Текст книги "Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX—XX столетий. Книга VI"

Ада стала рассказывать, что муж уезжал, но потом передумал и вернулся с полпути и они действительно отправились на пикник, но там они расстались, а он остался… Эта невнятица не обратила бы на себя внимание, если бы 5 июля Джеймс ЛаБёф вышел на работу, но он не вышел. Последовало обращение в службу окружного шерифа, причём сама же Ада и обратилась, дабы не навлекать на себя ещё бОльшие подозрения. Снова начались вопросы, в том числе и к детям, и снова все рассказы упирались в то, что Джеймс ЛаБёф уехал из города на автомашине с женой и доктором, но обратно не вернулся.

Помощник шерифа догадался осмотреть место пикника возле лодочного сарая и попросил открыть сам сарай. Тут-то и выяснилось, что лодка отсутствует. Это открытие сразу же привлекло внимание службы шерифа к озеру. Начались поиски там, появились свидетели, видевшие издалека, как Джеймс Бидл буксировал какую-то лодку.

Люди шерифа отправились к Бидлу. Тот всё отрицал, но осмотр прилегающей к его дому территории привёл к обнаружению распиленной лодки. На её досках было много крови. Стало ясно, что Джеймса ЛаБёфа в живых нет. И тут-то «законникам» рассказали о многолетнем романе Ады ЛаБёф с доктором Дриром, о котором знали все, кроме её мужа-бедолаги.

Однако нужен был труп! Без неоспоримого доказательства смерти Джеймса ни один судья не подписал бы ордер на арест почтенной матери 4-х детей! Служба шерифа сумела быстро организовать доставку на озеро воздушной станции для работы водолазов, и 8 июля изуродованное тело Джеймса ЛаБёфа было поднято с глубины 12 метров.

Могила Джеймса ЛаБёфа.

Обнаружение профессионально «вскрытого» тела моментально «привязывало» к преступлению доктора Дрира. Ведь всем было ясно, что обычный человек вряд ли догадался бы разрезать труп для исключения его всплытия, да и на практике «вскрыть» подобным образом человеческое тело отнюдь не просто – нужен не только подходящий нож и твёрдая рука, но и определённый навык.

Уже 8 июля Ада ЛаБёф и Юджин Дрир были взяты под стражу.

Дальнейшее оказалось простым и предсказуемым.

Любовники, арестованные порознь, сначала настаивали на том, чтобы им предоставили возможность поговорить. Разумеется, этого никто им не позволил.

Арестованный врач, запаниковав, признался в том, что ему было известно об убийстве, но заявил, что убивал один только Джеймс Бидл. По-видимому, это был тот вариант «отступления», который Дрир продумывал изначально в качестве допустимого на случай, если «что-то пойдёт не так». Однако свалить вину на траппера не получилось. Очень скоро выяснилось, что подобное признание не снимает с него вину, поскольку разрез тела не может быть объяснён действиями обычного преступника. Труп Джеймса ЛаБёфа разрезал кто-то, кто знал азы судебной медицины и умел проделывать такого рода манипуляции. Правда, Дрир пытался доказывать, будто охотник на крокодилов, умеющий свежевать их туши, без труда разрезал бы и человеческое тело, но, подумав немного, не стал на этом настаивать и отозвал своё признание на следующий день. Впоследствии он утверждал, будто его признание не являлось признанием, а было всего лишь предположением, которое окружной прокурор неверно понял.

Ада ЛаБёф ни в чём не призналась и лишь настаивала на встрече с доктором Дриром.

Джеймс Бидл оказался самым разумным из всей троицы. Он не пытался выдумывать какие-то объяснения и не устраивал психологических игр с арестовавшими его детективами. Бидл отрицал свою причастность к преступлению и заявил, что ничего не знает о распиленной лодке убитого инженера, найденной неподалёку от его дома. Узнав о том, что доктор Дрир «переводит стрелки» на него, траппер не стал отвечать тем же, отдавая себе отчёт в том, что любая осведомлённость о преступлении не послужит к его пользе.

