Текст книги "Гавань Командора"

10
Кабанов. Встреча с Мишелем

В жизни мне довелось поколесить немало. Я не говорю про перелеты. В воздухе расстояния не ощущаются. Вернее, выглядят как-то несерьезно. Сел в самолет в Москве, а через восемь часов вылезаешь из него на другом конце света, в Хабаровске. Да еще бурчишь при этом, что надоело сидеть на одном месте, лишь один раз быстренько перекурил в туалете, и вообще, устал, надоело.

Настоящее путешествие возможно только по земле. Или по воде. С постепенно разворачивающимся пейзажем, с определенным занудством, с подсчитыванием оставшегося расстояния.

По времени путешествия бывают короткими и длинными. На колесах и пара сотен километров – пустяк. Пешком же такое расстояние пока пройдешь…

Мне доводилось перемещаться на поезде, в автобусе, в автомобиле, на БМД и БТРе, на своих двоих с полной выкладкой. В последние годы – под парусами. А вот так, далеко да на карете, – первый раз в жизни. В фильмах и книгах герои вообще путешествуют верхом. Но это надо совсем не жалеть лошадь. Про собственную задницу уже не говорю. Да и вещей с собой много не прихватишь. Одному или в мужской компании от беды можно. Только с нами были дамы, а уж багаж у них…

В конце концов к Мишелю отправились лишь мы с Ширяевым. Юра привлек к делу не только Ардылова и Кузьмина, но даже Ярцева. Калинин и Кротких остались помогать ему по коммерческой части. Военная стезя во Франции особо не привлекала никого.

Петрович вновь искал себе практику. И наконец, Костю соблазнил Гранье. Уговорил навестить какого-то старого знакомого в Дюнкерке, городе, упорно ассоциирующемся у меня с позорным бегством англичан во время Второй мировой.

В итоге мы пустились в путь двумя семействами. Двое мужчин, столько же детей, три наших женщины плюс две служанки и по кучеру на козлах. В одной карете поместиться мы никак не могли, и пришлось взять две с соответствующим числом лошадей.

Дороги – беда не только одной России. По крайней мере, в нынешнее время. Там, где сохранились римские, – хорошо, однако появилось столько мест, где тракты проложились позднее. Именно проложились. Насколько понимаю, никто специально их не прокладывал. Люди путешествовали по делам. На популярных маршрутах возникали тропки, потом – тропы, те, в свою очередь, превращались в дороги. Между крупными городами за ними поневоле следили. Однако стоило свернуть в сторону, как езда превращалась в некое подобие набора мучений. Сплошные ухабы, наверняка помнившие старое средневековое правило: «Что с возу упало, то пропало», бесконечные повороты, подъемы, спуски, короче, все, что пожелает душа путешествующего мазохиста.

Мазохистом я не был. Просто хотелось повидать дорогого мне человека. Времена таковы – расставшись с кем-нибудь, рискуешь больше его никогда не встретить. В отсутствие приемлемого транспорта любые расстояния становятся трудноодолимыми.

Последнее мы сполна испытали на себе. Дни медленно уходили за днями. Ночи на постоялых дворах сменялись ночами в чьих-нибудь замках или дворцах. Один раз мы неверно рассчитали, и в итоге ночевать пришлось под открытым небом. Хорошо, что погода стояла хорошая и все это напоминало пикник.

Задумчивое пламя костра, бурлящая похлебка, аромат запекающегося мяса, глубина звездного неба над головой… Лепота…

Единственное, что несколько портило покой, – на дорогах, по слухам, пошаливали. Поэтому пришлось нам с Ширяевым дежурить по половине ночи. Не хватало прославленным морским разбойникам пасть жертвой своих сухопутных коллег!

Но нет. Ночь на природе прошла спокойно. Бандитизм явно не являлся основной профессией французских жителей. Как в дальнейшем при всех гримасах криминогенной обстановки все же не стал доминирующей специальностью на Руси. Да и по оставленному позади Карибскому морю ходили не только пираты. Иначе кого бы мы там грабили? Друг друга?

