Текст книги "Ястреб и Рысь"

Алексей Тырышкин

Ястреб и Рысь

Каменный век. Юный охотник по имени Ястреб идет по следу страшного мистического существа – хулгу. Оно умеет принимать любой облик, питается человечиной и обладает недюжинным умом. Но самое страшное – тварь уже проникла в родное селение Ястреба. Выбора нет: если не найти хулгу, погибнет весь род.

Глава 1. Смерть шамана

1.

Вечерело. Над быстрой горной рекой нависал легкий летний туман. Затихал ветер, и только один звук упрямо бил в тиши однообразным ритмом. Мерный стук шаманского бубна далеко разносился по воде от приречного селения, состоящего из трех десятков больших землянок.

В центре селения, на площадке для сходов, горел огромный костер. Перед ним сидел усталый шаман в уборе из птичьих перьев и рыбьей кожи. Он мерно стучал сбитой в кровь ладонью по огромному бубну, что примостился на его коленях. Рядом с шаманом лежало мертвое тело, укутанное в шкуру черного медведя и накрепко перевязанное в трех местах кожаными ремнями.

Поодаль вокруг костра сидели десятка три местных мужчин. Все с копьями, с лицами, измазанными белой глиной, – чтобы не узнали злые духи и не пришли мстить после обряда. Их от костра, шамана и трупа отделял четко очерченный и просыпанный охрой защитный круг.

Только один человек не побоялся злых духов и не стал замазывать свое лицо священной глиной – старейшина. Это был огромный, широченный мужчина с кудрявой седой бородой. Он то и дело поглядывал в сторону дороги, ведущей в лес. И вот его ожидание наконец вознаградилось.

– Иду-у-ут! Посвященные идут! – раздался радостный крик сразу нескольких женщин, что были посланы к дороге смотреть вперед. Шаман, едва заслышав их, с облегчением вздохнул. Видно было, он уже на грани сознания, и только нечеловечески сильная воля удерживает его от обморока.

– Терпи, шаман! – рыкнул на него старейшина, подскакивая в испуге с места. – Терпи, чуток осталось!

Тот встряхнулся. Биение бубна продолжилось еще громче и чаще, напоминая стук сердца пробежавшего пару верст человека. Долгожданные гости скорым шагом вступили в село – четверо Посвященных в берестяных личинах, в беленых кожаных безрукавках и таких же штанах, с длинными трехгранными кинжалами из камня за широкими поясами.

– Наконец! – недовольно пробурчал старейшина, выходя им навстречу. – Чего так долго шли?!

– Черные Кабаны не хотели пускать через свои земли, пока не встретимся с их вождем Живоглотом, – ответил старший из Посвященных. Он заметно отличался от остальных своими властными манерами, был выше их на голову и шел впереди.

– Черные Кабаны? Проклятые свиньи! – сплюнул со злостью старейшина. – Еще немного – и вы могли опоздать. Наш шаман уже вторые сутки сидит у… этого.

Называть умершего по имени не стоило, а лучше было и вообще не упоминать его даже обтекающими словами типа «этот», «он». О чем и дал понять собеседник старейшине коротким и резким жестом.

Посвященные вошли в защитный круг из охры и осторожно приблизились к шаману. Старший протянул руку к бубну. Шаман поднял на него ввалившиеся усталые глаза, в которых отразилось огромное облегчение. Когда бубен оказался в руках Посвященного, он захрипел и рухнул без сил на спину. Старший Посвященный немедленно продолжил ритм, заданный шаманом. Остальные споро выдернули из-за поясов куски свернутых жил кабарги и начали сооружать носилки для умершего. Едва они закончили, старший Посвященный безжалостно отбросил прочь бубен, схватил один из концов носилок.

– Берем! Быстро понесли!

Едва перестали качаться ветки на тропе за спинами Посвященных, унесших опасный труп, старейшина подозвал к себе ближайших женщин. Он распорядился щедро накидать близ села на следы ушедших еловый лапник.

Женщин было две: молоденькая, еще не рожавшая, и уже пожилая, с щербатым ртом и впалыми щеками.

– Слушай, – прошептала молодая, косясь большими серыми глазами в сторону старейшины. – А чего так? Зачем лапником-то?

