Текст книги "Контрабандист"

Вот тварь!

Он меня, меня – Вольного пилота так?!

За дерьмовозку принял? Ну, милитарист недоделаный, держись!

– На "Блеске", – отвечаю, держа голос ровным: – Вас понял. Ухожу в сторону. – На миг смолкаю и продолжаю, добавив в голос просительные интонации: – Вопрос задать можно?

– Можно Машку за… Говори, чего тебе? – Голос офицера и снисходителен, и полон презрения одновременно. Угу, картина ясна – ему, боевому офицеру и общаться с каким-то мусоровозом?!

– Извините, – всё тем же голосом, полным почтения, спрашиваю: – А что же вы тут один? Друзья ваши где?

– Друзья? – Он явно сбит с толку: – Какие друзья?

– Ну как же?! Вы "Блеск", с вами вместе ещё "Шик" и "Красота" выступают? Вот вас я вижу, а они где?

– Шик? Красота? Выступают? Ты о чём, пилот? Бредишь, или пьян?! Где выступают?

– Как где? – Искренне удивляюсь: – В цирке конечно. Шик, блеск, красота, трата-та, трата-та, – напеваю я мотив старой песенки из моей реальности: – Три клоуна на велосипедах? Вас я вижу, а вот остальных нет. Уже и переживать начал – всё же родственник ваши. Такие же придурки! – Последнее срывается с моего языка против воли, само.

Чёрт!

А вот это было зря…

Офицер молчит, а на правом экране, где только что был силуэт крейсера, возникают строки текста.

Ого!

Здесь и чат есть? Не знал.

Экран, тем временем, заполняется сообщениями. В основном мне пишут пилоты других кораблей и судя по их поддержке этот "Блеск" успел уже всех достать капитально.

Читаю.

– Молодец, пилот!

– Всё верно сказал! Достали эти вояки!

– Так их! В конец обнаглели!

– Держись, парень! А лучше – меняй кантон! Эти, – следующие несколько слов заменены символами, скрывая мат: – Теперь тебе житья не дадут.

– Отлично! Так держать, фришка!

Все прочитать я не успеваю – сообщения исчезают и на их месте вновь появляется силуэт крейсера.

– Так… Свободный пилот Светозаров… Сэм… – Тоном офицера можно заморозить звезду среднего класса: – Позывной… хм… Поп. Учти, фришка, ты теперь у меня на особом счету. Усёк?

– Ага.

– Ну так вали нахрен!

Молча отвожу Аврору прочь.

М-да, что и говорить – умею я находить друзей. Талант… Такой не пропить, как бы не старался.

Мой манёвр выводит меня прямо к причальным фермам. Неподалёку от них висят две Гусеницы, как и все ожидая разрешения на швартовку.

Зависаю в отдалении и жму кнопку сканера.

Минута, другая, пять, десять – только спустя четверть часа передо мной загорается знакомая таблица. Увы, но она пуста – наискось через её тело тянется желтая надпись – технический сбой. За-ши-бись!

И что теперь?!

– На Авроре, – оживают динамики и я, повернув голову направо вижу на экране нет, не Крейсер, а Станцию. Да и голос совсем не похож на давешнего офицера – в отличии от него этот звучит устало и как-то надломлено.

– На Авроре, – устало повторяет человек: – Ну? Ассенизатор? Ты чё там? Уснул?

Я? Ассенизатор? Хм… И тот, военный, меня так же называл. Менее корректно, конечно, но по смыслу – так же.

Откликаюсь.

– Здесь Аврора. Слушаю вас, Станция.

– Иди за фермы, конт сбросишь в открытую дыру. Промажешь – сам борт вылизывать будешь. Отбой.

– Принято, – машинально отвечаю, но моего собеседника уже нет. Отключился.

Чёрт!

У них здесь что – мания? Чуть что, так сразу – языком вылизывать?! Вот же козлы! Извращенцы, натуральные!

Медленно плыву мимо причальных ферм приближаясь к корпусу Станции.

Ага…

Слева чернеет проём люка. Большой – две Авроры разом пройдут.

Торможу и разворачиваюсь вокруг оси загоняя его под себя. Чуть доработать…

Есть! Он точно подо мной.

Щелкаю кнопкой маневровых, импульс вниз и немедленно, мне там делать нечего, жму кнопку сброса груза.

