Текст книги "Вечное золото"

Вечное золото
Алексей Тенчой

© Алексей Тенчой, 2017

ISBN 978-5-4490-0392-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вечное золото

Тритмент расширенный (основные эпизоды сценария).

ГОЛОС АВТОРА: – Эту историю я слышал от разных людей. Начало её рассказал православный священник, середину буддийский монах, а конец дочь красного комиссара.

Тюрьма в Улан-Удэ. Январь 1928 года.

В помещении репрессированные политзаключённые. Среди них люди разных национальностей и профессий. В основном это интеллигенция: учителя, врачи, священнослужители разных конфессий. Православные священники, буддийские монахи.

Один из заключённых, протоиерей, отец Савва рассказывает о том, что когда-то у него учился сам Иосиф Джугашвили – Сталин.

Молодой человек с редкими усиками просит рассказать подробнее о Сталине. Священник охотно рассказывает:

– Он поступил в Тифлисскую духовную семинарию в 1884 году и проучился пять лет.

– И что? Он закончил семинарию?

– Нет. Перед самым окончанием его отчислили.

– Потому что узнали, что он марксист?

– Нет, не поэтому. Тогда на марксистов никто и внимания не обращал.

– За что же его отчислили?

– У него был друг Григорий Жгенти, из-за этого друга и отчислили.

– Расскажи подробнее, отец Савва, интересно же! – снова просит юноша с редкими усами.

Отец Савва начинает рассказ:

– Однажды на лекции я стал рассказывать про обряды, имеющиеся в различных сектах…

Грузия. Тифлис.1889год.

В классе духовной семинарии отец Савва ведёт занятия.

– Одна из первых стадий посвящения в секту сатанистов – это переночевать в могиле с только что умершим покойником и рассказать, что слышал в этой могиле. Одного моего прихожанина, по пьянке, уговорили на ночь лечь в могилу с покойником. Он вернулся из этого путешествия седым. И кто бы его ни спрашивал, что он там слышал, прихожанин ответа не давал. А только злился так, что глаза его наливались кровью.

– Почему именно это? Почему именно такой обряд? – спрашивает семинарист с вьющимися волосами.

– Вопрос правомерный, Джугашвили, – обращаясь к спрашивающему, говорит лектор. – Постараюсь на него ответить. У сатанистов есть поверье, что если оживить своим дыханием покойника, а это можно сделать только когда тесно соприкасаешься с ним, то тот высунет язык. Если откусить этот язык, то потом этот язык превратиться в золотой. И не просто золотой, а в бесконечно золотой.

– Что это значит? – спрашивает семинарист, сидящий рядом с Джугашвили.

– Это значит, Жгенти, что если отломить от этого золотого языка кусок, то через ночь он восстанавливается. Приобретает изначальную форму и размер.

– То есть от него можно отламывать бесконечное число раз? И каждый раз он будет восстанавливаться? – переспрашивает Жгенти.

– Так гласит их поверье.

– То есть это вечное золото? – снова спрашивает Жгенти.

– Так считают сатанисты. Прошу помнить, Григорий, это сатанинское поверье!

– Откуда корни этого поверья, наверно, от алхимиков?

– Алхимики знали об этом. Францисканец Роджер Бекон, прошу не путать его с Френсисом Беконом, в своём трактате «О тайнах природы и о ничтожестве магии» упоминает этот обряд. Об этом также писали Василий Валентин и Раймонд Лулий.

Однако подобный концепт встречался и раньше. До появления европейских алхимиков этот ритуал был в древнем Египте. И даже римский император Диоклектиан в 296 году приказал сжечь все египетские книги, учившие делать золото из покойников. Сохранился его эдикт, но описание самого ритуала не сохранилось, так как приказ императора был исполнен в точности. Диоклектиан своим приказом хотел уничтожить источник богатства египтян, а также источник их высокомерия.

– Откуда же сатанисты прознали про ритуал, если все книги были уничтожены? – спрашивает Джугашвили.

– Вопрос правомерный, Иосиф. В точности ответить на него не могу, сами понимаете, я не сатанист. Однако, думаю, что алхимики прочитали его в древнеиндийской литературе на санскрите.

– Корни уходят в Индию?

– Да.

Грузия. Улица в Тифлисе. 1889год.

Отучившись, семинаристы выходят из ворот семинарии и расходятся по домам. Джугашвили вместе со Жгенти сворачивают на узкую улочку, ведущую к набережной.

