройти совсем немного? Что мне мешает закопать вас в песок, раз я столь опасна, и отправиться блуждать по коридорам, убивая всех направо и налево, пока не найду правителя?

Бати снова улыбнулся, ничуть не встревоженный ее словами:

– Ничто. Я просто сижу в приятной компании, пью кальгэ и пока не вижу в вас никакого зла. Поверьте, я чувствую его в людях сразу. Не думаю, что вы способны на кого-то напасть, иначе бы уже сделали это. И герцог вам явно ни к чему. Но мое мнение ничего не значит. Указывающих в Карифе не видели больше четырехсот лет. Люди, подобные вам, обладают магией, а значит – опасны. А все опасные вещи в Эльвате стараются держать под контролем. Или уничтожать. Ради безопасности страны и его светлости. Вы меня понимаете?

– Я словно в глупом сне, господин Бати. В мой дом пришли солдаты, меня посадили в тюрьму, угрожали пытками, теперь это… Все ваши предположения пока лишь предположения. Сами же сказали, я не зло.

– В вашем доме погиб сулла. Возможно, не один. Он мертв, милая Шерон. А вы живы, что крайне необычно и вызывает обоснованное беспокойство. По всем книгам, указывающие не могут справиться с такими созданиями, а вот те, кого называли некромантами – вполне.

Девушка думала о том, как Бати узнал про сулла, а тот, аккуратно поставив чашку на маленький низкий столик, встал.

– Идемте, милая Шерон. Я кое-что вам покажу.

Она последовала за мужчиной в женской одежде, спиной чувствуя, как Ярел сверлит ее взглядом, отставая лишь на шаг.

За абрикосовыми деревьями обнаружилась маленькая металлическая калитка, ведущая в следующий сад с огромным аквариумом, занимавшим большую часть открытого двора. Внутри Шерон не увидела ни одной рыбы из-за мутноватой воды.

Павильон из ярко-желтого камня встретил ее неожиданной прохладой, солнечным светом, текшим через узорчатую стеклянную крышу, под которой на цепях висела странная длинная балка, протянувшаяся через весь немаленький зал. Множество вещей под прозрачными колпаками привлекли ее внимание.

– Сапоги? – удивилась Шерон, подойдя к первому предмету и разглядывая сильно истрепанную обувь с развалившейся подошвой и торчащими из нее гвоздями.

– Герцоги Карифа собирают интересную коллекцию редких вещей из прошлых эпох. Эти сапоги принадлежали Войсу. Почему вы улыбаетесь?

Она действительно улыбалась, представив, как смеялся бы Мильвио, узнай он о том, какой ценностью считают его старую обувь, и подумала, что, наверное, выглядит глупо.

– Простите. Сложно поверить в подобное. Прошла тысяча лет… А здесь?

Локон длинных золотистых волос, украшенный золотой кружевной сеточкой, покоился по соседству с сапогами.

– Волосы Лавьенды, волшебница подарила их основателю прежней династии нашего государства в знак своего расположения и защиты.

Указывающая пошла вдоль стены, рассматривая экспонаты. Кольца, оружие, кристальные шарики, тарелки, кувшины из бронзы, загадочные жезлы, истлевшие книги, одежду. Большой открытый саркофаг из красного в прожилках гранита, отполированного до зеркального блеска, в котором покоилась мумия в золотой, украшенной изумрудами витой короне. Знамена Дагевара, истрепанные и обгоревшие по краям. Тяжелая броня, покрытая черными шипами, делавшая воина, облаченного в нее, похожим на чудовищное насекомое. Амулет из голубого кристалла, в котором, казалось, плещется целое горное озеро, отражавшее от своей поверхности солнечные блики. Шерон даже приблизила к нему глаза, стараясь понять, не показалось ли.

Нет. Не показалось. И вправду озеро.

– Что это? – спросила она.

– Никто не знает. Эту вещь создали еще до Вэйрэна, на заре времен.

Шерон с тревогой подумала, не обратили ли они внимание на статуэтку Арилы? Не забрали ли ее?

– А этот меч? – Огромный двуручник на синем бархате казался изъеденным, точно клинок был из сахара и его на несколько мгновений опустили в горячую воду. И все равно он оставался опасным оружием. Девушка чувствовала от него угрозу, точно перед ней был не кусок старого металла, а опасный бешеный зверь. – Что с ним не так?

– Не так? – не понял Бати.

– Плохая вещь. От нее так и веет неприятностями.

– Он принадлежал искари.

– Ткущему мрак? Таувину, что стал злом?

– Так считается.

– Я бы не стала держать его в доме.

Бати задумался, затем кивнул:

– Я передам ваши слова герцогу, милая Шерон.

Браслет, лежавший среди еще десятка украшений, сваленных под витриной в небрежном беспорядке, привлек ее взгляд. Серебро было черным, чернее ночи. Птичья лапа удерживала когтями маленький черный камешек, тусклый и невзрачный. Глядя на него, Шерон почувствовала сильный приступ необъяснимого голода и, уже понимая, что это, отвернулась, сохраняя над собой контроль, не обращая внимания на сосущую боль, появившуюся в желудке.

Браслет некроманта.

– Такой большой, – произнесла указывающая, стараясь отвлечься, приблизила cжатый кулак к стеклу, под которым находился желудь.

– Последний желудь Подпирающего Небо.

Вот теперь она была поражена и даже забыла о зловещем артефакте рядом:

– Дхалле та-ута энмэ на мидратэ погиб в пожаре первой войны шауттов в позапрошлую эпоху. От него не осталось ничего, кроме памяти, песен бардов и сожаления эйвов.

– И вместе с тем перед вами последнее дитя Первого Дуба. А если не верите, то можете посмотреть на ветвь.

То, что Шерон приняла за странную изогнутую обгорелую балку под потолком, при более пристальном изучении оказалось частью дерева.

Огромного. Колоссального дерева.

– Шестеро! Но… откуда?!

– Вещи, о которых говорят, что они исчезли из мира, не всегда исчезают, милая Шерон. Шаутты тому примером.

– Если эйвы узнают…

– А вот эйвов давно уже нет, – равнодушно отозвался Бати. – Там дальше хранится череп одного из них, если вас интересует это племя. Но я позвал вас сюда отнюдь не ради исчезнувшего народа.

За мраморной статуей с отбитой головой, на полу был выложен круг из темно-бордовых камней. В нем – деления из золотых пластин, а центр венчал высокий шпиль, выточенный из рога нарвала, покрашенного в алый точно так же, как красят браслеты указывающих. Множество знаков, рисунков, сеток, точек и черточек в кругу складывались в карту Эльвата.

– Этот предмет создали волшебники во времена Единого королевства, – сказал Бати, садясь прямо на пол и вынуждая Шерон сделать то же самое. – Ирифи приходил и до Катаклизма, хотя сейчас люди предпочитают думать иначе. Этот ветер существовал со времен падения Вэйрэна, тогда его называли Проклятием Темного Наездника. Перед вами Атлас, милая Шерон. Он молчал многие годы, но недавно поставил на ноги весь дворец, затянув песнь. Как раз когда пыльная буря пришла в город. Знаете, что он показывает?

– Когда приходят сулла? – Это было довольно легко.

– Верно. Атлас пел и указывал сюда. – Бати протянул руку, ткнув пальцем в совершенно невзрачную точку на самой окраине карты. – Мы наблюдали его на улице, там, где потом нашли тела погибших. Затем он вошел в ваш дом, а далее… сулла исчез. Надеюсь, вы не станете оспаривать слова артефакта, созданного руками великого волшебника.