Текст книги "Вьюга теней"

Купаясь в лучах голубого света, на границе коридора и Створчатого зала стояла горгулья. Стояла и смотрела на меня. Смотрела в бессильной ярости того, кто не может достать принадлежащее ей по праву сильного. По праву охранника. Секунда – и горгулья, развернувшись, потопала назад, так и не решившись переступить через границу голубого света.

Я облегченно крякнул и попытался отдышаться. Недаром в дневнике убитого гвардейца было написано, что синий свет несет смерть. Фу! Так, не ровен час, и помереть можно. Кли-кли меня предупреждал. Гоблин частенько насмехался и говорил, что если я выживу в Костяных дворцах, то они запомнятся мне именно беготней. От одного убежишь. Потом от другого. Затем от третьего. «Замечательная» вещь эти Костяные дворцы!

Я едва не упустил момент, когда Створки стали закрываться. Все это происходило абсолютно бесшумно, и когда я обратил внимание на волшебные ворота, они уже закрылись на четверть. Так недолго и здесь остаться! Я бросился к ним, лихорадочно ища фигуру эльфа, в руке которого я оставил Ключ. Створки продолжали безжалостно закрываться. Тьма! Нужен Ключ! Эграсса оторвет мне голову, если я вернусь назад без эльфийской реликвии! Тьма! Тьма! Тьма! Тьма! Сожри мои мозги демоны бездны! Ладонь эльфа была абсолютно пустой! Проклятая Лафреса забрала Ключ!

Не время посылать проклятия небесам – между Створками осталась небольшая щель, и я бросился вперед. Иначе, чтобы попасть на третий ярус, мне придется прогрызать дыру в Створках зубами.

Я успел. Угроза быть раздавленным сдвигающимися Створками заставила меня пошевеливаться, и я выскочил на другую сторону, словно пробка из бутылки игристого вина. Створки бесшумно сомкнулись за мной, не оставив каких-либо шансов вернуться назад этой дорогой. Теперь или я отниму Ключ у Лафресы (что невероятно), или пройду через бездну ужаса и найду другой выход (что еще менее вероятно). Мне оставался один-единственный путь – вперед и только вперед, надеясь, что какая-нибудь добрая душа пришибет волшебницу и я сниму с ее тела Ключ.

Прижавшись спиной к гладкой черной поверхности, я вглядывался в темноту. Перед Створками еще жил какой-то мало-мальский свет, а вот дальше… Через тридцать шагов уже ничего не было видно. Густой бархатистый мрак. Я стоял на едва освещенной гранитной площадке шириной чуть больше Створок и длиной шагов в пятнадцать. Вся площадка усыпана костьми по самое не хочу. Слева и справа пол переходил в стены пещеры, уходящей во мрак. Потолка не видно, он слишком, он чудовищно высок, и отсутствие яркого света надежно скрывало его от моих глаз. Площадка с неровными, обломанными краями срывалась в бездну, залитую пустотой. Похоже, Створки впустили меня в непостижимо огромную естественную пещеру, обнаруженную строителями Храд Спайна множество тысячелетий назад. Третий ярус намного ниже того места, где я сейчас нахожусь, и к нему ведет каменный мостик, начинающийся от волшебных ворот и кончающийся где-то там. Мне придется пересечь пещеру по мосту. М-да… Не очень обнадеживающая перспектива, особенно если учесть, что мост всего четыре шага в ширину и у него отсутствует всякое подобие перил. Как бы не свалиться, а то буду лететь вниз, пока не помру с голоду. Не вовремя проснувшееся любопытство заставило меня поднять с камней то, что раньше было плечевой костью, и бросить это в бездну. Я тут же пожалел о своем минутном порыве – мало ли кого можно растревожить брошенной косточкой. Жалеть жалел, но считать не забывал, авось узнаю глубину бездонной пещеры. Я бросил считать на девяносто трех, поняв, что так ничего и не услышу. Если кость и упала, то расстояние оказалось слишком велико, чтобы мои уши смогли расслышать звук удара.

