Текст книги "Заместитель командира. Мистика"

Заместитель командира
Мистика
Алексей Тенчой

Или «Шестьдесят минут в могиле»

© Алексей Тенчой, 2017

ISBN 978-5-4485-9241-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ярко-красный кроссовер с читинскими номерами мчался на огромной скорости по автодороге федерального значения А166. За рулем китайского автомобиля сидела молодая девушка, недавно получившая водительские права. Этому поспособствовал ее влиятельный отец, сделав пару звонков нужным людям (он занимал один из ключевых постов в системе правоохранительных органов Забайкальска).

В салоне автомобиля громко играла электронная музыка; девушка, слегка придерживая руль кистью левой руки, пританцовывала верхней частью своего тела и кивала головой в такт композиции. Дальний свет ксеноновых фар обеспечивал хорошую видимость дороги, несмотря на глухую ночь. Она любовалась исполинскими соснами, вырастающими прямо из темноты слева и справа от автомобиля. Достала телефон, пыталась сфотографировать сияющую высоко в антрацитовом небе серебристую луну, чтобы завтра утром показать отцу эту красоту. Но на снимке ночное светило выглядело как бледная молочно-белая точка. Разочарованно вздохнув, девушка убрала телефон в сумочку и прибавила газ.

Внезапно ее ослепил резкий свет, она почувствовала сильный глухой удар, металлический скрежет, хлопки… Молодая женщина не успела ничего понять, только почувствовала, как что-то сдавило грудь и появилась тупая боль в голове. Девушка накрыла ее руками и попыталась пригнуться. Распахнутые от ужаса глаза наблюдали словно замедленную съемку того, как ее машину со страшной скоростью разворачивает и несет к обочине. «Ом мани падме хум!» – выкрикнула девушка, случайно вспомнив мантру, которую часто начитывал ее отец. Произносимые миллионами людей древние слова пришли к ней вовремя. Послышался глухой стук, автомобиль резко дернулся и замер. Девушка не шевелилась.

В ночном выпуске новостей Забайкальского края, вышедшем в эфир через несколько часов, сообщили, что на автомобильной дороге федерального значения А166 Чита-Забайкальск в Оловяннинском районе произошло лобовое столкновение двух легковых автомобилей с летальным исходом. Сорокалетний безработный мужчина, находившийся за рулем автомобиля ВАЗ-2109, не справившись с управлением, допустил выезд на полосу встречного движения. Как выяснилось позднее, он был в состоянии алкогольного опьянения. Двадцатилетняя студентка, находившаяся за рулем китайского кроссовера Great Wall, не успела вовремя среагировать на внештатную ситуацию. Водитель девятки скончался на месте. Девушка была пристегнута ремнем безопасности, что уберегло ее от несовместимых с жизнью травм – у нее закрытая черепно-мозговая травма и ушиб грудной клетки. В машине сработали все 6 подушек безопасности. Она была доставлена в ближайшую районную больницу.

Авария произошла в нескольких километрах от сельского поселения «Хада-Булакское».

****

– Молодое пополнение прибыло, – доложил солдат, дежуривший на КПП.

Шумно открылись тяжелые металлические ворота, и автобус, забравший призывников со сборного пункта, заехал на территорию части.

Полковник Бурнашев наблюдал за происходящим из окна своего кабинета. Через час его заместитель по работе с личным составом, майор Звонарев произнесет приветственную речь перед призывниками, которая вдохновит тех, кто со страхом прибыл на военную службу, и немного припугнет тех, кто намерен показывать здесь свой характер. Затем наступит период адаптации, когда молодые солдаты будут учиться обращаться с табельным оружием, выполнять несложные физические упражнения, общаться с психологами и готовиться к принятию присяги…

Он вспомнил, как сам присягал на верность Родине более двадцати пяти лет назад. Сердце было готово вылететь из груди, дыхание сбивалось от захватывавших его переживаний. Бурнашев принимал присягу первым благодаря фамилии – очередность определялась по алфавиту. Он боялся от волнения забыть слова, которые вызубрил наизусть. Чеканный шаг, звонкий дрожащий голос, слезы и улыбка матери, бледно-голубое платье которой он видел сквозь забор.

