Текст книги "Избранные. Гуманитарная фантастика"

Наконец они добрались до просторного холла.

– Спасибо, Аурий.

Селея поцеловала мальчика в лоб и жестом предложила Куару проследовать за ней.

В холле каждый был занят своим делом. Женщины стирали, двое мускулистых парней делили припасы, старушка, собрав вокруг себя детей, рассказывала, судя по всему, увлекательные истории.

– Пошли познакомлю кое с кем, – махнула Селея.

Куар скромно шёл следом, пока к ней подбегали жители, чтобы пожать руку или обнять, – наверное, они все хотели выразить свою признательность за то, что она не только не выдала беглецов, но и помогла им перебраться в безопасное место.

Они приблизились к комнате с занавеской. Селея, кивнув человеку у двери, зашла внутрь. Куар, секунду помешкав, зашёл за ней.

Внутри играла спокойная музыка, от аромата курительной жидкости приятно защипало в носу.

– Здравствуй, Дернан.

Селея поприветствовала немолодого, крепко слаженного мужчину с завязанными в хвостик седыми волосами.

– О-о, Селея!

Мужчина искренне обрадовался и, убрав документы, обнял долгожданную гостью.

– Дернан, познакомься, это Куар.

– Рад приветствовать в нашей скромной обители, молодой человек.

По сильному рукопожатию и поставленному голосу Куар предположил, что раньше этот мужчина имел много общего с военным делом. Он прихрамывал на левую ногу и, должно быть, носил протез.

– Присаживайтесь. – Он указал на два кресла, сам сел напротив. – Ну что, выяснила?

– Дернан, – начала Селея серьёзным тоном, – эти люди говорили правду. Жизнь в их мире не легче, чем в нашем. Мы зря полагали, что среди них могли быть шпионы или диверсанты.

Куар в недоумении перевёл взгляд на Селею.

– У нас были подозрения, что эти люди могли быть приманкой оппозиции. У нас запрет эмоций гораздо строже, чем в вашем мире. Пронизи у вас почти бесконтрольны. У нас же локальные вспышки гасятся незамедлительно. А появившиеся в нашем мире люди вызвали экстренную работу датчиков. Вот мы и предположили, что это могла быть попытка дискредитировать Власть посредством недостаточно успешной работы Армии.

– Ты встречалась с их… – пытался вспомнить имя Дернан.

– Губернатор Зо. Он правит Консорциумом Пяти. – Селея вынула из кармана куртки бумаги и выложила их на стол. – Вот он.

– Ну и урод, – скривился Дернан, взглянув на фотографию.

– Встретиться не удалось. Меня поджидали и объявили в розыск. Это говорит об одном: наши миры связаны. Но вот, что мне удалось выяснить. Власть, по сути, контролируют три человека. Это судья Брейз. Ему фактически принадлежит Власть, так как местное войско в его непосредственном подчинении. А это их серый кардинал – корректор эмоций Грюниоф. – Селея протянула фотографию со старушкой в очках.

– Постойте, – вмешался озадаченный Куар. – Зачем… то есть… это же…

– Чем меньше мир, тем легче им управлять, не опасаясь переворота. Куар, мы можем изменить ваш мир. А значит, и наш. Если мы свергнем вашу Власть, то сможем создать новый мир, со своими законами. Без запретов, честный мир.

Селея говорила искренне.

– Есть мысли, как это можно осуществить? – спросил сосредоточенный Дернан.

– Через несколько дней состоится Эмоционариум. – Селея развернула лист с пометками и чертежами. – Это ежегодный совет, на котором обсуждают законы, связанные с ослаблением или ограничением эмоций. На нём будут присутствовать все представители Власти, включая Губернатора Зо. В этот раз Эмоционариум будет проходить в Лиоганских Садах. Я просчитала момент, когда Власть окажется наиболее уязвимой. Мы сможем пробраться туда, переодевшись в форму верхоглазов. Благо, их достаточно у порталов.

Селея, изъясняя план, водила пальцами над картой Диадемы, но Куар её не слушал. Он вёл внутренний разговор с собой, с Куаром, которого всегда знал, но который будто прощался с ним, покидал, дружески похлопав по спине. Тот Куар каждый день предостерегал его от опасностей, будто готовил к чему-то значимому. Тому, ради чего стоило задушить в себе боль, узнав про смерть родителей. Тому, что откроет людям глаза.

– Хорошо. – Дернан, подтверждая план Селеи, постучал пальцем по столу. – Я подумаю, кого с вами можно послать. А пока, отдыхайте.

* * *

– Куар, Куар, Куар… а ты знаешь, знаешь, знаешь… что с тобой будет за нарушение правил, правил, правил?..

Голос Лирка раздавался из всех динамиков.

Куар находился в архиве, один. Он инстинктивно обхватил себя руками, изо рта валил морозный пар. Со всех мониторов на него таращился Лирк.

– Тебя вышвырнут из Диадемы! Ты этого хочешь, хочешь, хочешь?..

Глаза Лирка налились яростью, рот перекосила злоба.

– Нас обманывают, Лирк! – закричал Куар. Его челюсть тряслась от холода.

– Ты правда думаешь, что сможешь убить Губернатора Зо?! Ха-ха-ха! – Ядовитый голос принадлежал не Лирку. – Ты слабак! Всегда им был! Возвращайся домой! Домой, я сказал!!!

Белки Лирка опутала красная паутина, лицо изуродовал гнев.

– Мне холодно, Лирк.

Дышать стало трудно, била крупная дрожь. Ноги подкашивались, Куар лёг на пол, покрытый инеем.

– Ты сдохнешь! Так будет с каждым, кто пойдет против правил Консорциума! Ха-ха-ха! Сдохнешь, Куар, сдохнешь!

Холод отступал. Это хорошо. Или плохо? Неважно. Главное, что голос Лирка затихал.

«Куар… Куар… Куар…»

– Куар, проснись.

В комнате было темно. Но он узнал её. Селея.

– Тебе приснился кошмар.

– Извини, я не…

– Тс-с-с.

Она приставила палец к его губам.

Тёплая ладонь легла на щеку, мягкие губы коснулись подбородка. Страх топился как лёд.

Она села сверху, волосы упали ему на лицо, Селея страстно поцеловала в губы. Она была нага. Преграда между их мирами рухнула.

Она никогда и не существовала.

* * *

Голоса за дверью разбудили.

Селеи рядом не было.

Куар натянул штаны, подошёл к двери и отодвинул задвижку.

Шумевшие дети отскочили и, хихикая, убежали.

– Весело у них тут, – сказал вслух Куар.

Через пару минут постучали снова.

– Куар, это я.

Он подлетел к двери. Ему хотелось поблагодарить Селею. За то, что изменила его жизнь, за то, что спасла, за ночь.

Но поток мыслей остановился, как только открылась дверь. Позади смущённой Селеи, в глазах которой блестели игривые искорки, стояли… родители.

– Сыночек.

– Здравствуй, сын.

Куар бросился к ним в объятия. Из глаз покатились слёзы. Здесь можно, сейчас можно.

Разговор с родителями лишь укрепил веру в лицемерие Власти Консорциума.

Отец сказал, что губернатор Зо сделал жизнь на островах невыносимой. Больше всего от искусственных катаклизмов страдали острова близ Пронизь-У4. Жители сообщали, что на остров часто прибывали губернатор, судья и корректор эмоций. Они пропадали там на несколько дней, а затем возвращались в Диадему. Так и был обнаружен портал.

– Власть Консорциума Пяти, – пылко говорил отец, – навязанная. Возможно, они отсюда. Или даже…

– Мы свергнем Власть, – твёрдо заявил Куар.

– Да, сын. Я пойду с вами.

Десять человек. Столько выделил Дернан в помощь.

Переместитель приземлился на Бисер-8. Куар, выпуская из плазматора кнут и затягивая обратно, шёл позади группы, возглавляемой светловолосым юношей.

– Дернан тоже хотел, – подошла к нему Селея. – Но из-за ноги…

– Ты давно его знаешь?

– Он мой учитель. Это он посеял в моей душе зерно сострадания. Дернан отказался казнить аборигенов на Бисер-43, за что его отправили в тюрьму. Когда новый Наставник приказал убить всех узников, Дернан спасся. Я помогла ему.

– Ты ведь рисковала.

– Да, рисковала. Зато сейчас точно могу сказать, что не зря. С ним люди из вашего мира не пропадут.

– Портал! – крикнул один из воинов, шествующих впереди.

– Готов? – Селея сжала руку Куара.

Глубина изумрудных глаз успокаивала. Куар обнял Селею.

– Пора, – сказал отец.

Внутри каменной арки плыла зеленоватая дымка.

– За мной, по очереди, – вынув плазматор, произнёс светловолосый и, ступив в дымку, исчез.

За ним последовали другие члены группы.

– Давай, сын, мы ждём тебя.

Отец ступил в портал.

– У нас получится, – прошептала Селея. Её пальцы выскользнули из его ладони.

Она скрылась в дымке.

Куар остался один. Он обернулся, чтобы ещё раз насладиться красотой этого мира. Рядом порхала цветастая птичка.

Похожа на Флавви, подумал Куар.

Он вытянул перед собой плазматор. Доверчивая птичка села на него и завертела головой, изучая Куара. Не дождавшись лакомства, она вспорхнула и, быстро заработав крылышками, скрылась в зарослях.

Куар выпустил кнут, сделал глубокий вдох и зашёл в портал.

В глазах запекло.

* * *

– Ещё один!

– Заберите у него оружие! Быстрее!

Голоса словно пробивались через барабанный бой. Куар попытался встать, но тут же почувствовал удар в спину, от которого спёрло дыхание. Он упал, ударившись бровью обо что-то холодное.

Плазматор выпал из руки и со звоном покатился. Кто-то грузной походкой приблизился и поднял его.

– Пусть встанет! – приказал грубый голос.

Двое небрежно взяли Куара под руки и подняли.

Левый глаз заплывал, по щеке текла кровь. В голове кружилось, Куара вытошнило.

Один из державших ударил в затылок.

– Смотри, кто перед тобой!

Стоящий напротив упёр конец плазматора в подбородок и поднял голову Куара.

Глаза слезились, но он узнал обожжённое лицо губернатора Зо.

– Ты с ними? – холодно спросил губернатор.

Куар молчал.

– Губернатор, позвольте.

Из-за спины Куара вышел судья Брейз.

– Держите крепче! – приказал он верхоглазам.

Рука в металлической перчатке секунду примерялась, а затем обрушилась на челюсть.

Куара откинуло назад, так что верхоглазам еле удалось его удержать.

– Спрашиваю ещё раз: ты с ними?

Испещрённое рубцами лицо приблизилось почти вплотную.

Куар нащупал языком два выбитых зуба, сплюнул на пол и равнодушно посмотрел на губернатора.

– Позвольте ещё попытку разговорить его, – возбуждённо сказал Брейз.

– Не нужно, – поднял руку губернатор Зо, – ведите его на площадь.

Верхоглазы потащили Куара к расписной двери.

От яркого света он прищурил глаза.

Мерзкий голос Грюниоф разлетался по площади, заполненной людьми.

– Те, кто не хотят соблюдать правила Консорциума, заслуживают смерти! – хватая воздух, орала Грюниоф. – Это знак, что мятежники объявились сегодня, в Эмоционариум! Приказываю: отныне любые эмоции ПОД ЗАПРЕТОМ! Айсберг закрывается, а всё, что отныне позволено жителям Диадемы, – это работа!

Грюниоф, осматривая толпу, завертела головой, трясущейся в гневном припадке.

На площади, выстроившись в форме квадрата, стояли работники Консорциума. Куар пригляделся: в центре площади, рядом с Грюниоф…

– Ведите его ко всем! – раздался позади голос губернатора Зо.

Верхоглазы потянули его. Когда Куара проводили рядом с работниками архива, он заметил Лирка. Печальный взгляд того красноречиво говорил: прости, Куар, но я не могу тебе помочь.

Чем ближе его подводили к центру площади, тем сильнее стучало сердце.

Рядом с Грюниоф, в метре друг от друга, лежали тела.

Подступали слёзы, Куар быстро заморгал, чтобы рассмотреть этих людей.

– И ты, глупец, решил пойти против правил Консорциума?!

Костлявый палец Грюниоф будто двузубец готов был расколоть Куару череп.

Слёзы, смешиваясь с кровью, закрывали ужасное зрелище. Но он всё увидел: тел было двенадцать, неподвижных, мёртвых.

Верхоглазы швырнули его к болезненно-белым ногам Грюниоф.

– Мразь, предатель, – прошипела она.

Куар упёрся головой в пол и закрылся руками. Он не хотел ничего видеть, никого.

– Судья Брейз, заканчивайте с ним!

Грюниоф не терпелось избавиться от паразитов, попытавшихся воспользоваться щедростью Консорциума Пяти.

Куар услышал тяжёлое дыхание Брейза и гул нейродубинки. Он со всей силы зажмурил глаза, представил улыбающуюся Селею… и приготовился.

Он всех подвёл.

Куар возненавидел себя.

Давай, бей!

Бей!

Удар не последовал.

Стало тихо.

Куар выглянул из-под руки.

Брейза рядом не было, Грюниоф тоже.

Куар убрал руки и глянул в другую сторону: тел нет. В недоумении он замотал головой.

Он находился в бесконечно длинном белом помещении, разделённом чёрными полосами на ромбы.

– Привет, Куар! – послышался бодрый голос. Его владелец, вероятно, трапезничал. Периодически слышалось причмокивание, словно кто-то пил.

Растерянный, Куар пытался собраться с мыслями. Несмотря на то, что лицо и одежда были перепачканы кровью, боли он не чувствовал. Куар ощупал языком рот: зубы на месте.

– Я обнулил болевые ощущения, – доложил голос. – Думаю, у тебя куча вопросов. Сейчас об… обяню.

Похоже, говоривший откусил большой кусок, потому что на время стали слышны только движения жевательных мышц. Сделав несколько глоток, голос продолжил:

– Начнём с того, где ты сейчас. Итак, Куар, ты в программе. Даже не так. Куар – ты программа.