Слитный щелчок нескольких замков. Аврора вздрагивает, разом освобождаясь от трети своего корпуса.

Готово!

Трюм сброшен.

Разворот вокруг оси – теперь ржавый ящик уплывает вверх.

Переключение режимов, тягу на треть и ручку от себя. Я ещё успеваю заметить, как мой груз окутывает бледное свечение тягового луча, а в следующий миг и он, и проём укатываются прочь из моего поля зрения.

Готово! Задание выполнено!

Всё. Выдыхаю. Сделал! Можно и домой.

Только не по прямой – незачем мне так следить.

Сейчас, на всякий случай пару петель заложу, а то мало ли что.

В тишине рубки вспыхивает правый экран. Странно – обычно он только при связи активируется. Ну, ещё и при чате – как я только что узнал.

Приглядываюсь – там всего одна строка.

"+15к. Жду дома. С."

Ха!

А это я неплохо сбегал! Пятнадцать косых за плёвую работёнку! Так я и действительно на Созвездие накоплю!

Настроение, несмотря на усталость и раздражение, повышается и я, мурлыча под нос ту самую песенку, начинаю прикидывать курс домой.

Глава 5

Сказать, что моя жизнь после этого вылета круто переменилась не могу.

Я всё так же таскал грузы, единственно, что не так часто, но зато – с гораздо большей оплатой. Говоря по-честному такая жизнь меня более чем устраивала.

Нет заказов от Сиама?

Отлично! Сажусь за рычаги и неспешно, без прежнего прессинга, каботажу. Два-три рейса и домой, отдыхать.

Есть дельце? Ещё лучше – получаю инструктаж и вперёд!

Подобные задания, в основном, мало чем отличались от привычной рутины. Всё сводилось к стандартному прилети-забери, доставь-выгрузи.

Назвать подобное контрабандой лично у меня язык не поворачивался. Ну что с того, что все эти грузы были, как бы это вернее сказать, «неудобными» для официальных перевозок. Не запрещёнными, избавь нас Зелёный Дух от греха! Нет, все они были именно «неудобными» и «неприличными» для обычных, то есть местных, пилотов.

Не понимаете?

Вот вам пример, уж простите за подробности.

Выпало мне поручение доставить на некую планету груз искусственных фаллосов. Ага, их самых – членов, самотыков – название сами подберёте. Для местного лесбийского сообщества. И что тут такого? Я же – курьер, мне пофиг что в трюме.

А вот по местным меркам такой груз брать – зашквар полный. Все подобные отклонения от нормы тут крайне не приветствовались – война-то только вот-вот как кончилась? И народу там полегло – ой, как много. Так что подобные эээ… предпочтения не приветствовались. Со всех экранов круглосуточно только и пели про повышение рождаемости, про священный Долг Матери и Отца… А тут вы, ну, цветные. Детей-то от вас того, не дождаться.

Нет, напрямую подобное запрещено не было – здесь же свободное общество, но… Уверен – тенденцию вы уловили.

Короче – пока мне Сиам рассказывал об этой миссии, а всеми силами сдерживался, чтобы не заржать – уж очень виноватый вид у него был.

– Ну ты как? – Спрашивает, после того, как все детали изложил: – Возьмёшься? – А сам глазками в сторону косит, будто там, на стене что-то до жути интересное. Я даже не выдержал – посмотрел на ту стенку ангарную – нет там ничего, стена как стена. Даже почти чистая.

– Чего не взяться-то? – Отвечаю: – Задание ясно. Летим вот сюда, – показываю на карте: – Берём конт, маркировка промышленная, особая отметка – реклама фирмы, выпускающей машины для пончиков – ребёнок с этим самым пончиком в руках, и лечу сюда, – снова на карте точку показываю: – Сдать груз даме в чёрном плаще, чёрных брюках, сапогах и очках. Тоже чёрных, – блин, как я тут не заржал – не знаю. Так и представил – посадочный ангар, освещение приглушено и чёрная-пречёрная фигура.

– Это вы привезли машину для пончиков? – Спрашивает она у меня шёпотом, бросая из-под очков тревожные взгляды по сторонам.

– Я, – так же шепотом, держа руку на кобуре, отвечаю.

– Выгружайте, – шепчет Чёрная дама и возникшая из темноты группа таких же чёрных-пречёрных силуэтов уволакивает трюм куда-то во тьму.

