Текст книги "Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX—XX столетий. Книга VI"

Американские трагедии
Хроники подлинных уголовных расследований XIX—XX столетий. Книга VI
Алексей Ракитин

© Алексей Ракитин, 2023

ISBN 978-5-0060-4015-1 (т. 6)

ISBN 978-5-0053-5460-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1857 год. Несколько слов о теории и практике сбрасывания трупов в водопады

Даже школьник начальных классов – чей интеллект ещё не обезображен подготовкой к ЕГЭ – знает, что убивать возле водопадов – это мысль вполне здравая. Попробуйте, поспорьте! И дело тут вовсе не в заветах профессора Мориарти, который встретился со своим недругом – частным сыщиком Холмсом – именно у водопада. Соображения в пользу убийства у водопада очевидны всякому и без творческого гения Конан Дойла. Ну, в самом деле, первый довод заключается в том, что есть куда выбросить тело жертвы: большая вероятность, что его не обнаружат, либо обнаружат нескоро, далеко от места убийства и притом сильно обезображенным. Второй довод заключается в том, что близость воды позволяет убийце привести себя в порядок, если в том возникнет необходимость, скажем, умыться или замыть следы крови на одежде. Третий несомненный плюс заключается в том, что шум водопада прекрасно маскирует звуки борьбы и крики жертвы. Четвёртый довод в пользу удобства такого места заключается в том, что водопад – идеальное место для сокрытия орудия убийства – никто не полезет обыскивать дно в районе падения на голову тысяч тонн воды ввиду очевидной бессмысленности этой затеи, не так ли? Перечисление «плюсов» можно продолжить, но думается, что автору впору остановиться, ибо мысль более чем ясна.

Есть, правда, и определённые минусы. В этом месте каждый читатель может на секунду задуматься над тем, какие бы минусы он увидел в том, чтобы устроить убийство возле водопада… Первый серьёзный «минус» заключается в том, что районы водопадов обычно являются местами довольно посещаемыми. Зевак привлекают живописные виды и необычность обстановки, поэтому к водопадам частенько тащится публика со всевозможными пледами, зонтиками и раскладными стульчиками. Опять же-шь, художники всякие набегают, любители рисовать на холсте и бумаге. То есть преступное нападение у водопада с ненулевой вероятностью может иметь неожиданных свидетелей – и осторожный злоумышленник должен данное обстоятельство учитывать. Имеются и иные «минусы», но они, скажем аккуратно, менее очевидны.

Как бы там ни было, мировая история уголовного сыска и криминалистики хранит несколько любопытных историй убийств возле водопадов. Причём убийств не случайных, а продуманных и заблаговременно подготовленных.

Одному из числа таких необычных убийств, совершенно неизвестных российскому читателю и незаслуженно позабытому в Соединённых Штатах Америки, настоящая заметка и посвящается.

20 декабря 1857 года жители города Рочестер, штат Нью-Йорк, обнаружили в реке Джинеси (Genesee), протекавшей через город, труп мужчины. Река была скована льдом, но движение тела под ним было хорошо заметно с берега. Разбив лёд ниже по течению, жители города сделали широкую промоину, из которой и выловили труп.

Умерший выглядел ужасно – лицо было практически неузнаваемо, нос раздавлен, кожа на открытых частях имела обширные обдиры, в волосах было много песка и ила. Один из горожан, участвовавший в извлечении трупа из воды, оказался врачом, бегло осмотрев труп, он поспешил успокоить присутствующих, сказав, что все эти повреждения явились следствием удара о дно и возможного волочения тела по дну. Поэтому, скорее всего, это уродующее травмирование оказалось посмертным.

Никаких явно криминальных повреждений вроде огнестрельных ранений, разрывов одежды, следов воздействия рубящими и режущими орудиями труп и одежда на нём не имели. Точнее говоря, таковые визуально не определялись. А это с весьма немалой вероятностью означало, что утопленник мог быть самоубийцей.

Разумеется, первый вопрос, приходивший на ум всякому, видевшему в тот день тело, заключался в том, где и когда несчастный попал под лёд. Понятно, что утопленник должен был двигаться по течению, то есть спускаться сверху вниз сообразно движению водного потока, но ледовое покрытие вверх по течению на протяжении почти 300 метров не имело повреждений. Единственным местом, где в те декабрьские дни ещё имелась открытая вода, являлся район величественных Высоких водопадов (High Falls), местной достопримечательности, являвшейся излюбленным местом горожан для прогулок и пикников.

