Текст книги "Эксперты"

Перечень этот копился годами, в него входили люди и после горячих точек, где приходилось бывать самой, и соратники по службе, и медики, и судмедэксперты, и патологоанатомы, и психиатры, знакомые из криминала всех мастей, и чиновники, и силовики, которых она не очень жаловала, воспринимая как необходимую составляющую этого мира.

Особенно ценились ею те, кто наставлял, учил, воспитывал. Среди них особым почетом пользовались Владыко и шеф. Оба были уже не молодые, дружные между собой, любящие ее по отечески, ограждающие ее всеми силами от зла, причем каждый в своей сфере…

Итак, обход. Владыко Матфей и Виктор Дмитриевич Стражник начинали с чаепития, дальше обходили все без исключения отделения спецклиники.

Раздался звонок кабинетного телефона, голос дежурного санитара сообщил, что «гости» подходят к отделению. Дунув на стекло, Марина провела указательным пальцем по образовавшемуся влажному налету, и плавно повернувшись, грациозно, с вложенными в карманы халата руками, направилась в сторону выхода. Проходя мимо портрета, висевшего на стене, бросила взгляд на свое отражение на стекле: «Пойдет… Конечно, не как для него, но… Когда-то ты да появишься!».

* * *

Впереди шли два здоровенных санитара Мишаня и Вова, висевшие на поясе дубинки при ходьбе задевали ногу, но нисколько не мешали. Один был правша, другой левша, что было не случайно, поскольку в случае нападения больных, находящихся в реактивной состоянии, которые здесь случаются, могли одновременно обороняться, не мешая друг другу.

За ними шествовали начальник и Архиепископ, следом, с равнодушным взглядом, Марина Никитична. Вопросов не было, все наставления звучали либо в кабинете, либо на исповеди. Складывая все вместе, получалось избегать ошибок и не делать что-то через чур.

Отвлекшись от прежних дум, майор подняла глаза, интуицией чувствуя необычность происходящего в своем отделении. «Что же… что же?.. Ах, вот оно что!» – разговоры затихли, на лицах людей, привыкших к любому неординарному, благодаря чему удивить их было почти невозможно, появились выражения недоумения. Вызваны они были реакцией больных на проходящего мимо них священника.

Только завидев Владыку, беснующиеся начинали нервничать, но не бесконтрольно бесчинствуя, а растерянно ища защиты от проходящего. На миг в них появлялось что-то человеческое, живое, ищущее спасение, но быстро теряющееся. Живущее в этих оболочках древнее зло, приведшее к помутнению рассудка и теперь к болезням, не вообразимым для нормального человека, лишь на миг от страха теряло контроль над личностью, но возвращалось уже не стесняясь, проявляя свою сущность.

Любой священник, каким бы он не был, проводник благодати Божией. Чем чище его душа, тем больше даров она видит вокруг себя, тем грандиознее воздействие этой благодати на окружающий мир. Любой воинствующий дух злобы мечется при одном упоминании о Боге, тем более в страхе бегает от настоящего слуги Его.

Архиерей шел неторопливо, ощущая каждую гибнущую душу падших ангелов, сегодня насельников в когда-то чадах Божиих, созданных изначально по образу Его и подобию. Когда-то прекрасные, но преданные своею вознесшейся гордынею, низвергнувшей их вслед своему сюзерену, эти твари старательно губили все, до чего им позволено было дотянуться и чему очень часто они становились полноправными хозяевами.

Рыки, шипение, стоны, царапание когтями стен и решеток, отделявших идущих здоровых от безнадежно больных – вот что сопровождало этих передвигающихся по коридору людей. Никогда не было подобной реакции. Сегодня она, замеченная, станет обычным, хотя и не для всех объяснимым делом.

И сам Стражник и Владыко понимали происходящее, каждый по-своему, не споря, но сходясь в уважении мнения собеседника, где-то посередине. Не так было у Марины. Сегодняшнее ее замужество на выбранной науке, влюбляло ее в любой вопрос, пока неведомый и нераскрытый. Она единственная всматривалась в глаза бесноватых, с интересом замечая, что горят они нечеловеческим угольями, в которых ненависть, смешанная с обреченностью, навеянные бьющей и истязающей их благодатью, исходящей от священника, прожигала насквозь, одновременно выискивая боящихся, готовых преклониться перед злом или, напротив, горделиво посматривающих, с убеждением, что и сам человек может справиться с этой напастью.

