Текст книги "Эксперты"

Марина поняла, что родители далеко не в восторге, но ей было неважно. Не было, и она точно знала, никогда не будет такого, чтобы она не добилась своего.

Следующий рабочий день проходил без эксцессов, своим течением совсем растворив любую надежду. Нужно было еще решить с набором кадров, оставалось еще два вакантных места. Знакомый коллега обещал прислать опытного санитара, по силе не уступавшего ветхозаветному Самсону, только просил не удивляться его имени, объясняя его странной влюбленность его отца, очень известного ученого, увлеченного древнегреческой мифологией.

Подумалось: «А нормальных среди нас и не бывает!..». Сразу, в эту же минуту, позвонил дежурный с КПП, попросил подойти, оформить пропуск какому-то Зигфриду, якобы пришедшему по заранее достигнутой договоренности, оформляться на место санитара. «Зигфрид… И где здесь Эллада? Тоже мне, эллин. Наверняка какой-нибудь раздолбай или папенькин сынок – мажорик, привыкший отсиживаться по теплым местам… Зигфрид… по ходу долбанет его одним запахом…».

Не обращая никакого внимания на происходящее на пропускном пункте, майор проследовала к дежурному. Тот пропихнул пропуск, который нужно будет предъявить обратно по выходу. Офицер кивнул, кивком же показав, что Зигфрид уже стоит позади.

Не поднимая глаз на него, Марина Никитична, поворачиваясь, только начав делать шаг, неожиданно ударила ногой в надкостницу, стоявшего в ожидании высокого человека, споткнулась и вынуждена была облокотиться на протянутую сильную руку:

– Я тебя… – На откровенном грозящем слове, означающем физическое половое насилие, она запнулась, упершись в улыбающиеся глаза два дня назад безнадежно пропавшего беглеца.

– Ты?!

– Привет! Надеюсь, место еще есть? Я знаю, что есть… Вот решил отработать, все-таки не каждый день можно встретить такого начальника.

– Аааа… ага… А тыыыы… – От неожиданности и охватившего восторга мысли смялись, завязавшись в один ком, и не вытаскивались из него совершенно. Обычно она быстро приходила в себя, да и не было таких обстоятельств с ее рождения, чтобы кто-то ввел ее в ступор. Сегодня первый раз.

Первая, одна из волнующих ее тем, возможных отношений между ними, вылезла и попалась в «патроноприемник» сознания:

– Ааа… ты к татуировкам как относишься?..

Он не терялся и спокойно ответил:

– Отрицательно… Себя не уродую, куски тела своего не ем и ни продаю их даже за большие деньги…

– Ага… Понятно… – Уже взяв себя в руки, продолжила: – Паспорт с собой?

– Ну я же на работу…

Не дав договорить, Марина перешла на интонации начальствующего состава, отдалив все личное, чтобы еще раз продумать и прокачать ситуацию, явно неоднозначную и неординарную…

Зигмунд Навои сидел на самом краешке стула, будто собирался вот-вот на нее прыгнуть. Его поза, мышечный тонус, читающаяся внутренняя звериная агрессия, пронизанная не дюжим интеллектом, читалась даже при первом взгляде.

«Блин! Стероидный… (имея в виду не выращенный на искусственных стероидах мышечный каркас, а вырабатываемые внутренней секрецией), стопроцентный альфа-самец! Какой взгляд! Моя мечта, мой!!!».

Мужчина, глядя на нее с улыбкой, тоже не мог отвести взгляда: «Господи, на такую красоту можно смотреть тысячелетиями и никогда не налюбоваться досыта! Какая же она! Господи, какая же она красивая! Ее лицо, утонченное и совершенное, ее точеная, идеальная фигура! Наконец я увидел свой идеал, это моя, моя женщина!»

– Ну и что рассчитываем здесь получить? Зачем тебе это?

– Тебе что, крепкие руки не нужны?..

Еле сдерживая легкую дрожь, женщина представила, как они обнимают ее, скользят по телу, огибая грудь, спускаются к низу живота, замедляясь к началу бедер, скатываются внутрь…

– Иии… ноги…

– Ноги?

– Что ноги?

– Ну, ты сказала «ноги»…

– Ааа… нууу, видно, что ноги у тебя крепкие… и я как антрополог могу сделать вывод, что ты справишься…

– С чем?

– Со всем! Твою мать! О чем ты думаешь?!

– Наверное, о том же, о чем и ты!!!

– Ну-ка, раскрой мне секрет… – Она осеклась, заметив в его глазах ту самую чертинку, поняв, что он прекрасно знает, о чем она думает. Что бы остановить эту игру, Марина потребовала:

– Вставай, пошли… – Работы было много, пока более-менее чистой – помещения морга только оборудовались. Один санитар не справлялся, хотя тоже был весьма крепкого телосложения. Зигфрид приступил. Работая не спеша, но верно, не требуя отдыха, с равнодушным ко всему выражением, справился даже раньше срока.

В «кадрах» задали только один вопрос: «Блатной?» – она ответила: «Попросили». Начальник же безопасности, взглянув на словно отпечатанный на машинке текст, констатировал, что видит такой почерк впервые.

– Да и имя, скажем, тоже необычное.

– Думаешь, долго продержится?

– Да хрен его знает!

– Марин…

– Опять ты за свое?

– Ну дай хоть маленький шансик…

– Был уже, и что ты с ним сделал?!

– Ну я же…

– Испоганил! Единственный раз по молодости, глупость сделала и… тыыыы!.. больше никто так мне не нас…л в душу. Свободен!

– Зачем ты так?!

– А как?

– Нууу…

– Забудь… Ну че, все?! Адью! – Валера Симурин, подлый и опасный своими интригами человек, даже не отдающий, как любой генетический подлец, себе в этом отчета, все же тешил себя надеждой восстановить, когда-то разорванные отношения. Сегодняшние его страсти болтались где-то между желанием сделать гадость до сих пор любимой женщине, а потом явиться в роли рыцаря-спасителя, что было понятно с первого взгляда, и между желанием совершить для нее настоящий подвиг, желательно чужими руками, возложив его на алтарь своих чувств, конечно, посвятив его Марине. В таких случаях кроме гадости и подлости ждать больше нечего – они всегда в положении ожидания и всегда получаются вовремя, правда редко способны достигнуть хоть какого-нибудь результата, если только не провала и окончания всех не сбывшихся надежд…

Вызвав Зигфрида к себе в кабинет, Марина Никитична судорожно думала, с чего бы начать. С одной стороны, хорошо бы расставить приоритеты, обозначить правила, дать понять, что это не просто поликлиника и необычный морг, а специальное заведение с режимом и жесткими правилами, где ни шуток не понимают, не цацкаться не будут. А с другой – куда деть свою симпатию и своё само собой раскрывающееся в ответ на его взгляд сердце?

Изнывающая душа, требующая попыток, жаждущая взаимности, беспрестанно уговаривала поменять собственные приоритеты.

Работа и долг оказались сильнее, все остальное на уровне преходящего и второстепенного. Хотя, так ли это и надолго ли?

– Зигфрид… Кстати, что за имя такое? Зигфрид Валерьянович Навои. Хм…

– Точно так… Имя… ну, жили мы некоторое время неподалеку от кладбища, со временем старые плиты памятников снимали, делая из них… да че только не делали, одну отец выпросив у рабочих, положил перед входом в дом. Это было самым красивым местом в саду… Плита оказалась, после того, как ее отмыли, из черного гранита, переливалась на солнце и вообще богато смотрелась. Так вот. Лицо этого когда-то памятника несло на себе имя человека, надгробием для которого после его смерти и служило. Звали его Зигфрид, фамилии никто не запомнил. Сами понимаете, несколько раз в день родители мои видели эту надпись и так к ней привыкли, что вопрос о моем имени решился сам собой. Другой причины нет. Навои…

– Да вообще без разницы… – Это прозвучало «на автомате», под эгидой наслаждения его бархатистым голосом. Она, еле сдержалась, чтобы не продолжить: «лишь бы ты был рядом», но, справившись, швырнула якобы полное к этому безразличие в его сторону.