– Интересная сегодня была лекция, – говорит Иосиф.

– Савва превзошёл себя, – соглашается с другом Григорий, и добавляет: – Умный мужик. Ничего не скажешь!

– Ты так слушал, что даже ничего не записал?

– Перепишу после у кого-нибудь…

В это время к ним подбегают дети и начинают просить милостыню.

«Подайте на хлеб?», «Подайте, дяденька?!»

Одна из девочек хватает Иосифа за подрясник.

Он вырывается.

Девочка начинает плакать.

Григорий останавливается. Присаживается на корточки возле неё и даёт четверть копейки.

Девочка перестаёт плакать.

Иосиф видит это и произносит:

– На что ты теперь будешь жить? До стипендии ещё четыре дня!

Григорий встаёт и говорит:

– Она мне сестрёнку Луизу напомнила…

– Которая умерла осенью?

Григорий кивает, затем говорит:

– Голос очень похож. И плачет точно также…

Затем, после паузы, добавляет: – Ненавижу голод! Всё бы отдал, что бы этого зла не было на земле!

– У меня тоже тётка от голода померла, – говорит Иосиф.

– Слушай, а что если нам самим достать этот язык? – резко произносит Жгенти.

– Какой?

– Про который Савва рассказывал. Мы тогда всех накормили бы!

– Ты хочешь лечь в гроб к покойнику?

– Почему нет?

Грузия. Тифлис. Городское кладбище. 1889 год.

ГОЛОС ОТЦА САВВЫ ЗА КАДРОМ:

Григорий Жгенти, прослушав мою лекцию, решил попробовать достать золотой язык самостоятельно. Он делится своей идеей с другом Иосифом и просит его помочь. Иосиф Джугашвили соглашается.

Они вместе ночью идут на кладбище. Откапывают свежую могилу, раскрывают гроб, и Григорий ложится рядом с покойником. Джугашвили караулит наверху.

Иосиф оглядывается на каждый шорох.

Хрустит ветка, он оглядывается. Каркает ворон, он снова оглядывается.

Через час Иосиф слышит крик Григория. Тот выскакивает из могилы и сразу начинает закапывать её.

Иосиф помогает ему.

Друзья закапывают гроб. Восстанавливают могильный холм.

– Ты чего орал? – спрашивает Иосиф.

– Я слышал голоса, Коба! – Григорий называет друга тем именем, которым называет его мать.

– Что именно ты слышал? – спрашивает Иосиф.

– Покойного спрашивали про его грехи…

– И из-за этого ты выскочил?

– Внезапно как-то всё произошло, я не ожидал, что так ясно буду всё слышать!

ГОЛОС ОТЦА САВВЫ ЗА КАДРОМ:

Через несколько дней Григорий и Иосиф решают повторить эксперимент.

Опять раскапывается свежая могила, снова Григорий ложится в неё рядом с покойником. Снова Иосиф дежурит наверху, опять оглядываясь на каждый шорох. Ему кажется, что кто-то смотрит на его затылок. Иосиф резко поворачивается, но никого не видит. Только ветви кустов и могилы.

Проходит полтора часа. Григорий резко выскакивает из могилы. И начинает закапывать могилу.

– Опять голоса? – спрашивает Иосиф, одновременно помогая закапывать могилу.

– Голоса были, но я их уже не боюсь.

– А что произошло?

– Не поверишь, покойник ожил, царапался и пытался укусить меня.

– Не может быть!

Григорий крестится и говорит:

– Посмотри на мою шею.

Луна выходит из-за туч.

Иосиф отчётливо видит царапины на шее друга, которых раньше не было.

– Савва не говорил, что покойник будет царапаться и кусаться? – произносит Иосиф.

– Наверное, сам не знает. Или не помнит.

– Давай сперва прочитаем те книги, в которых упоминается этот обряд. А уже потом будем экспериментировать.

– Твоя правда, Коба. Надо получше подготовиться.

Грузия. Тифлис. Библиотека семинарии. 1889 год.

Григорий и Иосиф листают книги Бекона, Валентина и Лулия.

– Здесь написано ровно столько, сколько говорил Савва, – произносит Григорий.

– Надо найти описание этого обряда на санскрите.

ГОЛОС ОТЦА САВВЫ ЗА КАДРОМ.

В конце концов, они нашли описание этого обряда на санскрите. И даже перевели его на русский язык.