Тогда текст присяги для него был не просто словами, не то, что для нынешних «детей Интернета». Выйдут, проскользнут по бумажке своим пустым взглядом, ни мысли не проблеснет, ни слезинки не промелькнет… Нет, он не мог, как ни пытался, понять этих ребят. Он помнил, какую гордость испытывал сам, давая торжественную клятву на верность отечеству, и как щемило сердце при взгляде в глаза матери, полные любви. Это был большой шаг для неопытного подростка, как бы разделявший жизнь привольную и жизнь по уставу. Но все это осталось в далеком прошлом…

Мать давно похоронена на городском кладбище Брянска, а сам он почти круглосуточно живет в этом небольшом кабинете с серыми стенами и покосившейся картиной. На полотне был изображен какой-то унылый пейзаж в тускло-желтой гамме. Продавленный диван с потрескавшейся обивкой из кожзаменителя стал его ежедневным пристанищем.

Мечта матери – увидеть внуков – так и осталась несбывшейся… Нет, он был женат, пытался стать добропорядочным семьянином, но тяготы военной жизни – постоянные переезды, отсутствие возможности свободно распоряжаться своим временем – выдержит далеко не каждая женщина. Тамара вот не выдержала. И Игорь Алексеевич ее в этом не винил. Ушла так ушла… Им, женщинам, столько всего нужно: внимание, забота, слово ласковое… А у него на все это попросту не хватало времени, да и, надо признаться, иногда и желания. Для него служба всегда была и будет на первом месте. «Может, и вправду ей живется лучше с тем бухгалтером, в которого она якобы влюбилась… Или кто он там еще…» – думал иногда Бурнашев, вспоминая о бывшей супруге. С тех пор с женщинами Бурнашев взаимодействовал исключительно по служебным вопросам, решив, что он не создан для романтических отношений любого рода.

Все его мысли и чаяния были посвящены вверенной ему воинской части, солдатам и офицерам. А людей у Бурнашева было много – общее число военнослужащих в части переваливало за тысячу. Он мог бесконечно планировать, как улучшить быт подчиненных, без устали выбивая деньги из центра для реализации своих идей. Любил прогуливаться по территории, подмечая мельчайшие детали, которые недосмотрел завхоз. «В коридоре перегорела еще одна лампочка, надо сказать Петровичу», «щеколда на калитке отваливается, и куда только глядит Петрович», – подобные мысли крутились в голове Игоря Алексеевича во время таких прогулок.

Полковник Бурнашев уже многие годы возглавлял танковую воинскую часть, которая дислоцировалась вблизи Новосибирска. Его безупречная служба была отмечена многочисленными медалями и наградами. Коллектив, который находился в подчинении у Игоря Алексеевича, уважал его, а не боялся, как это часто бывает в военных гарнизонах. Осетины, русские, якуты – служащие с разных концов России сосуществовали на огороженной территории, и конфликты среди солдат были крайне редки. Бурнашев всегда знал, что происходит в доверенной ему части, и неуставные отношения, случаи нарушения дисциплины пресекал на корню.

Выглядел полковник лет на 50 с хвостиком: между седых кустистых бровей пролегла глубокая морщина, которая не исчезала даже тогда, когда он улыбался. Спокойный прямой взгляд его холодных серых глаз, казалось, проникал в самое сердце и делал больше, чем цифровой полиграф: у подчиненных моментально пропадало всякое желание приврать или умолчать о чем-то.

