Текст книги "Время отмщения"

Но разве такое возможно?

– Когда?.. – Будаль был привычно немногословен.

– Недавно горели, – быстро отозвался Гаарон.

Конечно, он понятия не имел, в какое время излучатели перестали слать на пульт сигналы, но очень уж страшным казался сейчас сменщик, такой вполне может забить, и даже в голову не пришло, что все можно легко проверить.

Собственно, даже не можно, а нужно. Ответственен всегда тот, на чье дежурство пришлось происшествие, а Будаль, на что совершенно не обратил внимание Гаарон, несколько опоздал.

– Руку! – рявкнул сменщик.

Гаарон машинально положил руку на сканер. Ту же процедуру проделал Будаль, и таким образом акт передачи смены свершился.

– Неполадки? – заступивший на дежурство склонился к микрофону связи с мозгом.

Мог бы и не склоняться. В пультовой хватало датчиков, и все, сказанное очередным оператором, доносилось до электронного чрева, но так казалось надежнее и убедительнее.

– Пропала связь с излучателями номер сто сорок один и сто сорок два, – неживым голосом отозвалась электроника. – Время – минус девять.

Будаль взглянул на Гаарона испепеляющим взглядом. По всему выходило, что произошло все еще до захода солнца.

– Возможные причины?

– Неясны. Вероятен обрыв энергетических кабелей. Вдоль линии выслана ремонтная механическая группа. Связь с ней пропала.

– Что еще можно предпринять?

– Выслать беспилотный летательный аппарат. Для этого необходимо наличие исправного аппарата и санкция директора заставы, – все так же обезличенно сообщил мозг.

Впрочем, любые меры уже давно опоздали, и никакая санкция директора уже ничем не могла помочь…

8

Поселок лежал среди раскинувшегося сада. Увы, уже несколько одичавшего без постоянного людского присмотра. Если сами постройки, одноэтажные жилые дома, еще поддерживались ремонтными роботами на должном уровне, то к растениям механизмы относились без пиетета, а ведь всему живому требуется не только поливание и подпитка удобрениями, но еще и любовь.

Понятно, почему многие из пришедших неодобрительно качали головами. Они привыкли к иному.

– Пошли! – Бхан перебросил на грудь автомат и махнул рукой столпившимся повсюду всадникам.

Земля дрогнула от топота копыт, и молодецкие крики нарушили сонное царство окрестностей.

Из крайнего коттеджа вышел его обитатель, застыл, с изумлением разглядывая накатывающуюся лавину.

В шортах и висящей мешком майке, длинноволосый, даже сразу издалека не понять, мужчина или женщина, он никак не мог взять в толк открывшуюся картину.

Сразу несколько всадников выстрелили на скаку. Таиться больше было не к чему, напротив, чем больше шума, тем больше паники. Да и кого бояться по эту сторону границы?

Обитатель поселка вздрогнул. Как ни трудно стрелять во время скачки, одна из пуль все же попала в него, и первая жертва задергалась, попыталась развернуться, схлопотав следующий кусок свинца уже в спину.

Спустя мгновение сонное утреннее царство на глазах превратилось в откровенный кошмар.

Подлинного сопротивления не было. Не было даже сколько-нибудь осмысленных попыток к нему. Люди выскакивали наружу в надежде понять, что собственно говоря, происходит, и попадали под пули, а то и под удары дедовских шашек, взятых кое-кем из всадников специально для подобных случаев. Другие сразу бросались в бегство, или старались спрятаться в своих жилищах или в тех зданиях, где застал налет. И первые, и вторые были одинаково обречены, весь вопрос был лишь в том, кто умрет раньше, а кто – позже.

Из одного двора вырвался мобиль, и стал торопливо выруливать на ведущую из поселка дорогу. Водитель так торопился, что мобиль заносило на уличных поворотах и разок едва не приложило к изгороди. Оказавшаяся на пути пара всадников едва успела прыснуть в стороны, избегая столкновения. Кто-то пустил коня в погоню, да только много ли в том толку?

