Текст книги "Апостолы против олигархов"

Глава 13
Упал на моченый орган

Оркестр играл фальш, иногда переходя на крещендо, трубы били в зал, где разношерстная публика отмечала осеннюю сладость. Позвонили с Лубняки, они хотели чтобы доносил. Разговор был долгим, называли фамилии. Друзья, сослуживцы, конкуренты. Приличные люди, просто подпиши чистые листы. Многие переживали о герое в это самое время, им не нравилась его напористость, апломб, дерзновение. Политическая обстановка не была благоприятной.

Могла напасть Америка, ударить саудовцы. Сейчас не лучший момент для внутренних склок. Всем плохо от неурядиц в частной жизни, медленного роста оклада. Если найти клад, что все знают, можно рассчитывать на двадцать пять процентов от государства, но страна стонет под игом налогов.

В органе мочили капусту нейтральной. Не надо выдавать рецепт.

От долгих замачиваний дуб органа стал ячеист и прохудился. Никто не играл на нем.

Человек упал с перекрытий на верх органа и повис руками над оркестром.

Он выглядел пленником спецслужб.

А не бесплатным осведомителем.

Многие жалуются, пишут о происходящем вокруг.

Растут досье, набираются донесениями папки. Это очень отвлекает.

Человека бросились спасать.

Принесли не доставшую лестницу.

По ней разом полезли двое, она зашаталась, выступление пришлось прервать.

Лишь первая скрипка продолжала Моцарта.

Бессмертные аллегро. Ничего не нужно, кроме спасения потерявшему надежду человеку. Он не верит в других, но надежда на Господа, его добрые силы, свободу и добродетельность растет по экспоненте.

Что за элемент клоунады в классике. Кто дает сил, чтобы остаться в живых, не сорваться в оркестр. Всего одно согласие, кивок головы – и вместо падения шли бы улыбки в объятия толпы. Пострадавший не надолго отключился, пришел в ярость от медленных усилий оркестрантов, что недвижимы зрители, не заработала сирена.

Глава 14. ЦАРЬ ЛЕСБИЯНОК

– Поехали ко тебе, я давно влюблен, там займемся любовью, можно взять выпить.

Девушка смутилась, отвела взгляд. Было в Аресте нечто незабываемое, что приводило в чувство и топило. Публичные оргии отменили со времен Диониса, когда молодые римляне на портике сушили туники любовниц.

– Знаешь, он очень плохо относится к гомосексуалистам, призывает их избивать.

Арест не стал отвечать, затенил занятную реплику, что могла быть кстати.

– Нам наверное лучше уйти, – присовокупил друг, отрезая влечение, что вело с год.

Он принялся объяснять, приводить примеры из прошлого, обращаясь к психосоматике. Они нравятся друг другу, разве может повлиять нечто на это, или такого быть не может, когда происходит обещанное, и нельзя бросить курить.

Друг поторопил, схватил девушек за руки, они дружно предложили проехать вместе, не обижаться, тем более виноват сам. На троне, в ареале неизвестности, обнимая за руки и стремясь к поцелуям, что могли сорваться в каждую секунду, но мир был спокоен, не давая повода пройти мимо социальной антерпризы. Он вернется домой, посмотрит на известные обои, включит абажуры. Тут можно поставить точку.

Друг поедет к девочкам. Они нальют чаю. Одна из них предпочтет кипяток.

– Сколько вам вместе лет?

– Мы не считали на двоих.

Они взяли палочки для сложения, подвели счет годам. Много их было, особенно зеленых. Все что мы имеем, это деньги в карманах, счета в банках. Банкиры замечательные люди. Многие язычники. На днях раскопали капище. Там идолы, изумруды в панно. Нашли скелет древнего язычника, он так и застыл перед изваянием, молясь о прибыли скота, ратных победах. Один предмет заинтересовал банкиров. Золотой сундук с чистейшим золотым песком. Они купят другой банк. Бросят курить. Лучшие любовницы столицы призывно откроют двери собственного свадебного лимузина.

Внутренняя музыка, покладистый водитель. Улицы в шесть милы и приятны. На них были домашние свитера.

Встревоженные пожелания убиться о подоконник, привязать совесть к батарее, поставить голову под холодную воду были прерваны посторонним размышлением.

– Посторонний, покинь это тело!

Пожелав обнять ее в это мгновение, видеть силуэт рядом на одеяле, прошел без секунд пассивной страсти в другую комнату, побил по икре ремнем. Вот если бы лён.

Глава 15
Пятая пентаграмма

Сатанисты пили водку, когда выяснилось, что невдомек. На поляне было пустынно, одни лютики цвели красноречиво. Когда раздался колокольный звон, они спрятались за деревьями, не желая бить в набат. Кто им дал право распоряжаться стадом. Сегодня привезли свежую девушку, готовую к посвящению. Ей нравился один из сатанистов, он был трезв и производил приятно впечатление. Набив полные карманы денег, угнав ничейный джип, они приехали издалека в твердом намерении добиться успеха, стать лучше чем были до того, самыми важными людьми на свете, где нельзя было носить рога. Костры поднимали красный дым. Не были видно других девушек, они решили спрятаться, что новая не заметит, ее предшественница долго бежала через лес, падая в чистые лужи, в глаза били острова коры сосен. У нее было красивое русское имя. Новенькая знала о происшествии. Ей было одиноко в окружении незнакомых возбужденных мужчин. Сейчас прозвучит сигнал, будут убивать тех, кто не понял что будет дальше, а именно костры воспылают на три аршина вверх ха, из пламени появятся обитатели ада, унесут не готовых к греху.

Девушка присела на корточки, потрогала ободок. Сегодня ей не придется идти на попятный. Лица превратились в чудовищ, они надвигались, злили, вызывали желание расправиться просто треснув целиком, не дать опомниться, скрыться, изменить печаль на интерес. Ее молодой человек сейчас гостит с друзьями, они вызвали группу поддержки, отлично отдыхают. Славянская культура глубоко проникла в мораль современного человека. Ей не придти в согласие с их намерениями, но подготовка к ритуалу была серьезной. Кто даст ей право затем заявить нет, презреть выбор предложенных альтернатив.

Не все хотели ее преображения, многие не верили, единицы тайно молились о прощении. Разбили бочку медовухи, поляна охмелела. Что не будет для нее уроком, займет кругозор.

К ней подошли трое, повели на бал. Она кинулась в пламя и не сгорела. Чудо произвело фурор. Раздались крики, собравшиеся осатанели. Им не нужно было привести себя в порядок, но требовалось немалое мужество чтобы признать, девушка – герой тризны.

Никто не станет отрицать отдаленность властей, привезших на машинах солдат разогнать праздник. Нестройное пение и пьяные пляски объятий сменились на угар драки. Несколько минут перевес был на стороне напавших, затем отдыхающие стали заметнее махать кулаками, раздавать направо и налево, не забывая также бить прямо.

Выстрелы остановили победу. Сатанисты прятали ножи, не очень далеко. Всем пришлось отступать, чтобы оценить кто приехал. Те беспорядочно стреляли. Спутники девушки вели себя соответственно обстановке. Они боялись и пошевелиться за деревьями, что скрыли батальную сцену. Кто им указ. Они попали в окружение. Никто не станет спасать сектантов. Руководство секты сейчас на саммите, в баре выпивает среди себе подобных. Выяснились подробности.

Особо оголтелые проклинали наступавших, кричали им,

чтобы не смели трогать сатанинские реликвии.

Бой шел без пощады, многие хотели сдаться, но желание праздника не позволило трусости взять верх.

Кто им главный среди оставшихся. Даже если девушка сейчас с избранными, не значит, что имеют право проиграть, отдать врагу позором преимущество. Хотели озвереть, броситься в гущу солдат, но те перестроились, ударили во фланг. У них было численно превосходство. Придется объяснять родным, что такое сатанизм, влияние заклинаний на повседневность.

Девушка чувствовала магические силы, пыталась одной мыслью прекратить побоище. Где сейчас ее милый, зачем он предпочел друзей, сидели бы дома, пили. Послала сообщение, робот оформил недоступность. Раздались взрывы, начал гореть лес. При такой подготовке не уйти живыми, бежать, презирая за отступление по знамению. Пентаграммы давили грудь, силы зла не помогали. С пригорка открылся вид на поляну, где из пламени появился сам сатана. Не разбирая кто за него, он плевал огнем, прожигая насквозь кто не успел сотворить крестное знамение. Тут такое.

Глава 16
Не хуже хаммера

– Пришлось отбиться от бездельников.

– Кто указ тебе, когда разойдешься, словно бакен и водные крылья.

– Я весь горю подарком.

– Ты мое чудо лестного вдохновения, храм и ели.

– Не стоит обольщать в преддверии ланча.

– Звонки с работы разбудили слезы.

– Мне не нужна машина для секса.

– Я была одинока этой ночью, моросил ливень, бежали мокрые студенты.

– Отдайся на этом стуле, где до тебя я расслаблял ноги.

– Я забыла трусы на сушилке.

– Не водопровод разыгрывать пассию.

Агнесса изогнулась, приняла к сведению. Отличный повод остаться с ним наедине, открыться. В хаммере вчера вежливый индивид предпочел ее вырез монитору, где танцевали. Была мила, но свободна, пряные поцелуи. Семестр кончался.

– Оцениваешь меня сверху вниз.

– Твоего ласкового языка нежные плети.

– Перейдем на ты.

– Соединимся в прорыве.

– Я бы съела тебя, откусила голову, развела на посидеть.

– Терпение секрет диктата, положение сверху.

Она стянула тянучку. Поделилась вкусом. Он лег на пол, расслабляя вызажатые мышцы.

Почему полюбил, когда она дышит ясно, яростно колотит. Вылетать кусками асфальта из-под отбойного молотка. Работница на комбинате получает восемь тысяч. Диспетчер уездного такси пять. Помогают пенсионеры. Очень стыдно.

– Свари по-арабски.

Мужчина подвинулся к кромке клеенки. Кроме него в комнате были четверо, они сильно переживали, бились в конвульсиях. Никто не хотел биться за честь с совестью, ломать проходящие мимо составы с прохладным пивом, в них перевозили похищенных, схваченных за фалды красочных пиджаков. Никто не боялся начала новой рабочей недели, люди сражались, хотели отбиться от счастья, броситься наперерез колонне. Среди остальных, не вошедших в кворум, где тепло ждала королева ночи, не было согласия. Всем пришлось оставить за бортом бутылку.

Арест целовал ее шею, возлюбленная не верила.

– Кто он, твой тайный поклонник?

– Начальник.

– У вас уже было.

– Не более чем с его стороны.

– А двадцать за день?

Ты неимоверно любопытен.

– Это касается вопроса как дела.

– Не самый лучший совет дал мне ты, бросить дурить и фитнесс-спа.

Он дал ногой во французский угол. Тщеславие гордости против праздности уныния.

– Двадцать пять раз за спасибо?

– Ревность мавра кончится в придорожном мотеле на шоссе. Залить газолина и не думать о километрах.

– Удобно расслабиться в большом джипе, разомлеть от радио.

Ранее были самые тяжелые события, драка в баре, падающие на пол контровики. Атака с фланга, удары в бритые подбородки.

– Давай займемся сексом, прыгнув через ссору.

– Ты не внушаешь доверия, ликуя снежным барсом в топи подмокшего фирна в сорока метрах от домика. Животное хотело пробраться внутрь, защищали фонарик и нож. Другой бы кинул ему тушенки.

– Рисковать жизнью не значит быть героем.

– В двадцати метрах появился волк, небольшой и не агрессивный.

Не надо идти дальше, там опасный перевал с нависающими карнизами, представил тропить в лоб, вбивая кулаки в пухлый снег. Опаленная харя зомбировала.

– Ты красивый, милый человек.

– Течение было сильным, но не сбивало с ног, каждый шаг мог нести на камни. Расстегнутая лямка-спаленка страховала баланс, искусные водовороты неслись мимо, зовя в большую опасность чем есть. Не будь в рюкзаке снаряжения, отдал бы себя стихии.

– Ты обожествляешь свои закидоны. Пороки на порогах. Другие берут пример, решают задачу.

– Для меня не все одинаковы, хотя можно мечтать о глобальном потеплении.

Модная тема в сопровождении международного саммита. Идти вперед главное.

Он отодвинулся, оценив прохладу стакана.

– Когда тебя нет рядом, я всегда мечтаю. Думаю о солнце на гудроне азиатской виллы. Притягательных азиатках, забывших грехопадение. Сексе.

– Ты злишься на меня, вбивая в наши отношения клин. Разделение молодежи на субкультуры, программа ровесника. Осень весной.

– Меланхолия не пища для бога.

Она оставит его, бросит на дороге. Не доедет один. Заснет абрикосовой роще. Утро разбудит гудком дальнобойщика. Вечер умилостивит. Ночь приключений.

– Мы не самые близкие люди, чтобы ругаться.

– Я не твой, когда сам не свой, а когда свой, кто мне ответит криком.

Глава 17
Руки вверх

Полночь манила распятием. Свобода нужна после хождения в народ, люди ждут опять не веря в идеализм, но каждый мечтает отлично выступать. Не все были готовы к смене курса, но это привлекало в серьезном противоречии.

– Всем выйти из вагона! Поезд захвачен.

– Не имеет права здесь распоряжаться. Это частная собственность.

– Мы объявляем границу открытой.

Проводник залез на третью полку, дамы прятали сапоги, джентльмены чокнулись.

– Кто стоит за этим нападением?

– Мы не имеем права вести себя плохо. У нас горизонтальная организация.

– Не надо полиции, просто постоим.

Арест представил сорванный стоп-кран, толчею в тамбуре, потолок дыма. Дома ждали друзья, хотели выпить.

Ничего не было. Государства не дают людям быть вместе. Они разлучают народы. Деньги решают.

– Давайте отцепим вагон.

Глава 18
Олигархи за день

Господь был милостив не видя сущий беспорядок. Рядом враги плакали горюя. Ничто не давало ярости рассветного заката, не частый природный феномен. Такого не бывает. Хотя что еще ждать. Один выглядел серьезным, второй улыбался, они не знали что за день настал. Девушке нравилось быть рядом, понимать природу любовного влечения, кто будет ближе в будущем настоящего чувства, бьющего сквозь отражения звезд на кораллом песке. И это продал, думал олигарх оценивая изгиб и пожелания кошелька.

Тайвань снова не дал добро на эскалацию спроса. Показали комика, кладовую, щенячий шепот. Платье трепыхалось лебедем путчистов. Любимый делил с ней постель, обнимал за кофе. Ревнивый не простит измены. Они передавали ангела баюкая. Деньги нужны всем, чувства можно охладить горячим приемом. Будут приветливые улыбки.

Глава 19
Жестокий мир

Поверить в чудо или оставить в прошлом, вбитом в нервы злом и ненавистью. Не ясные люди рассчитывали найти проход под землю, где старину молились язычники. Когда напали кочевники, им было невдомек, зачем все нужно, когда в человеке все плохо, но не каждый всемерно доволен. Банкиры считали выручку, когда снаружи раздались крики о помощи. Они хотели поднять вверх руки, но мешал скат пола. Шла бомбардировка города посланиями. Нельзя пройти мимо.

– Мы победили пороки слабость и нищету. Голодных не осталось. Можно с лихвой окупить затраты на отделку офиса. Вы не имеет права скрыть, что плохо для клиента.

– Любезный.

– Затраты на параллельное измерение.

– Ясновидение и духовность.

– Некоторые люди летают, пока прочие отменно ерзают.

– Пятьдесят раз одно и то же.

– Хотя люди переживают о будущем, важно быть собой. Когда ты честен, мило сердит, грозен – тритоном меняясь под одежду и фельдботом первенства мечтая стать машиной, аскетично питая иллюзии в удивлении, бирюза лайкает вырез как строгого платья, так и альвеолы в смоле. Гербарий ждал учительницу. Риски. Не заметит.

– Денежные пачки не любят счет.

– Рот на замке. Улыбается гора.

Глава 20
На черта

Машина ехала быстро, вбивая людей. Филипп был нетрезв, ругался. Никто ему не дорог более чем он сам. Андрей не знал, зачем они творили чудеса. Только что словно в незабываемом триллере посреди соснового бора горели костры, танцевали люди. Им не было нужно абсолютно ничего, но спор про религиозные вопросы сбивал на самобичевание. Хотя нечленораздельные вопли о помощи были неслышны за искусной тонировкой, наперерез двигалась шаха. Слышен был трехэтажные, несло героином. Прижали к обочине, вбили в голову вопросы. Когда раздастся трубный зов, придет черт, нападет за грехи, только вера и крест смогут спасти от наваждения, более реального чем тридэ анимация. Его поклонники сломают все кости не желающим подчиниться павшим, заставят говорить от души, о ее спасении, страшные потусторонние силы найдут лазейку в этот пир. Их бы не было на горизонте света, но преступления, такие как беспорядочная стрельба по идиотам, игра в малютку, воровство у слабых, готовых отдать последнее, их проклятия, поминание дьявола, жалобные страхи. Не более чем двести волки дадут силы проснуться, стать собой на небольшой промежуток между обильным полдником и длинным вечером, когда огни сливаются в залпы петард, на центральных улицах валом гвалт, падение кавалеров, квакеры, босхианские пейзажи.

Филипп открыл окно и застрелил неформала. Тот не был похож на первых трех, но такой же ужасный в своем великолепии и своевольно страстный, лежал теперь, прижимая стилизованное распятие, подо что оно, пытался понять Филипп, но не было в этом ничего чудесного, словно утром когда гвоздь, вбитый в стену, сам собой выпал и не было ни дюбеля, ни эпоксидки, если на нее можно. Немного за пересечением перекрестков шла вялая пристрелка, одни уже отступали. Филипп вышел из авто, прикрыл бегущих. Это были бандиты, им неведом закон, не знакома немецкая этика. Он бросил на мостовую две пятихатки, современные деньги давят лишними нулями, опускают при расплате. Не надо было ждать и часа, чтобы раскаяться в широком жесте. Кто его друзья, их можно посчитать сумасшедшим в угаре, отвязном кровопролитии, танце сабель на игральных костях. Слаб человек, выходя из подворотни.

Андрей не хотел поправлять зеркало водителя, пропускать школьный автобус. Светофор был почти красный. В Тбилиси ему наливали вино, отрезали по-горски. Добрые люди не хотели в открытое море, пока за дверью не раздались крики чтобы сдались, выползли на коленях, поднимая руки, а не с доской на двоих, выбивая зубы, сохранив в последний момент ориентацию подбородка. Жалость к молодым гопам на уровне, но что мешает сломать о них колодку, кроме врожденной вежливости и доброты, поставленной в упрек в жаркой баньке.

Один ползала на коленях, как мечтал о госте, блатно перечислял кто короновал. Они приехали через час, почти убили, сломали стену дома, вынесли на двери плиту, били вызвавшим по толстому стеклу духовки. Андрей словил три хари разом, снес к чертям. Появились черти, точно с картинки маленького пророка. Страшные человек посреди чертей был красным чертом. Он выстрелил два раза, но было не очень больно. Спасли алкаши. Люди слова, не день проведшие на стройке в ожидании чуда. Андрей хотел рассказать о вере, вместе сходить на тризну, плакать в плечо священнику среди прихожанок, набранных на послушать. Им не верилось, что этот человек стрелял, как показал батюшка. Его глаза выражали раскаяние в личной жизни, проблемах с родными, но ни секунды в смертельном грехе. Разве он видел ад, что перенесли они, потеряв кто кого. Некоторые заявились просто так, детство не проходит бесследно. Их доводили, били, унижали, давили тлетворно интеллектом, именами, словами про жизнь на джипах, ресторанах на Новом Арбате, ночной жизни, когда с утра под венец в белом платье.

Филипп не видел чертей в своей истории. Они хватали за ноги, били, нечем было защититься против не чести. Кошмарные существа из преисподней где жарили фальшивомонетчиков занялись им, он не знал раскаяния, боли утрат, стыда и поругания, на все эмоции слова закрывали мозг, но некоторые выскакивали перед взором и не давали увидеть адские порождения. Они лукавы и лицемерны, молитва защищает, когда от сердца, но уверенности в этом нет. Есть правильные слова, и реальные последовательности образов, когда заклинание перетекает в заклятие и чары рассеиваются после ночи мытарств, ужас захватывает целиком и сам сатана приходит и прыгает на голову, обещая навсегда лишить счастья якобы и тем захватывая, мистическим приключением.

Можно просто так стрелять за кого-то, ничего не желая, если откажешься, посадят кому придется. Одни делают плохо, другие отличники, в общем все хороши, есть в этом бандитское. Они ничего не могут, не ты значит другой, общество угорает, подбадривает, призывает к рекордам. Столько есть насильников, убийц, воров. Их осудят, поставят ниже, заставят прислуживать, вытеснят из церкви. Тело бога не его кровь, багряно осенними листьями осушающая грешную плоть. Одни вспоминают, мучаются, не могут себя простить. Говорят, они смеялись, видели в убитых своих врагов. Другие переживают в основном в общем смысле. За возможность спасения, барьер между ними и противоположным полом. Организованное убийство не чета случайной стычке. Приговоренный не видит в герое положительных качеств. Делать что говорят не значит не упасть оземь и слабо молиться не убивать. Оказать сопротивление становится вне морали, чем-то запредельным, что чмырят не в открытую, хотя вся жизнь за одиночку. Нельзя бросить своих считая чужими. Можно встать и заявить, что мы не те, за кого нас выдают.

Андрей взлетал с Тбилиси, припоминая как они трепыхались. Им не было страшно.

Одни умирают сразу, других можно отправить магией жестов на небо, они или попадут в рай, или избегнут страшного суда. Стюард превратился в черта, стал рвать на части беззащитного коммивояжера. Набор Avon упал в проход, раскатилась алая помада.

Рядом падали фужеры, наборы, журналы. Черт наливался, но Андрей смог придти в себя. Черта снова не было. Минуты прошли, пока все вернулась, он снова драл пассажира. Не надо было вмешиваться, это не ритуальная жертва. Они долетели совсем одни, он и маленькая девочка-ангел, она спросила, почему все молчат. Они просто умерли в телах за время перелета. Стали отсутствием себя.

Небольшой опыт в буддизме сделал их медитацию бессрочной. Никогда им не почувствовать кровь на пистолете, не пострадавшую майку, ожестеневшие ноги. Никто не придет на помощь, если убьет отрава, не сможешь простить себя в глазах других встретив не поддельное сочувствие и искренне не понимание.

Не было жаль неформала. Поменьше бы их. Можно носить пиджак с панковской майкой, красить ногти, провоцировать на сексуальный всплеск, но не стоит закрывать глаза на новое поколение, в экране не видящее, кто прав и виноват, когда стреляют юзерпиками, бьют джинсами, пьют гормоны.

Просыпаться в хладном поту, точно граф Дракула после сытного ужина, видеть висящих вампиров, припоминать, кто были убитые, чем занимались. Вспоминать, что они за люди через лоб, что чувствуют сквозь плечи. Их секс становится смысловой нагрузкой, ударением в сложных словах. Мечты воплощают те, кому надо. Разве воскрешение не часть божьего замысла, не начало конца после упокоения на жаровне, или под райским деревом.