Текст книги "Апостолы против олигархов"

Глава 5
Стереогород

В облачном зареве алел гардинами восток.

С нас будут шампанские вина, хронометраж зашкаливал, хотя килограмм рыбы в двойном пакете тек на недобросовестный паркет. Время летело, сбивая огни с отражения в асфальте. Они стояли одни в ожидании визита к врачу, где стоматология ненавидела логику в мозге, пробивало бормашиной.

Видеть сны наскучило в облаке брызг из луж, когда очередь за наушниками вышла за пределы кольца на площади, где хилый фонтан скучал без подсветки.

Владелец завода был недоволен выражениями обычных людей. Сейчас они услышат классическую музыку, отдохнут от того что было в прошлом, когда многие открыто возмущались его гонорарами. Деньги не главное в жизни, основа коллектив. Зияние ослепленных легкой страстью глаз, злых на отсутствие звона в карманах. На площади сошлись факир и апостол. Это антиклерикально. Один тер пальцы на монеты, другой поднимал глазами упавший без ветра флаг на праздники. Их прослушивали целыми днями, стремясь понять. кто стоит за миллионными махинациями. Олигарх чувствовал себя бедным, но довольным.

– Ты хочешь чтобы за тебя приходил крупный бизнес?

В похоронном бюро немногочисленные посетители выбирали обивку.

Студенты медленно пили не запотевшее пиво.

Интеллигенция спешила по гостям.

Хам шпынял ногой как гравий.

В машинах было людно и накурено, двумя дверцами хлопали одновременно салонные завсегдатаи. Дымили сигары. Пил в виски кофе. Пил с виски кофе.

На часах кэмел трофи. Хотел объяснить девушке, но желание отпало.

Желание выдавить писателю кадык ночью, дать поддых, на краткий перерыв или лишнее за его произведения “Ночь”, “Жевачка на нос”, “Купи Дон”. Его мысли стали популярны, а заинтересовали на верху, марлевая повязка из Азии придала вагону голливудский шарм. На обнаженных ногах отражались ее лосины.

Девушка напротив против явно шапочного знакомства, не накидаешься как в восьмидестях, выпьют, будущее в прошедшем. Стрелы модного лука, веер на принцессе с зонтиком.

– Вас как зовут.

Она не ответила, это же фантазия.

Ночной Ереван, крики о помощи. Девушку прижали к забору, вымогали вернуться к мужу. Он в общем ничего из себя не представлял, но имел исправно.

Бригада скорой вколола обезбал. Хитрый взгляд на смертельные выпады из кино, где кисы делили свежие сиськи, а лимонный пай манил негра. Он приехал на побережье из Зимбабве, там чертополох, добыча угля, если он там есть. На селевых потоках одел кошки, выбрасывая из подсознания год. Титры не дали счастья, мистерии Митры в волчьей пасти.

Когда до вершины оставался последний из двух жандармов, медитировал.

Водрузил флаг с эмблемой из мультика, фото любимой и гримаса друзьям.

Химеры и херувимы, бояться кисточки хвоста после молебна, пугаться тенистых сосен и нехватки листка клевера, сладость ревеня в молодом варенье.

Мнение ошибочно превалировало над эрудицией, гонения первых христиан после десятилетий проскрипций, десятина барину, над мореной зарево. Дни как оставили в прошлом опять пертурбации ностальгии. Картина с фрегатом без рамки, три пешки в дамки в поддавках, сны не наяву про гипноз лугом, по пояс траву, в глазах синева конкурентом неба, хочу в дрова.

Гасиенда или что-то типа резиденции уносила разбомбленной лестницей по витражным этажам, где над вторым еще был третий с порослью деревьев.

Раздавались пьяные крики, ор на Гуту. Именно здесь этот поход стал реальным переживанием, чем-то выше ценности жизни, счастье заснеженных пиков.

Солнце грело кости, ветер поил прохладой. Стабильно клевали зерна куры, пугали что они пища симпатичные кролики. Тогда и ролики можно расчехлить.

Холодильник раздвинул ноги как шаром покатил. Шар Эдама и ничейное яблоко. Выбрав красное сладкое под Animals, мама была портнихой пели рокеры по гигантскому слалому, пустые тарелки под хохлому, живя под собой не чуя иностранно. На выходных пьяно скабрезничать под горячую руку раздвигать ноги головой в пиджаки. Кладезь мудрости, точно свежей колодезной после браги. Раджа прервал концентрацию, чтобы представить себя на месте жирафа в диком вольере, судя по мере пресечения, немытая посуда. Уже есть машины, тогда копиться там. Иногда жир с тарелок соблазнителен и вездесущ вкусом по обертки от рожка. Ее письмо дошло до головы, там эти строчки “люблю за цветочки”, “снимаю с себя ответственность”.

– Вы не могли бы мне помочь, – он назвал ее Стори. Если бы Лав.

Корни панка в нирване.

Она показала грудь, он прелестно оценил щиколотки, улыбнулся до щикотки в скулах, до школьной поры, прогулок с рюмкой, отражаясь в первых этажах.

– Мы тут играем на девочек и мальчиков.

– Что за кон?

– Десятки.

– Ставлю майки и бот. Так и говорится.

– А ты еврей, выходит, – синтонировала она богиней храма Синто под сенью Фудзиямы.

– Я молодец. Могу помочь по-еврейски.

– Я не фанат анекдотов.

Разве что психика, подумал он неудачно.

– О чем думаешь?

Он раскидал по четыре и не отрывая взгляда взял семь.

– Почему не шесть?

– Играл.

– Тогда я твоя, но все против.

Одна соседка часто писала жалобы, муж был не грубый. Жилуправление было против таких эскапад, люблю это слово махинация. Она сделала куклу из чулка и ваты, тыкала ей. Он где-то не чувствовал в груди танго. Он где-то лучше переспал бы с ней, но она видела сны о его негодяйстве.

Разнузданная половая жизнь, или как монашеский запой, можно упомянуть если не перестать знакомиться, в городе мало набережных. Гул или эхо подворотни, арочный или блочный свод. Лично ему в тушенке не хватает качественной сои, промышленность стынет под налоговым бременем, олигархи.

Его проходной, их лозунг стоит тысячи. Попросили выйти, хотя еще не садился, точно из машины. Прижал ту в свете одинокой лампочки, угрожал вежливо. Здесь объяснил кто, Сильвестр Карманов. документы на подставное лицо, равное. Их не убедил, но ограничились поддых. Ошибся адресом, принял за прохиндейку. Лобызая потные губы после залипона на модной фланели, обещал что в последний, щупая чужой зиппо. Шесть килограммов спереди приглашали на плечо.

Это не самый последний город, драки постоянны, он не обещал жениться. Она хотела оторвать ему яйцо, но боялась браслетов. Он стоил три бутылки вина, хотя всем по нутру.

Огурцов подмоченные семена проклюнулись к позднему марту, закрыть глаза к фарту, бронировать чартер, спелеология в коллекторе против метемпсихоза в огне прожектора на нападение, все страхует дочери рождение. Что такое насилие во времена повсеместной слежки, в универмаге фамилия майки без спешки.

Неправильное начало с первой пешки, категорирование полунедельной пешки, тело отелло в смерти лица Моне, он смело взял ее сзади в вине полусна, яд при параде, квелая весна. Отмудохав алкаша, поцеловал им воздух, владелец города не портит выбросом воздух.

Глава 6
Монорельс

– Что он в ней нашел?

– Ходить вокруг да около, бить в голову с поздно взлетевшей ноги. Месть осталась в прошлом, килограммами нерастраченной стали.

Под стать двум джентльменам были их особы.

Раскрепощенные, любят барабаны. Пролетами летели снова вокруг горы, на ней росли деревья неизбывной сладости и халд утра пленил невесомостью неизвестности. Станки работали внутри соседней горы, добывали уголь. Большие Ивановцы мирно гармонизировали индустриальность ландшафта.

Семиотика осталась в Эстонии, белые котики на ипохондрию. Гипоталамус проснулся от скрипа пресса.

– Будете курочку? У нас с соусом.

Представил жаркий противень, золотистый лук.

– Вам предложить соленцы.

Могильные молчание, хочет скрыть недотрогу. Карабинеры со страниц учебника, неглиже галифе. Просил снять те лодочки, но совсем влюбился.

Драматизм парения вагонов над зеленеющей бездной, где одинокими останцами дымили кипящей лавой бревенчатые дома. В тамбуре можно было вешать, что полено, что датые второсортной водярой тела.

Современная форточка не открывалась знаменуя бравурную опасность жизни вниз. От прошлого остался один титан.

Эту дорогу строили для этапирования лагерщиков, литературно.

Мечта в отдаленных пиках, там звенела пилорама. Это уже было. Красивый мозг попутчика хранил налет неспешного обмена репликами. Целоваться с налетом лбом за один до ресторана. Сорвать эти губы.

Глава 7
Двое на одного

Дочитав почти Ригведу, где герои невзначай обхаживали друг другу лица, и вяло травили о спасении, и никто не был далек от мнения, что прошлое вернется, станет навязчивой реальностью, прикуют к кровати, вобьет в сон разума остатки трапез, и кушаний, разбросанных вдоль широких кроватей, но смысл останется тем же, он войдет в неосознанный транс с пульсацией мозга. Курицы летали по просторному помещению, бились в прочные советские стекла, ходили, перебирая корм на полу, точно ожившие подушки. В дверь постучали, двое были резко против разведения в квартире домашнего хозяйства. Несмотря на свежую курятину. Завязалась драка, было перешедшая в потасовку, владелец помещения нанес удары, попал в глаз до боли в глазнице, задел хуком налитую скулу. Перешли синхронно на ноги, точно на ринге, где вместо тяжелой груши был живой человек, готовый к сопротивлению, не щадящий колени. Хозяин было упал, вскочил, нанес ногой два маваши, получил в ответ в лоб, не стал падать, собираясь, оглядел светлый квадрат рамы.

Они не поделили девушку, что легко была прикрыта нежнейшей простыней, так простыню еще не брал. Когда часы пробьют десять, а дом заходит от опаздывающих, солнце нарисует на небе привет от космоса, паром, везущий по другую сторону переправы, и перец с солью из ресторана насыщает с влажности утомленного языка. В сторону, где поднимаются широченные ели, спят в берлогах семьями медведи, через наст с подушкой чувствуется начало лета, когда не все согласны будут с борьбой за идеалы и отказ от места в пищевой цепочке, где между колосящимися хлебами и тропами через бурьянистый овраг найдено решительное противоречие точно в гастрономе на выборе между похожим блеском прилавков. Мечтой стать мерчендайзером делился с ними один из лучших друзей, но память не дала повода внести лицо в реестр.

Началась борьба, они убирали пальцы, стремящиеся решить исход за горло, непорядочно и улично буднично, пока были в запасе серии, но не все хотели сражаться с ленью. Четыре в лоб на два в живот с проникающим, один собрался зрителей, ударив обождав поверху и зацепив голову, что была против нокаута. Птицы подлежали транспортировке. Бройлер не имеет головы, а петушатина дает наваристый бульон, особенно когда берешь полпетуха и морозишь до инея, затем рубишь на заднем дворе словно удачный для пламени сук. Жизнь не имеет под собой основания для тяжелых раздумий, но все отнекиваются от роли Молчалина, явно следуя кругу карет в Оружейной. На их счастье не было ни ножей, ни разрешения. Корм кур был голландский.

Глава 8
Марина машет

Нечто привлекло внимание в конце переулка, где двое целовались со знакомой милахой. Девушка начала отбиваться, бить в грудь кистями. Вырвалась, членораздельно произнесла «Господи, насилуют». Один сорвал джинсы до края красивых ляжек. Второй принялся стягивать через голову кофту. Андрей подбежал, вдыхая полной грудью адреналивый воздух.

– Оставьте девушку.

– Мы не делимся.

С милым восторгом полетели в голову хуки, второму достался аперкот. Драка не была долгой, перемежалась руганью. Сочный антрекот на утренней сковороде остался без яиц, магазин был закрыт.

– Давай, первый. У всех было.

Андрей побил еще с превосходством контроля. Девушка металась, не хотела быть спасенной им. Насилие достало, выбило из рамок приличия, мир сходился горизонтами по горизонтали от блеклых лучей солнца через плотные облака. Андрей махнул, пошел дождь. Он заговорил с ней, признался в любви, долгих ночах после с ее образом, молился перед образами у корешков о соединении судеб, свадьбе с гостями, тюльпанах на ковре из церкви. Точно на пасху они соединятся в порочном сладострастии, обнимутся родительскими блинами. Насильники отступали:

– Ты сделал нас насильниками, тебе не простят.

Один сделал шаг навстречу, позитивно перемахнулись. Наклонился, якобы спросить и приятно для взрыва ударил, Андрей бил в голову, представив на мгновение счастья их будущий дом, искусственный камин, золото подсвечников. Жесткий амбиент насытил после постельных забав.

Они разочаровано ушли. Она ждала удаление фигур. Затем улыбнулась, и не отреагировав на искреннее предложение встречаться, пошла по диагонали. У плитки фасада подняла плиссир и помахала на прощание, риском прошлого свергнуть будущее с пьедестала. Звучали слова не верить тому что видишь, быть не совсем собой, не оставаться расставаясь в дураках. Советов было пять, про варенье и любовь.

Глава 9
Вшестером взяли верх редута

Земельный холод и до костей земля, в глазах солнце пашет и бьет человечество изнутри. Не все хотят жить и праздновать, когда согласие нарушено, многим человечность представляется чем-то большим. Огни, ночной город, не надо сон, когда все осталось раскрытым, словно ставни в огне и плач стен, люди боялись солнца и жестокости в отношениях, где мир бьет в себя больше чем надо. Совсем вбив в жизнь остаток бензина, топить на ладонях с мечтой. Остановиться в придорожном кафе, поесть спинки. Мяса с годами становилось все меньше, вкус его падал.

В облачном краю живут те, кого нет. Разбив о сердце фужер, шампанское рекой. Через шесть часов после битвы насмерть жизнь была пустынна и тяжела в раю, где никто не ждет. Абордажники курили на склоне, передавили сонный коньяк. Печень не болела после вчерашних возлияний. Кругом сколько хватало глаз была снежная пустыня, где летали бликами снежные пики, ледовые постаменты изваяниями как античных статуй. Вбив в землю микрофлаг с патентом, огни печально взирали на несущиеся вниз фигуры, оценивая целяк.

Никто не станет объяснять, что за этим скромным снежным холмом имеется впадина, где враги готовятся вбить в землю микрофлаг. Разрешение на отстрел сыро выпирало гортекс. Они спустились, бросились в неравную схватку. Сигал точно, прыгнул на укрепление последний.

Всем подогретым подскажет, что мир плывет под водкой с винегретом, полета конфетой, ярким свет через ставни открытые весной, когда летают бумажные самолетики и прыгают в снеговиков дошкольники, несет борщом из распахнутых форточек, хозяйки пьют колосянку, джентельмены предпочитают овсянку, с пьянки на пьянки чтобы не отсосали как пиявки, мокрые шарманки кутают в плащи эксгибиционизм. В сапогах скоро растает носковая наледь, проберет до костей точно через доски мартовской палубы. Против течения медленно и без извилин между сужающимися берегами, где смысл не имеет греха, и все остается точно в лунном шекспире, где на премьере аплодируют рядами и наблюдается феноменальный разгардаж.

Было поздно, снег заметал холодный двор. Стояли напротив друга, мечта и позор. В коридоре не было светло, лишь шумел кондей. Не закрыв дверное полотно, они прошли в покои. Не все были довольны ее платьем. На нем застежка открывалась спиной. Не мешал метал. Точно слезы ее шаги. Грохот протекторов. Все быстро разделись, плевками пала одежда. Секс переходил в насилие. Это робко смущало, тревожило. Ее стало больно. Она вырвалась и прыгнула с балкона. Капот. Она побежала, кричала в ужасе. Остановилась машина, неопрятный водитель завез в лес. Поняла без слов и минуты разделили ожидание и страсть. Восторг не был долог, счастье в будущем не страдало.

Глава 10
Управление трубы

Звон разбитой посуды снова привел в чувство.

Утро хмуро вечерело, не давая шансов опомниться.

Придти в себя, возненавидеть происходящее. Не было и восторга, кроме желания просить о милости со стороны бога, что тайно поддерживал на перепутье.

Там было не более ста разбойников, они пели громкие песни, жгли знойно факелы. На них набросилась ватага с карабинами. Войдя в кабинет, олигарх потребовал для доклада двадцать китайцев. Они кланялись, просили поменять кофе на лимонад. После краткого брифинга стали смотреть футбол. Это не принесло ожидаемой выгоды для потепления отношений. Секретарша в просторной мини предложила соединить с Вашингтоном. Они были готовы вылететь, но Атлантика неспокойна. Не сегодня произойдет подписание, когда все будут согласны с означенным результатом, посчитаны деньги, шелестящий хруст свежих пачек евро. Было невыносимо признать, что контракт не ушел, остался в машинах, люди бьют по карманам.

Нефть кончается каждый квартал, хорош был девятый-десятый. Нет потребности в обслуживании трубы, лишних людях на отдаленных вышках. Всем приходится слушать рявки. Гости из Поднебесной предложили более миллиона за небольшой отворот. Гуанчжоу не самый большой город, но очень приятен. Там продают на рынках некачественный товар. Это их Родина, то место где они плачут. Китайцы миролюбивый народ. Статуи Будды по обочинам проселочных дорог. Печаль на переживших фестиваль лицах, не все довольны скорбью на могильных процессиях, тем что нет минимальных средств для жизни, не хватает даже на поездку за фруктами в соседний улус.

Кустарниковое производство обуви, столь приятное в экономический рост не дает повода гордиться работой администрации. На некоторых из прибывших были те самые найки из Гуанчжоу.

Рыба, что добывают в каскадных озерах.

Не успевает покрыться испариной до продажи, до поры насыщения мышц.

Некоторые из прибывших до сих пор переваривали копченую стерлядь. Они видели не самый высокий интерес к своей персоне со стороны принимающей стороны, и не более чем делегация до, хотели свежего чая.

– Как пить дать, – завел речь из помощников. – Дайте мне прямо сейчас сто тысяч, и вы приоритет. Мы не настроены разбазаривать свои ресурсы, обещали что нефть кончится в двадцатом году, через сто лет, но сейчас разведка требует: никто не останется без ее продуктов.

Китайцы не хотели давать. Религия не позволяла. Раздались крики, вопли, в здании будто пожар. Это вернулись геологи. Еще энное количество кубометров на танкере отправились в США. Иногда русский Urals бывает такого качества, что падает тайно лондонская биржа. Им нет нужды биться за право торговать фьючерсами, красиво и без обиняков вбивая в отношения чувство непреодолимой воли, когда бьет в висках от роста котировок и нет проблем с демонстрантами разных классов, взявшими на себя труд упрекать в роскоши. Деньги бумага очень высокого качества, они приятны на ощупь, от них сладко.

Шейхи лучше чем владельцы субмарин, что могут подорвать мир на востоке. Все могут быть людьми дела, но не каждый рискует. На экране кривая показала прибыль в пятидесятом. Там все получат деньги, в том числе неизвестный акционер.

Глава 11
Речник

Солнце садилось к югу, точно в древней сказке. На пне сидел неприметный алтаец и курил отличную приму. Люди шли медленно, шатаясь от выпитого. Один из них переживал, выкидывал кошки, предметы обихода. Что оставалось делать, если повернуть обратно не было консенсуса. Алтаец вытащил пистолет и пьяно выстрелил два раза по походникам. Лидер упал, без положенного звука, прижимая к груди руку, чтобы остановить по литературе кровь. Алтаец вдруг исчез, оставив после себя неясное заклинание. Вдали на реке шла на моторе яхта. Это был банкомат. Там было много денег, в том числе валюты азиатских стран, золотой резерв, слитки. Предприятия поднялись и хотели видеть руководство. Респектабельный промышленник наслаждался встроенным водным поло. Деньги для частников можно было снимать подплывая на импровизированных пирогах.

Глава 12
Не те саки

Город был весел и свеж, летели солнечные зайчики от зеркал заднего вида, плыли в гольфах туристки, жарило солнце спинки опять. Вегетарианство не было исключением для последнего времени, когда случаи кражи людей на мясо участились. Салют был почти невидим в лучах ясного солнца. Разливное пиво было драфтовым. Между ними только проскользнула искра, начались отношения. Не все готовились к уличным столкновениям, локти, животы, плечи в плечи. Столпотворение было всемирным, ужасающе чудесным и символичным в глазах людей застыл пляж, купание нагишом на фоне яркой луны, благородно блещущей нас вое половине неба. Курорт был фешенебельным, отели как на первой линии, кулеры с волшебным пузырем. Второй пляж встречал широким прибоем.

Рядом с досками с неизвестных кораблей.

Забытыми купальниками, яркими рапанами с незабываемым вкусом к берегу прибило человека. Это был молодой поджарый иностранец с харизматичным взглядом и повадками битника. В руках он держал пистолет. На него набросилась охрана пляжа, вход сделали по оплате, порядок стал важен. Невзрачная перестрелка прогнала немногочисленных загорающих.

Дамы спешно прикрывали грудь, мужчины прижимали к груди шорты.

Прибитый победил. Он не дружелюбен.