Репутация Бурнашева и слухи о его воинской части распространились далеко за пределы Новосибирска, и семьи готовы были на многое, лишь бы их сыновья проходили службу именно в этой части. В ход шли деньги, связи, попытки соблазнения – российский люд с фантазией, способен на многое. Но в часть попадали не иначе, как по распределению из призывного пункта. Бурнашев на все просьбы лишь пожимал плечами, многозначительно указывая крючковатым пальцем вверх и приподнимая свои совиные брови, мол, не в моей это власти, граждане. Такой прием обычно срабатывал, и ходоки растворялись в коридоре. Особо настойчивым (чаще всего это были дамы) он зычным басом объяснял вежливо, но твердо, что он, конечно, и мог бы (тут он задумчиво и довольно кокетливо поводил бровями), но их сыновьям это не поможет попасть в часть никоим образом. В любом случае, молодое пополнение – так командование называет недавно прибывших военнослужащих – обычно с облегчением вздыхало, получив определение в эту воинскую часть.

Подразделение Игоря Алексеевича находилось на хорошем счету и у руководства, будучи в числе лучших в Сибири. Соревнования по определению «лучшей» воинской части проводились то и дело, гласно и негласно. Критериями оценки могли служить условия содержания солдат, уровень дисциплины или что-то еще – изобретательности командованию не занимать. Нельзя было сказать, чтобы Бурнашев делал что-то особенное, чтобы выслужиться перед руководством. Он просто действительно любил свою работу и оттого стремился к совершенству во всем, что ее касалось, будь то вопросы питания солдат или перегоревшие лампочки в коридоре медпункта.

Сегодня выдался серый, пасмурный день; небо налилось свинцовыми тучами, но разразиться дождем отчего-то не спешило. Полковнику нравилась такая погода, он ощущал, что в такие дни мир внешний как бы настраивается на одну волну с его внутренним миром. Ему казалось, что ярко светящее солнце словно пытается заразить людей ложным оптимизмом, напитать беспочвенными надеждами и обещает так никогда и не наступающее светлое будущее. Лишь в дни унылые, прохладные, хмурые, когда дома, деревья, небо – словом, все вокруг словно нахохлилось и ушло в себя, явив миру свой первозданный, непритворный облик, – человек может встретиться лицом к лицу с самим собой, задуматься о самом главном и услышать истину.

Бурнашев из окна увидел, как худой паренек с блестящими черными глазами забежал в клуб – это был Мага, солдат из Дагестана, проходящий военную службу по контракту. Он с ребятами будет репетировать традиционную лезгинку – скоро в клубе состоится очередной концерт. Выходцы из солнечного Кавказа продемонстрируют ловкость ног во время самого зажигательного танца; якуты сыграют на диковинных музыкальных инструментах, подражая звукам животных; русские ребята спляшут вприсядку и, может быть, сыграют на гармони… Деньги на постройку клуба для проведения творческих вечеров Бурнашев выбил после того, как часть признали лучшей по бытовым условиям содержания солдат. Пару лет назад построили теплые и удобные казармы, оборудованные по последним стандартам, два пятиэтажных дома для служащих с семьями. В планах было построить школу и сад для детей военных. Вот только дождаться бы денег из центра… Он еще раз окинул взглядом территорию воинской части и, улыбнувшись одними уголками губ, вышел из кабинета.

Ребят в этот осенний призыв прибыло много. С виду все производили впечатление подходящих, «правильных» солдат. Но по опыту Игорь Алексеевич знал, что всегда найдутся те, кто склонен к агрессии; большинство будет середнячками – так называемое болото, и обязательно есть слабаки. «Психологи разберутся», – подумал полковник, рассматривая ребят.

– Шеф, вам звонок по красной линии, – напряженный голос Звонарева прервал поток его мыслей. Бурнашев оглянулся – его зам высовывался из окна своего кабинета и активно жестикулировал.