Мобиль почти вырвался на свободу, когда один из налетчиков спешился и деловито потянул из-за спины трубу ракетомета. Ракета дымчатым следом обозначила свой путь вдогонку, и огненным шаром вспухла при попадании в мобиль.

– Жирная задница! – Будаль припал к окну, наблюдая фрагменты разыгравшейся снаружи бойни.

Его напарник взглянул лишь раз и теперь пребывал в полном трансе. Лишь стекала по щеке капелька пота, да чуть шевелились неестественно побледневшие губы.

Центральная пультовая по традиции имела некоторую защиту, но пока и бывший, и нынешний дежурные даже не думали о ней.

Один из всадников пронесся рядом с домом, заметил стоявшего у окна Будаля и стал разворачивать коня. Винтовка привычно взвилась к плечу, и лишь тогда Будаль несколько опомнился.

Рывок к стене, торопливый удар по предохранительному стеклу. На ладони появилась кровь, только мужчине сейчас было не до каких-то порезов. Будаль рванул рубильник с такой силой, что тот едва не вылетел с оси.

В пультовой коротко рявкнули тревожные сирены, и снаружи на окна упали металлические ставни. Одновременно двери оказались подпертыми засовами, и здание превратилось в небольшую крепость.

Что-то противно ударило по ставням снаружи. Потом – еще и еще. Гаарон вдруг стал медленно оседать на пол. Будаль бросился к дальнему пульту, налетел по дороге на напарника и едва не упал сам.

– Центральная! Нападение на заставу номер девять! Повторяю – нападение «диких» на заставу номер девять! Как поняли? Спите вы там, задница, что ли? Центральная!

– Ваше сообщение записано. Ждите ответа, – безжизненный металлический голос вверг Будаля в состоянии ярости.

– Да где вы там все? Нас убивают! Понимаете: убивают!

Снаружи по ставням опять забарабанило. В сочетании с долетающими до пультовой отчаянными криками это говорило о том, что бой не состоялся, и происходит элементарное избиение.

Сидевший на полу Гаарон внезапно заскулил. Звук настолько не имел ничего общего с обычно воспроизводимым человеческим горлом, что Будаль невольно посмотрел по сторонам в поисках неведомого невесть как попавшего сюда животного.

– Ты! – Будаль сказал, словно плюнул.

Он бы и плюнул, да напарник находился достаточно далеко для уверенного попадания.

В ответ Гаарон заскулил еще жалостливее, будто это могло как-то помочь в нынешней беде.

Одних людей опасность лишает сил, других подстегивает к действиям. Будаль относился к последним. Он повертел головой, а затем устремился к опечатанному сейфу. Пара минут – и из недр наружу были извлечены два пистолет-пулемета, смазанных, хоть сейчас готовых к стрельбе.

– Держи! – оружие описало дугу и ударило в Гаарона. Тот прежде дернулся от боли, а затем машинально прижал «дырокол» к себе.

Рядом упал патронташ с магазинами.

Руки Будаля привычно зарядили оружие. Щелкнул затвор. В ближнем бою «дырокол» был надежной и серьезной штукой, только как стрелять, если между тобой и врагами находятся стены?

Впрочем, дежурный рассчитывал не столько на пистолет-пулемет, сколько на гораздо более эффективную вещь. «Дырокол» что? Так, средство самоуспокоения, да крайний случай. Вторгшихся налетчиков мог ждать гораздо более неприятный сюрприз в лице двух так называемых автоматизированных боевых комплексов. Требовалось лишь пройти все положенные тесты, дать приоритетные и не очень задания и запустить хранящиеся в ангаре, довольно далеко, кстати, от пультовой машины.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Будаль, старательно вспоминая положенные в подобных случаях пошаговые операции.

Операций, как назло, было много. Да и не занимался дежурный подобным никогда. Лишь знал всю процедуру теоретически, к тому же, как всегда, часть теории давно вылетела из головы.

– Эй, в доме! Выходи! – голос снаружи, явно чем-то усиленный, заставил обоих мужчин вздрогнуть.

Опять заскулил Гаарон. Он начисто забыл о прижатом к груди «дыроколе», и даже не подумал зарядить оружие.

