Текст книги "Вождь чернокожих"

– Ах, ты ж, блин, животное паскудное, – орал я в запале на чистом русском.

– Я тебе, ять, сейчас покажу, как русского… блин, негра жрать! Да ещё без предупреждения!

И, подбежав к нему, я изо всех сил опустил ему на морду… свой хопеш, а это был именно он.

Бронзовое оружие тем и хорошо, что, не имея почти никакого режущего эффекта, обладает очень сильным ударным. За счёт веса и толстой кромки лезвия. Нанесенные с его помощью удары являются дробительными и легко проламывают кости и наносят различные увечья через сколь угодно толстую кожу любого живого существа, что сейчас оно и продемонстрировало.

Удар пришёлся по глазам крокодила. Один глаз сразу вытек, а другой был сильно повреждён. Крокодил забился от боли и стал хлестать мощным хвостом в разные стороны. Я еле успевал изворачиваться от его ударов, то и дело подпрыгивая на месте и из стороны в сторону.

От удара крокодил почти ничего не видел, но воду он чувствовал всей кожей и своим обонянием. Безошибочно развернувшись к реке, он, быстро перебирая лапами, помчал туда. Увидев это, я смог подскочить незамеченным и опять ударил со всей силы своим новым оружием по его задней лапе, с хрустом её сломав. Крокодил, открыв пасть, стал яростно мотать ею из стороны в сторону, надеясь достать меня зубами.

А я скакал, как белка, вокруг него. Чтобы не дать ему уползти в родную стихию, я сломал ему ещё одну лапу, тоже заднюю. Но крокодил не желал сдаваться, пока я не прыгнул на него и, зажав обеими руками хопеш, не нанёс ему чудовищной силы удар по позвоночнику в районе хвоста.

Под хопешем ощутимо хрустнуло, и крокодилий хвост бессильно обвис. Дальнейшее было делом техники и терпения. Подбирая удачные моменты, я сломал ему остальные лапы.

А потом, спокойно взобравшись аллигатору на спину, всадил свой нож прямо в мозг, прекратив его мучения и обезопасив нашу деревню ещё на какое-то время. Всё это время я, занятый битвой с крокодилом, не обращал ни на что внимания и не смотрел на окружающую местность, а там, оказывается, уже собралась толпа зрителей из деревни.

Кто-то, видимо, засёк меня, совершающего непонятные действия, а потом, увидев, что на меня напал крокодил, вне себя от столь радостного события, помчал в деревню, чтобы всё там рассказать. Услышав об этом, оттуда прибежали почти все, даже дети, вместе с теми, кто работал на полях.

Вначале они обрадовались, что скоро у них будет новый вождь, потом испугались, что этого в ближайшем будущем не произойдёт, а потом восхитились моей битвой и окончательно уверились, что с Вааней они не пропадут никогда.

Итогом этой битвы была целая груда жареного мяса. Наиболее здравая часть племени обеспокоилась сохранностью такого количества мяса, и, под моим чутким руководством, была сооружена примитивная коптильня. Тут же приступили к копчению в ней мяса, используя в качестве ароматного дыма листву местного кустарника.

Соль здесь была в небольшом солончаке, и мы смогли часть мяса ещё и засолить, а часть закоптить солёным. Правда, на вкус мясо несколько горчило, ну да вишен и яблонь здесь не было, а бананы не годились для такого дела. Я не зря сделал упор на заготовку продовольствия и каждый день отправлял своё племя на каторжный труд под палящим солнцем. Это был единственный шанс, чтобы договориться и откупиться продовольствием от старшего вождя.

Правда, я всерьёз полагал, что если мы не покажем зубы, то у нас просто всё отнимут и прикажут наделать ещё, а если не сделаем, то… ну дальше можно было гадать и всё зависело только от фантазии местных вождей. На счёт «зубов» я думал, и на счёт продовольствия тоже. Размышления привели меня к необходимости выкапывания ямы для хранения еды, в виде погреба, и я стал рыть яму подручными средствами.

Вообще, у жителей деревни, кроме примитивных топоров и деревянных мотыг, ничего и не было, а такая роскошь, как, хотя бы, деревянная лопата, не говоря уже о железной, была вообще недостижима.

Так что, копал я обломком своего копья. Хорошо, что земля была сухая и сыпучая, то ли краснозём, то ли песок, я не агроном и пока не понял. И я смог выкопать довольно большую и узкую яму в земле, устроив её по винтовому принципу, делая полочки для складирования продуктов, предварительно смазанных маслом пальмы и завёрнутых в её же листья.

Я долго возился, постоянно переделывая хранилище, понимая, что мясо в нём будет довольно сложно хранить, но двигался всё равно в этом направлении и постоянно напрягал свою голову, что было, несомненно, полезно.

Кстати, я с удивлением стал понимать, что думаю намного быстрее, и мозг подчас подсказывает совершенно не тривиальные решения любой проблемы. На мои неоднозначные решения, удивлявшие даже меня самого, все члены племени только возводили глаза вверх и глубокомысленно изрекали.

– Ваалон (Сумасшедший). А увидев меня, тут же повторяли – Вааня.

Но при этом неукоснительно выполняли все мои команды, а тот, кто не выполнял, приводился мною к берегу реки, на место боя с крокодилом. При этом непременно присутствовала Мапута, с глубокомысленным видом копающаяся в речном песке.

Обычно этого хватало. Но, неожиданно то, что я уничтожил самых крупных крокодилов, и теперь в реку можно было ходить помыться или набрать воды, приняло несколько гротескные формы.

Местные жители, осознав это, стали бегать на берег реки не для того, чтобы помыть свои чумазые рожи или не менее грязное тело. Хотя, чёрное на чёрном всё равно не видно. А для того, чтобы справить свои естественные надобности.

Конечно, интересно, наверное, видеть, как твоя жёлтая жидкость перемешивается с водами не менее жёлтой реки, но зачем смотреть, как твоё дерьмо величаво проплывает мимо тебя, исчезая вдали, и я это категорически отказывался понимать.

Поэтому, застав за этим занятием уже не глупых детей, а вполне взрослых женщин, немедленно объяснил им политику партии, предупредив, что, как только я снова увижу их грязные зады на берегу, справляющие малую или большую нужду, то сразу награждаю нарядом на работы.

Это полезное действие я подцепил из армии, оценив его воспитательное воздействие. Ведь не надо никого убивать или наказывать, оставляя под палящим солнцем, или отдавать на растерзание бабуинам. Достаточно просто придумать ему работу, желательно потяжелее, и назначить над ним смотрящих, а через некоторое время и смотрящие были больше не нужны.

Каждый житель деревни пристально наблюдал за провинившимся и, заметив, что тот отлынивает от работы, тут же жаловался мне. Особенно это действие полюбили дети, которые как вороны сидели где-нибудь недалеко и, заметив непорядок, пулей летели ко мне и обо всём докладывали, получая за это вкусный кусочек мяса крокодила или банана.

И даже устраивали соревнование, кто быстрее мне нажалуется. Через некоторое время жаловаться друг на друга понравилось всем неграм, которые проживали в деревне. И они спешили ко мне, в разное время и с различными жалобами, лишь бы насолить соседу и, быть может, получить вознаграждение, хотя бы моральное, наблюдая, как я ругаю или награждаю того нарядом на работы. В общем, весело жили.

Постепенно мы обработали большую часть полей, засадив их кукурузой, маниоком, бататом, бананами и таро. Картошки и топинамбура, к сожалению, не было, как и фруктов, за исключением плодов пальм и бананов. Но в будущем я рассчитывал и на ананасы, и на манго, и апельсины с персиками, а также на кофе с какао.

Зато, кого здесь было много, так это диких обезьян. Конкретно для нашей местности, так это бабуинов. Эти большие, сильные обезьяны жили стаей, и основным физиологическим отличием их был омерзительно красный зад. И он, словно красный флаг, всей мыслимой и немыслимой Африканской мерзости, всегда выставлялся этими обезьянами напоказ.

Эти бабуины…, не побоюсь этого слова, повадились грабить плантации, что наносило ощутимый вред нашей продовольственной безопасности, а нам ведь ещё и откупаться надо было этими самыми продуктами от старшего вождя.

Так что бабуинскому беспределу я решил положить твёрдый конец (не путать с мягким). Но стая бабуинов, причём, обезьян достаточно умных, не тупее отдельных негров, была достаточно грозным противником.

На их стороне была сила, многочисленность, организованность, мощные клыки, а минусом была их трусость. На нашей стороне была…, так первое и второе опускаем, третье, пожалуй, тоже. Четвёртого вообще не было, да и к тому же, нас было всего девять человек, против пятидесяти-шестидесяти человекообразных обезьян. Ну а минусы…, минусы у нас были идентичны. Вот и пришлось мне ломать голову, как минус на минус сделать плюс.

За модель поведения этих гадких обезьян я взял модель поведения хабалистых торговок на базаре, имея в виду самый негативный их вариант, исходя из того, что торговки были, к тому же, негритянскими. Просчитав все возможные действия и варианты их противодействия, я решил привлечь к этому и женщин. А что, подобное вышибается подобным, на их многочисленность ответим нашей визгливостью.

В конце концов, у наших женщин тоже есть руки, и ими они могут отлично кидаться всякими столовыми предметами, каждый раз метко попадая в цель.

Об этом вам не один русский мужик расскажет, и даже покажет свой, честно заработанный в бою с женским беспределом и не обоснованными требованиями, синяк, который он получил в битве за кухню или туалет, либо за прикроватный коврик, будучи «слегка» навеселе.

А то и за то, что был пойман на абсолютно незнакомой ему женщине, что совершенно случайно проходила мимо и попробовала вкусных конфет, которыми её решил угостить нерадивый муж. Короче, поломав голову, я собрал боевой отряд из женщин, доходчиво объяснив им роль в предстоящей битве. И повёл в бой их и свой жалкий отряд могучих воинов.

Хотя, если отбросить сарказм, то за прошедший месяц мои воины здорово поправились и нарастили могучие мышцы на своих чёрных телах. Каждый из них, включая меня, нёс копьё, булаву и щит, сплетённый из веток и плотно обмазанный глиной, кое у кого были ещё и луки.

Бабуины, беззастенчиво грабившие наши посадки, заметив толпу людей, идущих им навстречу, всполошились и дали дёру, ругаясь между собой, и визжа друг на друга противными голосами. Заскочив на ближайший баобаб, они расселись там, корча рожи и показывая красные зады, тем самым глумясь над нами и глубоко раня наше чувство прекрасного.

Неизвестно, конечно, что было страшнее, их рожи или их, прошу прощения, задницы. Но эффекта они достигли полного. Первыми, как, впрочем, и всегда, начали наши женщины.

Дико крича пронзительными голосами, они стали осыпать оскорблениями бабуинов. Типа «ах, ты ж… сын вонючей обезьяны» или «ты, дочь мелкой макаки, которую зачал в чёрную ночь пробегавший мимо козёл» (в роли козла выступала уродливая антилопа Гну). Ну, и тому подобное.

Бабуины сначала внимательно слушали их, а потом, видимо поняв, о чём идёт речь, немедленно разразились ответной бранью и начали скакать по дереву, возмущённо комментируя наглую ложь, которую вещали чёрные женщины.

Те же перешли ко второй стадии разборок и стали осыпать камнями дерево, на котором скакали бабуины. Такой наглости от черных женщин бабуины не ожидали. А так как кидаться в ответ бабуинам было нечем (на дереве, к их великому сожалению, не росло ни твёрдых, ещё не созревших орехов, или, как вариант, гнилых, либо вонючих, плодов), то бабуины перешли в контратаку.

Соскочив с дерева, самые возмущённые из них (наверняка, это были самки), ринулись на нас в атаку. Этого – то мы и ждали!

Лучники натянули луки и нацелили давно лежащие в готовности на тетиве стрелы. Выстрелив, они направили навстречу бабуинам целый град стрел. Понеся потери, бабуины попытались все-таки наказать негодниц, но наткнулись на острые копья и дубинки.

Завязалась рукопашная. Держа диких обезьян на расстоянии, я бил их дубиной и тыкал копьём, ранив нескольких из них. Получив достойный отпор, они бежали, оставляя на произвол судьбы своих раненых и убитых.

Добивать раненых обезьян я не стал, но и запрещать их убивать другим не стал тоже. В отличие от меня, остальные негры милосердием и уважением к несчастным животным не обладали, видя в бабуинах только мясо. Добив раненых, они приступили к их разделке.

Я в этом участия не принимал, глядя на убегающую вдаль стаю, и судя по их потерям и тому ужасу, с которым они убегали, я понимал, что больше они не вернутся. Это, в принципе, мне было и нужно, а мясо бабуинов, копчёное и солёное, я собирался отдать, в виде ежегодной дани, старшему вождю.

За данью его воины должны были прийти примерно через месяц, но разведка доложила, что их надо было ждать раньше, так как до старшего вождя докатились слухи, что его младший брат, а по совместительству и младший вождь, сошёл с ума и творит в его племени полнейшие безобразия.

Значит, жди проверки, чёрное племя. А ещё с ними, наверняка, придёт какой-нибудь дальний родственник, а по совместительству и чиновник, ну в их понимании, конечно. А значит, сало надо перепрятать и основательно прикопать. А для того, у кого есть желание распустить свой болтливый язык, в саванне бегает ещё много львов, да и гиены, нет-нет, да и пошаливают, грызя связанных калек. В общем, я стал готовиться к встрече с дорогими гостями.

Глава 4
Встреча… дорогих родственников

Послание от старшего вождя застало меня тренирующим своих воинов. Высокий и худой негр, с тонкими и длинными ногами, прибежал в деревню и сказал, что он к нам от старшего вождя, ну не к нам, а ко мне, если быть более точным.

Посмотрев на него, я стал искать взглядом, где он спрятал своё послание, но, кроме набедренной повязки, под которой что-то колыхалось, лука и колчана со стрелами, висевшими у него на боку, я больше ничего не обнаружил.

Гонец был невозмутим и сказал, что послание у него на словах. Не стану пересказывать его монолог, но суть была проста.

«Что ты там творишь, мой младший брат, на тебя жалуются твои люди и я… скоро тебя низложу, если ты не пришлёшь мне двойную подать. Женщинами и продуктами».

Ну и всё, как обычно, в такого рода посланиях. Расшифровываю. Ты сумасшедший. И если хочешь жить, шли продуктов, да побольше, и не высовывайся. Но это было не всё, мне предписывалось выслать ещё и наложниц.

Нормально, блин, мне самому любить некого, а ему девственниц подавай. Чтобы не быть голословным, я привёл на показ к послу всё женское население деревни. Даже на мой непритязательный взгляд, там смотреть было не на что. Судя по выражению лица посланника, на его взгляд тоже. Но его дело передать, а моё исполнить.

На мои заверения, что я готов отдать продуктами, он только скептически хмыкнул и опять начал лепетать что-то про женщин. Это меня уже изрядно разозлило, где я ему найду баб, рожу, что ли! А я… блин, вот же беда, не умею этого делать, и чтобы сразу, непременно, темнокожих красавиц.

В общем, хотелось очень сильно набить ему морду, но я удержался, к тому же, у меня были сильные подозрения, что продотряд был уже где-то недалеко, а значит, мне нужно было его оружие. Лук у него был такой же убогий, что и у нас, а вот нож, висевший на ремешке, при ближайшем рассмотрении оказался отличным мачете, ну, по сравнению с моим, и я с радостью поменялся с ним ножами.

Правда, на его ошарашенной морде я никакой радости не увидел, ну да это просто от того, что он ещё не осознал, какой славный клинок попал ему в руки. Ну, ничего, посмотрит и поймёт.

А потом, вежливыми пинками я погнал посланника из деревни, на которую он смотрел круглыми глазами. Конечно, где бы он ещё увидел приличные хижины. Да и зря я, что ли, последние две недели всех гонял, ожидая прибытия могучих воинов старшего вождя. И вот, они уже где-то на подходе. Ну что ж, пара дней у меня еще есть, а там посмотрим, у кого что длиннее.

Проводив посланника долгим взглядом, поглаживая его мачете, я вызвал одного из воинов и пару мальчишек с быстрыми ногами. Хотя, пардон, мальчишка был один, второй была девчонка лет десяти, но бегала она в деревне быстрее всех. Больше всего у неё выделялись тонкие худые ноги и выпуклые глаза, как у лягушки, но бегала она, словно ветер.

Поговорив с воином, который, НАКОНЕЦ-ТО, стал меня понимать, я объяснил ему, что делать и как следить за посланником. Окрестности деревни он знал отменно, так что должен был успеть предупредить.

Отправив их следить, я начал проводить тренировку по эвакуации деревни. По моему сигналу, все хватали детей и оружие и мчались к одинокому баобабу, который виднелся вдалеке. Продукты и ценная утварь прятались в выкопанных подполах, по примеру диверсантов. И всё. Деревня безлюдная, жителей нет, где – неизвестно.

Только пустые хижины, да неубранные поля доставались врагу. Ну, а дальше, дальше будет либо война, либо худой мир, за еду. Наша деревня находилась вдалеке от густонаселённых районов и добраться до неё по пустынной саванне было проблематично.

Чуть дальше к востоку тянулись куполообразные горы хребта Бонго, а дальше, на юго-востоке – леса и саванны Дарфурского султаната. Горы частично прикрывали нас, но в любой момент и оттуда могла прийти беда.

Так что, тренировка, показ и ещё одна тренировка. Рядом с нами несла свои воды река Улу, сейчас обмелевшая, но вытекала она из притоков Белого Нила и могла преподнести ряд сюрпризов. Основные путешествия здесь происходили по рекам, но та, что протекала рядом, не была судоходной, хотя проплыть на небольшой лодке по ней было можно.

На западе и севере располагались Камерун, выход к Атлантическому океану и территория вокруг озера Чад, там же были и густонаселённые районы.

Тренировка прошла успешно, и я стал ждать известий от своих лазутчиков, одновременно готовясь к худшему и надеясь на лучшее, не забывая тренировать воинов и днём, и ночью. На все их стенания и возмущения я всегда отвечал одинаково.

– Тяжело в учении, победим в бою – интерпретация слов А. В. Суворова и «Мёртвому сон не нужен», – слова неизвестного искусствоведа, потому что фразы «На том свете отоспитесь» они не понимали.

Прошло два дня, на третий поступили экстренные известия, которые принёс мальчишка, как наименее быстрый.

Мальчишка рассказал, что они заметили большой отряд воинов, два раза по десять, и с ними были ещё двое, которые не были воинами, наверное, это были мои дорогие родственники, или представители старшего вождя.

Они встретили посланца старшего вождя и были уже в курсе моих «художеств». Выслушав гонца, они долго совещались и ругались, пока, наконец, не пришли к какому-то общему решению. После чего, отправив гонца дальше к вождю, сами ускоренным темпом двинулись в нашу сторону.

То, что передал мальчишка, было интересно, но не очень информативно. Какое решение принял негритянский продотряд, было непонятно. Как в той сказке: «Казнить, нельзя помиловать!» или: «Казнить нельзя, помиловать!».

Я решил ждать развития событий и, надеясь на лучшее, готовиться к худшему.

Проинспектировав наши припасы и возможности дани, я выделил запас обезьяньего мяса, в качестве подарка, обнаружив при этом, что несколько обезьян было завялено практически в целом виде, при взгляде на которые есть мне, совершенно, расхотелось, и не только обезьян.

Но неграм это почему-то нравилось, что лишний раз подчёркивало их ненормальные гастрономические пристрастия, конечно, с точки зрения русского человека.

В итоге, запасы, предназначенные в качестве откупа, были отложены, упакованы и перенесены в нужное место. А я занялся подготовкой «горячей» встречи с представителями старшего вождя. Место для этого мы выбрали в излучине реки, нашли там подходящее, которое трудно было обойти. Справа от него протекала река, кишмя кишевшая добрыми крокодилами и другими опасными животными.

Слева от этого места простиралась бескрайняя саванна, по которой ходил грозным дозором прайд львов, время от времени приходивший на водопой, и бежать в ту сторону было очень опасно. Мы же всегда могли отступить обратно в деревню, подав сигнал опасности и дальше вести партизанскую борьбу, о которой я начитался в детстве.

Для начала я выкопал пару ловчих ям на пути нашего отступления, замаскировав их, и отработал со своими воинами манёвр отступления, дав возможность одному из них «затупить» и свалиться в яму, о которой он знал.

С неграми, почему-то, работало только одно правило, они учились исключительно на своих ошибках, причём, повторяли их по несколько раз. Так что, мне поневоле приходилось быть жестоким с ними, по-другому они просто не понимали.

Иначе, я давно уже бы висел вверх тормашками на каком-нибудь баобабе и кормил грифов, а может быть, даже повторил бы снова свой подвиг и закончил жизнь в котле, и мой мозг из черепа с удовольствием высосала какая-нибудь Мапуту.

Но пока я понемногу справлялся, хоть и не без проблем. На следующий день прибежала девчонка и, громко дыша от сбившегося дыхания, рассказала, что продотряд движется в нашу сторону ускоренным маршем и не позже, чем через полдня, будет у нас.

Отослав девчонку, я повёл свой отряд к месту переговоров, или битвы, это как фишка ляжет. Нагрузившись продуктами и оружием, мы пошли в бой.

Нас было восемь, я и семь моих воинов. Наш разведчик, как я и предполагал, предпочёл спрятаться, а потом говорить, как он сильно спешил к нам на помощь, но боялся быть пойманным и ослабить нас. В общем, примерно в таком духе. К их лживым рассказам, замешанным на выдумках и выдаче желаемого за действительное, я давно уже привык и не воспринимал всерьёз.

Всерьёз я воспринимал лишь личную преданность и взаимовыгодное сотрудничество, которого, пока, особо не наблюдалось. Ну да, лиха беда начало. С чего-то надо было начинать!

Прибыв на место, я оставил трёх воинов в качестве почётного караула и носильщиков подарков, а остальным, вооружённым луками, велел спрятаться поблизости.

В принципе, они уже умели прятаться, но я пошёл ещё дальше и заставил их натереться пылью и увешаться веточками растений, произраставших в этой местности. Так что, увидеть теперь их было практически невозможно. Распределившись, мы остались ждать. Девчонка не обманула, и в указанное ей время вдалеке появилась группа людей. Нашего разведчика, как и следовало ожидать, нигде не было видно.

Я и не скрывался, поставив возле себя шест с навершием из черепа льва вместо бунчука, на котором трепыхался на ветру его же собственный засушенный хвост, с пушистой кисточкой на конце. Получилось очень внушительно, ну с точки зрения местных.

Продотряд заметил меня издалека и убыстрил шаг. Я надел на голову крокодилий череп со всеми зубами, тут же ощутив его изрядную тяжесть. Стараясь держать голову прямо и не сгибать шею под весом черепа, я смотрел сквозь его пустые глазницы на приближающихся воинов.

В руках у меня был щит, уже не обмазанный глиной, а обтянутый толстой крокодильей кожей, почти в мой рост. Но он был лёгким, за счёт переплетённых веток, составляющих его основу.

В другой руке у меня была верная дубина, с уже сломанными грозными шипами африканской акации. Хопеш, как и мачете, висел у меня сзади на волосяном поясе, любезно связанном для меня Мапутой, после моих долгих объяснений и одного слабого подзатыльника.

В общем, я был готов, как, наверное, и мои воины, вооружённые копьями и щитами, но уже попроще, не из крокодильей кожи, а обмазанными глиной, ну да, они и крокодилов не валили в одиночку.

Отряд понял, что я их встречаю открыто и, перераспределившись, выдвинул из своих рядов главарей. Остальные стояли сзади и по бокам. Среди воинов было немало лучников и меня это огорчало. А то придётся бежать, а щит со спины возьми да соскочи. И что я тогда буду делать?

Двое главных, встав напротив меня, стали говорить, настороженно глядя на крокодилий череп, не веря, тот ли человек стоит перед ними, или не тот, а лишь притворяется тем. Диалог начался.

– Кто ты, прячущий своё лицо под костяной маской, – начал небольшого роста, но очень толстый негр.

– Я младший вождь селения, которое находится за моей спиной.

– Мы не верим тебе, Балон (это было моё прежнее имя… ага, хорошее, правда?).

Пришлось снять маску. Посмотрев на меня, они разразились удивлёнными воплями и уже с меньшим недоверием стали дальше расспрашивать меня.

– Младший брат нашего старшего вождя, мы видим твоё лицо, но всё равно не верим тебе, ты переродился и стал сумасшедшим. В тебя вселился злой дух! Ты Ваалон!

– Нет во мне никакого духа, – ответил я (за исключением русского, но он очень добрый, а не злой, бестолковые вы негры, да и Русью тут не пахнет), – подумал про себя я и продолжил.

– Три дня и три ночи боролся я с отравлением несвежим человеческим мясом и победил болезнь, но в борьбе потерял часть памяти и ослабел. Но я готов поддерживать старшего вождя во всех его делах, и в знак моих добрых намерений, я сам принёс ему дары и ежегодную дань, чтобы усладить его взыскательный вкус этим мясом и наполнить животы его подданных этими вкусными и свежими продуктами.

Возникла пауза, и главные переговорщики удалились на переговоры, отойдя далеко в сторону. Их воины с нездоровым любопытством косились на мясо, очевидно, сдерживаясь, чтобы не попробовать его сейчас же. Но покосившись уже на откровенно дерущихся между собой предводителей, пока воздержались, застыв неподвижными чёрными статуями, не давая воли своим эмоциям.

Вскоре перебранка вождей отряда закончилась общим решением, подтверждённым и закреплённым двумя синяками, поставленными в пылу спора и толстяк, в сопровождении второго негра, направился ко мне, чтобы огласить приговор.

– Младший вождь, твоя предусмотрительность похвальна, и мы примем и дары и дань, но старший вождь, с прискорбием узнав о твоём состоянии, решил сместить тебя и заменить на другого младшего брата, который стоит возле меня и готов принять под своё покровительство твою деревню.

– Кроме того, я не вижу здесь молоденьких девственниц, которые должны уже подрасти и быть направлены старшему вождю в обмен на серьёзных женщин, исполнивших свой долг перед ним и вызвавших его неудовольствие своими многочисленными детьми.

– О, как всё запущено, – подумал я. Он что там, двучлен что ли, всё девочек ему подавай, или девушек, но обязательно девственных. Видать здоровья много, и всё оно сосредоточено в одном общеизвестном месте.

– Увы, таких у нас, к сожалению, нет, все половозрелые были отправлены в прошлый раз, остались лишь пожилые и совсем юные, – ответил я, скорбно сморщив свою черную рожу.

– Ты врёшь, негодяй! – и толстый сосисочный палец в обвиняющем жесте уткнулся в меня, на расстоянии в два метра.

– Воины, взять его, – последовал следующий приказ, от которого по лицу второго вождя поневоле расплылась довольная улыбка. Он-то и умер первым, двуличный и неизвестный мой младший брат (подозреваю, что таких братьев у меня было как гиен нерезаных).

Услышав недвусмысленный приказ, говоривший о том, что мои дни сочтены, я сделал длинный прыжок и с размаху опустил свою дубину на бестолковую голову гостя.

Его голова и моя дубина треснули одновременно, но он потерял свою голову, а я… я, всего лишь, дубину! Отшвырнув её в сторону одного из воинов, я выхватил из волосяной петли свой, любовно очищенный и заострённый хопеш, и ударил им толстого.

Удар пришёлся на грудную клетку, проломив её и попутно сломав правую руку, которой он прикрывался. Ближайший воин ткнул меня своим длинным копьём, намереваясь проткнуть насквозь, но щит не подвёл, и оно застряло в нём.

Это стоило ему жизни. Выдернув из щита довольно неплохое копьё, я взял его в руку, а щит перекинул за спину и дал дёру, вслед за своими тремя воинами, которые сбежали, как только я прыгнул на вождей отряда. Манёвр отступления был проделан правильно, и никто не свалился в ловчую яму, за исключением меня, но я успел впопыхах её не «спалить», удержавшись на самом краю замаскированной ловушки.

В яму я чуть не свалился из-за того, что совершал манёвр уклонения от стрел, которые все летели ко мне, игнорируя моих сбежавших ранее воинов. Оглянувшись, я увидел, что все воины вражеского отряда, бросив стрелять из луков, ринулись за нами в погоню и вскоре были по заслугам вознаграждены.

В две ловчие ямы свалилось пятеро из них, и их крики, наполненные болью, разнеслись далеко вокруг, а потом битва закипела с новой силой. Вокруг меня засвистели стрелы, но уже в обратную сторону, их жертвой стало ещё пять врагов, с различной степенью тяжести ранений.

В итоге, к нашему строю, ощетинившемуся копьями и щитами, добежало только десять, остальные либо выли из ям, либо выли на земле, корчась от боли, доставляемой воткнутыми стрелами.

Но преимущества мы, всё же, не смогли получить. Нас было семь, их десять. У нас были щиты, у них хорошие копья и топоры. Они были больше по телосложению, мы были хлипче, но зато тренированные, и это был паритет, но мы и так сделали всё, что могли.

– Потому что мы БАНДА, – закричал я.

– Ваалон, – закричали остальные, и мы сцепились во встречной атаке.

Отбив щитом копьё, я всадил своё в грудь нападающего воина. Не став его вытаскивать, выхватил хопеш и раздробил голову другому. Отбил ещё одно копьё и проломил грудную клетку третьему воину.

Следующим оказался предводитель отряда, мощный и уже немолодой негр, с жестокими чёрными глазами и налитыми кровью белками глаз. Швырнув копьё, которое пробило мой щит насквозь и застряло в нём, он выхватил боевой топор и бросился на меня, осыпая ударами мой щит, который я был вынужден отбросить.

– Банда, – орал он, поставив меня в тупик. А что же тогда должен был орать я?

– Хурра, – завопил я и, в свою очередь, стал бить его. Воздух тяжело свистел от проносившихся мимо нас ударов топором и хопешем. Мы оба танцевали замысловатый танец смерти, пытаясь угадать движение соперника и, предвосхищая его, нанести удар, который мог оказаться решающим.

Все остальные замерли, бросив сражаться между собой и наблюдая, чем закончится наша битва и, соответственно, чья это будет победа. Я не обольщался: пропустив удар, я буду повержен, и меня тут же добьют, а потом торжественно съедят.

Эта последняя мысль неожиданно придала мне дополнительных сил и ненависти к врагу, позволяя убыстрить движения. Немолодой воин уже не успевал за мной, несмотря на своё мощное телосложение, и пропустил первый удар.

Мой хопеш впился ему в левое плечо, раздробив его. Покачнувшись назад, воин застыл и обломок белой кости, прорвав кожу и мясо, вызвал целый поток кровотечения, но жалеть врага мне было некогда, и я нанёс следующий удар по его грудной клетке.

От удара, пробившего грудь, могучий воин покачнулся и упал на спину, громко хрипя пузырьками крови, выступившими на его губах.