– Чтобы не вернулся, – проскрипела старшая, не отрываясь от работы. Молодая от ее слов аж отшатнулась.

– Кто… не вернулся?!

Пожилая женщина остановилась, зло прищурилась на глупую.

– Сама как думаешь?

В это время четверка Посвященных быстро неслась по темнеющему прямо на глазах лесу, следуя еле заметной тропинкой. Люди здесь ходили редко. Путь до Кладбища Шаманов шел по местам недобрым, а конечный пункт за шатким мостиком вообще считался запретным. Нарушившему запрет угрожало изгнание из рода и племени на веки вечные. Почему? Кто знает… Установили так еще прадеды ныне живущих по причинам, давно забытым. Но прадеды не были дураками, потому чтить их запреты следовало неукоснительно.

Внезапно бегущие позади Посвященные заметили, как из шкуры высунулась тощая желтая ступня умершего. Она мелко задрожала, затем ее пальцы начали сгибаться один за другим.

– Старший! – едва не хором крикнули оба задних Посвященных в испуге. – Он оживает!

– Ускорьтесь, ребята! – только и мог сказать старший. – За поворотом уже мост, а там… Быстрее, в общем!

И они помчались так, что ветки по сторонам тропы замелькали, сливаясь в единую темно-зеленую стену. А вот и мост. За ним святая земля, где никакой мертвый шаман не вздумает оживать после смерти. Потому там их и хоронят.

Они взбежали на крутой берег, и тут внезапно раздался дикий треск.

Мост – три толстых, но уже гниловатых длиннющих бревна поперек глубокой и быстрой реки с утробным стоном покосился, а затем ухнул в воду прямо у ног передних Посвященных. Вверх ударил столб брызг.

Все четверо опустошенно проводили тоскливым взглядом уносимые течением бревна.

– Мы опоздали, – убито произнес старший Посвященных. – Вы знаете, как теперь быть.

По его команде Посвященные опустили носилки. Каждый отступил на шаг от ноши.

Достали по трехгранному каменному кинжалу и замерли, глядя на лежащее тело. Мертвец уже вовсю ворочался, пытаясь выбраться из плена ремней и тяжелой медвежьей шкуры.

Где-то в горах тревожно завыли волки.

2.

Род Орла славился охотниками. Далеко они уходили от своего селения, били дичь, мелкого и крупного зверя. На радость детворе, на сытость всем родичам. Но даже среди этих славных охотников Ястреб, молодой восемнадцатилетний парень, своенравный и самоуверенный, считался самым выдающимся. В отца, говорили, покойного пошел.

Его отец, Сокол, любил гордую присказку: «Сокол мелочь не бьет!» Промышлял исключительно медведей и совершенно повывел их в округе. Причем сам мяса почти не ел, предпочитая рыбу, на которую и менял свою добычу у рыбака Цапли или в соседних селениях. В зрелые годы он ходил на охоту уже вместе с сыном. Один из таких выходов стал для него последним. Медведь попался очень резвый. Свалил охотника, подмял, сын пришел на помощь, да было поздно.

Почти никогда не возвращался Ястреб без добычи. Но сегодня как раз и было это самое «почти». Вошел он в селение весь мокрый, ошарашенный, но со счастливой улыбкой, не покидавшей его лица весь путь до дома.

Его тотчас окружила резвая ребятня, заглядывая в руки и за спину. Неужели и впрямь никого не поймал? Даже завалящего зайчика?!

– Ястреб! Где волк, где лиса, кого взял сегодня?

– Носорога завалил, одному не принести? Позвать дядьку Кулика, он народ соберет, вместе вытащим?

– По домам, сопливые, – весело рассмеялся Ястреб. – Сегодня я без добычи.

– У-у-у, – разочарованно отозвались дети.

В ответ молодой охотник махнул на них рукою. Он уже был рядом со своим домом: большой круглой полуземлянкой, выдающейся над поверхностью до человеческого роста. Остов ее состоял из крепко врытых дубовых бревен, обтянутых звериными шкурами.

