Текст книги "Тени Черного леса"

Шли они недолго. Вскоре их окликнул часовой, старший лейтенант назвал пароль, услышал отзыв – а после они вышли на маленькую полянку, на которой находилось около тридцати бойцов. Большинство из них были в пограничных фуражках, но Сергей заметил у некоторых солдат и черные, и красные петлицы. Оружие у них было самое разное. Трехлинейки, немецкие винтовки. Были и автоматы. Тоже немецкие.

Старший лейтенант отвел его в центр поляны, где были постланы несколько плащ-палаток.

– Ну, Сергей, присядь и расскажи мне все еще раз.

Тот повторил. Когда он заканчивал рассказ, старший лейтенант вдруг ударил слева. Сергей поставил блок – противник попытался нанести удар правой – но Мельников, упав на спину, ударил его ногами. Тот отлетел на несколько шагов.

– Спокойно! – крикнул он солдатам, которые тут же направили на Сергея винтовки и автоматы. И прибавил: – Да, парень, теперь я вижу, как ты с немцами сладил. Блин, и откуда ты такому научился? – пробормотал он, поглаживая руку, ушибленную блоком Сергея.

– У нас был сосед, он работал в Китае. Научил…

– А… Эти китайские штучки… Слышал. Ребята рассказывали. Но давай снова пойдем с начала. Ты уж не обижайся. Тут по лесу разные люди бегают. Мы никому не верим. Да и твоя история – не самая заурядная…

Сергей не знал – да и знать не мог, скольких людей встретил лейтенант на этой дороге. И многие из них были в военной форме, и даже имели в петлицах треугольники, кубари, а некоторые и «шпалы» – но не отняли оружие у врага, а бросили свое. Таких он гнал.

– Найди винтовку, потом возвращайся, – брезгливо говорил он.

Попадались и другие – солдаты разных частей присоединялись к его отряду. А вот гражданские, добывшие с бою вражеское оружие, ему не встречались. А шел он издали – от самой границы. Но, может, пока не встречались?

…Сергей повторил свою историю по третьему кругу. Кажется, на этот раз у старшего лейтенанта вопросов не возникло.

– Значит, ты решил сражаться?

– Так точно! – ответил Мельников, вспомнив, что так положено отвечать командиру.

– Сражаться – это правильно. Вон, видишь – бегут, мрази! – Глаза старшего лейтенанта бешено сверкнули. – А я буду сражаться! И они не пройдут. Они никогда не пройдут. Если мы пробьемся к своим – хорошо. Не пробьемся – будем сражаться здесь. Мы будем уничтожать их, как бешеных собак! И они сто раз проклянут тот день, когда сюда полезли…

– Когда нас не будет, все ваше будет, – повторил Сергей фразу, которая у него стучала в голове.

– Нет, парень! Ты не понял самого главного. То, что их не будет. Умирать легко. Но мы должны не умирать, а побеждать! Я со своими иду от границы. Вот собрал еще по лесам… Двадцать шесть человек. Или… Двадцать семь? – Старший лейтенант внимательно посмотрел на Сергея. – Пока еще гражданские ко мне в отряд не попадались. Но я вижу – в тебе есть нужное. В тебе есть ненависть – а значит из тебя будет толк. И ты ведь не один такой… Будешь первым. Только учти – у меня за невыполнение приказа – расстрел на месте.

– Так точно, товарищ лейтенант!

– Ну, вот, значит, у меня уже двадцать семь бойцов. Князев! Объясни парню, что и как…

Первый бой случился еще до заката. Разведчики сообщили: по дороге идут мотоцикл и три немецкие машины. Фургоны с каким-то грузом.

Фрицы двигались весело. Из одной кабины доносились чужие песни. Они еще чувствовали себя победителями. Не знали особенностей белорусской природы – где каждый куст является огневой точкой. Солдаты залегли в зарослях, ожидая, когда колонна подойдет поближе.

– Огонь! – заорал старший лейтенант.

Первый залп был удачным. Идущий впереди колонны мотоцикл кувыркнулся в кювет. Следующий за ним грузовик «Опель-Блиц» свернул в другую канаву. Второй грузовик остановился – и третий ударил его в корму.