Полковник быстрым шагом вернулся к себе и поднял телефонную трубку, которая издавала свои трели редко, но, как говорится, метко. По этому телефону ему могли звонить всего пара людей. И уже по дыханию он мог определить, кто на другом конце провода. Красную трубку он всегда поднимал со смутным чувством тревоги: после такого звонка, как правило, что-то в его жизни или в жизни его части непременно менялось. В лучшую или худшую сторону. В этот раз на том конце провода был заместитель командующего войсками Сибирского военного округа – генерал-лейтенант Соболев. «Гм, наверное что-то срочное», – подумал Бурнашев, тотчас нахмурившись.

– Игорь Алексеевич, как здоровьице? – обычно прямолинейный, сегодня начальник решил отдать дань вежливости. Наверное, действительно случилось что-то серьезное.

– Живы-здоровы пока, служим на благо Родине, – Бурнашев перенял добродушно-ироничный тон собеседника.

– Игорь, у меня для тебя новости. Скорее всего, они не слишком тебя обрадуют, – начальник решил не затягивать с прелюдией.

Бурнашев напряженно молчал, ожидая продолжение.

– Алло! Ты меня слышишь? Центр принял решение передислоцировать твою часть. Через три недели вы должны быть на новом месте, рядом с селом Хада-Булак, это где-то возле Байкала. Подробности вам сообщат телеграммой.

Полковник стиснул зубы и обреченно закрыл глаза. Всем планам конец. Все труды в лучшем случае достанутся какой-то другой части, а в худшем – просто пропадут зря.

– Ты вообще тут? Алло! – голос шефа звучал требовательно и весьма раздраженно.

Решив не нервировать Соболева лишний раз, Бурнашев коротко ответил:

– Есть. Вас понял. Ждем телеграмму для дальнейших указаний.

Разговор был окончен. Игорь Алексеевич устало сел на диван и уставился перед собой. На этот раз новость по красному телефону превзошла все предыдущие. Менялась жизнь его, всей воинской части, а также какой-то непонятной деревеньки со сложным названием.

– Нужно сказать подчиненным. Срочно, чем раньше, тем лучше, – он резко вскочил на ноги, но тут же снова опустился.

«Нет. Должны быть какие-то иные варианты. Столько уже сделано, столько всего построено! Почему переводят именно нас? Именно сейчас? – Бурнашев сокрушительно вздохнул, опустив внушительные плечи, – надо срочно перезвонить Соболеву».

Он снял было трубку, но тут же положил ее на место, словно испугавшись своего порыва. «Нет, я не могу демонстрировать свое недовольство… Мало ли, какие у меня были планы. Это же военная служба! Командованию виднее. Нет, не нужно… Что это со мной? – он сам удивлялся своей реакции на приказ, – Я же не первый год на военной службе. Как девчонка разволновался…»

Командир части то ли ворчал на себя, то ли уговаривал самого себя. Противоположные мысли и решения хаотично возникали в его голове. Неожиданный приказ нарушил любовно лелеемые Бурнашевым планы по развитию своей части. Впереди – неизвестность, которая сбивала полковника с толку больше всего. «Что там за местность? Есть ли там казармы, корпуса? Что там за люди живут?» – эти вопросы вихрем кружились в его сознании.

Он подошел к карте и нашел глазами Забайкальский край. Поставил на нем жирную красную точку. Мысленно представил себя там. Снег, кругом лес, редкие прохожие напоминают зомби – лица скрыты теплыми платками и шарфами, видны лишь одни глаза, опухшие от многодневных, многолетних возлияний. Бррр… Бурнашев потряс головой, чтобы прогнать неприятный образ… Не может же быть все так плохо, как рисует его воображение!

– Ведь живут же там люди, значит и мы сможем. Привыкнем, обживемся и на новом месте… Где наша не пропадала! – полковник уговаривал и подбадривал сам себя.

Кое-как смирившись с этой мыслью, он обрел способность действовать. Созвал своих заместителей. Сообщил им поступившие новости. Подчиненные, казалось, никак не могли переварить эту мысль и сидели, не произнеся ни слова. Лишь их раскрытые рты и приподнятые брови говорили о том, сколь неожиданной для них была эта новость.