– … …! – энергично и зло бросил Будаль, на долю секунды оторвавшись от манипуляций с пультом.

– Какие невежливые люди! – по ту сторону стен Бхан повернулся к стоявшим рядом соратникам и осуждающе качнул головой. – Им добром предлагаешь…

В поселке все уже было кончено. Основная часть обитателей валялась в самых разных местах и позах, немногие уцелевшие, исключительно женщины, утоляли похоть победителей, а свободные налетчики тем временем деловито сновали по всем жилым и служебным домам, извлекая из них все, представляющее хоть какую-то ценность и интерес. Второй помощник Бхана Борес, в недалеком прошлом – сам житель Благодатных земель, за прегрешения высланный за пределы Границы и охотно перешедший на службу «диким», был занят вскрытием оружейного склада, одной из непременных принадлежностей любой заставы.

Стоявшие за плечами главаря люди дружно засмеялись. Один из них при этом вытирал выпачканный в крови клинок, что делало картину с точки зрения «диких» еще более потешной.

– Давайте обложим дом минами, – предложил Стет, которому не нашлось должной работы во время штурма поселка.

– Долго, – не согласился Бхан. Он взглянул на воинов и указал на тех, за чьими спинами имелись ракетометы. – Посмотрим, какая броня у неженок. Только отойдем чуть подальше.

Будаль продолжал возиться с программами, когда что-то огненное ударило в ставни и ворвалось внутрь огненным вихрем. Затем все это повторилось еще раз, но оба последних обитателя поселка этого уже не увидели…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

9

– Слушай, замполлитра, объясни мне такую вещь…

– Ну?

Мы уже изрядно попарились со всеми вытекающими последствиями, и глаза Птичкина были несколько осоловелыми. Подозреваю, я тоже был отнюдь не в лучшей форме. Потому и выбрался на свежий воздух покурить, а заодно – хоть немного протрезветь после всех лошадиных доз самогона.

Воздух к некоторому моему огорчению свежим отнюдь не являлся. Стояла глубокая ночь, однако вожделенной прохлады не было и следа. Теплынь, разве что, не жарило солнце, и небо усеяно звездами. Только в стороне далекого города стояло едва заметное отсюда зарево его огней, их слабых отблеск в атмосфере, несколько портящее патриархальный пейзаж, да часть неба была просто черной. Будто там что-то было, и это что-то загораживало свет звезд.

– Тут ведь коммунизм?

– С чего ты взял? – подозрительно уставился на меня Птичкин.

Дожили! Сколько лет строим, а в итоге в него не верят даже те, кому по должности положено доносить до нас идеи о грядущем светлом царстве освобожденного труда!

Подозреваю, что кто-то в далеком штабе немало похихикал, отправляя по замене Птичкина именно в мою роту. Раз уж командир – Зверев, то пусть замполит будет ему достойной парой. Не Птицын все-таки – Птичкин. Хотя, парень был неплохой. За те полгода, что он у нас, вел себя достойно, не шкурничал, труса не праздновал и не отлынивал от боевых.

– Как с чего? Ты видел наши дома? Одно слово: технология! – я многозначительно поднял вверх палец. – А чему учит нас марксизм вкупе с ленинизмом? Что высокие достижения могут быть связаны лишь с соответствующей, – слово пришлось выговаривать едва ли не по слогам, – формацией. Логично?

– Подожди, – Птичкин лихорадочно пытался найти изъян в моей логике.

– Чего ждать?

– Хорошо, – после некоторой паузы осторожно произнес замполит. – Почему же нам тогда не сказали?

– Нам, по-моему, вообще еще ничего не сказали. Даже задачи толком не поставили, – напомнил я. – Просто перевели сюда без объяснений, а зачем не сообщили.

Выдавать какие-нибудь предположения я не стал.

Замполит долго размышлял, а затем признался:

– Не знаю. В политотделе ни словом не обмолвились, какая тут формация. Хотя, может, и они пока ничего понять не могут. Но все может быть. Если подумать, капиталистическая страна не согласилась бы на наше пребывание на своей территории. Но почему у них деревень нет?

