Электронная библиотека » Алексей Янкин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 14 сентября 2015, 19:00


Автор книги: Алексей Янкин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +
044

Практически по тому же самому сценарию прошли две следующие ночи. Единственно, что на этот раз перед шкурой медведя, когда её вынесли, сразу поставили миски с угощением и кружку, в которую постоянно что-то подливали. По резкому запаху зрители могли понять, что это обыкновенная водка (несколько бутылок её успели за два предыдущих дня принесли гонцы, отправленные за ней в ближайшую деревушку ручу). Похоже этим же напитком успели угоститься и некоторые из танцоров, что строго возбранялось, судя по тому, как Сокум Аина выбранила их за это.

Кроме того перед медведем расставили вылепленные из высушенного теста фигурки оленей, зайцев, кабанов, рыб. В двух плошках дымилась тлеющая чага. Унтары изредка присыпал её порошком из сушеного мухомора, от чего поднимался удушливый чад, туманящий мозг даже седевшим достаточно далеко от чучела медведя. Считалось, что мухомор, в противоположность водке, дает не опьянение, а помогает установить связь с духами.

В самом начале каждой ночи лис вновь и вновь требовал с трех подозреваемых охотников, единственных, кто в течении всего празднества оставались неподвижными:

– Где обещанные кости? Где?

– Мы уже почти нашли то место! Скоро, скоро принесем кости!

Лис крутился в ярости юлой, рычал, рвал зубами одежду на себе.

– Не могу, не могу вернуться! Нужны кости! Тарыму нужны кости.

– Уходи! Уходи! Мы сами принесем кости! – вторили ему танцоры.

То один, то другой танцор, а танцевали все, за исключением трех охотников, гостей и совсем маленьких детей, бросался к медведю, склонялся над ним или вообще становился на колени, целовал его лапы (женщины при этом предварительно накрывали их своими платками). Просили у него прощения, что не уберегли от ворон. Не сберегли его мяса. А кто его убил, они не знают. Не видали. Нашли его уже мертвым.

Каждый пел свою песню, не особо заботясь о гармонии с прочими певцами. Но все песни, как перевел Никита, были об одном – о том, как хороша жизнь стойбища, как приятно бродить по тайге, плавать по реке. И о том, что никто не помышлял даже всё это время об убийстве потомка брата их далекого предка. И что бы дух медведя, когда предстанет перед Тарымом, так и сказал ему. Не они убили медведя и не надо искать здесь его убийцу.

Временами, насколько поняла Маргарита, участниками разыгрывались какие-то сценки, истории, принимавшиеся всеми очень горячо. Актеры вызывали такой шквал одобрений, какой, пожалуй, не снился ни одному театральному светилу. Здесь были и сцены охоты, рыбалки, и простые бытовые зарисовки. Какие-то споры между мужчинами и женщинами, носившими характер анекдотов, сопровождавшиеся взрывами гомерического хохота. При этом, похоже, частенько в изображаемых узнавали конкретных лиц, в сторону которых тут же принимались тыкать пальцами и хохотать. Но никаких обид или неудовольствий никто не выказывал, ни те, над кем смеялись, ни те, кто смеялся. Похоже, что за эти несколько ночей каждый успел получить свою порцию славы и подтруниваний.

Четвертая ночь закончилась громким заявлением Унтары о том, что дух медведя, не найдя здесь своего убийцы, удалился вслед за Лисом, который, кстати, действительно к этому моменту исчез. Исчез как-то тихо и незаметно, словно устыдившись. Довольные охотники, которые все четыре ночи ни к чему не притрагивались, поснимали маски и соплеменники стали их горячо обнимать и целовать, пересказывая, что тут происходило, как вернувшимся после долгого отсутствия. Никита отметил, что ни Унтары, ни кто-либо другой, все это время не использовали ни бубнов, ни иных музыкальных инструментов. Как пояснила Аина, для того, чтобы душе медведя не понравилось здесь, и она не решил поселиться на стойбище. Тогда она дознается рано или поздно до правды и изведет весь род.

Последняя, пятая ночь началась с обряда провода медведя. Его шкуру торжественно сняли с каркаса и свернули, вслед за чем унесли в одну из изб. Потом вынесли четыре больших чугунных котла, разместив каждый над своим костром. Принесли хранившееся все это время где-то медвежье мясо. Мужчины стали его резать ножами по суставам, стараясь не поломать ни одной косточки. Все мясо сложили в котлы и залили водой.

