Текст книги "Атаманова казна"

Золотой обоз

Грузовик к пасеке подгонять Туманов не стал, вчетвером загнали его в близлежащий лесной овражек и замаскировали, закидав ветками. Следы шин грузовика на лесной дороге тщательно замели и уничтожили. Проверив телеги, которые раздобыли исполнительные казаки, сообща пришли к выводу, что придется качественно ремонтировать упряжь и усиливать подвижной состав: железные обода колес перековать на более широкие, пару ступиц заменить, борта усилить железными стяжками и заготовить ремкомплект на марш. Этим и занялась команда. К автомобилю выставили караул.

Решение выдвигаться в обратный путь конным обозом было взвешенным – Туманов уважал профессионализм контрразведки Комуча и банковского контроля и был уверен, что железная дорога и водный путь будут взяты под усиленный контроль на предмет обнаружения груза пропавших ценностей уже к исходу вторых или третьих суток. А по маршруту следования все вагоны и суда из Казани будут проверять не раз и не два, так что наиболее осуществимым был вариант с конным обозом, которому не нужны магистральные пути. Для этого следовало обеспечить прикрытие груза документами и предпринять отвлекающий внимание манёвр. Поэтому утром следующего дня, 7 августа, Туманов вернулся в Казань.

В городе затихали уличные бои и перестрелки. Победители проводили зачистки и ревизию захваченных трофеев, побежденные, кто не успел уйти, прятались и пытались выскользнуть из города. Население центра в основном встречало Народную армию благожелательно, рабочие окраины были в трауре. Всё как обычно, в общем.

Ближе к полудню, разыскав в здании бывшего Восточного фронта штаб отряда Каппеля, Туманов с трудом добился встречи с ним, поздравил с одержанной викторией и запросил отношения на получение из захваченных военных складов Восточного фронта большевиков партии оружия для Оренбургского казачьего войска и отправку его железной дорогой.

– Серж, откровенно говоря, мне сейчас не до подобных негоций. – Каппель улыбнулся настойчивости и упрямству Туманова.

– Владимир Оскарович, позволю себе пояснить, ибо дело отлагательств не терпит: трудности снабжения оренбуржцев известны, каждый день на счету, а процедура переучёта трофеев и передача их Комучу, тем более в последующем получение оттуда чего-либо, займет не одну неделю. Сейчас же получить необходимое проще всего, и я не прошу многого: сотню-другую ящиков с винтовками, патроны и вагон до Екатеринбурга. – Туманов скромно посмотрел в глаза Каппеля.

– Что ж, пользуйся щедростью победителя[26]26
  Уличные бои продолжались всю ночь и утро, и лишь к полудню 7 августа Казань полностью перешла под контроль белых. Каппель телеграфировал в Самару: «После двухдневного боя 7 августа частями Самарского отряда Народной армии и чехословаками совместно с нашей боевой флотилией Казань взята. Трофеи не поддаются подсчёту, захвачен золотой запас России, 650 миллионов. Потери моего отряда – 25 человек, войска вели себя прекрасно».


[Закрыть], – засмеялся тот. – Мокей Мартынович, оформи ему, что требует, – крикнул он начальнику штаба через дверь и пожал руку Туманову. – Удачи тебе, Серж.

Не мешкая Туманов оформил отношение у начальника штаба отряда, Генерального штаба штабс-капитана Максимова[27]27
  Мокей Мартынович Максимов (? – 1919 г., берег р. Белая) – белый офицер, участник Гражданской войны. Генерального штаба штабс-капитан.
  Летом 1918 г., после занятия Самары частями Чехословацкого корпуса и начала формирования Народной армии, служил начальником штаба 1-й добровольческой Самарской дружины (350 человек, сводный пехотный батальон капитана Бузкова (2 роты, 90 штыков), эскадрон конницы (45 сабель) штабс-ротмистра Стафиевского, Волжская конная батарея капитана Вырыпаева (при 2 орудиях и 150 человек прислуги), конная разведка, подрывная команда и хозяйственная часть) Генерального штаба подполковника В. О. Каппеля. В середине августа 1918 г. исполнял должность начальника штаба подчинённой В. О. Каппелю бригады Народной армии.


[Закрыть] и направился на военные склады. На крыльце штаба столкнулся с Клепиновым и Балуевым, которые вместе с Фортунатовым только что были в банке.

– Рады вас видеть, господин штабс-капитан. – Клепинов, будучи в штатском, кивнул, а Балуев кинул руку к козырьку фуражки.

– С викторией, господа, – ответно отсалютовал приветствием Туманов. – Надеюсь, потери не велики?

– Ерунда, Сергей Аркадьевич. А вот добыча такая, что любые жертвы оправданны. Мы прямо из банка. Вы не поверите, золотой запас России в наших руках!

– Невероятно! Не догадался поздравить Владимира Оскаровича. Встретимся вечером и отметим, господа, сейчас прошу извинить – спешу. Честь имею!

Прибыв на склады, которые были уже под охраной Народной армии, но пока без должного интендантского управления, он оформил отпуск 150 ящиков винтовок Мосина у бледного и не смеющего возражать, кладовщика. Не откладывая, организовал погрузку на три складских автомобиля, пригрозив арестом за вредительство недовольно ворчащим водителям, и вывез весь груз на железнодорожную станцию. Там отыскал начальника станции, смирно сидящего у себя в кабинете под присмотром караула, и, предъявив отношение, потребовал вагон до Екатеринбурга, куда в отсутствии альтернативных маршрутов решил направить груз, дальше его переправят по предназначению.

Начальник станции, посмотрев на предъявленные бумаги, распорядился, и вагон нашелся быстро. Погрузку Туманов организовал там же, подсобников на вокзале было в достатке. Выгрузил два автомобиля и отправил их обратно вместе с водителем третьего, пообещав последнему вернуть грузовик лично, в целости и сохранности. С третьей машины он сгрузил семнадцать ящиков, а содержимое еще тридцати выгрузил в вагон завернув в брезент, оставив ящики в кузове. Опломбировав вагон и передав под охрану, он уточнил время отправления состава и после этого от начальника станции телеграфировал в Оренбург Дутову: «Груз получен. Сергеев»[28]28
  25 июля Дутов был произведен Комучем в генерал-майоры, но похоже, что уже через несколько дней руководители Комитета об этом пожалели.
  Дутов прибыл в Омск 26 июля и вечером того же дня был принят в Совете министров; состоялась его первая встреча с председателем Совета министров Временного сибирского правительства П. В. Вологодским. Вслед за Дутовым в Омск прибыл товарищ председателя Комуча и управляющий ведомством финансов И. М. Брушвит.
  12 августа Дутов на фоне развивавшегося конфликта с Комучем пошел на беспрецедентный шаг – автономизацию территории войска, значительно укреплявшую его позиции как атамана. Автономизация делала Дутова более независимым в конфликте и переговорах с Комучем. Тем не менее зависимость от Самары в снабжении боеприпасами и продовольствием не позволяла Дутову полностью порвать с Комучем. Вследствие доклада Брушвита, видимо, уже 13 августа в Оренбург была отправлена телеграмма Самары о лишении Дутова всех полномочий Комуча.


[Закрыть]. После этого сел за баранку грузовика и выехал на пасеку.

Там все оружейные ящики с кузова были выгружены, и он, отогнав грузовик на склады, вернулся на базу уже в темноте. Итогом дня Туманов был доволен: внимание возможного следствия и расследования будет отвлечено полученным и отправленным грузом, пусть проверяют; на сам обоз теперь имелись документы с грузом оружия, имелась тара, в которую предстояло перегрузить содержимое банковских ящиков; и три ящика с винтовками для демонстрации при необходимости. С Клепиновым он вечером так и не встретился, времени на застолье уже не оставалось.

А Клепинов и Балуев тем вечером были заняты вовсе не застольем. Получив от Фортунатова, как представителя Комуча, мандат на право проверки охраны банка, они вторую половину дня проводили жесткий опрос всех служащих и охранной команды на предмет установления действий каждого в течение двух предшествующих суток. И выяснилось немало интересного и интригующего[29]29
  Но самое таинственное с оставшимися банковскими ценностями начало происходить в Казани во второй половине дня, когда стало понятно, что город будет сдан. Для людей, находящихся в здании банка, настали часы хаоса и искушений. Отправленные в банк комиссары и солдаты охранного отряда теперь думали о спасении своей жизни и отступлении; банковские служащие оказались наедине с тоннами золота и решали для себя, что безопаснее: оставаться на мешках с ценностями или прятаться по квартирам в городе, где по улицам стреляют солдаты враждующих сторон…
  В это время небольшая группа сотрудников банка ушла с работы. Может быть, вслед за красными, а может быть, и нет. Позже подчиненные доложили Марьину, что мародеры прихватили с собой небольшую часть золотых монет из хуже охраняемой верхней кладовой. Недостачу монет затем списали на пришлых грабителей, не объясняя посторонним, куда смотрели остававшиеся на месте вооруженные банковские караульные.
  Сколько пропало золота тем вечером и кто на самом деле были эти мародеры, осталось неизвестно. Официальные банковские хроникеры говорят, что ущерб оказался «на удивление небольшим». Невозможность установить точные цифры объяснялась слабым учетом прихода золота летом 1918 года. И подсказывала другим, что в период хаоса может исчезнуть любая часть драгоценностей…


[Закрыть].

Помимо загрузки и отправки каравана автомобилей большевиков, что подтверждалось накладными и документами, 6 августа имело место происшествие, ранее невозможное вовсе: исчезновение трех бойцов охранной команды и двух служащих банка. Днём. С места службы. Обнаружил это старший наряда после того, как заступивший на пост караул не ответил на контрольный звонок по внутреннему телефонному аппарату. Прибывший ко входу в банк наряд обнаружил не запертые двери и заметил отсутствие ценностей в верхнем хранилище, количество которых уточнить на месте, без тщательной ревизии, не представилось возможным. На глазок пропало несколько мешков с золотой монетой и не установленное количество ящиков со слитками.

Список с адресами исчезнувших охранников и сотрудников немедленно раздали боевым группам Балуева, и в течение вечера и ночи все указанные и установленные адреса нахождения разыскиваемых были проверены, жители и семьи допрошены, помещения обысканы. Найти и задержать не удалось никого, но жена одного из пропавших охранников рассказала, как ее муж прибежал второго дня со службы во внеурочное время, собрал вещи и уехал на извозчике, наскоро всем объяснив, что со службы он уходит, и оставил три золотых червонца на житьё, обещав потом присылать ещё. Червонцы изъяли, а супружницу настрого предупредили о безусловном молчании, обязав непременно сообщить, ежели муж объявится.

Пока боевики отрабатывали адреса, Клепинов с Балуевым предприняли подворовый обход близстоящих к банку домов с целью узнать, не видел ли кто из жильцов что-то необычное. Не видели. Или умолчали, справедливо рассудив, что за многими знаниями воспоследуют многия скорби, а вот дворник дома напротив рассказал, как почти всю ночь, с 5-го на 6-е, в соседнем дворе простоял санитарный грузовой автомобиль и уехал ближе к полудню следующего дня. Шофёра или кого другого дворник не видел.

Осмотрев дома снаружи, Клепинов и Балуев затем облазили чердаки и во одном из домов, прямо напротив банка, обнаружили удобный для наблюдения пост, правда, ничем не указывающий на то, что им пользовались. Ну разве что петли чердачной двери были смазаны.

Не тратя больше времени на осмотры, поехали по всем медицинским учреждениям, у которых могли быть автомобили. По ночному времени медицинский персонал почти везде в основном был представлен сторожами, и в госпитале, в который наведались уже под утро, местный сторож эмоционально рассказал историю о своем пленении, третьего дня к ночи, толпой неизвестных, застращавших штурмом и угнавших санитарный грузовик, стянувших попутно в гараже халаты и пару баков из-под белья. Было их трое или пятеро, не помнит, а внешность по темному времени не углядел, так как «сильно спужался – револьвертом в харю тыкали», вот это запомнил. Начальник госпиталя, разбуженный у себя на квартире, недовольно разъяснил, что да, угнали, остался легковой форд, на котором кроме своих задниц ничего не привезти, что война – дело понятное, но врачи и больницы нужны всем, а разорять да грабить надо начинать с кого-то другого.

В общем, к утру 8 сентября картина складывалась следующая: в ночь накануне 6-го группой не меньше чем из троих неизвестных угнан санитарный грузовик, который простоял до полудня во дворах рядом с банком; утром банк отработал в обычном режиме, а после полудня исчез караул у входа в количестве трех охранников и двоих служащих верхнего хранилища; вместе с ними пропало энное количество золота в монетах и слитках; исчез санитарный грузовик со двора дома напротив. Вроде связать всё просто, но… Сгинувшим охранникам наблюдательный пост был не нужен, разве что сообщникам, которым они могли подать сигнал. Но откуда сообщники у проверенной не один раз охраны? Ещё грузовик этот…

И тут Клепинов вспомнил, что 6-го числа совсем не видел Туманова. Балуев отметил, что тоже его не видел. И где он находился во время штурма, никто не знал. В целом ерунда, им и самим в тот день было не до Туманова, но вот сопоставив всё вместе, картину рисовали весьма подозрительную, равно как и не очевидная: ну откуда у Туманова тут сообщники? Короче говоря, доложили о результатах и соображениях Фортунатову.

Тот внимательно выслушал, уточнил детали и озадачил обоих, заверив, что быть представителем Народной армии Комуча Туманову никто не поручал. Выходило, что цель его нахождения в Казани не известна, поэтому велел им аккуратно выяснить: что делал Туманов в штабе Каппеля 7-го числа после полудня, а сам поехал в банк побеседовать с директором Марьиным, вопросы к нему накопились[30]30
  Читателю важно знать, что 6–7 августа по заранее составленным спискам подполья в Казани искали большевиков и комиссаров и расстреливали их. В этой обстановке страха в кабинет управляющего явился адъютант командующего Народной армией Устякин и закатил скандал Марьину, заявив, что назначенных при большевиках управляющих новая власть не признает.
  Этот скандал, напугавший всех в банке, сказался на ходе переговоров, которые 8 августа в кабинете Марьина провели «особоуполномоченные самарского Комуча» эсеры Борис Фортунатов и Владимир Лебедев. Переговоры были многочасовыми и тайными.
  Что было произнесено в ходе них, исследователи вряд ли когда узнают, но было понятно, что у Марьина оставался единственный выход ради спасения жизни – во всем соглашаться с новыми властями. Также ясно, что именно на этих переговорах обсуждался порядок вывоза золота из Казани. И именно в эти часы эсеры детально обговорили план вывоза части ценностей к северу от Казани. Это предположение основано на событиях, которые последовали за таинственными переговорами. Больше времени на обсуждения у сторон просто не оставалось.
  А первым публичным результатом совещания стал приказ Фортунатова, который взял со стола управляющего лист бумаги и написал: «Управляющему Казанским отделением Государственного банка. Предлагаю Вам немедленно отправить в Самару пятнадцать миллионов рублей и в Симбирск пять миллионов рублей для подкрепления разменного капитала отделений Государственного банка». Собственный автограф скрепил внизу круглым оттиском личной печати.


[Закрыть].

Узнать о требовании Туманова выдать со складов оружие большого труда не составило, уже к обеду караул складов и учетчик, выдавший 150 ящиков винтовок, истово клялись всем в правильности предъявленных Тумановым бумаг и показывали, где стояли грузовики и как всё в них загружали. А водители при опросе инициативно заявили о принуждении их к поездке и подозрительно-странной задержке третьего автомобиля, хотя он был возвращён на склады и оказался в целости и сохранности.

Дальше приехали на железнодорожную станцию. Начальник станции был прямо-таки раздавлен обрушившимся на него вниманием господ боевиков и искренне сотрудничал со следствием, показав запись в журнале отношений и график отправки эшелонов, пояснив, что вагон убыл со станции в три часа ночи и сейчас находится уже где-то на пути к Сарапулу. Телеграфист услужливо предъявил господам эсерам копию отправленного Тумановым сообщения в штаб Дутова и запись об этом в своём журнале. Конфисковав оба журнала, Клепинов и Балуев вернулись в штаб, дождались Фортунатова и доложили ему о расследовании, а он решил проинформировать Каппеля.

В штабе Каппеля собранная ими информация оказалась никому не нужна, отношение к боевикам кадрового офицерства было более чем прохладным, и ощущалось кожей, как неприятно военным общаться с ними по этому поводу. А самому Фортунатову Каппель дал понять прямо, что его штаб уже занят планированием наступления на Нижний Новгород и Москву, и отвлекать своих подчиненных на сторонние вопросы он никому не позволит. Поэтому Фортунатов после беседы с директором банка полностью переключился на отправку караванов с золотом в Самару, и весь массив собранной информации просто принял к сведению, решив доложить при случае в Комуч.

Случай представился 13 августа, когда по запросу Самары о дополнительном уточнении количества отправленных ценностей Фортунатов отправил телеграфом, особым шифром, на имя товарища председателя Комуча и управляющего ведомством финансов Брушвита, сообщение о результатах проведенной проверки. Не известно, что послужило поводом для принятия решения Комучем, эта или иная информация, но тем же днём в Оренбург была отправлена телеграмма о лишении Дутова всех делегированных ему полномочий Комуча[31]31
  Дутов прибыл в Омск 26 июля и вечером того же дня был принят в Совете министров, состоялась его первая встреча с председателем Совета министров Временного сибирского правительства П. В. Вологодским. Вслед за Дутовым в Омск прибыл товарищ председателя Комуча и управляющий ведомством финансов И. М. Брушвит.
  12 августа Дутов на фоне развивавшегося конфликта с Комучем пошел на беспрецедентный шаг – автономизацию территории войска, значительно укреплявшую его позиции как атамана. Автономизация делала Дутова более независимым в конфликте и переговорах с Комучем. Тем не менее зависимость от Самары в снабжении боеприпасами и продовольствием не позволяла Дутову полностью порвать с Комучем.
  Вследствие доклада Брушвита, видимо, уже 13 августа в Оренбург была отправлена телеграмма Самары о лишении Дутова всех полномочий Комуча.


[Закрыть].

Пока же телеграфировали в Сарапул о встрече и досмотре на станции вагона, отправленного Тумановым. Вагон досмотрели. Но кроме отсутствия 3 ящиков с винтовками никаких несоответствий документам обнаружено не было. Разве что часть винтовок перевозилась россыпью, укрытая брезентом. Списали недостающее на воровство и отсутствие охраны, и вагон убыл дальше в Екатеринбург.

Угнанный грузовик с похищенным добром приписали пропавшим охранникам и персоналу банка. В караул они заступали утром? Утром. Накануне ночью угнать санитарный грузовик могли? Могли. И было их трое, или пятеро. В общем, боевые группы эсеров принялись разыскивать их, выставив досмотровые пикеты на пристани и дорогах из Казани. Про Туманова пока забыли, да и не появлялся он больше в Казани. Вспомнили о нем 14 августа, когда из Самары телеграф принял шифрованное сообщение главы Комуча Вольского[32]32
  https://ru.wikipedia.org/wiki/Вольский,_Владимир_Казимирович


[Закрыть] о розыске и задержании Туманова, а также о досмотре любого транспортного обоза числом более двух подвод. Устным распоряжением депешу довели всем постам на трактах, железных дорогах и переправах. Что же должно находиться в подводах разыскиваемого обоза, по понятным причинам не указали.

Марш-марш!

(8 августа 1918 года)

Все казаки были собраны в штабной избе, за исключением стоящего в дозоре Щукина. Перед началом погрузки и выдвижения обоза Туманов решил довести до казаков особенности целей и задач, стоящих перед отрядом.

– Предстоит марш, более девятисот верст, – сухо доводил он до собравшихся информацию. – Нам поручено доставить атаману в Оренбург золотой запас войсковой казны. Особенность нашего груза и обоза в том, что его будут пытаться перехватить: как части Народной армии эсеров, так и армии большевиков. Сто пудов золота – это не баран чихнул. Поэтому, – он слегка повысил голос, – нам предстоит совершить не просто марш, а рейд по территории противника. Расчётное время на движение – полтора-два месяца. Передвигаться предстоит скрытно, избегать встречи с населением и воинскими подразделениями, а при случайной встрече не оставлять свидетелей нашего передвижения.

Туманов оглядел притихших и посуровевших лицами казаков, остался удовлетворён: никто не обозначил удивления, не попытался вильнуть взглядом.

– Боестолкновения на марше неизбежны, тяжелораненых нам оставлять будет негде, и они – свидетели, которых оставлять тоже нельзя. Я вас очень прошу не подставляться без нужды. – И эту информацию казаки тоже приняли спокойно. – С этого дня мы все в рейде, до момента, пока золото не будет передано в казну войска. Сегодня день на сборы и отдых. Ночью начинаем движение. Всё.

День ушёл на перегрузку слитков и мешков с монетой в пустые оружейные ящики, крепление и пересыпку их опилками и стружкой. Вышло по десять ящиков на подводу, плюс по ящику с винтовками, сверху всё прикрыли брезентом. В каждую подводу распределили походные припасы: палатку, походный кузнечный горн, инструментарий и припасы. Пустые банковские ящики сожгли, автомобиль завалили лесом и ветками. Туманов оценил: годится, до осени простоит, потом снегом присыплет, а весной пусть себе находят.

Выступили в три часа ночи[33]33
  9 августа 1918 года.


[Закрыть]. В ста шагах впереди двигался парный дозор, затем – подводы с тремя сменными лошадьми в сопровождении трех верховых, замыкал обоз парный арьергард. Через каждый час сопровождающие подводы меняли дозорных, через каждые три часа делали часовой привал. В караул на время привалов и ночного отдыха заступали по порядку все казаки отряда, меняя друг друга через каждый час. Туманов большей частью двигался в центре обоза, проверяя время от времени службу всего его состава.

Осторожно пересекли в темноте оренбургский тракт, поначалу обкатывая режим движения, прошли западнее Борисова и с рассветом углубились в лесной массив, свернув с проселка на Отары. Скорость движения обоза вне дороги падала вдвое, тяжело груженные подводы оставляли в грунте приметную колею, лошади уставали, а на крутых подъёмах приходилось им в помощь подпрягать сменных лошадей. На привалах лошадей распрягали, поили-кормили, себе успевали сварить кашу и запарить травяные чаи, для которых по дороге запасались подножными припасами. К исходу первых суток устали все, но режим движения был отработан.

Сухая пора позволяла делать в день до 15–20 вёрст, если местность не требовала проводить предварительный осмотр маршрута. Тогда движение замедлялось еще более. Особую сложность представляли крутые спуски в долы и овражки: груженые подводы под уклон начинали толкать впряжённых лошадей перед собой, и приходилось цеплять к телегам сучкастые «волокуши» из брёвен или стопорить колеса осей продетой через спицы жердиной. Но движение было устойчивым, ничего не ломалось, лошади справлялись, погода благоприятствовала.

Пока двигались обратно маршруту, которым шли на Казань, места были узнаваемы и почти знакомы, где-то по правую руку, попутно, несла свои воды Волга, напоминая о себе густыми утренними туманами и ночной прохладой (кстати, с прохладой предстояло что-то решать, надвигалась осень), далеко по левую руку петляла полями пыльная лента оренбургского тракта, который пересекли ещё у Казани.

К исходу четвёртых суток, 12 августа, вышли к Табаеву и остановились на отдых в лесу. Впереди была открытая местность, тракт и паромная переправа через Каму. Она сейчас беспокоила Туманова более всего. Переправляться на тот берег предстояло на пароме, как и в прошлый раз, только причины теперь были иными: по-другому переправить через Каму подводы не было никакой возможности.

После того как обустроили лагерь, к переправе выслали пешую разведку: Филатова и Лисина. Вернулись разведчики не скоро и затемно. Филатов доложил Туманову:

– Командир, паром на этом берегу, под замком, охраны нет, но на том берегу парный пост, как и в прошлый раз, только нынче стоят чехи. Меняются через три часа, смена добирается с этого берега на лодке, с Епанчино. Весь караул расположен там; думаю, отделение, не меньше. Службу несут плохо, разводящего нет, на вёсла садятся двое, меняются, а после смены сдавший пост сам гребёт обратно. Крайняя смена была с полчаса назад.

Туманов с самого начала установил обращение в отряде по-фронтовому: к нему обращались «командир», что вдвое короче «вашего благородия». Сам к казакам обращался по имени или фамилии, смотря что было короче. Как водится меж казаками, друг другу не «выкали».

– Значит, времени у нас два часа. Плюс полчаса на выдвижение. Сейчас час тридцать пять. – Туманов зафиксировал время и оглядел собравшихся в тесный круг казаков. – Делаем так: Гера и Лисин верхами возвращаетесь, переправляетесь ниже по течению через реку, после следующей смены пост снимаете и ждёте нас. Сёма, – обратился он к Щукину, – возьмёшь нужное, и как вернется смена с поста, вскроешь замок парома, потом подашь сигнал Илье, а ты, – посмотрел на Суматова, – передашь уже нам. Встанешь на берегу ниже переправы за околицей, сигнал фонарём через старое голенище. Учить никого не нужно? После сигнала встречаете нас у парома и сразу начинаем переправу. Если паром не вытянет всех, верховые переправляются вплавь. После переправы паром пустить по течению. Сёма, это за тобой. Все уяснили свои действия? Вопросы есть?

– Куда чехов деть? – деловито осведомился Филатов.

– Как куда? В Каму. Ещё вопросы? Всё, делать.

Когда четверо верховых растаяли в темноте, Туманов выставил наблюдателями Малютина с Шумиловым, Поздеева отправил пешим порядком проверить и набить маршрут для обоза, по околице деревни, а возницам велел обмотать обода колёс войлоком и тряпьём, да промазать всё, что могло скрипнуть.

Меньше чем через час вернулся Поздеев:

– Маршрут набил, командир, вдоль околицы есть дорожка. Собак мало, и ветер со стороны деревни, тихо пойдём, и не учуют.

А Филатов и Лисин в это время переправлялись через Каму. Амуницию всю сняли, приторочили к седлам и, чуть ослабив подпруги у лошадей, завели их в воду. Ильин день давно минул, вода была прохладна, но бодрил боевой азарт.

Поплыли. Течение сносило их на полверсты ниже, однако в конце концов выплыли. Четверть пути лошади шли по пояс в воде, нащупав дно, и выбрались на белеющий берег, в прогал кустов. Быстро оделись и повели лошадей за собой, держа ближе к руслу реки. Остановились метров за двести до переправы, лошадей привязали к иве и тихо добрались до знакомого спуска к парому.

Недалеко от воды горел костер, двое караульных в шинелях и угловатых фуражках, с бело-красными нашивками на месте кокарды, неспешно вели разговор на непонятном языке, выбирали палкой картофелины с углей, тут же ели и чувствовали себя достаточно комфортно. Недалеко от костра, ближе к подъёму, стояла телега, а рядом с ней белела боком стреноженная кобыла, которая слегка стрельнула ушами в сторону казаков, перестав щипать траву, но быстро успокоилась и продолжила пастись, прядая ушами время от времени.

Примерно через час заскрипели вёсла в темноте, и отблеск костра выхватил на воде лодку с двумя гребцами. Перекинувшись парой фраз, караульные поменялись: прибывшие уселись поближе к костру, обняв винтовки, а отстоявшие смену взялись за вёсла и скоро пропали из виду. Скоро затих и скрип уключин.

Филатов толкнул Лисина в бок: пора, мол. Ужами скользнули к кромке воды, заползая за спины сидевших у костра, и, перехватив удобнее ножи, которые держали до этого в зубах, одновременно метнулись к караульным. Филатов, подхватив своего за подбородок и дёрнув влево сунул тонкий клинок под правое ухо. Толчком в затылок отправил обмякшее тело на землю. Лисин накрыл широкой ладонью рот своего подопечного, через шинель вогнал клинок в правую почку, придержал конвульсивно дёрнувшееся тело, опустил, вытер пятерню и клинок о шинель.

– Готово, – удовлетворенно пробурчал Филатов и, перевернув своего чеха на спину, ухватил за ноги. – Потащили, что ли…

Около третьего часа ночи наблюдающие приняли сигнал Суматова. Пора. Двинулись без шума, впереди показывал путь Поздеев, следом – Туманов, подводы, Малютин с Шумиловым – замыкающими. Мимо деревень проскользнули тенью, подводы шли тихо, дорога была по мягкой земле и траве. Безлунная и тёмная ночь скрыла и деревни, и отряд, ни огонька, ни звука, только шорох колёс и мягкий стук копыт.

Илья встретил их на краю деревни у реки, присоединился к обозу, ведя в поводу коня Щукина. Вдоль реки добрались до парома, там уже Щукин примерялся к вороту. На паром уместились все, однако просел он сильно, даже слегка провис трос через реку. Ворот принялись крутить общими усилиями, и паром, разбивая левым бортом набегающую волну, заскользил к противоположному берегу. Уже с середины реки услышали удивлённое «Хэй!..» с оставшегося позади причала.

Когда паром уткнулся в белый песчаный откос, костёр на берегу уже дотлевал углями, казаки вывели лошадей, и подводы одна за другой, набрав ход, выскочили на довольно крутой взлобок оренбургского тракта. Подошли Филатов и Лисин, по бодрому виду которых было понятно, что всё они сделали в лучшем виде.

Филатов молча кивнул на стоящую поодаль телегу и переставшую щипать траву пегую кобылу со спутанными передними ногами:

– Стояла тут ещё с вечера. Хозяина не видели. Может, приберем, командир? Лишний борт не помешает, да и подводы разгрузим чутка?

Туманов, поискав глазами следы канувшего в небытие поста, вопросительно посмотрел на Филатова.

– А тама, – кивнул тот в сторону молодых ивовых зарослей у воды.

– Щукин: трос, паром, – напомнил Туманов, а тот уже трещал чем-то у столба на берегу, к которому крепился трос.

– Лодка, командир… – тихо сказал Суматов.

Туманов вгляделся в черноту Камы, лодку не увидел, но скрип уключин и плеск вёсел был слышен всё чётче.

– Обоз и лошадей убрать, занять позиции на взгорке, без команды не стрелять, – распорядился негромко и направился к берегу.

Подошёл Щукин с ломом в руке.

– Готово, командир. Всего толкнуть теперь.

– Отойди к парому. Действуешь по ситуации.

Контур средних размеров лодки светлым пятном начал проявляться из темноты, на вёслах сидели двое, один привстал на носу, держа наготове винтовку.

– Co se to tu, sakra děje? (Что тут происходит, черт возьми?)

– Наконец-то. Сколько можно вас искать? – ровным тоном спокойно произнёс Туманов, не спеша шагая вдоль кромки воды и слегка прихрамывая. – На берегу никого, караула нет, паромщика нет, спрашивается: какого лешего меня направили в эту дыру с пакетом? Кому его передавать? Ни одной живой души! Распишитесь в получении, господа, и я уезжаю, не останусь и на минуту, даже не упрашивайте. – Не прекращая нести этот вздор, он тряс накладной, полученной на складе, вынув её из кармана и держа перед собой на вытянутой руке, и продолжал: – Откровенно говоря, это свинство, вот так относиться к посыльным. Спрашивается, зачем отправлять нужно было именно меня, ответьте мне, господа? Есть гораздо моложе, и в конце концов…

Лодка к этому моменту подплыла достаточно близко к берегу и чиркнула килем о дно, нарушая равновесие озадаченных услышанной тирадой гребцов и стоящего на носу. Последний, качнувшись, переступил ногами и левой рукой взялся за нос лодки, держа винтовку в правой.

– …вам бы дома сидеть, – закончил Туманов.

Сделал к лодке плавный подшаг и, перехватив ствол мосинки левой рукой, потянул его на себя и вниз, уводя примкнутый трёхгранный штык в сторону, затем быстро подхватил за приклад правой и рычагом скинул державшего её за борт, на обратном ходе поддел штыком под левую лопатку сидящего спиной к нему правого гребца и толкнул его на напарника. Оба свалились через левый борт лодки, перевернув её. Туманов вбил железный торец приклада в висок пытавшегося встать на ноги носового, затем через смолёное днище перевернутой посудины метнул винтовку, как копьё, в грудь поднимающегося из воды второго гребца. Штык прошел насквозь, сбив его с ног и отбросив в фонтане брызг навзничь. Всё. Бой закончен.

Быстро огляделся, подхватил рукой качающийся на воде размякший лист накладной и убрал в карман. Начинало сереть, скоро рассвет. Над рекой обозначился лёгкий туман. Тихим свистом подозвал казаков с берега.

– Тела в реку, и чтоб не всплыли. Паром и лодку – по течению. Раз-два, взяли…

Бесхозные телегу и лошадь забрали с собой, доводы Филатова сочли верными. Трактом прошли верст десять вдоль излучины Камы[34]34
  13 августа 1918 года.


[Закрыть], до поворота на Измери, и когда свернули с него влево, оставив тракт по правую руку, было уже совсем светло.

Туманов рассудил, что пропажа караула и парома вскроется быстро, час-другой – и будет организована погоня. Нельзя было исключать и встречный поиск со стороны Спасска – о происшествии доложат в Казань или Самару, а там примут все меры для преследования. Поэтому лучше уходить на восток, не загоняя себя в капкан между Волгой, Спасском и трактом. Задержались, уничтожая следы обоза на съезде, и потом уже двигались с часовым перерывом до самого полудня, встав лагерем в лесном массиве между хутором Нижний Марьян и Березовой Гривой. Возвышенность позволяла вести обзор за подъездным путём обоза и лежащей впереди по маршруту открытой местностью. Отдыхали до сумерек, чинили обретённую телегу, подправили упряжь, перегрузили с подвод бытовой и походный груз, чем существенно облегчили основной обоз. Возницей на телеге теперь предстояло быть очередному арьергардному дозорному, привязывая своего коня позади.

А в Епанчино организовать погоню было некому. Оставшиеся живыми двое из семерки чешских стрелков, обнаружив рано утром пропажу не только своих товарищей, но и парома с лодкой, недолго думая, дезертировали в сторону родной Праги, справедливо рассудив, что погибать в Поволжье большого интереса у них нет, да и малого не было никогда, а теперь уже нет и командира. Подхватили пожитки и дунули трактом в сторону Казани. Дальше их следы теряются.

Прибывший на четвёртые сутки[35]35
  17 августа 1918 года.


[Закрыть] сменный караульный отряд Народной армии с указанием Самары о досмотре обозов и розыске Туманова не застал предмета охраны и приступил к поиску хоть каких-то следов пропажи. Обнаружить удалось только пьяного в хлам мельника Осипова, который четвертый день искал по уреме пропавшую лошадь и телегу. Почесали затылки и пришли к выводу, что чехословацкая команда в полном составе отправилась в сторону дома, прихватив телегу и лошадь, а для быстроты перемещения просто сплавилась на пароме вниз по течению. Паром не нашли, а пока пригнали с Лаишева другой, прошла ещё неделя, и прибыла новая смена для караула[36]36
  24 августа 1918 года.


[Закрыть]. А ещё через десять дней началось контрнаступление красных войск на Казань, и ни о каком розыске никто уже не помышлял.