– Обсуждению приказ не подлежит, – сухо проговорил полковник, – необходимо в кратчайшие сроки организовать переезд части.

Позже пришла телеграмма, о которой говорил Соболев. В ней предпринималась хоть какую-то попытка объяснить причины столь внезапного решения руководства. Передислокация, оказалось, была обусловлена необходимостью укрепить танковые войска на восточных рубежах России. Новое место дислокации – бурятская деревня Хада-Булак, Забайкальский край.

Что поделаешь, приказ есть приказ. В этом и есть специфика военной службы – не привязывайся к месту, все равно переведут в другое. Нехотя Игорь Алексеевич начал готовить подчиненных к переезду.

****

Воинской части выделили небольшую территорию в местечке Хада-булак, что в переводе с бурятского языка означает «горный родник». Местность здесь и вправду была горная, однако родника в Хада-булаке давно уже не было. Местные жители поговаривали, что источник высох из-за того, что его хозяину (под этим словом они понимали некоего «духа-покровителя») не поклонялись должным образом. Бурнашев же полагал, что родник высох всего лишь из-за изменений климата. В любом случае, какова бы ни была истинная причина, место это пришло в запустение. Куда ни глянь, везде валяются пустые бутылки и окурки дешевых сигарет.

Но запахи в этих местах были дивные, особенно после дождя. Воздух словно хотелось пить, в нем смешивались ароматы лесных ягод, трав, деревьев, самой земли… «Словно хоть разливай этот воздух по бутылкам и продавай жителям мегаполисов, чтоб прикладывались время от времени… – Бурнашев удовлетворенно хмыкнул. – Ну что ж, нет худа без добра». На новом месте его любимое занятие – прогулки по территории – приносили полковнику еще большее удовольствие.

Когда-то здесь был не только родник: в советские времена на этом месте функционировало сельское профтехучилище, затем совхоз племенного животноводства, который распался после развала СССР. Местные жители поговаривали, что еще раньше неподалеку от этого места была бурятская деревня, в которой жили довольно зажиточные люди. Они владели некоторым подобием крупных помещичьих имений европейской части России. У них были земли, усадьбы, имущество. Правда, от этих владений сейчас ничего не осталось, говорят, постарались во время национализации. Разгромили дома, разграбили инвентарь и имущество. Как бы то ни было, несмотря на закрытие совхоза, хозяйственные помещения остались и были вполне пригодны для повторного использования. Теперь на этой территории расположилась воинская часть. Предстояло много работы, чтобы приспособить имеющиеся здания к её нуждам.

В введении Бурнашева было 250 танков, большинство из которых представляло собой модель Т-90, принятую на вооружение Российской Федерацией в 1993 году. Обслуживало эти машины около тысячи человек, также имелась рота связи и передвижная кухня с поварами.

Но такая кухня хороша на первое время, в полевых условиях, а на носу суровая зима – значит, надо обживаться, вводить в эксплуатацию стационарные объекты для приготовления пищи. В распоряжении части было несколько подходящих помещений, где можно хранить продукты и кухонную утварь, готовить еду. Также имелось подходящее под столовую здание. В общем, были все возможности для того, чтобы обеспечить бесперебойное и сытное питание для всех военнослужащих и персонала. Бурнашев поручил навести порядок во всем этом хозяйстве своему заместителю по тылу, капитану Лизнёву Борису Николаевичу.

Лизнев был ровесником командира, но имел капитанский ранг из-за двух понижений в должности. Он выглядел намного старше своих сорока шести лет: сутулые, хоть и широкие плечи, рано поседевшие, редкие волосы, многочисленные глубокие морщины, ничуть не красившие его лицо. Багровые прожилки на носу и щеках свидетельствовали об обильных возлияниях в прошлом. В почти бесцветных глазах капитана Лизнева наблюдательный человек мог заметить то еле уловимое выражение, которое появляется у людей, накопивших много невысказанных претензий и обид. Плотно сжатые губы с опущенными вниз уголками говорили о внутреннем напряжении этого человека, его постоянной готовности к худшему из возможных вариантов развития событий.

