Текст книги "21:3"

Алексей Пехов
21:3

Алексей Пехов

* * *

С каждым годом находить новые лица все труднее. С каждым годом сложнее убегать.

Теперь подобная мысль приходила ко мне особенно часто, и было непросто не думать об этом. …Такси мягко плыло в потоке машин, усыпляло, и я попросил сделать музыку громче. Автомат отреагировал на голос, мигнул огоньком, усиливая звук.

Такси изменились с тех времен, когда я пользовался ими до Нового времени – новой реальности, с которой пришлось столкнуться людям. Водителей заменили микросхемы, так безопаснее для пассажиров: никаких лишних источников заразы в маленьком замкнутом пространстве. И мне это не слишком нравилось, если честно. Пропала индивидуальность. Теперь все машины внутри на одно лицо. И на один запах.

Пахли они дезинфекцией и пластиком.

Этот пластик… я вздохнул, прижавшись лбом к холодному стеклу. Пластик теперь повсюду. У него нет эмоций, нет души, нет истории, которую я мог бы прочесть. Нет прошлого. Лишь одно настоящее, мимолетное и совершенно пустое.

Раньше было проще. Память дерева, тепло кожи. Я хорошо помню их на своих руках, во времена, когда мир был комфортен даже для таких, как я. Беглецов, ворующих чужие лица.

Казалось теперь началась другая эпоха. Где люди стали умнее, осторожнее и, как ни странно, более внимательны друг к другу.

Во всяком случае, большинство из них.

Такси остановилось в проулке, недалеко от ярко освещенного проспекта, списались деньги, мою температуру снова проверили датчики, дверь разблокировалась.

– Спасибо за поездку, – прошелестел мягкий женский голос. – Городская транспортная служба ждет вас снова.

Я вышел под моросящий дождь, посмотрев на низкие тучи. Хотелось вдохнуть этот влажный воздух, насыщенный запахами прелой листвы и мокрой брусчатки, но приходилось быть как все, носить фильтры, чтобы не выделяться из толпы. А фильтры гасили большинство запахов, но почему-то только не антисептика…

Дома на проспекте стояли монументальными незыблемыми великанами, тянулись острыми шпилями в небо. Дремали уставшие за лето каштаны, первые этажи кое-где уже закрыли бронированные ставни.

Начинался сезон заболевания, рестораны и магазины переставали работать на несколько месяцев, и город менял свой облик. Очень легко и быстро. Убери яркие витрины – и перед тобой совершенно иной мегаполис. Он хмурится и становится мрачнее, холоднее. Соблюдает между тобой и собой дистанцию.

Все уже привыкли.

Я поднял воротник короткого пальто. Конец октября, а холодно, словно вот-вот пойдет снег. Сунул руки в карманы и быстро зашагал по тротуару, закиданному желтыми листьями, в сторону парка. Отличное место для того, чтобы переночевать в безопасности.

Машины неслись на полозьях фонарного света, раскидывая колесами влажную ледяную морось, притормаживая лишь у светофоров. Возле ближайшего, выплыв со стороны крыш, завис большой дрон в ярко-белой расцветке. Над двумя двигателями воздух чуть подрагивал и дождь превращался в пар.

Я скорее почувствовал, чем увидел, как луч патрульного скользнул по автомобилям, затем по прохожим, в том числе и по моему лицу. Проверка температуры, история антител. Обычное дело в нынешние времена: когда болел в последний раз, как перенес, соблюдал ли карантин. Кое-кто до сих пор недоволен подобной «слежкой», мол, вмешательство в личную жизнь, но здесь я на стороне закона (что само по себе звучит довольно иронично). Иногда забота о выживании популяции важнее морали и правильных поступков.

Да и глупо возмущаться после двух десятков лет. Все знают, что человечество ведет бесконечную войну с вирусом, участвует в гонке вооружений. Кто быстрее? Ученые, которые изобретают все новые и новые формы вакцины, или вирусы, которые меняются иногда в течение нескольких месяцев, приспосабливаясь к новым условиям?

Я усмехнулся своим мыслям. Подумав, что сам ничем не отличаюсь от вируса. Чтобы выжить, мне приходиться меняться и приспосабливаться.

Забавная аналогия.

Я вновь подумал о людях. Когда они опять не успеют, и проиграют? Такое уже было во время третьей волны болезни, когда подходящее лекарство искали слишком долго, и в некоторых странах разразилась настоящая катастрофа.

Хорошо, что не здесь. Без людей – я не выживу. Как не выживает без них и вирус. Стоило бы подумать о том, что я и он – те еще паразиты. Правда, между нами все же есть разница. Я не причиняю вреда.

Дрон полетел, двигаясь против потока машин, я проводил его взглядом, посмотрел на нескольких прохожих в разноцветных масках.

С каждым годом находить новые лица все труднее.

Когда зазвонил телефон, я выждал пять гудков, прежде чем принять вызов. Приложил его к уху, ничего не говоря.

– Меня нашли, – сказал незнакомец.

Мне всегда звонят те, кого я не знаю. Голоса разные. Мужские, женские и детские. Но интонации и манера речи неизменны. Нас в Москве осталось слишком мало, чтобы не узнавать друг друга.

– Где?

– У Отрицателей. На старом заводе.

Он назвал адрес.

– Понял, я… попробую.

На автобусной остановке стояли несколько человек, все далеко друг от друга, и когда я подошел к терминалу, люди посторонились.