– Как? А смычка между городом и деревней? Или забыл? Всем жить в деревнях нет смысла, вот и переселились в города. У них уже давно свиней выращивают прямо в подвалах, картошку растят на крышах, а пшеницу сеют вдоль каждой улицы.

– Да ну? – Птичкин не уловил иронии, и спрашивает с самым серьезным видом.

– Ты думал!

Но все же какая-то мысль явно не дает замполиту покоя, и он недоверчиво смотрит на меня и уточняет:

– Откуда знаешь?

– Летчики рассказывали, – с невинным видом сообщаю я.

– Ну, тогда… – и Птичкин умолкает.

Я прикуриваю новую сигарету от окурка.

В лагере довольно тихо. Третий батальон охраняет Врата, роты остальных сейчас там же поджидают очередные караваны, мы же до конца не устроились, не навезли всего и на все случаи жизни, и тут в основном артиллерия, да подразделения обеспечения. Вроде бы, где-то по эту сторону Врат находится ДШБ, однако где его носит, и какие задачи он выполняет мне неведомо. По слухам – он находится в противоположной от города стороне, а зачем – то знает лишь высокое начальство. Как бы нас не погнали с утра назад с колонной. Ничего в том страшного нет, вроде, не стреляют, а прокатиться несложно, но очень уж хочется посмотреть здешний город. Иной мир, все-таки, а ничего кроме пустынных пейзажей да далеких развалин в стороне от караванного пути я до сих пор не видел.

Та же мысль очевидно посещает замполита, и он произносит:

– Посмотреть бы! Надо же – пшеница прямо на улицах! – Птичкин поматывает головой из стороны в сторону.

Я уже предвкушаю удовольствие, с которым буду рассказывать остальным о розыгрыше замполита, но тут вижу, что в темноте к нам кто-то движется, и невольно настораживаюсь.

– Сидите? – подошедший оказывается батальонным комсомольцем Киряковым, которого мы обычно зовем просто Ковбоем.

Как иначе назвать человека, который носится с найденным винчестером, настоящим, как в фильмах «про индейцев, со скобой, и даже пару раз таскал его на боевые? Правда, лишь тогда, когда мы находились на броне, и не надо было навьючивать на себя дополнительную тяжесть.

– Так все не стоять. Что слышно, Ковбой?

– Обратно караван поведет пятая рота.

– Точно? – я мгновенно добрею к прапорщику.

– Точней не бывает. Вы остаетесь в лагере в качестве резерва, ну, и так, поработаете, если понадобится.

Резерв тоже неплохо. Без дела в армии не оставят, а так хоть с лагерем поближе познакомлюсь.

– Выпить хочешь? – раньше вестника с хорошими вестями награждали, и я охотно готов поддержать традицию.

– Спрашиваешь! – с некоторой обидой произносит Ковбой.

По-моему, он где-то уже принял, и теперь ищет добавки. Но для хорошего человека самогона не жалко.

– А вдруг случится чудо? – смеюсь я, поднимаясь, и уже на кратком отрезке к двери спрашиваю. – Слушай, Ковбой, кого мы боимся? Вроде, развитая страна…

– Капуста растет на крышах, – невпопад вставляет Птичкин.

Ковбой смотрит на замполита с недоумением, а затем понимающе кивает, мол, допился человек.

Я подмигиваю, и комсорг еще толком не понимая, в чем дело, согласно кивает:

– А морковки там сколько!

– На крышах? – поражается замполит. За время нашего сидения его развезло еще больше, и теперь он точно пьян. Уже не говорю о доверчивости.

– Не в подвалах же! – в тон ему восклицает Ковбой.

– Ну, да. В подвалах у них свиньи, – соглашается Птичкин.

Он первым проходит в модуль, и я повторно спрашиваю:

– Так чего?

– Черт его знает! – отмахивается комсорг. Выражается он, разумеется, крепче, но мы же не кисейные барышни! – Говорят, здесь порою попадаются банды.

– Откуда? По технологиям – развитая страна.

Мысль о шляющихся бандах кажется диковатой. Это все равно, что наткнуться на разбойников в глубине России.