Джеймс Бидл оказался самым нормальным участником убийства в том смысле, что не пытался переложить свою вину на других и держался со всем достоинством, возможным в его положении.

Впрочем, как выяснилось чуть позже, охотник на крокодилов тоже допустил непростительный «косяк». 4 июля во время пьянки в День независимости он рассказал своему другу о том, что «мочканул» инженера из Морган-сити и уничтожил его лодку. Человек, с которым убийца поделился этой информацией, уехал по своим делам из Луизианы в Техас, но, узнав об аресте Бидла, поспешил сдаться «законникам». Он справедливо опасался того, что его привлекут к ответственности за соучастие в преступлении в форме недонесения, так что человека можно понять!

11 августа 1927 г. газеты сообщили о появлении важного свидетельства, однозначно изобличающего Аду ЛаБёф, Юджина Дрира и Джеймса Бидла.

Заголовок заметки гласит: «Сообщается о новых доказательствах в деле об убийстве». В августе 1927 г. газеты разнесли весть о появлении свидетеля, утверждающего, будто Джеймс Бидл признавался в убийстве Джеймса ЛаБёфа и рассказывал о деталях совершённого преступления.

Далее для узников всё становилось печальнее и печальнее. В августе 1927 г. прошёл суд, который признал доказанной вину всех 3-х соучастников. Следует отдать должное присяжным – те посчитали Бидла заслуживающим снисхождения, а вот любовников – нет. На этом основании траппер был приговорён к пожизненному заключению, а Ада ЛаБёф и Джеймс Дрир – к казни через повешение.

Хотя последние настаивали на своей полной невиновности и неосведомлённости о преступлении, им не верил никто. Правда, улик, прямо изобличающих Аду, не существовало, но её поведение в первые дни после исчезновения мужа и неоднократная ложь, доказанная в суде, не оставляли ни малейших сомнений в том, что она являлась участницей заговора с целью устранения собственного мужа и делала всё, чтобы запутать следствие и отвести подозрения от доктора Дрира. Ада пыталась делать хорошую мину, но после суда на неё все смотрели с ужасом.

Дрир вызывал не меньшее отвращение. Доктор, чей профессиональный и человеческий долг требовал беречь жизни других, принял деятельное участие в отвратительном преступлении. А его многолетняя интимная связь с женщиной-клиентом выглядела хуже прямого воровства кошелька из кармана! Его старший сын Тедди разорвал отношения с отцом и ушёл из семьи, стыдясь того позора, на который его обрекала фамилия отца. А вот дочери и жена, напротив, демонстрировали полную поддержку, видимо, полагая, что именно так и должна выражаться крепость семейных уз.

Ада ЛаБёф и доктор Дрир подали все возможные в их положении апелляции. Траппер Бидл делать этого не стал, очевидно, здраво полагая, что он и так отделался малой кровью. Все апелляции были отклонены. Что интересно, в 1928 г. была предпринята попытка развернуть общественную кампанию с целью добиться помилования Ады ЛаБёф, дескать, она женщина и мать, а прямых улик нет, а разве можно вешать женщину и мать…? Но особого накала это движение не получило, всё-таки многолетняя связь Ады с другим мужчиной за спиной мужа лишила её образ всякой привлекательности в глазах тогдашних обывателей.

Доктор Дрир под конвоем детективов в штатском выходит из здания суда после слушаний по его апелляции.

В декабре 1928 г. канцелярия губернатора штата распространила заявление, в котором до сведения населения доводилось, что губернатор Орамель Симпсон не станет вмешиваться в судьбы осуждённых ЛаБёф и Дрира. Это означало, что на помилование им рассчитывать не приходится.

Казнь должна была состояться в середине января 1929 г., но в последнюю минуту её остановили по решению одного из судей для проведения психиатрической экспертизы. Психиатры постановили считать обоих смертников вменяемыми, и 1 февраля их благополучно повесили на одной виселице.