С тех пор как захлопнулись Створки, прошло больше пятнадцати минут, и пора двигаться в путь, отринув на время соображения о том, как мне выбираться обратно. Сейчас я попросту тянул время и не спешил вступать на мост. Спорю на полновесный золотой, что мост длиннее, чем жизнь огра, а между тем никаких опор, отходящих от него вниз, я не видел. На чем держится весь этот вес? Какая магия заставила камень превратиться в узенький мост? Да и слуги Хозяина все еще могли быть где-то поблизости, а встреча с ними на площадке шириной в четыре шага фатальна для здоровья. Лафреса, Балистан Паргайд, Бледный и еще дюжина людей. Думаю, они как никогда будут рады меня видеть. С одной стороны, наткнись я на них, и как пить дать произойдут неприятности. С другой стороны, упусти я их сейчас и потеряй в лабиринте дворцов и залов, и о Ключе можно забыть. Как и о шансе вернуться из глубин под солнечные лучи. Нечего раздумывать! Надо действовать! Как там дальше в стишке-загадке?

 
А дальше – иди же! Распахнуты Створки
В Уснувшего Шепота залов покой.
Здесь мозг человека, и эльфа, и орка
В безумии гаснет… Погаснет и твой.
 

Очень обнадеживающая перспектива, особенно если учесть, что Створки отнюдь не распахнуты, а до залов Уснувшего Шепота предстоит долгий многодневный путь по тонкой каменной нитке, протянувшейся между мраком и бездной.

Я отбросил колебания, зажег «огонек» и, вступив на мост, пошел вперед. Стараясь идти посередине и не смотреть вниз, я держал волшебный фонарик на вытянутой руке и втайне от самого себя надеялся, что свет во мраке не привлечет ко мне излишнего внимания недружелюбных личностей, которые вполне могли здесь обитать. Прямой словно струна мост, и идти было в общем-то удобно, надо всего лишь забыть о том, куда забросила меня нелегкая, и не подходить к краю. Тишина и тьма. Тьма и тишина. Как описать Костяные дворцы, если выбросить слова тьма, тишина и полумрак? Никак. Потому что Храд Спайн – это именно тьма подземелий, тишина древних могил и полумрак, властвующий в мрачных залах, иногда освещенных непонятным образом.

Сейчас каждой частичкой своего тела я ощущал неизмеримое давление тьмы, тишины и нескольких лиг камней, земли и Сагот знает чего еще. «Огонек» едва-едва прогонял мрак и высвечивал мост на семь шагов вперед и на семь шагов назад. Света было недостаточно, и я чувствовал себя одинокой букашкой, оказавшейся за пазухой у демона. Мост имел едва заметный уклон, и постепенно я спускался все ниже и ниже. Здесь было прохладнее, чем на втором и первом ярусах, но в коридорах и залах частенько ощущались откуда-то берущиеся сквозняки, а в пещере не чувствовалось ни дуновения.

Далеко-далеко впереди полыхнула быстрая череда молочно-белых вспышек. Отсюда вспышки казались миганием крохотной раскалившейся песчинки. Но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы я остановился как вкопанный и сжал «огонек» обеими руками, чтобы его свет не был виден. Теперь свет «огонька» пробивался сквозь пальцы и освещал руки и лицо бледно-розовым светом. Еще одна череда молочно-белых искорок. Отсюда до них больше тысячи ярдов. Три долгих томительных минуты я слепо вглядывался во мрак, но вспышки больше не повторялись. Чего бы там ни напридумывала Лафреса (а я уверен, что это ее проделки), все было кончено. Я сел, скрестил ноги и на всякий случай выждал еще десять минут, пропуская идущий впереди меня отряд. Это не лишняя предосторожность, пускай слуги Хозяина не подозревают о моем присутствии и считают, что я остался где-то за Створками. Теперь я нисколько не беспокоился, что люди увидели свет «огонька», – слишком велико расстояние между мной и компанией Балистана Паргайда. «Огонек» по сравнению со вспышками магии Лафресы – это все равно что уголек супротив пламени лесного пожара.