И вновь вокруг нас неторопливо пробегали леса, перелески, поля, виноградники… Прелестные картинки доиндустриальной эпохи. Это позднее деревья пойдут в ненасытные заводские топки, леса исчезнут, зато расплодятся города и городки с их чадящими заводскими трубами. Нам до этого не дожить.

Пока доходило до того, что люди частенько пили прямо из рек. Мы-то по привычке воду кипятили. Помимо химии есть еще биология. Всевозможные бактерии да вирусы, еще не мутировавшие и потому для нас вдвойне опасные. Иммунитета от подобных тварей у наших организмов нет. Легко в ящик сыграть. В пиратской эпопее нас, наверное, спасало постоянное напряжение. Нам было не до хворей, и они в основном благополучно обходили нас стороной. До сих пор обходили…

Кареты въехали в очередной лес. Настолько дремучий, что никак не ассоциировался с Францией. Тогда уж с Россией. Все-таки чащобы и прочие буреломы обычно соотносятся с моей родиной, а не с благополучной Европой.

Только какая она благополучная? В нынешние времена…

Дальнейшее произошло внезапно. Настолько, что неопытный трус испугаться бы толком не успел.

В первое мгновение мне показалось, будто валятся деревья. Я сидел у левого окна, размышлял о пейзажах, о судьбах цивилизации, о прочей ерунде. Ребенок спал на руках у заботливой мамы. Сама Наташа сидела тихо, боясь разбудить дитя. Юленька вообще дремала, убаюканная бесконечной монотонной ездой. И, как всегда, спала Жаннет.

Не то падающие, не то чересчур сильно качнувшиеся ветки вывели меня из задумчивого транса. Что происходит, я не понимал. Только в любом случае пассивность – худший из всех возможных способов действий.

Затем сквозь треск и шум знакомо и реалистично грянул выстрел. И сразу все стало ясно.

Я не облекал в мысли осознание происходящего. Это рассказывать о чем-то порою долго. По времени все случается гораздо быстрее. Настолько, что лишь потом можешь анализировать свои поступки и чужие ответы на них.

Я столько раз десантировался из БМД и БТРа, что дальше просто сработал инстинкт.

Тело само рванулось наружу. Я едва не снес довольно хлипкую дверцу кареты и еще в полете, привычно группируясь перед падением, заметил суетящихся кругом разнообразно одетых мужчин. Практически у каждого в руках что-то было. У кого – шпага, у кого – нож, а у кого-то – пистолет или мушкет.

Ох, не демократ я и не либерал. И правозащитника из меня никогда не выйдет, сколько ни старайся! Нет во мне толерантности, политкорректности и прочих позднейших заморочек. Может, и особой любви к ближнему нет. Если этот ближний – дальний, да еще пытается отправить меня на тот свет. Или хотя бы ограбить на этом.

В дороге я не расставался с портупеями, ставшими привычными. Плюс – шпага, плюс – метательные ножи. Без всего этого арсенала я чувствовал себя на редкость неуютно. Хуже бизнесмена без чековой книжки или демократа без внимания прессы.

Первую пару пистолетов я выхватил еще в полете. Упал кому-то под ноги, перекатился, вскочил, взводя курки. Передо мной в некоторой растерянности застыл мужчина с обнаженной шпагой. Я выстрелил в него в упор из правого ствола, отбросил разряженное оружие и дернул из-за спины нож.

Спустя мгновение нож вошел в спину некстати отвернувшегося от меня другого разбойника.

От второй кареты, где находился Григорий, громыхнул выстрел и почти без перерыва – еще один.

Дорога в этом месте делала небольшой поворот. Из-за моего рыдвана было не разобрать, что происходит сзади. Да я все равно пока не мог помочь моему бывшему сослуживцу и верному спутнику.

Оглядываться пришлось молниеносно. Обстановка не радовала. Наш кучер завалился на своем облучке. Не то ранен, не то убит. Очевидно – тем самым выстрелом, который привел меня в чувство.

