Текст книги "Атаманова казна"

Алексей Полилов
Атаманова казна

Алексей Полилов

* * *

Предисловие

Доброго вам здравия, уважаемый читатель. И терпения, если решили ознакомиться с этой книгой. Она посвящена таинственному, неизвестному эпизоду в истории Оренбургского казачьего войска, верности казаков своему слову, трагическим событиям Гражданской войны, людям, которым пришлось пройти через выпавшие на их долю испытания.

Немного истории, воображения, интриг и приключений вокруг исчезнувшего обоза с войсковой казной. Договоримся, что любые совпадения с историческими личностями и событиями случайны.

Всем вам мирного неба, здоровья и процветания.

Порученец атамана

(10 июня 1918 года)

Пустая жестяная банка порхала по пыльной земле заднего двора стоящего отдельно домика на окраине города, подстегиваемая резкими выстрелами нагана. Моложавый штабс-капитан с полуприседа стрелял от бедра, не выцеливая, упреждая остановки изорванной пулями жестянки, успевая перемещаться по часовой стрелке внутри двора.

– Ваше благородие, господин штабс-капитан! Войсковой атаман вызывает, извольте в штаб, ваше благородие! – Посыльный казак осторожно проскользнул в калитку с улицы и с любопытством посмотрел на изувеченную банку.

– Иду, Абрамов, не шуми.

Отщелкнув барабан, штабс-капитан не торопясь заменил израсходованные патроны, убрал наган в кобуру и, отряхнув гимнастерку от поднятой выстрелами рыжей пыльной взвеси, вышел на улицу вслед за посыльным. В седло взлетел, едва коснувшись рукой луки, чем заслужил одобрительное хмыканье Абрамова, и коленями послал вороного коня рысью по пустынной полуденной улице. Посыльный тронул нагайкой круп своей кобылы, и она зацокала подковами следом.

В ставку войскового атамана штабс-капитана пропустили беспрепятственно, как-никак офицер для поручений, а все ближнее окружение атамана караул знал в лицо.

Дутов стоял у распахнутого окна и смотрел на видневшуюся за окраиной Тургая степь. После перенесенного тифа он старался чаще быть на свежем воздухе.

– Господин войсковой атаман, Генерального штаба штабс-капитан Туманов прибыл в ваше распоряжение!

– Проходите, штабс-капитан. Сурмин, сделай нам чаю… – бросил Дутов в приоткрытую дверь кабинета, подходя к столу. – Садитесь. Новости из дома были?

– Нет, Александр Ильич, семьи уже нет… Вы знаете.

Дутов оценил выдержку штабс-капитана. Два месяца назад Туманов встретил земляка, от которого узнал о гибели родителей – в конце января в Омске сгорел их дом, на пепелище обнаружили останки. Соседи говорили о поджоге, грабежи зажиточных горожан в период безвластия никого не удивляли.

– Пришло сообщение: два дня назад Омск взят. Появилась возможность навести справки.

– Благодарю. Это уже ничего не изменит…

Адъютант занес чай и, угадав мысленный посыл атамана, закрыл за собой дверь кабинета[1]1
  17 апреля, прорвав окружение силами четырех партизанских отрядов, а также офицерского взвода, Дутов вырвался из Краснинской. Эта дата может считаться началом 600-верстного Тургайского похода. «Весенняя распутица не позволила преследовать их (казаков. – А. Г.). В Тургае партизанам достались значительные склады продовольствия и боеприпасов, оставшиеся после ухода отряда генерала А. Д. Лаврентьева, усмирявшего киргизские волнения 1916 года. Кроме того, казакам достались 2,5 миллиона романовских рублей. За время пребывания в городе (до 12 июня) казаки отдохнули, пополнили конский состав, обновили материальную часть».


[Закрыть].

– Что ж, к делу. Сергей Аркадьевич, не секрет, что войсковое правительство испытывает крайнюю нужду в финансировании. Оружие и боеприпасы тоже не в изобилии, посевная почти сорвана, а не уберем урожай – положение станет аховым. Сытые семьи – бодрый казак в строю… – Дутов слегка запнулся, уловив некоторую некорректность сказанного. – Через два дня спланировано выдвижение к Оренбургу, Тургайское сидение заканчивается. Освобождены Челябинск и Самара, второго дня там сформировано нечто подобное правительству – Комитет членов Учредительного собрания… Позже увидим, что это за правительство, но Оренбург потребует от нас денежных средств уже завтра, а оприходованные тут, в Тургае, два с половиной миллиона романовских рублей наполовину потрачены и положение дел не исправят. Казну пополнять кроме нас самих некому, обложениями, налогами и трофеями всех прорех не закрыть. Разумеется, с Самарой, этим Комучем, связь будет установлена, но обнадёживать себя не стоит, скорее всего, для нас денег у них не найдётся. Таково существующее положение дел. – Дутов снова подошел к окну[2]2
  С переездом в Верхнеуральск войсковое правительство не имело в своем распоряжении никаких денежных средств – ни для своего существования, ни на ведение борьбы с большевиками. Необходимо было изыскать средства. Первый взнос в пустую войсковую казну был сделан Санарским лесничеством в размере 30 тысяч рублей. Попытка атамана Дутова побудить местных купцов прийти на помощь войсковому правительству успеха не имела: верхнеуральские купцы, как и оренбургские, крепко держались за свои кошельки, совершенно не отдавая себе отчета в том, что с приходом большевиков они потеряют все.
  Чувствовался недостаток в денежных знаках, особенно в мелких купюрах. Население прятало деньги по кубышкам и не выпускало их из рук. В местном казначействе после потери связи с центрами не хватало денежных знаков даже для очередных расплат по ассигновкам казенных и общественных учреждений. Атаман Дутов приказал сделать выемку из уездного казначейства некоторого количества «Займа свободы», билеты которого имели право хождения с кредитными билетами – царскими и керенками.
  В местном отделении Сибирского банка хранилось небольшое количество золота (что-то около полупуда) в слитках, принадлежащего местным золотопромышленникам. На случай перехода города в руки большевиков золото было передано в распоряжение войскового правительства, о чем был составлен особый акт. (Никакой практической выгоды из этого золота войсковое правительство не извлекло. Впоследствии весь золотой запас был сдан в Омск омскому правительству. С владельцами золота был произведен расчет по курсу дня.)
  В целях изыскания средств для пополнения войсковой кассы круг вынес ряд постановлений. Так, было постановлено, чтобы все золото, добываемое золотопромышленниками на казачьей территории, сдавалось по особой расценке (для данного момента – по 33 рубля за золотник) войсковому правительству; точно так же все доходы, получавшиеся от ископаемых – каменного угля, железной руды и пр., – должны были поступать на пополнение войсковой казны. (На территории Оренбургского войска находится знаменитая Магнитная гора с неисчерпаемыми залежами лучшей в мире железной руды, ряд золотоносных площадей и каменноугольные копи.)
  Круг рекомендовал войсковому правительству обратить внимание на обложение торгово-промышленных предприятий, заводов, паровых мельниц, а также усилить вырубку и продажу леса из войсковых боров. Затем войсковому правительству поручалось выработать и провести в жизнь заем в 10 миллионов рублей под именем «Защиты войска». Для немедленных сборов денежных средств, необходимых на организацию самозащиты войска, решено было образовать «Фонд спасения войска» путем добровольных пожертвований.


[Закрыть].

– Как близко ты знаком с Каппелем? – неожиданно спросил он.

– Назвал бы наши отношения товарищескими, но не более. – Туманов не удивился вопросу и ответил сразу. – Часто встречались в штабе фронта, меня отправляли с разведдонесениями лично, Брусилов предпочитал устные доклады телеграфу и документам, ты знаешь.

Совместная служба Дутова и Туманова на Юго-Западном фронте и участие в ставшем впоследствии легендой Брусиловском прорыве сдружили обоих офицеров, и не на публике общение было приватным.

– Каппель принимал участие в планировании Луцкого прорыва, числился штаб-офицером для поручений по Управлению генерал-квартирмейстера. Толковый офицер, решительный и смелый. В общем, товариществовали[3]3
  С 18 марта 1916 года В. О. Каппель переведён на должность штаб-офицера для поручений в Управление генерал-квартирмейстера штаба Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. В это время в штабе фронта под руководством главнокомандующего генерала от кавалерии А. А. Брусилова началась разработка одной из самых успешных за всю войну операций русской армии – Луцкого прорыва (позже получившего название Брусиловского прорыва). В. О. Каппель вместе с другими офицерами принял деятельное участие в разработке этой операции. 15 августа 1916 года был произведён в подполковники и вернулся в штаб Юго-Западного фронта на должность помощника начальника Оперативного отделения Управления генерал-квартирмейстера.


[Закрыть].

– Вы с ним ровесники?

– Два года разницы, я с восемьдесят пятого.

– Есть информация, не проверенная, суточной давности, что он возглавил добровольческие части Комуча в Самаре. Впрочем, зная его характер, уверен, что он уже не в Самаре, на месте сидеть не будет. – Атаман резко повернулся к Туманову и улыбнулся. – Что же, Серж, вступление отзвучало, перейдём к основной части[4]4
  При первой же возможности – сразу после занятия Самары войсками Чехословацкого корпуса, поднявшими мятеж в связи с намерением советского правительства разоружить и интернировать их, – В. О. Каппель оказался в формируемой Народной армии Комуча (Комитета членов Учредительного собрания) на должности помощника начальника Оперативного отдела Главного штаба. На этом посту, однако, оставался менее суток. Численность первых добровольческих частей – пара рот пехоты, эскадрон кавалерии и конная батарея о двух орудиях – была ничтожна в сравнении с начинавшими нависать со всех сторон силами красных, поэтому желающих командовать первыми самарскими добровольцами среди офицеров было немного – все считали дело заранее обречённым на провал. Вызвался только один подполковник Каппель.
  Один из современников вспоминал о собрании 9 или 10 июня 1918 года офицеров Генерального штаба, проживавших в Самаре, на котором был поставлен вопрос о том, кто возглавит добровольческие части: «Желающих взять на себя тяжёлую и ответственную роль не оказалось. Все смущённо молчали, опустив глаза. Кто-то робко предложил бросить жребий. И вот тогда скромный на вид, почти никому не известный, недавно прибывший в Самару офицер встал и попросил слова: “Раз нет желающих, то временно, пока не найдётся старший, разрешите мне повести части против большевиков”, – спокойно и негромко произнёс он».


[Закрыть].

Дутов сел за стол напротив Туманова, сдвинул в сторону стаканы с остывающим чаем и продолжил несколько тише:

– Твои коллеги из разведки утверждают, что в Казани находится на хранении золотой запас России. Туда эвакуирована вся царская казна. Хранилище было готово еще в четырнадцатом, сейчас оно запущено в работу[5]5
  В ходе Первой мировой и Гражданской войн царь, а потом Ленин принимают решение эвакуировать ценности государственной казны из банковских отделений на западе России подальше от фронта с Германией – в тыловую Казань, где в 1912–1914 годах построили новое банковское хранилище. В итоге к августу 1918 года здесь сосредоточилось свыше 73 % золотого запаса страны.


[Закрыть]. С достаточной долей вероятности предположу, что новоявленный Комуч, собрав силы, обязательно предпримет попытку захватить это хранилище, после того как создаст плацдарм в Поволжье и выйдет на оперативный простор. Имея Каппеля во главе своих частей, это становится даже неизбежным. Думаю, что всё произойдет не позднее августа[6]6
  В результате неожиданного удара золотом завладели Каппель и чехословаки. Почти все золото вывезли и передали Колчаку. Но теперь, по рассекреченным документам Госбанка СССР, которые я изучил в архиве, выясняется, что 17.815,147 килограммов золота по дороге исчезло.


[Закрыть]. Так вот… – Дутов, откинувшись на спинку стула, внимательно посмотрел на штабс-капитана. – Есть соображение, что в момент штурма Казани появится возможность отбить из хранилища большевиков энную часть средств для формирования собственно войсковой казны. Именно в это время, ибо позже содержимое хранилища обретет нового хозяина или останется у старого. Таков мой оперативный замысел, Серж. Что скажешь?

Туманов не торопился с ответом, разглядывая атамана. Выдержав паузу, без суеты ответил:

– Александр Ильич, замысел неплох. Однако его успех зависит от приданных сил и средств, а также от удачливости командира. Кому будет поручено?

– Тебе, Сергей Аркадьевич. Объясню, почему: первое – ты казачьего рода, второе – я знаю твои возможности, третье – ты же бывал в Казани? Ну вот… Да, ещё одно. Ты – первый, с кем я это обсуждаю.

– А… коллеги из разведки, предоставившие информацию?

– Они получили общий запрос на оперативную обстановку в Поволжье, по Казани в том числе.

– Силы и средства?

– Подберешь десяток парней, на твоё усмотрение, из любого подразделения. Оружие и боезапас – по твоему требованию. Это в общих чертах, детали обсудим позже, и времени у тебя на подготовку – пара недель, не больше. Успеешь?..

Туманов успел. Всех отобранных кандидатов заставлял заполнять составленные им лично анкеты, с каждым говорил отдельно, приватно беседовал с начальниками каждого и только потом составлял окончательное мнение о кандидате. Из трёх десятков отобранных казаков окончательно выбрал десять, и вышло так, что выбранными оказались сплошь казаки из конвойного полка Дутова. Каждый из них имел боевой опыт, навыки выживания, был физически крепок, дисциплинирован, не болтлив, все семейные, в основном с Южного Урала. Кроме того, каждый обладал индивидуальными навыками, полезными в команде. В отряд вошли:

Поздеев Сидор, 35 лет, толковый оружейник, любое оружие починит на коленке; Лисин Корней, 33 года и Малютин Фёдор, 34 года – оба плотники, родились с топором в руках; Щукин Семён, 35 лет, кузнец и механик; Суматов Илья, 28 лет, сапожник, скорняк; Шумилов Иван, 29 лет, печник, каменщик; Филатов Герасим, 31 год, следопыт и разведчик; Нуртдинов Хамза, 30 лет, ходячий компас, ориентируется на любой местности с закрытыми глазами; Шайдавлетов Рахим, 29 лет, охотник промысловик, рыбак, лучник, ловко обращается с арканом; Аюпов Юсуп, 35 лет, владеет народным целительством, как говорят в народе, «видит» и «знает». Трое последних, как и сам Туманов, месяц как из госпиталя, куда попали с тифом. Своим помощником Туманов назначил Филатова.

Таинственный трофей[7]7
  Атаман Дутов с войсковым правительством и партизанским отрядом прибыл из Тургая на территорию войска во второй половине июня. По пути следования он взял г. Иргиз, где обосновались было киргизские большевики, и разоружил большевистский гарнизон на станции Челкар Ташкентской железной дороги (г. Иргиз и станция Челкар в киргизской степи). Затем, двигаясь степью через форт Карабутак, благополучно миновал Орск и Актюбинск, в которых стояли красногвардейские части. В пределы войска атаман Дутов вошел через станицу Ильинскую, где совершена была переправа на правый казачий берег Урала.


[Закрыть]

(22 июня 1918 года)

Формирование команды было завершено, и она была собрана в полном составе в штабной избе станицы Ильинская, где, еще раз перепроверяя список отобранных им казаков, Туманов невольно вспоминал тот случай на фронте, который впоследствии сблизил их с Дутовым.

…В середине ноября 1916 года в Трансильванских Альпах германцы гнали румын уже по их родной земле и вот-вот должны были занять местечко Драгашани, что в жудеце Выла, проще говоря, пёрли на Бухарест так, что румыны не успевали отступать. Фронтовая разведка русской армии, прикрывающей драп последних, действовала в условия рваной и постоянно меняющейся линии огневого соприкосновения (германская, впрочем, тоже), и задача стояла – добыть сведения, не успевшие потерять свою актуальность до принятия по ним решения в штабах фронта.

Группа штабс-капитана Туманова действовала автономно, в свободном поиске и должна была в сжатые сроки добыть мало-мальски информированного офицера германской армии для уточнения оперативных замыслов развивающегося наступления войск Центральных держав. Туманов с тремя бойцами войсковой разведки вторые сутки старательно изображали крестьян, кои в винодельческом крае были привычным явлением. Действовали на ближних подступах, поэтому пешком накручивали по горам и ущельям до 20 верст за день, спинным мозгом ощущая, как катастрофично уходит отпущенное на рейд время.

На исходе вторых суток они наткнулись на рейдовую группу германской разведки, видимо, только что расположившуюся для оперативного допроса пленного, которого тащили с собой связанным и с мешком на голове. Ну, как наткнулись… Свалились им на голову с террасы виноградника, когда один из бойцов Туманова, Сыч, молча поехал юзом по осклизлой земле и, увидев внизу супостата при оружии, прежде чем свалиться на голову германского дозорного, успел подать обговоренный заранее знак – сжал кулак, согнув в локте правую руку, ей же и навернул в падении по лбу только и успевшего поднять вверх голову германца. А дальше ссыпался сверху Туманов со товарищи, отстав на пару мгновений и с ходу сваливаясь в боевой транс.

Бой в ограниченном виноградником пространстве был молниеносен, из пятерых вражьих разведчиков четверо полегли практически сразу: один – со сломанной шеей от удара кулаком в лоб, двое получили по удару тесаком в грудь. Четвертому Туманов просто свернул голову и метнулся к последнему, который заторможенно заносил над связанным пленником офицерский кинжал, оторопев от развернувшейся, да тут же и завершившейся баталии, говоря проще – застрявшему в ступоре. Пнул носком сапога локоть вооруженной кинжалом руки, сбил траекторию возможного удара, этим же сапогом снёс в ухо немца наземь, добавил локтем. Перевернув его на живот, не мешкая взял обе руки на болевой контроль, стиснул коленями вражью спину, вдавил пальцы в глазницы и задрал германскую голову кверху так, что затрещали шейные позвонки. Только после этого окинул взглядом место сражения, медленно возвращая сознание в обычный режим рейда.

– Сыч, Перший – на стремя, Сено – за этим смотри, – кивнул на застывшего от непонятного шума стреноженного пленного с мешком на голове.

Сноровисто сложив за спиной руки подмятого под себя германца, Туманов связал их бечевой, завел петлю на шею и зафиксировал за ноги, подтянув их к спине. Сорвал платок с шеи немца, свернул кляп и, сжав челюсти, сунул ему в разинутый рот. Теперь и с пленником можно познакомиться.

Содрав с его головы мешок, увидел молодое лицо с аккуратными усиками пшеничного цвета, вихрастой прической и кляпом во рту. Из-под грубой мешковины были явлены на половину оторванные погоны хорунжего, что вкупе со светло-голубыми лампасами штанин недвусмысленно давали понять: перед ним казак-оренбуржец. По кивку Сено одним движением полоснул по связанным за спиной рукам пленника, а Туманов аккуратно вытащил кляп.

– Здорово дневал, станичник? – спокойно спросил Туманов у растиравшего руки хорунжего.

Тот настороженно смотрел на неправильного крестьянина в юфтевых офицерских сапогах под напускными грубыми штанинами и не торопился отвечать, оценивая обстановку. Наконец, смахнув рукой с губ ворсины кляпа, ответил:

– Слава Богу, не бедствую… А вы кто, хлопцы?

– Какой любознательный… Сначала расскажи, кто ты. Почему связан. Кто эти? – Туманов кивнул на остывающие тела убиенных германцев, которые уже деловито обыскивал Сено. – И быстрее, хорунжий. Времени на размышления тебе не отпущено.

– А мне и не надо. Дуйте-ка вы дальше своей дорогой, партизаны. От многих знаний – многие хлопоты, слыхали небось?..

– Какие мы недоверчивые… – ухмыльнулся Туманов. – Если думаешь, что весь этот спектакль в твою честь, посмотри туда… – Он показал клинком на лежащие тела – Представляться тебе не буду, а общих знакомых назову, коли поймёшь, о чём я: Келлер – Марков, Печёнкин – Дутов. Давай, соображай быстрее, хорунжий.

Назвав фамилии бывших и действующих командиров дивизии и полка, Туманов рассчитывал на осведомленность и понятливость офицера. Очень рассчитывал, в противном случае пришлось бы с ним расставаться не по-хорошему.

Хорунжий косо посмотрел на то, как Сено вспарывал острым тесаком амуницию с подплывающих кровью трупов, практично накинув на располосованные шеи и вывернутые головы плащевые накидки, чтобы не привлекать раньше срока местных стервятников. Обнаруженное в карманах он складывал отдельной стопкой на расправленный вещмешок.

– Пожалуй, что и так… – произнес пленник и, решив что-то про себя, ответил: – Хорунжий Первого Оренбургского полка Василий Котельников, офицер для поручений при штабе. При выполнении задания командования был схвачен…

– Где? Когда? Что было с собой, документы, карты?

– В нашем тылу, на рокаде. Сегодня утром в десять ноль-ноль выехал из расположения без сопровождения, ну и… Коня подсекли растяжкой, встать не успел, оглушили, стреножили. Был послан с устным сообщением к артиллеристам для корректировки огня. Личные документы у этого, похоже. – Хорунжий кивнул на начавшего хрипеть и дергаться связанного Тумановым германца.

– Допрашивали?

– Нет. Очнулся к полудню, тащили на волокушах, потом заставили идти самого, тыкали штыком. Хочешь не хочешь, а ногами зашевелишь.

– Ясно. Ну, посиди пока в сторонке. Сено, контроль.

Осмотревший тела воин, подтащив к Туманову вещмешок с трофеями, переключил своё внимание на хорунжего: подмигнул ему без улыбки и, взяв безопасную дистанцию, продемонстрировал наган в руке.

Туманов слегка ослабил петлю на шее тевтона и, оставив его лежать на боку, выдернул кляп.

– Герр понимает по-русски? – спросил тихо, сноровисто приступив к осмотру карманов пленника.

– Verstehe nicht, – проскрипел тот, зло косясь на Туманова из неудобного положения.

– Ну надо же. Как же герра в тылы послали, такого безграмотного. Не беда, Ich verstehe Deutsch.

Германец зло дернул подбородком, когда Туманов рывком развернул его на земле так, чтобы он в упор смотрел на остывающие трупы своих товарищей. Затем он произнёс на хорошем немецком:

– Скажу сразу, герр тевтон: будете молчать – умрёте мерзко, но расскажете всё, что мне нужно, это я умею. Расскажете сами – умрёте достойно, даю слово. Выбирайте: остаться тут безвестной падалью с выпущенными потрохами или быть похороненным под своим именем, как солдат Германской империи. Итак: звание, имя, воинская часть, фамилия командира. Отвечать быстро, думать не нужно!

– Отвратительный немецкий… – по-русски пробормотал германец, стараясь сохранить лицо. Его глаза бегали и выдавали понимание безысходности, с которой мириться он не хотел.

– Зато воюем хорошо, – парировал по-немецки Туманов ничуть не удивившись. – И на вопросы, герр, ответа я не услышал.

С этими словами он пальцем левой руки оттянул германцу ворот и кинжалом последнего, которым поигрывал в руках во время допроса, одним плавным движением вспорол ему всю амуницию вместе с исподним, до паха, оголив бледную волосатую грудь с серебряным медальоном на цепочке, живот и волосатый, рыжий лобок.

От неожиданности немец дёрнулся и попытался отодвинуться от Туманова, но тот быстро переместился к нему, восстанавливая угрожающую близость клинка к паху. Упершись спиной в виноградную лозу, германец быстро проговорил на немецком:

– Майор Георг Фон Веттин, фронтовая разведка Девятой армии Эриха фон Фалькенхайна… оперативный штаб части в Сутешти…

– Пленного допрашивали? – Туманов дернул клинком в сторону смотревшего на них хорунжего.

– Нет, только сделали первый привал, собирался допросить.

– Что за медальон? – спросил Туманов и острием клинка поддел цепочку на груди немца.

– Это фамильное. Это…

– Я возьму его. – Туманов сдернул медальон и, открыв крышку в виде сердечка, внимательно осмотрел содержимое. – Хм, да у вас дурная наследственность, герр майор. Яд?

Немец отвел глаза и промолчал.

– Ну, ясно с вами, – пробурчал Туманов, убирая медальон в карман. – Последний вопрос: эвакуация вашей группы предусмотрена? До Сутешти пешком не близко. – Он внимательно следил за реакцией майора на вопрос и увидел то, что и ожидал: вильнувший вверх-вправо взгляд и чуть дернувшийся кадык. – Где и как? Быстро! – Туманов убедительно опустил острие клинка к паху германца и надавил, пустив пару капель крови.

– Автомобиль через три километра, на перекрестке у дома лесника!

– Кто встречает?

– Офицер штаба майор Отто фон Грюнберг…

Георга фон Веттина со товарищи оставили в винограднике с именным кинжалом в сердце и с запиской в кармане, как и обещал Туманов. Но до этого хорунжему Котельникову вернули его документы, обнаруженные у майора, и отправили самоходом в свой полк, обозначив направление и с условием лично доложить командованию о происшедшем. А Отто фон Грюнберга взяли живым и на его же автомобиле прибыли в свое расположение, сэкономив кучу времени и успев к означенному командованием сроку.

Котельников добрался до полка и доложил о происшествии Дутову, последний нашел Туманова и выразил благодарность за спасение своего офицера, а также за то, что не было большого шума – докладывать в письменном рапорте о Котельникове Туманов не стал, чем сохранил молодому офицеру доброе имя. Вот, собственно, и вся подоплека их знакомства, которое переросло в дружеские отношения.

В январе 1917 года Котельников погиб от прямого попадания снаряда в штабную палатку, а через год, в январе 1918-го, Дутов, встретив Туманова в Оренбурге, через который тот возвращался домой к родителям в Омск, предложил ему должность офицера для поручений при войсковом атамане. Так они и оказались вместе. Единственное, о чём впоследствии жалел Туманов, что добирался через Оренбург, ибо выбери тогда он другую дорогу, то в январе был бы уже в Омске и, возможно, родители остались бы тогда живыми, да и дом целым…

Туманов часто размышлял, как и почему отец не сумел оказать сопротивление убийцам? Что произошло убийство, Туманов не сомневался, он это почувствовал ещё тогда, в начале января: сердце замерло в смертной тоске, а ночью во сне пришёл дед и молчал, потом за его спиной он увидел силуэты отца и матери. Он вглядывался в них и не мог понять, что изменилось во внешности близких ему людей… Потом всё исчезло, и он проснулся.

Деда Василия помнил хорошо. Никто не проводил с ним больше времени, чем дед. С трёх лет он возился с ним, играя учил танцам, учил бегать, плавать, держаться в седле, заставлял носить с собой деревянный ножик, шутя боролся. Серж не чаял в нём души. Отец поощрял эти занятия и, будучи сам неплохим кулачным бойцом, смотрел на результаты взросления сына несколько ревниво (в отличие от деда, успевшего повоевать в Русско-Кокандскую войну под Ак-Мечетью, отец не был военным)[8]8
  В 1853 году Перовский лично с экспедиционным отрядом двинулся на Ак-Мечеть, где было 300 кокандцев при трёх орудиях. Всего в поход отправилось около 2350 солдат и офицеров и 500 казахов, служивших разведчиками и перевозивших на лошадях грузы. К Ак-Мечети отряд двигался четырьмя эшелонами: первый – под началом полковника М. Э. Марка (2 сотни казаков, 3 орудия, ракетная и гальваническая команды); второй – генерал-майора И. В. Подурова (рота пехоты, 1,5 сотни казаков); третий – подполковника Ионея (такого же состава как и 2-й); четвёртый – войскового старшины Филатова (2 сотни казаков, 2 орудия и обоз).
  Пройдя с отрядом около 900 верст в 24 дня во время большой жары, отбив несколько нападений хивинцев, головные эшелоны прибыли к стенам Ак-Мечети, считавшейся неприступной, 3 июля 1853 года. Последние эшелоны подтянулись два дня спустя. Тогда же, 5 июля, по Сырдарье пришёл вооружённый пушками пароход «Перовский» под командованием капитан-лейтенанта А. И. Бутакова.
  Руководство осадными работами было возложено на специально отправленного императором из Петербурга генерал-майора С. А. Хрулёва, а общее командование осуществлял сам В. Л. Перовский. Он послал коменданту предложение сдать крепость, но кокандцы встретили парламентёров выстрелами, а потому пришлось отказаться от переговоров и брать её с бою. Высокие стены и гарнизон Ак-Мечети представляли собой настолько внушительную силу, что ни калибр отрядной артиллерии, ни количество имевшихся снарядов не позволяли бить бреши в стене 8-метровой толщины, и решено было сначала взорвать часть стен.
  Произведены были осадные работы, а затем, после взрыва 27 июля, сделавшего большие разрушения, в 3 часа утра был начат штурм. К 4.30 утра крепость была взята. Во время штурма комендант Ак-Мечети Мухамед-Валибек был убит, а кокандцы после отчаянной защиты обвала и затем стен и башен принуждены были сдаться. Ак-Мечеть была переименована в Форт-Перовский.
  В том же 1853 году кокандцы дважды пытались отбить Ак-Мечеть, но 24 августа войсковой старшина Бородин с отрядом из 275 человек при 3 орудиях рассеял при Кум-суате 7000 кокандцев. 14 декабря майор Шкуп с отрядом из 550 человек при 4 орудиях вышел навстречу армии из 13 000 кокандцев под командованием мингбаши Касым-бека и, пользуясь внезапностью, напал на лагерь. Вскоре кокандцы восстановили боевой порядок и начали окружать русский отряд. Тогда для его деблокирования из Форт-Перовского выдвинулись ещё два отряда под начальством штабс-капитана Погурского и прапорщика Алексеева.
  Кокандцы в беспорядке отступили, потеряв в этом бою до 2000 убитыми. Потери русских составили 18 убитыми и 44 ранеными. Трофеями были четыре бунчука, семь знамён, 17 орудий и 130 пудов пороха. В 1854 году в Семиречье был учреждён русский форпост Верный.


[Закрыть]. К десяти годам дед научил его основам кулачного боя, а к четырнадцати сделал из него настоящего воина. Тайны и секреты родового искусства передавал осторожно, постепенно, уверяясь в том, что внук освоил ранее сказанное и показанное на «ятъ».

В верховой езде и стрельбе деда он тоже радовал, клинковое и холодное оружие чувствовал продолжением своих крепких рук, рубился с азартом и каким-то наслаждением. И тогда дед научил его входить в «силу». Короткая молитва воина перед боем и широкое крестное знамение – этот ритуал был основой для получения «силы», и, первый раз свалившись в боевой транс, Сергей радостно засмеялся, ощутив за своей спиной тепло и свет от ушедших ранее своих пращуров. С той поры эта поддержка была рядом с ним всегда, когда он входил в «силу», и любой бой казался ему детской игрой.

Дальше было всё интереснее, дед научил его справляться с болью, не бояться крови, врачевать лёгкие раны. А вот входить в «силу» через мыслеформу, в течение пары секунд, он научился сам, чем удивил своего учителя.

Закончилась их тесная дружба естественным образом. Семидесяти восьми лет от роду дед Василий ушёл, оставив внуку всё, что смог. Его присутствие Туманов всегда ощущал, когда входил в «силу», боевой транс, а вот во снах видел редко. И предложение Дутова Туманов принял не раздумывая, следуя наказу деда: «У воина нет цели, только путь».

– Встать! Господин войсковой атаман, по вашему приказанию…

– Вольно всем. Здорово дневали, братья! – Дутов энергично вошел в штабную избу, где был собран отряд Туманова.

– Слава Богу![9]9
  В это время на станцию Кувандык Орской железной дороги, отстоявшую от станицы Ильинской в одном переходе, прибыл из Оренбурга большевицкий отряд с бронепоездом. На Кувандыкских высотах под личным руководством атамана Дутова произошел встречный бой, в котором обе стороны понесли тяжелые потери. У казаков выбыло из строя – убитыми и ранеными – несколько десятков лучших партизан. Но большевики были рассеяны, а путь на Оренбург вдоль Орской железной дороги расчищен.


[Закрыть]

Казаки внимательно и настороженно смотрели на атамана, на то, как он прошел к иконе и перекрестился, как, сев за крепкий стол станичной канцелярии, в упор посмотрел на собравшихся и улыбнулся. Заулыбались и казаки. Возвращение с киргизских степей на территорию войска вселяло уверенность и надежду на скорые перемены к лучшему.

– Доложите, что сделано, Сергей Аркадьевич.

– Состав команды отобран из казаков атаманского Конвойного полка. Оценка боевых качеств и специальных навыков проведены. Экипировка соответствует условиям выполнения поставленной задачи. Вооружение получено сообразно требованиям: винтовки, наганы, боезапас, гранаты, клинковое оружие, противогазы. Десять лошадей, плюс три заводные. Кормовой припас и денежное довольствие выписаны. По списку подготовлены требования начальникам станций железной дороги на перевозку команды до места назначения. Всё.

Дутов, слушая доклад Туманова, внимательно рассматривал сформированную команду и, выдержав паузу, обратился к собравшимся:

– Мы вернулись в свой дом, братья, чтобы навести в нем порядок, выгнать из него нечисть, воздать по заслугам врагам, восстановить порушенное хозяйство, прежнюю трудовую и спокойную жизнь. Ваш отряд под началом штабс-капитана Туманова будет командирован для выполнения задания войскового правительства особой важности. Впредь, до убытия, отряд должен находиться в сборе и готовности к немедленному выдвижению. Суть задачи до вас доведет командир, когда этого потребует ситуация. Вне расположения вести разговоры о целях и задачах отряда запрещаю! – Атаман поднялся, вскочили и казаки, принимая строевую стойку. – Есть данные разведки, что в Кувандык прибыл бронепоезд красных, и сегодня нам предстоит бой с большевиками, которых мы обязаны одолеть и открыть прямой путь на Оренбург. Это будет очередной и завершающей проверкой ваших воинских навыков и умений. Дальнейший боевой путь вашего отряда будет самостоятельным и, я уверен, успешным! На молитву![10]10
  Это было 22 июня 1918 года. Казаки во главе с атаманом Дутовым напали на Кувандык со стороны села Ильинки, тридцать семь красногвардейцев и их командир Алексей Дударев были убиты в бою.


[Закрыть]

…В том бою под Кувандыком отряд Туманова, действуя автономно, сумел сковать свободу маневра бронепоезда, повредив железнодорожные пути и уничтожив телеграфную линию. Он обеспечил уверенное наступление основных сил казаков. Подкрепление красные вызвали через радиосвязь бронепоезда, и бой затянулся. Потерь в отряде не было, что удивительно, хотя с каждой стороны они были до трех десятков только погибших.

После боя Дутов устным распоряжением перевел отряд в личный резерв атамана войска. Ну, резерв и резерв… Поэтому, когда 13 июля вместе с конвоем войскового атамана отряд убыл из расположения в Оренбурге на загрузку по вагонам, никто не придал этому значения[11]11
  Щекотливость положения Дутова заключалась в том, что в итоге территория Оренбургского казачьего войска оказалась разделенной между самарским Комитетом членов Учредительного собрания (Комучем) и Временным сибирским правительством. Между тем Дутов сразу по возвращении в войско признал Комуч и как депутат Учредительного собрания вошел в его состав. 13 июля он выехал в Самару, откуда вернулся 19 июля в новой должности главноуполномоченного Комуча на территории Оренбургского казачьего войска, Оренбургской губернии и Тургайской области.


[Закрыть].