Текст книги "Терпение дьявола"

Колода сделал последнюю затяжку, откашлялся и, выбросив окурок, самодовольно прищурился.

– До сих пор приятно вспомнить, как мы тогда наварились. Все прошло чисто, и даже быстрее, чем задумывалось. В пятницу пятого августа, когда Феликс стал кабур на чердаке вертеть, он вспотел. Хотя братец говорил ему с собой не меньше пяти бутылок воды взять, взял он только три и быстро их истратил – сам пил и сверло охлаждал. А ереванский август, скажу вам, парняги, такой, что с самого утра не продохнуть. Так вот, вспотел он, значит, и в слуховое окно высунулся. И от удивления чуть из него не выпал – увидел, что в выходящем во двор банковском окне, которое только на метр ниже чердака, рама выставлена. И решки тоже нет – ремонт в банке был, оказывается. Так Феликс смекнул, что две стены долбить теперь не надо, а остается только прыгнуть половчее. И прыгнул. Оказавшись в банке, он начал было колдовать над полом комнаты отдыха, но тут ему от жажды совсем худо стало, и он вернулся обратно. Колян, как узнал, что братан с водой лопухнулся, орать сразу начал. Даже врезал ему вроде бы. А Феликс тогда нам ничего про окно не сказал, сразу спать рухнул. Следующей ночью, с субботы на воскресенье, он снова вернулся в банк и взялся за дело со всем старанием. Тут, кстати, Колина сметка опять помогла. Инструменты-то я подыскивал. И сначала не понял, почему кроме сверл и прочего барахла Колян сказал еще зонтик детский купить. Оказывается, Феликс, когда дырку в полу провертел, он сначала зонтик на веревке в нее просунул и раскрыл – чтобы, значит, все бетонные куски не на пол хранилища грохались, а аккуратненько в зонтик ложились. Руки-то заняты были, так он зонтик к ноге привязал и, как тот наполнялся, опускал, высыпал тихонечко и снова к дырке подтягивал. Одним словом, маэстро. Короче, когда Феликс в хранилище уже спустился, то, как он потом рассказывал, чуть умом не тронулся – столько бабок он даже в кино не видел. Больше пуда в рюкзак нагреб да после еще столько же. Мы потом полтора лимона с гаком насчитали. И сразу деру дали не только из Еревана, а вообще из республики. Колян предложил бабки через акции госзайма чистить, и они с Феликсом в Москву поехали… М-да…

Колода тяжело вздохнул. Сапсану вдруг показалось, что в морщинистых уголках зэковских глаз показались маленькие капли. Ну да, расчувствуешься, эдакий барыш вспоминая. Колода быстро вытер глаза и невесело усмехнулся:

– Ветрено что-то. На чем я… ах да. Поехали они в Москву, и больше мы с ними не свиделись. Потом я уже узнал, что стали они деньги с помощью какого-то вальта отмывать – брата бабешки, с которой Колян там познакомился. Не знаю, кто там и как напортачил, да только взяли через год братцев Калачянов. По тем временам им вышка корячилась, ее и дали. Расстреляли Коляна с Феликсом.

Питон цокнул языком.

– Во звери-то были. Сейчас, получается, жить даже по кайфу. Посадить, может, и посадят, но не шлепнут хоть.

– Это да, – согласился Колода. – А самое стремное в этом деле, что они помилованы были. Бумага сверху пришла, но опоздала на сутки. Вот так.

– Очень интересная и поучительная история, – сказал Сапсан. – Она наглядно иллюстрирует заповедь, что воровать грешно. Даже у государства. Но при всей ее занятности я все в толк не возьму – в Припять ты зачем собрался? Марш памяти в честь усопших братьев? Это как-нибудь без меня.

– Вот ты не дослушал, Игорек, а уже стебаешься, – терпеливо ответил Колода, поглаживая колени морщинистыми руками с побледневшими от времени татуировками. – Я ведь еще самого главного не сказал. Из банка мы тогда не только деньги хапнули. Феликс, когда второй раз в хранилище лез, уже уставший был, и я решил за ним почистить – мало ли, обронил что-нибудь или ломик внизу оставил. Спустился, значит, вниз, начал осматриваться. А потом, век воли не видать, чуть не заорал.