Немцы стали выскакивать из машин – и попадали под огонь. Сергей поймал на мушку одного – толстый фриц бежал куда-то вдоль замерших грузовиков. Не добежал. Мельников, как учили в Школе снайперов, плавно нажал на курок. Выстрел. Ружье отдало в плечо – и немец повалился. Сергей поймал на прицел другого. Это был тощий веснушчатый парень, который несся, сам не понимая куда. Но тут его путь кончился. Выстрел – и немца отшвырнуло на кузов машины.

Все заняло пять минут. Солдаты выбрались из зарослей и двинулись к машинам. Тявкнул выстрел. Это старший лейтенант пристрелил кого-то из раненых немцев.

Между тем солдаты потрошили начинку грузовиков.

– Какой груз? – спросил командир.

– Товарищ старший лейтенант, тут какие-то консервы. Вроде мясные…

– Взять по двадцать килограммов. Остальное – бензином и поджечь!

Это был, конечно, не тот бой, который определяет судьбу войны. Обычная мелкая стычка – сколько их было за эти годы? Но Сергей понял в этом бою главное – немцев можно бить! Они не смогут победить. Хотя бы потому, что есть отряд вот этого лейтенанта. А значит – пробьемся!

Глава 4. Эх, железная дорога!

6 июля, Биалла

– К нашим мы так и не вышли. Остались воевать в тылу… Я уже потом узнал: лейтенант Аганбеков три дня на границе сдерживал немецкие танки. Там они так и не прошли. Вся его семья погибла на заставе… А сам он погиб в сорок третьем – когда на нас насели каратели, он прикрывал отход.

– Повезло тебе с первым командиром, – покачал головой Еляков. – Если бы все так воевали… Не случилось бы то, что случилось. Я ведь тоже нахлебался. Перед самой войной из Питера послали в командировку на Западную Украину. Кадры укреплять… Укрепил, мать их. Потом много довелось побегать по лесам. Сколько нам пришлось людей расстрелять, чтобы остальных в чувство привести. Но ведь вышли все-таки…

Еляков закурил папиросу и надолго замолчал. У каждого была война. И свои тени в прошлом.

Константин Еляков в жизни мог предположить что угодно. Но только не то, что он окажется в НКВД[23]23
  НКГБ отделилась от НКВД в январе 1941 года. Потом эти ведомства снова были слиты, затем, в 1944 году, опять разделились.


[Закрыть]. Скорее, он поверил бы в то, что окажется по другую сторону – отправится в Сибирь. Потому как в те лихие времена работа журналиста была уважаемой, но весьма рискованной. Сегодня ты пишешь, а завтра за тобой приходят – и ты сидишь. В лучшем случае. Но человек предполагает, а Советская власть располагает. Толчком к этому, как догадывался Еляков, послужил один его фельетон, в котором он самостоятельно вышел на веселую компанию торговых работников, которые со свистом воровали продукты из ленинградских столовых[24]24
  В общепринятом представлении газеты тридцатых годов – это сплошной официоз. На самом же деле они были куда острей сегодняшних. Исключая, конечно, политику.


[Закрыть]. Дело вышло громкое. Упомянутый фельетон читатели так и не увидели, зато его внимательно прочили в Большом Доме. В результате, как говорили, кое-кто с Дворцовой площади[25]25
  Уголовный розыск помещался до войны в здании Генерального штаба.


[Закрыть] отправился на Дальний Восток. Правда, не в лагерном бушлате – их попросту законопатили куда-то в глухомань – за то, что прошляпили. А Елякова по партийной мобилизации двинули в НКВД.

Там было весело. Шел тридцать девятый год. Берия разгребал авгиевы конюшни, в которые превратил НКВД товарищ Ежов. При нем чекисты отлично научились стряпать липовые дела. Чем в основном и занимались. Вся остальная работа шла через пень-колоду. А если уж совсем честно – то вообще не шла. Поэтому, когда сгорел Ежов, взялись и за воспитанные им его приспешниками кадры. Чекисты, поднаторевшие в том, что умели находить политику даже в обыкновенном хулиганстве, поехали под конвоем на Колыму. В итоге требовались не просто люди, чтобы занять многочисленные освободившиеся вакансии, но и способные вывести НКВД из того тупика, в котором «органы» оказались. Потому что реальных, а не придуманных шпионов и прочих врагов власти было до черта. Вот Еляков и угодил на новую работу.