Пока мясо доходило, устроили спортивные соревнования. Метали в растянутые в полутора десятках шагов оленьи шкуры копья. Трое-четверо стреляли из луков. Один молодой охотник все порывался пальнуть из ружья, пока Аина не отчитала его, заявив, что патронов и так мало. Когда медвежье мясо сварилось, Аина собственноручно вытаскивала куски из котлов, срезала с них дочиста мясо и раздавала по старшинству всем присутствующим. Гостям досталось одним из первых, сразу вслед за несколькими старейшинами, Унтары и охотниками, убившими медведя. Обнаженные кости старейшина бережно укладывала в принесенную вновь шкуру (но уже без головы). Затем кости завернули в шкуру и этот мохнатый тюк торжественная процессия, состоявшая из одних мужчин, унесла прочь. Даже Аине не дозволили сопровождать траурную процессию, в которой из покон веков принимали участие лишь взрослые мужчины. Женский глаз не должен видеть, где будет могила погибшего медведя, иначе дух его вернется в одну из ночей и утащит вслед за собой ослушницу. Женщины терпеливо караулили остывающее мясо.

Когда мужчины спустя полчаса вернулись, все наконец приступили к ритуалу поедания медвежьей плоти. Мясо, неожиданно для Маргариты и Миши, оказалось вполне вкусным. Ели его только руками. Использовать ножи или другие приборы настрого запрещалось, о чем напомнил Унтары. Мужчинам досталось мясо исключительно от передней части туши, а женщинам и малым детям, от задней, в том числе потроха. Эти части даже варились в различных котлах. В женские котлы при варке добавили какие-то корешки, в мужское же мясо не добавлялось ничего, даже соли. Голова, сердце и лапы будут сварены позже, особо, ближе к утру, когда за костром останутся одни мужчины. Лишь Сакум Аина, как глава рода, допускалась к причащению медвежьей головой, что должно дать ей мудрости и долголетия. Лапы достанутся молодым охотникам, что бы оставались неутомимы в промысле. Но уже не женщина, а Унтары будет срезать и делить мясо. Череп станет храниться в избе охотника, убившего медведя и ему будут приносить подношения. В случае какого либо бедствия состоится церемония принесения в жертву черепа медведя. Это наиболее верное средство справиться с любой напастью.

Завершилась вся церемония тем, что Аина возвестила:

– Теперь наш брат, медведь, может возродиться. Дух его предстанет пред Нома Тарымом и тот оживит его. Медведь станет бродить, как и прежде, по тайге и не будет помнить, кто же убил его в прошлой жизни.

045

На этом праздник не закончился. Еще пять дней длился траур по медведю. В это время никто почти не работал, исполняли лишь текущие обязанности по стойбищу. С утра совершили обряд «пори», принеся в жертву пятнистого оленя, мясом которого и питались, исполняя тихие заунывные песни, призванные облегчить душе медведя путь к Торыму и выразить последнему свое почтение. Временами принимались насмехаться над обманутым лисом, которого здесь не особо то и почитали. Считали продажной душонкой и мелкой, никчемной личностью.

Глава 3

046

Пришел конец и этому, казавшемуся гостям бесконечным, медвежьему празднику. Впрочем они не особо и роптали на потерю времени. Все трое, даже проводник, крайне устали и нуждались в отдыхе. Они живут в селении туземцев уже почти две недели. За это время Никита несколько раз побывал с рыбаками на промысле. Маргарита перезнакомилась со всем женским населением и даже научилась у них кое чему. Миша-Микуль не только сдружился с местными ребятами, но и успел с одним даже подраться, чем обе стороны остались весьма довольны, так как ни одна из них при этом не ударила лицом в грязь. Мальчишеская дружба, скрепленная тумаками и синяками – самая крепкая дружба, так как проверенна делом.

Наконец Аина, знавшая уже достаточно от Никиты и самой девушки, собрала в своей избе, где кроме нее жили еще две бездетные вдовы, небольшой совет. На собрании кроме Сокум Аины-Ойе были приглашены несколько стариков и старух, трое мужчин – наиболее авторитетных рыболовов и охотников рода, а так же Унтары, игравший роль советника главы рода по внешним связям. Женщина, с согласия Маргариты, пересказала присутствующим их с братом историю и заверила, что род поможет гостям безопасно попасть домой. А так как их дом находится очень, очень далеко, то попасть туда они могут только самолетом. Таким образом, завершила Аина, надо проводить гостей до ближайшего большого поселка ручу, где садятся самые большие их самолеты. Все согласно закивали – помочь гостю священный долг. Только Унтары выразил несогласие с этим планом.