В общем-то, так и должно было быть. Кусая губы, женщина нехотя выдавливала из себя обычное для такой ситуации, держа себя начальником:

– Ввожу в курс дела. Здесь у нас режим, считай тюрьма, только сложнее… уголовники имеют мотивации в своем поведения, наши же пациенты в ней совсем не нуждаются. Они убивают при первой возможности, и не просто из страсти, а поддаваясь неограниченной, неконтролируемой агрессии, которая не прикрыта ни погибшим интеллектом, ни другими интересами, ни даже жизненными потребностями: убить или съесть – единственные. При этом они, если конечно, еще контактные, что с их заболеваниями не долго продолжается, прекрасные психологи, и если почувствуют какую-либо твою слабинку, укусят. Выполнять приказания быстро, четко, от этого иногда зависит жизнь, причем не только твоя, но и этих… Неплохо было бы начать понимать какие-нибудь азы… Ну, узнаешь со временем, нннда… Да… Ты на сколько рассчитываешь у нас задержаться? И вообще, че сюда-то занесло?

– Марина Никитична… так велите обращаться?..

– Ладно, прекрати, вообще, здесь на «ты» проще. Вот если начальство… Ну давай так, хорошо…

– Да как пойдет…

– Мне так не пойдет! Сюда вообще только по блату попадают и все больше по призванию, а не по ситуации… Ты че бежал-то? Вальнул что ли кого? – Марина, закончив вопрос, нарочито отвернулась, делая вид дежурного интереса, но как только прозвучали первые слова ответа, резко повернулась и вперилась в глаза Зигфрида. Тот, по всей видимости, был готов к такому ходу, и общей фразой, сведенной на шутку, заставил ее начать наступление заново:

– Так… стреляли, вот и бежал – страхи, знаете ли…

– В тот день, когда ты слинял от нас, трупешник один привезли, тот самый… Море мусоров нахлынуло, все с большими звездами, потом братва атаковала, ну этих-то не пустили. Дырку в башке… бааальшую дыру какой-то умелец сделал. Сдается мне, ты это и был, да соскочил вовремя.

– Ну, тут вам виднее… Там че, на пуле «Зигфрид» было написано? Хочешь причину?! Вот причина – ты мне понравилась, нет, я очарован тобой!! Кто знает… а ведь тебя по-другому и не возьмёшь, только чудаковато…

– Пошел ты…

Мужчина не двигаясь, смотрел с теплым сочувствием.

– Ну, чего застыл?

– Ну это и не удивительно… Ну положииим, я этого «жмурика» тебе в виде подарка преподнес. Принимаешь?

– В смысле?

– Положим, моих это рук дело, дальше-то что?

– Если я об этом узнаю, тоооо…

– Это уголовное дело… Ладно, понял все. Нет, так нет. Да и глупо это было… – Резко вставая, Зигфрид немного подался в ее сторону, но остановившись, пронзительно вгляделся в самое нутро ее взгляда, словно пробравшись в самые далекие закоулки сознания психиатра, неожиданно повернулся, показав всем своим видом уверенность в своих действиях, и без лишних движений удалился, как ей почудилось, сквозь дверь…

– Ооооууууф… – Выдохнула хозяйка кабинета, пронзенная слабостью своей, и как она сразу осознала, обнаженной и уже заякорившейся любви. Силы пропали, вставать не хотелось, ничего не хотелось!

Представляя, как он удаляется по коридору, по ходу движения снимая с себя зеленую робу, выходит через оббитую металлом пошарпанную дверь с надписью «Бюро судебно-медицинской и психиатрической экспертиз» на улицу и исчезает в темноте ее воображения, разозлилась и на него, и на себя, и на весь мир! Последняя мысль перед заходом за ней медперсонала, готового к вечернему обходу, была то ли сумасшедшей, то ли просто попавшей в точку: «Раз не завалил, как свидетеля, значит понравилась! Вот дура!».

На обходе Зигфрид отсутствовал, его никто не видел и после. Между тем, постоянный пропуск оставался лежать на столе в кабинете, сердце колотилось, душа не находила места, разум искал, но не находил правильного объяснения происходящего с ней…

Рабочий день кончился, подчиненные прощались, удаляясь восвояси. Остались двое: медбрат и санитар, Зигфрид должен был быть третьим. Если он здесь, сутки, как всегда, пройдут вчетвером, плюс дежурный судмедэксперт рангом её пониже. «Сука! Исчез, что ли, как и в первый раз?.. А что бы сделала я сама, будь на его месте? Странно… Я бы вообще не появилась – палево голимое! Что он тогда тут делал? Не добить же, в конце концов, он приходил этого… авторитетного говнюка, и так без головы оставшегося! Че ему тут нужно было? Он не просто ведь приходил поглазеть, как у нас все устроено. Может, хотел того… я ведь его видела тогда в первый день. Я ведь свидетель, все-таки… Да не, столько возможностей было это сделать… Что тогда? Что-то я рефлексирую очень в отношении этого незнакомца. Лихо, гладенько он про Зигфрида-то причесал! Какой он в ж..у Зигфрид! Вообще, странно он себя ведет, необъяснимо, неправильно для киллера! Ну, свалил и свалил, баба с возу – кобыле легче! Нефиг было умничать! Вот дура, че не смолчала!»

Время подходило к вечеру, и последний судмедик ушел домой, оставив Марину дежурить в гордом одиночестве. Но доктор не скучала, занималась бумагами, а позже с санитаром пошли смотреть оставшийся объем работ, который не доделал Зигфрид. Хотелось переехать в новое помещение с новым оборудованием, старый бокс секционной комнаты совсем разваливался, крошка, сыпавшаяся с потолка на вскрытое тело, могла спутать все карты диагноза причины смерти и вообще злила, попадая на голову, пусть и прикрытую чепчиком. Да и просто хотелось перемен.

Странно, оказалось, что все, что нужно было сделать, было идеально выполнено. Интересно кем. «Неужели он здесь? Но где же? Блиииин… ладно, разберемся, радоваться или…»

Через пять минут выяснилось, что на удивление работа была закончена еще часа два назад – каким-то образом новенький умудрился успеть доделать все доверенное, хотя как – понять невозможно. «Еще и исполнительный! Жаль, что так. А этих олухов ссаной метлой приходится гонять!»…

Закончив ночной обход к 23.00 часам, Сосненко отпустила санитаров на отдых, попросив к утру занести ей новый картридж для аппарата с питьевой воды. Заскочив в ординаторскую за полотенцем, оставила там и верхнюю специальную защиту, которой пользуются при работе во время вскрытия, выкурив не спеша сигарету, распустила волосы и направилась в душ для старшего медперсонала.

В раздевалке висели забытые вещи: «Как всегда, переоденется в чистое, а это… Что мне их стирать что ли?! Надо с утра будет приказать, пусть перенесут в ординаторскую. Разгильдяи! Хм… И воду забыли выключить! Как это раздолбайство надоело! Урезать премии, что ли! Ладно, и так копейки платят… – просто поговорю… Да и Дмитрич против будет – для него персонал как семья»…

Алексей, уставший за день от напряжения воли, разума, нервов, еле нашел этот душ. Чувствуя исходящую от себя непередаваемую вонь, он буквально рвался под воду, как змея с остервенением старается освободиться из старой кожи.

Вода показалась обжигающей. Третий день она и мыло не касались его тела. Снимаемую им квартиру обложили, но он сумел скрыться, заранее приготовив отход через балкон соседей, после чего пришлось вернуться сюда. Кто-то из своих сдал, хотя была всего одна кандидатура, что означало конец между ними любых отношений.

«Сливший» его понимал, что теперь за ним охотится самый опасный для него из людей, а потому передал полицейским всю информацию, которой обладал о Лехе, как стало понятно еще за день-два до покушения. Скудной и даже неточной она была: возраст, и то навскидку, внешние данные, последние паспортные данные, которые сразу пропали в огне камина, некоторые его связи, оборванные киллером несколько часов назад и полностью легенду, придуманную «Солдатом» о своей жизни лет десять назад.

С одной стороны засада полная, с другой – новая жизнь, наконец-то покой, если получится подчистить несколько концов, один из которых Влад «Дисней» – этот самый человек, которому он неплохо расчистил поляну для деятельности, прослужив почти пять лет. Хотя не совсем так, если быть правдивым, то скорее авторитет был дойной коровой, предполагая, что на деле Леха бык: «И ведь в натуре, бык комолый!» – Леха усмехнулся, находясь, где-то между радостью от свалившейся на него свободы, а с другой – стоящим на двух лезвиях голыми пятками: ментами и бандюшками, причем и там, и там с «доброй руки» «Диснея» стало известно, кого он ликвидировал за последние три года. «Доказать невозможно, ну так никто и не доказывает! Если попасться, то следующий шаг либо в «ящик», а потом вот на этот металлический стол к красавице Марине, либо на «Полярную сову»… А скорее всего.... да хрен они меня живым возьмут!»

