Текст книги "Пересмешник"

Глава 7
Чэр мертвец

Муж Катарины нашел меня, когда я, несколько утомленный музыкой и беседой с членом Комитета по гражданству о миграции Иных в городскую черту, поднимался на второй этаж.

Он заметил меня снизу, прошел через весь зал, где вальсировали пары, и вступил на лестницу. Я смотрел, как он поднимается, одновременно кивая и принимая поздравления от проходящих.

Рисах – из племени сынов Иенала. Того поколения, которое в городе называется Создателями Печати. Они были первыми из своего народа, кому Князь разрешил поселиться в черте Рапгара. Раньше сынам жить в столице запрещалось.

Рисах – человек современных правил и принципов. Он не так религиозен, как его братья по крови, не носит бирюзовые мантии, не жалеет о Лакмии – последней потерянной иенальцами крепости, после чего начался их великий исход из страны, захваченной Малозаном, не поклоняется цветущему посоху и ведет светский образ жизни. Для ортодоксов его веры муж Катарины является чем-то вроде отступника от заветов предков, тогда как обычные иенальцы считают его благодетелем общины.

Рисах богат, честолюбив, логичен до мозга костей, жесток с врагами, ему покровительствует Князь, и перед его силой и властью заискивают многие. Из больших достоинств этого человека могу назвать то, что он самозабвенно любит Катарину и своих детей.

– Тиль. Я рад, что ты пришел, – он протянул мне руку, и на его пальце сверкнул огромный бриллиант. – Спасибо. Это честь для нашей семьи.

У него хищное лицо с тонким носом, широкими ноздрями и глубоко запавшими глазами. Тонкая ухоженная бородка и усы. Как и все иенальцы, Рисах носит в левом ухе серьгу в форме цветущего посоха. Правда, не все сыны могут себе позволить использовать для этого золото, бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры.

– Спасибо, что пригласили меня, – сказал я в ответ, обмениваясь с ним рукопожатием.

Мы друг друга на дух не переносим. И он, и я дали это друг другу понять еще во время нашего первого знакомства. Рисах не любит таких, как я. Я не жалую таких, как он. Мы – люди разных взглядов и разного отношения к жизни.

Но, несмотря на это, наши взаимоотношения смело можно назвать ровными. Во-первых, потому что мы оба достаточно воспитаны для того, чтобы уметь контролировать свою неприязнь и вести себя прилично и в обществе, и в беседах с глазу на глаз. Впрочем, это не главная причина нашего спокойного общения друг с другом. Основная – это, конечно, Катарина.

Я знаю, что ей будет больно, если ее друг будет врагом для ее мужа. Он знает, что его любимой женщине будет очень неприятно, если он будет плохо относиться ко мне. Поэтому, ради Кат, мы ведем себя, как воспитанные господа. Насколько я понимаю, она даже не догадывается о том, что мы с Рисахом, мягко говоря, недолюбливаем друг друга, но для счастья одной женщины забываем об этом.

– Катарина рассказала мне о твоем подарке. Я благодарю тебя и хочу сказать, что впечатлен. Поющая жемчужина – драгоценность, достойная Князя.

– Я никого не оскорблю здесь, если скажу, что Катарина достойна ее не меньше, – любезно ответил я ему.

Он вежливо улыбнулся, склонил голову, показывая, что принимает комплимент.

– Надеюсь, у тебя все в порядке? – его темные глаза светились показной заботой.

– Разумеется. Вечер прекрасный. Все замечательно. Извини, что я веду себя слишком нелюдимо.

– Ты абсолютно свободен, – он развел руками. – Еще раз хочу сказать, что для моего дома честь, что ты почтил нас своим визитом. Пойду к гостям. Если тебе что-нибудь потребуется – я в твоем полном распоряжении.

Мы раскланялись, и он стал спускаться вниз. Мажордом громогласно объявил приезд мэра.

Я вошел в галерею, заглянул в оружейную комнату, но Талера не было и здесь. Пожав плечами, я решил вернуться, поискать его внизу, чтобы все-таки попытаться убедить остаться, так как мне совершенно не хотелось огорчать Катарину, но тут дорогу мне преградил старший инспектор Грей.

– Какая встреча! – умилился я. – Вы решили оставить покер, чтобы побеседовать со мной?

– Я проиграл из-за вас! – он говорил все также резко, его глаза метали молнии, а левая половина рта кривилась от гнева. – Вы вывели меня из себя, публично оскорбили, и я требую публичных извинений!

Я с удивлением посмотрел на него и покачал головой:

– Не знаю, чего в вас больше – трусости или наглости, господин жандарм.

– Как вы смеете…

– Смею! – холодно перебил я его. – Смею, господин Грей. Если речь идет о публичных оскорблениях, то требовать извинений вы можете только публично, а не в пустом коридоре, где нас никто не слышит.

Он лишь вращал глазами и сжимал кулаки.

– Разговариваете вы со мной здесь потому, что, попроси вы извинений прилюдно, а я ответь вам отказом, у вас не осталось бы выбора и пришлось вызывать меня на дуэль.

– Я не собираюсь губить свою жизнь из-за пустых слов какого-то преступника! – прошипел он, разбрызгивая мелкие капельки слюны.

А вот это он уже зря. Анхель угрожающе вздохнула, и я почувствовал, как на ее клинке собирается сила.

Как я уже однажды говорил, мой голос достаточно тих для того, чтобы меня считали опасным, поэтому, когда я внезапно оказываюсь рядом, беру за грудки, приподнимаю над полом и впечатываю в стену, людей это… ошеломляет.

– Вы, старший инспектор, глупы и невежественны, что не раз и не два доказывали всем окружающим. Я с радостью бы выбил мозги из вашей пустой головы, если бы вы нашли в себе хоть капельку смелости подтолкнуть меня к этому. Позвольте освежить вашу память – преступником я был исключительно по вашей вине и вине господина Фарбо. Погоня за должностью, инспектор, сыграла с вами злую шутку. И, спустя шесть лет, вы стали посмешищем для всего города. Ума не приложу, почему чэр Гвидо эр’Хазеппа назначил на поиски опасного убийцы такое бездарное убожество, как вы.

Он что-то полузадушено пискнул, и я понял, что переусердствовал. Оторвал его от стены, поставил на пол и, разжав пальцы, поправил лацканы помятого смокинга.

– Вы пожалеете! – его вот-вот должен был хватить удар.

– Я уже жалею, – любезно ответил я ему, испытывая ощущение, что только что по собственной воле вляпался в кучу навоза. – Будьте так добры избавить меня от своего назойливого общества.

Он дернулся, хотел что-то сказать, передумал и, развернувшись на каблуках, пошел прочь.

– Опасную вы игру затеяли, чэр эр’Картиа, – сказал бы мне Стэфан, будь он здесь.

Я и сам был не рад, что не сдержался. Истинный чэр должен держать себя в руках, даже если разговаривает с личным врагом.

Я ощутил неодобрение Анхель. Она моих эмоций не разделяла и искренне считала, что один из тех, чей некролог я ежедневно ищу в «Времени Рапгара», должен был получить хорошую трепку.

– Извини, но лоск цивилизации еще не полностью с меня слетел. К тому же затевать столь вульгарную драку в доме Катарины мне не позволит совесть. Не хочется их дискредитировать. Господин Грей не стоит этого.

Амнис имела свое мнение на этот счет, но, понимая, что я все еще не в духе, оставила свои мысли при себе.

В коридоре появился взволнованный Вэйверли, дворецкий Гальвирров.

– Что-то случилось? – участливо спросил я его.

– Нет, чэр, просто я обратил внимание на старшего инспектора. Он спускался по лестнице и, как мне показалось, был чем-то недоволен. Я решил проверить, все ли в порядке.

Я уверил его, что все в порядке и, не спеша возвращаться в зал, попросил принести мне кофе в малую гостиную. Я частенько провожу там время, когда устаю от приемов. Ни Катарина, ни Рисах ничего не имеют против этого.

Один из стюардов принес мне поднос с кофейником, сахарницей и чашкой, поставил все на маленький шахматный столик, спросил, желаю ли я еще чего-нибудь и, не получив утвердительного ответа, поклонившись, вышел.

Я, все еще злясь на свою горячность, которую, как мне казалось, давно из себя изжил, выпил чашку и налил еще одну. Если меня кто и хватится, то не раньше, чем через полчаса.

Я совершенно не хотел подслушивать, но окно оказалось распахнуто, и до меня долетели обрывки громкого разговора.

– Иные совсем распоясались, Ацио! Того и гляди сядут нам на шею, – сказал надменный молодой голос.

– Это естественный процесс ассимиляции, Тревор, – не согласился его собеседник, мужчина с более низким голосом. – Комитет по гражданству положил доклад об этом на стол прошлому Князю еще четыре столетия назад. Иные сейчас такая же часть Рапгара, как и люди с лучэрами.

Они стояли внизу, прямо под окнами, кажется на маленьком балконе, откуда открывался вид на море и часть парка.

– Не вижу в этом ничего замечательного.

– Я знаю твою националистическую позицию, мой юный друг. Но ты слишком долго был в западных колониях. Там относительно чисто – ни стоунов, ни фиосс, ни махоров. Понимаю, что за пятнадцать лет владения изумрудными копями ты привык к определенному укладу, но Рапгар город интернациональный, так что рекомендую тебе умерить пыл, пока кто-нибудь не оскорбился.

– Думаешь, я боюсь? – возмутился Тревор.

– Стоило бы. Мяурры и хаплопелмы не любят подобных взглядов. А пикли вообще не станут церемониться. К тому же, многие лучэры и люди благоволят Иным. И это достаточно влиятельные господа, чтобы испортить жизнь даже такому богатому человеку, как ты, – Ацио, судя по акценту, из народа кохеттов, говорил несколько насмешливо, но в его словах чувствовалась не издевка, а участие. – Да и я, как представитель Комитета по гражданству, не на твоей стороне. Привыкай к законам и населению родного города. Не все Иные плохи, что бы об этом ни говорили секты Свидетелей крови и Носящих красные колпаки.

– В последнюю я бы с удовольствием всту… – собеседник охнул и приглушенно заворчал.

– Это уже перебор, Тревор. Надеюсь, нас никто не слышит. За такие слова серые жандармы берут в оборот, не глядя на регалии. В Красных колпаков стреляют без предупреждения.

Это точно. Выродки из числа лучэров здорово разозлили Князя, когда убили бригадного генерала мяурра и совершили несколько покушений на влиятельных Иных. Они объявили войну власти, и та согнула преступников в бараний рог. Без жалости и церемоний. Последние полгода об этих чэрах ничего не было слышно, и самые большие оптимисты поспешили объявить, что организация вырезана под корень.

А вот Талер не так в этом уверен. Он считает, что основную ячейку Колпаков уничтожить не удалось, и теперь они сидят в какой-нибудь дыре, вроде Копоти, и строят очередной заговор. Впрочем, от моего друга тяжело было бы ожидать какого-то иного мнения.

– Я знаю, что вы друг чэры эр’Бархен, но и она не сможет спасти вас от надзора Скваген-жольца. Серые – не синие. Они подчиняются напрямую Князю, а тот дал приказ совершенно однозначный. Так что прошу вас – не надо запрещенных названий, особенно, когда нас могут слышать.

– Хорошо, – вздохнул этот Тревор, кем бы он ни был. – Вы совершенно правы. Извините мою горячность.

Я встал, намереваясь закрыть окно, считая, что услышал и так достаточно того, что не предназначалось для моих ушей, но следующие слова господина Тревора заставили меня остановиться:

– Скажите, Ацио, кто был тот лучэр, что так замечательно испортил игру старшему инспектору Грею?

– А-а-а, – протянул мужчина, едва заметно усмехнувшись. – Его зовут чэр эр’Картиа. У него с господином старшим инспектором старые счеты. Вы разве не в курсе этой истории?

– Разумеется, нет. В колонию новости порой совсем не доходят, особенно, если они светские и незначительные.

– Я бы не сказал, что история незначительная. Сигару?

– Извольте.

Чикнули ножницы, зашипела химическая спичка. После этого кохетт сказал:

– Громкое было дело. Газеты едва не захлебнулись от восторга. Знаете, что произошло на вилле «Черный журавль»? Неужели не слышали?! Ну, дела! Ваши изумрудные поля совсем оторваны от мира! Если кратко, то эр’Картиа из тех людей, кому сопутствовала удача. Влиятельная фамилия, еще более влиятельные родственники, в том числе и в Палате Семи. Кстати говоря, они враждуют с чэрой эр’Бархен, которая вам покровительствует.