Минут через двадцать ходьбы я услышал ровный тихий гул. Так гудят растревоженные пчелы в улье, так гремит вода, падая с большой высоты. Но до источника непонятного шума надо было еще дойти, и я шел, шел и шел. Все ниже, ниже и ниже. Прямой мост, незнамо как державшийся под гнетом времен, едва заметно опускался, теперь я оказался ярдов на триста ниже, чем Створки. Чем дольше я шел, тем сильнее становился неизвестный гул.

Тело одного из воинов Балистана Паргайда лежало прямо на дороге, вся поверхность камня была щедро залита свежей кровью. У покойника отсутствовала голова. На мосту ее тоже не наблюдалось, из чего я заключил, что она свалилась вниз. Думать о том, с какой стати человек потерял голову, не приходилось. Видать, излишне горячий граф снес ее у ослушавшегося приказа слуги. Правда, это не очень похоже на Паргайда. Не его стиль. Скорее уж тут поработал мой дружок Бледный. Морщась, как от зубной боли, я наступил сапогами в кровь и перешагнул через мертвеца. Теперь придется искать воду, чтобы вымыть обувь. Многие твари чуют вожделенный аромат за лигу, и привлекать к себе внимание без всякой на то нужды не стоило.

Я бросил невольный взгляд на мертвеца и замер. Что за меч снес голову несчастному? Если это меч, то он был самым тупым во всем мире. Срез оказался неровным, кожа свисала лохмотьями, мясо местами вырвано, позвонки… Все было измочалено, как будто кто-то просто оторвал человеку голову. Я наклонился над телом и поднес к нему «огонек», дабы лучше рассмотреть рану. Это меня и спасло.

Из мрака выскользнуло нечто, просвистело надо мной и вновь исчезло в темноте. От неожиданности я едва не свалился с моста. Выпрямившись и озираясь по сторонам, я испуганно размахивал «огоньком» из стороны в сторону, стараясь разогнать темноту. На этот раз я услышал хлопанье крыльев и вовремя отскочил в сторону. Страшные когти, собиравшиеся оторвать мне голову, загребли воздух. Существо издало разочарованный скрежет и вновь упорхнуло во мрак. Я бросил источник света на мост и, присев на землю, лихорадочно принялся отцеплять арбалет. Арбалет, конечно, не магия Лафресы…

Теперь оно упало на меня сверху, издав вопль победителя. Я откатился в сторону, чуть не рухнув с моста. Существо отчаянно забило крыльями, чтобы не врезаться в твердую поверхность, и я тут же выстрелил. Естественно, промазал, и тварь соскользнула куда-то вниз.

Пока я разбирался с первой, вторая бестия появилась в круге света, и мне пришлось прыгнуть вперед, чтобы избежать встречи с ее когтями. Вновь разочарованный скрежет-крик. А теперь представьте, каково это – заниматься акробатическими трюками на узенькой площадке. Мне едва-едва хватало места, чтобы разминуться с летунами. Я схватил «огонек» и побежал вперед, питая надежду, что твари от меня отстанут. Как же! Размечтался!

Хлопанье крыльев за спиной известило о приближении преследователя. Я рухнул на мост, тварь, обдав ветерком, пронеслась надо мной, и прежде чем она успела вылететь из круга света, второй болт, остававшийся в арбалете, вонзился в нее. Существо издало скрежет боли, рухнуло на мост и в конвульсиях застучало перепончатыми крыльями. Вторая тварь, забыв про меня, упала на своего недавнего товарища и принялась вырывать из умирающего здоровенные куски мяса. Я недолго думая достал два коротких болта, уложил их в арбалетные ложа, потянул рычаг, взводящий тетивы, и, прицелившись, вбил оба болта в голову твари. Та незамедлительно подохла, за что я поспешил выразить Саготу горячую благодарность.

На поверку летуны оказались не такими уж и большими. Чем-то похожие на летучих мышей, с длиннющими перепончатыми крыльями, маленькими телами, головой с подковообразным носом, большими ушами и огромными черными плошками глаз. Зато вот коготки задних лап размерами могли поспорить с приличными кинжалами. Каждое существо было едва ли крупнее средней собаки. Но самое удивительное, что летучие мышки оказались обычными живыми существами без всякой примеси магии. Интересно, чем они тут питаются, когда по мосту не ходят люди? Ведь не каждый же век повезет оторвать голову у ничего не подозревающего путешественника?