Правда, нельзя сказать, что и жизнь баловала этого человека. Мать сразу после родов отказалась от него. Мальчик воспитывался дальней родственницей, которая жила в небольшой деревне и воспринимала его скорее в качестве рабочей силы, чем как ребенка, которому нужна забота. О каких-то проявлениях любви, в которой нуждается каждое человеческое существо, не могло быть и речи. С раннего детства Боря полол картошку, ходил за коровами, сажал и собирал урожай, а потом, когда немного подрос, работал на сенокосе и колол дрова, – в общем, выполнял всю ту работу, которой ежедневно посвящена жизнь деревенских жителей. Школа находилась в 4 километрах от дома, но для него эта долгая дорога была единственной возможностью хоть немного отдохнуть и помечтать. Это было спасением для юнца, за свою короткую жизнь не услышавшего ни от кого ни единого доброго слова. Он, с тяжелым портфелем за спиной, медленно шагал в школу, где его ждали издевательства одноклассников и придирки учителей. К счастью, он обладал развитым воображением – спасительной соломинкой для тех, на кого суровая реальность давит со всех сторон своей неотвратимостью. Иногда он верил, что в конце дороги его ждет добрый волшебник, который исполнит все желания Бори. Иногда ребенок представлял, что сам является таким волшебником. Он семенил по узкой, с выбоинами дороге и размахивал тонкой березовой или осиновой веткой, нашептывая таинственные заклинания. И на какие-то минуты мальчик забывал о том, кто он такой и где находится.

Как только представилась возможность, Борис подделал документы, увеличив свой возраст в паспорте, и поступил на службу в армию. Поначалу ему все нравилось: знай, ходи себе строем да приказы выполняй, и все довольны. Но потом сослуживцы начали донимать Лизнева придирками то из-за невысокого роста или нескладной фигуры, то из-за непонятного происхождения или странной склонности внезапно уходить в себя. И тогда будущий капитан сочинил легенду. Борис стал рассказывать всем, что на самом деле он сын одного высокопоставленного военного чиновника из Москвы, который хотел, чтобы его ребенок испытал на себе, что такое настоящая военная служба и прошел через все самостоятельно. И что это страшно секретно, поэтому никто не должен об этом знать. Может быть, ребята и впрямь поверили этим россказням. А может, им просто надоело дразнить конопатого деревенского слюнтяя, который даже не может дать отпор, но только с тех пор обидчиков у Лизнева поубавилось.

Практически все время Борис проводил в гарнизоне, за территорию выходил редко – никто его не ждал и не к кому ему было торопиться, в отличие от других солдат, которым матери и невесты писали длинные, полные слез и женской любви, письма. Ни в какие самоволки не ходил и подавно. Даже отпуск он, уже будучи офицером, предпочитал проводить на службе. Все офицеры и солдаты давно уже привыкли к чудаковатому, замкнутому одиночке и предпочитали не лезть к нему в душу, опасаясь неадекватной реакции в ответ.

Тяжелые личные обстоятельства привели к тому, что у Лизнева сформировался трудный характер, из-за которого он то и дело оказывался вовлеченным в разные скандалы, нередко им самим и спровоцированные. Он имел плохую для военного человека привычку делать скоропалительные выводы, что часто приводило к разного рода недоразумениям.

В первый раз он был разжалован из-за конфликта между ним и старшим по званию офицером. Тогда Лизнев получил какой-то рядовой приказ от полковника, имевшего осетинское происхождение. В Дисциплинарном уставе Вооруженных Сил зафиксировано, что любой старший по званию военнослужащий – это начальник. И приказы его надо выполнять беспрекословно. Лизнев же позволил себе несколько оскорбительных высказываний с расистским оттенком, прежде чем выполнить приказ начальника, в результате чего на него наложили дисциплинарное взыскание и понизили до майора. Что и говорить, он почувствовал, что с ним обошлись чудовищно несправедливо, и затаил злобу на всех сослуживцев неславянского происхождения.