На пороге стояла мать: невысокая, еще не старая женщина с приятным лицом и черными длинными волосами. Ее шапку из кожи дикой лошади щедро украшали тонкие круглые бляшки мамонтовой кости, платье до колен из крапивы покрывала медвежья безрукавка с меховой оторочкой. А ноги утопали в коротких мягких сапожках, выделанных из оленьей шкуры. Весь этот наряд так и кричал, что в ее семье живет хороший охотник.

Она осмотрела детвору и зычно спросила:

– А чего так грустно воете? Или вы оголодали, непрокормыши?

Дети отлично знали о крутом нраве матери Ястреба, потому отвечать не стали, мигом испарившись. Сам охотник остановился, нерешительно перетаптываясь на месте. При этом сапоги предательски зачавкали водой.

– А ты, сынок, рассказывай, что случилось.

– Мм, – неопределенно отозвался Ястреб.

Мать слегка опустила голову, глядя чуть исподлобья на своего сына.

– Ведь что-то же случилось, раз ты пришел мокрый, без добычи, но с улыбкой до ушей?

– Ишь, какая хитрая. Так тебе все и скажи, – лукаво ответил Ястреб. – Сначала накорми, напои…

– …По хребтине палкой протяни, – в тон ему продолжила мать, уходя в дом. – Ладно, иди сушиться и есть, потом расскажешь.

Через некоторое время они уже сидели перед очагом. Ястреб жадно счищал длинной тонкой дощечкой кашу из глиняной плошки. Мать возилась со старым туеском, пытаясь заделать в нем дыры пучками травы. Она дождалась, когда молодой охотник доест, и повторила свой вопрос:

– Так что произошло на охоте?

Ястреб вздохнул, поняв, что от матери не отвертишься, и начал рассказывать.

В этот раз он решил зайти дальше обычного, углубившись в земли Черных Кабанов. Их он очень не любил: это спесивое племя возомнило себя главным в долине и запретило остальным убивать диких свиней, поскольку считало хрюшек своими двоюродными братьями. А как тут не бить кабанов, если они, обнаглев от подобного родства, крутились чуть ли не у самих домов, норовя подрыть забор?

Ястреб засел у звериного водопоя, рядом с горной речкой Громотушкой, в этом месте довольно узкой, но глубокой. Его тщательно скрывала трава. Запахом он себя вообще никогда не выдавал, поскольку перед охотой тщательно мылся в горячих ручьях и пах песком, листвой, но никак не человеком. Безрукавка из крапивы и кожаные штаны древесного цвета позволяли ему полностью сливаться с окружающими зарослями.

Короткое копьецо держал оттянутым назад для резкого броска.

Долго сидел. Уже сороки, признав его право на место, перестали сердито стрекотать и подались по своим делам. Тут-то и вынырнула из зарослей к берегу осторожная лисичка. Что ж, мяса с нее мало, зато шкура хороша. Ястреб весь подобрался, готовясь к смертельному удару. Но лисичка встрепенулась, навострила уши, посмотрела назад и дала стрекача в кусты, только ее видели. Ястреб ругнулся про себя, но вылезать из засады не спешил. Мимо него грузным шагом, ломая хворост под ногами, прошли три мужика из племени Черных Кабанов. Пузатые дядьки с черными кудрявыми бородами тащили большой кожаный мешок, в котором билось живое существо. Похоже – человек.

– Ишь, как дергается, слабо по башке стукнули, – загоготал один из Кабанов и всадил в мешок свой кулак. Мешок охнул и перестал дергаться.

– Ой да ла-а-адно, – протянул второй. – Сейчас в воду бросим, а там сама окочурится. Как миленькая. Я внутрь камней наложил будь здоров.

Третий утвердительно хрюкнул. Они раскачали мешок, с силой швырнули в воду – прямо на середину неширокой реки. Мощный поток мгновенно утопил жертву, вода сошлась над мешком, будто ничего и не было. Черные Кабаны еще некоторое время постояли, затем удалились прочь. Дождавшись их ухода, Ястреб выбрался из укрытия и не раздумывая нырнул в ледяную воду. Он стремительным нырком сблизился с местом, куда Кабаны кинули ношу, нырнул, нашарил и схватил мешок, без особых усилий потянул за собой к берегу. Ястреб слыл отличным охотником и обладал сказочной силой. Потому вытащить мешок с человеком внутри для него не составило большого труда.