Перед Иосифом и Григорием лежат бумаги на санскрите, рядом словарь. Иосиф делает выписки из словаря и читает: «Нужно быть привязанным к покойнику трое суток. Нужно постоянно согревать его своим теплом. Но когда покойник оживает, то он будет стараться съесть того, кто рядом. И спасение здесь в одном. Покойник на короткое время высунет язык. В этот момент надо изловчиться и откусить язык. Если не сделать этого, смерть тому, кто привязан к покойнику…»

Иосиф отрывает взгляд от текста, смотрит на товарища и говорит:

– Ничего у нас не выйдет! Здесь чёрным по белому написано, – он указывает на текст: – Если не удастся откусить язык, то смерть тому, кто рядом с покойником! Тебя покойник сожрёт! …Давай, оставим это? Гриша!

Григорий ничего не отвечает. Молча, смотрит на пол.

Иосиф произносит:

– Прошу тебя забудь об этом! Это смерть на 60 процентов!

Григорий поднимает голову, смотрит на друга:

– Если мы проведём этот обряд…

– Дался тебе этот обряд. Что ты всем этим хочешь доказать? И кому? Так ведь недолго и на тот свет отправиться?! – возмущаясь, перебивает Иосиф.

– Не злись, – оправдывается Григорий.

– Как не злиться? Тебя могут съесть! А главное, зачем тебе всё это надо? Чего ты лезешь в эту бесовщину? Гордыня взыграла?

– Никакая это не гордыня!

– А что?

– Я хочу бедных накормить…

Он рукавом вытирает пот со лба и продолжает:

– В моей деревне половина людей от голода померли. В том числе мои родители, брат и шестилетняя сестрёнка. Ненавижу голод… Я спрашиваю у духовника: «Почему они умерли?». А он мне: «Такова воля Божья». Не может такого быть, чтобы Бог хотел смерти детей…! Вот я хочу достать этот язык злополучный, чтобы бедные больше не голодали!

Иосиф чешет за ухом. Облокачивается на подоконник и говорит:

– Накормить голодных было бы здорово. В моём Гори тоже много людей померло. Я бы тоже хотел накормить голодающих…

– А знаешь что? Мне вдруг пришла идея!

– Что за идея?

– Мне надо лечь не с покойником, а с покойницей.

– В чём разница?

– Разница в том, что покойницу я могу поцеловать. Она будет думать, что я ласкаюсь, и таким образом сама даст прикоснуться к языку. А там я как-нибудь его вытащу…

Грузия. Тифлис. Городское кладбище. 1889 год.

ГОЛОС ОТЦА САВВЫ ЗА КАДРОМ:

Григорий и Иосиф дождались захоронения женщины на городском кладбище и снова пошли туда.

Иосиф привязывает Григория к трупу. Затем суёт ему в карман ножницы со словами:

– В любой момент, ты можешь разрезать верёвки и освободиться от трупа.

Григорий кивает и закрывает крышку гроба над собой.

Иосиф лезет наверх…

Проходит час, два. Снова хрустят ветки вокруг, мяукает кот. Где-то вдали воет собака.

Под самое утро Григорий с криком выскакивает из могилы и бежит. Следом за ним из могилы выскакивает покойница и бежит за Григорием. Иосиф берёт лопату и бежит за покойницей. Догнав, он со всего размаху бьёт её по голове. Голова с воплем отлетает. Тело делает ещё несколько шагов по инерции, затем падает.

В это время кричит петух. Светает.

Григорий останавливается, переводит дыхание:

– Спасибо, Коба! Представляешь, она пыталась откусить мой язык! – он указывает рукой на валяющееся тело без головы.

– Если так дальше будет продолжаться, – произносит Иосиф, – то мне придётся закапывать тебя!

Он указывает лопатой на отрубленную голову.

– Ещё раз тебя прошу, давай оставим это дело! Хорошим это не закончится!

Грузия. Тифлис. Дом Иосифа Джугашвили. 1889 год.

Стук в дверь.

Иосиф открывает дверь и видит красивую молодую девушку.

– Анна? – спрашивает он.

– Здравствуй, Коба.

– Здравствуй.

– Можно войти?

– Конечно.

Иосиф проводит девушку в дом. Сажает за стол. Угощает чаем.

– Что-нибудь случилось? – спрашивает он.

– У меня к тебе просьба, достань мне книги по магии. Эти книги есть только в библиотеке вашей семинарии, – говорит она.

– Могу я знать, зачем тебе эти книги?

– Ты, как никто, знаешь о моих чувствах к Грише. И знаешь, что взаимности я не имела…

– И теперь ты хочешь приворожить его?

– Нет, это не так. Это совсем не так, а скорее наоборот.

– Тогда зачем тебе книги?

– Я знаю вашу идею и знаю, зачем вы ходите на кладбище… Я хочу помочь вам.

– Ты следила за нами?

Анна молчит.

– Точно следила! – заглядывая Анне в глаза, произносит Иосиф. – Я чувствовал, что за нами кто-то наблюдает! Признайся, что ты следила!

– Сейчас это не имеет значения. Сейчас важно то, что я хочу помочь вам…

– А причём тут книги по магии?

– Видишь ли, Коба, жизнь на этом свете мне уже не интересна. Я скоро уйду из неё…

– Что ты такое говоришь?

– Говорю то, что знаю.

– Что ты знаешь? Никто не знает, когда он умрёт!

– А я знаю…

– Не говори ерунды! – Иосиф что-то ещё хочет сказать, но останавливается. В этот момент его посещает ужасная догадка.

Он делает шаг назад, меняется в лице. Внимательно смотрит на Анну и спрашивает:

– Ты что решила… Того? – он проводит пальцем по шее.

– Ты угадал, Коба, да, я так решила. И ты меня уже не остановишь… Лучше помоги с книгами.

– При чём тут книги?

– В третий раз говорю, я хочу вам помочь. Хочу, чтобы Гриша достиг того, к чему он стремится…

– Как ты собираешься помочь, если готовишься туда?

Он указывает пальцем наверх.

– Оттуда я и буду помогать… Сейчас у него не получается, потому что он ложится в гроб не с теми, с кем следует… А если он ляжет со мной, я сама отдам ему язык!

Иосиф держится за голову.

Затем резко подходит к Анне, берёт её за плечи, трясёт и торопливо говорит:

– Если ты наложишь на себя руки, то твоя душа отделится от тела. А в твоё тело войдёт злой дух, и он уже будет командовать твоим телом. Ты никак не сможешь помочь Григорию. Ты это понимаешь?

– Вот я и хочу стать тем духом, который войдёт в моё тело. Для этого я и прошу тебя принести книги!

Грузия. Тифлис. Дом Григория Жгенти. 1889 год.

Григорий и Иосиф сидят возле камина.

– Приходила Анна, – говорит Иосиф.

– Что она хотела от тебя? – спрашивает Григорий.

– Она хочет наложить на себя руки… Я пытался её отговорить. Не получилось… – говорит Иосиф и внимательно смотрит на реакцию друга, затем после длительной паузы он произносит:

– Может, ты женишься на ней?

Григорий отрицательно качает головой. Иосиф снова говорит:

– Если Анна совершит задуманное, тебя это будет тяготить всю жизнь…

Григорий молчит. Иосиф продолжает:

– Может, ты хотя бы ребёнка ей сделаешь?

– О чём ты говоришь, Коба?! Как можно делать ребёнка, не повенчавшись? Как можно так грешить?

– Это меньший грех, чем то, что она собирается из-за тебя сделать. Из двух зол выбирают наименьшее. Сейчас все её мысли сосредоточены на тебе, а если она родит, то сработает материнский инстинкт. Мысли её переключатся на ребёнка. Глядишь, про самоубийство она и забудет.

– Это шантаж. И я на это не поддамся.

– Это не шантаж. Я различаю, когда действуют с дурными намерениями, а когда нет… Она знает твою идею, знает, что мы ходим на кладбище. И хочет наложить на себя руки, чтобы помогать тебе оттуда!

Он указывает пальцем наверх.

– Что за бред!?

– Я говорил ей и повторил несколько раз, что если она наложит на себя руки, то уже ничем тебе помочь не сможет! Но она меня не слышит. Смотрит на меня и не слышит, что бы я там ни вещал. Может, ты с ней поговоришь?

– Хорошо, я поговорю с ней! Встречусь и поговорю…

– Обещаешь?

– Обещаю, а теперь давай поговорим о деле…

– Ты опять решил пойти на кладбище?

– Да.

– Тебя сожрут!

– Не сожрут…

Григорий показывает металлическое изделие с загнутым концом.