У него было большое преимущество – высшее образование[26]26
  В тридцатых годах только около 5,5 процента чекистов имели высшее образование.


[Закрыть]. Потому-то Еляков и попал в весьма специфическую структуру, которая занималась весьма деликатными операциями. Такими, где требовались прежде всего мозги. Почти сразу же Еляков угодил в кашу, заварившуюся на новых землях, присоединенных к Советскому Союзу. Там творилось черт-те что. Прибывшие вслед за войсками чекисты ежовского розлива начали сажать всех без разбору. Убирать наломанные ими дрова пришлось Елякову и другим людям бериевского призыва. Там-то его и застала война. Пришлось вдоволь побегать по лесам. А потом – ловить шпионов. Лишь только когда наши двинули в обратную сторону, Еляков вновь принялся заниматься разными тайнами, оставшимися после немцев. Их хватало. Вот он и крутился теперь вокруг этого озера и Черного леса, будь он неладен. Никто не думал, что вот так, с ходу, придется вступать в бой. Хорошо, что хоть у Елякова был опыт боев в окружении – да и повезло на помощника… Все-таки почему этот Мельников просквозил мимо внимания разведки?

– Слушай, лейтенант, из твоего дела я все-таки не очень понял, как твоя жизнь складывалась после того, как ты попал на Большую землю?

– Да я вам правду сказал. Странно все вышло, товарищ капитан. Из меня немцы, можно сказать, дуршлаг сделали. После госпиталя вроде бы полагалось долечиваться в отпуске. А я сбежал на офицерские курсы. А оттуда меня и еще одного, разведчика, буквально выдернули. Можно сказать – похитили. Как надел погоны с просветами – так меня чуть ли не в охапку. Фронту разведчики были нужны позарез. Вот начальник разведотдела одной из армий и постарался. Он меня буквально похитил, как невесту в восточных странах… Сначала меня увезли, а потом, задним числом, оформляли все документы.

Тем временем «виллис» вкатился в Биаллу. Городок почти ничем не отличался от Зенебурга. Правда, здесь остались некоторые следы минувших боев. На въезде в город притулился сгоревший немецкий танк «Т-IV», грустно глядящий на мир покосившейся башней с никому уже не нужной длинной пушкой. Рядом отдыхали два бронетранспортера. Похоже, они шли походным порядком, но нарвались на наши танки. В самом городке разрушений не было заметно. Значит – тут тоже не происходило особенных боев. Оно и понятно – все основные события Восточно-Прусской операции проходили далеко на севере и далеко на западе.

– А вот и вокзал, – показал Еляков на красное кирпичное здание. – Тут явно повоевали.

И в самом деле, на вокзале виднелись следы от попаданий снарядов, в окнах не было стекол. Недалеко от станции притулился паровозик, изрядно покорябанный пулями. Два пассажирских вагона, стоящих впритык к нему, напоминали дуршлаг. Еляков и солдаты вышли на перрон. Как оказалось, разбитый поезд находился на запасном пути – а главный путь вроде как был в исправности. Капитан внимательно оглядел окрестности.

– Эй, разведка, ничего не замечаешь необычного?

Мельников пригляделся. На первый взгляд это была обычная провинциальная станция. Этакая немецкая Чухлома. Тихое место, куда раз в день по узкоколейке приходил поезд, вроде этого, разнесенного из танковых пулеметов, на котором добропорядочные немецкие бюргеры ехали на рынок в Алленштайн. Или зачем там они ездили.

Но… Чуть в стороне от станции виднелись запасные пути. Один, два, три… Оба! Четыре ветки! Мельников вспомнил карту. Это была конечная станция типичной провинциальной мелкой дороги. Дальше от этой станции путей не было. А городок ведь – дай бог пять тысяч человек. Подобные чудеса видать приходилось… Знакомое дело.

– Товарищ капитан, пути… Многовато тут запасных путей для эдакой дыры.

– Вот именно. Я-то сразу сообразил – у меня отец и все родственники на железной дороге работали. В этом деле я толк понимаю. Получается, что грузооборот на данной станции был весьма немаленьким. Что ж, пойдем в комендатуру.

Однако там ничего путного им узнать не довелось. Сидевший за столом старший лейтенант только развел руками:

– Товарищ капитан, я только три дня как сюда из Алленштайна назначен. Прежнего коменданта с язвой увезли. А я вот в этом вообще ничего не понимаю. Но вот что. Идите к бургомистру. Он свой человек. Мне это компетентные люди сказали перед тем, как я сюда отбыл.