И тут – яркий свет!

– Всем стоять! – Несётся из мегафонов: – Руки вверх! Ангар оцеплен! Вы обвиняетесь в контрабанде страпонов!

Вот тут я не сдержался и хихикнул – как представил суд, где судья, обличая меня, этим самым размахивать будет – прорвало меня тут.

– Ты чего? – Непонимающе уставился на меня Сиам: – Чего весёлого-то? Дело, сам видишь какое – тонкое.

– Да это я так, отвечаю: – Подумалось просто – если это всё я лесбиянкам тащу, то неувязочка выходит.

– Какая неувязочка?

– Так они же мужиков не любят и, типа, без них обходятся?

– Ну?

– Так члены-то им зачем? Вагин бы заказали – это логичнее было бы.

Пинок от него я получил хороший – даже скафандр не сильно помог.

Сиам, правда, после, когда я вернулся, и извинился, и пивом проставился, ну да я не в обиде был, понимал, что нервничал он. Задание и вправду, по местным меркам, того, не кошерное было.

Другой раз отправил он меня силос доставлять.

Силос. Контрабандный. Угу, именно так.

Бред? Угу и ни как иначе!

Так бы это событие и осталось ничем не примечательным в череде прочих переделок, если не пара моментов.

Подоплёка этого задания была проста – на Станции бастовали грузчики – и это было первым событием, словно выключатель запустившим всё последующее.

Получить, довезти, сесть – с этим проблем не было.

Они, проблемы эти самые, начались после посадки.

Сел, техники корабль осмотрели, топлива подлили, смазкой, где надо, прошлись и ушли. А я – сижу. На опоре – жду, когда груз заберут. Морду кирпичом сделал – типа знать не знаю, ведать не ведаю, что тут у вас творится.

Ждал я так минут сорок – никого. Надоело – пошёл разбираться.

Только из ангара выхожу – митинг. Грузчики бузят. Тут всё как обычно – работы много, денег мало. Ораторы разные на трибуну из ящиков карабкаются, речи толкают – про угнетение рабочего класса, да как они – эти самые ораторы, за рабочий класс страдают.

Страдальцы, блин!

Я как на костюмчики их глянул – мама дорогая, да такой прикид если не на пять, то на три оклада грузчика местного потянет. В общем ясно – сколачивают господа политический капитал на трудягах этих.

Ну постоял, потолкался, послушал. Больше трёх речей не выдержал – суть-то одна – вы меня в депутаты и тогда я – уххх! Аххх! И будет вам счастье.

Старые и, увы, пустые, песни.

О помощи в разгрузке я и заикаться не стал – толпа распалена, того и гляди – на штурм сектора администрации пойдёт.

В общем – вернулся в ангар, взял платформу транспортную и загнал её под брюхо, аккурат под трюм, благо управление платформы этой я при предыдущих разгрузках подсмотрел.

Дальше – просто. Забрался в рубку, кнопкой щёлк – кораблик только вздрогнул, когда конт на платформу упал. С грохотом таким… Сильным. По высоте-то я платформу не отрегулировал – забыл, не грузчик же я.

Выбрался наружу – ну ничего, стоит конт на месте. Кривенько, но стоит. А мне большего и не надо – вновь за рычаги взялся – в сторону отогнать. И вот стоило мне только с места стронуться – ворота как распахнутся, да толпа та, что митинговала, в ангар да как плеснёт!

Несутся на меня, кулаками размахивают и орут.

– Штрейкбрехер! Сволочь! Слезай с платформы – убивать ща тебя будем!

Вижу – влип. Был бы то один-два – может и отбился бы. Три-четыре – тут ствол уже нужен. Ствола, к слову, нет. А тут – сотня на меня несётся!

И до корабля не добегу – с трапа за ноги стащат.

Вскакиваю на конт и руками машу – мол не убивайте, дайте слово сказать.

Остановились. Платформу в тесное кольцо взяли.

– Мужики! – Машу руками над головой: – Пилот я! Рейс горит! Вот сам и взялся!

Не работает – толпа ворчит недовольно и несколько рук к конту тянутся – а ну как качнут, грохнусь же, а тогда всё – затопчут.

– На фрахте я! – Продолжаю надрывать горло: – Я и не знал, что у вас тут такое.