– Почему? – несколько раздраженно спросила Сокум. Никита отметил, что между ними до сих пор сохраняется некоторая отстраненность. – Неужели друзья нашего друга… – она указала на Никиту, – Не достойны нашей помощи?

– Нет. Они достойны. – ответил равнодушно Унтары, вытащив трубочку из угла рта, – Достойны нашей помощи. Но только такой помощи, которая действительно станет для них помощью, а не только польстит нам. Мол, посмотрите, какие мы. Вывели из тайги. А как там дальше… нам уже все равно.

– Поясни? – нервно сказала женщина. Никита так же удивленно смотрел на Унтары. Он никак не ожидал, что тот станет противиться оказанию туземцами им помощи.

– Я долго жил в городе. – охотник затянулся, выпустил густую струю дыма и со вниманием наблюдал, как она медленно тает, расползаясь по избе. Все терпеливо ждали. Несмотря на всё раздражение, которое иной раз вызывал излишний снобизм этого бродяги, все знали, что говорит он всегда по делу. – Я жил в городе. Насмотрелся на обычаи ручу. Красноголовая Мита сказала, что её отец невероятно богат. Если те, что охотятся на них, забрались в самую тайгу, то они станут искать её не только здесь, но и там, куда она может выйти. А так же там, откуда она могла бы уехать к себе домой. Ты, Сокум, сама сказала, что наши гости могут попасть домой, только улетев на самолете. Причем не на том, маленьком, что летает иногда над самой нашей деревней, а на большом, что чертит полосы высоко в небе.

– Так, так. Хорошо говорит. – забормотали одни.

– Послушаем, послушаем его. – поддержали другие.

– Понимаем, понимаем. – закивали третьи.

– И эти, что охотятся за Митой и Микулем, так же понимают. Такие большие самолеты садятся только в больших городах. «Аэропорт», так зовут ручу… – Унтары замялся, не зная как пояснить соплеменникам незнакомое слово, – …пастбище этих самолетов. Только там их кормят и только там они могут жить. Их обязательно там будут ждать, как охотник ждет свою добычу у водопоя. И маленькие «аэропорты» для маленьких самолетов и вертолетов так же смотреть будут. Если мы выведем Накту, Миту и Микуля к городу, где находится аэропорт, то сами передадим наших гостей в руки загонщиков. Таково наше гостеприимство?

Все несколько минут молчали, переживая, что действительно чуть сами не отправили тех, кому желали добра, прямо в когти преследователей. Наконец Аина прервала молчание:

– Что ты хочешь сказать, Унтары?

– Надо вести за Нарпу-Нёр. Через перевалы. Там, по ту сторону, есть большой город. Там никто Вогр-Аги, Рыжеволосую, и её «касум», младшего брата, ждать не будет. Откуда им дознаться, что девка в тайге жива осталась, что через Нарпу-Нёр пошла?

– Через перевалы? Ты в своем уме? Что он говорит? – опять раздались возгласы. При этом Маргарите показалось, что в этих голосах сквозят явные ноты отчаяния и страха.

Унтары встал, гневно оглядел соплеменников и прорычал:

– Да! Через Нарпу-Нёр! Сам поведу! Поведу один, коли в стойбище не найдется больше ни одного охотника. Пока хожу, пусть жены сошьют своим мужикам юбки. Приду – посмотрю… Выйдем на третий день, от следующего за этим. – после этих слов Унтары не торопясь выбил о край топящегося чувала трубку, засунул её за пазуху и еще раз, напоследок, окинув презрительным взглядом притихших присутствующих, кивнув Никите, величественно вышел из задымленного помещения.

047

Уже два дня экспедиция, которую возглавлял Унтары, находится в пути. Шли к подножию гряды больших гор, которые назывались Зелеными Горами или Нарпу-Нёр на туземном языке, Таинственный и неизведанный мир. Дети Зайца с Белым Пятном – дети таёжной равнины. Горы пугали их.

– У самой горы у меня «мокол», земляная изба, есть. Там и отдохнем мало-мало. – говорил Унтары уже который раз Никите. А горы, казалось, как были на горизонте, так там и оставались.