Двое разбойников держали под уздцы лошадей. От природы наши четвероногие перевозчики – существа трусливые и вполне могут понести карету без понуканий кучера.

Еще двое разбойников направлялись в мою сторону с той же стороны. Направлялись скорее по инерции. Мое выпадение из экипажа с последующим нападением вряд ли заняло больше пяти секунд, и мозги лесных грабителей еще не сообразили, что ситуация развивается не по их сценарию.

Шедший первым был одет заметно лучше остальных. С этакой претензией на роскошь, если не принимать во внимание явную несвежесть наряда. Он был единственным, чья шпага покоилась в ножнах. Зато пистолет в руке наводил на размышления, кто именно стрелял в кучера. Следующий за ним был с мушкетом в одной руке и большим кинжалом в другой. Уже поэтому в моих глазах на роль стрелка он не подходил. Стрелять с тяжелого ружья от бедра или с вытянутой руки – это же какое мастерство и силу иметь надо! А на Малютку Джона разбойник явно не тянул. Даже с большой натяжкой.

Почти рядом со мной стоял еще один из романтиков больших дорог. Его недавние соседи и приятели уже выбыли из игры. Этому же повезло. Пока повезло.

Нож в его руке нервно подергивался, однако меня зацепило не это. Внимание сразу привлек пистолет, который ходил ходуном гораздо сильнее клинка. Что было гораздо серьезнее. Вдруг выпалит сдуру, а в карете, между прочим, женщины и маленький ребенок.

Уже задним числом, когда все закончилось, мне подумалось, что по всем канонам жанра стычка должна была завершиться примирением с разбойниками, нашей если не дружбой, то хотя бы взаимоуважением, совместными посиделками у костра… Тогда же мне было не до рассуждений и размышлений. Тот, кто бьет вполсилы, наверняка сам окажется жертвой.

Разбойников было больше. Кто-то наверняка находился по ту сторону кареты. Да и Григорий стрелял не по зайцам. Беда бандитов – в низкой боевой подготовке. Они привыкли брать неожиданностью, нахрапом. Смогли бы одолеть обычных путников. Может, и опытных, если бы последние промешкали хоть немного и дали робин-гудам чуть форы по времени.

Что-то я расфилософствовался по мелочам и нагромоздил кучу ненужных описаний. Видно, совесть моя чуть не на месте. Не в том смысле, что мне жалко кого-то из нападавших. Сами хотели – сами получили. Но уж очень я привык убивать в последнее время. Словно так и надо поступать по жизни.

Как раз отсутствие раскаяния меня и беспокоит.

Шпага сама прыгнула в руку и вошла разбойнику в бок.

Он еще падал, когда я вскинул пистолет и выстрелил в наконец-то опомнившегося главаря.

Беда в том, что кремневое оружие срабатывает не сразу. Пока вспыхнет порох на полке, пока он подожжет основной заряд, проходит добрые полсекунды. Не меньше.

Главарь оказался калачом тертым. За эти полсекунды он успел отшатнуться, и предназначенная ему пуля попала в руку следовавшего за ним бандита. Главарь отбросил пистолет, подтверждая тем самым мои недавние подозрения о выстреле в кучера, и потянул из ножен шпагу.

Составить ему партию я не смог. От кареты раздался истошный женский визг. Пришлось забыть про главаря, его раненого приятеля да и про все остальное.

Как я оказался по ту сторону экипажа, объяснить не сумел бы никто. Перепрыгнул ли, обежал, перенесся по воздуху…

Вторая дверь была распахнута настежь, и какой-то крепыш похотливо пытался вытянуть наружу мою Юленьку. Другой оборванный разбойник стоял сразу за его спиной и выгадывал, где встать, дабы оказать компаньону наиболее эффективную помощь.

Я оказался перед ними так, что ни рубить, ни колоть тащившего было несподручно. Пришлось ударить клинком, словно палкой, почти без замаха по спине.

Убить подобный удар не мог. Разве что несерьезно ранить. У нас на море такие раны флибустьеры даже не замечали. Мало ли они зарабатывали царапин!