Швырнул ношу на прибрежную травку, одним движением копья вспорол завязку. Из плена мешка, откашливаясь и тяжело дыша, выбралось нечто растрепанное, в кроваво-грязной, а когда-то белой рубашке-безрукавке из тонко выделанной шкуры.

Это была девушка с неумело обрезанными по плечи волосами. Кроме безрукавки до колен у нее еще были когда-то белого же цвета сапожки, да сейчас остался только один.

Грязное лицо хранило следы сильного удара, виднелась кровь. Но невзирая на раны, двигалась спасенная очень живо: она быстро вскочила на ноги и осмотрелась. Ее зеленые глаза смотрели спокойно, без капли страха.

–Ты спас меня, охотник. Чем отблагодарить тебя за это?

Разговаривала девушка слегка шепеляво из-за разбитых губ. Ростом она была примерно с Ястреба, только тоньше. В отличие от девушек рода Орла, которые уже к первому материнству сгинались от постоянного сидения у костра за шитьем и готовкой пищи, Рысь обладала прямой осанкой. Смотрела смело в глаза и не особо обращала внимания на раны. Еще удивляло полное отсутствие оберегов на ее одежде, без которых разумный человек из дому не выйдет, не то что в лес отправится.

Ястреб пожал плечами.

– Не знаю, чем отблагодаришь. Может, удачи в охоте дашь? Большое стадо мамонтов пригонишь в долину. Или оленей. Хотя нет, оленей мы и так каждую весну на переправе кучами бьем. Вот мамонты другое дело!

У девушки заметно задергался левый глаз.

– Что?

– Ты же дух! – уверил ее Ястреб. – Горный или лесной. Ясно, что не водный. Водный бы в Громотушке не тонул.

– С чего ты взял, что я дух? – удивилась его собеседница.

– Обычную бабу Черные Кабаны кидать бы в воду не стали, – как ребенку, терпеливо разъяснил Ястреб. – Они вообще любят себе женщин брать где ни попадя и каких ни попадя, главное, чтобы нарожали побольше кабанят.

Некоторое время девушка стояла в легком замешательстве. Потом все же поинтересовалась с усмешкой:

– Тебя как зовут, охотник?

– Ястреб, – самодовольно представился спаситель горного или лесного духа. – Лучший охотник долины! А ты кто? Ушана, Смирана? На худой конец и дух холмов Вама пойдет, хотя мамонтов с нее нет толку ждать. Ты не Вама, надеюсь?

– Рысь. Белая Рысь, – гордо отвечала спасенная.

– Белая? – фыркнул Ястреб. – Да какая же ты белая! Скорее грязная.

Он протянул кисть, ткнув пальцем в волосы Рыси, вымазанные в глине. Та резко отбила его руку и отступила в сторону реки. Быстро бросила взгляд назад, чтобы оценить, далеко ли вода.

– Надеюсь, тебе не представится возможности увидеть, как я становлюсь белой, – туманно сказала Рысь, отступив еще на шаг. – Мама есть у тебя?

– Есть. Так ты пришлешь мне стадо мамонтов? – гнул свое Ястреб. – Только откормленных, смотри. А то зима не за горами, надо запасы делать.

Рысь тряхнула грязно-кровавыми волосами.

– Передай своей маме, что зря тебя в детстве головой роняла. Ой, зря…

Ястреб хотел было ответить, да Рысь уже повернулась и, стремительно разбежавшись, нырнула в горный поток. Только ее и видели.

– Ну да, ну да, – недоверчиво буркнул Ястреб. – Не дух. Как же!

3.

– Так и сказала: «Зря мама тебя головой роняла»? – мать прыснула в ладошку. – Мой сын – великий охотник за девичьими сердцами!

– Ой, мама, – поморщился Ястреб, оставляя опустошенную плошку. – Это дух. Нормальная девка разве бросилась бы в реку? Тем более от такого красавца, как я?

– Когда я уже внуков увижу, красавец? Тетерка тебе слишком рябая, Сойка слишком плоская, Трясогузка вообще…

Мать покачала головой, продолжая чинить свой туесок. Ястреб посмотрел на него.

– По ягоды завтра собралась?

– А чего дома сидеть? – пожала мать плечами. – Ты на охоту уйдешь. Я черники соберу. Не все же мясо лопать.