– Это хирургический крюк. Я всуну его в рот покойнику и вытащу язык.

Только сделать это надо, когда покойник начнёт оживать.

Грузия. Тифлис. Городское кладбище. 1889 год.

Друзья откапывают гроб, раскрывают его, и только Григорий залезает в гроб, как появляются два кладбищенских сторожа, а вместе с ними трое полицейских.

Они видят раскопанную могилу, вскрытый гроб.

Грузия. Тифлис. Полицейский участок. 1889 год.

ГОЛОС ОТЦА САВВЫ ЗА КАДРОМ:

Иосифа и Григория отвели в полицейский участок. Там их допросили и составили протокол, который направили в семинарию. После допроса Григория и Иосифа отпустили, однако теперь им предстояло держать ответ перед начальством семинарии. Именно оно теперь должно решить дальнейшую судьбу семинаристов.

Грузия, Тифлис. Дом Анны Георгиади. 1889 год.

Григорий и Анна стоят возле камина.

– Коба сказал, что ты хочешь наложить на себя руки, – говорит Григорий, – если подобными угрозами ты хочешь воздействовать на меня, то это напрасно!

Он смотрит на Анну, она в ответ раскатисто смеётся.

Отсмеявшись, Анна произносит:

– Какие же вы мужчины – все дураки! Мне от тебя, Гришенька, ничего не надо. И никак я на тебя воздействовать не собираюсь. А чтобы ты успокоился, я напишу расписку.

Она берёт лист бумаги и пишет:

«Прошу в моей смерти никого не винить…»

Затем расписка вручается Григорию.

Он берёт бумагу, читает.

Анна спрашивает:

– Успокоился?

Григорий кивает.

– Ну, если успокоился, тогда иди.

Григорий не уходит.

Пауза затягивается.

Анна вопросительно смотрит на него и спрашивает:

– Что-нибудь ещё?

– Ты действительно задумала свести счёты с жизнью?

– Я же об этом написала. Ты что, своим глазам не веришь?

Она подходит к Григорию почти вплотную, становится рядом и начинает водить пальцем по словам на записке: «…в моей смерти…»

– И это действительно не из-за меня? – снова спрашивает Григорий.

Анна снова водит пальцем по записке, по словам: «никого не винить…»

Жгенти смущён. Пауза снова затягивается. Он спрашивает:

– Зачем ты на это идёшь?

– Хочу накормить голодных! – говорит она.

Эта фраза задевает Жгенти, он делает шаг назад. Меняется в лице и произносит:

– Уйти из жизни раньше времени, это большой грех!

– А ложиться в гроб к покойнику, не грех? Однако, ты на это идёшь. Идёшь ради идеи. Я иду на это ради той же самой идеи. У тебя не получается, потому что ты ложишься в гроб не с теми покойниками… Ляжешь со мной…

Григорий не даёт договорить Анне, перебивает её словами:

– Если ты наложишь на себя руки, твоя души улетит в преисподнюю, а телом завладеет другой дух…

– Не завладеет, я прочла книги по магии, – перебивает Анна и указывает рукой на книги, лежащие на столе, – Я совершу нужные действия, определённый ритуал и, если ты ляжешь со мной, то я сама отдам язык…

– А если не лягу?

– Тогда я попрошу это сделать другого человека, и тогда ему достанется золотой язык…

Она внимательно смотрит на Григория.

Григорий в нерешительности. Его одолевают сомнения.

Он хватает Анну за плечи со словами:

– Я не хочу, чтобы ты умирала!

Она смотрит на него, проводит рукой по щеке Григория и говорит:

– Моя жизнь не имеет смысла, а вот смерть может принести пользу…

– Но почему именно ты? Почему ты должна жертвовать собой?

– Потому что я люблю тебя… И твою идею… И всё, что ты делаешь…

Они сливаются в поцелуе.

Вскоре оказываются в постели.

Грузия, Тифлис, Кабинет ректора в духовной семинарии. 1889 год.

Григорий и Иосиф входят в кабинет к ректору и видят рядом с ректором отца Савву.

После приветствий ректор показывает семинаристам бумагу, пришедшую из полиции, и спрашивает:

– Зачем вы раскапывали могилы?

Григорий и Иосиф молчат, опустив головы.

– Это была ваша инициатива, или кто-то просил вас об этом? – спрашивает отец Савва.

– Никто не просил, сами так решили, – отвечает Григорий.