На табло горели цифры «двадцать один» и «три». Двадцать первая волна вируса. День третий.

Можно было бы вызвать статистику по городу, или стране. Или миру. Посмотреть динамику, сложный математический анализ прогнозирования, но сейчас не до этого. Я открыл карту московских пробок, понял, что если снова брать машину, то не успею. И почти бегом направился в сторону станции МЦК. Поезд – ало-серебристая приземистая стрела, как раз сбрасывал скорость, появляясь из-за поворота.

Вновь контроль температуры. И опять на датчиках мои стандартные тридцать шесть и четыре. Где бы я ни находился, выше температура никогда не поднималась. Хорошо, что людей сегодня почти нет. Поэтому никаких очередей. Шаг в маленький предбанник, волна фиолетовых лучей дезинфекции, шипение разблокированных дверей.

Теплый чистый зал пах стерилизационными растворами. Его только что вымыли и пол оставался скользким. Я пробежал по эскалатору, выскочил на перрон, как раз, когда поезд остановился.

После улицы вагон показался жарким, а свет в нем нестерпимо ярким. Всегда так бывает, особенно к вечеру.

Кроме меня еще четверо. Все, конечно же, в масках и перчатках. Маски, разумеется, не прозрачные. За годы, как только заканчивалось вольное безопасное лето и приходила новая волна измененного заболевания, люди облачались в защиту, точно воины прошлого в латы. За поколение это стало привычкой. Обыденностью. Таким же логичным правилом, как чистка зубов по утрам.

Гигиена. Безопасность. Своя и близких. Ты делаешь сущую малость, которая не требует от тебя усилий, чтобы никто из тех, кто тебе дорог, не заболел. Обычная человечность. Разумная предосторожность. Именно за это я и люблю людей.

Но именно из-за этой предосторожности теперь у таких, как я – масса проблем зимой, осенью и весной. Лишь летом можно относительно легко найти лицо.

Раньше, во времена, которые порой мне начинают казаться сказкой, все было гораздо проще.

Я посмотрел на часы.

Час двадцать семь минут.

Еще есть время для этого меня.

В окне мелькали матовые теплые огни, отражаемые в зеркальной поверхности шоссе, вечерние дома, несколько старых – начатых, да так и остановленных – строек. За эти годы город мало изменился. Он застыл в некоем состоянии, летаргическом сне. Вообще крупные города на планете перестали расти. Все, кто мог, выехали. В пригороды, маленькие лесные поселки или вернулись в свои районы, больше не стремясь туда, где много людей.

Города теперь, как море. Летом – небольшой прилив, но стоит промелькнуть сентябрю, начинается отлив. Прохожих на улицах все меньше, в офисах лишь самые необходимые сотрудники. Большинство давно привыкли работать из дома.

Людей меньше, а мне проблем больше.

От скуки я стал смотреть на монитор, висевший под потолком вагона. Все те же цифры: «двадцать один» и «три», горят в правом углу экрана. Бегущая строка внизу: «до выпуска вакцины осталось шестьдесят четыре дня. Пожалуйста, будьте здоровы».

Информация по новому вирусу: мой взгляд зацепился за столбик «БП-1». Неплохо. Два года назад он был «три».

Раньше, в эпоху до начала бесконечной пандемии, люди в современном мире мало обращали внимания на сезонные болезни. Грипп был вещью обыденной, но о нем практически не говорили. А уж о таких вещах, как тот же базовый показатель вируса – знали только специалисты. А теперь он известен каждому школьнику.

Всем ученикам показывают онлайн-лекции и даже мультики. Сегодня утром я как раз видел один. В моду вновь вернулась тема зомби, а потому люди, ответственные за агитацию здоровья, использовали ее, чтобы привлечь молодое поколение. Смешная и запоминающаяся история.

Петя заразился зомби-вирусом и укусил Васю. Вася не заболел, Пете не удалось передать вирус дальше и его схватили полицейские. Базовый показатель вируса равен нулю. Он не может передаться другому человеку.

Если Вася все же заболел, то базовый показатель вируса равен единице. И один зараженный может заразить еще одного.

Если Петя укусил не только Васю, но и Женю, и тот тоже заболел, то базовый показатель равен двум. И так далее. Это такая арифметическая прогрессия, показывающая опасность эпидемии и возможный рост числа зараженных. И на ней эпидемиологи строят математические модели распространения вируса и создают прогнозы. А система здравоохранения готовится к тому, как пройдет эта волна и сколько коек потребуется.

К слову, за прошедшие годы медицина стала куда лучше, чем прежде, и больницы с персоналом работают, точно отлаженные часы. В здравоохранение вкладываются большие деньги, и профессия врача последние двадцать лет стала очень популярна и уважаема. А памятники тем, кто погиб, спасая людей, есть во многих районах города.

На следующей остановке вошли две девушки в масках, мигающих неоновыми огнями. С любопытством посмотрели на меня, пришлось отвести глаза. Сейчас мне не до бесед с ними, надо торопиться. В ином случае, возможно я попробовал бы пожать кому-нибудь из них руку, если смог бы убедить снять перчатку.

Но на это требуется много времени.

Время – бесценный ресурс, который я никогда не могу восполнить, не говоря уже о том, чтобы купить.

– У родителей в тамбуре перед квартирой сломались лампы. Стояли

...

конец ознакомительного фрагмента