Брезгливо сморщившись, я ногой спихнул оба создания в бездну и поспешно пошел дальше, держа арбалет наготове. Лафреса небось неплохо поработала и пожгла уйму таких вот порхающих в непроглядной темноте тварюшек, но не стоило задерживаться, потому как незнамо сколько бестий уцелели и желали полакомиться свежим мясом. Я вновь двинулся по мосту, думая о том, что должен же он когда-нибудь кончиться.

Гул превратился в грохочущий рокот, рокот сменился громом, гром перешел в рев. В воздухе витала свежесть и почти неосязаемая водяная пыль. Теперь я знал, что там, впереди. Водопад. Не было ни времени, ни желания выяснять, откуда он здесь взялся. Очень незаметно стало светлеть. Из призрачной тьмы появились стены. Они слабо сияли мертвенным бледно-зеленым светом. Стены пещеры сдвинулись, где-то высоко-высоко заискрился неровный потолок. Рев стоял неописуемый, стены сомкнулись еще больше, от моста до них было не более сорока ярдов. Влага, висящая в воздухе, росой оседала на одежде и холодила кожу. От гула падающей воды грозила расколоться голова. Мост стал мокрым, и камень блестел в свете «огонька». Слава Саготу, что здесь не скользко, а то зазеваюсь и загремлю вниз. Еще двести ярдов, и вот они – водопады. На правой и левой стене появились огромные, ярдов в тридцать гротескные головы полуптиц-полумедведей. Пасти-клювы широко раскрыты, и из них с ревом вырываются потоки воды. Водопад по правую и водопад по левую руку. Черная вода, едва различимая в бледно-зеленом свете, царящем в пещере, ревела, бесновалась и неслась куда-то вниз. Я поравнялся с головами на стенах и за несколько секунд промок до нитки (к тому же еще и оглох). Откуда здесь вода? Какой-то подземный приток Иселины или что-то совершенно другое? Мне сразу же вспомнилась легенда про Реку Мертвых, текущую в мрачных глубинах земли и несущую души грешников во тьму.

Сагот! Когда я проходил мимо ревущих как сто тысяч демонов бездны водопадов, я боялся, что или оглохну на веки вечные (про припасенные затычки для ушей я и думать забыл), или меня сметет водяным потоком. Казалось, протяни руку – и дотронешься до одного из двух водопадов. Да и головы уже не раз виденных птицемедведей грозили поразить чужака или хотя бы напугать до мокрых штанов. Впрочем, штаны-то как раз у меня и вправду были мокрыми, как и вся остальная одежда.

Водопады подземной реки остались позади, провожая меня затихающим гулом. Стены вновь разошлись, их бледно-зеленый свет погас, приглашая прийти мрак (последний не преминул воспользоваться приглашением и тотчас явился).

Тьма меня забери, но я зверски устал и поэтому расположился прямо на мосту, решив перекусить. Заодно пришлось раздеться и отжать пропитанную влагой одежду. Я мелко дрожал и ежился после невольного купания в брызгах водопада. Затем, приведя свой гардероб в более-менее божеский вид, пришлось уделить внимание желудку, и я добыл изрядно промокший сухарь. «Огонек» в последний раз мигнул и погас. Я ругнулся и зажег новый. Сколько же времени я прусь через мост? По моим подсчетам, с тех пор, как я оказался в Храд Спайне, прошло почти три дня, а я до сих пор где-то между вторым и третьим ярусом.

После краткого отдыха пришлось продолжить движение. Мост к этому времени перестал быть прямым и принялся закручиваться серпантином, ускоряя мой спуск. Серпантин прервался провалом. Дальше моста не было. Точнее, он был, но только через два ярда, а между двумя половинками лежала пустота. Пришлось отходить назад и штурмовать маленькую пропасть с разбега. Миг, и бездна, мелькнув под ногами, уступила место твердой поверхности. Еще пять раз мост заканчивался провалами, но они были не более полутора ярдов в длину, и я без всякого труда преодолел опасные участки. Очень странно, что мост обрушен, и еще более странно, что его отдельные половинки без всяких опор держатся в воздухе, словно прибитые невидимыми гвоздями.

Спустя вечность стены вновь сошлись, мост сделал последний виток, и передо мной показался выход, а точнее, вход на третий ярус.

Зал. Даже не могу найти слов, чтобы описать то, что высветил «огонек». Стоило лишь отдать ему надлежащий приказ, и круг света расширился до сорока шагов (все прекрасно видно, но жизнь волшебного фонарика сокращается на несколько часов). Все виденное мной в Храд Спайне до этого не шло ни в какое сравнение с первым залом третьего яруса, передо мной лежал уровень эльфов и орков, к созданию которого не прикасались человеческие руки. Где потрескавшийся камень? Где базальт и гранит? Где простецкая архитектура и отделка стен? Куда подевались грубые статуи и едва обтесанные гробы? Все это осталось наверху, а здесь… Здесь разметалась потрясающая и ни с чем не сравнимая красотища.

Зал – черное вперемежку с ярко-алым. Очень красивое сочетание, если приглядеться. Черные стены с красными прожилками и вкраплениями, изящные черные полуарки с красным орнаментом, очень похожим на орочьи буквы, потолок, где красные линии и штрихи сливались между собой в изображение большой паутины. Пол выложен черной матовой плиткой с теми же красными прожилками, что и на потолке. Между каждой плиткой – тоненькая красная прослойка. Свет «огонька», падая на красное, заставлял зал искриться и придавал этому месту совершенно волшебный и сказочный вид.

В груди неприятно закололо, и я понял, что не дышу с того самого момента, как вошел в зал. Я воистину оказался во Дворцах, слава о красоте которых ходила по всей Сиале, и даже гномы с карликами приходили в Храд Спайн, дабы поглазеть на красоту могильных залов. Но те времена давно канули в Лету вместе с Эпохой Свершений. Храд Спайн перестал быть безопасным, дорога в него заброшена, и уже редко кто решается прийти сюда. Эльфы и орки, карлики и гномы, люди и гоблины. Все они помнят о том, что таится под зелеными кронами Заграбских лесов, все они рассказывают внукам легенды, предания, мифы и сказки о былом величии подземных дворцов. С тех пор как на нижних ярусах проснулось зло костей огров и еще незнамо кого, все ушло, все погибло, все поблекло.

Отчего-то на третьем ярусе непроглядно темно. Не было уже ставшей привычной магии светящихся стен, и если б не «огоньки», мне пришлось бы продвигаться по залам, как слепому кроту (с той лишь разницей, что в отличие от крота я бы далеко не ушел). Моих шагов практически не было слышно, но я заставил себя идти осторожно и уменьшил свет «огонька» до его стандартного размера. Нечего уподобляться солнышку, ребята Балистана Паргайда могут оказаться поблизости.

Черно-красный зал сменился точно таким же, а из него было сразу три прохода в три абсолютно идентичных первому зала. А из них еще в три. И так до бесконечности. Лабиринт по своей запутанности не уступал верхним ярусам.

Везде, в каждом зале замершая черно-алая красота то одним, то другим краешком появлялась в лучах фонарика и вновь скрывалась, кутаясь в ночь. Застывшая колонна там, изящная арка здесь. Сколько же я повидал залов за эти часы? Не будь у меня бумаг из заброшенной башни Ордена, и я давно бы затерялся в лихо закрученном лабиринте. Наверное, именно это и произошло с опережающими меня где-то на час-полтора слугами Хозяина. Если бы не Лафреса, я бы живо записал ребят в кандидаты на отправку во тьму. Но голубоглазая женщина каким-то внутренним чутьем, не имея ни одной карты, находила нужную дорогу в лабиринте Костяных дворцов-могильников.

Каждый зал третьего яруса представлял собой огромную могилу. На третьем уровне находились самые поздние захоронения эльфов и орков. Могилы появлялись здесь в последние годы Мертвого перемирия, которое обе расы хранили многие тысячи лет. Во время перемирия ни Первые, ни эльфы не трогали друг друга в Костяных дворцах, но когда-нибудь всему приходит конец. Кровь пролилась, и перемирие рухнуло. Эльфы поставили Створки и перекрыли Первым (впрочем, как и себе) легкий путь к могилам предков.

В отличие от людей старшие расы не устанавливали памятных надгробных плит, а просто замуровывали своих мертвецов (или их прах) в стены, да так, что могил-ячеек попросту не было видно, и тот, кто не знал о них, никогда бы даже не предположил, что за искусной лепкой, или рисунком, или колонной лежат кости умерших столетия, а то и тысячелетия назад орков и эльфов.

Третий ярус, затем четвертый. И все это в полной, кромешной темноте. Я находился в Храд Спайне уже шесть дней. Я ел, спал и шел дальше. Шел через залы, коридоры и галереи. Все дальше, все глубже… И везде ни души. Ничего жуткого и зубастого. Какие бы существа ни жили здесь столетия назад, они давно померли или ушли на более глубокие ярусы. Ни одного явного присутствия человека или какого другого создания.

Лишь на четвертом ярусе я наткнулся хоть на какое-то отличие от всего виденного мною за последние два дня. Здесь не было нетронутого спокойствия, здесь явственно пахло смертью. Стены зала покрыты материалом, похожим на дубовую кору, потолок – переплетение каменных ветвей, пол – застывшая в мраморе трава. Причудливое сочетание запахов розы, корицы, кардамона, имбиря, шиповника и тления.

Мертвецы. Много, больше трех десятков. Скелеты, обтянутые желтой пергаментной кожей, в стальных доспехах, отливающих небесной синевой, и с кривыми мечами – с’кашами. Эльфы. В центре зала останков было особенно много. Свет «огонька» вырвал из тьмы лежащий на боку гроб из черного заграбского дуба. Ко мне гроб был повернут дном. Стараясь не тревожить костей погибших эльфов, я обошел зал, чтобы увидеть того, кто лежал в гробу. Наверное, когда на эльфов напали и застали их врасплох, те, кто несли гроб, уронили его, и, ударившись об пол, тот раскололся. Эльфы встали на защиту мертвого, но полегли сами. С точки зрения большинства людей, умирать из-за мертвеца – наиглупейший поступок, но для эльфов все совершенно иначе. Для клыкастых созданий слово «дом» и слово «род» превыше собственной жизни. Крышка гроба отлетела на ярд, и покойник наполовину вывалился из своего последнего пристанища. Интересно, видел ли дух эльфа, как те, кто принес его, гибнут? На голове эльфа была надета корона. Платина обода и черные бриллианты, перемежающиеся искусно сделанными розами из потемневшего серебра. Передо мной лежал владыка одного из темных эльфийских домов. Я бросил быстрый взгляд на доспех лежащего слева от меня воина – на нагруднике гравировка Черной розы. В одной из книг Королевской библиотеки была краткая история о попытке сорокалетней давности донести тело умершего владыки до двенадцатого яруса. У темных ничего не получилось, их слишком крепко прижали, и эльфы оставили тело владыки на четвертом уровне, а сами отступили, теряя бойцов. Только жалкая часть из почти двух сотен ушедших под землю смогла выбраться из Костяных дворцов.

Странно все это. Очень и очень странно…

Что странно? А то, что эльфов перебили и даже не поморщились, впрочем, как и вторую экспедицию короля Сталкона, а меня игнорируют самым бесстыжим образом. Не то чтобы я жаловался – по мне так пусть вообще никого не встречу, – но все же отсутствие на нижних ярусах мало-мальски ужасных тварей, о которых так любит рассказывать молва, вносило смутные опасения. Куда они могли подеваться?

Стоп! А вот это уже не мое дело! Пускай хоть во тьму провалились, главное, чтобы меня не трогали.