Ректор хмурится и говорит:

– Зачем, с какой целью?

– Хотели накормить голодных в наших селениях, – отвечает Джугашвили…

– И что, накормили? – не без иронии произносит ректор.

Григорий и Иосиф снова молчат.

Отец Савва смотрит на семинаристов и тихо произносит:

– Это я их с толку сбил.

Ректор оглядывается на говорящего.

– Что Вы сказали? Я не расслышал.

– Я говорю, что это я их с толку сбил.

– Извольте объясниться?

– На занятиях я рассказал им о том, как некоторые сектанты пытаются получить золото, откусив язык у мертвеца…

– Ожившего мертвеца, – поправляет говорящего ректор.

– Совершенно верно, ожившего мертвеца!

– Вы имели в виду секту врага человеческого?

– Совершенно верно, эту самую секту я имел в виду. И открыто сказал об этом семинаристам… Думаю, мои слова были неверно истолкованы.

Ректор разворачивается в сторону Иосифа и Григория:

– Кто ложился с покойником в могилу?

Григорий делает шаг вперёд.

– И что? Мертвец ожил?

– Ожил, Ваше преподобие.

– Что же вы не откусили его язык?

– Он его не высунул, Ваше преподобие.

Ректор разводит руками, затем задумчиво произносит, обращаясь ко всем присутствующим:

– Вот так сатана завладевает душами… Всё очень просто…

Он делает шаг в сторону Григория и спрашивает:

– Я так понимаю, на этом вы не остановитесь?

– Хочу накормить голодных… – отвечает Григорий.

– Вы что думаете, Вы один этого хотите? Вам одному пришла в голову эта идея…? Тысячелетиями алхимики искали философский камень! Тысячелетиями они старались добыть золото. Они хотели того же самого, бились над той же самой проблемой. У них ничего не получилось, а у вас должно получиться? Уж не много ли на себя берёте, юноша? Как Вас понимать?

– Я не могу смотреть, как умирают голодающие и при этом ничего не делать…

– И поэтому надо лезть в могилу к покойнику? – спрашивает ректор, глядя в глаза Григорию. Но не получает ответа. Пауза затягивается. Наконец, ректор произносит:

– Вы оба отчислены, не хочу вас больше видеть…

Григорий и Иосиф кланяются и уходят из кабинета.

После того, как за семинаристами захлопывается дверь, отец Савва обращается к ректору:

– Ваше преподобие, может, не стоило так сурово их наказывать?

– Что Вы предлагаете?

– Побороться за их души. Нельзя же так легко отдавать их врагу человеческому…

– Как Вы будете бороться, когда они Вам не верят? Вы видели их глаза, они ни одному нашему слову не верят!

– Вы категоричны!

– Нисколечко, поразмыслите сами… Прежде чем пойти на кладбище и откапывать покойника, эти ребята должны были пойти к своим духовникам и спросить благословения, так?

– Так.

– А ведь этого никто из них не сделал… Кладбищенский сторож видел их четырежды. Только на четвёртый раз он сообщил в полицию. Четырежды, вдумайтесь. И ни разу никто из них не спросил благословения! Они нам не верят, повторяю. Мы уже давно их потеряли.

– Однако, у них благие намерения. Они хотят накормить голодных…! Пафос-то христианский!

– Марксисты тоже хотят накормить голодных. Предлагают взять имущество богатых и поделить его между бедными… Представляете, что будет, если взять имущество страны и разделить его поровну между всеми жителями?

– Может, именно тогда не будет голодных?

– А вот здесь Вы не правы! Всё равно голодные будут! Иерархия устанавливается сверху.

– Почему именно сверху? Почему мы сами не можем её установить?

– Потому что мы не Боги! Если бы я Вас не знал семь лет, я подумал бы, что Вы либерал.

– Не понимаю.

– Объясняю по-другому: представьте себе, что мы собрали всё имущество в стране и раздали его, как предлагают марксисты, каждому по одинаковому куску. По-Вашему выходит, что все заживут счастливо? Так?

– Да.

– А Вы подумали над тем, что вокруг есть другие страны, где всё осталось по-прежнему. Где талантливый полководец имеет достаток больше чем пекарь, или жестянщик?

– И что?

– Эти страны нападут на Россию, и она не сможет защититься, потому как талант и чернь будут уравнены в правах! Если солдат и генерал уравнены в правах, солдат не будет слушаться генерала!

