Текст книги "Старая барыня"

– Пошел, пошел в свое место, господа здесь, – проговорила Грачиха.

Охотник обвел избу своими воспаленными глазами и остановил их на мне; потом, приложив руку к фуражке, проговорил:

– Честь имею явиться: гусарского Ермаланского полка рядовой! Здравствуйте, дедушка и бабушка! – прибавил он и потом опустился на лавку около старушки, схватил ее за руку и поцеловал; при этом у него навернулись слезы.

– Дедушка у меня умная голова – министр! Дедушка мой министр! – говорил, хватая себя за голову и с какой-то озлобленной улыбкой, гуляка. – Вы дурак, хозяин мой, подай торбан[3]3
  Торбан – украинский музыкальный инструмент, имеющий около трех десятков струн.


[Закрыть], – продолжал он и, тотчас же обратившись ко мне, присовокупил: – Позвольте мне поиграть на торбане.

Клинообразный мужик стоял в недоумении.

– Пошел! Марш! – крикнул охотник.

Хозяин ушел.

– Дедушка мой, министр, изволил приказанье отдать, чтоб быть ему по торговой части: «Галстуки, платки, помада самолучшие; пожалуйте сюда, господин, сделайте милость, пожалуйте сюда!» – говорил охотник, встав и представляя, как купцы зазывают в лавку, – плутовать, народ, значит, обманывать, – не хочу! Володька Топорков пьяница, но плутом вот этаким не бывал, – воскликнул он, указывая одною рукою на дедушку, а другой на возвращающегося хозяина, который смиренно подал ему торбан. – Мы у Мясницких ворот в трактире жили, – продолжал он, – там наверху, в собачьей конуре, ничего – играть можем, а уж плутовать не станем, – шалишь! А сыграть – сыграем, – заключил он и действительно взял несколько ловких аккордов, а потом, пожимая плечами, запел осиплым голосом:

 
Куманек, побывай у меня,
Разголубчик, побывай у меня!
Что ж такое, побывать у тебя,
У тебя, кума, вороты скрипучи,
Скрипучи, пучи, пучи, пучи, пучи
 

– Ну, паря, хороша песня, эку выучил! У нас пьяный мужик лучше того споет, – отозвалась Грачиха.

– Погоди, постой, слушай – произнес мрачно Топорков и потом опять, сделав несколько аккордов, запел:

 
Из Москвы я прибыл в Питер,
Все по собственным делам,
Шел по Невскому проспекту
Сам с перчаткой рассуждал,
Что за чудная столица,
Расприкрасный Питембург.
 

– Хорошо? – спросил Топорков, остановясь.

– Нет, и это нехорошо, на балалайке хорошо играешь, а поешь нескладно! – отвечала Грачиха.

– Постой, садись около меня, – проговорил гуляка и, взяв Грачиху за руку, посадил рядом с собой. – Слушай, – произнес он и начал заунывным тоном:

 
Туманы седые плывут
К облакам,
Пастушки младые спешат
К пастушкам.[4]4
  Туманы седые плывут – третья строфа приписываемого А.С.Пушкину стихотворения «Вишня».


[Закрыть]
 

Но эта песня уж, кажется, и самому Топоркову не понравилась; по крайней мере он встал, подал с пренебрежением торбан хозяину и, обратившись ко мне, сказал:

– Позвольте на тиатре разыграть?

И потом, не дожидаясь ответа, снова встал в позу трагиков и начал:

 
Спи, стая псов!
Спи сном непробудным до страшного суда,
Тогда воскресни и прямо в ад, изменники,
И бог на русскую державу ополчился!
Он попустил холопей нечестивых
Торжествовать над русскою землей.
 

Говоря последние слова, Топорков опять указал на деда своего и на хозяина.

– Эк его благует, словно леший, – заметила Грачиха, покачав только головой.

Топорков посмотрел на нее мрачно, опустился на скамейку около бабушки и положил к ней голову на плечо, потом, как бы вспомнив что-то, ударил себя по лбу и проговорил, как бы больше сам с собой:

– Где мои деньги? Кто мне смеет водки не давать?

– Батюшка, Володюшка, тебе вредно, – говорила старуха, приглаживая растрепанные волосы внука. – Деньги твои у меня, да я тебе не даю, тебе на службе пригодятся.

– Бабушка! Не у тебя деньги! – воскликнул Топорков. – Я знаю, у кого деньги, ну, бог с ним! Меня продали, бог с ним. Иосифа братья тоже продали, бог с ним. Не надо мне денег! – заключил гуляка и потом, ударив себя в грудь, запел:

 
Русской грудью и душою
Служит богу и царям.
Кроток в мире, но средь бою
Страшен, пагубен врагам.
 

Оглушенный этим пением и монологами, я, впрочем, не переставал глядеть на слепца. Ни мои расспросы, ни колкие намеки Грачихи, ничто не могло так поколебать его спокойствия, как безобразие внука. С каждой минутой он начинал более и более дрожать и потом вдруг встал, засунул дрожащую руку за пазуху, вытащил оттуда бумажник и, бросив его на стол, проговорил своим ровным тоном:

– Нате, возьмите ваши деньги!.. Алена Игнатьевна, уведите меня отсюда куда-нибудь, уведите, – проговорил он умаляющим голосом.

– Будто? – произнес с насмешкою внук.

Старик ничего ему не ответил и, не ощупав даже палкою, перешагнул через скамью и быстро пошел по избе. Алена Игнатьевна последовала за мужем.

– Покойной ночи, королева! – проговорил им вслед Топорков.

Грачиха с своей неизменной правдой начала тотчас же бранить его.

– Пошто, пес, дедушек обижаешь и печалишь? Балда, балда и есть, не даст тебе бог счастья и в службе, коли стариков не почитаешь, пьяный дурак!

Топорков слушал ее, понурив голову.

– Деньги вы возьмете или мне прибрать прикажете? – спросил клинобородый хозяин.

– Сам приберу, – проговорил Топорков и спрятал бумажник в карман. – Иосифа братья продали, а я эти деньги бабушке отдам. Хозяин-дурак, пойдем, куда сказано.

– Пойдемте-с, – проговорил смиренно мужик, и они ушли. Я тоже ушел в свою комнату. Из-за дощаной перегородки в соседнем нумере слышались, вместо крикливых возгласов гуляки, истовые слова молившегося старика: «Боже, милостив буди мне грешному! Боже, очисти грехи мои и помилуй!»

И затем все смолкнуло, и только по временам долетал до меня голос бранящейся или просто разговаривающей Грачихи с подъехавшими мужиками-обозниками. Через четверть часа заложили моих лошадей, и Грачиха содрала с меня денег сколько только могла, и когда я ей заметил:

– Старая, много берешь.

– Полно-ка, полно, много берешь, ишь во каких енотах ходишь, а я вон целый век в полушубчишке бегаю. Много с него взяла, – отвечала она и, впрочем, усадила меня с почтением в сани, а когда я поехал, она только что не перекрестила меня вслед.

Примечания

Впервые рассказ появился в журнале «Библиотека для чтения» (1857, No 2). Был закончен 1 января 1857 года. В дальнейшем текст произведения значительной доработке не подвергался.

Чернышевский считал рассказ превосходным. «Старая барыня» принадлежит к лучшим произведениям талантливого автора, а по художественной отделке эта повесть, бесспорно, выше всего, что доселе издано г. Писемским».[5]5
  Н.Г.Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. IV. М., 1948, стр. 722.


[Закрыть]

В настоящем издании рассказ печатается по тексту: «Сочинения А.Ф.Писемского», издание Ф.Стелловского, СПб, 1861 г., с исправлениями по предшествующим изданиям, частично – по посмертным «Полным собраниям сочинений» и рукописям.