У здоровых людей она никогда не замечала подобного, не видела и у зверей, здесь с таким столкнулась впервые.

Владыко, как мы помним, был духовником Марины, их отношения складывались странным образом, при котором чадо позволяло себе на самой исповеди спорить, доказывать, не соглашаться, что смиренно воспринималось духовным наставником, и именно этим смирением успокаивало, приводя часто к повиновению, хотя и незаметному для нее самой.

Посещение священнослужителем спецклиники было единственным временем, когда в радиусе пяти метров от него смолкала всякая брань, и не слышалось матерных перебранок. Это можно было принимать за своеобразное чудо, поскольку любые попытки освободиться самостоятельно от такой манеры общения не приводили ни к какому результату даже на одну минуты…

Обход отделения закончился, в следующие полчаса оставалось составить о нем отчет и предоставить на общем заседании, как бывало всякий раз после посещений Архиепископа.

Кабинет принял своего возлюбленного «келейника», вешалка – зеленоватый колпак и кожаную портупею с оружием и электрошокером, обязательными во время обхода. На бумагу ложились назначенные процедуры, некоторые подробности поведения больных. Задумавшись, стоит ли описывать их реакцию на священника, Марина вспомнила первый день знакомства с будущим своим любимым отченькой.

Тот день стал самым несчастливым из всех бывавших прежде и предстоящих после. Двоюродный брат Марины Никитичны, любимец всей семьи, блестящий офицер генерального штаба, статный красавец, умница, самый перспективный не только из выпуска академии, но и из всех несущих службу в этом заведении. В свои 40, будучи уже полковником, имеющий большинство наград, все заслуженные и обоснованные соответствующими качествами, навыками, поступками, ставили его в один ряд с героями военного времени. Все действия морской пехоты последних пятнадцати лет не обходились без его участия. Не было ни одной точки, где его бойцы не отличились бы под его командованием. Ценность его интеллекта, знаний, кругозора и других качеств были признаны полезными сначала в штабе ВМФ, затем, буквально через год, Владимира затребовали в «святая святых» министерства обороны.

В тот день братик приехал из Москвы буквально на несколько дней по делам службы. Такое событие не могло остаться незамеченным, и вся семья готовилась ко всеобщему сбору. Общий любимец, красавец, обаянием своим способный пробить любые преграды равнодушия и вредности человеческой, недавно женившийся, казался счастливейшим человеком. Таким его и запомнила сестра, очень его любившая.

Такая чувственность между уже взрослыми братом и сестрой встречаются довольно редко, что замечал каждый, восторгаясь и любящими душами, и высокими отношениями.

После первого дня было решено навестить в соседней области бабушку, в скором времени решившую перешагнуть рубеж столетия, при этом еще давая фору не успевающей догнать ее уже выдохшейся, как боевая старушка говорила, «старухе с косой».

Уже на обратном пути на совершенно ровном участке дороге, произошла нелепая авария из-за нерадивости, что, впрочем, нисколько не удивительно, дорожных служб. Их искали долго, не могли найти ни в больницах, ни в моргах, ни даже на проезжей части, поскольку машину снесло с обочины и завалило снегом, валящим непрестанно, причем начавшимся сразу после случившегося.

Михаил погиб на месте, получив травмы, не совместимые с жизнью, отец отделался несколькими переломами и сотрясением головного мозга. Все бы ничего, но минус пять градусов чуть было не добили раненного. Почти окоченевшего, его нашла дочь с супругой, организовав широкомасштабные поиски.

