Текст книги "Казачество в 1812 году"

Как же атаман М. И. Платов оценивал свое участие в Бородинской битве, равно как и участие летучего казачьего корпуса? Об этом говорит его рапорт генерал-фельдмаршалу М. И. Голенищеву-Кутузову, написанный, правда, не по горячим следам состоявшегося сражения, а в сентябре месяце, вероятнее всего в последних его числах:

«…Получив 25 числа прошлого августа месяца в вечеру приказание Вашей Светлости, отправился я на правый фланг 1-ой армии, располагавшейся в боевой порядок у селения Бородина, и, сделав в ночь распоряжение казачьими полками, находившимся под командою генерал-майора Иловайского 5-го, отправил вправо верст за пятнадцать отряд под командою полковника Балабина 2-го, из пяти сотен полка Атаманского для наблюдения за неприятельским движением, дабы он не мог зайти за фланг наш. Подполковнику Власову 3-му с полком его имени приказал, имея наблюдение за неприятельским движением, связаться постами с полковником Балабиным, и в случае надобности подкреплять оного Балабина.

Сам с полками: Иловайского 5-го, Грекова 18-го, Харитонова 7-го, Денисова 7-го, Жирова, частию полка Атаманского и Симферопольским конно-татарским, в 7 часов утра 26 числа выступил из лагерного расположения и следовал на левый фланг неприятельской армии, и пока прибыл в подкрепление ко мне кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта Уварова, действовал я наступательно на неприятельскую пехоту и кавалерию, в лесу бывшую, неоднократными ударами в дротики, опрокидывая его кавалерию с поражением и взятьем до двухсот в плен конных и пехотных стрелков.

По прибытии вышепомянутого кавалерийского корпуса под командою генерал-лейтенанта Уварова, повел атаку на неприятельский левый фланг, стоявший направе селения Бородина, и, потеснив неприятеля, заставил имевшимися у него, Уварова, пушками неприятельскую батарею, у самого леса бывшую и действующую на корпус, замолчать; то я вместе с тем приказал вышепомянутым Донским полкам, присоединив и полк Власова, приняв направо, частию во фланг, а частию и в тыл, за помянутый лес и сделать стремительный в дротики удар на неприятеля.

Неприятель, за лесом находившийся, был опрокинут стремительным ударом тех полков с сильным поражением, оставив на месте убитыми немало, в плен взято во все поражении более двухсот пятидесяти человек разных чинов, которые тогда же и отправлены в Главное дежурство 1-й Западной армии.

После сильных поражений сих неприятель хотя и делал наступление, но был прогоняем неоднократно с поражением, до самой ночи. Полковник Балабин, находясь со фланга даже частию и в тылу, тревожил неприятеля и поражал, довольно доставил пленных уже на другой день по присоединении ко мне.

Представляя в начальническое благоуважение Вашей Светлости неутомимую деятельность и отличное мужество, оказанное в сем сражении командовавшего Донскими полками г-на генерал-майора Иловайского 5-го и споспешествовавших в сильных поражениях неприятеля во все продолжение сражения полковых командиров: подполковника Власова 3-го, а особливо подполковника Харитонова 7-го, которой на всех ударах был впереди, войскового старшину Жирова, командующего полком Денисова 7-го, войскового старшину Победного и Симферопольского конно-татарского полка подполковника князя Балатукова, которые, командуя вверенными им полками, оказали пример храбрости и подавали тем пример всем подчиненным своим, и, прилагая им у сего именной список, покорнейше прошу Вашу Светлость по заслугам их следующего наградения…»

В отношении этого документа следует сказать следующее. Главнокомандующий потребовал от подчиненных ему военачальников предоставить 31 августа – 1 сентября рапорта об участии подчиненных им войск в Бородинском сражении. Генерал от кавалерии М. И. Платов представил свой рапорт на имя генерал-фельдмаршала М. И. Голенищева-Кутузова 25 сентября, то есть в числе последних.

Испрашивая награды для подчиненных ему полковых командиров, Матвей Иванович не забывал и о нижних чинах. Пользуясь данной ему властью, атаман Платов смог, к примеру, произвести восемь урядников Атаманского полка в хорунжие. Они стали офицерами за проявленную доблесть.