– Да ну! – машет рукой Ковбой. Я стою между ним и проходом, и потому он вынужден ответить подробнее. – Говорят, летунов как-то обстреляли. Те толком не поняли, кто, но, возможно, духи из-за Врат. Не одни же мы открыли их свойства!

Это объясняет все. Духи – народ серьезный, и изловить их чрезвычайно трудно. Если уж проникли, то держись! Хорошо, что отныне Врата перекрыты и подмоги им ждать неоткуда.

Но мы уже в комнате, и кто-то, кажется, наш батальонный фельдшер Портных, сразу сует в мою руку стакан, наполненный наполовину.

Почему химики гонят такую гадость?

10

Утро в полном соответствии с песней встречает прохладой. Меня слегка трясет от выходящего хмеля, и приходится прилагать усилия, чтобы это было незаметным. Офицер должен быть бодр – аксиома, вбиваемая в голову еще в училище. Вот я и стараюсь, и, даже, кажется, не без успеха.

Еще с самым рассветом, опорожнив свои цистерны в подготовленные для подобной цели емкости, уходят наливники. Как обещал Ковбой – в сопровождении пятой роты. Я же занимаюсь знакомством с расположением караулов, распределением людей на всевозможные работы и прочими аналогичными делами. Не успеваю сам осмотреть все окрестности, как под конвоем четвертой роты прибывает огромный конвой с боеприпасами, и начинается обычный в подобных случаях бардак.

Летуны с окраины лагеря снимаются всей эскадрильей и улетают в сторону Врат. Но это уже не наши заботы. У них свое командование, так пусть у них голова болит.

Полдня проходят в различных хлопотах и заботах. После обеда все начинается по второму кругу. А еще и начальство… Всех замов и помов слишком много на остатки полка, но ведь каждому хочется сказать свое веское слово! Но все было цветочками, пока не наехали политруки. Замполит, парторг, комсорг, пропагандон, – их было многовато, даже когда мы все собирались вместе, и им было где развернуться, а уж на мою роту…

Упущение с их точки зрения было налицо: рота уже на месте, а ленинский уголок до сих пор не оборудован. Ну, как тут не закипеть возмущенному разуму праведных коммунистов! И они закипели так, что лишь малости не хватало для выбивающегося из мозгов пара.

Никогда не мог понять нашего славного определения: «отличник боевой и политической подготовки». Что в армии важнее: чтобы военный был умелым солдатом, или чтобы он разбирался в бесконечных поворотных партсъездах и пленумах? И зачем вообще забивать голову подобной ерундой? Но лишь дядя Саша решается в открытую выступать против обилия замполитов, за что и ходит до сих пор в капитанах. Мне же остается объяснять, кивать, обещать исправиться, а в заключение послать Птичкина срочно исправить упущенное.

На уровне рот и батальонов политруки вполне вменяемые люди. Птичкин высказывает мне все, что думает об ленинских уголках, хотя, это чуть не единственная его глобальная забота, после чего послушно уходит возводить цитадель нашей несгибаемой идейности и непоколебимой веры в вечно живого вождя и дело его партии. Да и то – как же без боевого листка и прочей фигни?

Я со своей стороны настоятельно советую Птичкину найти художника и нарисовать большой портрет Ленина в пионерском возрасте, его же – пылающего комсомольца, а затем и умудренного жизнью коммуниста. Этакий триптих, чтобы бойцы смотрели и росли над собой на страх всем агентам мирового империализма. В ответ Птичкин посылает меня так далеко, что даже летчики не помогут добраться. Он до сих пор обижен на меня за давешний розыгрыш, хотя кто его просил верить откровенной ерунде? Надо же хоть немного соображать, а не принимать на веру все, что говорят другие.

Дел хватало. Людей туда, людей – сюда, выгрузить то, оборудовать это. Даже до модуля добраться не было времени. Череда дел привела меня к штабу, а оттуда как раз вывалил полкач в сопровождении зам по вооружению, зампотыла, связиста и других. Свита набиралась немалая.

– Старший лейтенант Зверев! – судя по тону, отец-командир явно был не в духе.