Рота солдат местного гарнизона, специально выделенная для этого, прочесывала наиболее вероятные места, и наткнулась на совершенно разбитый и изуродованный джип…

Потеря стала настолько неожиданной, что все вместе были не в состоянии с ней смириться в течении нескольких лет. Именно следующий день после произошедшей трагедии стал днем знакомства Марины Никитичны и Владыки Матфея…

Сейчас ей казалось нормальным принятое тогда решение, и это бесспорно, но откуда взялись силы? Тело брата, искореженное, поломанное, разбитое от головы до конечностей, лежало в местном морге. Опознание прошло внешне спокойно, но лишь по привычке судмедэксперта к подобным и даже более страшным видам.

Осознавая, что хоронить его в закрытом гробу нельзя, лишая любимых им людей последнего поцелуя и рукопожатия, она решила заняться им сама… Дорогого это стоило. Успокаивало лишь кажущееся, для такого случая, желание самого Владимира в такой последней услуге.

С профессиональной точки зрения проблем не было, это умение сестра освоила на специальных курсах, преподаваемых в академии факультативно. Ей даже нравилось это занятие. Казалось, что она оживляет, вдыхая жизнь. Бальзамом на душу, были благодарящие взгляды родственников, прощающиеся с усопшими: «Как живой, только спящий!» – говорили они со слезами…

Пригодились эти таланты, а здесь майор была действительно талантлива, правда подходя к использованию своих услуг в основном как к оказанию услуг знакомым, друзьям, просто хорошим людям.

Почти сутки не отрывалась сестра от тела брата, собирая, сшивая, гримируя. Одному Богу известны все ее мысли и мучения в эти часы, хотя внешне она была спокойна, эмоционально рассудительна и точна до тонкой расчётливости.

Никто впоследствии не заметил и помарочки, даже не в состоянии предположить, в каком виде находился погибший, казалось, еще немного и раздавшийся вздох просыпающегося, человек вновь обрадует этот мир своим присутствием…

Совершенно измотанная, Марина Никитична, проезжая по Таллиннскому шоссе, увидела прекрасный храм, оказавшийся Государевым собором. Душа заставила тело подчиниться, и машина остановилась у стоянки. Служба была закончена, храм был пуст от людей, но наполнен Самим Богом.

Войдя, еле сдерживая слезы, совершенно спонтанно, Марина подошла к иконе Пресвятой Богородицы и замерла. Сил сдерживаться больше не осталось, слезы брызнули безостановочно, платок промок, да и осушать лицо больше не хотелось. Упав на колени, женщина, безудержно всхлипывая, пыталась то спрашивать «за что» или «почему», то молила о спасении души, совсем не понимая, как это делать, то, не зная самих молитовок и как обращаться ими, простыми словами, вырывающимися из самого сердца, просила спасения, вспоминая общие сцены, в которых брат бывал участником, выдающиеся моменты их отношений, не воплотившиеся мечты. Все перемешалось, свет потух, лишь несчастье и уныние тянули в пустоту и отчаяние.

Именно в этот, самый решающий момент, что-то прошелестело над головой и обняв, мягко и аккуратно поставило на ноги. По телу пробежала успокаивающая последними судорогами дрожь, говорящая, что ничто еще не окончено.

Женщина почувствовала чье-то присутствие, оглянулась осторожно, увидев стоявшего позади немолодого священника с Панагией на груди, знаком высокого сана, ничего ей тогда не сказавшего. Батюшка стоял с закрытыми глазами и о чем-то тоже молился. Душа подсказала – о ней, что сразу придало немного сил и позволило почувствовать какую-то заботу, пусть и чужого человека.

Через несколько минут Архиерей Матфей, это был именно он, поил чаем со вкусной выпечкой, изливая на ее все свою нежную духовную любовь, не давая печали вернуться, хотя возможно такое только Самому Богу.