Впустую – толпа крови жаждет, да и оратор тот, в костюме, на ящики залез, в меня пальцем тычет, да про предательство интересов трудящихся поёт. И так складно – его послушать, так я агент капитала, того самого, с большой буквы «К». И прибыл я сюда только затем, чтобы всё здесь испоганить и разрушить – до основания самого.

Мне, его речи, понятны яснее ясного – распалить народ, указать жертву, а как кровь прольётся, то тут он на коне будет – нет ничего хуже, когда толпа кровь почует. Вот только кровь та – моя, а я к своей весьма бережно отношусь. Да и сыграть роль ступеньки, в карьере очередного говоруна, желания нет.

Осознал я, значит всё это, да как на меня накатит! Это что же – мне вот тут, на потеху болтуну очередному, жертвенным барашком быть?!

А вот хрен тебе!

Перед глазами, от злости, даже муть повисла – зеленоватая такая, да руку, левую, в районе запястья, как холодом обжигает. Отступаю на край контейнера, разбегаюсь и, со всей силы, прыгаю – прямо на этого, в костюме.

Наверное, облегчённая гравитация в ангаре том помогла – до него метров тридцать было. А может и злость – это я, сам удивляясь результату, тогда решил.

Долетел – точно перед ним на край ящика ногами стукнулся – оратор аж рот от изумления открыл. Сказать он что-либо не успел – а ему моментом в брюхо и в морду, оскаленную, сунул. Со всей пролетарской злостью воткнул – он так, с открытым ртом, и с гораздо меньшим количеством зубов, куда-то за ящики улетел.

А я?

А что я?

Спрыгнул вниз – гляжу кусок трубы торчит. Схватил его и на толпу – всё одно убивать будут, так чего ж не повеселиться?

Прыгаю к ним, а народ-то – отступает. И резвенько так – прямо коридор от меня к кораблю протянулся. Заманивают? Хотят, чтобы я расслабился, а они мне на спину и прыгнут? Ну уж нет – трубу перехватил и на них.

Опять отходят – глаза круглые, шепчут что-то, да на меня показывают.

Из толпы один отделяется. Дедок – седой весь. Руки пустые вперёд выставляет, мол мирный я.

Ага. Знаю я таких мирных.

Гляжу – бормочет он что-то. Прислушиваюсь.

– Ты, – говорит старик, держа руки перед собой: – Не серчай. Не со зла мы. Не знали, что ты – меченый. Иди своей дорогой, зла на нас не держи.

– Что? – Помахиваю трубой: – Нешто отпускаете?

Он молча кивает, и вся толпа ещё шире раздаётся. В такой ситуации меня дважды просить не надо – рысью к кораблю, люком хлоп, и в кресло падаю. С трубой в обнимку.

Вырвался. Отсюда им меня не выцарапать – тут резаки нужны.

Только я трубу отложил – а из ворот, тех самых, что всё это время распахнуты были, толпа полицаев. И – пошла потеха! Вовремя я в корабль убрался.

Как всех грузчиков упаковали – ко мне офицер подошёл, типа убедиться, что у меня всё в порядке. Отвечать я не стал – рот у меня от банки пива отлипнуть не мог, только рукой махнул – мол нормально всё. Он тоже – как руку увидел, так глаза выпучил и быстро-быстро назад, из ангара, значит. А стоило только воротам закрыться, как мне сигнал пришёл – взлёт дают. Меня, как вы понимаете, дважды просить не надо было – стоило замкам раскрыться, по газам и ходу оттуда.

Про руку только перед Вратами и вспомнил. Осмотрел – ничего особенного, разве что чуть более бледная да зеленоватая какая-то, по сравнению с правой. Перчатку отстегнул, рукав скафандра оттянул – браслет тот вроде по тоньше стал и ничего более.

После, в новостях, проскочил небольшой репортаж о той Станции. Или даже не репортаж – скорее что-то вроде нравоучительной беседы – жрец, в зелёном балахоне вёл. Если убрать всё лишнее, то он о явлении Зелёного Духа распинался. Мол де снизошёл он на некого пилота, дабы тот словом добрым вразумил помрачённые умы и спокойствие в их душах навёл.

Ага. Добрым.

Вот дубинки у полицаев те да, добрыми были. В смысле вразумили грузчиков и спокойствие навели. И в душах, и в телах. До полной отключки последних.

Но задуматься мне пришлось.

После. В других миссиях.

И зелёный туман перед глазами и прыжок тот – ясно же, что не просто так всё это произошло. То, что это связано с Древним – в этом сомнений нет. Есть же во мне его часть. Та самая – независимая и невольно защищающая меня от его прямых атак.

Ну не мог он самому себе вред причинить. Не мог. Это и спасало. Но до сего момента я к подобной особенности относился наплевательски. Не может скотина Зелёная сама мне напакостить – отлично. А чужими руками получалось у него хреново. Сколько бы не пытался – жив я.

Жив, назло ему.

Но вот так, чтобы его часть мне напрямую помогла? Такого, вроде, не было. Или было? Когда я на костёр угодил – там тоже туман зелёный был, да и голоса какие-то, недовольные таким исходом. Это что же получается – сам он, того не желая, спас меня из своей же ловушки? И тогда, и сейчас? Пусть не он сам – та его часть, что во мне? Она же – его часть? Его. А, значит, как и он, дохнуть не хочет и спасает меня – мою тушку. Так, что ли, получается? Картина вырисовывается вполне логичной, за исключением одного момента – управлять этой силой я не могу, проявляется она только при крайней опасности.

Ну, хоть так. Приятно иметь в рукаве козырь, пусть и весьма своенравный. Пусть пока так, а там, со временем, глядишь и сам управлять им научусь.

После той, силосной, истории, Сиам не дёргал меня почти неделю. Скажу честно – этому я был рад. Неспешно таскал грузы, да нервы лечил. Чем? Да как обычно – пивом и женским обществом, благо подобного, я о продажной любви, было вокруг предостаточно. На каждой Станции по два, а то и три борделя. Вот я и занялся плотным изучением этой, кхм, культурной составляющей местной цивилизации. Углубляться в данную тему я, по понятным причинам, не буду. Замечу только, что справлялись со своей задачей девчонки отменно и когда Сиам навестил меня в баре Станции, принявшей меня в свои радушные объятия, пребывал я уже во вполне рабочем состоянии.

– Расслабляешься?

Поднимаю голову – стоящий напротив Сиам ставит на столик пару пива. Тёмного.

– Присесть позволишь?

Он усаживается, прежде чем я успеваю ответить.

– Садись, – запоздало пожимаю плечами, прикидывая, как он меня нашёл. Эта Станция, название которой вам ничего не скажет, располагалась в шести Вратах от Второй платформы, ставшей мне временным домом. Сюда меня занёс очередной фрахт, весьма удачный стоит сказать. Ну я и решил тут подзадержаться, отмечая хорошую сделку. Появление же Сиама застало меня в тот момент, когда я, глядя на пузырьки в своей кружке, решал важную задачу – а так ли хороши девчонки из второго борделя, чей рекламный баннер оказался прямо напротив моего столика. В первом я уже побывал и теперь меня грыз червь сомнений, требуя провести сравнительный анализ качества услуг.

– Слышал, у тебя удачный фрахт был, – пригубив пива, он потянулся к тарелке с местными мелкими ракообразными – стандартной для подобных заведений закуски.

Молча киваю, прикидывая, как он меня нашёл. Пробил по контракту, или маячок на Аврору воткнул? Оба варианта имеют равные права на жизнь.

– Маячок? – Спрашиваю, глядя ему прямо в глаза. Игру в гляделки Сиам не принимает, но, переведя взгляд на рачка, молча кивает, продолжая сдирать с тушки остатки панциря.

– Чего хотел? – Дождавшись, когда жертва исчезнет у него во рту, вопросительно приподнимаю бровь: – Твою долю я отстегиваю, а остальное, – замолкаю и приникаю к кружке давая понять, что всё остальное отнюдь не его дело.

– Да я так, просто, – Сиам вытаскивает и кармана коммуникатор и кладёт его на стол между нами: – Поговорить. Скучно на Второй сидеть, развеяться решил.

Ага, верю. Развеяться.

Его палец касается тёмной поверхности и нас окутывает желтоватое, колыхающееся как желе, поле.

А эта штука мне знакома – купол шумоподавления. Дорогая, зараза, от полусотни тысяч и выше. Видел я её – такой приблудой серьёзные дяди пользуются, когда сделки обсуждают. Ни подслушать, ни по губам прочитать – колыхания поля так картинку искажают, что ни одному мастеру не справиться.

– Удивлён? – Улыбается Сиам, вращая кружку меж ладоней.

– Нет, – допиваю свою порцию и подтягиваю к себе кружку, что он принёс: – Говори.

– Вот так сразу и к делу? А за жизнь перетереть, девочек обсудить?

Молчу.

– Как хочешь. – Отодвинув кружку он подпирает рукой подбородок: – А знаешь, – теперь он смотрит мне в глаза: – Я ведь кончить тебя хотел.

Киваю и пробую пиво. Ничего так, нормальное.

– Прямо сейчас собирался, или через пару заданий? – Спокойным тоном, даже чуть равнодушно спрашиваю, продолжая потягивать тёмный напиток. Бояться мне сейчас нечего – не будет же он при свидетелях меня обнулять.

– Догадался? Или подсказал кто? – В его глазах вспыхивает интерес.

– Это не сложно, – всё так же спокойно, отвечаю: – Кто я тут такой? Да никто. И, вдобавок, с потерянной памятью. Меня и искать не будут. Некому и незачем. Так?

Он прикрывает глаза, соглашаясь.

– И что помешало? – Отставляю ополовиненную кружку.

– Та Станция, куда ты силос отвозил. – Теперь его взгляд блуждает по изгибам поля за моей спиной, а на лице появляется гримаса смущения, словно ему стыдно. Ему? Стыдно? Ну-ну… Это даже интересно.

– Я не шибко верующий, но то, что на тебе Его Знак, понял сразу. И то, что ты не наш – тоже.

– Сильно косячил? – Перебиваю его и чуть оттягиваю рукав, демонстрируя браслет: – А про знак ты прав. Я Его отметину давно ношу.

– Косячил ты по мелочам, для амнезии в пределах нормы. Ты на другом спалился. Не может она, амнезия твоя, столько длится. А ты всё ещё ничего не вспомнил. Порой так прокалываешься, что диву даёшься – ну не может человек выросший здесь подобного не знать, это же с пелёнок всем известно.

– Ага, – криво улыбаюсь: – Пелёнки! Лучший источник информации!

– Всё шутишь… – следует вполне искренний вздох: – Нет, Сэм, не бывает такого, чтобы человек азов не знал. И не спорь – я у медиков выяснял. У правильных, – последнее слово он произносит с особой интонацией, давая понять, что этот аргумент оспорить не получится: – Чтобы ТАК, – он вновь выделяет последнее слово: – ТАК не помнить, надо овощем стать. А ты вон – вполне успешно по системам мотаешься, да денюжку качаешь. Не сходится, – разводит он руками: – А значит – не наш ты.

– Не ваш, – киваю, соглашаясь – а чего упорствовать-то: – Только ты лишнего не спрашивай, ладно? А то сам знаешь – многие знания, суть многие печали.

– Не буду, – понятливо кивает Сиам: – Только безумец полезет с вопросами к такому, – следует кивок на моё запястье.

– Про Зелёного я слышал, – поправляю рукав, скрывая браслет: – А вот про меченных Им – нет. Расскажешь?

– Сэм? – Теперь его голос полон укоризны: – Ну у тебя же позывной "Поп", а ты такие вопросы задаёшь. Опять, кстати, прокололся. Это, я про Меченых, здесь все знают.

– Может я твою веру испытываю? А, грешник? Ну ка? – Повожу рукой над столом: – Поведай мне, что тебе об отмеченных им, ведано?

Он, с пол минуты смотрит на меня выпучив глаза, а затем начинает ржать.

– Ну… Ну ты даёшь, Поп! – С трудом восстановив дыхание, Сиам приникает к кружке: – Как настоящий епископ сказал! Был я как-то на Зелёной проповеди – вот ты сейчас один в один как тот сказанул!

– Опыт, сын мой, пропить сложно, – продолжаю величественное движение и, подхватив по пути кружку, подношу её ко рту: – Но попробовать стоит! – Завершаю обыденным тоном делая хороший глоток.

Теперь ржём оба.

– Хороший ты парень, – отсмеявшись, качает головой Сиам: – Вот честно – рад, что убивать не придётся, – на миг он становится серьёзным: – Это же мне зачтётся, да? Меченый? Я только в мыслях согрешил, не сделал же?

Неопределённо качаю головой – может быть, но этот жест его удовлетворяет.

– У тебя сейчас денег, – продолжает Сиам совершенно нейтральным тоном: – Сто тридцать три тысячи. С хвостиком. Предлагаю сделку.

Сделку? Ну-ну послушаем. Принимаю заинтересованный вид.

– Честную, – спешит он меня заверить: – Я не враг себе Меченного обижать.

– К делу. Что нужно?

– Тут немного по сложнее будет, – мнётся он и я понимаю, что речь пойдёт не о привычном фрахте.

Жабы, как вы уже знаете, захватывали только тёплые, тропические планеты.

Их тактика была проста – пока силы вторжения связывали на орбите флот защитников, первый эшелон заваливал поверхность выбранного мира, дождём тектонических бомб. Не надо думать, что то были грубые орудия, проламывавшие материковые платформы до слоя лавы.

А жить потом как? Не на оплавленной же поверхности головастикам резвиться?

Нет. Их бомбы действовали куда тоньше.

Получив в свои головки результаты орбитального сканирования рельефа обречённого мира, они принимались нивелировать его. Где-то поверхность опускалась, где-то приподнималась, но результат был один – к окончанию бомбардировки вся планета превращалась в неглубокое болотце с частыми островками, на которых так удобно греться свежевылупившимся карапузам.

Такое "болотообразование" меняло всю поверхность планетоида – жабьему оружию было безразлично что внизу – горные пики, или океанские бездны. Результат был один – неглубокое болотце, чье дно покрыто толстым слоем тёплой грязи.

Несмотря на все усилия, Имперскому флоту всего несколько раз удалось прервать этот процесс.

Правда миры, спасённые им от второй стадии атаки – орбитального икрометания, были потеряны как для жаб, так и для людей – жить на планетах, перепаханных обломками кораблей, да щедро сдобренных боевой химией, желающих, по понятным причинам, было мало.

Но, при всех прочих, это была победа людей – жабам-то эти миры не достались?

Вот.

И только попробуйте сказать, что это не победа.

Именно на такой мир меня просил, не приказывал, а именно просил, прибыть Сиам.

Некогда курортная планета, славившаяся своими пляжами, попала под атаку почти в самом конце войны. Флот Империи, получивший новые корабли и набравшийся необходимого опыта, сумел достаточно быстро перемолоть прикрывавшие бомбардировщики силы и почти предотвратил полномасштабную бомбардировку поверхности.

Почти – примерно половину планеты жабам изгадить-таки удалось, оставив вторую часть практически нетронутой.

Цель миссии – сбитый бомбовоз чужих, валялся где-то на границе этих двух областей.

Со слов Сиама он упал рядом с некогда популярным курортным городком, расположившимся на берегу длинной отмели. Более точных ориентиров, увы, не имелось – всё, чем он сумел разжиться, был кусок записи видеорегистратора Имперского корабля, проследившего за падением агрессора.

На коротком, меньше минуты, видео было видно, как округлая лепёха бомбовоза, оставляя длинный хвост мутной, похожей на туман, взвеси, полого скользит по направлению к тонкой ленте белого прибоя. Острые очереди преследователя, выбивая из корпуса чужака крупные куски, бросают бомбовоз в крутое пике, не оставляющее сомнений в потере управления. Несколько секунд и лепёшка врезается в планету. Взрыва нет – корабль, поднимая в воздух комья почвы, словно плуг чертит глубокую борозду. На его пути возникают небольшие островерхие коттеджи, и он сметает их, взметая ввысь фонтаны черепицы.

Камера уходит в сторону – пилот закладывает вираж, а когда разворот завершён, в кадре появляется разрушенный до основания городок и медленно уходящая под воду лепёха бомбовоза. Ещё один разворот – теперь о произошедшей трагедии напоминают лишь дымящиеся руины, борозда, быстро заполняющаяся мутной жижей, да нечто округло-тёмное, замершее метрах в пятистах от берега.

Картинка замирает и палец Сиама упирается в пятно.

– Орбитальный бомбардировщик, по Имперской классификации «Нивелир», лежит на глубине не более сорока метров. От поверхности дна. Между его верхней плоскостью и поверхностью – в районе десятки – не сложная задача даже для начинающего ныряльщика. От тебя требуется попасть внутрь – дырок там более чем достаточно и вытащить наружу артефакты чужих. Любые.

– Любые? – я, подражая ему, принимаюсь крутить меж ладоней кружку: – Поясни.

– Я не знаю, что там внутри. Да и никто не знает.

Удивляюсь: – Вы что? Раньше в их кораблях не бывали? Что найти можно – не знаете?

– Бывали, – он морщится и не скрывает этого: – Но их корабли, все, без исключений – индивидуальны. Планировка, отсеки – каждый раз всё по новому. Почему? Никто не знает. Они так строят и нам их логику не понять. Есть теория, что каждый капитан так, своей планировкой, пытается призвать удачу. Но точную причину такого разнообразия, знают только они.

– Понятно, – отставляю кружку в сторону: – Значит пойди вон туда и принеси не пойми что. Верно я задание понимаю, господин директор?

Он снова морщится: – Ну, как-то так. Сам видишь – ничего сложного. Долетел, сел на бережок, искупался, а заодно и барахла натаскал. Лёгкая прогулка – даже не знаю, за что тебе денег платить? На курорт же едешь.

– Ага, – киваю в ответ на его слова: – Знаю я такие курорты. Бывал на одном – Раем называется.

– Раем? – Он морщит лоб, но я не даю ему задуматься.

– Два вопроса, – выставляю перед ним пару растопыренных пальцев: – Первое. Почему ты уверен, что там что-то есть? Сколько лет прошло, корабль затоплен – да там сгнило и заржавело всё уже.

– Не наш ты, – кивает он: – Был бы наш – знал, что у жаб всё влагостойкое. Они же амфибии – внутри влажность сотка, или больше. Хвост на видео видел? То их внутренняя среда вытекала. Болотники они – что на планетах, что в кораблях.

Согласно киваю – да, тут я оплошал. Ясно же, что у чужаков своя среда в кораблях, мог бы и сам догадаться.

– Хорошо, – киваю: – Будем считать, что там хоть что-то – после падения и всего прочего, осталось. Я имею в виду – целым, а не перемолотым в муку. Второй вопрос. Я там что – первый буду? Нешто до меня не нашлось ушлых ребят? В жизни не поверю, что такая ценность все эти годы без постороннего внимания валялась.

А вот тут-то глазки его и забегали.

Отвернувшись в сторону и бросая на меня короткие виноватые взгляды, Сиам принялся мямлить про покой погибших и прочее, в том же духе.

Слушал я его в пол уха – угу, покой погибших и давно сгинувших это да – запретно, а вот грохнуть сидящего напротив это норм.

Нормально, да? Хотя, чему удивляться? Всё от воспитания зависит – знавал я личностей, которые грохнув жертву, прежде всего молиться начинали. Не обшаривать карманы, спеша успеть скрыться до прихода полиции, а благодарственные слова бормотать.

Из этих мыслей меня вернули к реальности его последние слова, и, судя по его тону, в котором сквозило раздражение, это был последний аргумент. Последний и самый непробиваемый – с его точки зрения.

– В конце концов, Сэм! Ты же Им помечен! А Он, – последовал тычок пальцем вверх: – Он даже не закон. Он выше. Что ему наши ценности и традиции? И ему, и тебе.

Последнее было аргументом и я, мотнув головой в знак согласия, дал себя уговорить.

Не сразу конечно – кто же вот так просто соглашается на некую работу, оказавшуюся не по плечу местным умельцам?

И поломался, конечно, и поторговался – как же без этого? Но разошлись мы вполне довольные друг другом. Результат наших прений, довольно жарких к слову, Сиам в подобных переговорах знал толк, был следующим.

До начала моего движения он переводил мне пятьдесят тысяч. Далее, я, в течении следующей недели, должен был посетить ту планету и собрать столько жабьего барахла, сколько бы мне позволили силы и моя личная жаба.

Да-да, то самое мерзкое и жадное земноводное давно и с комфортом обосновавшееся в глубинах моей души. Надо заметить, что первое время она и носа не показывала – так, разве что изредка косилась на растущий счёт, не рискуя вылезать из-за своей кочки. Ну а как же – её сородичи здесь олицетворяли абсолютное зло и ей, пусть она и была лишь плодом моего воображения, было некомфортно в подобной среде. Да и я старался придержать язык – ляпнешь что-то вроде – «Ах, дорого, меня жаба душит!», так посмотрят, как на психа – в лучшем случае, а то и вовсе – морду набьют. Вот и сидела она тихонько, лишь изредка благосклонно помаргивая своими золотыми глазками.