На этой мысли дверь в душ начала открываться, чего просто не могло быть, поскольку это крыло корпуса спецклиники должно было быть пустым. На голых пятках, мощно оттолкнувшись, мужчина по мокрому кафелю проехал в противоположный угол, спрятавшись за открывающуюся дверь. Совершенно голый, приготовившись к чему угодно, беглец застыл, присев на корточки, судорожно ища выход, все время утыкаясь в один ответ: где вход – там и выход!

Марина, осторожно приоткрыла дверь, вода бежала полным напором, разбрызгивая вокруг десяток маленьких струек, распространявших клубящиеся зовущие клубы пара. Раскрыв дверь пошире и явно понимая, что никого нет, посмотрела на отражение в зеркале, перевела взгляд на закрашенное белой краской стекло окна, и тоже ничего не заметив, сплюнула, выругавшись на свою подозрительность. Тепло воды манило и врач, забыв обо всем, бросилась с наслаждением греться.

Она всегда мерзла, и душ был особенно ею любим, хотя ванная, наполненная ароматной пеной, всегда была предпочтительней. Одна из двух работающих леек в душе была особенная – вода не подавалась в нее под давлением, а накапливаясь в емкость большой «груши», падала под своим весом, отчего становилась ласковой, ложившейся на кожу нежно, стекая, унося все заботы и нервозность сегодняшнего дня.

Наслаждаясь с закрытыми глазами, сначала натирая кожу своего совершенного тела жидким мылом, женщина начала медленно поворачиваться вокруг своей оси, будто показывая себя невидимому зрителю. Постепенно, согреваемому организму вторило и воображение. Появилось лицо Зигфрида. Затем его тело, сначала одетое, но постепенно раздеваемое ею, приобретало желаемые формы. Подробности рисовались одна за другой, спускаясь все ниже. Волнующаяся атлетическая грудь, опирающаяся на прорисованные межреберные мышцы и пресс, обнимающие последние, с обеих сторон «косые», сходящиеся к паху. Все это жило возбуждением, воплощалось, обтянутое гладкой, здоровой, в меру загоревшей, кожей. Взгляд закрытых глаз намеренно застыл перед самым тревожным и приятным местом, руки ее вторили, по-настоящему протягиваясь вперед, и совсем неожиданно напоролись на твердое и горячее, то самое… Марина открыла глаза, но настолько остолбенела, что не сразу поняла, что именно попало к ней в руки. Испуга не было, скорее удивление: все, только что ей видимое, идеально совпадало с телом стоящего перед ней мужчины.

Всё вместе, а особенно горящие нетерпением и возбужденной страстью его глаза, ввели ее в состояние дыхательного коллапса – «в зобу дыханье сперло»! Она хотела его точно так же, но ничего не успела предпринять – он уже принял решения, а приняв, никогда не отказывался! Увы, неизбежное должно было случиться…

Новый санитар, видевший из-за двери в отражении в окне входящего, понимал, что его самого так увидеть невозможно. Он сразу угадал, кто это, но не растерялся, поначалу полагая, что лучше остаться незамеченным и ускользнуть. Оставалось дождаться, пока женщина повернется спиной и прошмыгнуть в оставшийся открытым проем.

Все изменилось, когда он увидел ее полностью обнаженной. Никогда… никогда он не видел такого тела, данного Создателем человеку. Залюбовавшись, мужчина разглядывал женщину сзади. Длинные ноги, начинающиеся красивой возбуждающей формой ягодиц, спина внизу с впечатляющим прогибом. Лопатки, плечи, изящная вытянутая гордая шея, по которым ниспадают густые темные волосы, собранные в хвост.

Он «спустился» снова ниже, остановившись на промежутке в самом верху между бедер, куда точно поместилась бы его выпрямленная ладонь. Ровно в это время, когда он разглядывал аккуратную небольшую татуировку, Марина начала поворачиваться. Исчезнув, он продолжал видеть ее в отражении. Видно было неважно, пар мешал, чем возбуждал, скрывая не только ее от него, но и наоборот.

Глаза показались закрытыми. Он выглянул, взгляд разбежался, не в силах собраться и остановиться на чем-то одном. Мы не станем описывать это совершенное тело, хотя оно достойно того, но остановимся на отрывочных мыслях наблюдателя: «Что же это?! Какая красота, такую и потрогать опасаться начинаешь. И это после полугода воздержания! Какая грудь! Какая шея! Какой профиль! Что же она творит… ааай! Ну зачем ты так вертишься. Твое лоно само требует то, от чего я столько сдерживался. Невозможно! Тут либо… К чертям собачим! Раз я здесь, значит и стрелять нужно сейчас!.. Один выстрел – один труп… один, но надежный! Что же я, ведь она очаровала меня в самый первый миг! В самый первый!».

Быстро поднявшись и подойдя вплотную, начал вдыхать воздух, окружавший ее, закрыл глаза в предвкушении и неожиданно почувствовал не просто прикосновение к себе, а схваченным ее руками…

Они встретились глазами. Страха не было, как и испуга. Взгляды быстро меняли выражения, пока не превратились за одну секунду в горящие страстью уголья…

Марина сжала со всей силой кисть руки, впиваясь ногтями, в оказавшуюся в руках плоть. Зубы мужчины скрипнули. Схватив одной рукой за оба запястья, так, что они разжались, освободив от зажима обычно семейную ценность, он сильно прижал собой ее тело к стене.

Попытавшись освободиться, что не получилась, женщина постаралась вывернуться, но попала в еще более крепкие клещи, поднявшие ее над полом.

Зигфрид оторвал ее от земли, предварительно как следует встряхнув, легко поднял и почти бросил ее на деревянный стол у самого окна. В этот момент почему-то погас свет – перегорела лампа.

Ударившаяся больно спиной о столешницу, Марина прогнулась, что осветила уличная лампа. Кожа показалась медной, будучи мокрой и ужу нагретой горячей водой.

Воспользовавшись освободившейся рукой, врач ударила без замаха по лицу овладевшего ей киллера. Не отвечая, он резким движением перевернул ее, схватил обе руки, заломил за спину, взяв своей одной, зажал спущенные ноги своими и с силой толкнул своим тазом навстречу ее.

Раздавшийся глубокий дикий двойной стон не просто сказал, но выкрикнул, насколько это было желаемо обоими.

В ответ на толчок майор прогнулась назад, но получила не только повторный, еще более мощный, но и была вжата сильной рукой в стол, упершись грудью, начавшей елозить по дереву с каждым толчком.

Движения учащались в унисон стонам, сопротивление перестало нарастать, и исчезало. Почувствовав это, кавалер поднял даму, перевернул и уже хотел поменять позу, как она, вывернувшись, упала на колени и взяла все в свои руки. Он сдался… и сдался вовремя. Финал был быстр, сопровождался гортанными рычанием и обоюдными конвульсиями.

Через минуту оба тела вновь слились, но уже в нежных объятиях, согреваемые не только друг другом, но и потоками воды, не только соединяющими тела, но и наполняющими чувственностью их иссушенные и изможденные одиночеством души.

Так заключился союз, которому было суждено стать не только основным стержнем этого романа, но и основой счастья двух людей. Вечным, настоящим счастьем, какое Бог дарует не каждому на этой земле.

Ночь зря надеялась на сон влюбленных. Ими завладело желание знать друг о друге все до мелочей.

Диван был стар, но нынче моден. Еле помещаясь на нем, не переставая обниматься и нежиться, военврач и санитар не умолкая, в полголоса говорили немного о прошлом, больше о настоящем, опасаясь из-за совершенной неизвестности, затрагивать будущее.

Оба понимали, что его судьба – это камень преткновения продолжения счастья, постепенно перешли на эту тему. В конце концов, только его голос зазвучал в тишине. Наслаждаясь тембром, теплотой его тела, жаром сердца и глубиной мира, она испытывала нечто, даже рядом не приближающееся ни к одной минуте в ее жизни прежде. И тому виной был этот так неожиданно и странно появившийся в ее жизни мужчина, оказывается на семнадцать лет старше. Сорок девять! Именно такого она и хотела. Не ошиблась в предпочтении, и теперь знала – сделает все, что бы его не потерять!

– Я был обычным ребенком, росшим в семье кадрового военного… В общем всё… всё до обычного не интересно. Кончил школу, военное училище, начал служить… до твоего звания и дослужился. Все вроде бы… В общем, повздорил с одним мажориком – папа у него в Москве большая звезда в министерстве. «Корыто» ему своротил набок и оказался на улице с минимальной пенсией. Ничего, выкарабкался – друзья детства помогли. Все потихонечку, полегонечку… Шеф мой – директор огромного ЧОПа, нормальный мужик был… но не послушал, перешел дорогу одному «чеху»… Сначала все миром шло, потом, как и всё в то время, пальбой закончилось. Кинулись к бандюкам за помощью – милиционеры сторону кавказца приняли, продались с потрохами и начали нас гвоздить: кого «закрыли», кто пропал, кто сам свалил. Я до конца как-то нетронутым оставался. Так вот. Бандюкам «наши» впряглись, и причина была… Но не в этом дело… В конце концов встал дилемма: или нас сдадут или главного «чеха» валить. У бандосов не вышло. Пришлось мне… Рискнул! Подобраться к нему никак, пока работал – несколько месяцев «убил», бандосы наши подумали, что мы их «слили», друга моего замучили насмерть. Сначала пальцы отрезали, потом кисти рук, потом… В общем, нашел я его потом у одного из них в гараже закатанным в бочке в бетон… Чеха все же завалил и еще двоих, авторитет, с которым мы договаривались, «прочухал», что в дуб въехал, и натравил на меня всю свою шайку, а я знать не знал. Случайно успел свалить. Потом… в общем приютила меня одна вдова известного «жулика», лет десять назад застреленного – оказалось, что враг у нас один. Только у меня нет денег… короче, ничего. Она помогла и документы новые справила… но тоже сама себе на уме. Но помочь помогла. Познакомила с братвой – серьезные пацанята – все бывшие спецы. Вот так вот я решил все проблемы, народу «повалял» немного, справедливости ради, а дальше… Дальше с ними, потом как-то мы разбежались – большая их часть свалила за бугор на ПМЖ, я остался. Подумалось: почему бы не остаться, кроме как здесь, больше нигде жить не могу, знай себе постреливай – чем не работа, и город чистишь и денежек наживаешь. Шучу… Пацаны, разъехаться-то разъехались, а за бизнесом следить нужно, и защищать нужно. Всякое бывало, но когда с наглыми рожами на рожон лезли, на вилы и нарывались.

– А что последний твой шеф?

– Последний вообще гандила. Сначала на чужое позарился, а кончил святым, жену и дочку знакомца изнасиловал, на кусочки порезал и поросям скормил. И ведь все знают, да как с рыбы вода – все нипочем…

– А как же ты…

– Да вот так, он еще получит свое…

– Дай скажу…

– Извини…

– Как же на тебя менты то вышли?..

– Как обычно – сдали… а всё стечение обстоятельств! Сдали и место, и время… Они хотели и рыбку съесть, и на банане покататься. Ждали, пока выстрелю – на живца, так сказать. Правда, я их все равно облапошил, я всегда несколько мест под выстрел готовлю, а стреляю один раз и из самого невероятного, чтобы как бессильного птенчика неожиданно не слопали. Они все оцепили, везде кордоны расставили, засады…

– А ты?

– А я из кабинета здания УВД…

– Аааафиииигеееть!!! Блииин! Какой ты клевый!

– Минуточку… тебя что, правда все это безобразие цепляет?

– Ну да!!!

– Круто жену любить и детей достойными вырастить, а не нырять из одной проблемы в другую… Одинаково это кончается – либо погостом, либо «ПыЖиком»…

– Такие как ты не попадаются, да и теперь я все время с тобой буду…

– Теплышко мое, девочка любимая, да с такой как ты ничего не страшно, тыыы… ты первый раз заставила неправильное решение принять… Я первый раз чувствую такое, моя волшебная!

– Ну и…

– Не жалею… ты за одну ночь дала мне столько нежности и тепла, сколько я за всю жизнь не видел…

– А ты… Любимыш, у нас еще вся жизнь впереди… Теперь ты мой навсегда! Не поверишь! Я будто вторую себя встретила, только с яйцами…

– Тьфу ты, да что ж ты так материшься-то?!

– Хочешь, больше не буду…

– Это сложно! А вот еще раз тебя на прочность проверить…

– Я сама горю! Только сначала скажи, что ты не Зигфрид! Кто ты, любимый мой?

– Не Зигфрид… Простое имя, простооое… но не сейчас, случайно проговоришься иии… Придет время, когда я тебя возьму в жены…

– Ты мне не доверяешь?!

– Шерстобитов… Алексей.

– Чееегооо?!

– Мое настоящее… Я в жизни, как тебе, никому больше не верил. Даже не знаю, откуда это…

– Иди сюда…

– Нет, иди ты сюда…

– Ннннн....