Колода, глядя на заинтересованные глаза спутников, сделал театральную паузу и как-то по-детски хихикнул.

– Рыжее там лежало, ребятушки! Деньги-то прямо на столах валялись, а оно чуть сбоку на поддоне было, пустым мешком прикрытое. Слитки в три слоя уложены, будто поленница какая. Поработали мы над ним капитально, но все равно больше половины не вытащили – не силы, а нервы сдали. И когда на хату шли, каждой тени шарахались. На троих парней, ползущих ночью и согнутых в три погибели, любой мент всегда внимание обратит. Два рейса сделать пришлось, но обошлось как-то. Доперли до хаты, посчитали слитки, посмотрели клейма – и припухли. Восемнадцать кусков по пятнадцать килограмм высшей пробы! Тут мы очухались и крепко струхнули, честно скажу. Рыжее так просто не обменяешь, тут думать надо, и думать очень хорошо. Первым делом надо было его вывезти, но прикиньте – вывезти двести семьдесят килограммов золота из города, где все менты и гэбэшники уже завтра на ушах стоять будут. Хорошо, что у нас сна ни в одном глазу не было. Да и какой, к лешему, сон. Тут Колян говорит – надо Рафика искать. Рафик Хой тогда по Еревану смотрящим был. Очень авторитетный вор. Помер не так давно. Своей смертью, кстати, да. Не знаю уж, через кого Колян на него вышел и что рассказывал, но уже к вечеру воскресенья Рафик у нас был, злой как кобель. Он ведь понимал, что за банк теперь весь Ереван перепашут, каждый карманник по струнке шагать будет, все ходы застопорятся надолго. А так как все в общак сбрасываются, убытки огромные пойдут, за которые центровые союзные воры с него же, Рафика, и спросят. Ведь, раз без его ведома и разрешения какие-то фраера Госбанк взрывают, значит, он плохо за городом смотрит. За такое можно и короны лишиться. Мы все это тоже понимали, поэтому, когда Рафик пять слитков потребовал, ерепениться не стали – нам в любом случае оставалась неописуемая сумма. За свою долю он нам все устроил. Через два часа мы тряслись – во всех смыслах – в машине какого-то барыги-мороженщика, а уже утром были в Грузии и легли на дно. Не помню, кому первому пришла в голову такая мысль, но условились мы с братьями, что золотишко трогать не будем до тех пор, пока бумагу не истратим. Пусть оно лежит себе спокойно в тихом месте, а когда время придет, и все краснопузые окончательно угомонятся – тогда и будем его потихоньку вытаривать. Но это только кажется, что заныкать два центнера рыжья это как два пальца обделать. Его ведь потом забирать надо. Да и слух все равно пойдет, что где-то в Закавказье неизвестные ухари золото могли сныкать. Крысы – они везде водятся. И тут меня, как говорится, осенило. У меня в Ленинграде подруга детства была, Светка. Пока я свои дела-делишки крутил, она закончила что-то там шибко умное и собиралась, как я слыхал, на Украине работать. Из Рустави, где мы осели, я ее мамашке отзвонил и узнал, что да как. Оказалось, перебралась она в Припять. Город этот тогда был совсем молодой, еще и городом не назывался. Загнал ей по телеграфу маляву. Дескать, приеду с подарками, вспомним дворовые годы, покажешь мне мирный атом и, может, еще чего-нибудь. Ну про последнее-то я, ясен-красен, не писал. Хотя подразумевал, конечно. Она ответила, что, мол, а давай, в натуре. Тут хорошо, красиво, но вот знакомых нет, и грустно молодому специалисту на танцы одной ходить. Долго рисовать не буду, но все наше золото я переволок. Не за раз, конечно. Каждое воскресенье уезжал в Рустави, брал слиток, потом садился на хвост нужному лайбашнику и мотал обратно. Обычно в пятницу я был уже в Припяти. Светке плел, что дела у меня в Киеве, но она особо-то и не спрашивала. Молодая девчонка, если к ней с цветами-конфетами при параде заявляться, вообще много чего не спросит. Да…

Колода снова зашелся кашлем. Сапсан взглянул на смешно закусившего нижнюю губу Питона и вдруг представил, как выглядит со стороны сам. А выглядит, наверное, тоже презабавно – с отвисшей-то челюстью.