Я невольно вытянулся, даже сделал попытку щелкнуть каблуками, позабыв, что на ногах кроссовки.

– Что у вас за вид?

Вид у меня был вполне обычный. Конечно, далеко не уставной, но кто и когда одевался здесь по уставу? Сам полкач тоже был одет отнюдь не в китель с пьяными брюками.

Но возражать начальству – себе дороже. Потому пришлось стоять и молчать в надежде, что гроза промчится стороной.

– Вы в Советской армии, или где? Что у вас на ногах?

– Кроссовки, товарищ подполковник.

– Что? Вы что, кросс собрались бегать?

– Никак нет. Но в кроссовках удобнее.

Чего я только не услышал в ответ! Спустя пять минут, когда полкач разъяснил и мне, и своей свите, какой я разгильдяй, оболтус и вообще, непонятно кто, из начальственных уст вырвалась причина разноса.

– Тут того и гляди высокие гости с проверкой заявятся, и что они увидят? Что вместо воинской части имеют дело с партизанским отрядом? Не только бойцы, но и офицеры ходят кто в чем, служба несется абы как, дисциплина на уровне детского сада. У вас составлены планы занятий с личным составом?

– Никак нет, товарищ подполковник.

Говорить, что планы в нашем положении бессмысленны, я не стал. Оправданиям все равно не место.

– Вот! – полкач получил дополнительное подтверждение моей непригодности к военной службе. – Скажите, товарищ старший лейтенант, вы получили денежное довольствие?

– Так точно! – чеки нам давали регулярно, но какой от них сейчас толк, когда военнторг еще не добрался до наших мест?

– И вы состоите на всех видах довольствия?

– Так точно! – заладил я словно попугай.

– И в семье у вас все нормально?

– У меня нет семьи, – напомнил я.

– Но в отпуск вы уже ездили?

– Месяц назад, товарищ подполковник.

– И у вас нет никаких претензий?

– Никак нет!

Ну, прямо истинный отец, живо интересующийся делами своего непутевого сына! Даже тон стал участливый, и в глазах откровенная забота о подчиненном.

– Так какого же …?! – рявкает полкач.

От заботливости в его голосе не остается и следа.

– Мы с вами, товарищ старший лейтенант, в другом мире. По нам местные жители будут судить о Советском Союзе и хуже – о Советской армии. И что они подумают, глядя на вас? Что советские офицеры только самогон пьянствуют? Вы же алкоголик, товарищ старший лейтенант! От вас на выстрел разит спиртным!

Положим, в обед мы распили бутылку на восьмерых для поправки здоровья, и я не был не то что пьяным, но и хотя бы чуть навеселе. Уж не знаю, как полкач сумел унюхать слабый запах, да и был ли запах вообще? Может, виновато воображение командира?

– Немедленно идите и приведите себя в порядок!

– Слушаюсь! – вскидываю я руку к панаме, а сам думаю, что нет решительно никакого повода выполнять приказание, о котором полкач скоро забудет.

– После этого вместе с помпотыла отправитесь на аэродром. Возьмите с собой бойцов. Должны прилететь ученые, поможете им выгрузить багаж.

– Товарищ подполковник, разрешите вопрос. Много бойцов с собой взять?

Полкач поворачивается к связисту.

– Думаю, человек двадцать надо, – подсказывает тот.

– Слышали? – уточняет подполковник.

Вдалеке раздается гул, и мы все невольно поворачиваем головы в ту сторону.

– Выполняйте! – отрезает полкач, и я вновь вскидываю руку к головному убору.

Наша авторота находится где-то в пути, а о других машинах полкач даже не заикается. Впрочем, в армии это в порядке вещей. Тут главное – отдать приказ, и никого не касается, где подчиненный изыщет средства для его выполнения. Взять пару бээмпешек, что ли? Кто знает, что и куда придется тащить?

Полкач уходит с большинством свиты, и рядом со мной остается только помпотыла. Соболев сморит на меня вполне благожелательно, и я спрашиваю:

– Товарищ майор, багажа будет много?

– Откуда я знаю? – и, предупреждая мой следующий вопрос, – Домики для ученых вон там.