Сагот знает, что на меня нашло, но я все же совершил (даже по моим меркам) глупый поступок. Я подошел к останкам короля, уложил их обратно в гроб, с натугой перевернул внезапно оказавшийся очень тяжелым ящик. Во время этих манипуляций корона, продержавшаяся на челе мертвого короля больше сорока лет, упала на пол. Я поднял ее, и в свете «огонька» черные бриллианты вдруг заиграли и зажили новой жизнью. Я не смог подавить возглас невольного восхищения. Сагот! Эта игра, эти переливы были необычайно красивы. Представляю, что будет, если показать камушки солнечному свету. Корона на втором ярусе, которую расплавил луч, сорвавшийся с потолка, не шла ни в какое сравнение с короной главы дома Черной розы. Ну разве можно сравнивать лошадиное дерьмо с нектаром богов? На несколько секунд я застыл, борясь с собственным «я». Одна моя часть предлагала забрать бесценную вещь, ведь мертвецу она уже не нужна, а мне принесет баснословные деньги. Но другое «я» пронзительно взывало к благоразумию и тому факту, что еще никому не удавалось ограбить эльфа из правящего дома, и совсем не важно, жив он или мертв.

На этот раз жадность разочарованно вздохнула и отступила. Тьма меня задери, к Саготу алмазы! Эльфы мстительны даже после смерти. Я без всякого сожаления о совершаемой глупости осторожно надел черный обруч на голову мертвеца. Покойся с миром, король, и забудь, что я ненароком тебя потревожил.

Мой взгляд натыкается на с’каш с нефритовой рукоятью. Клинок валяется у меня под ногами. Я наклоняюсь, поднимаю оружие, и металл с волнистым рисунком тускло блестит в свете волшебного фонарика. Клинок, достойный владыки дома. Кладу кривой меч эльфу на грудь, в ноздри бьет едва ощутимый запах дикой розы. Складываю руки-кости на рукояти меча. Сначала левая рука, а затем правая. Правое запястье мертвого внезапно изгибается, оказывается поверх моей ладони, разжимается, кожу обдает холодком. Рука эльфа падает на с’каш, прежде чем я догадываюсь испуганно отдернуть свою. Отдергиваю и прижимаю к себе, все еще не веря, что так легко отделался. Мертвый эльф держал меня всего лишь какую-то долю секунды, но ладонь до сих пор обжигает холодом. Испуганно отшатываюсь от гроба, краешком сознания отмечаю, что инстинктивно сжал кулак, в который мертвец умудрился что-то вложить. Испуганно разжимаю кулак, словно в нем притаился злющий огненный скорпион.

Мимолетный росчерк падающей звезды. Успеваю заметить, что звезда черная. Звездочка падает на пол, и раздается едва слышный звук. Нагибаюсь и поднимаю упавшую красоту. Уже не холодную, а теплую. Не могу удержать очередной вздох восхищения.

У меня на ладони лежит перстень, не уступающий в изяществе короне владыки дома Черной розы. Тело перстня – переплетенные между собой нити черного серебра и платины, а сердце – черный бриллиант. Не удивлюсь, если камень обладает магией – на его гранях, разбуженных светом «огонька», плясал весь радужный спектр миров. Конечно, стоимость перстня никогда не сравнится со стоимостью короны, но и этого черного бриллианта достаточно для восьмилетнего безбедного существования в собственном маленьком дворце.

Верчу перстень в руках, соображая, каким образом он здесь появился. В голову стучится одна и та же мысль: мертвый король сам вложил перстень мне в ладонь. Но как?! Нет, меня не очень уж сильно удивляет, что дух мертвеца вдруг преисполнился благодарности к человеку и отдал ценную вещь. Во тьму удивление! В нашем мире и не такое случается! Мертвецы благодаря не исчезнувшему с Сиалы Кронк-а-Мору довольно часто оживают, правда, обычно ими не движут благородные побуждения. Такие твари стремятся вырвать сердце, а не подарить перстень. Здесь же было совсем другое. Не Кронк-а-Мор на несколько мгновений оживил эльфа, тут поработала совершенно иная магия. Но сейчас меня интересовал совсем иной вопрос – откуда у мертвого взялся перстень? Ясно помню, что на пальцах эльфа раньше ничего не было.

Подхожу к гробу и пристально смотрю на высохшее лицо с провалившимся носом и запавшими глазами. Игра света и теней сделала лицо мертвого почти живым, почти одухотворенным, но очень и очень старым. Слабый запах роз щекочет ноздри, я бросил на покоящегося короля последний взгляд и отошел назад, крепко сжимая перстень в кулаке и понимая, что это дар. Не жданный от эльфийского народа, но все же дар. Снимаю перчатку с правой руки, надеваю перстень, вглядываюсь в грани камня. В глубине бриллианта вдруг зарождается золотая искорка, она вспыхивает, гаснет и вновь вспыхивает. Вспышка. Темнота. Вспышка. Искорка едва трепещет – медленно, лениво, размеренно, словно в бриллиант и в самом деле заключено самое настоящее сердце.

Озарение приходит как всегда неожиданно. М-да. Ну и туп ты, братец Гаррет! Интересно, кто глупее – я или доралиссцы? Мое сердце бьется с точно такой же ритмичностью, что и камень. Точнее, камень мерцает в такт биению сердца. Не знаю, что за перстень у меня сейчас на руке и какие последствия будут от его ношения, но понимаю, а точнее ощущаю узы единения, точно такие же, как порванные узы Ключа. Ощущаю себя в камне и камень в себе. Это чем-то похоже на щекотку и длится не более трех секунд, затем мерцание камня затухает и бриллиант вновь становится обычным бриллиантом. Надеваю перчатку на руку, пряча под ней бесценную вещь. Разбираться с перстнем буду позже, когда выберусь из Костяных дворцов (точнее, если выберусь). Бросаю последний взгляд на зал-дерево, накидываю капюшон черной куртки на голову и следую своей дорогой, оставляя так и не похороненного эльфа во вновь сгустившемся мраке.

Мертвая тишина, разбуженная звуками моих шагов. Мне не хватит слов, чтобы описать всю красоту подземных дворцов. Черное и красное, оранжевое и золотое, синее и цвет морской волны, сочный пурпур и тусклая охра, холод голубого мрамора и жар огненного гранита. Искрящиеся от слюды стены и величественные колонны из чистого янтаря, уходящие в необъятную высь. Статуи орков и эльфов завораживающей красоты, бассейны с проточной водой, дно которых выложено бирюзой, составляющей причудливый узор сказочных цветов. Воздушные лестницы с тонкими перилами, казалось выточенные искусным мастером из единой глыбы зеленоватого горного хрусталя, и балконы, сплетенные из тонких нитей неизвестного мне металла, проходящие на вторых ярусах залов. Всполохи черного серебра стен и потолка, красота увядшей осени в каждом жесте, в каждой позе статуй, тихое, едва слышное «хм-м-м-ммм» – песнь залов, хранящих покой мертвых. Ни дуновения самого слабого сквознячка, ни звука, кроме песни залов, ни шепота, ни лучика света. Какая бы магия раньше ни освещала эти места, она умерла вместе с уходом эльфов и орков из Храд Спайна. Все дальше и дальше я спускался под землю, и мне даже не хотелось думать, сколько лиг камня лежит сейчас у меня над головой. Кто, каким чудом, какими силами смог сотворить такое застывшее великолепие на такой непостижимой для разума глубине? И это только четвертый ярус, а ведь существуют сорок восьмой и Безымянные, куда не решались спускаться даже огры в пору расцвета и величия своей расы. Тот, кто создал Храд Спайн на заре времен, наверное, был равен богам, а то и превосходил их.

Мрак дремал, мертвецы спали вечным сном в нишах древних могил, и лишь я не знал покоя и, уже не обращая внимания на красоту подземных дворцов, топал и топал вперед, с каждой секундой, с каждым шагом приближаясь к своей цели, своему Заказу – к Рогу Радуги.

Шел второй день моего путешествия по четвертому ярусу и седьмой день в Храд Спайне. Неделя прошла, и я очень удивлялся тому, что не свихнулся от гнетущего чувства одиночества.