Первой отправилась в петлю Ада ЛаБёф – по старой тюремной традиции женщин и подростков казнят раньше взрослых преступников. Накануне Ада встречалась с престарелой матерью и детьми, а также причастилась из рук католического пастора Джона Руссо (J. J. Rosseau). Ада настаивала на своей полной невиновности и заявила, что прощает всех своих гонителей – детективов и судей, – за спасение душ которых станет молиться в ином мире. Также она заявила, что прощает губернатора штата, и также будет молиться за спасение его души. По иронии судьбы никто из упомянутых ею лиц прощения у неё не просил, а потому эта великодушная псевдо-христианская болтовня была лишена всякого смысла. Ибо христианская морально-нравственная традиция предписывает прощать тех, кто прощения просит… а ежели человек прощения не просит, то для чего его прощать?!

Одна из подробных статей, посвящённых казни Ады ЛаБёф и доктора Дрира.

В качестве последней просьбы Ада высказала пожелание быть похороненной рядом с мужем, но, насколько можно судить по известным ныне данным, такое захоронение не состоялось. Наверное, власти поняли, что похоронить убийцу рядом с жертвой – это запредельный уровень цинизма, и нашли для неверной супруги другое место.

Почудил немного и доктор Дрир. За несколько часов до казни он заявил, что благодаря «тюремному телеграфу» ему удалось выяснить имя и фамилию настоящего убийцы Джеймса ЛаБёфа. Он требовал остановить приведение приговора в исполнение и провести проверку добытых им сведений, но на эту болтовню никто внимания не обратил.

Накануне казни Дрир встречался с женой и обеими дочками и на протяжении всей встречи, продлившейся 1 час, непрерывно плакал и просил прощения. Сын Тедди так и не приехал для прощания с отцом. Также как и Ада, доктор покаялся и причастился, только не у католического, а методистского священника. Вплоть до последней минуты жизни доктор настаивал на своей полной невиновности и чудовищной судебной ошибке, жертвой которой он якобы стал.

Казнь прошла штатно, оба смертника скончались очень быстро.

В истории отношений Ады ЛаБёф и доктора Дрира детективный аспект представляется довольно простеньким [если не сказать примитивным]. Расследование оказалось быстрым и прямолинейным не в последнюю очередь из-за явной переусложнённости сценария, выдуманного любовниками, не имевшими ни малейшего криминального опыта. Настоящий убийца-грабитель, вздумай он убить инженера ЛаБёфа, не стал бы имитировать его исчезновение без вести и обошёлся бы без чепухи, связанной со вспарыванием трупа и распиливанием лодки. Эти детали – даже без учёта вранья Ады ЛаБёф в первые дни после исчезновения мужа – явственно указывали на человека, находящегося рядом с жертвой и стремящегося исказить мотив убийства. Как только правоохранительные органы выяснили, что Ада и доктор любовники, всё моментально встало на свои места. Только люди очень далёкие от сыска и криминального мира могли всерьёз верить в то, что детективы не сумеют разобраться в этом довольно примитивном пазле.

Ада ЛаБёф.

Поэтому данная история представляется познавательной и поучительной вовсе не из-за своего детективного аспекта. Нет, тут интересно другое! Заслуживает особого внимания абсолютный цинизм любовной парочки. Задумайтесь сами – эти люди на протяжении многих лет обманывали своих близких, затем организовали жестокое убийство и приняли в нём живейшее участие, а после разоблачения принялись всё отрицать и даже на пороге смерти не выразили ни малейшего раскаяния в содеянном. Болтовня Ады ЛаБёф о том, что она прощает губернатора – это, конечно же, запредельная наглость. А ведь она причащалась и должна была перед тем покаяться священнику! Понятно, что ни о каком искреннем покаянии не могло быть и речи, священнику она врала так же, как и всем остальным.

Лицедействовал и Юджин Дрир, также нагло и бессовестно, как и его любовница. При этом доктор умудрился продемонстрировать даже большую низость, чем его подруга. Ада, по крайней мере, не пыталась свалить вину на траппера, а доктор Дрир, оказавшись под арестом, моментально взялся обвинять Бидла. То есть тут мы видим не просто душевную низость, но и всякое отсутствие мужества.

Интересная газетная иллюстрация: Ада ЛаБёф в последней попытке спасти собственную жизнь пыталась симулировать сумасшествие, из-за чего казнь была отложена, и приговорённую доставили для освидетельствования в специально подготовленную аудиторию медицинской школы в университет штата. Экспертиза проводилась в присутствии большого количества врачей – люди, которых можно видеть на этой фотографии, не студенты, а врачи. Ада пыталась кричать и отвечать невпопад, то есть вела себя примерно так, как надлежало бы себя вести сумасшедшим в понимании обывателей. Симуляцию, разумеется, врачи раскрыли, констатировали вменяемость пациента и на прощание поблагодарили Аду за интересное представление.

Ввиду того, что любовники так и не дали признательных показаний, о многих деталях задуманной ими комбинации мы не знаем и можем только догадываться. Есть такое сильное подозрение, что через некоторое время после убийства Джеймса ЛаБёфа они планировали избавиться и от жены доктора. Тем изумительнее её преданность мужу, ведь она не отказалась от него даже после вынесения приговора и всячески поддерживала негодяя до последних часов жизни. Что это – недоверие правосудию? христианское всепрощение? бесхребетность? просто глупость? Её преданность так контрастирует с поведением сына, категорически отринувшего отца и, по-видимому, так и не простившего его измену семье.

Но закончить эту заметку хочется всё же не сентиментальными размышлениями о конфликте поколений, а тем, с чего она начиналась. А именно – семейные измены при кажущейся на первый взгляд приятности и допустимости таят в себе не просто зло, а настоящую опасность. Вступая в интимные отношения с чужим мужем (женою), человек попадает в ситуацию, чреватую острыми и неожиданными конфликтами. Причём конфликтами разнообразными, выражаясь метафорически, камень может прилететь не только от обманутой «половинки», но и с другой стороны, откуда именно – не угадаешь. Обманутый супруг может попытаться наказать любовников, но ведь и они сами могут попытаться избавиться от супруга [как это произошло в случае ЛаБёф и Дрира]. Сложная ситуация может повернуться самым неожиданным образом, и даже очень спокойные и миролюбивые люди могут решиться на непредсказуемые и опасные поступки.

Затевая такую интрижку, следует хорошенько задуматься над тем, следует ли рисковать своим спокойствием и благополучием ради плотских утех? Стоит ли это начинание возможных последствий? И лишь ответив на этот вопрос и хорошенько взвесив тяжесть возможной расплаты, пускаться в сексуальную авантюру.

Либо не пускаться…

1922 год. Тук-тук… Кто в домике живёт? («Дело Фреда Остеррайха»)

Вообще-то, изначально эта история казалась простой и донельзя тривиальной. Никто из причастных к её расследованию даже в самом бредовом, самом фантастическом сновидении не мог предвидеть того, как этот сюжет станет развиваться. А уж когда и чем он закончится – такого не придумал бы даже самый сумасшедший писатель-фантаст.

В ночь на 22 августа 1922 г. дежурный офицер полицейской станции [отдела полиции, если по-современному] в районе Лафайет-парк в Лос-Анджелесе принял телефонный звонок взволнованной женщины, сообщившей, что она только что слышала 4 выстрела в доме №858 по Норт-Лафайет-парк-плейс (North La Fayette park place). Женщина назвалась Флорой Рэвсон (Flora Rawson), проживавшей по соседству с названным домом.

Объективности ради следует признать, что преступность в США тех лет имела масштабы труднопредставимые. Огромное количество людей перемещалось по стране, лишённой даже элементарного подобия системы паспортного учёта и контроля населения, значительный процент жителей являлся эмигрантами в первом поколении или вообще нелегальными эмигрантами. Эта категория условных «американцев», буквально обалдевшая от сытости и богатства окружающего их мира, пускалась на насилие легко и непринуждённо. У каждого второго американца в кармане пиджака тогда лежал револьвер, а у каждого первого – кастет. Уровень раскрываемости тяжких преступлений колебался в районе 5% в зависимости от штата. Да-да, вы поняли всё правильно, лишь 1 из 20 тяжких преступлений доходило до суда!

Тем не менее, район Лафайет-парка в Лос-Анджелесе того времени считался очень респектабельным и безопасным, стрельба в таком месте являлась событием экстраординарным. Ежели кто-то начнёт по ночам влезать в дома почтенных джентльменов в районе Лафайет-парка и там палить… это ж вообще беспредел! Даже по меркам американского беспредела!

Поэтому полицейские отреагировали на сообщение о выстрелах очень резко. В течение буквально 3—4 минут по указанному адресу прибыли первые 4 автомашины с патрульными, а затем прибывали всё новые силы.

Быстро выяснилось, что в доме действительно произошло убийство. Жертвой стал 44-летний Фред Уилльям Остеррайх (Fred William Oesterreich), крупный предприниматель из Милуоки, переехавший несколько лет назад в Калифорнию, чтобы пожить здесь в своё удовольствие. Его жена – Вальбурга Барбара (Walburga Barbara), в девичестве Кёршель (Korschel), была младше мужа на 3 года, она стала невольной свидетельницей трагедии. Преступник запер её в гардеробной комнате, закрыв замок снаружи.

Женщина, пережившая нападение, находилась на грани нервного срыва. Из её путаных объяснений можно было понять, что супруги возвратились вечером с вечеринки, устроенной друзьями, стали переодеваться, и тут перед ними появился неизвестный мужчина с пистолетом в руках. Он потребовал деньги и ценные вещи, Фред – мужчина сильный и энергичный – набросился на грабителя, завязалась отчаянная битва…

Дом №858 по Норт-Лафайет-парк-плейс, ставший местом преступления (ныне не существует). Если смотреть на эту фотографию, то дом Флоры Рэвсон находился по правую руку.

После того, как прогремели выстрелы и Фред упал, сражённый бандитской пулей, преступник загнал перепуганную женщину в гардеробную комнату и запер там. Вальбурга громко кричала, и на её счастье появились полицейские, которые освободили женщину из заточения.

Немного придя в себя, женщина уточнила, что, вообще-то, она пользуется именем «Долли», поскольку «Вальбурга Барбара» звучит совсем уж не по-американски. Деловито осмотрев распростёртый на полу труп, женщина отметила исчезновение очень дорогих мужских карманных часов – они были не только золотыми, но и украшены бриллиантами, а также играли 17 мелодий и имели очень точный ход. Часы были куплены за 4 с лишком тыс.$ [если считать, что доллар США эпохи «золотого стандарта» эквивалентен приблизительно 40—100 современным долларам, в зависимости от товарной группы, по которой пересчитывать покупательный паритет, то стоимость часов окажется в диапазоне от 160 тыс. до 400 тыс. современных долларов США].

Понимая, что преступник может находиться где-то неподалёку, полицейские тщательно осмотрели дом и прилегающий квартал. Затем район поиска был расширен. К месту преступления подтягивались всё новые силы. Патрульные обходили дома, опрашивая жильцов относительно того, не видели ли они поблизости подозрительного мужчину или мужчин, после чего осматривали придомовые территории в надежде обнаружить спрятавшегося преступника.

Вальбурга Остеррайх, она же Долли, рядом с любимым супругом Фредом Уилльямом Остеррайхом.

Вскоре, однако, появилась информация, заставившая детективов посмотреть на случившееся в доме Остеррайхов под иным углом. Позвонившая в полицию женщина – жившая по соседству Флора Рэвсон – в момент совершения преступления находилась дома не одна. У неё гостила подруга Кора Нортон (Cora A. Norton), поэтому фактически свидетелей драматических событий оказалось двое. Рассказ наблюдательных дамочек оказался очень интересен и заметно отличался от того, что поведала полицейским Долли Остеррайх.

Во-первых, Рэвсон и Нортон сообщили допросившим их детективам, что за соседним домом они наблюдали вовсе не случайно и не по ошибке. Фред и Долли действительно отсутствовали и приехали поздно, но по приезду между ними вышел отчаянный скандал. Супруги страшно ругались и их вопли привлекли внимание свидетельниц, которые прильнули к окну, интуитивно ожидая какой-то весьма драматичной развязки… Хотя, разумеется, и не такой, какая имела место в действительности.

Примечательно, что когда полицейские спросили о скандале саму Долли, та сделала изумлённые глаза и ответила, что не понимает, о чём идёт речь. Затем, сообразив, видимо, что полностью отрицать крик и визги нельзя, отыграла немного назад и сообщила, что между нею и мужем имел место эмоциональный разговор, но это же не скандал! Какой может быть скандал между любящими супругами, верно?

Во-вторых, свидетельницы в один голос подтвердили факт присутствия на месте преступления третьего лица, вот только лица весьма необычного. Женщины не видели этого человека полностью – окна были расположены так, что в поле зрения свидетельниц попадали только ноги… и ноги третьего человека были босыми и притом… в пижамных штанах!

В-третьих – и эта деталь выглядела, пожалуй, самой необъяснимой – обладатель босых ног и пижамных штанишек из дома не выходил! Ожидая его бегства, свидетельницы даже перебежали к другому окну! И ничего не увидели…

Сообщение о том, что преступник, возможно, спрятался где-то внутри дома Остеррайхов, побудило полицию ещё раз тщательно осмотреть здание. При свете дня с соседних домов была осмотрена даже крыша. Все эти мероприятия оказались безрезультатны и никакой ясности в вопрос, куда же мог бежать босоногий «Третий», не внесли.

Показания Коры Нортон (фотография слева) и Флоры Рэвсон (справа) выглядели очень странно и требовали переосмысления известной полицейским информации.

Определённую пищу для размышлений подкинул полицейским младший брат убитого – Джон Луис Остеррайх (John Louis Oesterreich), проживавший на другом краю страны в штате Висконсин. Джон, родившийся в 1882 г., оказался на 4 года моложе Фреда [тот родился в декабре 1877 г.], судя по всему, между братьями существовала сильная эмоциональная связь. Джон рассказал, что Фред унаследовал крупный семейный бизнес – завод по пошиву рабочей одежды в городе Милуоки, штат Висконсин – и значительно расширил его. Предприятие выпускало фартуки, рукавицы, комбинезоны и пр., помимо того фирма вела большие исследования, связанные с разработкой различных красителей, пропиток, составов для выделки кож и т. п. Это было передовое и высокодоходное предприятие.

Женился Фред по любви и какое-то время был счастлив с Долли. В августе 1900 года у супругов родился мальчик, которого назвали Рэймонд Харольд. Всё было, в общем-то, хорошо до июля 1910 г., когда мальчик трагически погиб во время купания. После этого, по словам Джона, семейная жизнь брата пошла вразнос. Он заболел венерической болезнью и был уверен, что заразила его жена. Долли, как несложно догадаться, винила в этом Фреда. Поскольку тот был довольно известен в городе, ему стали сообщать, что Долли появляется в дешёвых мотелях с какими-то мужчинами. Фактически это были недвусмысленные намёки на адюльтер. Благоверная от всех обвинений отпиралась, но Фред почти не сомневался в том, что дыма без огня не бывает и жена от него, что называется, «гуляет».

В какой-то момент и сам Джон получил совершенно ясное подтверждение тому, что Долли неверна брату, о чём посчитал необходимым сообщить Фреду. Тот выслушал его, не перебивая, и… ничего не предпринял. Фред, несомненно, очень переживал, но – удивительное дело! – с женой не разводился. Джон считал, что очень опасно поддерживать такие отношения, поскольку неверная жена могла устроить мужу какую-либо нехорошую каверзу, тем более, что богатство Фреда могло послужить отличным мотивом для этого, но брат не хотел его слушать. По-видимому, какая-то привязанность к Долли у него существовала, причём привязанность крепкая.

С какого-то времени – приблизительно с 1917 г. или 1918 г. – Фред стал замечать, что вокруг него творятся странные и даже необъяснимые делишки. По большому секрету он рассказал младшему брату, что дома происходит нечто такое, чего раньше никогда не происходило – например, исчезают сигары Фреда, кто-то переставляет мелкие предметы на полках в его гардеробе, и некоторые его вещи вроде банного халата почему-то оказываются повешены не так, как он их оставлял. Иногда ему слышатся странные звуки, которые он не может объяснить… посреди ночи появляются странные запахи… Какие именно запахи? Да его же собственных сигар! При этом он лежит в кровати и не курит! Сначала он это списывал на собственное невнимание, однако, затем насторожился и попытался проверить догадки. Например, он оставлял одну сигару на видном месте – на письменном столе или подлокотнике кресла – и пересчитывал оставшиеся сигары в коробке. Возвращаясь вечером, он находил оставленную на виду сигару нетронутой, а вот из коробки исчезали 2 или 3 штуки. Если коробка с сигарами была полна или в ней отсутствовала только 1 сигара, то таинственный похититель её игнорировал. Точно также он игнорировал почти пустую коробку, в которой оставались 1, 2 или 3 сигары… Вор явно умел считать и заботился о том, чтобы его мелкие хищения не бросались в глаза!

Таинственный «Некто» явно интересовался украшениями Фреда. Последний рассказывал брату, что замечает следы перестановок на полках коробочек с запонками, булавками для галстуков, часами и пр., кто-то открывал золотые портсигары Фреда – последний установил это опытным путём, закладывая листки папиросной бумаги под язычки их замков. Когда он открывал их через неделю, то видел не 1 прокол бумаги – как это должно было быть! – а несколько…

Остеррайхи не держали домашней прислуги. Несмотря на огромное богатство, семья вела по-немецки рачительный образ жизни, если не сказать, сквалыжный, поэтому Долли занималась уборкой по дому самостоятельно. Она могла вызвать повара, чтобы тот помог с приготовлением пищи, особенно в случае какого-либо мероприятия, связанного с приглашением гостей, но в целом все работы по дому выполняла самостоятельно.

Как бы ни называть таинственное явление в доме Остеррайхов – «Некто» -Привидение-Полтергейст – оно не наносило явного материального ущерба, то есть деньги не пропадали, украшения и прочие ценности всегда оставались в комплекте. По словам младшего брата, Фред не находил никакого рационального объяснения происходившему. К этому времени – то есть к 1917 – 1918 гг. – он стал пить и всерьёз заподозрил, не сходит ли с ума на почве алкоголизма?

Джон же считал, что происходившее в доме брата является отнюдь не плодом его воображения, а имеет причинно-следственную связь с поведением жены. Он был убеждён, что в отсутствие Фреда в доме появляется любовник Долли, и предлагал брату его выследить. Фред не хотел обращаться к частным детективам и несколько раз лично приезжал к дому, подолгу наблюдая за обстановкой вокруг. Никаких результатов это скрытое наблюдение не принесло – посторонние мужчины в отсутствие Фреда в дом не входили, чужие автомашины – не подъезжали.

Джон Остеррайх, младший брат Фреда, при одном упоминании имени жены убитого брата впадал в состояние, близкое к истерике. Он ненавидел Долли всеми фибрами души. Эта фотография сделана в 1930 году, спустя 8 лет после описываемых событий.

В конце концов Фред решил вообще уехать из Милуоки, посчитав, что перемена обстановки пойдёт на пользу его отношениям с Долли. Жена горячо поддержала идею уехать из северного штата куда-то на юг – в места тёплые и живописные. После некоторых размышлений супруги остановили свой выбор на Лос-Анджелесе – городе крупном и уже вполне сформировавшемся к началу 1920-х гг.

Фред передал предприятие младшему брату и заявил, что «выходит на пенсию», хотя ему тогда едва исполнилось 42 года. После переезда Фреда в Калифорнию контакты между братьями заметно уменьшились, что легко объяснимо территориальной удалённостью, но Джон не сомневался, что Долли не оставила присущей ей склонности к блуду и смерть старшего брата каким-то образом связана именно с этим.

Джон был настроен к Долли резко негативно и обвинял женщину во всех грехах, хотя никакой фактической информацией помочь следствию не смог. Тем не менее, его рассказ о семейных отношениях погибшего имел немалое ориентирующее значение.

После беседы с младшим братом убитого полицейские приняли решение просить суд об аресте Вальбурги «Долли» Остеррайх. Никаких серьёзных улик против неё не было, но детективы надеялись, что сумеют в течение нескольких дней что-либо на эту дамочку «нарыть».

23 августа Долли была заключена под стражу и доставлена в полицейский участок. Она ожидаемо отказалась от дачи показаний и потребовала вызова адвоката. Таковым оказался Герман Шапиро (Herman Shapiro) – человек совершенно ничтожный, неунывающий весельчак и циник. Репутация его в профессиональной среде если и была повыше плинтуса, то совсем ненамного. Шапиро шутил, что честно предупреждает своих клиентов: адвокат не может прожить на честно заработанные деньги. Ещё он сравнивал адвоката с волком, рыщущем по лесу в поисках жирной добычи, то есть выгодного дела, хотя применительно к образу самого Шапиро в данной аллюзии волка следует заменить на шакала.

Герман Шапиро оказался честным человеком в том смысле, что честно признавался, что не желает и не может жить на честно заработанные деньги.

В общем, как мы увидим из дальнейшего, Герман Шапиро благодаря собственному незамутнённому цинизму отлично поладил с состоятельной вдовой и ловко вписался в этот криминальный сюжет. Хотя в те дни и часы этого, разумеется, никто из полицейских предвидеть не мог.

Судебно-медицинское вскрытие показало, что смерть Фреда Остеррайха последовала в результате огнестрельных ранений в голову и сердце. Преступник вёл стрельбу из пистолета 25-го калибра с близкого расстояния, в потерпевшего попали 3 пули, всего же, как было сказано выше, были произведены 4 выстрела, звуки которых слышали свидетели. Четвёртая пуля была найдена в двери – она также оказалась 25-го калибра и в тело потерпевшего не попала.

Коронерское жюри, рассматривавшее обстоятельства смерти Фреда Остеррайха, заседало 26 августа 1922 г. Жюри констатировало, что смерть наступила в результате огнестрельных ранений, причинённых одним или несколькими нападающими.

Имея на руках такой вердикт, окружная прокуратура теоретически могла бы продолжать расследование с расчётом доказать причастность Вальбурги к убийству мужа, но если такие замыслы и существовали, то никакого практического результата не принесли. Детективы не отыскали любовников Долли-Вальбурги и даже не сумели доказать, что таковые существовали. По крайней мере, в Калифорнии. Присутствие на месте преступления третьего человека казалось несомненным, но полиция отыскать его не смогла. То, что вдова была заперта в гардеробной комнате и не могла самостоятельно закрыть замок с обратной стороны двери, также не могло быть опровергнуто. Хотя «законники» почти не сомневались в том, что Долли каким-то образом замешана в убийстве Фреда Остеррайха, инкриминировать ей было нечего.