– Почему же соседние страны пренепременно должны напасть на нас?

– Потому что во Франции, Германии и Англии состоятельные граждане не захотят, чтобы их доморощенные марксисты отнимали у них имущество!

Ректор делает несколько шагов по кабинету, смотрит в окно и говорит:

– Я могу подождать с отчислением Жгенти и Джугашвили, если Вы желаете бороться за их души. Попытайтесь. У Вас есть шесть месяцев… Однако, боюсь, ничего из этого не выйдет. Не выйдет, потому что Вам придётся отвечать на их вопрос, который уже звучал здесь. Вам придётся рассказать, что нужно сделать, чтобы накормить голодных. А сказать Вам будет нечего!

– А как бы Вы ответили на этот вопрос?

– Вы меня испытываете?

– Нет, готовлюсь к разговору с семинаристами.

– Если накормить одного голодного, придут десять. Если накормить десятерых, придут сто. Всех не накормишь, так?

– Так.

– Значит, задавшийся этим вопросом человек стоит перед выбором: либо накормить всех, либо вообще не браться за это дело! Я предпочитаю второе. Не надо вмешиваться в дела Божьи. Менять жизнь земную – это от гордыни! Наше дело – спасать души, а не тело! Стремиться к небесному царству, а не к земному!

ГОЛОС ОТЦА САВВЫ:

Доводы ректора убедили меня, но не убедили Григория и Иосифа. Я в беседе с ними неоднократно повторил слова ректора, но и Григорий, и Иосиф не вняли доводам.

Грузия. Тифлис. Сад возле храма. 1889 год.

Отец Савва беседует с Григорием и Иосифом.

– Вы предлагаете смотреть, как умирают голодные дети и ничего не делать? – спрашивает Григорий у отца Саввы и продолжает, – Нам этого никогда не понять!

– Пока я дышу, я буду стараться улучшить жизнь на той земле, по которой хожу! – добавил к сказанному Джугашвили.

Тюрьма в Улан-Удэ. Январь 1928 года.

Отец Савва продолжает рассказ.

– Я не смог переубедить ни Иосифа, ни Григория. Они продолжали настаивать на своём. Это и явилось истиной причиной отчисления их из семинарии. Формально в документах мы написали, что Джугашвили не явился на экзамен, а Жгенти пропускал занятия. Но на самом деле причина была та, что я Вам рассказал.

Со своего места вскакивает Бородач. Он хватает за лацканы робы священника и кричит:

– Врёшь ты всё! Никогда ты в Тифлисе не был и Сталина никогда не видел!

Замахивается, чтобы ударить, но его руку останавливает сидевший рядом бурят.

Он обращается к Савве.

– Как говоришь, была фамилия друга Сталина?

– Жгенти, Григорий Жгенти.

– А как он выглядел?

– Длинный такой, со шрамом на подбородке.

– Я его знаю, – говорит бурят. Он отпускает руку бородача и произносит:

– Савва правду говорит, я знаю Григория Жгенти. Он в нашем дацане золото конфисковал. Картавит маленько?

– Да, да! Картавит! – подтверждает Савва.

– Он здешний комиссар по внутренним делам, – говорит бурят.

– Да? – удивляется Савва.

– Обратись к нему, может, он тебя помилует?

– Надо подумать над этим.

– А как он золото конфисковал, Жамсо? – спрашивает у бурята молодой человек с редкими усиками.

– Как всегда это делают. Явились в храм двое – Жгенти в кожанке с наганом и девушка в красной косынке. Настоятеля не было, он уже тогда был под арестом. За главного оставался я. Девушка показала предписание на обыск, Жгенти потребовал показать всё золото, что имеется в храме. Я открыл ему запасник, где лежали подношения, принесённые в дар монастырю…

– И он всё забрал?

– Нет.

– Как? Чтобы комиссар не забрал всё золото, такого быть не может, Жамсо! – говорит бородач.

– А вот может. Так оно и было. А ты всё равно ничему не веришь, лучше не слушай.

– Почему он не забрал всё? – вмешивается в разговор молодой человек с усиками.

Улан-Удэ. Дацан. Январь.1928 года.

Григорий Жгенти и девушка рассматривают золотой язык. Перед ними монах Жамсо.

ГОЛОС ЖАМСО ЗА КАДРОМ:

Среди украшений он увидел язык. Золотой язык, добытый когда-то мною. Как он увидел язык, так сразу изменился в лице.