Несколько часов длилась эта поддержка, хоть немного успокоившая новое духовное чадо, после этого ни разу не пропустившее воскресную службу и исповедь…

Ни одного существенного решения не принимала она без одобрения, любимого отченьки, бывало, при этом, настаивая на своем, добиваясь благословения, но чаще все же уступая. Кто-то скажет, что такое непослушание и духовная нерадивость перед наставником великий грех. Отче считал иначе и настаивал до конца лишь в очень редких случаях, в остальных спорах стараясь определить, что движет его дочерью. Как правило, необходимость заключалась в медицинских показаниях, в чем он совсем не разбирался, и старался просто сгладить намерения, сопоставляя их с Евангельскими блаженствами. Все получалось, ибо имело благословение и освящение безграничной любовию этого человека…

Отец же выздоровел и продолжал быть любящим и любимым мужем, что по мнению очевидцев, говорящих о силе этих обоюдно испытываемых чувств обоих супругов, было редкостью между ныне живущими. Бизнес нисколько не пострадал и только процветал. Чтобы отвлечь дочь от переживаний, все таки она испытывала одиночество, не имея опоры и любящего поддерживающего сердечка, родители засыпали ее подарками, от дорогой машины, до поездок куда она только желала. В принципе все это не было необходимостью, зарабатывать она умела и сама, но разве можно отказывать близким людям в желании участвовать в своей судьбе, когда это желание исходит из самых глубин добрых и любящих тебя сердец…

Глава вторая
Лёлик

 
«И меж детей ничтожных мира
Быть может всех ничтожней он…»
 

(А.С. Пушкин)

Обход закончился и оставалось, как в самом начале, чаепитие с привезенными Владыкой, сделанными в принадлежащей храме пекарне вкусняшками.

Через час все разъехались. Оставалось несколько неоконченных дел, когда санитар, совсем молоденький юноша с красными большими, торчащими в стороны ушами, войдя, доложил о прибывшей машине с долгожданным оборудованием для только отремонтированной секционной комнаты морга при клинике. По дороге к КПП, прихватив с собой двух самых крепких мужчин, Марина обдумывала, кого же взять на вакантные места санитарами. Проблем с выбором не было, хотели многие, просились даже курсантики из родного ВУЗа. Вспомнив свои курсантские будни и санитарное прошлое, она разумно пришла к выводу, что было бы неплохо хотя бы одного с большим опытом. Сегодня был последний день, когда нужно было представить списки в отдел кадров, вместе с другими документами. «Будь оно все неладно! Надо же так, ну где я им сработавшийся коллектив прямо сейчас возьму. Опять придется тащить все самой! Надо поздоровее брать, а то жмуриков сама не натаскаешься!» – последняя мысль слилась со словами докладующего дежурного о готовности наряда к осмотру: «Можно приступать прямо сейчас». Майор отдала воинское приветствие, поскольку честь привыкла беречь с юности, и уже хотела продолжить, как послышался издалека сухой одиночный выстрел из крупнокалиберного стрелкового оружия.

– О!.. Хм… Стреляют…

– Думаете?

– Знаю… Я в свое время с полигона не уходила… судмедэксперт, знаете ли, все виды стрелкового вооружения обязан знать и понимать, какая пуля, из какого ствола, какую рану оставляет.

– Ну и что это?

– Что-то крупногабаритное, типа Орсис Т-5000…

– Да ладно…

– Вперед, сержант! Где у вас наряд, готовый ко всяким тяжким… – «ЗИЛок» с кунгом стоял у ворот на осмотровой площадке, перегораживая пешеходам движение, но на это давно не обращали внимание.

Два курсанта Медицинской академии лениво открыли створки и остолбенели от восторга! На них «смотрел» самый настоящий, бликующий новым металлом «патологоанатомический секционный стол». Вокруг него были расставлены всякие сопутствующие причиндалы, какие-то мешки, множество коробок, упаковок и больших банок с кислотой для утилизации частей человеческих останков.

– Ух ты! Никак новый?

– Нет, мальчики, новый был бы в коробке, но и этот тоже хорош!..

– Вот это вещь! А вы факультативы не проводите, мы бы…

– Предупреждаю, хотя бы взгляд на своей жопе замечу, лоботомию22
  Лоботомия – психохирургическая, нейрохирургическая операция, при которой одна из долей мозга (лобная, теменная, височная или затылочная) иссекается или разъединяется с другими областями мозга с цель полного и необратимого подавления воли пациента. Сейчас запрещена во всем мире. Используется неофициально изредка.


[Закрыть] сделаю без всякого предупреждения… – последовало молчание и, чуть позже, неожиданное:

– Виноват, товарищ майор, я…

– Головка от ампутированного… Так… ты закрываешь двери… а ты, долбоящер, валишь, пока при памяти, выпуская дым и пар.... Что не понятно, курсант?.. Кругом… Бегом арш… – В это время, когда служивые уже скрывались за дверью КПП, на улицу «вывалилась» грузовая машина, предназначенная для перевозки большеразмерных стекол, что-то в ней женщине показалось не обычным. Застыв в руках с замком, она наблюдала за происходящим.

Когда грузовик почти поравнялся с ней, из небольшой щели между стоящими рядами стеклами вывалился человек. Совершив кульбит на полном «скаку», как говорится, он закатился под машину, доставившую оборудование для морга и там застыл. «Ого! Чего же будет дальше?!» – подумала военврач, как-то невзначай вспомнив об отцовском подарке, хранящемся дома – официально оформленном АПС33
  Автоматический пистолет системы Стечкина, калибр 9 мм.


[Закрыть]…

Только проезжающий стекловоз открыл обзор набережной, проследовав дальше, как, будто из-под земли, выросли, взрываясь вопящими мигалками, две полицейские машины. Доктор сделала несколько шагов от машины в сторону, чтобы посмотреть на месте ли водитель. Пришлось подойти к кабине. Тот спал сладко и глубоко. Сильный удар по водительской двери разбудил разгильдяя:

– Че спим?! Проезд шире не будет!.. Пошееел… – Майору послышался стук, похожий на удар дверцы о дверцу. Махнув рукой, посмотрела под колеса, где уже было пусто, повесила замок, и отправилась на КПП, расписываться в журнале…

Уже закрывая за собой дверь, она обернулась, вспомнив о мужчине и двух машинах с сиренами. Последние пронеслись вслед уходящему стекловозу. Парня – как и след простыл.

Промотав в памяти несколько кадров назад, судмедэксперт вспомнила его взгляд, застывший на ней на долю секунды. В нем не было ни страха, ни озабоченности, ни мольбы о помощи, но какой-то огонек, какая-то задорная, только загоревшаяся искорка, откуда-то из бездонных глубин вырвавшаяся в ее сторону. Она бы назвала ее доброй «чертинкой», но ее носитель испарился так же неожиданно, как и появился, а потому лучше забыть и наплевать… «Эх! И почему вот такому… не нужна ее помощь?! Этому бы с радостью… все, что угодно…»

Санитары ждали у машины ее прихода. Слышавшие, как она отшила отрока в сержантских погонах, весело посмеивались – из ее выходок эта была самая добрая и безобидная.

– Ну, чего ждем?

– Никитична, так замок же…

– Твою… – Далее шел непереводимый армейский юморок с примесью искусно выстроенного мата.

Открыв дверь, Марина, развернулась, но вдруг услышала:

– Обааана…, фраерок, а ты кто?… – Поворачиваясь с уже имеющимся подозрением, в сторону открывающегося кунга, она услышала спокойный ответ:

– Ослеп? Бери давай, если есть вопросы, то ответы ищи у доктора… – Ее возмущенному взгляду спокойно противостоял просто испепеляющий до самых трусиков точно ее собственный, будто бы это она сама смотрела на себя. Только это был мужчина… тот самый, что сначала закатился под машину, а сейчас появился, как оживший призрак ее мечты… Странно, и одет он был, как и все в зеленоватые брюки, футболку и резиновые черные бахилы:

– Никитична!.. – Она не дала договорить, понимая, что лучше сейчас, чем никогда.

– Михеич, чо застрял, не тормози, пингвин, твою мать, ты… – Тот же жаргон, для того же порядка…

– Давай, давай, Михеич, ты ж ее знаешь, она ж тебя за простой платить заставит…

– Да пошли вы!..

Мужчина сидел в ее кабинете в ожидании своего «приговора». Он улыбался, радуясь, что избежал одной опасности, понимая, что дальше его ждет неизвестное, впрочем, как всегда, необычное и, наверное, как все в его жизни, временное. Но он улыбался…

Марина влетела в кабинет, совсем позабыв об ожидавшем там человеке. Странной была такая забывчивость, учитывая думы о нем, занимавшие сейчас всю ее женскую, в смысле – не профессиональную – часть личности.

Ругаясь на раздолбайство, окружавшее почти любое серьезное заведение, разоблачалась майор от верхней одежды, только что забрызганной фекалиями разнервничавшимся пациентом. Пришлось снимать не только халат, но и форменную рубашку. Она уже была мысленно в душе, держа в руках шампунь для волос, которым тоже досталось, когда услышала:

– Третий… и не меньше… – В гневе развернувшись, делая шаг навстречу говорившему, ибо привыкла в таком состоянии атаковать без предупреждений, но осеклась, остановившись на полпути, встретив все тот же утоляющий в ней все что угодно взгляд.

– Ах ты… – Ругательства утонули вместе с проглоченной слюной, сразу осушившей слизистую рта…

– Пардон… ваше превосходительство, вы сами меня послали сюда. – Мужчина, а чувствовалось, он готов был искупить свою, в общем-то, отсутствующую вину и благодарить за милость и милосердие:

– Марина Никитична, если позволите так обращаться… – Она кивнула, захлебнувшись мыслью: «Блин! Какой офигенный!» – что было ей совершенно не свойственно, в том числе и блеклостью выражения восторга.

– Вы шикарная женщина, даже роскошная, самая красивая из всех, что мне доводилось видеть… но я не о том – простооо… мой восторг, который, судя по вашим реакциям, вы прикажете засунуть себе в ж…, но сказать я это должен был… Простите за такое вторжение в ваши пенаты. Вы здесь командующий и вам принимать решение. Я, конечно, в случае оказанного мне доверия, могу ретироваться в любом, указанном вами направлении…

«Не только офигенный, но еще и умный!» – вновь подумалось, застывшему в одной позе врачу. Поправив интуитивно бюстгальтер, майор встряхнула головкой, поправив волосы, но, одумавшись, произнесла:

– Да хрен с вами, я врач, и смущаться мне не пристало. Делайте, что нужно, и валите куда хотите… Да… я так понимаю, что это вас ищу – уже все копыта посбивали?

– Кто же?

– Кто-кто? Вам виднее… Кого-то завалили намедни… – голову к чертям отстрелили! Красотаааа! Я уже на месте убийства побывала, теперь тело к нам уже привезли. Я судмедэксперт, и сегодня моя смена, да и меня на такие дела часто дергают. Я бы отказалась, да больно интересная дыра в баш…, в смысле рана в области головы…

– То есть?

– Не знаю откуда и куда ты дергал, как сайгак по прерии, но лучше бы тебе отсидеться.

– С чего такая милость?

– Тыыыы… Какая тебе разница?.. Может, ты мне понравился…

– Охотно верю… меня уже несколько раз предупредили, чтобы не вздумал подкатывать. У тебя, если ты не против на «ты»…, только один метод в виде уменьшения тела мозга в области височных долей.

– Да Бог с тобой, делай что хочешь. Я в душ… если останешься, поговорим, а если нет, то для таких, как ты границ-то и не существует… Захочешь, всегда меня здесь найдешь…

«Ох, как бы я хотел найти», – подумал мужчина, провожая взглядом эту потрясающе красивую женщину.

Вода обжигала стройное… очень стройное тело, сердце жгло по-другому поводу, изнутри: «Боже, какой он!.. Какие глаза, я никогда не видела таких глаз, в них собрался весь свет и все очарование мира! А какое прекрасное, мужественное лицо – я никогда не видела красивее! А какое тело. Боже, да он просто совершенство! Он – моя мечта, каким-то чудом ожившая! Но… Вся эта ситуация… Что же делать?! Как быть? Ну почему у меня все всегда не как у людей?!» – дальше сыпался выразительный мат, присущий этим местам и подобной безвыходности.

Уже вытираясь, Марина подошла к зеркалу. Взгляд выцепил места, наиболее предпочитаемые мужчинами. Грудь оканчивалась аккуратными возбужденными сосками, губы, напрягшись, выпятились чуть вперед, сами приняли еще большую и вызывающую форму, животик, спускаясь к лобку, был по-спортивному рельефным и идеально обрисовывал два длинных симметричных валика мышц пресса, возбуждающе обнимающие аккуратненький пупок. На таком фоне не были заметны даже небольшая татуировка и малюсенький шрам после аппендицита. Глаза пробежали ниже, зафиксировав стройность и особую, приятную для мужского глаза, удлиненность, накаченных ног и все этому сопутствующее, с соблазняющим треугольным промежутком между верхом узких спортивных бедер.

Глазам антрополога в очередной открылись правильные пропорции, идеальные формы и смуглый цвет бархатистой кожи.

Вернувшись, доктор обнаружила опустевший кабинет. Навернулись слезы, но больше ничего не произошло… внешне. Следующий час одиноко стоящая высокая фигура врача, стройный силуэт, очерченный падающим из окна светом, выражал одинокость и грусть. Время подошло к концу рабочего дня. Дежурство входило в вечернюю фазу. Впереди было вскрытие убитого и написание заключения о причинах, вызвавших смерть, хотя и так все было понятно.

Все прошло обыденно, как и весь следующий день, тоже проведенный на службе, по окончании которого дома ждала работа над книгой по танатологии, кот Фил и пустота…

Уже садясь в машину, красотка набрала номер отца, поинтересовалась его здоровьем и наличием свободного времени. Через сорок минут семидесятидвухлетний доктор наук открывал дверь дочери, сразу с порога заметив небольшой душевный надрыв:

– «Мосенька», что-то на работе?.. – Отец мягко обнял своими ладонями голову дочери и поцеловал в лоб. Легонько сдвинув большие пальцы, лежащие на щечках, к центру, так, чтобы губки его девочки приняли форму бантика, засмеялся, после растаяв в довольной улыбке.

– Да там все ровненько…

– Что ж тогда? Если все нормально… может, обидел кто? Смотри, девочка моя, я же любому за тебя морду начищу, ты же знаешь мой хук слева…

– Папочка все хорошо… просто… сегодня видела мужчину…

– Только не говори, что он тебя не заметил…

– Заметил, даже размер груди угадал…

– Ну, это не сложно…

– Угадал, а потом испарился…

– Ты, наверное, сейчас думаешь: «Вот, если бы это произошло где-нибудь на тусовке, в ресторане, все могло бы быть по другому»..

– Наверное… Хотя ты сам всегда говорил: «Не раздавай авансов!». Если бы он… А!.. Много чего «если бы»… – Отказавшись от предложенного чая, попросила воды или лучше, если есть, кока-колу в металлической банке. Послышалось шипение вырывающихся газов, а вместе с ними:

– Маришенька, я всегда говорил тебе, если это судьба, то как бы ни складывались обстоятельства, твой человек всегда будет рядом с тобой! Вспомни, как было у нас с мамой!

– Да, папа, да. Я знаю и все помню, но сейчас… Этот незнакомец… Он такой!.. Таких просто не бывает. Он как мираж, как самая прекрасная ожившая мечта. Я все думаю, а не померещился ли он мне? И я боюсь, что испугала его своей формой… Она ведь не прибавляет женственности.

Никита подошел к дочери и обнял ее за плечи:

– Родная моя, если мужчина твой, то его ничто не испугает и не оттолкнет. Он придет и останется с тобой до конца. А о других и печалиться не стоит.

Девушка качнула головой и прижалась к сильной отцовской груди:

– Ты как всегда права, папа. Но я ведь сразу почувствовала, что вот он, Тот Самый и есть, этот незнакомец. А потом он исчез…

– Ну и что же твой незнакомец?.. – Вошедшая мама краешком уха зацепила что-то об незнакомце:

– Нннн… и кто же наш избранник на этот раз? Надеюсь не адвокат из бывших милиционеров?

– Натали!.. – Оба супруга посмотрели друг на друга. Пробежавшая чувственность моментально сгладила все уголки. Губы мужчины легли на самые кончики пальцев, затем чмокнули в губы…

Марина всегда умилялась отношениями между родителями.

– Не знаю точно, мы лишь обмолвились несколькими словечками…

– Ну, в следующий раз проведете больше времени, может быть, ему было некогда.

– Мамочка, он кажется киллер… И, кажется, его ищут…

– Твооою мааать!.. – Возглас прозвучал дуэтом, после чего мать произнесла:

– Ну а чего ты хотел, ты же хотел пацана, и всю жизнь его воспитывал. Твоя… Наша дочь офицер, режет трупы, лечит умалишенных, ты что думаешь, что остальное будет «как у всех»…

– Ну, малыш…

– Он хоть… как он…

– Просто офигенный!.. – Сказано это было фразой немного более длинной и преподнесенной с помощью ненормативной лексики. Таким же был и ответ, что случалось редко, но без промаха.

– Мам, пап… Ну это просто мужик, в натуре мужичина! Мам, ну вот как папа!

– Ну это и понятно.... Ну и сколько ему лет… этому мужичине?

– Не знаю…, 35-38 – на вид не больше…

– Тогда это не твое, ты всю жизнь искала постарше себя, хотя бы лет на пятнадцать!.. О чем ты с ним разговаривать-то будешь? Он, поди, и книг-то не читал, всю жизнь бегает и стреляет… Ааааа!.. поняла!.. Ну конечно! Его работа тебе продукты исследования поставляет…

– Наточка!

– Ну, шучу же…

– Не думаю, мам… У него такие глаза… В них столько! Он никак не может быть пустышкой! Он тааакой!!!

– Дамы, может, по маленькой?

– Да че уж там, пойду большую принесу. Коньячка?

– Коньячка, коньячка… – Глаза отца с печальным выражением взглянули на дочь, но не нашли взаимности. Напротив, встречный взгляд горел азартом и надеждой. В них читались готовность на все и необъятная жадность никогда неизведанного до сих пор, чувства.

С азартом она и продолжила, будто разговаривая с другом:

– Ты понимаешь, он всего несколько слов сказал, а как будто… как будто раздел иии… трахнул меня… и с каждой буквой продолжал это делать все неистовее и неистовее…

– Ну ты тоже скажешь! Так уж иии…

– А какая у него жопка!!!

– Маришка!!!

– Да ладно, па, будто… скажи еще, что тебе все, равно какая задница у мамы… – Наталья, как всегда, появилась вовремя:

– Вот только не нужно касаться семейных ценностей… Гм, что и… Лучше, чем у отца?!

– Девочки!!!

– Мальчик мой, ты вроде бы к рыбалке готовился…

– Хорошо, у вас пять минут… Полный разврат! И… я ревную!!!

– Иди, мой хороший, счастье мое… конечно твоя попочка вне конкуренции…

* * *

Родители были, мягко говоря, удивлены, но привыкшие к мысли, что нормальный человек их дочери не подойдет, да и вообще будет не интересен, предполагали всегда худшее. Мысли их останавливались где-то между маньяком, которого она, конечно, должна была диагностировать и наркоманом с затуманенным внеземным разумом, хотя сама она была приземленной настолько, что разум порой удивлялся ее рассудительности и спокойности. Мать все время говорила, что по ней плакала тюрьма и лишь армия с ее шестилетним проживанием в казарме и железной дисциплиной спасли их неординарное чадо.

– Никитушка, нууу… конечно, киллер – это полный …, но с другой стороны, не наркоман, ни авторитет какой-нибудь злобный… Да и кто с ней справится-то еще?!

– Да лишь бы любил, а потом… вдруг, полюбив, бросит! Ну не ради же наслаждения-то…

– Нашу-то бросит?! Такую красотку и умницу?! Наша еще и патроны подавать с восторгом будет!

– Ну, девки, ну девочки…

– Ладно, я так понял, что у них еще ничего и не было, да и он, кажется, пропал… Киллер… – что он хоть наворотил-то? Может, удастся что-нибудь урегулировать, может оформим его с этой специальностью, куда следуют…

– Никита!

– В хорошем смысле…

– Угу… В тюрьму, что ли?

– Любимчик мой, а почему сразу… Такими кадрами не разбрасываются…