Ему, очевидно, не по душе, что в лагере будут штатские. Хотя, как в лагере? Для их братии отведен комплекс, находящийся несколько на отшибе от наших рот и батальонов. У нас своя жизнь, у них – своя, и кажется странным, что на каком-то этапе они вдруг пересеклись.

Хотя, ученые здесь важнее, чем люди в погонах. Ясно же, что главная наша цель – понять и усвоить как можно достижений здешнего государства, а не потрясать оружием и устраивать военную базу.

Низко над горизонтом появляются точки идущих к лагерю вертолетов, и я, с разрешения Соболева, торопливо бросаюсь выполнять приказ.

– Колокольцев! Бери свой взвод и двигай на аэродром! К нам ученые прибыли, надо помочь им выгрузиться.

– А техника? – спрашивает лейтенант.

– Что-нибудь придумаем, – машу я рукой. Собственно, Колокольцева я не выбирал, он просто был первым из моих офицеров, попавшийся мне на глаза.

Взводный кивает и срывается с места. Ждать пока он соберет разбросанных по разным работам людей, я не стал. Чем хороша армия – всегда можно переложить задачу на младшего по званию. Да и Соболев стоит в стороне, явно не собираясь идти к аэродрому в одиночку. Элементарная этика заставляет составить ему компанию.

По дороге каждый из нас закидывает удочки, пытаясь узнать, что известно другому о здешнем обществе. Мир-то ладно. Некий аналог Земли в районе северной Индии. В общем, как там у поэта: «На границе с Турцией, или Пакистаном». А вот остальная, так сказать, политико-экономическая обстановка… Единственное, что знаю я, – история явно пошла здесь иным путем, и никаких аналогов России или США вроде бы не имеется. А вот что до всего прочего…

Соболев знает чуть больше моего. По своей должности он присутствовал при строительстве лагеря. Но устройство мира, государственный строй и все такое прочее так и остались для майора неведомыми. По его словам, – для прочих старших офицеров тоже. Мы же пехота, нам никто ничего не объяснял. Дали приказ, а прочее, мол, само разъяснится.

Единственное, что Соболев сумел сказать наверняка – мужчины и женщины в этой стране носят абсолютно одинаковую одежду, по его словам – просторные шорты до колен с халатами или свободными рубахами, причем, никаких отличий в цветах и фасонах не заметно. Да и в служебном положении вроде бы соблюдалось равенство. Но чем такая информация может помочь? У нас тоже давно нет дискриминации, и женщины вовсю таскают шпалы, а в гражданских конторах дам побольше, чем мужиков. Так что…

11

Пока мы доходим до поля, первый Ми-восьмой уже твердо стоит на земле. Остальные идут на посадку, поднимая винтами пыль, и делая невозможным любой разговор. Наконец, лопасти останавливаются, моторы умолкают, и наступает долгожданная тишина. Сюда уже подтягивается наземный аэродромный люд, но тесно от этого не становится.

Из чрева некоторых вертушек на землю спускаются разнообразно одетые мужчины и женщины самого разного возраста. Пожилых или хотя бы в летах побольше, однако встречаются и молодые. В руках многочисленные сумки и чемоданы, причем, количество клади явно превышает число конечностей, и частью все это ставится прямо в пыль у ног владельцев. Как всегда, когда речь идет о гражданских, понять, кто из них главный, очень трудно, и Соболев в нерешительности мнется на месте. Потом майор бросает на меня выжидающий взгляд, и я отправляюсь к ближайшей группе прибывших.

Мое внимание привлекает одетый в летний слегка помятый костюм мужчина. Вид у мужчины довольно важный, и только некоторая бледность после перелета несколько портит впечатление.

Впрочем, такой же вид наблюдается у многих. Часть ученых явно оказалась подвержена воздушной болезни, проще говоря, их элементарно укачало на вертушках, и теперь люди с жадностью вертят головами и глотают теплый воздух, словно стараются всеми органами чувств убедиться, что наконец-то вернулись с небес на долгожданную землю.