Очевидно, в европейских лесах дела обстояли несколько иначе. Разбойник вскрикнул, разжал руки и отпрыгнул в сторону. Упиравшаяся перед тем Юля по инерции улетела в глубины кареты лишь мелькнули одна из многочисленных юбок да кончик ноги.

Второй бандит, до сих пор больше примеривавшийся, с какой стороны подступить, с неожиданной прытью выхватил пистолет.

Я привычно качнулся в сторону. Ему бы хоть в туловище стрелять, а не в лицо! Тоже мне, Вильгельм Телль выискался!

Мой клинок вошел незадачливому стрелку в живот. Его шибко раненный приятель решил не дожидаться очереди и припустил в лес. Плащ на его спине был порван, а дальше я и разглядывать не стал.

Лошади все время норовили встать на дыбы, рвануть прочь от места, где что-то постоянно грохочет, да к тому же начинает явственно пахнуть кровью. К счастью, державшие их разбойники находились на своих постах. Они едва не висели на скакунах, однако продолжали удерживать карету на месте.

Молодцы, ничего не добавишь!

От экипажа Ширяева по-прежнему доносился шум. Там тоже дрались. Если уровень лесных братьев такой же, то, может, Гриша сумеет обойтись без моей помощи.

Воинское ремесло, как никакое другое, требует постоянного упражнения даже после того, когда основные навыки давно закреплены. Разбойники явно пренебрегали этим непреложным правилом, большую часть времени пребывая в неге и довольстве. В архипелаге такие лентяи долго не жили…

Я изо всех сил вновь рванул на другую сторону. Никак не мог забыть, что главарь находится там. Как правило, такие должности занимают люди, наиболее умелые. Чаще всего именно они собирают вокруг себя остальных, а нет – добиваются положения умением и силой. Ну и, конечно, удачливостью.

Не знаю, как насчет умения, однако удачливость явно оставила главаря. Он сам прекрасно понял это. Даже не попытался ни устроить решающий поединок со мной, ни хотя бы схватить одну из женщин и укрыться за ней, словно за живым щитом.

Хотя для последнего он был, возможно, хорошо воспитан.

Я хорошим воспитанием не блистал. Шпага продолжала привычно лежать в правой руке, поэтому пистолет был выхвачен левой. Главарь как раз вцепился в древесный ствол, чтобы с разгона обогнуть его, а там – ищи его в чаще.

Нет, все-таки я определенно не джентльмен. Подельники пусть удирают, а вот главарь… Он ведь еще может доставить ненужных хлопот. А то и попытаться отомстить за провал нападения. Достаточно хорошенько прицелиться из чащи да выстрелить. Пуля из засады без проблем способна одолеть любого фехтовальщика.

Не выстрелит. Как и не отомстит. Я достал его буквально в предпоследний момент, который стал для главаря последним.

И тут свои добровольные посты оставили конюхи. Они решили, что нет никакого смысла удерживать лошадей, по-прежнему остающихся хозяйскими. Да еще учитывая, что вместо благодарности их могла ждать общая участь.

Это они зря. Работа заслуживает хоть какой-то награды. Уж их трогать я точно не собирался. Как перед этим фактически отпустил двоих бандитов: с рваным на спине плащом и второго, раненного в руку.

Едва конюхи торопливо бросились прочь, почуявшие свободу лошади решили, что пришел их долгожданный час. Еще счастье, что назвать скакунов дружными было трудно. Рванули бы сообща, могли бы такую скорость набрать едва ли не с места!

Что-то скрипнуло, что-то звякнуло, и карета тронулась в путь. Ощущение было таким, будто внезапно приходит в движение твой поезд, а ты остаешься стоять на перроне. Хорошо, перипетии схватки сыграли мне на руку и я оказался почти рядом.

Чтобы запрыгнуть, пришлось даже отбросить шпагу. Я же не каскадер. Тренироваться в делах подобного рода не приходилось. Да и кареты мало приспособлены для трюков.

Я едва не сорвался, на секунду завис, но сумел подтянуться и плюхнуться на козлы рядом с кучером.