Жгенти спрашивает:

– Кто это добыл?

– Я.

– Вы один его добыли?

Жамсо кивает.

– Вы легли в могилу к мертвецу?

Жамсо снова кивает.

– Расскажите, как это было?

Жамсо пожимает плечами и рассказывает.

– Я подошёл к покойнику, привязал себя к нему верёвкой… – Зачем?

– Чтобы не убежать от испугу, когда он оживёт.

– Так Вы боитесь мертвецов?

– Конечно, я же живой человек?!

– Если Вы боитесь мертвецов, зачем Вы легли в могилу?

– Настоятель послал. Сказал, что благоприятный день и он видит, как я одолею покойника…

– Хорошо, что было дальше?

– А дальше что было, Вы знаете сами… Когда-то и Вы лежали с покойником, и не один раз.

Жгенти удивлённо смотрит на собеседника, затем откашлявшись, спрашивает:

– Откуда, Вам это известно?

– Я вижу своих, – отвечает монах.

Жгенти разворачивается к девушке в красной косынке:

– Катя, подожди меня, пожалуйста, за дверью.

Девушка выходит из храма.

Жгенти снова обращается к Жамсо:

– И что конкретно Вы видите?

– Вижу, что Вы четырежды ложились с мертвецами. Вижу, что пытались откусить язык, но не смогли. Вижу, как мертвец царапал Вас, кусал и душил. Вижу, как Вы разрезали верёвки, которыми были привязаны к нему… Зря Вы это сделали. Если не быть привязанным к покойнику, если не быть к нему вплотную, нет шанса откусить его язык…

Жгенти поднимает руку, останавливает Жамсо и говорит:

– Так, ладно обо мне. Давайте поговорим о Вас…

Григорий снова разглядывает язык и говорит:

– Вам удалось достать язык. Удача была на Вашей стороне.

Он подносит язык к лицу Жамсо. И продолжает:

– Он превратился в золотой. Так?

Жамсо кивает.

– И не в просто золотой, а в бесконечно золотой. Почему же Вы не накормили бедных, имея столько золота? В Вашей округе полно бедных и нуждающихся…

– Я монах – чодчий. Моя задача усмирить нечистую силу. Без языка нечисть теряет свою силу. Как только я лишил её языка, она перестала быть опасной. А что потом стало с языком, это не моя функция. Это дело настоятеля. Он распоряжается золотом. Спросите у него.

– Ни у кого я спрашивать не буду! У тебя должна быть своя голова на плечах. У вас было золото. У вас было бесконечное золото. Вы могли накормить голодных, раздать нуждающимся. Создать здесь рай. Если бы вы это сделали, сюда бы никогда не пришли коммунисты. Мы появились, потому что здесь были голодные, нуждающиеся. Они нас сюда впустили, они нас поддерживают. И это! – он трясёт языком – я отнесу им!

Тюрьма в Улан-Удэ. Январь 1928 года.

Жамсо заканчивает рассказ:

– Он взял язык и ушёл.

Бородач оживляется и спрашивает:

– А правда, почему Вы, имея столько золота, не раздавали его нуждающимся? Почему Ваш настоятель придерживал его?

Жамсо улыбается и произносит:

– Я за настоятеля ответить не могу, но его преподобие здесь, и ты можешь сам задать ему этот вопрос.

Все слушающие оглядываются на угол, где сидит покрытый морщинами старик маленького роста, по имени Доба.

– Доба, почему ты придерживал золото? – спрашивает бородач.

– Ты этого не поймёшь, – отвечает старик.

В разговор вступает отец Савва.

– Может, Вы мне объясните, преподобный? Меня этот вопрос очень волнует…

Старик кашляет в кулачок, затем говорит:

– Тебе объясню. Но одна просьба, напрягись и постарайся понять.

– Обещаю.

– Если человек от чего-либо мучается, в том числе от голода, значит, он либо грешит, либо на нём осталось много грехов от его прошлой жизни. Он должен очистить свою карму, раскаяться. Начать делать добрые дела. Тогда перестанет мучиться. Всё зависит от самого человека… Если бы я раздавал золото нуждающимся, люди перестали бы задумываться над грехами. Они бы перестали очищать свою карму. Продолжали бы лениться, а значит грешить. Совершали бы другие грехи. Раздавая золото, я бы стал рушить установившийся в жизни порядок… Я бы рушил саму жизнь.