Скверный, несдержанный характер Лизнева сослужил ему плохую службу и в дальнейшем: примерно через полтора года после первого случая ему понизили воинское звание во второй раз. Тогда он вызвал на дуэль майора связи, который, по мнению Лизнева, воровал кабель из части и продавал на стороне. Дело получило огласку и дошло до военной прокуратуры. В итоге дуэль, конечно же, не состоялась, но был военно—полевой суд, на котором вина майора не была доказана, вследствие чего наказание за клевету понёс зачинщик конфликта – Лизнев. И ему заново пришлось выслуживать звёздочки на погонах.

Он и сам понимал, что неумение владеть собой и чрезмерная раздражительность только мешают ему в жизни, но ничего не мог с собой поделать, будучи не в силах противостоять захватывающему его гневу. Если бы не его упрямство, вспыльчивость и детская задиристость, он в свои годы давно был бы подполковником.

Но командир части считал его неплохим хозяйственником, знающим не понаслышке, как наладить быт в воинской части. Потому и закрывал глаза на непростой характер своего подчиненного. А, возможно, Бурнашев просто отдавал дань их общему прошлому, когда он и Борис Лизнев, будучи ровесниками, вместе учились в Ташкентском танковом училище города Чирчик. И даже ухаживали за одной и той же девушкой, Тамарой, которая отдала предпочтение Игорю Бурнашеву. Лизнёв тоже через какое-то время женился. Но не прошло и двух лет, как он вновь был неженатым. Бывшая супруга не выдержала его сложного характера. Время шло, Игорь Алексеевич стал командиром части, дослужился до полковника, а Борис Николаевич, как известно, все еще имел звание капитана.

Много раз Бурнашев сталкивался с Лизневым во время своих променадов – его зам неспешно прохаживался по территории и приглушенно бормотал что-то себе под нос. Во время одной из таких прогулок в первые дни после переезда он подошел к Бурнашеву своим тяжелым шагом и гулко пробасил:

– Алексеич, я тут подумал… а давай свиней закупим, там в углу есть старый свинарник, его легко восстановить. Будет, чем холодными зимами животы наши греть.

Бурнашев обрадовался, что его обычно мрачный зам вдруг решил выйти с конструктивным предложением, и, как всякий дальновидный руководитель, решил не давить зачатки инициативности подчиненного.

– Идея-то неплохая, Боря, но только за каждую копейку теперь надо отчитываться. И у кого ты свиней купишь, у деревенских что ли? Надо ведь конкурс проводить на поставку продукции, сейчас с этим строго стало. Просто так не пойдешь к первому попавшемуся продавцу и не купишь, – покачал головой Игорь Алексеевич.

Лизнев молча кивнул, ожидая продолжения.

– А местные люди вряд ли вообще слышали о существовании тендеров. Но мыслишь в правильном направлении, капитан, – решил подбодрить подчиненного полковник, – подготовь мне конкретные предложения, изучите рынок. Пусть Наталья поможет тебе с оформлением.

Бурнашев решил, что его секретарю пора получать новые знания, да и Лизневу помощь в бумажной работе не помешает.

– Есть, командир, – лицо Лизнева просветлело.

Он уже видел, как в почти новехоньком, свежевыкрашенном свинарнике поселили гладеньких, розовых поросят. Представлял, что он подкармливает их лебедой, как в детстве, любовно покрикивая на них. Возможно все дело было в том, что с животными этот человек ладил куда лучше, чем с людьми.

****

В течение месяца подготовили и провели торги, закупили полторы сотни поросят у районной свинофермы, предложившей наилучшую цену. Солдаты под присмотром Лизнева привели в порядок свинарник. Теперь к зиме часть была, можно сказать, готова.

Но Бурнашев знал, что надо еще работать и работать, чтобы жизнь солдат и офицеров в части стала хотя бы приемлемой. Он старался не травить себе душу воспоминаниями об их прошлом месте дислокации, о том комфорте, который они были вынуждены столь спешно покинуть.

Привычные мысли о том, как улучшить быт военнослужащих и их семей, непрерывно крутились в голове полковника. «Надо не затягивать со строительством жилого дома… – думал Бурнашев, оглядывая территорию. – Офицеры с семьями не смогут постоянно жить в казармах». В части служило около двухсот офицеров, большинство из которых были женаты, у них имелись дети, и эти семьи Игорь Алексеевич намеревался разместить где-то неподалёку от казарм.

– Вот только кому бы поручить возглавить строительство? Неужели новому заму? – вслух сомневался командир части.

Бурнашеву выделили нового заместителя – Дамбаева Батора Дамбаевича. Согласия полковника не спрашивали, зато хоть обозначили в общих чертах причину: нужно иметь человека, который разбирается в местных обычаях и особенностях. Игорь Алексеевич, в общем-то, не возражал. Действительно, большинство населения в Забайкальском крае буряты – народ с уникальными, порой крайне своеобразными традициями, уходящими в глубокую древность. И неплохо было бы иметь под рукой человека военного, но с местным менталитетом.

Согласно досье, Дамбаев отвечал за строительство отдельных объектов инфраструктуры военного городка в г. Улан-Удэ. Он обладал многолетним управленческим опытом и немалым стажем военной службы. Личное дело выглядело чистым, ни в каких неприятных историях Дамбаев замечен не был. Не женат, детей нет. Самое оно для военной службы. Он, хоть и имел звание капитана, однако был самым молодым заместителем командира, например Лизнева он был младше на 9 лет.

Бурнашев еще плохо знал нового зама и, несмотря на положительную характеристику, не был до конца уверен, можно ли ему поручить возглавить строительство пятиэтажного дома для офицеров. Он прогуливался по новой территории и думал: «Ведь нужно будет провести конкурс на строительство объекта – раз; утверждать проект и всю необходимую документацию – два; а затем непосредственно контролировать стройку – три. И еще много промежуточных этапов, проектно-изыскательных работ…»

– Присмотрюсь-ка я для начала к этому человеку, – решил полковник.

Тут его внимание привлекло мрачное небо: за считанные минуты оно потемнело, густые черные тучи заволокли все пространство над головой. Ломаными белыми лентами засверкали в непроглядной черноте молнии. Поднялся сильный ветер, и, словно решив триумфально продемонстрировать всю свою силу, без всякой прелюдии в виде предупредительно накрапывающих капель, разразился сильный ливень. Словно небо вдруг устало притворяться и решило выплакать все, что накопилось в нем за месяцы летней жары.

Бурнашев любил дождь, как и любые другие сильные проявления природы. Он чувствовал себя в такие моменты живым, как никогда, словно слышал дыхание самой матушки-природы. Мужчина открыл окно и долго слушал шум падающей воды, затем нырнул под одеяло и заснул крепким сном честного человека, уверенного в себе и в завтрашнем дне.

****

Утром полковника разбудила необычная суета на территории воинской части. Слышались крики взволнованных солдат. Он быстро спустился вниз и направился к казарме, в которой жило молодое пополнение. Она напоминала улей, туда-сюда сновали солдаты с ведрами и тряпками. Оказалось, что ветхая кровля ночью начала протекать. Но, к счастью, это вовремя заметил спящий в том же здании капитан Дамбаев. Он разбудил солдат, вместе они поставили ведра туда, где с потолка капала вода. А утром, когда дождь кончился, наложили несколько листов целлофановой пленки на протекающие места, закрепив ее камнями. Когда Бурнашев подошел к месту событий, Дамбаев стоял на крыше, осматривая водосток. Через несколько минут молодой капитан спустился к Бурнашеву и, выполнив воинское приветствие, спокойно констатировал: