Текст книги "Летос"

Глава шестая
Море Мертвецов

Стихии после Катаклизма капризны и коварны. Я родился в прошлую эпоху и доживаю отпущенные мне Шестерыми часы в нынешнюю. Среди темных времен, мрачных теней и синих огней, что часто озаряют улицы моего города ненастными ночами. И больше всего я боюсь не мертвых, а моря. Я помню его совсем другим, но теперь оно изменилось. Превратилось в чудовище.

Тенек Стерча, второй герцог нового Летоса.

Арант. 80 год Эпохи Забвения.

– Что я делаю? Скованный, что я делаю? – произнесла Лавиани себе под нос, вспомнив Тэо, и проходящая мимо рыжая блохастая сука приподняла уши и вежливо махнула хвостом.

Темнело. Все спешили по домам или же в открывающиеся к ночи портовые кабаки.

Пограничный оказался настоящей дырой. Старые каменные дома, северные стены которых захватил лишайник, грязь, вперемешку с навозом лежавшая на дорогах. Городок расползся по долине среди низких обветренных сопок и был таким же унылым, как завтрак каторжника. Делать здесь было ровным счетом нечего, если ты, конечно, не планировал совершить какую-нибудь глупость, вроде путешествия на острова.

От порта осталось одно лишь название. Гнилая пристань с несколькими древними тазами, которые здесь отчего-то считались кораблями, да десятком плоскодонных парусных рыбацких лодок.

Из Пограничного раз в неделю уходили каботажные суда на юг, в Дарию. Вторая морская дорога вела в герцогство Летос, куда по понятным причинам обычно редко кто отправлялся. Лавиани их вполне понимала. Мало удовольствия находиться там, где тебе в шею в любой миг может вцепиться заблудившийся.

Будь ее воля, сойка обошла бы это безнадежное место кружным путем и забыла о нем навсегда, но так сложилось, что пройти мимо она не могла.

Когда сумерки загустели, Лавиани не спеша отправилась к пристани. Здесь пахло морем – горько и неприятно, до рези в горле. А еще тухлыми устрицами, сухими водорослями и дегтем. На редких кораблях зажглись огни – одинокие фонари на корме. Света от них было как воды из пересохшего колодца.

Возле складов, где торговцы хранили шерсть, привезенную из Летоса, прохаживался сторож, вооруженный дубинкой. Она его даже не заинтересовала – женщина не выглядела опасной, к тому же была немолодой, а значит, смотреть на нее не имело никакого смысла.

Торговый корабль с пузатыми боками застыл у первого причала. Лавиани прочитала его название «Водяной клоп», поняла, что это именно тот, о котором она слышала. Единственное корыто, плывущее в нужном ей направлении.

Поднялась на палубу, огляделась и никого не увидела. Крикнула. Через минуту из трюма появился немолодой остроносый мужчина в рыбацком парусиновом плаще и широкополой грязной шляпе.

– Тебе чего?

– Хочу поговорить с капитаном. Нужно в Летос.

– Ищи его в «Треске». – Моряк повернулся, показывая, что разговор закончен, начал тяжело спускаться вниз по трапу.

Лавиани тоже не стала задерживаться. «Треска» находилась в двух шагах, сразу за складом, мимо которого она только что проходила. Это был покосившийся кабак, провонявший дешевым темным элем и вересковым дымом из натопленного очага. Было немноголюдно и уже довольно пьяно. Один перепивший валялся на пороге, и ей пришлось перешагнуть через него.

– Ищу хозяина «Водяного клопа», – сказала она у стойки, и ей указали на ближайший стол.

Капитан корабля ничем не отличался от своего матроса. Такой же немолодой, седовласый, в просоленной и не слишком чистой одежде моряка. Лицо у него было красным от выпитого, но сидел он прямо, точно проглотил палку.

– Хочу убраться из этого паршивого местечка.

Он глянул на нее серыми, чуть мутноватыми глазами:

– Не ты одна. Но я плыву в куда худшую дыру, чем эта. Попытай счастья с кем-нибудь другим, подруга.

– Я знаю, куда ты держишь путь. Слышала от парней, разгружавших подводу. В Нимад, за последними вьюками шерсти перед началом штормов. И мне туда же.

Капитан не удивился. Он вообще, кажется, не имел такой привычки – удивляться.

– Стало быть, в шауттами проклятый Летос. Ты одна?

– Нас двое. Я и мой сын.

– Иду пустым, и в трюме место есть. Я не против. За две рен-марки захвачу вас с собой и накормлю тем же, что ем сам. Завтра с первыми лучами ухожу.

Лавиани согласно кивнула, встала, решив напоследок предупредить:

– Мой сын болен.

– Зараза? – Голос капитана звучал все так же равнодушно. – Тогда к Скованному вас. Не возьму.

– Нет заразы. Избили его два дня назад какие-то ублюдки. С тех пор без сознания.

– А в Летос его зачем тащишь?

– К родственникам.

Он поразмыслил и не нашел причины упираться.

– Шестеро с тобой, женщина. Утром жду.

Она оставила его в покое, вышла на свежий воздух, едва не столкнувшись с двумя высоченными бугаями при коротких мечах и в кирасах. Когда они вошли внутрь, то приоткрыла дверь, чтобы понаблюдать.

– Мы ищем парня. Молодой, высокий, черноволосый, – громко сказал один из них. – Внешне похож на алагорца. Ловкий. Жонглер и акробат. Кто-нибудь видел такого?

Тишина была ему ответом.

– Золотую марку тому, кто покажет, где он.

– Очень бы хотелось заработать хорошие деньги, ребята, – услышала Лавиани голос капитана. – Но такого человека никто из нас не видел.

– Уверен, папаша?

– Жонглируй у меня кто-нибудь перед носом шариками, я бы запомнил. И мой карман стал бы на марку счастливее.

Кто-то негромко рассмеялся. Кто-то ругнулся. Лавиани не стала дослушивать, пошла прочь по темной улице, стараясь держаться поближе к домам. Тэо ищут и конечно же проверят все постоялые дворы. Остается лишь порадоваться, что она выбрала для ночевки старый сарай для хранения еще более старых лодок.

Он стоял на морском берегу, на самой окраине города, и сойка добиралась до него в полной темноте. Не доходя, спряталась за камнями, прислушиваясь, не раздастся ли шорох гальки. Но все было тихо, и Лавиани вздохнула:

– Рыба полосатая. Втягиваешь себя в ненужные неприятности. И ради кого?

Она могла уплыть два дня назад, если бы не возилась с акробатом. И теперь понимала, что «Водяной клоп» ее последний шанс. Возможно, до середины весны будущего года других кораблей, отправляющихся к Летосу, она не найдет.

Отогнув слабую доску, женщина пробралась в запертый сарай, с помощью огнива зажгла подготовленную масляную лампаду, горевшую тускло и слабо. Из мрака выступил кусочек покатого лодочного борта, выкрашенного облупившейся голубой краской.

Тэо так и не пришел в себя. Лежал в той же позе, как она его оставила, но в отличие от прошлых дней дышал глубоко и ровно.

– Ну хоть что-то, – прошептала она, поворачивая парня на бок.

Знак водоворота никуда не пропал и выглядел так же зловеще, как и прежде. Лавиани очень хотелось вырезать его вместе с куском кожи, но она знала, что это ничего не изменит. Тот появится вновь. Акробат останется меченым, проклятым тьмой, пустым, одним из тех, о ком шепотом рассказывали в недобрых легендах.

Она слышала много разной ерунды насчет подобных людей, но уверена была лишь в одном: с такой меткой редко живут долго. Тех, кто превращается в пустых, убивают люди. Потому что, если не сделать этого, из мрака той стороны родится чудовище, остановить которое будет непросто.

Лавиани всегда считала, что обладает разумом и логикой. И они подсказывали ей, что следует проявить милосердие. Убить его. Спасти от страшного будущего. И спасти не только циркача, но и тех, кто окажется рядом с ним.

Но сойка редко бывала милосердной. И полагала, что раз уж она взялась ему помогать, то прикончить еще успеет. На самом деле ей было страшно жаль потраченного на канатоходца времени и той серьезной работы, что она проделала, спасая его жизнь.

В щели между досками торчал немного завядший пучок разнотравья. Она собрала его еще в тот вечер, когда циркач упал на дороге. Бытовало мнение, что сойки заточены лишь под то, чтобы причинять боль и нести смерть, но это было совсем не так. Некоторых из них, детей со способностями, учили не только отправлять врагов Ночного Клана в небытие, но и лечить. Чувствовать человеческое тело, знать его в совершенстве, понимать работу органов и мышц. То, чем были сильны таувины, передалось тем, кто пришел на их место.

Все, что касалось убийства и лечения, являлось для Лавиани творчеством. Она любила импровизировать и никогда не гнушалась экспериментами. Сойка знала, как можно нейтрализовать эффект некоторых артефактов, оставшихся со времен Единого королевства. Осколков магии, которая практически ушла в небытие и которой частенько владели сильные мира сего, защищая себя от таких, как она.

Поэтому Лавиани решила использовать ту же схему лечения, добавив в нее некоторое количество корешков и стебельков, рассудив, что хуже не будет.

Смесь, к ее глубокому сожалению, была неполной. Некоторые из трав, требуемых для рецепта, росли лишь на теплом юге. Здесь, на севере, приходилось довольствоваться аналогами, которые были куда более смолисты, горьки и малоэффективны, чем ей бы хотелось.

– Пища овец годится и людям, – сказала она акробату. – Ну, во всяком случае, я очень на это рассчитываю.

Отвар уже был готов, и оставалось, как и в прошлые дни, влить его в больного. Делала она это довольно просто разжимала ему зубы своим ножом да следила, чтобы тот не захлебнулся.

Сойка не спала всю ночь. Не нуждалась в этом. И думала о Борге и том, в какое дерьмо угодила, услышав его разговор со Шревом. Теперь они оба желают ее смерти, считая, что она не забудет и не простит.

Это было так. Но сейчас ей хотелось всего лишь покоя и быть как можно дальше от той жизни, которую она вела все эти годы. Устала.

Она понимала, что запрет себя в Летосе. Но для нее это единственный шанс выжить.

За ночь Лавиани еще четырежды проверяла состояние акробата и, даже думая о своем, слушала его дыхание. Теперь сойка хотя бы немного понимала, почему он вызывает в ней такую бурю эмоций. Знак на лопатке. Будь она таувином – схватилась бы за меч, потому что они охотились на пустых ровно так же, как на асторэ, шауттов, мэлгов и некромантов. Говорят, таувины могли ощущать их присутствие, и сойке передались призраки тех способностей – они жили в ней на уровне инстинктов. Печать ее дара.

Лавиани была рада тому, что логически объяснила себе собственное странное поведение. Это поможет ей сдерживаться и не сорваться.

Ну… во всяком случае, она очень на это надеялась.

Когда пришло время, женщина, ругаясь сквозь зубы, в первую очередь на себя, перетащила Тэо в тачку, которую украла еще прошлым утром. Выбила хлипкую дверь и повезла свою ношу к пристани.

Он шел среди бархатного ничто, в глубине которого порой вспыхивали синие молнии, и не слышал даже звука собственного дыхания. Внезапно поднявшийся ветер коварно ударил ему в спину, обвивая запястье, что есть сил рванул за левую руку и швырнул вниз. Тьма вдруг расступилась, появилась брусчатка, встретившая его хрустом ломающихся костей. Он лежал на ней, ощущая, как расползается под ним пахнущее железом липкое озеро, как легкие наполняются пенящейся кровью из-за пробивших их ребер.

Боли, как всегда, не было. Акробат пытался сказать зевакам, что все в порядке, сейчас он поднимется и продолжит, но не смог. Забыл слова. А зрители смотрели на него с улыбками, им нравилось, как жизнь медленно покидает его, как немеют пальцы, как сердце заполняет пустота.

И у всех у них были лица Хенрина. Безучастные. Жестокие. И мертвые.

Тэо резко распахнул глаза, просыпаясь, и несколько минут лежал, слушая, как панически стучит сердце. Глухо и быстро. Точно у пойманной в силки пташки. Словно чужое. Не его.

Акробат провел языком по сухим, потрескавшимся губам, нахмурился, пытаясь понять, где он и что, собственно говоря, произошло. Последнее оставшееся в его памяти – проскакавший мимо всадник, дорога, боль в спине, отдающая в левую руку, и закружившееся небо.

Сейчас перед его глазами был низкий потолок из потемневшего дерева. Вокруг все тихо скрипело и стонало, незажженный фонарь раскачивался из стороны в сторону, так что нетрудно было догадаться, что он находится на корабле.

Оставалось лишь выяснить, каким образом он сюда попал. Часть трюма, приспособленная для жилья, хоть и пустая, но тесная, пропахшая застарелым потом и овчиной. Он отметил, что голова кружится, и постоял несколько минут, привыкая. Потянулся, чувствуя, как окаменели мышцы, потеряли свою эластичность из-за вынужденного покоя.

– Сколько же я проспал? – пробормотал канатоходец. По ощущению выходило, что не один день.

По узкому, скрипучему трапу Тэо выбрался на палубу, щурясь после полумрака. И задохнулся от холодного свежего ветра, прыгнувшего ему прямо в лицо. Было пасмурно, и низкие облака казались свинцовыми, вот-вот готовыми упасть в волнующееся море.

Корабль был совсем небольшим и старым. Одна мачта с широким, серым и уже порядком обтрепанным парусом. С ним управлялись двое пожилых матросов, споро и ловко, а еще один, жующий табак, стоял на корме, удерживая под мышкой румпель.

– Очнулся, ты ж гляди, – сказал ему ближайший моряк без намека на улыбку, но не зло. – Силен ты спать, парень. Три дня провалялся в трюме, точно дохлая скумбрия. Крепко тебя побили.

– Побили? – недоумевающе нахмурился Тэо.

– Я же говорю – крепко приложили, раз не помнишь. Иди, мать порадуй.

Акробат посмотрел на носовую часть палубы, немного удивившись старой знакомой. Женщина, ничуть не боясь холодного ветра, сидела на маленькой бочке и смотрела на далекий, едва видимый в дымке, темный скалистый берег.

– Мать? – Он остановился рядом с ней.

Холодные голубые глаза цепко впились в него. Несколько мгновений внимательно изучали. Затем сойка выплюнула в воду камушек, который до этого держала во рту.

– А что? Ты вполне мог бы быть моим сыном. Наше родство показалось мне лучшим способом протащить тебя на это корыто. Меньше вопросов, меньше внимания. Ты чем-то недоволен, сынок?

Тот хмыкнул:

– Тебя я ожидал увидеть в последнюю очередь.

– Спасибо за откровенность, мальчик.

– В том смысле, что вроде мы не поладили. Что произошло? И как, в конце концов, тебя зовут?

Она достала из сумки линялый голубой шарф из толстой шерсти, обмотала им шею и, что-то решив для себя, ответила, всем видом показывая, что делает ему немыслимое одолжение:

– Лавиани. Но лучше, чтобы ты называл меня матерью, пока мы не сойдем на берег и не разбежимся в разные стороны. А до произошедшего… С тобой случилась неприятность.

Он вздохнул, сел рядом и увидел, что та чуть отодвинулась от него, недовольно поджав губы. Тэо решил, что его общество ей неприятно, но на этот раз не считал нужным быть вежливым, пока не добьется ответов.

– Звучит весьма неопределенно. Могу ли я услышать подробности?

– Ну, если подробнее, ты грохнулся на той дороге. У тебя случился припадок. Представь себе, мне пришлось с тобой повозиться. Хотя я уже жалею, что не оставила тебя там.

Акробат нахмурился еще сильнее и только теперь почувствовал, что в его животе образовалась огромная дыра, в которую кто-то попеременно тыкал острыми кинжалами.

– Страшно хочется есть.

– В трюме, рядом с твоей лежанкой наши припасы. Ешь аккуратно.

Он нашел флягу с водой и несколько копченых сардин, затем вернулся к Лавиани.

– Обязательно жрать здесь? – возмутилась та.

– Сэкономим нам обоим время. Я ем, ты рассказываешь.

Жевал Пружина медленно и тщательно, часто запивая водой, но все равно ощущал, что пища, словно острые булыжники, скатывается по его пищеводу в желудок. Его спутница проигнорировала предложение говорить и следила за акробатом с пристальным любопытством. Тэо, привыкший находиться на глазах у публики, на этот раз чувствовал себя не в своей тарелке.

– Я никогда не болел… подобным образом. Ты говоришь, припадок?

Лавиани пожала плечами:

– Неудивительно. Хотя я не назвала бы это болезнью. У тебя знак той стороны на левой лопатке.

Она произнесла это столь просто и буднично, что он не сразу понял смысл слов. Перестал жевать и на всякий случай переспросил:

– Что?

– Знак той стороны, – по слогам произнесла женщина, видя, как недоверчиво хмурятся его брови.

– Водоворот?

– Угу. – Лавиани отвернулась и вновь начала смотреть на далекий, медленно плывущий мимо них берег.

Тэо, обдумав эту информацию, не удовлетворился услышанным:

– Ты шутишь?

Сойка ткнула пальцем на свое суровое лицо:

– По мне заметно, что я зарабатываю на жизнь тем, что разыгрываю других людей?

Вопрос был риторический. С таким же выражением она могла бы сказать «доброе утро, кстати говоря, сегодня вы умрете». Так что акробат, все еще испытывающий недоверие, веско произнес:

– Я люблю сказки…

– Тогда чем ты быстрее поймешь, что это не сказки, а реальность, тем будет лучше! – жестко отрезала Лавиани. – Я бы дала тебе зеркальце, будь оно на этой посудине. Но его нет. И хорошо. Если моряки увидят метку, тебе привяжут к ногам якорь и сбросят к уинам. И что-то я не чувствую в себе особого желания спасать тебя в третий раз.

– Но… как? Откуда?

– Это ты мне скажи, мальчик. Я прямо извелась от любопытства.

Он на мгновение прикрыл глаза, вспоминая события после гибели Хенрина и боль в спине, которую сперва принимал за комариные укусы:

– Ладно. Знак той стороны. Чем мне это грозит?

– О как! – Он смог ее удивить. – Резко прыгнул, парень. От недоверия сразу к оценке последствий. А где же страх? Страдания? Вопли о том, за что Шестеро тебе послали эту участь?

– Я не из пугливых. Предпочитаю сразу перейти к решению проблемы.

Она хмыкнула:

– А ты забавный, циркач. Конечно, не настолько, чтобы я долго терпела твое присутствие, но все же… Чем тебе это грозит, я понятия не имею. Я всего лишь вытащила тебя с того света с помощью разных травок. Но они не избавят тебя от печати. Та, кстати, пустила отростки.

– Отростки? – не понял он.

– Разрастание капиллярной ткани. – Ее не смутило, что он не понял слова. – Я так думаю. Хотя это не слишком похоже на сосуды. Больше на татуировку. Иногда такую штуку называют знаком асторэ. И вот от него начал ползти отросток в сторону твоего левого плеча. Во всяком случае, так было вчера. Насколько он продвинулся за сегодня, не знаю. Слышал о пустых? На юге их еще называют леворукими.

– Слышал, – мрачно отозвался Тэо. – Та сторона захватывает людей, превращает их в чудовищ, съедает изнутри, уничтожая память и личность. Делая пустыми. В Соланке говорят, что они притягивают тьму через левую длань.

– Ага. Поэтому таувины сразу рубили руку таким, как ты. А лучше тут же и голову. Дохлый урод – меньше забот.

– Вот спасибо.

Сойка посмотрела на него с осуждением:

– Ты желал бы, чтобы я тебе сочувствовала и говорила, что все отлично? Ну хочешь, могу попробовать всплакнуть у тебя на плече и посетовать на несправедливость жизни. Я в этом специалист. Только, боюсь, это вряд ли кому-нибудь из нас поможет.

– Не надо мочить слезами мою рубашку. Она и без того грязная. Мне повезло, что ты не таувин.

Пружина не понял, отчего она рассмеялась. На этот раз искренне и весело.

– На самом деле сперва я подумывала отрезать тебе руку. Что ты на меня так смотришь? Думаешь, я испытывала удовольствие от соседства с пустым?

– Я не пустой.

– Пока не пустой. Это очень важное уточнение, мальчик. Ну так вот. Была у меня мыслишка оттяпать твою клешню по плечевому суставу. Но потом я представила, как ты приходишь в себя и начинаешь орать… В общем, отложила нож. Не терплю, когда рядом кто-нибудь орет. Голова после болит целый день.

– Да восславится твоя больная голова на веки вечные, – пробормотал Тэо, представляя ужасную жизнь, в которой у него отсутствует часть тела. – Хорошо. Вернемся чуть назад. До твоих терзаний, стоит ли меня резать или лучше все оставить на милость Шестерых. Тебе удалось меня спасти.

– Ну да. Я это иногда практикую, лечение страждущих и убогих, – скромно призналась та. – Ты вроде собирался отправиться на ту сторону. Но я пока задержала тебя в нашем мире. На какое-то время.

– Спасибо, – теперь искренне произнес он.

– Не за что меня благодарить! – Она не выглядела довольной. – Это всего лишь дурное любопытство. Пустых не появлялось лет четыреста. Мне просто интересно, к чему это приведет. Как будет проходить процесс. И как это скажется на твоем организме.

Тэо вздохнул:

– Ты точно не ученая из Каренского университета?

– Я-то? Очень даже может быть.

– Если ты поставила меня на ноги, то можешь и вылечить.

Лавиани в раздражении закатила глаза:

– Мальчик, послушай меня внимательно. Я вроде говорю с тобой на одном языке. И вроде несколько минут уже как сказала, что ты на половине пути к тому, чтобы стать пустым. Пустых не лечат. Их убивают. Убить такого, как ты, я худо-бедно смогу. Но вылечить… Не знаю способа избавить человека от знака той стороны. Старуха, которую ты видишь, всего лишь поколдовала над обычными травами, которые заставили твой мозг проснуться. И на этом все.

– И что будет дальше?

– Рыба полосатая! – вспылила сойка. – Станешь пустым, если не сдохнешь раньше! А вообще, это ты у нас любишь сказки. Вот и расскажи.

Он почесал щеку, с удивлением отмечая, что та уже заросла щетиной.

– Ничего хорошего. Иначе бы таувины не убивали людей с метками.

– Встреча с рыцарем света тебе не грозит. Их давно нет.

– Мне что-то не легче.

– Сочувствую. – В ее холодном голосе сочувствия не было и на медную монетку.

– Пока во мне нет никакой тьмы.

– Интересно, как ты это понял? Знак асторэ….

– Последние асторэ погибли после Катаклизма.

Лавиани посмотрела на него с насмешкой:

– Это мы так считаем. Быть может, они всегда с нами, ходят рядом, а мы просто об этом не знаем. Как их от людей-то отличить? – Она вздохнула. – Ладно. Давай серьезно. С тобой все относительно хорошо. Ты пока на ногах. Но я не знаю, как долго это продлится. Не будем полагаться на легенды, где из человека лезут потусторонние чудовища, а сам он больше похож на призрака. Вряд ли ты перевоплотишься в жабоголового великана и сожрешь деревню, или что там еще говорят о пустых? Все гораздо прозаичнее. Думаю, в один из дней ты всего лишь упадешь и умрешь. Просто и обыденно. Как тысячи других людей на земле.

– Не собирался я в могилу так скоро.

– У меня есть предположение, кто смог бы тебе помочь. Раньше с такими вещами легко справлялись эйвы.

Тэо негромко рассмеялся:

– Еще одна сказка. Эйвов никто не видел со времен начала Войны Гнева. Они ушли в свои леса и с тех пор не показывались людям на глаза. Многие считают, что эйвы умерли, когда Тион, последний великий волшебник, отказался от своего дара, чтобы не дать темной стороне захватить его. С последним волшебником исчезла и последняя часть светлой магии асторэ. А эйвы жили ею. Ты предлагаешь мне поехать к границам Лоскутного королевства и начать бродить по Туманному лесу в надежде найти миф?

– Печать той стороны тоже считают выдумкой. И вместе с тем она прекрасно чувствует себя у тебя на спине.

– Железный аргумент, – не стал спорить он. – Но и до Лоскутного королевства и до Нейкской марки, где еще растут леса эйвов, два месяца пути. Возможно, я просто не успею туда доехать. Не говоря уже о том, чтобы найти того, кого не могли найти сотни других за тысячу лет.

Лавиани согласно кивнула:

– Значит, мы думаем одинаково. Время уж точно не твое богатство. Поэтому твой единственный шанс – попытать счастья у указывающих путь.

– Некроманты? – нахмурился тот.

Лавиани тут же окрысилась:

– Ты одной ногой на той стороне, но чего-то выбираешь?! Совсем придурок?! У них есть дар спасать живых от мертвых! И сейчас нет ничего общего с теми, кто когда-то воевал против Единого королевства на стороне шауттов и мэлгов. Я родилась на Летосе и знаю, о чем говорю. Указывающие – единственные стоящие между живыми и ночью, наполненной синими огнями. Больше не к кому обратиться. Они – те, кто обладает жалкой частичкой магии прошлого.

– Я слышал о придворных волшебниках герцогов.

– Шарлатаны! – скривилась сойка, вспомнив придурка, который как-то попытался ее остановить. – Жалкие фокусники, вот каково их настоящие занятие, мальчик. Их держат при дворе, как комнатных собачек. Дань моде, ничего более. Они так же «всеведущи» в магии, как гадалки, что работают в ваших цирках. И тебя к этим ловкачам даже на порог не пустят. Они заняты тем, что прописывают слабительное благородным господам. А указывающие рядом, они общаются с тем, что не подвластно обычным людям вроде нас с тобой. Потомки некромантов вполне могут знать ответы на вопросы и если не помочь, то хотя бы дать тебе полезный совет.

Это предложение Тэо не нравилось совершенно. Он разное слышал о людях, сражающихся с заблудившимися. В основном темные истории. На материке их не любили и считали, что если общаться с ними, то обязательно случится что-нибудь плохое.

Лавиани правильно расценила его сомнения:

– Уже особо нечего опасаться, мальчик. Хуже, чем то, что с тобой случилось, еще придумать надо суметь.

– И все же – нет.

На ее лице появилось раздражение.

– Как знаешь. Хочешь сдохнуть – ничего не имею против. Я по твоей смерти точно плакать не буду.

– Приплывем в Дарию, доберусь до Карена и что-нибудь придумаю.

– Кто сказал, что мы плывем в Дарию? – Ее невинный вопрос поставил его в тупик.

– До Давора довольно далеко на такой лодке. Неужели ты хочешь сказать, что мы движемся в Тараш?

– С чего бы мне туда плыть? – Она ткнула пальцем в далекую землю. – Это, к твоему сведению, Летос.

Он тихо спросил, и она впервые услышала в его голосе угрозу:

– Какого Скованного я забыл там?

– Ты меня совсем не слушаешь. Потому что тебе стоит поговорить с кем-нибудь из указывающих. К тому же ты валялся при смерти, но это не означает, что я должна была торчать в Пограничном, дожидаясь твоего возвращения из мира снов. У меня, знаешь ли, есть свои дела, куда более важные, чем сидеть возле твоего одра. – Лавиани начала злиться. – Хотя, возможно, мне и вправду не стоило тащить тебя на корабль и оплачивать твой проезд. Следовало оставить в том дырявом сарае на милость судьбы. Уверена, ты был бы более счастлив, чем теперь!

Он вздохнул, признавая свою вину:

– Извини. Ты поступила правильно.

Она беззвучно хлопнула в ладоши:

– Умение признавать свои ошибки дорогого стоит, циркач. Но мне плевать на твои извинения. Когда доплывем до Нимада, можешь отправляться назад.

– Нимад? Но он довольно далеко. На севере герцогства.

– И на самом крупном из островов. Будем там через три дня.

– А раньше пристать к берегу не получится?

Лавиани скривилась:

– Ну, попробуй уломать капитана. Насколько мне известно, материковые жители не слишком любят устраивать стоянки на этих островах.

После этого она отвернулась, показывая, что беседа окончена.

Акробат действительно попытался поговорить с моряками, и те конечно же отказали. Как и предрекла Лавиани.

Капитан посмотрел на Тэо, точно на психа:

– Мы уже проплыли Арант, парень. В других местах мне останавливаться не резон. Следует спешить. Скоро начнутся шторма. Летос – не самое гостеприимное место на земле.

Пружина не стал настаивать.

Лавиани больше с ним не разговаривала, держалась отстраненно, все время проводя на носу корабля и глядя в море. Ее, как и его, совершенно не волновала качка.

Теперь Тэо знал, что за зуд то и дело возникает у него в спине и почему порой немеет рука. Он верил своей невольной спутнице, но все же улучил момент и, когда остался в трюме один, достал из сумки маленькое квадратное зеркальце, которое использовал для нанесения грима. Вторым зеркалом выступил металлический бок котелка. Довольно тусклый и поцарапанный, но его было вполне достаточно для того, чтобы увидеть, что слова Лавиани правда.

Даже сейчас он не испытал страха. Тэо давно привык не бояться, а может быть, просто не умел. Человек, рискующий жизнью, балансируя на канате над пропастью, свыкается с мыслью, что может умереть в любую минуту.

На следующий день он развлек матросов жонглированием, для чего взял в руки пять больших и довольно тяжелых рыбацких буйков. Начал с простого каскада, затем стал подбрасывать их выше, перекидывая через локти, а потом пробрасывая за спиной, все больше и больше убыстряя темп. Ветер и качающаяся палуба служили помехой, но не для него. Они все следили за ним, даже Лавиани, в кои-то веки отвернувшаяся от моря.

– Ты вовремя свалил, парень, – сказал наконец ему капитан. – Тебя искали какие-то люди. Небось хотели добавить на орехи на прощанье. Сулили золотую марку, если кто укажет, где ты прячешься.

Он лишь пожал плечами и улыбнулся, постаравшись перевести разговор на другую тему. К обеду моряки уже были его лучшими друзьями и смеялись над историями, которые пассажир знал в большом количестве. Он тоже смеялся, но на душе было нерадостно.

Тэо думал о ночи, когда огонь загорелся синим. Он не знал, что пробудилось в статуэтке Арилы, откуда оно пришло и чего хотело, и не желал этого знать. Но первую боль в спине прекрасно помнил. Он рассказал о своих догадках Лавиани, и та конечно же ответила в своем стиле:

– А на первый взгляд дураком ты не выглядишь.

– В смысле?

Ее взгляд просто источал раздражение, словно маленький ребенок приставал к ней с вопросами, ответ на которые был очевиден.

– Какого Скованного доставать из земли то, что в ней оставили? Говорят, в Муте покойники живы, пока их не закопаешь. Вот ты такого откопал и сам во всем виноват. Не знаю, кого вы там призвали, самих асторэ или всего лишь шауттов, но за глупость тебе придется расплачиваться жизнью. А теперь отстань от меня, циркач. Мое настроение дурное с самого утра. Надо же было показать этим олухам, что ты умеешь жонглировать. Капитан не идиот и сразу понял, что разыскивали именно тебя.

– Ты не предупредила, что мы скрываемся, и они знают, что меня ищут.

– А то тебе не было известно еще в день нашей первой встречи, что тебя ищут по всему свету и за твою голову назначена награда! – насмешливо процедила Лавиани. – Ты сглупил. Хоть и не имеешь права на подобную глупость. Так что отвали и не попадайся мне на глаза хотя бы до вечера. Очень тебя прошу.

Он счел за лучшее поступить так, как она хотела, и отправился спать под усилившуюся качку. Ночью ему снова снились кошмары. Арила в мольбе протягивала к нему руки, а по ее обнаженной груди текла кровь из маленькой ранки под ключицей. Она казалась черной из-за того, что свечи в комнате горели синим пламенем.

Следующим утром он нашел Лавиани на палубе, на том же месте, где оставил ее вчера. Женщина сидела в той же позе, что и прошлым вечером, вглядываясь в густой туман, повисший над волнующейся водой. Услышав его шаги, она не обернулась, лишь буркнула:

– Как спалось?

– Не слишком хорошо, – признался тот. – А тебе?

– Тебя не это должно беспокоить. Садись, поворачивайся ко мне спиной и задирай рубашку.

Он увидел в ее руках небольшую емкость с темно-желтым кремом.