Я привычно отдаю мужчине честь, представляюсь, и только после этого спрашиваю, кто из них старший?

– Там, – мужчина неопределенно машет рукой в сторону другого борта. Говорить ему, похоже, трудно.

– Простите, – не отстаю я.

– Видите того в очках и сером пиджаке? – спрашивает мужчина, извлекая из кармана большой носовой платок и пытаясь вытереть катящиеся по лицу капли пота.

– Который с галстуком? – уточняю на всякий случай. И удостоившись утвердительного кивка, поворачиваюсь туда, где остался Соболев.

Майор понимает смысл моего движения, и идет к нам походкой уверенного в себе человека. В итоге к очкарику мы следуем уже вместе, зампотыла чуть впереди.

– Заместитель командира полка майор Соболев! – четко представляется тыловик, не особо уточняя, по какой части. – Вы будете старшим группы?

Немолодое лицо нашего собеседника чуть исказила гримаса недовольства. Ему с высот чистой науки явно не по душе люди в погонах, и их субординация, но деваться некуда, и потому он нисходит до ответа:

– Не старший группы, а начальник научной экспедиции. Между прочим, академик.

Звание нас не впечатляет. Вот если бы он был генералом, дело другое. Тогда мы были бы вынуждены вытянуться во фронт, а так… Подумаешь!

– Мне приказано препроводить вашу… – Соболев делает короткую заминку, – экспедицию в предназначенные для вас помещения.

– Так препровождайте, – несколько сварливым тоном отвечает академик. – Люди устали от долгого перелета, им надо хоть чуть привести себя в порядок.

Майор вскидывает руку к панаме. Я тем временем осматриваю прибывших, прикидывая, много ли нам придется тащить?

Всего ученых оказывается с полсотни. На каждого приходится по две-три сумки и чемодана весьма неподъемного вида, но все это полбеды. Летуны выгружают из вертолетов какие-то ящики, явно принадлежащие экспедиции, и этот груз не предназначен для ручной переноски на дальние расстояния.

Я оборачиваюсь и вижу, что Колокольцев вполне справился с первой частью поручения. Он успел достать где-то пару машин, и теперь проблему можно считать решенной.

– Нам хоть какой-нибудь транспорт подадут? – осведомляется между тем академик.

– Только для груза, – встреваю я. – Тут недалеко.

Отвечать в присутствии старшего по званию не принято, но за спиной академика собирается небольшая группа ученых, и я немедленно замечаю среди них молодую женщину весьма привлекательной наружности.

Дальняя дорога не красит, и на светлых брюках женщины можно углядеть следы пыли, а на блузке – влажноватые пятна пота, но все равно несколько усталое лицо кажется нереально-прелестным посреди нашего воинского монастыря. Невысокого роста, стройная, лет двадцати трех-четырех, с выразительным взглядом карих глаз и нежными, чуть потрескавшимися губами, девушка кажется мне самим совершенством, неведомо каким образом попавшим в наши края.

Понятно, что мне хочется обратить на себя внимание, и черт с ним, если я потом подвергнусь начальственному разносу!

Впрочем, Соболев явно понял причину моей краткой речи и незаметно подмигнул мне. Мол, действуй, старлей! Сам майор давно обременен семьей, да и тут имеет постоянную любовницу в нашем медпункте. Его не увлечь чарами молоденькой красотки.

Подходят машины, из кузовов выпрыгивают бойцы, а рядом со мной оказывается Колокольцев.

Ученые некоторое время решают, что для них важнее – личная кладь, или всевозможное оборудование, и в итоге останавливаются на первом варианте. Но солдатам они до конца не доверяют, и чтобы вещи не пропали по дороге, несколько человек лезут в кабины сопровождать ценный груз.

Впрочем, в кузове оказываются лишь наиболее громоздкие чемоданы и сумки. По распоряжению встрявшего академика одну машину все-таки загружают ящиками, и почти у каждого из ученого люда на руках остается что-то из вещей. Соболев предлагает академику разместиться в кузове, но тот с некоторым негодованием мотает головой. Не то хочет продемонстрировать пример своим людям, не то просто хочет пройтись по чужому миру.