…Войско Донское в своем летописании за 1812 год могло гордиться платовским и уваровским ударом во фланг Великой армии Наполеона. Не случайно же в «Письмах русского офицера» Ф. Н. Глинки, образце отечественной документальной мемуаристики, рассказывалось о том лихом деле в таких словах:

«…Передовые французские пикеты всполохнулись и дали тыл. Казаки сели им на плечи!

Напрасно отмахивались французы и немцы длинными палашами и шпорили тяжелых коней своих; донцы, припав к седлу, на сухопарых лошадках мчались стрелами, кружили, подлетали и жалили дротиками, как сердитые осы».

Если Платов и Уваров за Бородинское сражение не удостоились наград, то этого нельзя сказать о их подчиненных. Героем дня 26 августа, к примеру, стал Алексей Безкровный, младший офицер Черноморского казачьего войска, в 1812 году получивший чин сотника с переводом в Санкт-Петербург, в гвардию с чином армейского поручика. Он назначается командиром сотни черноморских казаков, входившей в состав Лейб-гвардии Казачьего полка, составленного из донцов. Позже казаки с Кавказа – кубанцы и терцы – составят личный конвой императора, а Лейб-гвардии Казачий полк, как и гвардейский Атаманский полк, станет чисто донским.

В Бородинском сражении сотня (два взвода) поручика Безкровного в конной атаке, прорвавшись через картечные залпы вражеской артиллерии, сумела ворваться на позицию французской батареи, частью перебив ее прислугу, частью обратив в бегство. За этот подвиг он был награжден почетным Золотым оружием с надписью: «За храбрость».

…Командуя гвардейской Черноморской казачьей сотней, Алексей Безкровный не раз отличался в Отечественной войне 1812 года, в заграничных походах русской армии в 1813 и 1814 годах. За боевые отличия получил чины штабс-ротмистра и ротмистра, а его сотня была награждена серебряными Георгиевскими трубами. Казаки-черноморцы в ходе отступления русских армий от границы к Москве участвовали во многих арьергардных боях от Смоленска до Бородино.

В 1813 году за проявленное ранее мужество («примеры храбрости») казачий офицер «исключительной храбрости» переводится в личный казачий конвой императора Александра I Павловича. Но «придворная» служба в монаршем конвое не мешала ему и его товарищам участвовать в самых кровопролитных баталиях антинаполеоновской войны. Телохранители всероссийского государя не раз оказывались в самых опасных переделках.

Спорность рейда русской кавалерии на поле Бородина озадачивала не только историков. К слову сказать, в свое время император Николай I, в 1839 году посетивший Бородинское поле, при его осмотре «лично возглавил рейд кавалерии Уварова и Платова», чтобы выяснить место нахождения бродов через реку Колочь, которыми пользовались в день 26 августа 1812 года кавалеристы Уварова и казаки Платова. Государь мог лично убедиться в том, насколько серьезным препятствием являлась Колочь для конницы той и другой стороны.

Об этом самодержец высказался среди высшего генералитета, в своем большинстве участвовавшего в Отечественной войне. Да и сам Николай Павлович хорошо помнил ее события, знал многих главных действующих лиц. В свое царствование он «поставил точку» в обсуждениях того немаловажного обстоятельства в хронике Бородинского сражения. Как российский государь, Николай I, обладавший твердой волей, не терпел, когда при нем умаляли славу русского оружия в собственной стране.

…Нельзя не сказать и о том, как строятся расчеты историков старой и современной России числа участников Бородинской битвы, в данном случае казаков. Здесь тоже отчетливо видна «разноголосица» в силу самых разных причин. Однако есть цифры, которые предельно близки к действительным.

Численность казачьих полков, участвовавших в событиях 24 и 26 августа на Бородинском поле, у исследователей разнится от 6 тысяч до 11 тысяч. Обычно же указывалась цифра 7 тысяч. Число казачьих полков, принимавших участие в генеральной баталии Отечественной войны, тоже не отличается строгой определенностью: их указывается от 20 до 29. Эти цифры взяты из трудов по истории Отечественной войны 1812 года таких авторитетных авторов, как Д. П. Бутурлин и А. И. Михайловский-Данилевский, М. И. Богданович и К. Ф. Толь, П. А. Жилин и Л. Г. Бескровный, Б. М. Колюбакин и других.

Современный отечественный историк С. В. Шведов, исследуя архивные документы, смог установить, что фактически на Бородинской позиции находилось в те августовские дни 23 казачьих полка (всего 120 сотен) и 2 казачьи артиллерийские роты. Исследователь взял за основу своих расчетов армейский рапорт от 17 августа, в котором была названа численность 85 казачьих сотен и 1 конно-артиллерийской роты – 6253 человека. Учитывая небольшую убыль среди казаков за предшествующую сражению неделю, было вычислено, что в строю казачьих 120 конных сотен и 2 артиллерийских рот должно было находиться около 9 тысяч человек.

Сложнее было подсчитать потери казачьих войск на Бородинском поле. В исторической литературе они (даже в офицерах) не оцениваются никак, равно как и в известных на сегодняшний день документах. Но в любом случае они были невелики и касаются только (или почти только) участников рейда платовского летучего корпуса. Все же исследователь С. В. Шведов по косвенным свидетельствам считает, что на поле Бородина пало от ста до трехсот казаков. Раненых же, разумеется, было в несколько раз больше, но и их цифра (в том числе людей, выбывших из строя в связи с тяжелыми ранениями) нам не известна даже приблизительно.

Причина кроется прежде всего в официальной отчетности об участии отдельных частей (корпусов, дивизий) в состоявшемся на поле Бородина сражении. С другой стороны, такая неопределенность и малоизвестность потерь стимулирует историков к дальнейшим исследованиям хода Бородинской битвы по сохранившимся архивами и свидетельствам участников событий, к их логической реконструкции.

Достоверно, то есть документально, известны только потери в нижних чинах Лейб-гвардии Казачьего полка генерал-адъютанта В. В. Орлова-Денисова. Они выразились в 3 погибших рядовых и раненых: 8 урядниках, 20 рядовых и 2 нестроевых казаках. В конском составе полк потерь не имел. Такие данные были приведены в ведомостях о потерях 1-й Западной армии в нижних чинах в сражении 26 августа при селении Бородине.

Всего же в шести полках уваровского 1-го кавалерийского корпуса в Бородинский день было убито 20 нижних чинов и 44 лошади, ранено 61 человек и 68 лошадей, пропало без вести 20 человек и 18 лошадей. Отсюда можно считать, что потери двух конных корпусов, участвовавших в рейде, оказались совсем малыми и на боеспособность полков после битвы повлиять не могли.

…Поле Бородинское, ныне Государственный Бородинский военно-исторический музей-заповедник, хранит в себе немало мест и памятных знаков, связанных с казачьей славой. Это:

Место начала атаки казаков атамана М. И. Платова при выходе из Беззубовского леса в полдень 26 августа 1812 года.

Плотина у сельца Беззубово – место переправы через ручей Войну Лейб-гвардии Казачьего полка 26 августа.

Место переправы казачьего летучего корпуса у валунов на ручье Война для атаки левого фланга 4-го (Итальянского) корпуса вице-короля Евгения Богарне.

Высота 225,6 на дороге Романцево – Логиново. Здесь в бородинские дни находился казачий охранный пост. В наши дни это лучшее место для обзора позиций русской армии в день 26 августа.

Памятный знак казачьим полкам атамана М. И. Платова. Знак был установлен в 1984 году на перекрестке дорог, идущих от Логиново, Старого Села и Ковалево, напротив (через дорогу) высоты 215,0.

Сельцо Малое. Место переправы казаков Платова и кавалерии Уварова через реку Колочу для атаки левого фланга Великой армии Наполеона утром 26 августа.

Памятник Лейб-гвардии Казачьему полку. Торжественно установлен в 1912 году на левом берегу реки Колоча напротив села Бородино. Разрушен в 1918 году в числе первых исторических монументов поля битвы вместе с памятником императору Александру II в селе Бородино. Восстановлен на старом фундаменте в 1985 году.

Опушка леса к северу от Старой Смоленской дороги, напротив села Ельни, оборонявшаяся русскими егерями. По флангам их позиции стояли казачьи полки генерал-майора А. А. Карпова 2-го.

…Объективность требует сказать, что генеральная баталия Отечественной войны 1812 года в день 26 августа не выявила победителя. Наполеон не смог разгромить своего противника, а тот не смог защитить Москву. О ничейном исходе говорят лишь немногие историки и мемуаристы. Французская сторона, как правило, считает битву на Москве-реке выигранной. Позиция большинства отечественных исследователей и участников сражения, естественно, прямо противоположна. Здесь важно заметить, что иного подхода сторон и не может быть.

Думается, что здесь вполне уместны слова известного военного теоретика К. Клаузевица о том, что «победа заключается не в просто захвате поля сражения, а в физическом и моральном разгроме сил противника». Вот этого-то в Бородинском сражении и не было, хотя полководец М. И. Голенищев-Кутузов, произведенный за битву в генерал-фельдмаршалы, и увел с поля Бородина русскую армию.

Но и Наполеон после того дня в 12-м году больше не горел желанием дать (или навязать) противнику новую генеральную баталию. Он «был сыт по горло» состоявшейся битвой, итог которой сокрушил амбиции Бонапарта в планах на поход в Россию. Уже одно то, что Бородинское поле стало «кладбищем кавалерии Великой армии», скажем прямо, страшило звездного полководца в тоге императора французов. При всей вере в себя, Наполеон отличался объективностью в реалиях войны, иначе его уход с политической сцены состоялся бы несколько раньше 1815 года.

…Русская армия отходила под прикрытием арьергарда, командование которым М. И. Голенищев-Кутузов доверил «вихорь-атаману» Матвею Платову – человеку сметливому и бесстрашному, расторопному и деятельному. Да и к тому же стремившемуся «загладить» свою вину в неудачливости рейда на поле Бородина. Но одно дело было командовать легкоконным казачьим корпусом, другое – разнородным по составу прикрытием Главной армии.

В кутузовской «Диспозиции 1-й и 2-й Западным армиям» (на 27 августа 1812 года) об отходе с Бородинского поля говорилось следующее:

«1-я и 2-я армии выступают из нынешнего их расположения 4-мя колоннами за город Можайск следующим порядком…

Арьергард сих последних трех колонн составляет часть 1-го кавалерийского корпуса, три егерских полка, взятые с правого фланга, и казаки Платова, и быть оному под командою ген(ерала) от кав(алерии) Платова.

Артиллерия тотчас выступает, а войска в 2 часа пополуночи…

Арьергарды выступают за час до рассвета и должны следовать за армиею, стараясь сколько возможно избегать сражения с неприятелем…»

Основные силы Главной русской армии оставили Бородинское поле в полночь с 26 на 27 августа. Раненые были отправлены в недалекий город Можайск. С позиций первой снималась артиллерия и тылы. Войска отошли за Можайск, к деревне Жуково. Они двигались по Старой (2-я Западная армия) и Новой (1-я Западная армия) Смоленским дорогам.

Французский мемуарист писал об уходе русской армии с Бородинского поля: «Ночью было явно заметно, что неприятель начал отступление: армии был отдан приказ двигаться следом за ним. Назавтра днем можно было обнаружить уже только казаков и притом лишь в двух лье от поля битвы. Неприятель унес подавляющее большинство своих раненых…»

Поняв, что кутузовская армия беспрепятственно ушла с Бородинского поля, император Наполеон вознамерился начать ее «тесное» преследование. Но его армия за первые два дня после генеральной баталии кампании 1812 года смогла продвинуться вперед лишь на небольшое расстояние. Мемуарист Комб называет причиной такой неудачи не только возросшее сопротивление русского арьергарда, губительность пушечного огня их батарей, но и то, что противник умело «прикрывал свое отступление частой цепью стрелков, составленной из казаков, калмыков и башкир».

По распоряжению главнокомандующего русские войска, уходившие с поля Бородина к городу Можайску, были разделены на четыре походные колонны. Первой начальствовал Дохтуров, второй – Милорадович, третьей – атаман М. И. Платов, четвертая состояла исключительно из артиллерии.

Наполеоновские войска, отошедшие на исходные позиции, «провели холодную ночь без огня, посреди павших соратников, тревожимые донцами». Казаки нарушали спокойствие Наполеона, неожиданно подъезжая в темноте к расположению неприятельской армии небольшими партиями, «от чего по нескольку французских дивизий, из предосторожности против ночного нападения, становились в ружье». При одной из таких тревог, гвардия Наполеона торопливо построила каре вокруг его шатра. Французы, покинув сгоревшее Бородино, выставили перед ним цепь конных дозоров. Река Колочь перед селением допускала переход через нее и конницы, и пехоты.

Платовский армейский арьергард первоначально состоял, помимо летучего казачьего корпуса, из 4-го, 30-го и 48-го егерских, Волынского и Тобольского пехотных, Изюмского гусарского полков, конной роты Донской артиллерии № 2. Арьергард оставался на Бородинском поле до 4 часов утра 27 августа, после чего, собравшись перед рассветом воедино, колонной вышел на дорогу, ведущую к Можайску. Его преследовал с наступлением светового дня «превосходными силами» авангард Великой армии, «составленный из многочисленной кавалерии и Молодой гвардии» с артиллерией. Император торопил маршала Мюрата в решительных действиях против отступавших.

Главнокомандующий приказал атаману М. И. Платову «удерживаться в городе Можайске». Русский арьергард упредил захват города авангардом наполеоновской армии, которым вновь командовал маршал Иоахим Мюрат. Французы подошли к Можайску в 17 часов, уже под вечер, и не успели взять его. То есть они не смогли взять город с ходу, хотя этого и очень хотели.

На следующий день М. И. Голенищев-Кутузов отвел русскую армию от деревни Жуково к селу Землино на один дневной переход, расположив ее на высотах. Он понимал, что арьергарду в его слабом составе трудно будет выдержать натиск авангардного корпуса Великой армии. Атаман Платов получает усиление: 1-й кавалерийский корпус генерал-адъютанта Ф. П. Уварова, 2-й кавалерийский корпус генерал-майора Ф. К. Корфа, 33-й егерский и Черниговский драгунский полки.

Маршал Мюрат «жарко атаковал» русский арьергард под Можайском. Тот держался на позиции сколько мог, но в итоге боя Платов отошел к селу Моденово, отстоявшему от походного стана Главной русской армии всего на три версты. В том столкновении арьергарду не помогли удержаться до ночи новые подошедшие подкрепления – 11-й и 36-й егерские, Литовский, Софийский, Бутырский и Томский пехотные полки, 23-я артиллерийская рота.

Дело под Можайском в итоге вылилось в небольшое сражение, верх в котором взяли французы, заставившие противника отступить от Можайска к Москве. Думается, полководец М. И. Голенищев-Кутузов надеялся на какое-то время удержаться под Можайском, но силы сторон, вошедших в бой, оказались не из равных, особенно в артиллерии.

В бою за Можайск отличилась Донская конная артиллерия, «бывшая внутри города на разных возвышенностях». Казаки-пушкари вели огонь по наступавшим вражеским колоннам, поддерживали действия кавалерии арьергарда, и те шесть батальонов егерей, с которыми Платов удерживал Можайск.

Военный историк Д. П. Бутурлин дал высокую оценку действиям атамана Войска Донского М. И. Платова, поставленного во главе арьергарда русской армии, уходившей с Бородинского поля у города Можайска. Бутурлин так описывает события после завершения «битвы двух гигантов»:

«…27-го числа, в 6 часов пополуночи, все российские корпуса, оставя позиции свои, отступили на высоты, за городом Можайском лежащие. Главная квартира переведена была в село Кожухово.

Неприятель, приметив сие отступление, около 10 часов пополуночи атаковал российский арьергард под начальством генерала от кавалерии Платова, оставленный на месте сражения. Платов отступил к Можайску, куда и прибыл в 4 часа пополудни. Получив от главнокомандующего приказание оборонять сей город до последней крайности, он ввел в него всю пехоту свою, поставил на выгодных местах батареи, а кавалерию построил в поле с левой стороны города. Российский арьергард, несмотря на сильный огонь неприятельской артиллерии, удержался в Можайске до самой ночи, прекратившей сражение».

Очевидцем действий платовского летучего корпуса перед генеральной битвой и на поле Бородина, далее под Можайском стал Мишель Комб, 25-летний императорский гвардеец. В своих небольших воспоминаниях он писал следующее:

«В следующие два дня… мы продвинулись вперед (к Бородино) лишь на очень небольшое расстояние, так как русская армия всюду оказывала нам очень решительное сопротивление, пользуясь всеми удобными для артиллерии позициями для того, чтобы громить нас из пушек, и прикрывая свое отступление частой цепью стрелков, составленной из казаков, калмыков и башкир.

Последние были вооружены луками и стрелами, свист которых был для нас нов, и ранили нескольких из наших стрелков. Шея лошади капитана Депену из моего полка была пронзена под гривой одной из этих стрел, имевших, приблизительно, четыре фута в длину…»

Далее Мишель описывает схватку с русскими кирасирами, и то, что, когда французская кавалерия стала выходить к своим из ответной атаки, ей «пришлось прокладывать себе дорогу через густую цепь казаков».

Когда русские кирасиры пошли в новую атаку, «казаки по своему обыкновению расступились в стороны, чтобы оставить свободным (для новой схватки тяжеловооруженных всадников) поле битвы.

Когда противники «примерялись» друг к другу, между ними образовался разрыв. «Казаки бросились в промежуток, как стая свирепых волков, и с небольшим порядком. Чтобы сдержать их, выслали значительное количество стрелков».

«На рассвете (следующего после битвы дня) наши аванпосты были атакованы, и мы бросились к ним на помощь. Но нам пришлось сражаться, не говоря уже об очень сильном арьергарде (атамана Платова), с бесчисленной массой казаков и батареей из тридцати орудий, которая, подпустив нас на короткое расстояние, стала осыпать нас градом картечи».

Следует отметить, что участники Русского похода в своих мемуарах отмечали боевую работу казачьих войск вполне достойно. Так, полковник Пьер Любен Гриуа, командовавший артиллерией 3-го кавалерийского корпуса, а затем артиллерией 4-го армейского корпуса, будущий маршал артиллерии, в описании Бородинского сражения подметил следующий тактический прием противной стороны:

«Во время битвы они (русские) по обыкновению отправили к нам в тыл и на фланг многочисленные отряды казаков, которые внесли беспорядок в наши обозы, оставленные в 4 верстах от поля сражения. Даже на утро они произвели нападение на наше правое крыло неподалеку от императорской квартиры…»

Барон Гриуа в своих воспоминаниях о походе в Россию (увидевших свет только в начале ХХ века) заметен объективностью в оценках действий воюющих сторон и характеристиках наполеоновского генералитета. Знакомство с тактикой казаков закончилось для него участием в боевых действиях на территории Франции в кампании 1814 года, когда он находился в рядах гвардейской конной артиллерии.

…Главнокомандующий вечером 28 августа назначил начальником арьергарда суворовца генерала от инфантерии М. А. Милорадовича, который значился во главе 2-й Западной армии после тяжелого ранения князя Багратиона. Атаман Платов вместе со своим летучим казачьим корпусом вошел в подчинение Милорадовича. Его казаки не выходили из боя до самых предместий Москвы. Арьергард с прибытием Милорадовича получил заметное усиление из 2 егерских и 4 пехотных полков и батарейной роты, то есть целую пехотную дивизию.

История сохранила рапорт генерала от кавалерии М. И. Платова о бое под Можайском главнокомандующему русской армии, датированный 28 августа:

«…С шестого часа утра с находящимся при мне ариергардом, во-первых, удерживал я город Можайск шестью баталионами егерей, с защищением с обоих флангов города регулярною и иррегулярною кавалерию и с пальбою по колоннам неприятельским, стремившимся в Можайск, из орудий Донской конной артиллерии, бывшей внутри города на разных возвышенностях.

Но когда же сильными батареями, построенными против города, стремившимися колоннами неприятельскими как на город, так и на обои фланги мои, и приближением оттоль неприятельской армии вытеснен был я, тогда уже занял те высоты, где армия прошедшую ночь имела ночлег, на котором месте держался с ариергардом еще два часа.

От сильной канонады и наступления неприятельского на трехверстной с крыла на крыло дистанции, выдерживая их атаки и сильную с разных сторон батарей канонаду и отходя до самого ручья, примерно от Можайска от 4 до 5 верст, где также удерживали неприятеля более двух часов с потерянием убитыми и ранеными нескольких штаб– и обер-офицеров и нижних чинов. Но и тут не могли удержать стремления неприятельского, в рассуждении больших сил его, сильного наступления и предприятия в обое фланги наши большими со стороны силами.

После того на всяком шагу ежеминутно продолжалось сражение до самой ночи, чем и окончилось.

Неприятель пред нами и в силе. По объявлениям же от взятых нами пленных, здесь сам Наполеон, Мюрат, Даву и Ней и вся та кавалерия, которая была в сражении 26-го числа сего месяца у деревни Бородино. Я с ариергардом по прекращении целодневного сражения расположился, вышедши из леса, на высоте примерно от Можайска верст 15-ть. Завтра, что последует, имею о том Вашей Светлости донесть…»

Русская армия, с достаточной надежностью прикрывшись арьергардом, все дальше и дальше отходила от Можайска к Москве. Старший врач Вюртембергского конно-егерского герцога Людвига полка фон Роос в своих известных мемуарах описал поединок между казачьим и немецким офицерами, который произошел на глазах у преследователей во время их остановки для «обозрения местности»:

«…Какой-то казацкий офицер подмигнул одному из наших, лейтенанту фон Менцингену. Наш выступил, подошел и тот. Долго оба гонялись друг за другом в пространстве между обоими фронтами. Все взоры обращены были на них; оба ревностно действовали саблями, но ни один не мог даже задеть другого, ибо оба умели ловко отпарировать удар противника. Наконец, утомившись от бесполезного и бескровного боя, оба вернулись на свое место, и это зрелище так и осталось веселым приключением».

Уже первое серьезное дело с преследователями под Можайском показало действительное несоответствие роли Платова обязанностям командира армейского арьергарда, большую часть которого составляли регулярные полки пехоты и кавалерии, полевой артиллерии. Блестящий тактик ведения войны силами легкой (иррегулярной) казачьей конницы свои истинные возможности показал в ходе контрнаступления русской армии, при изгнании врага из пределов России. При отходе от Бородино к Москве казаки составляли меньшую часть арьергарда Главной армии.

Донской атаман блестяще руководил действиями летучего корпуса иррегулярной кавалерии, подкрепленного казачьей артиллерией, легкой егерской пехотой и каким-то небольшим числом гусарской кавалерии, тоже легкой на подъем и мобильной. Арьергард же Главной русской армии выглядел совсем иначе, чем арьергард багратионовской 2-й Западной армии в самом начале войны. Он стал намного мощнее по числу войск и силе огня, а самое главное – «тяжеловеснее» в маневренных действиях. То есть тактика действий казачьей конницы, которую исповедовал атаман М. И. Платов, к нему никак не подходила.

Поэтому не случайно будущий «проконсул Кавказа» генерал А. П. Ермолов, испытывавший личную симпатию к донскому атаману, в мемуарных «Записках» высказался так:

«Мне причиною недеятельности его (М. И. Платова) казалось простое незнание распоряжаться разного рода регулярными войсками, особенно в действиях продолжительного времени. Быть начальником казаков решительным и смелым не то, что быть генералом, от которого требуется другой род распорядительности в связи с (военным) искусством непременно».

Однако если посмотреть на действия русского арьергарда от города Можайска до села Семлева (где атаман был заменен пехотным военачальником), то можно убедиться в том, что любые попытки обойти войска Платова или отрезать какую-то их часть пресекались незамедлительно. Боевых столкновений произошло много, в ходе которых маршалу империи Иоахиму Мюрату приходилось только «кусать губы»: сладить с донским атаманом он так и не смог.

В силу этого напрашивается вопрос: что большего можно было ожидать от действий армейского арьергарда, когда генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов уводил главные силы к Москве? Ведь другой сверхзадачи, кроме надежного прикрытия, главнокомандующий арьергарду не ставил.

…Новое сражение, ожидавшееся в русской армии, под Москвой не состоялось. 1 сентября военный совет в Филях принял решение оставить древнюю столицу без боя. 2 сентября войска прошли город и двинулись по Рязанской дороге. Генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов проехал по московским улицам в закрытой карете.

На военном совете в Филях (тогда подмосковной деревни, ставшей ныне частью российской столицы) генерал от инфантерии М. И. Платов не участвовал, хотя в исторической литературе есть утверждения, что он был. Но, вне сомнения, «вихирь-атаман» высказался бы за новую битву с армией Наполеона, под стенами самой Москвы.

Выход русской армии из города прикрывали казачьи полки. Нет веских свидетельств тому, что стороны были готовы сразиться в самой Москве, вести уличные бои. Но в тот день, 2 сентября, произошел случай, который описывался не раз, в котором главными действующими лицами оказались казаки и командир авангарда Великой армии маршал империи Мюрат.

Встреча неаполитанского короля маршала Иоахима Мюрата с казаками на улицах оставляемой русской армией Москвы описана многими мемуаристами, исследователями и писателями. Во французской мемуаристике, благодаря перу Боссе, имеется и такое живоописание того события на большой войне, причем автор явно не благоволит к «жалким арабам Севера», то есть к казакам:

«…В полдень мы подошли к Москве, не встретив ни одного неприятеля. Под предводительством Неаполитанского короля авангард проник в город и прогнал (?!) казаков, которые безжалостно грабили последних жителей, не пожелавших удалиться из города.