– Очень интересная информация, – поблагодарил Тревор. – Но продолжайте. Я вас внимательно слушаю.

– Эр’Картиа в то время был азартным игроком. Я бы сказал – лучшим из тех, кто садился за карточный стол. Он жил «Княжеским покером», но в конце концов удача от него отвернулась. Если честно – не возьмусь говорить со стопроцентной уверенностью, основные слухи поступали из газет и сплетен, но это было что-то, связанное с карточным долгом, – Ацио на мгновение замолчал, наверное, выдыхая сигарный дым. – Тогда к этому много чего приплели. Короче, между двумя игроками вспыхнула ссора, которая через несколько дней закончилась смертью должника.

– Чэр убил его?

– Так считали.

– С каких пор убийство в Рапгаре считается громким делом? – хохотнул Тревор. – В славном городе только и делают, что убивают друг друга. Ночной Мясник тому пример.

– Не скажите. Ночной Мясник и эр’Картиа – случай особый.

Ну, спасибо, любезный господин из Комитета по гражданству, что сравнили меня с этим психопатом!

– Убийство убийству рознь. Лучэр убил другого лучэра. Да еще и зятя Князя.

Пораженный Тревор тихо выругался и сказал:

– Тогда что он делает на свободе?! Здесь?!

– Я говорю – темное дело. Свидетелями ссоры были очень многие. Все произошло на ежегодном осеннем балу. Убитый – чэр эр’Фавиа – отказался возвращать долг, аргументируя это тем, что эр’Картиа жульничал. Разразился громкий скандал. Молодой чэр дал должнику пощечину прилюдно. Затем он пошел на виллу, где тогда жил эр’Фавиа и самая младшая из дочерей Князя. Слуги видели его. Слышали новую ссору. А затем нашли тело хозяина и господина эр’Картиа, который был без сознания, весь в крови убитого и с ножом.

– Ясно.

– Князь был в бешенстве.

– Могу себе представить.

– Нет. Не можете, – сказал Ацио. – Свидетели были единодушны. Слуги и друзья убитого под присягой подтвердили, что эр’Картиа угрожал. Нож, кровь. Разбор дела не занял много времени. Следствие провели два младших инспектора – Грей и Фарбо. Они много чего раскопали. Не отмажешься. Палата Семи практически единогласно признала лучэра виновным в жестоком убийстве. Все остались довольны.

– Кроме эр’Картиа, – усмехнулся заинтересованный Тревор.

– И его друзей, – подхватил кохетт. – Гальвирры, кстати говоря, к ним относятся. Обвиненный до последнего отрицал свою вину, но так и не смог внятно объяснить, что там произошло. Впрочем, из-за того, что Князь требовал разобраться с делом как можно быстрее, к нему мало кто прислушивался.

– Удивляюсь лояльности Владыки. Я слышал, что у него крутой нрав. Убийцу мужа дочери он мог бы задушить голыми руками, без всякого суда. Никто бы ему и слова не сказал.

Ацио издал звук, который я расценил, как согласное хрюканье.

– Верно. Но газеты пронюхали раньше, дело получило серьезный общественный резонанс, так что процесс получился публичным и показательным.

– Так что же случилось с эр’Картиа? Он не показался мне преступником.

– Мне тоже. В отличие от судьи, следователей, Палаты Семи, газетчиков и публики. Его признали виновным и казнили.

Я вздрогнул, а за окном повисла тишина.

– То есть… – Тревор прочистил горло. – Вы намекаете на то…

– Ну, да. Палач Скваген-жольца исполнил приговор. Вы же знаете, как это происходит с лучэрами, если власть не хочет немедленной смерти. Перерубают поток той энергии, что тянется к каждому из Детей Звезд из Изначального пламени. И все. Остальное – вопрос времени. Не знаю, почему с эр’Картиа поступили столь гуманно. Возможно, не хотели лишней крови. Не знаю. Эр’Картиа отправили в тюрьму. Где он и просидел целых шесть лет.

– Так почему же, чэр Мертвец оказался на свободе?

– Он не виновен.

– Что?!

– Дело еще более темное, чем прошлое, – неохотно сказал господин Ацио. – У Скваген-жольца нашлись неопровержимые улики на этот счет. Сам эр’Хазеппа, нынешний глава этой организации, докладывал Князю. И свидетели стали отказываться от показаний. Палате Семи пришлось пересмотреть дело и пойти на попятную. Случился очень большой конфуз.

– Представляю! – воскликнул Тревор. – Почему же Грей и тот… второй, которого вы назвали, до сих пор не разжалованы до регулировщиков движения?!

– За них, кажется, заступился мэр. Да и сам Князь понимает, что тогда торопил события и просил любых доказательств виновности. А вы знаете, что когда Владыка просит, обычно исполняют. Так что верных собак бить за службу не было большого резона. Впрочем, мой друг это всего лишь домыслы. В общем, эр’Картиа выпустили, и его репутация полностью восстановлена, хотя некоторые до сих пор считают его виновным.

– Выпустили… – проворчал Тревор с внезапной злостью. – Я ненавижу этот темный город всем сердцем! Какой толк в свободе, если твоя жизнь может оборваться в любую минуту, а на имени все равно останется пятно?

Я вышел из гостиной в коридор, направившись к лестнице. Старина Тревор, кем бы он ни был – прав. Мы испытываем стыд не потому, что допустили ошибку, а потому что наш позор видят другие.

Мое доброе имя окунули в грязь, моя жизнь сломана и недолговечна, но чэр Мертвец не успокоится до тех пор, пока не найдет настоящего убийцу чэра эр’Фавиа.

Внизу меня отыскал Талер и, сунув в руку бокал с кальвадосом, с тревогой заглянул в лицо:

– Кого ты встретил? Призрака?

– Мертвеца, – должно быть улыбка была у меня кривой и неприятной, потому что мой друг иронии не оценил и нахмурился еще сильнее. – Я думал, ты ушел.

– Решил пропустить клуб, – он дернул плечом. – Все-таки праздники у Кат бывают не каждый день. Сегодня стрелки обойдутся и без меня.

– Разумно. Кто этот невежда?

Какой-то офицер в алом плотном мундире с золотыми погонами и несколькими наградами на груди, явно принявший лишнего, рассказывал при дамах пошлую историю. Двое его сослуживцев, гораздо более крепко стоящие на ногах, пытались сгладить возникшую неловкость:

– Ты сегодня явно не в ударе, приятель, – сказал один из них, нарочито весело хлопнув вояку по плечу. – Нам пора уходить.

От выпитого физиономия у вульгарного шутника была такой же алой, как его мундир, отчего ярко-голубые глаза под пшеничными бровями, казались двумя драгоценными камешками.

– Совсем скоро я умчусь на фронт, отправлять в пламя проклятых малозанцев! Но вначале найду ее! И попрошу руку, сердце и…

Приятели подвыпившего военного, увидев направляющуюся в эту часть зала хозяйку дома, оставили церемонии, подхватили дружка и силой уволокли его в курительную комнату, от греха подальше. Когда надо, у крошки Кат проявлялся крайне крутой нрав, перед которым пасовал даже такой опытный в политике человек, как Рисах, и всякие оболтусы, не исключая тех, что понюхали пороху, старались с ней не связываться.

– Хочешь я тебя от него избавлю? – спросил я у Катарины.

– Не стоит, – вздохнула она, провожая людей в мундирах взглядом. – Все-таки гость.

– Вечер просто замечательный, – сообщил я ей, и она расцвела.

– Скоро ужин, мальчики. Вы, разумеется, остаетесь?

– Конечно, – обрадовал ее Талер. – Я не прочь попробовать шедевры твоего повара.

– Он превзошел сам себя, – Катарина бегло осмотрела зал и сделала незаметный жест, привлекая внимание метрдотеля. Тот приказал стюардам принести еще шампанского.

– Рисах нашел тебя, Тиль?

– О, да. Твой муж, как всегда, был очень гостеприимен.

– Извините.

К ней подошел мажордом, склонившись, что-то прошептал на ухо, и лицо Катарин тут же застыло.

– Кто-то умер? – участливо поинтересовался Талер, давно научившийся угадывать ее настроения.

– Хуже. Кларисса явилась с одним из своих братьев, хотя их никто не приглашал!

Кат едва не метала молнии, превратившись из гостеприимной хозяйки в настоящую фурию.

– Послушай, Катарина, – как можно мягче сказал я. – Это не проблема для меня. Тебе вовсе незачем…

– Еще как есть зачем! Я выгоню ее!

– Это неприлично, – еще мягче сказал я, и Талер, соглашаясь со мной, сурово кивнул.

– Плевать на приличия! Этой женщины в моем доме не будет!

Я хотел привести весомые аргументы, но она не пожелала выслушать их и, привстав на цыпочки, как делала это во времена нашей учебы, ткнула меня в грудь пальцем, отчеканив:

– Чэр эр’Картиа! Спасибо за ваши доводы, но я пока еще хозяйка в своем доме и не собираюсь пускать на порог всякую гнусь! Что бы и кто бы по этому поводу потом ни думал! Сейчас я вернусь.

Сказав это, она, прихватив с собой мажордома, направилась к лестнице.

– Не завидую я Клариссе, – пробормотал Талер.

Я ответил ему согласным кивком, все еще хмурясь, оглядывая зал и надеясь, что сцена выйдет не слишком уж безобразной. Впрочем, мысли об этом достаточно неприятном событии мгновенно вылетели у меня из головы, когда я увидел лучэру в черном платье. Она стояла прямо напротив меня, вполоборота, негромко разговаривая с самим чэром Патриком эр’Гиндо – нынешним главой Палаты Семи и еще одним господином, к которому я бы с радостью пришел на похороны.

О нет. Я не настолько злобное существо, как кажется. Просто не слишком люблю прощать тех, из-за кого оказался в одиночной камере тюрьмы с ироничным названием «Сел и Вышел». Как я успел убедиться, сделать первое, оказавшись там, гораздо проще, чем второе. Некоторые лучэры, попавшие туда за свои преступления, так и остались наедине с печатью Изначального пламени ждать прихода Двухвостой кошки.

Судя по спесивому лицу чэра эр’Гиндо, он был явно недоволен тем, что девушка отвлекла его, и отвечал ей надменно и раздраженно. Она что-то пыталась объяснить, но он бесцеремонно и совершенно невежливо прервал ее, отвесил небрежный поклон и грубо повернулся спиной, начав беседу с неизвестным мне господином. Молодая лучэра, казалось, сейчас расплачется.

У нее были прекрасные, зеленые, очень растерянные глаза, высокие скулы, губы, вылепленные лучшим скульптором Всеединого, густые черные волосы, собранные в высокую, немного легкомысленную прическу, отлично подчеркивающую длинную шею, на которой висел изумрудный кулон.

Я не назвал бы ее черное, в тон волосам, платье откровенным, особенно по нынешней моде, когда вновь стали популярны глубокие декольте и открытые спины, но оно оказалось столь идеально подобрано к ее фигуре, что взгляд отвести было буквально физически невозможно.

В который раз я подтвердил для себя собственное же утверждение – чэр Патрик эр’Гиндо недалекий дурак, раз отворачивается от такой красавицы. Подобные болезни мозга современная медицина лечить еще не умеет.

– Ты знаешь ее? – я указал на лучэру Талеру. Она пыталась улыбаться, общаясь с какой-то престарелой парой.

– Нет. Впервые вижу, – после недолгого молчания ответил он. – Мне кажется, или ее талию, действительно, можно обхватить одной рукой?

– А того господина, что сейчас донимает эр’Гиндо, ты знаешь?

– Этот? – Талер на мгновение надул щеки. – Да. Припоминаю. Винчесио Ацио. Кохетт. Кажется, работает в мэрии. В Комитете по гражданству.

Я посмотрел на высокого седеющего мужчину с длинными руками и несколько желтоватым прокуренным лицом новым взглядом. Так вот кто говорил обо мне под окнами!

– И что тебе о нем известно?

– Да, в общем-то, ничего особенного. Я встречал его на одном приеме у Катарины. Рисах, кажется, приглашал. А также помню, что господин Ацио состоял в клубе «Пистолет и нож». У него, как говорят, небольшая коллекция антикварного оружия.

– Почему его исключили?

– Что? – не понял он.

– Ты сказал, что он состоял. Это предполагает прошедшее время.

– А-а. Нет. Его никто не исключал. Он сам ушел, очень давно. Просто перестал приходить на заседания. Потерял интерес. Такой господин… несколько эксцентричный и со странностями. Любит Иных больше, чем людей. Везде с ними носится, словно они какие-то сокровища.

– Вот только еще среди друзей мне расистов не хватало, – проворчал я, но Талер не смутился.

– Я просто передаю то, что говорят. Сейчас он завел дружбу с Мишелем Тревором. Молодым богачом из Эльсурии. Тот недавно вернулся из этой колонии. Ацио взял над ним шефство по просьбе чэры эр’Бархен. Показывает Рапгар, знакомит с нужными людьми.

Я кивнул, украдкой продолжая наблюдать за незнакомкой.

– Ты смог меня удивить, мой друг.

– Это еще почему? – у Талера тут же сделался подозрительный вид.

– Знаешь все последние новости, в отличие от меня.

– Тебе просто чаще надо общаться с Катариной, – тихо рассмеялся он, ставя допитый бокал на поднос проходящего мимо слуги.

Между тем, лучэра, завершив беседу, еще раз с надеждой посмотрела на главу Палаты Семи, но тот делал вид, что страшно занят разговором с окружившими его чиновниками, и, поняв, что больше ее слушать не будут, очень расстроенная, девушка поспешила к выходу. Опечаленная, она не смотрела по сторонам, а потому не видела, как за ней последовал хмельной офицер. Я нахмурился, провожая их взглядами и, предчувствуя, что все это добром не кончится, пошел следом. Талер, смекнувший что к чему, присоединился ко мне.

Между тем военный на глазах у всего зала с хохотом подхватил юную леди на руки, закружил и, повысив голос, крикнул:

– Руку и сердце, чэра! От меня так просто не уйти!

Звонкая пощечина эхом разлетелась по погрузившемуся в тишину особняку. Чэра, как бы молода она ни была, знала, как следует ставить наглецов на место. Женщины лучэров пусть ненамного, но сильнее женщин людей, так что удар открытой ладонью по красной физиономии возымел должный эффект.

Ошеломленный военный отпустил даму и отступил назад, ошарашено тряхнув головой. Впрочем, почти мгновенно его удивление сменилось лютой яростью, лицо стало еще более красным, чем раньше, и он замахнулся в ответ.

Сразу несколько мужчин в зале бросились к нему, чтобы остановить. Мне повезло быть первым. Я перехватил его руку, успев отметить про себя, что девушка не только не сжалась, но даже взгляда не отвела, и вывернул ему запястье, заставив человека согнуться от боли.

Все нормы правил и воспитания нарушены. Бить женщину в ответ на пощечину способно только животное, и с такими ни к чему церемониться.

Он очень грубо выругался, попытался вырваться, его друзья бросились ему на помощь, но несколько господ преградили им дорогу, посоветовав умерить пыл.

– Бить дам непозволительно, господин, – сообщил Талер попавшему в тиски моих пальцев военному.

Я с радостью сломал бы ему руку, но лишь оттолкнул прочь, как раз к двум его сконфуженным дружкам. Кажется, урок впрок не пошел, потому что господин офицер, явно считавший, что попал на поле боевых действий, рванулся ко мне, но на этот раз товарищи впились ему в плечи и не пустили.

– Прекратить, капитан! – повысил голос полковник мяурр.

Удивительно, но команда старшего по чину возымела хоть какой-то эффект. Вояка перестал вырываться и прорычал:

– Я вызываю вас! Стреляться! Немедленно! – господин понимал, что все внимание зала сконцентрировано на безобразной сцене, которую он устроил.

– Вы безнадежно пьяны, – вежливо ответил я ему. – Общество никогда не простит мне, если вы умрете сейчас. Протрезвейте, любезный.

– Вы трус! – из-под пшеничных усов блеснули зубы.

Анхель в раздражении фыркнула. Подобных выходок она на дух не выносила.

– Как вам угодно, – поклонился я. – Надеюсь, вы повторите мне это завтра. На трезвую голову. Тогда я готов счесть это оскорблением.

– Что здесь происходит? – темные глаза Рисаха метали молнии ничуть не хуже, чем это получалось у пикли. – Капитан Витнерс! Вы все еще в моем доме! Извольте извиниться перед чэрой!

Он появился очень вовремя, потому что по виду идущей за ним Катарины можно было предположить, что она бы разорвала военного, как броненосец канонерскую лодку. Капитан, кажется, мгновенно протрезвел, во всяком случае, пришел в себя настолько, чтобы сообщить, что ничего дурного не хотел. У меня и многих окружающих было несколько иное мнение на этот счет.

– Но вызов брошен, – спесивая рожа Патрика эр’Гиндо оказалась рядом.

У этого чэра такая досадная особенность – появляться там, где он совершенно не должен быть.

– Это ничего не значит, – возразил Рисах.

– Если только господин Витнерс заберет вызов, – мягко опроверг его глава Палаты Семи.

Янтарные глаза этого «достойного» чэра мне совершенно не понравились.

– Разумеется, мое желание прострелить голову этому чэру никуда не делось! – капитан яростно сверкнул глазами – голубыми шальными пуговицами. – Это дело чести!

И вновь по лицам окружающих было видно, что они считают господина Витнерса в подобном деле совершеннейшим профаном. Девушка стояла с выпрямленной спиной – высокая, гордая и в то же время немного напуганная, что из-за нее происходит столь грандиозный скандал.

– Как вам угодно, – вновь повторил я, протягивая свою визитку одному из его друзей.

– Я улажу все вопросы, – вызвался Талер.

Никто не возражал.

– Вам лучше уйти, офицер, – холодно произнесла Катарина.

– Мои друзья свяжутся с вами, – бросил тот мне и, слегка пошатываясь, направился прочь.

Гневно хмурящая брови Катарина сделала знак дирижеру, чтобы вновь звучала музыка. Разговоры в зале возобновились, все обсуждали случившееся. Чэр эр’Гиндо, наконец-то нас оставил.

– Извини, Тиль, – сказал Рисах. – Очень неприятная ситуация. С военными, как только они видят шампанское, всегда возникают проблемы. Витнерс вечно ведет себя, как петух. Нам не стоило его приглашать.

– Ерунда. Думаю, к завтрашнему дню он сто раз передумает.

– Он не передумает, чэр, – сказала незнакомка, грустно покачав головой. – Я знаю такую породу людей.

– Простите мне мои манеры, – всплеснула руками все еще расстроенная Катарина. – Чэра Алисия, позвольте вам представить ближайшего друга нашей семьи чэра Тиля эр’Картиа.

– Я рада познакомиться с вами, чэр, – ее голос был очень красив. Раньше я подобных никогда не слышал. Чистейшее сопрано.

– Тиль, позволь представить тебе чэру Алисию эр’Рашэ.

Я молча поцеловал ее руку, не обращая внимания на эмоции Анхель, после Клариссы подозрительно относящейся к любым женщинам, оказывающимся рядом со мной.

– Простите меня за все это, – сказала мне Алисия. – Я благодарна вам за помощь, чэр, но, право, не стоило. Теперь я чувствую себя виноватой в скандале. Вашей жизни угрожает опасность. Быть может, я смогу… убедить капитана не стреляться с вами.

– Вам совершенно нечего тревожиться по этому поводу, чэра, – успокоил я ее.

– Я тоже тревожусь, Тиль. – Катарина хмуро посмотрела на мужа:

– Ты сможешь утрясти эту ситуацию?

– Нет, – тут же ответил он. – Витнерс очень упрям, это не первая его дуэль, и слушать он будет только эр’Гиндо. Тот покровительствует его отцу.

Услышав о главе Палаты Семи, Талер с большим сожалением покачал головой:

– Боюсь, что этого чэра убедить в чем-либо также не получится.

– Совершенно верно, – подтвердил Рисах. – Особенно у меня, даже несмотря на то, что он в моем доме. Я провел мимо него два невыгодных для его семьи закона о предоставлении больших финансовых свобод ка-га и выделении Адмиралтейству средств на постройку нового броненосца.