Кстати, тот был жив, хотя мало что соображал от раны. К тому же он стонал, но – вот что значит профессионализм! – вожжи не выпустил. Я буквально силой вырвал их и потянул, останавливая лошадей. Блин! С машиной управляться куда легче!

Но – справился. Карета застыла, и я немедленно рявкнул:

– Юля!

Женщина послушно высунулась. Растрепанная, но такая милая…

Времени на сантименты и любования не было. Сзади оставался Ширяев, и непонятно, как обстояли дела у него. Да и шпага мне была дорога, и оставлять ее у дороги я не собирался.

– Держи! – Я подхватил Юлю. Рывком помог забраться на козлы и протянул вожжи. – Кому сказал!

Не люблю приказывать женщинам, однако выбора не было, а уговоры всегда отнимают время.

Женщина судорожно вцепилась в вожжи, а я сразу соскочил и бегом бросился назад.

Помогать Григорию не пришлось. Разбойники не ожидали мгновенного отпора. Троих Ширяев убил или тяжело ранил, еще столько же, по его словам, бежали, и поле боя осталось за нами.

Второй кучер не пострадал. Лишь Вика смотрела вокруг расширенными от ужаса глазами. Зато Маратик гордо взирал на валяющиеся тела. Он еще не понимал, что любая смерть – это окончательная точка в жизни. И ничего хорошего в ней нет.

Я подобрал пистолеты, бережно вытер шпагу. Кое-кто из разбойников был всего лишь ранен. Добивать их я не стал, брать с собой и лечить – и подавно.

Пусть решит судьба. Может, выживут. У меня даже не было на них зла. Просто не успело появиться…

11
Флейшман. Идеи и решения

Ремонт фрегата шел строго в заказанном темпе. Конечно, для моей рекламы не очень, однако спешка пока не в чести, да и как не пойти навстречу другу? Пусть корабли не выходят в море без капитанов, а когда вернется Сергей, никому не ведомо, но лучше уж фрегат постоит. Со стороны сразу видно, что работы на нем идут. Часть обшивки разобрана, ребрами просвечивают шпангоуты, трудятся работяги, покрикивает кто-то из десятников…

Показуха, зато убедительная. Всем ясно, что Командор взялся за дело всерьез. Настолько всерьез, словно готовится не к выходу в ближайшие окрестности, а к возвращению в знакомую до боли и ставшую привычной Вест-Индию.

В таком виде и застал дела приехавший с официальным визитом Поншартрен. Командора он не застал, Сергей уже пустился в путешествие к Мишелю. Министр через своих порученцев поспрашивал, куда делся новоприобретенный каперский капитан, вроде вполне удовлетворился ответом да и отбыл дальше. В Брест, где были сосредоточены основные силы французского флота.

Я же небольшую часть времени находился на верфи, а остальное или проводил с Леной, или искал достойное занятие. Чем больше искал, тем больше приходил к выводу, что хочу в Россию.

Петр, несомненно, тиран. Зверь на троне. И я не квасной патриот. Более того, по определению не могу им быть. Все гораздо проще и прозаичнее. Во Франции сейчас царит относительный порядок. Не то чтобы особо хороший или плохой, однако лучшие места на внутреннем рынке захвачены. Далекие края пока слишком далеки. В России же готовится нечто сродни революции или былой перестройке, а значит, там есть где развернуться предприимчивому человеку.

Вначале у меня мелькали мысли заложить собственную колонию где-нибудь в Калифорнии. Только разве это была бы жизнь? Или сам обрабатывай землю в поте лица своего, или завоевывай какое-нибудь племя и заставляй его делать то же самое. И оставайся на этом примитивном уровне до самого конца. Просто потому, что небольшой группой сделать реально ничего не возможно. Любые материалы и инструменты доставляй из Европы чуть ли не вечность, сплошное натуральное хозяйство. Короче, в таком случае гораздо больше смысла было заделаться плантатором на том же Гаити.

В России же вариантов хватало. На самый худой конец можно возить в Европу пеньку, как советовал Командор. Другой вариант – хлеб.

Во Франции действительно ощущался недостаток продуктов. Наверняка виновата война. Дошло до того, что пшеницу стали покупать в Норвегии. Она гораздо ближе, чем Россия. Да и портов на нашей недавней родине пока нет. А в тот же Архангельск много товара не довезешь. Цена в итоге получается такая, что покупателя в самый голодный год не найдешь.

В Норвегию я бы сходил. Дело достаточно выгодное, хотя и несколько рисковое благодаря тому же военному времени. Однако в составе конвоя… Был бы вместительный корабль…

Корабля не было. Большинство каперов действовало из Дюнкерка. Туда же доставлялись захваченные ими призы. В Шербуре что-то выставлялось на аукцион редко. А уж не устраивало меня ни в каком плане.

Флибустьерская карьера приучила разбираться в кораблях. Так дворяне поневоле являются знатоками лошадей. Только у них это идет испокон веков, а у нас – сразу. Из одной сплошной необходимости. Как из необходимости мы научились более-менее сносно владеть саблей и пистолетом.

Захваченные призы мне не нравились. Одни были не очень вместительны, другие недостаточно мореходны, третьи заведомо неуклюжи и тихоходны. При том что цены на приведенные каперами корыта мне показались несколько завышенными. Или просто добычи в последнее время мало?

Пришлось ждать. Корабль – не только жизнь моряка, но и средство производства. А чем лучше средство, тем больше возможная прибыль.

Маленькие доходы я по жизни никогда не признавал. Они хороши, когда ты сам маленький и расти не собираешься.

По старой памяти заглянул к Жерве. Вдруг былой соратник сумеет предложить иной вариант? Чтобы и качественно, и недорого.

Морской начальник не морской министр. Очереди из посетителей в приемной не было. От командира небольшой эскадры многого не добьешься. Принял меня Жерве практически сразу.

Меня поразил его вид. Вроде недавно я видел барона бодрым мужчиной, этаким обветренным, как скалы, капитаном, сейчас же передо мной сидел усталый и явно больной человек. Этот человек крепился, старался держаться молодцом, и все-таки болезнь отчетливо читалась на его лице, оставив печати-синяки под глазами, прорывалась наружу надсадным кашлем…

– Видите, как бывает? В море никогда не болел, а стоило оказаться на берегу, как сразу раскис. – Губы Жерве тронула слабая улыбка, тут же уничтоженная очередным приступом кашля.

– Я вам пришлю нашего лекаря, – пообещал я.

Капитан пожал плечами. В жесте было вполне понятное презрение к служителям Гиппократа. Медицина пока не столько помогала больным выздороветь, сколько отправляла их на тот свет. Ни антибиотиков, ни толковой диагностики.

– Присылайте, – довольно равнодушно произнес Жерве.

Мол, хуже не будет, хотя и лучше тоже. Но если хотите…

– Наш Петрович – лучший из возможных докторов, – заметил я без особой убежденности. Ведь можно быть лучшим, но, когда нет лекарств, что толку от всех знаний?

– Глупости это все, – сказал Жерве и после вздоха спросил: – Но вы ведь пришли не за этим?

Я рассказал о возникшей проблеме.

– И это говорит мне соратник одного из знаменитых флибустьеров? – иронично прокомментировал капитан.

– В данный момент я всего лишь купец. Мы решили покончить с прошлым. Причем не только моряки и офицеры, но и наш предводитель. Если бы не некоторые обстоятельства… – Я не сдержался и чуть намекнул на не слишком хорошую роль нашего соратника в убеждении Командора.

Глаза моего собеседника на мгновение вспыхнули. Намек был понят и принят.

– Вы просто давно не были во Франции, – вопреки ожиданиям, голос старого моряка звучал не гневно, а устало.

Он угадал. Лично я последний раз был во Франции триста с лишним лет вперед.

– Некоторые вельможи стали нашептывать Его Величеству, что, оказывается, в Карибском море есть такие люди – флибустьеры. И эти люди к королевским законам относятся постольку-поскольку. Власть не любит вольницы. Поэтому политика отныне направлена на превращение вольных добытчиков в послушных подданных. Да вы и сами это могли наблюдать.