– Давай выбросим этот туесок или огню отдадим. Старый, дыра на дыре. А я тебе новый сплету за вечер.

– Что ты! – испуганно вскинулась мать. – Это твой отец плел! Рука Сокола… Когда прикасаюсь, чувствую его тепло. Жаль, что он так быстро ушел от нас в Мир мертвых. Но с другой стороны, это и правильно.

– Чего тут правильного, – хмыкнул непонимающе Ястреб. – Да он сам виноват, рогатину надо было ниже держать. А так медведь нырнул и подмял его. Я подоспел, да поздно.

Мать, устало вздохнув, пояснила, что имела в виду:

– Правильно, когда родители уходят раньше детей, а деды раньше внуков. Горе, когда наоборот.

Она хотела продолжить свою мысль, но тут извне раздался дикий треск, земля содрогнулась, словно недалеко в горах ухнула подточенная водой и ветром отвесная скала. Оба поспешно выбрались из дома, посмотрели в сторону шума. Где-то у самого Кладбища Шаманов шла нешуточная гроза: били короткие вспышки молний, гремело, ухало. Словно свора горных людей долбила о землю своими тяжелыми дубинками.

Рядом с Ястребом встал старейшина, толстый и высокий Кулик.

– Что там творится, дядька Кулик, не знаешь? – спросил его охотник.

Тот вместо ответа сам спросил:

– Слышал, два дня подряд в приречном селении бубен бил?

– Конечно. Умер кто-то?

– Шаман их старый умер.

– Бык? Я думал, он бессмертный.

– Шаманы живут очень долго. Но они не вечны. А когда умирают, их непременно нужно похоронить на Кладбище Шаманов. Они за жизнь столько всякой дряни себе на душу берут, пока по Миру мертвых шатаются и со злыми духами говорят…

– Так нельзя же на Кладбище Шаманов людям. Кто его туда мертвого доставляет?

– Посвященные Мруны, бога смерти. Умирает старый шаман, новый, переняв его силу, берет бубен и бьет особым образом. Его слышат Посвященные, приходят и забирают труп на Кладбище Шаманов, там хоронят.

– Как-то громко они его хоронят, – буркнул Ястреб и повернулся обратно к дому. Старейшина грустно вздохнул. Он видел молодого охотника насквозь.

– Ястреб, – окликнул в спину.

– Чего?

– Ты не ходи к мосту завтра, Ястреб. Нечего там простым людям шляться.

– Я подумаю над твоими словами, – бросил, не оборачиваясь, Ястреб. Этот оборот речи означал вежливый отказ.

– Не ходи туда, слышишь? – повторил Кулик, уже понимая, что охотник его не послушает.

Глава 2. Хулгу

1.

Утро застало Ястреба в пути. Пока двигался по знакомым местам, ступал быстро, не крадясь. А затем пришлось замедлиться и держать наготове копье. Уж очень странные запахи витали над лесом, в который он вошел. Тут не щебетали утренние птахи, не перешептывалась на кустах листва под ветром. Все будто вымерло. Охотнику плюнуть бы да отправиться в другое, более приветливое место. Но природное любопытство оказалось сильнее.

Лесные охотники знают простые правила с детства: как зашел в бор – не хрустеть сухими ветками, с тропы не уходить, без дела не кричать. Иначе беда тебе, и хорошо, если у лесных духов в это время будет доброе настроение.

Малозаметная тропка, повернув, вывела к берегу Громотушки. Ястреб осмотрелся и присвистнул. Мост – поминай как звали.

Полянка перед обрушенным мостом была покрыта сплошным черным налетом, точно кто-то в пыль измельчил угли и раскидал по округе. Горело тут что-то, причем сильно горело. Хорошо, еще дальше не пошел огонь, обернувшись большим лесным пожаром, поскольку только недавно отшумели затяжные дожди и почва впитала много влаги.

Первого убитого человека острый глаз Ястреба легко отыскал в черной траве. Труп лежал на спине прямо у моста. Когда-то белая шкура, служившая одеждой Посвященного, теперь превратилась в кроваво-грязную мешанину. Личина из бересты покосилась, от прорезей для глаз вниз струились ручейки застывшей крови. Мертвец сжимал в руке оказавшийся бесполезным черный трехгранный кинжал из камня.

Ястреб замер, вслушиваясь в мертвую тишину. Если человек убит, это половина опаски. Настораживало то обстоятельство, что никто мертвого не укрыл, как подобает. Значит – некому. Значит, убийца не наказан и может бродить рядом в поисках новой жертвы.

Еще один настораживающий момент: задрав человека, неизвестный не предпринял попытку его съесть или обглодать. Большой голодный хищник обязательно бы приступил к трапезе прямо на месте, а если уже сыт, прикопал бы добычу, спрятав от посторонних глаз. Только злой человек, злобный же дух либо бешеный зверь бросают убитых.

Еще одно тело безжизненно качалось, закинутое неведомой силой на поперечный сук могучего кедра. С земли Ястреб мог до него дотянуться, лишь вытянув во всю длину руку с копьем. Третий покоился под березой в луже крови, и также сразу по одному его неестественно вытянутому телу становилось понятно: мертв.

Тут послышался слабый стон от берега. Охотник мгновенно выскочил к реке на галечную полоску, отделяющую насыщенную корнями лесную землю от студеной воды Громотушки. Удивился еще, как раньше не заметил, что в сторону от места схватки шел обильный кровавый след, словно кто-то полз, истекая кровью.

У Посвященного хватило силы добраться до воды, обмыть и перетянуть куском одежды раны на бедре и животе. К счастью, пусть и глубокие, но не смертельные. Берестяную личину он снял, меховую одежду подстелил под себя. Услышав, как загремели камни под ногами Ястреба, – тот шумел нарочно, чтобы привлечь внимание, ¬– раненый вздрогнул, схватился за кинжал.

– Эй! – окрикнул его охотник, закидывая копье на плечо так, чтобы наконечник смотрел назад. Тем самым он демонстрировал чужаку мирные намерения.

– Ты кто? – прохрипел Посвященный, часто моргая.

– Ястреб из рода Орла. Большой охотник! Кто это вас тут так покрошил?

– Хулгу, – коротко ответил Посвященный.

Ястреб осторожно присел рядом с ним, не сводя взгляда с леса. Тихо спросил:

– Что за зверь? Не знаю такого.

Глаза раненого блеснули холодным серым цветом.

– Мы не смогли вовремя захоронить мертвого шамана, и он превратился в хулгу. Мы стали с ним драться, он нас всех победил, а затем убежал.

– Два вопроса у меня для тебя, – сказал Ястреб, положив копье на колени и для наглядности демонстрируя по мизинцу на левой и правой руках. – Как хулгу выглядит и куда побежал? Я его нагоню и заколю.

– Ха, – скривил губы Посвященный. – Ты слишком самоуверен, охотник. Хулгу трудно убить даже наговоренным оружием.

Тут он с сожалением посмотрел на свой кинжал, словно на подведшего в трудную минуту друга.

– У меня отец медведей голыми руками давил, – похвастался Ястреб. – А я медведей не давлю голыми руками только по той причине, что уже все повыбиты. Зато красных волков сметаю одним ударом! Я хороший охотник! Весь род кормлю!

– Видел я шкуры местных медведей, – с небрежной усмешкой отозвался Посвященный, – невелики они были.

Славный охотник из рода Орла не удостоил ответом этот гнусный поклеп на доблесть своего отца. После небольшого молчания Посвященный еще раз с сомнением глянул на неброскую фигуру Ястреба. Да, выдающимися габаритами тот похвастать не мог. Но по своему опыту раненый знал, что иногда немыслимая сила прячется в подобных людях. С утра до ночи они рыскают по лесам без устали и страха. Бьют белку камнем влет, волка копьем берут насквозь, а если надо – сходятся в поединках и с более свирепыми хищниками. Вдруг да получится у этого мелкого хулгу одолеть?

– Что ж, если считаешь, что справишься, пробуй. Там у мертвых есть обрядовые кинжалы Мруны. Возьми себе один и двигай по следам за хулгу. Только учти: хулгу не зверь. Хулгу не человек. Хулгу… это хулгу. Он умен и хитер. Но самое поганое, он умеет превращаться в людей. Сожрет кого и потом им же прикинется. Будь наготове.

– Вот это да! – воскликнул пораженно Ястреб. Посвященный ожидал увидеть в его глазах страх, однако теперь они горели еще большим охотничьим азартом.

– Попробуй настигнуть его прежде, чем он выйдет на какое-нибудь селение, – напутствовал далее Посвященный, с кряхтением опершись на локоть. – Выйдет к людям, обернется одним из них, и потом попробуй отыскать. А он тем временем станет по ночам жрать детишек почем зря.

– Уже бегу! – оживленно проговорил Ястреб. – Тебя-то как оставлять, сдюжишь один?

– Не беспокойся. Дожил до твоего прихода и дальше думаю жить. Окрепну, пойду…

Ястреб оборвал его.

– Да куда ты пойдешь, весь в дырах. Как буду у родичей, скажу, они тебя подберут. Жди!

2.

Вниз по течению от разрушенного моста горная Громотушка расходилась на два широких, но довольно мелких потока, что через какое-то время сходились вновь, образуя остров. Буйные заросли, высокие обрывистые берега в два человеческих роста и стремительное течение защищали этот клочок земли от случайных людей.

Спасенная Ястребом девушка по имени Рысь, увлекаемая течением, очень быстро оказалась у острова, незамедлительно вскарабкалась до середины крутого берега по торчащим из обрыва корням. Далее привычным движением отстранила куски дерна, маскирующие тайный вход внутрь, а зайдя, аккуратно прикрыла его за собою.

Внутри начиналась тропка, выходящая на полянку перед покосившимся старым домиком с крышей из сосновой коры. Вдоль дорожки ко входу стояли шесты, на которых были нанизаны черепа: медвежьи, человечьи и совершенно непонятных созданий. Рысь, задумчиво проходя мимо, щелкала пальцами по их выбеленным временем лбам.

Вздохнула:

– Вот я и дома…

Зайдя внутрь, сбросила мокрую одежду на сушильню, состоящую из четырех дубовых прутов, связанных жилами крест-накрест у очага. Дольше всего не сдавался единственный оставшийся сапожок, плотно прилипший к опухшей ноге. Однако слез, когда она напрягла силы, шипя ругательства. Потом с размаху запустила им в проем входа. Порылась в углу среди запыленных вещей. Нашла и натянула льняную рубашку чуть выше колен с короткими рукавами.

Ее ощутимо трясло от холода и потери крови.

Но Рысь не стала отдыхать, разводить костер в очаге. Сразу присела у кривенького столика из отполированного плоского камня на двух дубовых чурках. Над ним висела полочка с глиняными горшочками. Рисунки красной тушью на бежевых боках емкостей поясняли, что внутри. Хозяйка торопливо перебрала все, перетряхнула и с разочарованием поставила назад: в основном горшочки были пустые или с заканчивающимися снадобьями, еле закрывавшими дно.

– Придется заново собирать, – разочарованно сообщила она сама себе. – Что там у мамочки было по составным?

Она достала из выемки под столиком свернутую в моток тонкую беличью шкурку и осторожно развернула. На изнанке виднелись потертые следы красной туши.

– Угу, подружка, – обратилась к себе Рысь. – Это и это есть на острове, наберем, не беда. А вот желчь зайца и чешуя тайменя пропали. Придется поохотиться и порыбачить.

Она встала, грациозно, словно кошка, потянулась и глянула на заманчивую пушистую шкуру медведя в углу. Зевнула.

– Все сделаем, как подобает, – твердо пообещала себе. – Но сначала нужно поспать.

3.

Ястреб вернулся к убитым Посвященным, взял у ближайшего кинжал, для чего без всякого зазрения совести сломал большой палец мертвеца: тот слишком крепко сжимал свое оружие. Теперь следовало найти следы хулгу, умного и коварного убийцы, как его расписал выживший Посвященный. Пару раз подкинув странный кинжал, Ястреб закрепил его на поясе и принялся осматривать округу.

Вскоре он обнаружил вмятины на черной траве. Тот, кто их оставил, ступал широко и неестественно для человека – опираясь на верхнюю часть вывернутой стопы, так что ногти пальцев ног принимали на себя основной вес тела. Кстати, весил хулгу, как средний мужчина. Двигался очень быстро. Вот что прочел Ястреб по следам, преследуя чудовище. Тот расправился с людьми без особых усилий, но один из них все же умудрился всадить в чудище кинжал. Трехгранный каменный стержень валялся под кедром, на ветвях которого висел труп Посвященного.

Ястреб зажмурился и как наяву представил: вот человек вступает в схватку с хулгу. Чудовище сграбастало противника лапищами, затрещали ребра несчастного. Но человек умудряется изловчиться и воткнуть по самую рукоять кинжал прямо в открытое брюхо хулгу.

Тот орет от боли и с яростью хлещет кистью по виску обидчика. Этого хватает, чтобы убить, но хулгу продолжает бесноваться, лупя Посвященного, а выплеснув весь гнев на уже бездыханное тело, без усилий швыряет его на ветку кедра.

Затем уже не так уверенно шагает прочь. Петляет, словно заяц, видно, догадываясь, что будут преследовать. Кто бы другой сбился, но Ястреб был искушенным следопытом. Вот прыгнул хулгу в сторону да пропал. А на самом деле просто вскочил на дерево и по деревьям же прошел назад. А там вновь на свои следы вернулся, задом наперед сделал несколько шагов и опять прыгнул в сторону.

– Не хитрее зимнего зайца, – презрительно отметил Ястреб и втянул воздух чутким носом.

Кровь хулгу, пущенная из живота заговоренным кинжалом, имела едкий запах: трудно спутать с чем-то другим в привычных лесных ароматах. Далее охотник шел, больше доверяя именно нюху. Видимо, хулгу не додумался, что его будет преследовать кто-то, имеющий столь острое обоняние. Следы догадался спрятать, а запах – нет.

Иногда хитрый хищный зверь, почувствовав погоню, не только путал следы, но и, пропетляв, возвращался, устраивая засаду преследователям. Так погиб Сокол и еще несколько охотников рода. И ведь знали повадки зверя, понимали, что подобное может произойти, но как доходило до дела, азарт затмевал разум, и осторожность забывалась.

Ястреб при преследовании держал в уме подобный прием загнанного зверя, когда в один миг охотник превращается в дичь. Потому шел очень медленно, почти не дыша, держа наготове в одной руке кинжал Посвященного Мруны, в другой – копье.

Через некоторое время он понял, куда направлялся хулгу, и по его сердцу скользнул холодок: тот неумолимо шел к селению Орлов. Не минуло и получаса, как его худшие опасения подтвердились. Следы хулгу выходили на общую тропу перед воротами, открывающими путь в селение, защищенное по краям от хищного зверя крепким частоколом. Ворота закрывали лишь к вечеру, на закате. А сейчас, днем, гуляй туда-сюда свободно любой человек, кто же родича заподозрит в злом умысле?

На куче дров у самых ворот грел свои кости старейшина Кулик. Он глянул с укоризной и покачал головой.

– Все-таки не послушал и сходил куда не стоило?

– Очень даже стоило туда ходить, – возразил Ястреб. – Посвященные не удержали мертвого шамана, тот превратился в хулгу.

– Чего? – недоверчиво прищурился Кулик. – Что еще за хулгу? Ты мне не рассказывай побасенки страшильные. Не баба.

– Говорю как есть, – настоял на своем Ястреб. – Зашел на полянку перед мостом. Он, кстати, обрушился, да и ладно с ним, все равно мы на ту сторону не ходили никогда. А перед ним три трупа лежат, четвертый – раненый. У самой реки валяется. Говорит, не сумели похоронить старого шамана, тот превратился в хулгу и всех их перебил. Я по следам хулгу кинулся и прямо к воротам нашего села пришел. Вот. Ты тут сидел все время? Кого постороннего видал?

– Да никто тут не проходил, – отмахнулся Кулик. – Испугался, верно, твой хулгу. У нас же родовые духи сильны. Не зря после каждой охоты кормим их лучшими кусками мяса. А за раненым я сейчас пошлю ребят. Не дело оставлять Посвященного без помощи. И за лекарем пошлю в соседнее село, там как раз Зубр – новый шаман, он же раньше врачеванием занимался, пока Бык живой был. Попутно пусть наше селение закамлает от этого твоего хулгу.