– Это что же получается, – сказал Питон, когда старый зэк откашлялся. – Где-то здесь у тебя все золото и лежит? И никто о нем не знает и никто за ним не придет?

– Ну не здесь, конечно, – напомнил Колода. – В Припяти. Только почему же никто не придет? Я вот иду. Но сейчас вижу, что просто так до него не добраться, и потому спрашиваю – меняются наши планы? А, Игорек?

Сапсан не сразу нашелся что ответить. Если старик не брешет, то где-то в покинутом городе лежит самый настоящий клад, своей ценой способный изменить – да что там изменить – полностью перевернуть его жизнь. Это тебе не мифический Золотой шар, в котором из золотого только красивое название. Речь о настоящем сокровище! Реальном! И к черту тогда жмота Скрябу, к черту страхи за свою шкуру, защищая которую дрожишь над каждым патроном! Один раз переступить грань безрассудства, вырвать у шлюхи по имени Фортуна свой кусок презренного металла – и прыгнуть обратно, пока не отняли. А отнимать будут, сталкер. Но зато если отстоишь…

– Что же ты раньше золото не забрал? – спросил он. – Может, и раздербанили твой схрон давно. Почти сорок лет прошло.

– А ведь верно, епа! – добавил Питон с заметным унынием в голосе. – Колода, тут ведь сам видишь, какие перемены. Загорает уже кто-нибудь под пальмами на твои бабки. Или свиньи пучеглазые растащили.

Колода усмехнулся, почесал подбородок и сказал:

– Может, и так. Но я почему-то уверен, что какие бы твари здесь ни водились, а некрофилов среди них нет. Да и я хоть молодой, но не полный же дурак был. Так что не загоняйтесь, ребятки. Лежит оно себе глубоко и тихо, в компании спокойных, вернее – покойных, людей.

– На кладбище! – выразил догадку Сапсан.

Колода молча кивнул и, встав с камня, спросил:

– Ну что, парни? Рванем по бездорожью за лучшей долей или будем проторенными дорогами до смерти ковылять? Никого не напрягаю, но покумекайте хорошенько. Особенно ты, Игорек. У тебя, как мне Гарик цинканул, делишки швах, а?

– Почему это? – удивился Сапсан.

Старый зэк ехидно поморщился.

– Только бровки домиком строить не надо, – сказал он. – Сколько отсюда до твоего барыги тараканить-то? Верст пятнадцать? А там чифир-колорифир и все свои. И зачем тогда двух зэков противных на картошку тянуть?.. Как считаешь?

Сапсан оторопел. Да уж, подсуропил ему Гарик на посошок. Теперь надо, как там у них говорится, съезжать с предъявы. А то ведь, не ровен час, еще что-нибудь подбросят.

– Ты, старый, гони, да не загоняйся! – наконец буркнул он, постаравшись изобразить на лице праведное негодование. – Я сказал, что доведу до границы, значит, доведу.

– Доведешь, Игорек, – сказал Колода. – Только лично мне в Белоруссию уже не надо, а к барыге тебе хода нет.

– С чего вдруг?

– А с того, парень, что сегодня вечером твоя морда лица будет в международном розыске с соответствующей припиской. И Скряба твой ее срисует. А потом сразу поймет, как торпеда его объегорить решила, да не сумела. Рад он будет такому раскладу? Гарик думает, что не очень. И я с ним согласен. А ты?

Это был, фигурально выражаясь, удар под дых. Мысленно стараясь найти выход из своего нынешнего положения, Сапсан на секунду прикрыл глаза. Все правильно говорит Колода. Посторонние торговцы о разыскиваемом сталкере узнают вряд ли, но Скряба – дядька обстоятельный. Любая связанная с Зоной информация попадает в его руки очень быстро, а уж сводки о пойманных на левом сбыте сталкерах он просматривает в числе первых. И надо же было до такого самому не додуматься!

Многозначительно пощелкивая предохранителем «хеклера», Питон исподлобья смотрел на Сапсана. Сапсан, в свою очередь, задумчиво поглаживал обрез. Попал ты, бродяга, в переплет. Да, к Скрябе сейчас податься нельзя – это однозначно. Расстроен сейчас Скряба, очень расстроен. Но соглашаться на дичайшую авантюру, которую предлагает Колода… Гарик ведь правду про центр Зоны сказал – жесть жестянская.

Правда, одного только эта бандитская рожа не учла – сидя на окраине, увидишь немногое. И к тому же у страха глаза велики. Вон о некоторых сталкерах из бара в бар легенды ходят. Да что там легенды! Профессор с Медведем в Припяти были? Были. Вернулись? Еще как вернулись! Скряба после этого за два дня четыре раза весь алкогольный ассортимент полностью обновлял. А сейчас Сапсану в его бар ход закрыт. И задобрить бармена нечем – еще неизвестно, сколько стоит этот жмуровский артефакт. Ну как окажется очередной бирюлькой вроде «булавки»? А золото – оно всегда цену имеет. Всегда и везде.

Сталкер еще раз провел рукой по гладким стволам обреза. Не подведи, стервец.

– Раньше смерти не умрем, а пожить красиво тоже хочется, – сказал он. – По поводу того, что слиться хотел, говорить ничего не стану, потому что не слился. Вместе пойдем. Только, чур, уговор – меня слушаться во всем и сразу. Скажу стоять – стоим, лежать – лежим. И лежим хоть сутки до тех пор, пока не прикажу встать. И вариантов быть не может.

– Снова начинаешь командира корчить? – окрысился Питон.

– Цыц! – с неожиданной злобой в голосе прикрикнул на спортсмена Колода. – Он дело говорит. Но за свой базар ответить должен будет. Так что если в бозе почить придется, то всем вместе. Как тебе, Игорек, такая обратка?

Сапсан кивнул:

– Идет. Но чуть кто рыпаться начнет, – он многозначительно посмотрел на спортсмена, – дорога сразу кончится.

– Не начнет, – уже без прежнего гонора процедил тот. – За собой лучше смотри.

– Да, парни, – хохотнул Колода, – чую я, скорешитесь вы быстро.

Зона, как шутят сталкеры, похожа на сказку. Чем дальше – тем страшнее. Поймаешь удачу или пулю, найдешь дорогой артефакт или нарвешься на логово снарка – никто не знает, чем обернется очередная вылазка в аномальные дебри. Поэтому опытный сталкер, отправляясь в глубокий рейд, старается не оставлять долгов вне Периметра. А когда собирается идти не в одиночку, то сперва обязательно проверит, есть ли невыполненные обязательства у компаньонов.

Неписаное правило всех бродяг «кто вернулся – тот за всех и платит» Сапсан узнал, будучи еще новичком, когда попытался примкнуть к группе Худого, отправлявшейся следующим утром на Агротех. Худой тогда быстро выяснил, что он Скрябе еще десять штук за прибор ночного видения не отдал.

«Представь, – объяснял Худой, прихлебывая пиво из большой кружки, – что ты пошел со мной и не вернулся. Сдох, короче. И твой чирик уже я буду Скрябе должен. Знаешь, почему? Потому что никто и никогда не узнает, как ты сдох. Может, ты в какую-нибудь „изнанку“ по своей дури вляпался, а может, я тебя специально в нее загнал. Или, вообще, мутантам скормил, чтоб самому уйти. Зона никому не расскажет, как на самом деле было, а я, когда вернусь, любого наплету. Я-то не урод какой-нибудь, пацанов никогда не кидал – кого хошь спроси. Но люди разные бывают, и ни одному барыге не хочется из-за чужого косяка или подставы своих деньжат лишаться. Поэтому или ты заплатишь ему за всех, кого по дороге потерял, или больше здесь не появишься. А виноват ты в их смерти или не виноват – уже Зона рассудит. Она все видит… Ты по Рубежу погуляй пока, „рачьих глаз“ каких-нибудь посшибай. А когда Скрябе долг вернешь – приходи, покумекаем, куда тебя пристроить. Если у тебя желание еще не пропадет».

Конечно, не все было так однозначно, и зачастую многое решал опыт. Если ходка сулила хороший улов, то ветераны, уверенные в надежности и честности своих товарищей, могли пойти, невзирая на то что компаньоны обросли многотысячными долгами. Однако правило «платит вернувшийся» соблюдалось всегда. Закон един для всех.

Придирчиво всматриваясь в каждую кочку, подозревая в смертельной опасности любой внешне безобидный пенек и с каждым шагом все больше углубляясь в Зону, Сапсан сильнее и сильнее понимал, какую мог бы сделать глупость, вернувшись к Скрябе. Но одновременно с этим он понимал и то, что, поведясь на предложение старого зэка, сделал другую глупость. И Зона покажет, какая из этих глупостей хуже.

Недостаток оружия пока отошел на второй план, уступив место другой проблеме – впервые он шел в большой рейд без напарника. Спутники-то вот они – рядом ползут. А напарника среди них нет. Питон, судя по манерам, не первый раз ствол в руках держит. Но успеет ли применить его в нужный момент? Знаем мы таких удальцов, которые, если в одиночку куда-то встревают, сразу чудеса стайерского бега показывают. Понту много, а на деле пшик. Хотя, может, он и не из таких. Нет, похоже, что этот молодчик из другого теста слеплен. Все для меня – ничего от меня. Ходит у них, гопников-переростков, такой принцип. Поганенький принцип, но живучий. Плюс его в том, что ради своей доли золотишка спортсмен пойдет на все, из любой дыры будет ценного проводника вытаскивать. Но, если поймет, что в этом проводнике уже надобности нет, – бросит не задумываясь. И хорошо еще, если не пристрелит напоследок. Ладно хоть Колода для него не пустое место. Вон как рявкнул, когда Сапсан правила местных реалий излагал. И послушался ведь Питон. Не зря старик свой авторитет получил и тоже наверняка все понимает. Только виду не подает. Знает, старый сиделец, когда стоит пальцы татуированные гнуть, а когда и воздержаться не повредит. Но вот кашлять что-то часто начал. Эпа, куда?!

– Стой! – Ухватив за рукав вырвавшегося вперед Питона, сталкер скомандовал: – Назад. Забыл, о чем условились?

– Да хорош тебе, епа! – сбросив его руку, ответил Питон. – Никого вокруг нет, а час уже ползем, как черепахи. Хоть бы показался кто, все развлекуха.

– Будет тебе развлекуха, – хмыкнул Сапсан. – Такая развлекуха будет, что пальчики оближешь. А сейчас вали назад и чтобы поперек меня не дергался. Ясно?

– Ясно, что ты баклан ссыкливый, – не скрывая презрения, сказал Питон. – Вокруг ни леса толкового, ни кустов больших нет, а мы все щемимся. Да, короче, епа! Вон пригорок небольшой, а под ним ложбинка. Я там вас подожду.

Сапсан посмотрел туда, куда указывал Питон. Действительно, ложбинка как ложбинка. Ничего себе такая, вполне обычная. Только листики в ней причудливо кружатся. Понятное дело – куда же приличной ложбинке и без маленькой аномалии. Хотя бы и такой простенькой, как «верти-лети». Эх, отправить бы в нее этого строптивого засранца, чтобы понял, почему черепахи при своей медлительности живут долго.

– Иди, – непринужденным тоном сказал он. – Только видишь, листики кружатся? Когда подойдешь метров на пять, камешек в них брось. Чисто для развлекухи.

– И че будет? – все же спросил спортсмен с некоторой опаской.

– А пойдем, покажу, – ответил Сапсан, обращаясь не только к нему, но и к Колоде, который, видимо сообразив, что сталкер готовит милую потешку, в разговор не встревал. – Если тебе понравится, дальше пойдем в таком темпе, какой тебе нужен.

Питон, похоже, учуял подвох, поэтому до ложбинки шли прежним порядком. Не доходя нескольких метров, Сапсан поднял руку, давая понять, что дальше нельзя, потом наклонился, поднял камень размером с желудь и, коротко размахнувшись, бросил его в аномалию. Прямо в центр попал.

«Верти-лети» отреагировала мгновенно. Сначала сонм лениво кружащихся листьев набрал обороты, втягивая в образовавшийся вихрь мелкие веточки и прочий лесной мусор, а через секунду вся эта шелуха, подняв вместе с собой брошенный сталкером камень, взвилась вверх. Бешено покрутившись на уровне второго этажа еще немного, «верти-лети» издала хлопок, похожий на звук петарды, и взорвалась, осыпав троицу дождем из грязного песка и мокрых глиняных комочков. Камень, сыгравший роль наглядного пособия, под изумленными взорами зэков приземлился метрах в десяти от разрядившейся аномалии.

Сталкер обернулся к спутникам и голосом заправского лектора сказал:

– Это «верти-лети». Ученые головы, чей рюкзачок, кстати, до сих пор тащу почему-то именно я, относят эту аномалию к категории гравитационных. Если бы на месте камня оказалось тело – не буду тыкать пальцем, чье, – то оно шлепнулось бы не в одном месте, а разлетелось по ближайшим кустам свежими мясными хлопьями. Будь «верти-лети» чуть мощнее, кусты были бы не ближайшими. Желающие развлечься и побегать еще есть?

– Нет, – буркнул Питон. И уже громче добавил: – Охренеть можно! Ты чего сразу не сказал, какие штуки здесь попадаются?

– А ты бы поверил? – в свою очередь спросил Сапсан, снимая с плеч и передавая ранец спортсмену, который его безропотно взял. – Я, пока подобный фокус собственными глазами не увидел пару лет назад, думал, что это обычные страшилки из местного фольклора. Только при мне тогда не камень раскрутило, а пса-интуита. Водится тут такая тварь безглазая. До сих пор в толк не возьму, как она в аномалию попасть умудрилась. Обычно слепыши их за версту чуют.

Колода кашлянул и поежился, опасливо глядя на вновь кружащиеся листья. Сапсан, решив ковать железо, пока оно горячо, кивнул в сторону возрождающейся «верти-лети».

– Это только одна из многих. Аномалии разные есть, но благодаря им сталкеры и кормятся.

– То есть? – спросил Колода, запахивая фуфайку, которую расстегнул по дороге.

– В аномалиях артефакты создаются. Было бы у нас что-нибудь железное и времени на подождать суток трое, можно было бы «губку» добыть. Или «зуду». Но тут не угадаешь, что именно «верти-лети» выдаст. Может из ржавого болта даже «браслет» сварганить, а может его и просто выплюнуть. Обычно так и бывает, кстати. Ученые голову ломают, но, как артефакты создаются – понять не могут. Из аномалии – и все тут. А почему, при каких условиях – черт его знает. Это Зона, она капризна.

Когда «верти-лети» осталась позади, сталкер указал на ближайший пригорок и сказал:

– Сейчас надо подняться и карту глянуть. Если аномалии пошли, значит, теперь и остальные радости появятся.

Пока поднимались по скользкому склону, Сапсан поглядывал на державшегося позади Питона и с удовлетворением отметил, что демонстрация с «верти-лети» дала-таки спортсмену понять, кто здесь старший. Обходя камни и переступая попадавшиеся рытвины, Питон размеренно переставлял крепкие ноги в замызганных серой глиной кроссовках, полностью повторяя маневры сталкера. Вот и отлично. Менжеваться в случае чего этот бойскаут рэкета вряд ли будет, но и нахально путаться под ногами больше не станет. Status quo ante bellum восстановлен, с чем можно себя поздравить.

Добравшись до вершины холма, Сапсан осмотрел окрестности. Первым делом он невольно бросил взгляд на юг. Где-то там за перелеском сидел у костра со своими паскудными корешами здоровяк Гарик. Там же, но чуть дальше возлежал на пригорке, подобном этому, труп «плакуши», а в кустах малинника тушкари доедали тело неизвестного бедолаги, невольно подарившего беглецам загадочный артефакт.

Запад и восток сталкера не интересовали. По этим сторонам света не было ничего, что могло привлечь внимание трех охотников за желтым дьяволом. На север, на север – как говаривал незабвенный Сеченый. Именно там распростерлись безжизненные кварталы Припяти, прорезаемые растрескавшимся асфальтом улиц. И молись, бродяга, Вечному сталкеру, чтобы не встретиться с теми, кто ходит по этим улицам.

Сейчас перед Сапсаном открылся вид, который любому наблюдателю ясно давал понять, что гостеприимством эти земли вовсе не страдают. Сапсану всегда было сложно осознать, что сюда когда-то приходило лето. Кажется, осень царит в Зоне вечно, лишь плавно меняя фазы – от едва начавшейся, еще позволяющей природе поиграть блеклой зеленью на редко появляющемся солнце, до глубокой, когда постоянные дожди, перемежаемые порывами ветра, прибивают к земле гниющие желто-черные остатки растительной роскоши.

То, что лежало перед сталкером и его спутниками, учебники по природоведению и географии называют пересеченной местностью. Высота холма не позволяла взору разгуляться, однако ее хватило, чтобы разглядеть поросший молодым ельником неглубокий овраг. За ним раскинулось испещренное ямами каменистое поле, служащее подступом к узкому перелеску из редко растущих деревьев, еще пару недель назад колыхавших листвой. А уже из-за перелеска проглядывала территория, разбившая остатки и без того едва теплившегося оптимизма.

– Равнину видите? – спросил Сапсан, указывая на грязно-зеленое поле, затянутое бледно-голубой дымкой. – Это, скорее всего, болото. Можно попробовать его обойти, но тогда придется протопать до самого утра. А ночью бродить по лесу без детектора аномалий рисково. Поэтому надо идти напрямик, на болоте хоть видимость более-менее нормальная. Но сначала определимся с маршрутом – на картах, какие бы убогие они ни были, брод должен обозначаться.

Взяв у Питона ранец, он вытащил стопку карт и стал их перелистывать, разбирая нумерацию от южной части Периметра. Наконец найдя нужную, стал внимательно ее изучать.

– Мы здесь. – Ткнув в неправильный овал, обозначающий пригорок, сталкер повел палец выше и остановил его на широком заштрихованном участке. – Да, это болото. Пунктир – это, конечно, тропа. Не думаю, что там очень топко, но слеги выломать придется. В любом случае, деваться некуда. Ну спускаемся, что ли?

– Не спеши, – сказал Колода, расстегивая ворот фуфайки. – Дай попить, а то жарко мне что-то. Упрел совсем.

– Сейчас. – Сапсан снова полез в ранец и достал полупустую бутылку. – Воды мало. Если по дороге ничего не попадется, замаемся потом.

– Там фляга жмуровская есть, давай ее. – Колода протянул руку. – Сразу не проверили, а просто так таскать неинтересно.

Открыв флягу, зэк понюхал плескавшуюся в ней жидкость. Потом пожевал губами и понюхал еще.

– Конина, – наконец вынес он свой вердикт. – Век воли не видать, коньяк это. А ну…

Наклонив горлышко, Колода аккуратно наполнил жестяную крышку янтарной влагой. Обмакнул палец, лизнул его и широко улыбнулся, обнажив два ряда стальных зубов:

– Я же говорил.

С этими словами он опрокинул в себя налитое. Дернувшийся кадык, покрытый седой щетиной, засвидетельствовал успешное прохождение спиртосодержащего продукта в пожилой организм. Шумно выдохнув, Колода поболтал флягу в руках и довольным голосом сказал:

– Земля пухом тому фраерку. – Завинтив крышку и отдавая флягу Сапсану, добавил: – Теперь пошли.

Спуск не занял много времени. Пока они шли, вернее – скользили по мокрому склону, наметанный глаз сталкера обнаружил за оврагом два аномальных пятна: чуть левее притаилась средних размеров «верти-лети», а вот прямо за оврагом разлеглась крупная «комариная плешь». Темное пятно в ее центре говорило о том, что аномалия уже успела поймать в свою могучую утробу что-то или кого-то.

Неизвестно, чем руководствовался человек, давший аномалии такое заковыристое название, но Сапсан, как и многие другие сталкеры, всегда считал, что правильнее называть ее просто «прессом». Ведь, по сути, «комариная плешь» просто втягивает в себя любой предмет и сжимает его до максимальной плотности. Но первоначальные имена, которые давали чудесам Зоны еще первые сталкеры, редко замещались на новые, хоть и более точные определения. Однако бывали прецеденты, как, например, с «лжеплакушей», прозванной так за вечно мокрые, словно плачущие глаза. Через некоторое время «лжеплакуша» стала просто «плакушей» – точности от такого сокращения не убавилось, а звучало проще. Другое дело – оставшаяся сама собой лжесобака, которая если кому и друг, то явно не человеку.

Спустившись первым, Сапсан подошел к покатому краю оврага и отметил, что хвойная поросль, на которую он обратил внимание еще с вершины холма, выглядит вполне обычно. Будь на дне балки какая-нибудь аномалия, молодые ели под ее воздействием обязательно или бы изогнулись, или вообще не выросли.

Тушкарей, любителей низин, здесь можно не опасаться. Мало того что трава в овраге невысокая, да и та давно полегла, так еще и запах хвои маленькие трупоеды не выносят. Нет, тут чисто. Спуститься, забрать вправо, чтобы обогнуть лежащую с другой стороны «комариную плешь», и можно спокойно вылезать. А там по полю уже и до перелеска всего ничего будет.

Придя к такому выводу, сталкер махнул зэкам, приглашая следовать за собой. Уже собираясь ступить в глубь оврага, Сапсан услышал гул, заставивший его позабыть о медлительности.

– Быстро! – громко прошипел он, ринувшись вперед и дернув за собой спутников.

Оказавшись внизу, он отполз под ближайшую елочку, как можно сильнее поджал ноги и жестами приказал зэкам сделать то же самое. По счастью, мешкать никто из них не стал.

Гулкий звук нарастал, переходя в тягучий клекот. Сторожко отодвинув еловую лапу, Сапсан посмотрел вверх и через пару минут вынужденно убедился в своем нехорошем предположении.

Транспортно-боевой вертолет МИ-24 не зря прозван «крокодилом». Претерпев за свою многолетнюю боевую историю череду различных модификаций, этот воздушный крейсер не избавился от характерного профиля, придающего ему сходство с пресмыкающимся хищником. И сейчас из-за холма, с которого они только что спустились, вылетел один из таких «крокодилов».

Провожая его взглядом, сталкер нахмурился. Интересно, что понадобилось военным в этой довольно безлюдной части Зоны? Идут на большой высоте и с приличной скоростью – значит, о детальной разведке местности речи не идет. Так спешить военные могут либо на выручку к сослуживцам, попавшим в какую-нибудь серьезную передрягу, либо к ученым, внезапно возжелавшим силовой поддержки и огневого сочувствия. Вспомнив разговоры патрульных на Периметре, Сапсан сорвал иголочку и начал ее задумчиво жевать. Но, быстро опомнившись, с отвращением выплюнул. Когда же отстанет от него эта детская манера! Вот вроде взрослый мужик, а тянет в рот всякую гадость.

По щиколотке стукнул камешек. Оглянувшись, сталкер увидел под соседней елочкой настороженное лицо Питона. Да, пора вылезать из своего неказистого укрытия.

Выбравшись из оврага и поднявшись во весь рост, Сапсан посмотрел в сторону, куда улетел вертолет. Что же они, черти зеленые, там забыли? Оглянувшись к зэкам, коротко сказал:

– Если вояки вертолет подняли, значит, в Зоне что-то случилось. Помните, еще у забора они что-то про миротворцев говорили? Так что это «ж-ж-ж» неспроста. И очень оно мне не нравится. Колода, ты еще не передумал свой Форт-Нокс расковыривать?

– Нет, – лаконично ответил старый вор, отряхивая с фуфайки прилипший песок и иголки.

Питон покрутил головой и усмехнулся, подтягивая рукава:

– Ну вертолет, епа, и че? Теперь из-за этого приседать, что ли?

– Приседать мы, конечно, будем, – парировал Сапсан. – Но приседать – не убегать. Так ведь? Просто теперь будем иметь в виду, что могут появиться непредвиденные сложности. Какие – не знаю. Но могут. А пока давайте-ка в прежнем темпе вон до тех деревьев. Колода, ты как?

– Нормально, нормально, – хрипло сказал тот. – Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах.

– Тогда айда, господа старатели.

Обойдя стороной жадно хватающую пустоту «комариную плешь», все трое спорым шагом направились к перелеску. Попадавшиеся по дороге ямы и рытвины, заполненные грязной водой, Сапсан воспринимал как необходимую тренировку перед грядущей переправой через болото. Питон с Колодой не отставали, но было заметно, что старый зэк, хоть и старался держаться бодрячком, начал откровенно сдавать. То и дело слыша за спиной его натужный кашель, сталкер крепче задумывался над длительным привалом с хорошим костром. При такой погоде схватить воспаление легких – раз плюнуть. Только где бы разжечь этот костер, чтобы не привлекать лишнего внимания? В общем, перейдем болото, а там видно будет.