Тут ничего нового Жерве не открыл. Закручивание гаек шло полным ходом. С обратным эффектом. Знаменитая Тортуга, например, полностью обезлюдела. Флибустьеры откочевывали в другие края, как птицы, которых ведет неумолимый инстинкт. Возможно, мы были последними значительными представителями кровожадного и вольнолюбивого племени вечных морских бродяг.

Кто там остался на островах после ухода Командора? Из ярких личностей никого. Одни погибли, другие стали правительственными чиновниками. История перевернула очередную страницу.

Наверное, к лучшему. Хотя было жаль недавних соратников и собратьев по ремеслу.

– Мы как раз полностью отошли от прошлых дел, – напомнил я капитану.

– Отошли. Но за вами тянется ваше прошлое. Кое-кто из очень влиятельных людей напоминает королю о дуэли с Ростиньяком. Хотя Его Величество не только простил Санглиера, но и наградил, однако разговоры продолжаются. Да и кроме родственников покойного… Вам знакомо имя барона де Пуэнти?

– Нет. – Интересно, а это еще что за фрукт?

Жерве в очередной раз закашлялся и лишь потом смог продолжить. У меня создалось впечатление, что старому моряку, в силу профессии далекому от придворных интриг, необходимо выговориться перед кем-то, кто заведомо не побежит передавать услышанное дальше. Для этих целей я подходил.

– Капитан первого ранга барон и кавалер Пуэнти, лицо чрезвычайно влиятельное при дворе, в прошлом году начал подготавливать налет на Картахену. Он привлек на свою сторону Его Величество, заручился поддержкой многих людей, их капиталами и планировал через год-два совершить задуманное. И вдруг приходит известие, что операция уже проведена без привлечения средств и самого Пуэнти. Подсказать кем?

– Не надо. – Я невольно улыбнулся, вспомнив наш лихой поход. Хотя когда нас в Картахене зажали англичане, нам было не до улыбок и смеха.

– Вот именно. Теперь Пуэнти усиленно пытается внушить всем, что коварные флибустьеры ограбили город, причем утаили большую часть королевской доли. В этом его сильно поддерживают все, кто был готов вложить в предприятие деньги.

Сам барон, конечно, стремился лишь посмотреть на достопримечательности Картахены да ненадолго вывесить над городом французский флаг. Налет тем и отличается от захвата, что носит кратковременный характер. Удерживать заморские испанские территории у Франции просто нет сил.

Кстати, королевскую и губернаторскую долю мы выплатили сполна. Сумма получилась отнюдь не маленькая.

Но тучи явно сгущаются над головой Командора. А мы-то думали, что все наши проблемы автоматически канут в Лету с прибытием в Европу!

– Уничтожение адской машины и заодно двух фрегатов реабилитировало Санглиера в глазах Его Величества, – продолжил между тем Жерве. – Даже заготовлен указ о награждении. Однако было бы лучше, если бы Командор вновь вышел в море. Тогда враги будут вынуждены окончательно притихнуть. Поэтому каперский патент – весьма неплохой выход для нашего героя.

Последнее слово Жерве произнес без малейшей иронии.

Похоже, он действительно уже второй раз пытался выручить Командора из неприятностей.

Первый раз – после злополучной, хотя и вынужденной дуэли с Ростиньяком. Тогда капитан твердо встал на нашу сторону, хотя это не сулило ничего хорошего ему самому.

Наш откровенный разговор был прерван долетевшим с моря отдаленным пушечным гулом.

Знакомый звук поневоле заставил нас встрепенуться. Кому довелось хоть немного пожить в мире вечной войны, тот всегда будет настороженно относиться к ее отголоскам.

Жерве поднялся. Он на время позабыл про болезнь и вновь превратился в бывалого морского капитана, которому все враги нипочем. Главное – сойтись с ними поближе.

– Надо посмотреть.

– Если не возражаете, я с вами, – попросил я.