Кроме Унтары, Никиты, Маргариты и Михаила в экспедиции приняли участие трое молодых туземцев, не побоявшихся сопровождать гостей стойбища: Шеркаги, Томкага и совсем юный Касэм-Вай. Все помимо ножей вооружены охотничьими ружьями, у каждого за спиной вещмешок с запасом самого необходимого. Как успел пояснить охотник девушке и её брату, их хозяева боялись не возможной погони или трудностей перехода. «Нет. Смелее людей я, пожалуй, не встречал» – убеждал Никита, боясь, что бы они не подумали плохо о его друзьях, – «Но у них есть твердое поверье, что в горах на Западе, там, куда прячется каждый вечер солнце, пристанище злых духов. Там Мир Смерти. Именно там, думают они, живет и Нома Тарым, грозный подземный бог. Он владеет жизнями всех существ и их душами. Он повелевает духами и может наслать всяческие беды. Встреча с ним ничем хорошим окончиться не может. Так они думают» – на всякий случай уточнил он, показывая, что сам он не является сторонником этой теории мироздания. «Но особо они боятся попасть в Страну Неумерших Мертвых».

– Это что-то вроде ваших зомби. – пояснил Никита, выказав знакомство с современным городским киношным фольклором.

– Ух ты! Встретить бы! – восхитился Миша. Маргарита почувствовала, как волосы на голове у нее непроизвольно задвигались. Неприятное ощущение.

048

Еще через два дня экспедиция оказалась у подножия ближайшей громады. Слева, от неё, пояснил Унтары, начинается ущелье, разрезающее седловину между этой и соседней горами, по которому они выйдут в долину по ту сторону хребта. Там придется одолеть перевал через второй хребет. А там еще и еще. Всего предстояло осилить семь хребтов. При этих словах на его соплеменников было жалко смотреть. Для них путешествие в горах равносильно прогулке по загробному миру. Тем ценнее, думала Маргарита, то, насколько охотно эти люди идут с ними, помогают им, двум совершенно чужим для них ручу.

Гора, подпираемая с боков грозными своими соседками, нависала над путниками. Туземцы опасливо вжимали головы в плечи. Привыкшие же к горам неизмеримо большим этих, не имевших даже снеговых шапок, Маргарита и Михаил, смотрели на них скорее с любопытством, нежели с почтением. Вряд ли высота самых больших из них более километра. Но само по себе нагромождение мрачных, густо покрытых лесами, с множеством обрывов и скальных утесов, громадин, впечатляло. В чем-то они производили даже более величественное впечатление, чем заоблачные ярко-белые вершины Альп или Кавказа, где им не раз приходилось бывать. Там был простор, здесь торжественная настораживающая загадочность.

– Эх, сюда бы на лыжах зимой. Смотри, Ритка, склон какой! – указывал пальцем восхищенный мальчик.

– Да! Красиво.

Проводники недоуменно косились на них. И чего эти ручу увидели красивого в таком ужасном, пугающем месте?

К вечеру Унтары нашел сооруженный им некогда, в период бродяжничества, приют, который он и называл «мокол», земляная изба. Она оказалась простой трехстенной полуземлянкой, отрытой на пологом склоне небольшого холмика, ближе к его верхушке, выходящая одним своим открытым краем на его южную сторону, с накатом из бревен, прикрытых поверху дёрном. Внутри имелись несколько вырубленных прямо в земле уступов, наслав на которые травы и веток путники получили весьма сносные спальные места. Костер развели на образовавшейся при рытье землянки у самого её входа площадке, плотно поросшей травой и имевшей полустертые временем следы давних кострищ. Уже в темноте Унтары пояснял, что сложности будут с преодолением первых четырех хребтов. А остальные они пересекут по ущелью, держась берега пробившей его реки. Дальше по ней же спустятся на плоту. Река, конечно, бурная, но всяк лучше, чем пешком ноги сбивать. Сам то он через эти перевалы не ходил, но путь ему описывал один бывалых охотник ручу.

Постепенно путники, несмотря на тревожные предчувствия, одолевавшие каждого, один за другим засыпают, сморенные усталостью.

049

Утром Унтары поднял всех спозаранку. На улице, перед входом, уже потрескивает костер. В котелке варится уха из изломанной в крошку сушеной рыбы. Рядом на углях попыхивает закопченный то ли медный, то ли латунный, луженый изнутри чайник, дожидающийся своей очереди. Вместо давно утерянной крышечки у него выструганный из деревяшки, обгоревший по краям кружок со вставленной сверху проволочкой. Едят прямо из общего котелка, зачерпывая каждый своей ложкой. Затем долго пьют чай. По мере того, как люди отогреваются, настроение улучшается, но, непроизвольно, то один, то другой бросает неприязненный взгляд на межгорье, куда вскоре предстоит идти. Не торопясь каждый принимается за починку своей амуниции и отладку поклажи. Хотя с собой вещей минимум, но работа движется неспешно и занимает больше двух часов. Маргариту это нервирует.

– Почему они так медленно все делают? – раздраженно шепчет она Никите, когда рядом никого не оказывается, – Они что, специально тянут время?

– Нет. – охотник улыбается, – Понимаешь, у этих людей… да не только у них… у всех таежников, но у них особенно, ощущение времени другое. Не как в городе. Для них главное – дело сделать хорошо, основательно, а не сделать его как можно быстрее. А время… так, как они считают, куды торопиться то? Ну приду я куда-то не завтра, а сегодня – и что? Что-либо изменится в моей жизни? Вся дичь разбежится? Деревья засохнут? Речка течь перестанет?

– Но неужели они не хотят побыстрее вернуться домой, к семьям?

Никита, отложив в сторону небольшой вещмешок девушки, который чинил в тот момент, пожал плечами. Обтирая друг о дружку ладони, посмотрел вдаль в задумчивости:

– Может и хотят… Не знаю. Живут то лесовики больше сегодняшним днем, не особо задумываясь над тем, что станут делать завтра, послезавтра. То есть примерно-то знают. Но то станется завтра, а сегодня, так это сегодня. Придёт другой день, придут и другие заботы. Зачем думать о тех трудностях, которых пока месть нет? Сегодняшние бы одолеть. Жизнь в тайге тяжела и задумывать что на далёко бессмысленно. Всё скорее иначе скажется, чем казалось. Мы вот даже не можем знать, где вечером на ночь остановимся. Унтары и тот знает о дороге чуток больше нашего, лишь понаслышке. Но главное, мы не знаем, не можем знать, что встретиться нам днём. Хорошо ли идти будем, или упремся в стену каку. Да ты не смотри, что они сдаются такими капушами. Зато люди верные. Настанет пора, проворнее и не сыщешь.

Маргарите осталось только терпеливо ждать. Но о бессмысленной потере, с её точки зрения, столь драгоценного времени, она осталась при своём мнении. Нет, так дела не делаются. Никогда бы её отец не стал тем, кем он стал, если бы не жил наперегонки со временем. Однако ей приходилось смириться и плыть по течению событий. Тем более она понимала – как не сердись на своих друзей, но каждый из них, бросив все свои заботы, не думая о своей безопасности, идёт и решает её и её брата проблему. А ведь они могли просто ткнуть пальцев в сторону и сказать: «туды шагай».

050

Всему приходит конец. Пришел он и долгим сборам. Двинулись вверх по течению пробегавшей у подножия их холма небольшой, но весьма бурной речушки. Вскоре клокотание воды переросло в рёв и путники уже не слышали друг друга. Приходилось либо кричать, либо обмениваться жестами. Впереди, выбирая тропу, шел Унтары. За ним держались обстоятельный Шеркаги и, не смотря ни на что, веселый Томкага, следом Михаил, который изо всех сил старался показать, что нисколько в выносливости не уступит туземцам. Дальше Касэм-Вай, бывший едва ли года на два старше гостя, чрезвычайно гордый, что его взяли в столь ответственную экспедицию. След в след ему держалась Маргарита, пытавшаяся растопить в себе невольно прокрадывающийся в душу ледок страха. Никита, сопровождаемый верным Лохматым, замыкал шествие. Должность замыкающего не легче должности впередиидущего, поэтому на обе ставились наиболее опытные и выносливые ходоки, обладающие к тому же отменной быстротой в принятии решений. Превосходство Накты, как путешественника, признавали даже туземцы, ибо он проводил время в глуши гораздо больше любого из них. Для него поход был не чем-то выдающимся, а образом жизни, обыденностью. Вся его жизнь являла собой сплошную цепь бродяжничеств, с краткими остановками между ними под какой-либо попавшейся по пути, чаще чужой, чем своей, крышей. Даже зимой он не мог долго усидеть на одном месте и больше ночевал в снегу, чем в кровати. Нередко без костра, соорудив в подходящем снежном наносе небольшую пещерку и загородив снежным же комом вход в нее.

Через час оказались перед темным устьем ущелья, каменистые стены которого отвесно вздымались на головокружительную высоту. Всю его ширину, шагов семь, не больше, занимал водный поток. Обойти ущелье ни слева, ни справа не представлялось возможным, так как неприступные дикие горные кряжи громоздились здесь и с одной и с другой стороны. Склоны их испещрены обрывами и оползнями, покрыты местами то густой, то редкой древесной растительностью самых разных, но большей частью хвойных, пород. Пришлось войти в реку и, оскальзываясь на мелких камнях, запинаясь о большие, помогая себе посохами, пробиваться вверх по течению. Благо глубина большей частью едва достигала лодыжек. Удивительно, но вода не ледяная. Даже, пожалуй, не холодная. Скорее теплая. Очевидно речку, высказала предположение Маргарита, подпитывали горячие источники, о чем свидетельствовал и едва кисловато-солоноватый привкус воды. Томкага, улыбаясь во весь свой щербатый рот, прокричал, стараясь перекрыть шум потока: «А нам, однако, помогают духи. Не злятся видно». Лохматый казался не вполне с этим согласен. Его духи ему явно не благоволили. На мокрого по кончики ушей пса жалко смотреть, шерсть слиплась, бока сотрясались дрожью то ли страха, то ли холода. Никита временами взваливал друга себе на плечи, поверх котомки, и так нес его, пока сам не выбивался из сил.

Временами путникам удавалось останавливаться на небольших сухих каменных выступах, что бы передохнуть и поправить обувь. На каком-то этапе, очевидно миновав горячие ключи, все почувствовали, что вода резко похолодела. Теперь к мукам усталости прибавились и муки холода. Но всё же она не ледяная и терпеть можно. Все были донельзя измотаны ходьбой против бурного клокочущего течения, к тому же вынужденные постоянно взбираясь все выше и выше, поэтому, когда неожиданно вышли из этого бесконечного ущелья, и оказались в неширокой межгорной долине, все как один повалились на зеленую траву там, где стояли и в блаженстве затихли. Лишь Маргарита, приподняв голову, попыталась пошутить, обращаясь к охотнику:

– Может пробежимся, погреемся?

Никита лишь махнул рукой. Даже он, которому такие приключения не внове, с полчаса лежал недвижим, ощущая, как гудящая усталость постепенно оставляет мышцы. Путники один за другим поднимались и, первым делом, снимали обуви, выжимая её и развешивая на палках, воткнутых у разведенного костра, на котором уже булькал чайник.

Никита, несмотря на робкие возражения девушки, стянул с нее кожаные сапоги, вывернув их, повесил сушиться вышеописанным способом, а сам, закатав штанины на посиневших девичьих ногах, принялся энергично растирать голени и ступни, велев Мише делать тоже самое со своими. Маргариту быстро покинуло смущение и она, откинувшись на спину, чувствовала, как по ногам заструилось тепло, а стопы закололо тысячами иголок. От семи пар обуви валил пар и шел своеобразный запах, который, однако, никому не помешал насладиться своей порцией чая. Есть среди дня у туземцев не принято, но чай, совершенно иное. Никита пояснил, что сытый желудок располагает ни к движению, а ко сну, потому и сам он обычно придерживается такой же тактики – немного есть лишь утром и, более плотно, вечером. Питание на каждой стоянке он устраивал исключительно ради своих подопечных. Только тут Маргарита догадалась, сколько хлопот доставляли они с братом этому человеку и какую брешь в его запасах пробивали своими капризами.

Миновав небольшую долину, вступили в новое ущелье, на этот раз заметно менее дикое. Его стены, поросшие во многих местах сочной травой, поднимались под крутым, но, все же уклоном. По берегам превратившейся почти в ручей речки, после оставшихся позади, в долине, двух её притоков, вполне доставало места двигаться посуху. Очевидно лишь после весеннего таяния снега в горах да быстротечных летних ливней ручей временно обретал необузданную силу, следы которой явственно отпечатались на зализанных водными потоками берегах. Встречавшиеся на тропе камни и осыпи воспринимались путниками теперь лишь мелким неудобством. Но вскоре подъем вновь стал крут, пришлось перебираться с уступа на уступ, временами опираясь на колени. Солнце коснулось верхушки горы правее их тропы. Дойти до седла перевала, видного уже в паре сотен шагов впереди, не хватало сил. Да и ночевать на продуваемом всеми ветрами месте никому не улыбалось. Остановились на ночь под массивным желтым каменным навесом, чуть выше по склону которого жизнерадостно выбивался прямо из стены, журча с метровой высоты, ключ, дававший начало реке, вдоль которой так долго поднимались сюда, успев сродниться с ней, как со старой сварливой тётушкой, нелюбимой, но материально полезной, оттого необходимой. Ночевали без костра, предпочтя два росших невдалеке куста полностью пустить на подстилки.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 4.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации