Текст книги "Розовые очки обывателя"

Алексей Радов
Розовые очки обывателя

© Радов А. Г., 2019

© «Пробел-2000», 2019

Глава 1
В тихом

Волны скрипели под ногами, мистерия звука беспокоила песок, ничтожество общего пляжа мешало развития в облаках густого сизого дыма, шедшего от взорвавшегося реактора, где двигатели истребителей беспокоили тоже сытые рожи, некому было бежать по пустой набережной вдалеке, дома нависали, люди боялись шума деревьев, шла буря, печаль и независимость, было смешно, что мутант переживал смешно об утраченной любви, бросила и забыла, точно собака в пруду обнажая клыки, вкусная слюна привлекала рыбу, становилось неуклюже отвратительно и беспочвенно гетеросексуально, ревность жгла недотрогу за излишки рвения веселя кстати воровкой на кровати, где не было счастья более сильного чем возненавидеть презренный металл, в этом желание упало под ноги, гнилым яблоком трем нереидам, они жались в мокрый песок края волн, нагнетали давление внутри жаждущей поцелуев головы, что само по себе неслась в буйство волн, где каждый девятый был римлянин, торжество порока сипло голосило, приятно освежало желудок ситро растворяя остатки эскалопа, отлично растет щавель под палящим солнцем, крупные капли дождя шевелят робкие стекла, мизантропия дает в мозг, принося счастье капелек каждой третьей волны на груди, в море пролилась луна, поднялся батискаф, недобро смотрел водолаз, предвкушая горилку, вода не была столь чистой, но само сознание, где еще найти секс по карману, краба, вкусных больших куриц, японское сливовое, за ногу схватил спрут, потащил на глубину, пришлось вступить в неравный бой, отрывая скользкое щупальце, животное сопротивлялось до последнего, хотело стать человеком, но жажда самообладания была выше нежели ненависть братства и равенство возможностей, шептала погода о любви и сексуальном расстройстве, но этот горгон в своих метаниях был нелепо смешон и жалобно мускулист, призывая в свидетели прецедентное право, животное оторвалось и ушло одиноко на глубину, также будет тошнить этот остолоп, нашедший счастье на две недели, восторг заговора и причастие кровопийцы, пустота бирюзы и вкусный не по сезону чукка, где имбирь дает не столько сладость, прибавить сакэ с печатью, сотэ из как баклажанов, свежие спелые овощи давали расслабление в селезенке, что билась после марш-броска на глубину, естество давало о себе знать, рябила приятно зеленая бездна, наверняка метрах в трехстах от берега гуляла, это так называется, акула, широкая пасть ее раскрывалась клацая метровыми зубами, в глазах рыбы застыл последний бой, она рвала бок кашалота, ужасный вой ультразвука не покидал морские просторы, она не успеет на дичь, брюхо тигровой точно тирамису, жир свежим сакэ на блюдечке, рядом закуска из салями и зеленого лука, все это не успеет перевариться, тело нальется, рядом сдуется потрепанный потерпевший, они ужасно расстались, новый ей хозяин зла, игра стоит мальков, аскетизм не знает поста, жмут, зовут на помощь, лакеи жадные фиглярам, вера крестит сердце, позвоночник прилипает к подбородку, древнее государство Астарте, буль на правах, нежность и прелюбодеяние в обаянии слова адюльтер, мелюзга машет, риски оправдывают зной летнего загара, деревянные лежаки на века, здесь и зонтик не в прокат, единство шила с котом Тюринга в машине господь на выходе из тела, биение сердца смущает чертополох, затраты ведут к отчетности, не всем дано счастье уважение и позор греха заменить несчастьем лицедейства, кровля протечет от любви отнятой за пару фальшивок, издеваться над статью и сочувствовать поддержанию реноме, авторитет знаком, жесть на свалке, ставленники буржуа дали взятку правильно, гниет рябина не на коньяке, жмут в стены одиноких первокурсниц, требуют котовасии, болит сердце за судьбу страны, ловко подставил не боясь Пруссию, где Вильгельм и его свита бились о дно человеческое, жалели жадно русского императора, зная наперед адский промысел, обошедший таинство веры, не давшей уснуть на том берегу, где шуршание прибоя боится молнии, закипая от предвкушения летнего разгула природы, составившей внутри не более чем отблеск любви, этих оборванцев точно Кир с Камбизом в отблесках церковной утвари, гармония перестрелки, стоп-кадр на главном через южный кипарис и доброту, взлетевший от медленной ноги детский куличик.

Причина любви этих людей была ужасно огорчительна, секс, что им мешало перестать работать, выйти из себя на близость, на плато, огорчиться в неведении и бояться подобно пойманным древним христианам, шестое чувство убивало мудрость по колени сепаратизма в одичалом громе, пусть промокнут, жались точно подожженные тусовщики в нечистом, оставались минуты до начала премьеры, им не было ведомо что делать при условии единства раздробленности, резко затормозила тачка, вышли двое с автоматами, дали над головами, ранили, лежал, дышал, молился плавно, ждал помощи, рокового выстрела, что отступят, уедут, убегут, займутся сами собой, помог листопад, нежный гнет осени, крестный ход со звездами, пирамида Хеопса, взрывной темперамент египтян, они помахали руками, оставили тырить звезды, чувствовать холод рано успокоившейся земли, гравий, запах жухлой осоки, аспирин с утра – ценный совет, боль утраты, что жив, деньги миллионами, экстраверт против движения аллилуйя, конец молитвы под шумок славных прихожан, ордена на груди героического деда, пришлось встать, беседовать, замерять потери, прибежала собака, укусила под икру, раздался смех, ласка последнего пристанища, люстра качалась дома, раскалилась плита с мороза, отдать еще пятьсот на траты, затем освободить пленника, лучше совсем, пока горят в глазах угольки, манит город, свобода четырех миллионов, баллюстрада малого, премьера блокбастера с Арнольдом в главной роли, он целует невесту, уста таят секс, гнев, превосходство, деньги большие, но имеют вес лишь в случае перевода на оффшор, приятный офис у моря, симпатичные киприотки снимают происходящее, бьют себя по плечам, стягивая бретельки, томят томаты, все видела килька кроме рта, в человеке напротив узнал себя в молодости, когда не было столько машин, денег, цены привлекали копейками, юбки долу, приставить к бокалу бородинский на соли, щедро потереть вспотевшую щеку, приятно голосовать за своего, буркать под нос самые теплые выражения про любовь и ненависть, ревность измены, ближнего и верхнего, голь утраты, бабки за квартиры, коридорный звон, когда влетают в номера, избивают кто не понял, русские приезжают на квадратах, без звонка и вопроса, снимают номера, чтобы все видели кто хозяин, шушукаться не позволительно, он против, бьет нанося повреждения, вектор поскуды, моют тарелки телочки из прислуги, только не очень привлекают, смотрят по сторонам в испуге, патрон здесь, государь зарвался, подданные не просят бала, там сумрак погони, адские лопухи, бакинские правила, за вышки не станут снимать труселя, не всем по душе победа денег, но лес из Карелии в цене растет исправно, можно посадить тис, железное дерево, а где гарантии что люди поймут, не обозлятся, дадут правильный лоскут на одеяло вечности, снимая себя на камеру, попадая в общее информационное поле, карусель для детей, а кататься не дают, баюкая гуся за пятки, животное сильное, мясо жесткое, вкусен и в салат, где сочно вслюниваются маслины с икоркой, не сказать что жизнь властна над судьбой, но ее значение над головами шумом первых весенних почек, где в лужах отражается небо нет преступлений, ждут рая сексуально озабоченные красотки, вынося на суд общества пистолеты в куриных сердцах, злодейство ценит успех, а самолюбование гасит рассудочную прыть, печать на бумагах, что больше не их, чем заменить, если не животными инстинктами этих двух, судорожно смешно вжавшихся в вожака на вожжах подносящего вознице чарку горькой, занюхивая селедочным рукавом излишний спирт, в нем нет и пятидесяти, но крепок, сладок и чарующе искрист бургундским, каберне киприотов, мастикой Крита, огнем, что пили древние славяне, на кострах поджаривая грешных сладострастниц, не мальчиков же, игриво добиться счастья, но не секса, вот удел нечестивца, не вставшего на колени апеллируя к иконам, свои святым, сексу в СССР, где колготки были верхом фетиша, а джинсы не имели широкого хождения, если брать на первый взгляд и не ставить на вид жизнь, судьбу миллионов, что останутся в стране, спасибо оффшорной экономике, им и невдомек, что киприотка не патриот своей страны до мозга костей, но образа жизни, она сексуальна, но тверда, при невыразительном ночном представлении, хотя нечто есть данном влечении помимо счастья разорвать чужое горе, помноженное на беспредел ради детей старание и ярый подвиг рабочих, давших больше продукции, в том числе хлеба, лесть во спасение, спесь на месте беглеца из ларца, где яйцо Кощея.

Тамбурин рыдал о печати, что осталась в управлении, где немногие заключенные ждали своей участи, а она не приходила в себя ожидая ярости снова при штамповке деталей опять в милости и нетерпении, где рабочие просили о повышении, но на всех одно место, и они отходили свое, точно скороходы на петухе, мечта и злоба людей для формирования чувств, что мешали продать завод превосходящим силам противника, летели осколки выбитых стекол, жались к стонам одинокие первокурсницы, что приехали на картошку, а попали на шампуры, гости были здесь к месту, приехали не так давно, им подошло скромное село, в нем не было ни души крепостной, хотя для части девушек милота стала разной, например им дали заработать на рабстве школьников, а их хозяева – не самые добрые люди бились в истерике, переходящей в испуг и нежданную ненависть, озлобленно оговаривая одна другие они жали гири, собирали нечастую редиску, печалили о наболевшем, просили дать золотом, вырезать посмертные маски, конфетами делали шоколад, идя за единственной бороной, тучными тяжеловесами с разноцветьем попон, просили счастье одарить их вниманием, Гюнтер свалил из деревни, и село не улыбалось куполами, а родину не любили за чрезмерный мороз в середине зимы и лета, испуганный жар, омерзение от яда, шабли отличное вино, но не всем довелось испить во Франции, когда закрыли первый фестиваль и оставили без результата смех за кадром в роликах о кулинарии, ничто не было близко милым и добрым хозяева владельцев переработавшего комбината, отжили запоры, ключи подходили у многих, им хотелось счастья, этим скромным парижанам, отцы били в набат: некто захватил власть в регионе, пресса молчала в тряпочку, а на ней написано предупреждение оставить в покое сумбур и хаос разврата, но сами молодухи не стремились овладеть шитьем, их деньги принадлежали руководству в котором были разногласия, Тамбурин жаловался что не сажают топинамбур, одно слово, и люди боятся жалости, четыре предложения руки без сердца, банки с вареньем стояли на солнце чтобы бродить и радоваться, но их украли и съели за пять дней, ждать и верить было нельзя украдкой, и смахивая со стола со стола серебряные приборы Гюнтер боялся страха совести, суда и признания в растрате, особенно от работниц, сошедших со страниц журналов, на столиках они раздвигали ноги в нетерпеливом отречении предлагая свое тело проходимцам, хотеть и бороться с догматикой церковников, презрев вотум доверия, что бывает при избыточном насыщении деньгами, украв в банке много денег, не больше чем обычно, но вполне для безбедного существования, Нероном поджегши село, для отчета, потребуют, оставив в стороне суточные щи, мешали хлеб солить, сметану перемежать с майонез в фасолевом на рыбке, осклабившись, Тамбурин замел следы преступления в шкафы, где секс перешел в насилие, и в страхе от множественных поворотов улицы – снимать с себя пиджаки, покосить, работали знойные мулатки, их не было видно кроме одного беспорядочных из дней, отдали на приют, дети все стерпят, их компот, второе, нехитрые телевизоры, нектар из колосков сладко нежил горло, Гюнтер хотел открыть ресторан, но не нашел понимания селян, он им чужой, а Тамбурин предоставил книгу учета с сошедшимися показателями, в ней отразилось воровство за неполный год, при условии секса между сельчанками и главным стали приезжать из города с большими чемоданами, полными электронных девайсов, прослушка советская обходима, люди должны биться о прорубь чаще чем кашалот, замороженный учеными для опытов над животными, риски превзошли ожидания, а денег хватило ровно на четыре дня Судана, красивые негритянки показывали жестами, что не против, но не нашли у Гюнтера живого отклика подобно воровству любви через ревность к посторонним деньгам, их можно взять, а просят секса за это, обходительности при злобе на шаловливом нектаре шабли, деньги не знают что лишние траты приводят к богатству и злобе в конкуренции спасения души между врагами сущего и обществом друзей справедливости, рискуя оставить твердый киш-миш навсегда на зубах, напомаженные ярко губы таких негритянок манили холодом секса, звали в жар канавы, вода стоячая просила крокодила, что перекусит пополам и оставит на проезжей части симпатичной африканской грунтовки, обождав не более часа чтобы вернуть себе гнев и бросить в багажник попугаев на продажу, там целая история пернатой флоры, зерновой спирт алкалоидов суданской земли.

Оседлав плот в прямом смысле и в биении моря ощутив радость забытья, Тамбурин бился с злыми духами что были против оставить в прошлом зло и несчастье – не совсем пустые слова, давшие восторг мировому порядку, там на небольшом островке были залежи чемоданов с деньгами, в них также хранилось золото, оставленное щедрой рукой давшего миру порядок и мировую скорбь, в хамстве забытья радости забив последний кол в тело несчастливого вампира, желавшего секса с вампиршей, пошедшей на войну с благостью – в ней было не более чем пятьсот условий личного счастья, на работе отлично поймут, любовь залог наличия рабовладельца, ставшего чужим для совести, бывшей во много раз большим удовольствием чем непосредственно ревность, Труха просил оставить его наедине с руководством по эксплуатации здания, где хранились ценные сведения о людях прошедших через многое, они ценили спокойствие и долгие часы терпеливого расстройства, что позволяло им не быть врагами на виду друг у друга – где часы били полночь, там не всем пришлось знать о гонках на выживание по ночной трассе, сбитых указателях, травмах о спасительные подушки, они вчера еще прилегли отдохнуть, но не было желания заняться любовью, вина секса в его американском характере, не счастье познать купание в золотом песке, на нем могли разместиться до ста человек, а получилось иначе, по центру стояли ворота в другое измерение, на которых не было написано, что за люди поставили этот инструмент для борьбы со злом, на лодках уже плыли отдыхающие, им было совестно радеть о суматохе вокруг платежных поручений, многие таджики хотели переселения, освоения новых земель, но не нашли понимания у властей, за что были казни, бунты, драки на пыльных но очень свежих улицах Душанбе, когда Тамбурин приехал, он не знал зачем они взяли с собой плот, но морской воздух приносил с собой уют, хотелось петь, там встретил крайне интересную женщину, индийку, она собирала материал для расследования в газету, что выходит раз в месяц в одном из северных штатов, ее читают монахи между медитацией и ударами в гонг, там все посвящено деньгам, судьбе траншей, переводам между банками, самые добрые люди хотят секса в обыденный перерыв, а здесь всем приятно оставить в дураках гордость за расчетный час, ведомый к распадку между таежных холмов, высокие кедры несут ветер, в палатке просторно и свежо, горит приятное высокое пламя шалаша, тлеет рядом красивая головешка, закипает таежный чай, в нем почти нет алкалоидов, но сытно, в добавок есть проблемы с местными, бояться что не расщепляется фермент, хотя это иллюзия, общий гипноз, соперничество для легкой победы, за что приходиться расплачиваться, воспоминание о денежном острове, на котором любой котик знает свою цену, девочка котик – плохо, а приходят аборигены и требуют зла в минуты ликования, ликторами Гракха требуют роста числа трибунов, многоголосие ставленник скрупулезности власти, знание о новом дает пищу для драки на проспекте, одни против своих теней, удары заученные на горечь грусти жестокости, крамола за крутым поворотом, роль в театре теней, Аид не поцелуй взасос, с чистоплотной уверенностью в будущем, что принесет стабильный доход в ущерб дивидендам в постели, лепестки роз обнимут любимую, знающую силу противодействия, но не забывшую, что было между второстепенными героями, давшими многоголосие и мягкую бархотку тембра, знакомое влечение в глазах и отчет о проделанной работе на стене сеней между вешалками и добротой в пользе дела по любви и свободе секса, грезящей об орбите Сатурна, уране урана, захвате рудников с золотом, что оставило в прошлом боязнь поцелуев, не ставивших на красное в казино, по причине – все куплено, сейчас дадут карту и можно покинуть помещение с рулеткой, отбыть на Аляску в прохладной ветровке, лейблы конкурируют с именами, названия улиц становятся именами собственными, жалость знает о пороке не все что порок дает раскаянию свободной торговли, волны пытались перевернуть не приспособленный для мореходства плот, но этого не случилось, и захваченные деньги позволили стать королями ночных дорог, чистотой горного воздуха, улыбались деревья, шумели шмели, злили одни туристы, хотевшие бурно отметить излюбленные выходные за что им не дали в последнее время ничего особенного для экстрима, но щепоть от сверхдохода, в юдоли узких перевалов мерещились чудовища и звали оступиться редкие деревья.

Глава 2
Тайный

Загадка длилась не дольше вечности, слезы вели к злу, среди редких берез и высоких осин люди знали к кому пойти на поклон, чтобы переродиться, не все же трупы из преисподней, Лайон бросила ради всего святого ждать недолго и все уже на месте, точно приход попа на паперть, где нищие ждут пастилы, вера знает себе место в их иерархии ценностей, есть такая религия, индуизм, три перерождения и ты – на небе, плевать на пятьсот лет вместе, сотни уничтоженных вампиров, подобий, легковерных субъектов, если упала на тебе не тень, не сказать искомо равенство противоположностей, нашли друг дружку, взяли по четыре грамма кокса, отличный секс, но тяжело быть верной идеалу, поставив на себя вначале убиться от судорог горящего лапсердака, отличная тема взять врага после смерти, немного ядреного и лишку хватить спозаранку не хватит, резала глаза злом исподнего, она била по щекам, и она туда же, некстати жмурясь от обладания ею, морские пехотинцы трубили сбор, их не стали приглашать на общее собрание, вагон минометов заказали ко вторнику, в нем были четыре пушки и три базуки, это привлекает там где дают деньги, что не сделаешь ради третьего глаза, забить холст в мокасины, ногами гурт, хотела его съесть, дали вольную, Шмайсер – человек уверенный в завтра, бутерброды общего ланча, вкус икры в фасоли, трагедия интеракции в слове обещанном не станет чрезмерно твердой, словно пистолет у виска, выстрел точно в цель, человек падает, вспоминает что не сделал, а там одни деятели культуры, кто им человек – не сам сдался властям, сняли предохранитель с ужаренной гашетки, сбил прицел с ориентира, в нем было до семи пуль еще к пяти выпущенным, не ее человек, но три перерождения, и она же девочка на небе, похоже, хотя нет уверенности, ее даст смерть Вкуса, человек старается, с ним Топинамбур, где не встать грамотею болит душно воротник, старость зовет расстаться, овладеть листопадом, внове рапсодии и маринованный рапс прилипал, судьбой вникать в дифирамбы горизонта, естество променять на дружбу, юбки сально стягивали через голову, катер на водных крыльях рассекал акваторию, плыли по течению болваны, в них не было и капли любви, а причиндалы уключин гасили кустарно течение, жались по берегу илистому венгры, в них найти ураган с воронкой торнадо или Тамерлана потчевать сырниками, ждал успеха дорожный знак чтобы снизили скорость, но мысли били через край, вариантов было два: свернуть или бросить руль, прямо в ее любовника, на шею, драмой герметика, отличные окна благодаря рекламе, можно сняться с предохранителя и бить, бить, но камеры хуже камер, пристать не к кому, левее чем рука может достать икота на стене, там все угодники, и скоро начнется конец света, сочтемся в танце на сельском денс-холле, Лайон забудет взявшего на антураже сексуальности врага любовника, сама станет любовником, ярясь в чистом, но проиграв нектар, и все бывшие против союза против организации станут в ряд, сняв тяжелые цепи крестов, ботинки заправив носками, кладезь премудрости сбил накал в ступе множество тычинок, где пестик не более чем выстрел цветка, давшего жизнь сексу на планете, в иллюзорном негодовании презрев мерзость спасения другим, даже через религию, спасибо сексу, изобретение велосипеда и брызги совести на золотом море, трагедия драм постановки, словно гортензия излишне в вазе в коридоре, на подоконнике, где было столь приятно быть вместе, штукатурка подобная потолку, Топинамбур не найдет в воображении любовника, сексуально зевнет предвкушая сдачу поста фаворитам, они милы и яростно игривы, но не более чем злы в жестокости, их роман на расстоянии, барометр судьбы демонстрирует распад на батарею и заряд, а человек сдается, хотя его не просили быть ниже чем мрак ночной, заползший в ноздри и давший название ночи, ропот против произвола в отношении Лайон, при общем согласии стать ближе, чем думали, смотреть в позвоночник, ожидая воспоминания о расплате, где взять за грудки мириады, миллиарды, рой пчел на жалобе птичьего двора, стойло подойдет для двух кобыл, милы, арабские, знают команды, бьют челом о землю прося снизойти челобиты, им невдомек что гниет мясо на складе при средней цене и слабой покупательной способности.

Тамбурин пил свежий сок, его ждали приключения, город сов был заперт от произвола, а пристанище левкоя ждало мести за поздний час, все люди братья, многие сдаются на милость победителя, шмаляя по заставам огнеметами, хотя вместо сдачи оружия они ждут горести от погорельцев, что были за выстрелы, все принадлежит богатым, они владеют душами и телами под улюлюканье толпы, довольной поражением любого выскочки, прошло время Ивана, настало счастье без кочек на болоте в окружении трясины, тянущей на глубину, ждущую тьмы за сердцем под нескончаемый звон колоколов около правительственного квартала, встречи на час, чтобы приобрести защиту от нападения, разделение человека в прошлое и настоящее, ждут милости сумасшедшие в больнице чтобы быть признанными больными, оставляют на себе раны и порезы психологии, борятся с главным в зверином настоящем, ставить погоду или знать что означает время, к чему это, когда можно апеллировать к третейскому судье, третируя доброту по самому высшему разряду, Тамбурин хотел встречи с Апролом больше чем священной фирмы корове на убой сальца, хотеть мнимого равновесия в кабинете под деревом алоэ, жаться на паперти, что происходит не каждый день, ведь молитвы о мести не дают сходить причаститься, шевелиться в районе шести часов под теплым стеганым клетчатым пледом одеяла, ставившего в укор желание найти немедленно пару, что называется партнера, вызвать на себя огонь и требовать сексуального противоречия в равновесии в ущерб бытующему мнению о доброте денежного мешка, приятно погладить, пробуя пачки с зелеными купюрами, красивыми и долговечными, а не давать взаймы напропалую, звенья пионеров шли по району, там стояли патрули граждан, они искали бутерброды с икрой, что украл Тамбурин в обстановке секретности при своих, оставив позади рога, дав взаймы по ключице на поиски интересного в счастье при игре в одно касание вроде салок пионеры не были слабыми, но щадили чувства Апрола – человека мудрого и признательного Тамбурину, что бы ни происходило данный член ячейки был против и выражал несогласие то легким наклоном головы, иначе вроде взмаха рукой, случилось небывалое, молодые напали с кличем, посвященным избиению людей в трамвае, там не было и шанса выйти, барракуда кусала за пятки в бассейне с осетрами, почему производство столько стоит, все это мясо что ест человек и зачастую животные, даже рыба – и та находит себе место рядом с гневом – в одном городе то измены, то верность, в другом все одному, кто не справился, что решает главный, тот пройдоха и не перерождается, отправляясь к черту видимо, страшнее звучит к сатане, а в названном первым идут баталии, рассказы про былое, туда можно переродиться назад, если прожить свой срок, и полностью – последнюю жизнь вперед, это вполне реальные города на территории озабоченной завистью сверхдержавы, что ждет зла за недоимку и бесит озоном недостаточным после легкой июльской грозы, сама повестка отражает конкуренцию между городами, один растет, надеясь что перестанет расти другой, там нет и намека на контакт с иноземной разведкой и внеземной цивилизацией, вроде тех с Плутона, что прилетели на час, а остались навсегда, поддерживая баланс между белым перед камерой и сексом диктора, снявшего трусы в перерыве на рекламу для лучшей гипнабельности, для первого надо раздвоиться и отдать часть себя хорошему-плохому человеку, тут решают жители, простые россияне, но не правительство, обеспокоенное экономическим кризисом и низким интересом к хозяйству, стоит село, для перерождения во втором пойдет любой вид секса, это слово прочно ассоциируется с унижением у людей, выбравших своебразную хинаяну, где моление идолу приравнено к преклонению пред кумиром масс, взявшим на себя крыжовник в рупор гласности, это по сути одно место, просто люди там и такие, и такие, можно словить на сердце, или отразить в жир, что служит защитой другим, взять за мишку мускула, проставить туда образы секса, смирения и чистосердечной любви к истине, ставшей причиной популярности нанятого господина, в бричке ведущего отсчет одинаковым серым дням, когда начнется восстание были вопросы, но не было ни души на отсвете блеклого кирпича зданий, цвели жасмин и сирень, летали подозрительные птицы, но некому было взять за кнут и выпороть сорванцов, вроде означенных пионеров, нашедших талант первооткрывателя в своем сексе.

Жука вышел из барака, встретил Правила, они прошли обратно чтобы делать жирно, все были против, многим казалось, что жирно уже у стены, или рядом со столом, где сидел Саша, никто не говорил ему и слова, рядом плавали обреченные, им придется стать своими Пахану, где нет ни дождя, ни снега, идет одна луна, потом раннее утро, все в нелепых позах, многих не хватает, их вывели и дежурно пытали, но нет на это зла и робости спросить, когда звонят после пяти вечера или приходят с проверкой со столовой, и тут, некстати можно оставить себя в простынях, богато, но сами готовы сделать все, что угодно – здесь нет травы, данный предмет невидим, возможно потом быть тяжело вспоминать, что пришлось вынести бесстрашным мужчинам, когда пришел Атлет со своими стрелками, он ждал от людей счастья и корысти, но не встретил понимания на озабоченных приготовлением снадобья лицах, все было умеренно тяжело и игриво странно, висел над окном тюль, это портьера была излишней, зашедший снял с себя одежду, спросил где тут туалет, его не поняли, выпроводили, не дав и вздохнуть, бессонные ночи без шанса всем отрубиться, расслабление забрали вместо предмета разговора, стало не так чтобы летал жирик, но немного было тепла и света, Атлет вернулся с девушками, желая от них добиться взаимности через осуждение, но Правила был против абы чего, Лакей добился милости от руководства, аудиценции, взял с них три короба якобы для большого обмена, в результате не стало и человеческого тепла, юдоль простиралась за пределы барака, сколоченные намертво доски пропускали приятный дневной свет и надежду не тусклого фонаря, лежала скатерть с предметами торга, обмена, иногда кто-либо излишне прибитый жаловался на погоду, Лакей просил отпустить на побывку, но мешало чувство такта, указывал, кто дал, а кто нет, здесь не было вопроса, такой человек необходим, особенно без жестокости, и боится выявить гнев нарушителя, сам по себе человек хороший не стал бы перечить трём и бухте, выводили по одному, все знают Правила, но не все знают что должно сказать без скромности и самодовольства в том случае, отличным от иного, когда зовут врачи, но не стали им объяснять причину, возможно заболевание у всех общее, одного разобрали, провода, подобие мозга, бегают цифры, похож на еще одного, но не совсем, больше на того что был раньше, возможно ему ставили, или объяснять пять раз не дело серьезное, приходили от Атлета, захаживал Атлет, кто виноват, говорил, товарищ Сталин, в ответ шли междометия, ругань, избирательная нецензурщина, спасали правила, если ничего больше не было, некоторые боялись что их заберут, успешное предсказание, ключи на столе были у всех, на виду горели одни свечи, пряно тлел можжевельник, широкие штаны стали уже малы через двадцать пролетевших дней, Саша не знал который час долго, пока не заметил похожего, договорился о пропаже, стал выбирать выражения, это не было необходимо, когда уже их выведут и расстреляют, такие мысли гуляли, получилось исчезнуть за стены, пить молоко в тот же вечер, любить попавшуюся девушку, отвешивая добряком комплименты, жизнь не самый сахар в чистосердечном, избыточные переживания гнетут словно облака над бурным изломом рукава, где чистая от городского асфальта голубика, крупная точно клубника, бежать было приятно, еще веселее делать вид, что не те, за кого приняли вначале, сладкое томление работы, приятный начальник, прораб, знакомые, все могло быть по-другому, когда не стали бы называть по именам, всего раза три, пришли, вернули, хохот хорошего мужика, злоба, разочарование в верности стратегии, горизонты городского парка сомкнулись на проверку, юлить не было в моде, а отказ поменять правила был обруган, драка свалкой, ногами от хорошего, заставил признать, назвать Сталина, других руководителей, они договорятся за него, но через четыре часа всего после выломанных рук, пришлось сдать и тех, кто руководил смешной радостью, милым занятием вроде вышивания, никому не мешали, снова исчезнуть не получалось, одиноко грелась вышка, тихо плел под нос рассказ жене караульный, потом раздались выстрелы в воздухе, якобы пальба, напала армия, флот, танки, они испугались на презрение большинства, бросили на произвол судьбы, шепот бывает, перестали приставать, все вернулось на изначальный круг, даже костер жгли, приятный аромат мяса, мечты о вегетарианстве.