Эта картина английского художника, изображающая Высокие водопады на реке Джинеси, была нарисована в 1838 году, то есть за 20 лет до событий, ставших сюжетом настоящего повествования. Как видим, район водопадов являлся местечком пасторальным и даже романтичным, причём расположенным неподалёку от жилой застройки. Кому интересно, тот может сопоставить этот вид с современными фотографиями – такое сравнение окажется во многих отношениях любопытным и выразительно продемонстрирует результат бездумного разрушения человеком природы.

Полицейские со всей возможной быстротой принялись осматривать район водопада, поскольку световой день был короток и перенос осмотра местности на следующий день грозил уничтожением следов возможным снегопадом. Около 15 часов на скальном выступе в непосредственной близости от водного потока были обнаружены следы на снегу, которые можно было принять за следы борьбы. В снегу были хорошо заметны отпечатки нескольких пар обуви, следы волочения чего-то крупного – то ли мешка, то ли человеческого тела – а также чёткие оттиски человеческих ладоней. Присутствовали и иные следы, оставленные как будто бы сидящим в снегу человеком, а также лежащим на спине. В общем, следы выглядели довольно необычно, и сложно было представить, чтобы рядовой обыватель, прибывший сюда для того, чтобы полюбоваться водопадом, принялся вот так кататься по снегу, садиться и ложиться в сугроб и ходить на четвереньках.

Однако это было ещё не всё! Самое интересное открытие было сделано после того, как полицейские догадались посмотреть со скалы вниз. Они обнаружили, что ниже скального выступа имеется другой, который с некоторой долей условности можно было сравнить с балконом на фасаде здания. И на этом «балконе» также имелись хорошо различимые следы ног, тела и ладоней. Этот «балкон» находился на удалении 30 футов (~9,5 метров) или чуть более от верхней части скалы. Хотя к выступу вела узкая тропинка, спуститься на «балкон» и подняться обратно представлялось делом довольно проблематичным, но… Но ведь кто-то же для чего-то проделал это!

Со всей возможной быстротой раздобыв верёвку для страховки и лестницу, полицейские буквально на четвереньках спустились на «балкон» и тщательно его осмотрели. Их дотошность получила достойное вознаграждение – в снегу они отыскали… очки.

Опс! Как неожиданно… Неужели очки потерял утопленник? И если следы на снегу имели связь с его смертью, то неужели его утопление оказалось не вполне добровольным?

Очки являлись ценной уликой. Они многое могли рассказать о своём владельце!

Очки в середине XIX столетия сделались уже широко распространённым в быту аксессуаром. В каждом более или менее крупном городе имелся врач-офтальмолог [и даже не один!] и оптические мастерские, изготавливавшие на заказ нужные стёкла. Реклама очков, подобная той, что можно видеть на иллюстрации, была широко распространена. Её можно было увидеть в газетах намного чаще рекламы часов, музыкальных инструментов или магазинов, торгующих драгоценностями – а это означает, что очки являлись товаром куда более дешёвым и доступным.

Пока в районе Высоких водопадов разворачивались описанные выше события, служба коронера организовала вскрытие извлечённого из воды трупа. Уже в 2 часа пополудни тело в мокрой одежде лежало на столе похоронной компании, принадлежавшей доктору Эйвери (Avery), который по совместительству являлся и официальным врачом коронерской службы. Как видим, доктор успешно совмещал профессиональный интерес, бизнес и общественное служение, что не мешало ему оставаться вполне компетентным специалистом.

Перво – наперво Эйвери при визуальном осмотре трупа констатировал, что утопленник является белым мужчиной в возрасте 25—30 лет, достаточного питания, с ухоженными руками и ногтями, недавно стриженый. Судя по отмеченным деталям, мужчина не являлся бродягой. Далее врач обратил внимание на отсутствие во рту и верхних дыхательных путях специфической липкой пены, чьё выделение являлось верным симптомом истинного утопления. Данное обстоятельство сразу же заставило врача усомниться в том, что умерший действительно утонул.

Приступив к раздеванию трупа, Эйвери обнаружил, что жилетный карман для часов пуст, но часы у умершего имелись. Правда, находились они в довольно неожиданном месте [нет, не в том, где 5 лет прятал часы отец одного из героев фильма «Криминальное чтиво», находясь в плену]. Дешёвые карманные часы в стальном корпусе лежали в брючном кармане, их стрелки остановились в 9:55. Это время, кстати, не обязательно должно было указывать момент попадания часов в воду, поскольку часы в то время останавливались при падении с высоты 1 метр и даже менее [виной тому являлось низкое качество пружинной стали, из-за чего пружины приходилось делать длинными, и они легко выдавливались в сторону, что приводило к остановке механизма]. Другими словами, стрелки могли перестать двигаться при банальном падении человека на грунт.

Однако не это было самым ценным в обнаруженном девайсе! Гораздо важнее оказалось то, что на внутренней стороне крышки часов имелась гравировка «C. W. Little». В этом месте даже малыш из старшей группы детсада высказал бы обоснованное предположение, что это инициалы и фамилия владельца часов. А много ли было Литтлов в городе с населением 45 тыс. человек – именно столько людей проживало в Рочестере в конце 1857 года?

Во время раздевания трупа было сделано и другое немаловажное открытие. Из рукава пальто умершего выпала… толстая короткая дубинка. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что дубинка представляет собой деревянный подлокотник стула длиной 12 дюймов (~30 см). Доктор Эйвери не обнаружил эту довольно массивную деревяшку при первоначальном осмотре и ощупывании одетого тела, и это казалось до некоторой степени странным. Раздумывая над тем, как же могло так получиться, доктор, в конце концов, нашёл, как ему показалось, правдоподобное объяснение. Мёртвый мужчина, очевидно, вложил дубинку в рукав пальто снизу и удерживал её пальцами, но в нужный момент воспользоваться ею не успел, и дубинка осталась в рукаве. При последующем волочении тела за руки, дубинка сместилась в область подмышек, где и осталась во время пребывания трупа в воде. После извлечения тела из воды его также поднимали за руки и за ноги, и по этой причине дубинка всё время оставалась в верхней части рукава и не была замечена при беглом осмотре одежды.

Но отчего же умер обладатель импровизированной дубинки из подлокотника и часов с гравировкой «C. W. Little»? На торсе, руках и ногах мужчины не имелось никаких повреждений, которые можно было бы связать с физическим насилием, но при тщательном ощупывании головы доктор Эйвери понял, как именно тот умер. За правым ухом под волосами определялся участок вдавления в череп с чёткими границами. Убрав скальп и отделив черепную крышку, врач продемонстрировал присутствовавшим при вскрытии сотрудникам офиса коронера важнейшее свидетельство убийства – вдавленный перелом черепа, произведённый прямоугольным орудием со сторонами 2 на 1,5 дюйма (т.е. 5 см на 3,8 см). Часть черепа, оказавшаяся под ударной поверхностью, полностью отделилась от свода и «легла» прямо на мозг, на своём месте она удерживалась лишь кожей.

Такого рода повреждения черепа к середине XIX столетия были уже хорошо известны судебным медикам. Путём натурных экспериментов на трупах было установлено, что при приложении значительной силы на площади до 22 кв. см вдавленный фрагмент черепной кости точно воспроизводит контур ударной поверхности, если же площадь контакта превышает 22 кв. см, то вокруг вдавленной площадки образуется область сопутствующего растрескивания черепа. При подобном растрескивании может происходить фрагментация черепа на большое количество отколков [до 300], вообще же, количество таковых прямо пропорционально величине приложенной силы. Подобные ранения сопровождаются разрывами кожи и обильным кровотечением, которое, несомненно, имело место и в данном случае, но вся кровь была уничтожена водой. Вообще же, ввиду того, что волосы были запачканы песком и илом, рана на голове убитого выглядела почти незаметной.

Поскольку в данном случае растрескивания черепа не произошло, доктор Эйвери уверенно заявил, что в качестве орудия убийства использовался молоток либо кувалда с размером ударной части 2 на 1,5 дюйма, причём убийца нанёс всего 1 удар. Видимо, этого оказалось достаточно, добивания не потребовалось.

Насчёт давности наступления смерти доктор Эйвери высказался довольно неопределённо. Что легко объяснимо – тело было извлечено из воды, температура которой была близка к порогу замерзания. Соответственно, до этой температуры охладилось и тело, исказив все признаки, на которые врач должен был опираться при определении давности смерти [подвижность трупных пятен, посмертное окоченение, вздутие живота и пр.]. Доктор Эйвери заявил, что труп выглядит «свежим», но ввиду особых условий его пребывания убийство могло произойти и сутки тому назад, и даже более.

Итак, полиции надлежало установить судьбу белого мужчины возрастом 25—30 лет, предположительно имевшего фамилию Литтл и пропавшего 18 или 19 декабря. Не прошло и суток со времени обнаружения трупа, как полиция успешно идентифицировала его. Убитым оказался некий Чарльз Уилльям Литтл (Charles W. Little), 25-летний житель Рочестера, работавший клерком на одной из местных лесопилок. Что показалось особенно важным в то время – Чарльз Литтл не носил очки, из чего следовало, что таковые, найденные на месте совершения преступления, принадлежали его убийце. Чарльз был женат на местной жительнице Саре Стаут (Sarah Stout), однако, по словам соседей, в последнее время жена в его квартире не появлялась – то ли он её выгнал, то ли она ушла сама. В общем, вышла у них какая-то размолвка, и Чарли последние недели отчаянно холостяковал – напивался, дрался, отчаянно играл в карты и – что особенно важно – выигрывал!

Как бы там ни было, жену следовало отыскать хотя бы для того, чтобы поставить её в известность о случившемся с её мужем, а заодно задать кое-какие вопросы о жизни Сары с Чарли. Довольно быстро поиски привели полицейских в дом её брата, некоего Мариона Айры Стаута (Marion Ira Stout). Сразу оговоримся, что нам известен день его рождения – 18 сентября – но вот с годом есть некоторая проблема, в разных источниках указывают то 1835 год (и тогда в декабре 1857 года его возраст должен был составить полных 22 года), то 1825 год (и тогда он должен быть на 10 лет старше). Жизнь его оказалась полна ярких впечатлений, хотя и весьма специфических. Дело заключалось в том, что глава семейства – отец Мариона и Сары – на протяжении многих лет являлся участником банды, промышлявшей подделкой канадских денег и их транспортировкой из штата Нью-Йорк на территорию Канады. Помимо подделки ассигнаций, банда занималась подделкой чеков и долговых расписок. Марион – старший из детей – во всём помогал отцу, он изучил гравёрное дело и, помимо изготовления фальшивок, лично участвовал в различных трансграничных перевозках в районе Великих озёр. Когда Мариону исполнилось 16 лет, отец его отправился на 10 лет в знаменитую тюрьму в городке Итака, из которой уже не вышел. Старший из сыновей продолжил его дело. В составе банды под руководством некоего Баскомба (Bascomb) он принял участие в нападении и сожжении крупного магазина в штате Пенсильвания. Впоследствии лошади бандитов были найдены во дворе дома, арендованного Марионом. Хотя Марион настаивал на неосведомлённости о происхождении лошадок, в его вещах были найдены поддельные деньги на общую сумму 110 долларов. Так что Мариону Айре пришлось «присесть» на 4,5 года, и тюремный опыт, вне всяких сомнений, обогатил его кругозор и дал новое понимание законов жизни [преимущественно антисоциальных].

Отбыв наказание, Марион поступил и успешно закончил Коммерческий колледж, где продемонстрировал удивительный интерес к философии Юма и Лока, а также математические наклонности. Преподаватели колледжа прочили ему большое будущее. Тем удивительнее выглядела последующая судьба Мариона Айры – он не стремился работать и не искал легального заработка, перебиваясь случайными подработками и пускаясь в какие-то непонятные делишки с мутными персонажами.

В родительский дом Марион после тюремной отсидки не вернулся, по-видимому, он хотел полностью исключить возможность какого-либо контроля со стороны матери. Жил он в какой-то лачуге на окраине, в самом конце Морган-стрит (Morgan str.), которую уместно сравнить разве что с домиком кумы Тыквы из сказки про Чиполлино [поколение ЕГЭ про кума Тыкву ничего не знает, но ведь не для них же это пишется, верно?].

Марион Айра Стаут.

В общем, полицейские наведались в хибару Мариона Стаута, где и обнаружили её владельца в образе эдакого «рыцаря печального образа». Руки и лицо Мариона имели осаднения весьма подозрительного вида, кроме того, левая рука имела сильную синюшную отёчность и была замотана грязной тряпицей. Мужчина явно страдал от боли, хотя пытался бодриться и всячески скрывал своё истинное состояние.

Отвечая на вопросы полицейских, он подтвердил, что сестра действительно живёт с ним, но слова его вызвали недоумение «законников», поскольку в лачуге стояла только одна кровать. «Где она спит?» – спросили его, и Марион молча указал на кровать. «А где спите вы?» – и он снова указал на кровать… «Но как же вы спите?!» – простодушно изумился один из полицейских, на что Марион также простодушно ответил: «Мы спим в одежде!»

В принципе, никто и ничто не запрещает спать брату и сестре в одной кровати в неких особых обстоятельствах, скажем, в поездке, но это явно был не тот случай! Если мужчина 33 лет и его сестра 24-х лет на протяжении нескольких недель делят ложе, то… то это как-то совсем против правил! Странность этого сожительства подчёркивало то обстоятельство, что Сара, уйдя от мужа, не отправилась жить в дом к матери, а переехала почему-то в унылую хибару к брату. Имелась и другая странность, подчёркивавшая абсурдность ситуации – Марион был женат, но с женой не жил…

В ту минуту, наверное, каждый полицейский, следивший за беседой с Марионом, задавался вопросом: «Что же такое в этой семейке происходит?!»

Мариону Айре были заданы вопросы о его отношениях с мистером Литтлом, и молодой мужчина уклончиво охарактеризовал их как не очень хорошие. Из дальнейших расспросов выяснилось, что Марион был возмущён отношением Литтла к сестре, по его словам, тот избивал её на протяжении всех 3 лет супружеской жизни, всячески третировал и изводил мелочными придирками. Чтобы подчеркнуть ненормальность отношений Чарльза и Сары, мужчина сообщил, что рождённые в браке мальчик и девочка сейчас живут отдельно от родителей в штате Пенсильвания. По словам Мариона, плохое отношение к Саре её муж объяснял ревностью, разумеется, необоснованной. Учитывая то, что сестра делила постель с братом, вопрос о необоснованности ревности мужа показался полицейским далеко не очевидным. Беседа становилась чем дальше тем интереснее, но совершенно неожиданный поворот придал ей внезапный вопрос, заданный детективом Хендерсоном.

Тот без всякой видимой причины вдруг попросил Мариона показать свои очки. Тут следует иметь в виду, что никто из полицейских не знал о плохом зрении Мариона, так что выпад детектива был сделан наобум. На полке над обеденным столом лежало около дюжины книг, так что любовь к чтению проживавшего здесь человека была довольно очевидна, но то, что он пользуется очками, из любви к чтению вовсе не следовало. Обращение Хендерсона застало Мариона врасплох – он странно смутился и довольно путано стал объяснять, что сейчас их поищет… Явно волнуясь, он принялся перекладывать свой убогий скарб и в конечном итоге очков так и не нашёл. Чему, кстати, никто из полицейских не удивился.

Итак, на месте преступления были найдены очки, которые жертве не принадлежали. А у брата жены убитого очков почему-то не оказалось. Причём брат спал в одной кровати с женой убитого и последнего не любил, из чего даже не стал делать тайны. Совпадение? Совпадения, конечно же, случаются, и кому как не детективам это знать, но с Марионом явно следовало поговорить более обстоятельно!

Мужчине предложили проследовать в помещение полицейской станции для детального разговора, а в его хибаре осталась полицейская засада. Полицейским надлежало дождаться появления Сары, а кроме того, интерес представляли и дружки Мариона, если таковые забрели бы «на огонёк».

Через несколько часов маявшиеся от безделья полицейские, сидевшие в засаде, сделали довольно любопытное открытие. Они отыскали свёрнутое зелёное женское платье, подол которого сплошь покрывали сухие головки репейника. А сухой репейник, торчавший из сугробов, стеной стоял как раз на подходе к тому выступу скалы, на котором были обнаружены следы борьбы. В этой связи особый интерес представляло то обстоятельство, что на одежде Мариона Айры Стаута сухих головок репейника не оказалось.

После появления Сары Литтл (в девичестве Стаут) в лачуге брата ей было сообщено об убийстве мужа. Женщина попыталась изобразить волнение и даже плач, но один из полицейских между делом заявил, что Марион сказал им, будто Сара об этом знает [что было неправдой!], и Сара плакать сразу же перестала. Женщине показали зелёное платье в репьях, и та подтвердила, что оно принадлежит ей. В общем, полицейские забрали платье и увели женщину на допрос в здание полицейской станции.

Для освидетельствования задержанных были приглашены врачи коронерской службы Эйвери, упоминавшийся в этом очерке чуть выше, и Монтгомери (Montgomer). Результаты их работы оказались довольно любопытны. На руках и ногах Мариона Айры и Сары были описаны многочисленные – более дюжины – осаднения кожи, царапины, заусеницы и пр. Площадь ободранной кожи на коленях обоих осмотренных лиц врачи признали ничуть не меньшей монеты в полдоллара [диаметр 30,6 мм], т.е. и Марион, и Сара где-то здорово ободрались! Помимо многочисленных поверхностных повреждений, врачи обнаружили у Мариона Стуата и перелом лучевой кости левого предплечья в двух местах – возле запястья и ближе к локтевому суставу. Перелом был «свежим», давностью не более 2 дней – на это красноречиво указывал размер и синюшный цвет отёка.

На вопрос о происхождении довольно необычных телесных повреждений Марион ответил, что получил их при наезде на него лошади, а Сара поведала совершенно неправдоподобную историю, согласно которой получала все эти обдиры и заусеницы в разных местах в разное время, то неудачно падала, то её толкали, то подол платья цеплялся за дверь.

В общем, брата и сестру отправили под замок, однако дело этим не ограничилось. У коронера имелись вопросы как к миссис Стаут – матери семейства – так и Эли Стауту (Eli Stout), младшему брату Мариона. Дабы исключить сговор членов семьи, возможность уничтожения улик и организацию фальшивого alibi, коронерское жюри постановило взять под стражу всех членов семьи.

Сообщение в местной газете от 7 января 1858 года о ходе коронерского расследования, возбуждении уголовного дела и аресте всей семьи Стаутов.

Несмотря на кажущуюся простоту, дело вовсе не выглядело ясным. Было установлено, что вечером 19 декабря Чарльз Литтл пил пиво в питейном заведении в обществе некоего джентльмена, которым не мог быть Марион Айра. И вроде бы именно с ним потерпевший и покинул пивнушку. Отправились ли они к водопаду вместе? Не напал ли на Чальза Литтла его спутник, который так и не заявил о себе после того, как публикации в местных газетах оповестили жителей Рочестера об имевшем место убийстве?

Версия о внезапном нападении никак не объясняла наличие в рукаве Чарльза Литтла импровизированной дубинки. Кстати, при посещении офиса убитого коронер обнаружил деревянный стул без подлокотника. Когда к этому стулу приложили деревяшку, найденную в рукаве пальто Литтла, она идеально подошла. Получалось, что Чарльз, не имея под рукой подходящего оружия, сломал стул, дабы вооружиться. Откуда возникла такая спешка? Почему он не взял нож? Почему не револьвер? Самый дешёвый револьвер стоил тогда буквально 3$, неужели Литтл решил сэкономить на собственной безопасности? Или у него не было времени?

Множество вопросов было связано с телесными повреждениями Мариона и Сары. Почему первый оказался со сломанной рукой и притом примерно в тот же день, когда был убит Литтл? Последний явно не защищался, убийца застал его врасплох, но если Марион Айра убийца, то что с ним случилось? Сломать лучевую кость в двух местах – так, как это произошло в случае с Марионом – надо ещё умудриться! И что случилось с его сестрой?

Хотя Марион Айра стоически отвергал все подозрения в свой адрес, положение его с самого начала выглядело скверным. И всё стало совсем нехорошо после того, как врач-офтальмолог, к которому подозреваемый обращался с просьбой подобрать линзы, признал, что найденные на месте убийства очки полностью соответствуют сделанному им назначению. Стаут настаивал на том, что за несколько дней до гибели Литтла потерял очки, и они, возможно, подброшены неким злоумышленником на «балкон» у водопада, дабы запутать следствие. Но такое объяснение за версту отдавало завиральщиной.

Факт обнаружения очков у Высокого водопада накрепко привязывал Мариона к убийству, и основная интрига расследования сводилась к тому, какими окажутся судьбы Сары и Эли. И младшая сестра, и младший брат одинаково хорошо годились на роль помощника Мариона. Также непонятной оставалась роль матери [если эта женщина вообще играла какую-то роль в трагической истории].

В последней декаде января коронерское жюри округа Монро посчитало обоснованным выдвижение обвинений в убийстве Чарльза Литтла в отношении Мариона Айры и Сары, но сняло подозрения с матери и младшего брата.

Краткое газетное уведомление от 28 января 1858 года о том, что коронерское жюри постановило считать обвинительный материал в отношении Мариона Айры Стаута и его младшей сестры Сары достаточным для рассмотрения дела в окружном суде. Обратите внимание на ошибки в тексте – фамилию обвиняемого газетчики переврали, превратив её в «Stont» (вместо «Stout»), а в качестве времени совершения преступления указали 10 декабря вместо 19. Такого рода небрежности типичны для газетных публикаций XIX столетия, и по этой причине к газетным сообщениям той поры следует подходить с осторожностью.

Старший брат и его любимая сестрёнка, спавшие в одной кровати одетыми, были преданы суду в апреле того же года, но если кто-то из читателей ждёт от этого процесса занимательной интриги, то сразу внесём ясность – таковой не случилось. Неожиданно для всех Марион признался в умышленном убийстве Чарльза Литтла, взял всю вину на себя и тем превратил суд в обычную формальность.

По словам Мариона, он был взбешён, когда по возвращении из тюрьмы узнал, что Чарльз третировал Сару. Жизнь с ним была невозможна, как муж и отец он был до такой степени непереносим, что Сара отвезла рождённых в браке детей к родственникам в Пенсильванию, за 300 км от Рочестера. Фактически она спрятала их от бесноватого мужа. В этой части, кстати, Мариону можно верить, поскольку о дурном нраве убитого говорили самые разные свидетели, в том числе и выставленные стороной обвинения. Правда, свидетели обвинения были склонны объяснять ревность Чарльза Литтла его подозрениями, связанными с тем, что в семье Стаутов на протяжении многих лет процветал инцест. Более того, Чарльз даже считал, будто его жена поддерживала интимные отношения с обоими старшими братьями на протяжении чуть ли не 10-и лет, и даже дети, рождённые в браке, являлись, дескать, не его – Чарльза Литтла – детьми.

Сейчас нам сложно судить о том, имели ли подозрения такого рода реальное обоснование. В те времена многие деликатные моменты, связанные с сексом или половыми отношениями в широком понимании этого словосочетания, в протоколы не вносились и, более того, в суде даже не заслушивались. То есть судья мог остановить говорившего и прямо указать ему на недопустимость такого рода деталей… Да – это специфика времени и нравов! Но даже если подозрения Чарльза Литтла были во всём справедливы, его оскорблённая честь не могла служить оправданием третирования жены. Как говорят в таких случаях наши украинские небратья на своём непереносимом суржике, «бачили очи, шо руки куповалы», дескать, видел, что покупал…

В общем, Марион [согласно его версии событий] пытался несколько раз урезонить агрессивного зятька, но все увещевания отлетали, как от стенки горох. Видя бесполезность своих попыток и не находя приемлемого выхода из сложившейся ситуации, подсудимый предложил сестре покинуть мужа и переселиться в его – Мариона – домик. Подобный уход лишь укрепил подозрения Чарльза Литтла о кровосмесительной связи внутри семьи, но сам Марион о таком пустяке, по-видимому, не подумал. Сара за 5 или 6 недель до убийства мужа оставила его и перебралась в хибару Мариона на Морган-стрит.

Поступок, конечно же, следовало признать необдуманным. Младшая сестра перебралась в кровать старшего брата (буквально!), оставив при этом мужа, пусть и грубого, но законного. Неудивительно, что дружки и случайные собутыльники стали над Литтлом подшучивать: «Чарли, как ты проходишь в двери, рога тебе не мешают? Чарли, аккуратнее, не задень люстру рогами!» Уход жены вызвал бешенство Чарльза Литтла, что следует признать вполне ожидаемым, и в порыве ярости тот заявил при случайной встрече с Сарой на улице, что убьёт её. Слова эти слышали окружающие, что, кстати, очень помогло Саре в суде.

Понимая, что события перешли в острую фазу, Марион, по его словам, решил действовать на опережение. В том смысле, что решил убить Литтла до того, как тот причинит какой-либо вред Саре. Для этого он – Марион Айра – назначил Чарльзу встречу у Высокого водопада, объяснив её необходимостью обсудить ситуацию и найти приемлемый выход из положения. В действительности же он ничего обсуждать не намеревался, а хотел только избавиться от ненавистного зятька. Водопад показался ему оптимальным местом убийства – труп можно сбросить в поток, он его изуродует ударами о дно и камни, затем вода отнесёт тело вниз по течению, и там, подо льдом, оно останется до весны. И никто его не найдёт… Бинго!