Карета уже ждала у подъезда. Адъютант при первом же залпе приказал подготовить экипаж. Уж своего-то начальника он знал.

С берега мы смогли увидеть немногое. Почти на линии горизонта шел бой между пятью парусниками. Подзорные трубы чуть приблизили поединщиков, позволили разобрать, что два английских фрегата атакуют один французский корабль, охраняющий купцов. Вернее, пока один из британцев палил во француза, другой достаточно спокойно подходил к купцам.

Помочь Жерве не мог ничем. Ветер дул к берегу, и о выходе из бухты не могло быть речи. Атакованным предстояло каким-то образом спасаться самим. Мы же могли быть лишь зрителями разыгрывавшегося перед нами трагического спектакля.

Народа у берега собралось много. Не меньше половины города. В любом порту практически все жители поневоле разбираются в морских премудростях. Поэтому стоявших в гавани французских моряков не осуждал никто. Век пара наступит еще нескоро, а паруса – вещь капризная, зависящая от погоды.

– Что творят! У самого берега! – Наглость британцев вызывала бессильный гнев.

Один из купцов был уже захвачен. Второй пытался уйти к близкому порту, однако его преследователь был явно быстрее.

И на фоне этого продолжали обмениваться залпами два схватившихся в поединке фрегата. Они попеременно окутывались густыми клубами дыма, скрывались в нем, и лишь спустя томительное время до нас долетал грохот пушек.

– Не так надо! Не так! – невольно вырвалось у меня.

Французский корабль вел себя слишком пассивно, а таким способом не выиграть схватки даже с ребенком. У нас проблемы выигрыша один на один не стояла никогда. Только атака, дерзкая, иногда до последнего предела. В идеале – стремительный абордаж. Такой, что все находящиеся на нижней палубе враги даже не успевали выскочить наружу и принять участие в общей забаве.

Хотя, конечно, нам здорово помогали наши зажигалки. С ними и абордаж был излишеством. Но это лишь когда врага было больше и захватывать корабли мы не собирались.

– Не знаю, кто командует англичанами, но ведет себя он очень нагло. Посмотрите, он постоянно навязывает свои правила боя, – заметил Жерве своим офицерам.

Я стоял в той же группе, поэтому сказанное относилось и ко мне. Да, впрочем, я и сам давно заметил это. Опыт – великая вещь. А уж по части опыта не каждый военный имел возможность поучаствовать в таком количестве схваток. Да еще каких! Когда никто не считал, сильнее враг или нет, а просто атаковал его.

Последний купец продолжал отчаянно удирать под всеми парусами. Шанс у него определенно был. Под самым берегом британец будет вынужден отстать. Вот только до берега еще надо было добраться…

У самого выхода из гавани появился один из фрегатов Жерве. Ни о какой смене галсов речи не было. Проход просто не позволял этого. Поэтому паруса на мачтах были убраны до лучших времен, и сам фрегат тянули за собой шлюпки. Скорее жест отчаяния, чем реальная помощь. Такими темпами успеть к разборке корабль никак не мог. Но хоть пытался…

Бой между фрегатами явно подходил к концу. Француз уже не отвечал на выстрелы своего противника. Кажется, он уже лишился одной мачты, хотя тут я был не уверен. Подзорная труба – плохая замена морскому биноклю, а схватка происходила у самого горизонта. Тут требовались орлиные глаза Гранье. Да и не в мачте дело. Раз замолчал, то уже побежден.

Гнавшийся за купцом британец умудрился ловко повернуться и выпустил вдогонку полновесный залп. Ядра подняли фонтаны воды, не долетая до купца. Однако нервы у шкипера явно сдали. Он отвернул в сторону, в итоге потерял ветер, и британец немедленно воспользовался этим.

Он ощутимо приблизился, почти вышел на траверз купца, угрожая расстрелом. И купец покорно сдался. В двух милях от спасительного берега.

Зря говорят, будто ругаться способны лишь русские. Жерве загнул такой оборот, что поневоле задумаешься о неведомых богатствах французского языка.