В ратуше их встретил – на удивление – достаточно молодой человек. А то Мельников уже привык видеть в Германии лишь пожилых чиновников.

– Добрый день, товарищ капитан, – приветствовал он на русском, в котором кроме немецкого акцента чувствовалось еще и типично волжское «оканье».

– Здравствуйте, господин бургомистр. Мы говорим по-немецки. Нас интересуют транспортные железнодорожные перевозки через ваш город в последние годы.

– К сожалению, я на этой должности недавно. В последние годы я находился в русском тылу. Я – был членом комитета «Свободная Германия», – пояснил городской голова. И работал на… зву-ков-ках[27]27
  «Свободная Германия» – организация немецких военнопленных, возникшая в 1943 году. Ее активисты с помощью громкоговорителей агитировали немецких солдат, особенно попавших в окружение прекращать сопротивление и сдаваться в плен.


[Закрыть], – произнес он трудное русское слово. А теперь вот – нахожусь тут. Прошлый бургомистр был убежденным нацистом, его ваши товарищи арестовали. Но, думаю, я могу вам помочь. Я слыхал, что тут происходили какие-то грандиозные темные дела. Мне об этом рассказывал Феликс Шахт, мой главный помощник. Этот человек работал на железной дороге. В свое время сидел в лагере. Если бы нацистам не понадобились железнодорожники – так бы там и остался. А сейчас он помогает мне с ремонтом. Война и ратушу не обошла… Но сейчас его нет. Я его отпустил до обеда к каким-то его родственникам. Тут, в окрестности. Сами понимаете, с продуктами плохо, а у фермеров все же побольше.

Городской голова усмехнулся.

– Как он говорил, они его раньше и знать не хотели. Рабочий! А теперь перед ним заискивают. Они хоть и небогатые фермеры, но боятся новой власти. Так что он для всех продовольствие добывает…

– К обеду, это часа два еще ждать. А не съездить ли нам к этому самому лесу? – сказал Еляков. – Но для начала давайте-ка поищем железную дорогу, которая исчезла.

– То есть, как исчезла, товарищ капитан? – не понял Копелян.

– А вот так. Шла в этот лес железка. А когда наши пришли – ее не обнаружили. Растаяла. Правда, ее у леса искали, а не тут. Но, судя по всему, начиналась она отсюда… Пойдемте-ка за станцию к запасным. Стрелка-то должна быть.

Они спустились с низкого перрона и двинулись по шпалам туда, где метрах в двустах виднелся тупик. Еляков внимательно осматривал рельсы. Но стрелки не было. Дальше тупиком виднелись мощные липы. И тут подал голос несколько отставший Мельников:

– Товарищ капитан! Я нашел, вон куда она уходила.

– И в самом деле. Все просто…

Вдоль железнодорожного пути с противоположной от города стороны были высажены какие-то невысокие деревья. В их зеленой шеренге четко выделялись несколько сухих.

– Точно! Все просто. Они убрали пути и копали сюда несколько деревьев. Маскировка известная. Но это ж было зимой. Тогда все деревья были голые. Что ж, подгоняем машину, поехали.

На той стороне виднелся кустарник, тоже сухой. А потом показалась достаточно четкая железнодорожная насыпь, по которой свободно шла машина.

Местность вокруг была пустынной, напоминающая Западную Белоруссию. Деревьев вокруг виднелось немного, все какие-то пустоши. Впрочем, от Биаллы до советской границы было рукой подать. А природа – она государственных границ не знает. Слева показалось озеро с берегами, заросшими камышом.

А впереди показался мрачный еловый лес. Из тех, которых в России называют «черными» – где ели растут так плотно, что солнечный свет слабо доходит до земли, а поэтому никакого подлеска в них нет.

– Вот, вроде как и он, – прокомментировал Еляков.

Когда приблизились, убедились, что опушку леса сплошь закрывают густые заросли кустарника – и по пути следования виднелась все та же полоса сухих растений.

– Все правильно. И тут натыкали лесонасаждения. Не нашли! – проворчал капитан. – Доложили бы честно: особо не искали. Тогда, конечно, все под снегом было, но захотели бы – нашли.

Перед зарослями кустарника красовалась деревянная табличка с надписью «Мины».

– Что ж, дальше мы не полезем, – подвел итог капитан. – Как говорится, на месте определились.

– Товарищ капитан, а минное поле так с опушки и начинается? – спросил Копелян.

– Нет, дальше, в глубине леса. Но кто ж определял его границы? Вот понатыкали этих столбиков и успокоились.

– Значит, возможно, где-то есть и проход?

Тут встрял Мельников.

– Оганес, если проход и оставляют, то его делают отнюдь не прямым как стрела, а наоборот – извилистым. И там должны быть либо метки, либо схема. Да и этот проход ведь могли в последний момент закупорить на входе. В самом деле, тыкаться наобум – дело дохлое. А разминировать – это работа не на один месяц.

– Все, поглядели и ладно. Разворачиваемся! У нас дел по горло.

Когда они вернулись в ратушу, в кабинете у бургомистра сидел седой человек, не уступающий по комплекции Мельникову. Более всего он напоминал сознательных рабочих из советских фильмов про дореволюционное время. В том, что он принадлежал к немецкому пролетариату, сомневаться не приходилось – об этом говорили огромные натруженные руки. Впрочем, такие же пролетарии в сорок первом увлеченно перли «нах остен» – и никакая классовая солидарность их не останавливала.

– Товарищи, вот это и есть тот человек, о котором я вам говорил, – сказал бургомистр.

– Герр Феликс, русские товарищи интересуются перевозками в последние годы войны…

– А я все жду, когда вы за это приметесь, – неторопливо сказал железнодорожник. – Я два года ломал голову – что это там коричневые строят, в районе Спирдинг-зее? Движение по дороге было сильное. Эшелоны шли в основном по ночам. В начале везли людей. Наверное, заключенных. Или пленных. Точно не знаю, к вагонам старались никого не подпускать. Потом повезли разные грузы в закрытых вагонах. Но военной техники – танков и прочего – я не заметил. А вот бензиновые цистерны были… Какую-то крупную железную арматуру везли. Все это продолжалось до начала сорок пятого. А вот людей оттуда обратно не вывозили. Это точно. Я специально устроился ночью работать. Мне ж, сами понимаете, наци любить не за что.

– Простите, а за что вас посадили?

– Я был профсоюзным активистом. Когда Гитлер пришел к власти, в профсоюзах стали говорить о всеобщей забастовке. Наши-то лидеры в итоге струсили. А я агитировал за нее. Не дурак ведь, понимал, что добром все это не кончится. Вот и посадили меня… До тридцать восьмого года сидел, а там им люди понадобились по случаю войны.

– Но вернемся к делу. Куда все это везли?

– На северо-восток от города кинули временную ветку. Она шла в сторону болот…

– К Черному лесу?

– Возможно. Гражданских туда не пускали. Вообще запретили ходить в ту сторону. Да и никто и не стремился туда ходить. Временная ветка была ненадежная, поэтому часто прибывшие вагоны скапливались на запасных путях. Тогда там всегда стояла охрана – одни эсэсы. А в начале года… Ветку разобрали солдаты железнодорожных частей. Но… Оттуда, из леса, выходили машины. Не здесь. Они выходили на грунтовую дорогу, западнее Биаллы. Это было, когда уже ваши войска подходили. Уже канонаду было вовсю слышно. Их видел соседский мальчик. Так вот – из леса выехали штабной легковой автомобиль и два грузовика. Но только им не повезло… Я их тоже потом видел. Они там, на дороге на Линк, и сейчас стоят.

– Как?!

– Им не повезло, – усмехнулся Феликс. – Мимо пролетал самолет, тот, который наши солдаты называли «черная смерть»[28]28
  Штурмовик ИЛ-2.


[Закрыть]. Я, когда увидел то, что осталось от машин, понял, почему его так прозвали. Там были лишь обгорелые обломки и выжженная земля. И трупы. Одни эсэсы. Но если вас интересует этот чертов лес, я знаю, кто вам может все рассказать. Начальник станции. Точнее, бывший начальник. Поезда-то сейчас не ходят. Он отвечал за бесперебойное движение поездов. Я вот давно ему говорил, – он кивнул на бургомистра, – что надо этого типа сдать в фильтрационный лагерь. Хоть он не немец, а поляк – но с нацистами сотрудничал не за страх, а за совесть. И теперь тут зачем-то сидит. Хотя все поляки, которые тут работали, давно уже уехали к себе. Как только ваши пришли, так им сразу документы выписали – они домой и отбыли. – А что, наши им не интересовались? – спросил капитан.

– Был бы немец, наверное, сидел бы в лагере. Но он же поляк. Наверно, рассказал, что его заставили, что под угрозой смерти…

– Вполне возможно, – подтвердил Еляков. – Ты думаешь, когда наши пришли, они особо разбирались, кто как сюда попал? Русский или поляк – значит жертва фашистов. Да и что нам с поляками разбираться? У нас бы со своими управиться… Пусть сами поляки и возятся. У них там есть кому. Кстати, может, он тут и околачивается, что подозревает: к нему там в Польше как раз накопились разные вопросы. Герр Феликс, а чем он теперь-то занимается? Насколько я знаю, наши власти даром никого не содержат, пусть бы хоть и в самом деле был хоть трижды жертвой нацистов.

– А вот это – понять трудно. Он занял один из домов, их тут, пустых, множество. Все его боятся. Про его усердную работу на немцев – это ж я один знаю, все остальные железнодорожники разбежались еще до подхода ваших войск. А остальные… Боятся, что он на них донесет. У нас же вашего НКВД боятся как огня. Так что я думаю, что он занимается мелким вымогательством.

– Замечательный тип! – усмехнулся Еляков. – А где он живет?

– Возле железной дороги дом стоит. Пойдемте, я покажу.

Они опоздали на несколько минут. Когда подходили к дому, то Мельников глянул на железнодорожное полотно – и протер глаза. По железнодорожному полотну, примерно в километре, удалялась вдаль легковая машина.

– Это… что?

– Мототрисса из Ортельсбурга, – сказал железнодорожник. – Только что она тут делала?

– Это род дрезины. Автомобиль, поставленный на железнодорожные шасси, – пояснил Еляков. – Только что-то мне говорит, что не к добру тут отиралась эта помесь зайца с мотоциклом…

Он был прав. Дом оказался пустым. Соседка пояснила:

– Только что приезжали двое каких-то людей, они увезли его с собой.

– Военные?

– Один военный… Другой в штатском. Последний – явно немец. Я думала – они вроде нашего бургомистра, представители новой немецкой власти.

Еляков матерно выругался. Если верить карте, обычная дорога делала огромный крюк – и догнать чертову дрезину на «виллисе» было непросто.

– Так это не ваши его увезли? – спросил Феликс.

– Скорее, друзья тех, кто вас в лагерь запихал, – зло бросил Мельников.

– Ах, так! Они все не уймутся. Герр гауптман, если у вас есть бензин, мы их догоним. Я эту развалюху знаю, у нее ход плохой. Гоните к станции.

Машина подлетела к станционному зданию – и, следуя указанию железнодорожника, свернула к небольшому невзрачному сараю, к которому от основного пути вела ржавая рельсовая колея. Феликс извлек из кармана большой ключ и отомкнул замок. Внутри обнаружилась небольшая моторная дрезина.

– Железнодорожные войска бросили при отступлении, а я подобрал, – пояснил Феликс. – Я бургомистра на ней вожу в Алленштайн. По шоссе на машине – много бензина уходит. А сейчас он у нас совсем кончился.

Не теряя времени, шофер и Оганес притащили из «виллиса» канистру с горючим. Благо бензина было полно. Еляков много катался по восточнопрусской глухомани и прекрасно знал, что бензина там не найдешь днем с огнем. Горючее в Германии можно было достать только у наших шоферов. Гражданскому населению приходилось обходиться велосипедами или по-старинке – лошадьми. Да и тех осталось немного. Когда наши наступали, они не особо церемонились с имуществом населения. Это потом вышли всякие приказы…

Бензин перелили в дрезину. Железнодорожник, поднатужившись, перевел стрелку, раскочегарил мотор – и железнодорожный транспорт покатил по путям. Шофер получил приказ сообщить в ближайший городок, расположенный по «железке», и добираться туда в обход – потому как прямого пути просто не имелось.

Мимо проплыло здание вокзала, мелькнули какие-то станционные сооружения типа «сарай», потом домишки городка – и вокруг пути замелькали кусты, чахлые деревья, иногда сменяющиеся болотными камышами. Местность особо не радовала глаз. Мельников воевал севернее – там восточнопрусские пейзажи были слегка повеселее. Правда, и война на них шла посерьезнее.

– Догоним? – спросил Еляков у железнодорожника.

– Должны. Да к тому же деваться ей некуда.

Мельникову пришлось многое повидать – но вот на дрезине он ехал впервые. Сооружение, которое со стороны смотрелось неказисто, оказалось достаточно резвым. Ревел мотор, стучали колеса, площадку довольно сильно мотало из стороны в сторону. Дрезина бодро шла вперед.

– Что же, какие-то неизвестные просто так приехали в город и забрали этого типа? – спросил Мельников капитана. – И откуда они взяли хреновину, за которой мы теперь гонимся?

– Откуда взяли? Я думаю, попросту угнали. Знаешь, как в Америке бандиты работают? Угоняют чужую машину, совершают на ней преступление, а потом бросают. А могли и что-нибудь наплести. Какие-нибудь документы показать. Вон ведь у тех убитых немцев тоже была какая-то липа. Так же, наверное, и этого забрали… Ты ведь видишь, что делается. Немцы всегда трепетно относились к порядку, еще у них гестапо порезвилось. Да и небось им про НКВД все уши прожужжали. Приехали какие-то люди, говорят: поехали. Он и поехал. А этот тип, возможно, ждал, что за ним придут…

Погоня продолжалась.

– Товарищ капитан, вон… – крикнул Копелян, который всю дорогу пристально всматривался вдаль. Дорога на этом участке была прямая, как стрела, – километра на два. Далеко впереди и в самом деле виднелся серый силуэт автомашины.

– Машинист! Нельзя прибавить ходу?

– Никак нет, герр гауптман. Идем на пределе. Но вы не беспокойтесь, мы их догоним.

Напряжение росло. Оно росло быстрее, чем сокращалось расстояние. А мототрисса приближалась мучительно медленно. Но все-таки приближалась! Когда расстояние сократилось примерно вдвое – автодрезина пропала из виду – железная дорога делала поворот.

– Товарищ капитан, они могут, если не дураки, подстеречь нас за поворотом. Пригнитесь. И вы, Феликс, тоже. Оганес, оружие к бою!

Мельников подумал, что, находись он на той колымаге, так бы и сделал – подкараулил бы преследователей. Все равно ведь понятно, что не уйдешь. А так – прекрасное место, чтобы дать отпор. Интересно, что у них имеется стреляющего?

Дрезина вылетела за поворот, но ожидаемой засады не было. Моторисса снова виднелась впереди. Но потом снова начался поворот.

– Дальше дорога будет петлять, – крикнул железнодорожник.

– На что они надеются? Оторваться у них не выйдет… – недоуменно пробормотал Еляков.

И тут Мельникову пришло нечто в голову… Он вспомнил белорусские леса.

– Оганес! Смотри не вперед, смотри на рельсы во все глаза! Машинист! Готовьтесь тормозить по первому сигналу!

Лейтенант как в воду глядел. Когда дрезина в очередной раз поворачивала, Копелян закричал:

– Стой!

Раздался душераздирающий визг тормозов. Было видно, как из-под колес летят крупные рыжие искры. Успели. На одном рельсе лежала довольно крупная железяка.

Зверобой подбежал и скинул ее с пути.

– Не затормозили – на такой скорости могли бы с песнями под откос полететь. Эти штуки мы проходили.

– Что, и поезд так можно? – с любопытством спросил армянин.

– Поезд – вряд ли. Паровоз слишком тяжелый. Он железку скинет. А дрезины с железнодорожной охраной мы так под откос пускали. В первое время. Пока они не поняли, что в лесу их смерть завелась. Тогда они стали осторожнее.

– Теперь смотрим в оба!

Еще один поворот – и раздалась ругань железнодорожника. Неизвестно точно, по каким причинам он бросился помогать русским, но азарт погони – он захватывает. Да и если он сидел в лагере, то у него наверняка имелись серьезные претензии к нацистской власти.

– Я забыл… Вон ветка. Она уходит на старый завод.

В самом деле, виднелось заросшее полотно, уходившее куда-то среди кустов.

Стрелка была с той стороны. Поэтому пришлось потратить время, чтобы перевести ее сначала в одну сторону, проехать, а потом переводить назад. Теперь понятно, зачем те люди на мототриссе положили на рельсы железку. Они, возможно, не рассчитывали сбросить преследователей с рельсов. Просто им требовалось время перевести стрелку.

– Далеко идет ветка? – спросил Еляков.

– Не очень. Но там тупик.

Однако погоня кончилась быстрее, чем колея. За поворотом они наткнулись на мототриссу. Она стояла скособочившись. Все ясно. Путь здесь был не чиненный непонятное время – так что бандура просто сошла с рельсов.

Мельников соскочил и осмотрел следы. На траве ничего не осталось – но поломанные ветки в кустарнике свидетельствовали: кто-то продирался в ту сторону.

– Феликс! Что там за местность?

– Камыши. Болото.

– Ясно. Возвращайтесь на главный путь и ждите нас, – приказал Еляков немцу, доставая из кобуры «ТТ».

Трое бойцов углубились в лес. Местность понижалась – и вскоре под ногами захлюпало. На смену крупным кустам пришла какая-то чахлая мелочь, потом начались камыши.

Зверобой поглядел на небо, высматривая птиц. Любой человек, повоевавший в лесах, знает: пернатые – лучшие часовые. Их обмануть непросто. Только очень опытный лесной боец сможет передвигаться так, чтобы их не спугнуть. А спугнули птиц – все становится ясно. Если ты увидел, что над лесом или полем с криками кружатся пернатые, – значит там движутся люди. У этих, которые удирают, нет времени прятаться…

Мельников пригляделся. Вот, так и есть. Прямо впереди происходил большой птичий шухер. Сергей знаком показал направление движения, и все трое, держа оружие наготове, двинулись в ту сторону.

Лейтенант на болоте почувствовал себя как дома. Здесь он играл на своем поле. Кто бы там ни был – но уж точно они не побегали по болотам столько, сколько он. Поэтому Мельников двигался вперед очень уверенно. Продолжая, тем не менее, внимательно следить за камышами. С них станется – притаиться, да врезать в упор. Зато дорога теперь была видна – лучше некуда. В камышах оставалась широкая тропинка, оставленная теми, кто от них бежал. Никуда они теперь не денутся, гады.

Камыши несколько раздались, идти стало труднее, иногда ноги проваливали по колено. Но этим-то, кто удирает, тоже не сладко. Через некоторое время впереди что-то мелькнуло. И тут же послышалась автоматная очередь – сухой треск «шмайссера». Справа ответил Копелян из «ППШ».

– Осторожнее! Хотя бы один нам нужен живой! Старайся целить по ногам! – крикнул Еляков.

– А я вижу, где у них ноги, да? – от возбуждения старший сержант опять заговорил с акцентом.

Оттуда снова стреляли. Выстрелы переместились влево. Мельников, пригнувшись, метнулся от одной камышовой заросли к другой. Дал небольшую очередь. Он не слишком видел, куда. Но просто – чтобы жизнь тем типам медом не казалась. Откуда-то из камышей снова ответили. И почти с того же места. Так, стреляет один. Либо у них имеется единственный автомат, либо один прикрывает отход. Что ж, поиграем… Мельников дал знак Копеляну, чтобы он заходил левее. Конечно, бесшумно передвигаться по болоту невозможно. И уже тем более – не разведчику. Но Зверобой на это и рассчитывал. Только бы Оганес не вылез под пули… Еляков понял мысль Сергея. Еще бы. Он вроде бы из окружения выходил. Значит – тоже по болотам побегал досыта. Капитан двинулся прямо в лоб. Сам же Мельников стал обходить с другой стороны. Неожиданно местность стала подниматься. Зверобой набрел на какой-то островок суши среди болот. Он раздвинул очередные камыши – и метрах в пятнадцати вдруг увидел двух человек в «гражданке», в цивильных костюмах, которые на болоте смотрелись нелепо. Больше ничего Мельников разглядеть не успел. Один поднял руку, в которой была немецкая граната на длинной ручке… Реакция Мельникова была мгновенной. Тут уже не было времени думать, куда и как стрелять. Его автомат коротко тявкнул, человек стал тяжело оседать, выронив гранату. Второй бросился бежать. Сергей заметил, что он без оружия. Видимо, это и был похищенный.