Ошарашенный, Куар беспомощно водил глазами по стенам и полу.

– Я создал тебя, спрограммировал, если так лучше. Весь твой мир – это алгоритм. Консорциум Пяти и Консорциум Десяти – это, как бы проще объяснить, клетки, где живут птички. Тебя, вероятно, интересует, есть ли другие миры? Есть. Но дальше Консорциума Двадцати мой доступ ограничен. Я новичок, Создатель Первого Уровня.

– Где Селея?! Где отец?! – не выдержал Куар.

– Не кипятись. С ними всё в порядке. Давай поговорим о главном. Видишь ли, твой мир, как и мой, схожи. Модель Консорциума – это идеальный трудовой мир, который стремятся создать здесь, в моём мире. Мир, в котором работа – основная форма существования. Но вот в чём загвоздка: избыток или недостача эмоций может привести к сбою и, как следствие, – к обрушению всей структуры мира. А искомый баланс – основная задача программы. Понимаешь?

Этот абсурд не укладывался в голове.

– То есть, мы подопытные крысы?

– Ну, почему крысы? Я, например, вас называю модельеры. Красиво, правда? И знаешь, к какому выводу я пришёл: тотальный запрет чувств и эмоций неминуемо ведёт к свержению Власти. Так же, как и излишняя эмоциональная дозволенность создаёт предпосылки для роста недоверия к Власти. Да, вот ещё одно интересное наблюдение. Слёзы, как катализатор активизации души, непосредственно влияют на объективное видение ситуации. Извини, кстати, что пришлось проделать такой нехороший трюк с родителями. Но лишь так я смог окончательно выяснить, что сознательное сокрытие души – диссимуляция – рано или поздно приводит к краху ущемляющей системы. Контроль над чувствами и эмоциями – это, следовательно, контроль и над душой, который должен быть сбалансирован и высчитан предельно точно.

– Ты, значит, добрый экспериментатор? А как быть с убитыми в обоих мирах, а? – язвительно спросил Куар. Как ни хотелось отрицать, но иного объяснения происходящему не находилось. Очередной обман.

– Если считать, что я их создал, то никак. Хотя, если хочешь, могу вернуть кого-нибудь. Кого вернуть?

Куар молчал.

– Если тебе интересно, я горжусь тобой. В какой-то момент я не контролировал программу, а просто вёл наблюдения. Желание пойти против Власти – это твоё желание, только твоё, Куар.

– Как-то не радостно всё закончилось.

– Ха-ха! Ты молодец, не теряешь чувство юмора! А знаешь, почему они поджидали вас после перемещения в портале? Как они узнали про мятеж?

– Как? – обессиленно спросил Куар. Он почти принял новую реальность.

– Паромщик сдал вас! Представляешь? Паромщик узнал Селею и помчался за наградой! Вас поджидали у порталов с подкреплением. Да-а, вот так, Куар.

– И что теперь будет? Со мной? Со всеми?

– Программа закончена. Я обязан удалить всю информацию. – В голосе послышалась досада.

Куар не знал, что сказать. Уже, видимо, ничего и не нужно.

– Но мне самому безумно интересно наблюдать за вами. Давай так: программу я перенесу на резервный сервер, верну тебя, но ты только никому ни слова. Договорились?

Куар сжал кулаки: договорились.

* * *

Селея вернулась под утро, когда Куар собирался на работу.

Он пронзительно посмотрел в изумрудные глаза и произнёс:

– Сегодня отправляемся в твой мир. Нужно только будет найти паромщика.

Виртуальное человечество
Максим Александров

От нашего отряда осталось полтора бойца

Я, да Грегор у которого выстрелом плазменной пушки оторвало нижнюю половину туловища.

Если бы патруль позавчера не поймал меня в самоволке, и если бы это не был третий залёт за месяц, то я бы не оказался в авангарде. Первый взвод – для штрафников, его всегда посылают на разведку боем. В нём очень высокая смертность. В прошлом месяце она достигла шестисот процентов. Пятеро даже умерли безвозвратно – система бронескафандра была повреждена в бою и не успела записать их личности в чёрный ящик, чтобы потом техники загрузили ментальные образы из ящика в новые тела.

В двадцать первом веке случился долгожданный контакт с инопланетянами. Они, также как и мы, были белковыми организмами. Раса их называлась «рулоны». С верховным правителем во главе, чей титул приблизительно переводится как «Длинный Рулон». Они были просто беженцами с умирающего мира.

По крайней мере, они так официально заявили.

В спешно сформированном Союзе Земных Государств шли круглосуточные заседания.

США на правах самого сильного члена Союза продавило договор на своих условиях.

Рулонам под убежище выделили территорию в Мексике. В обмен они поделились с человечеством технологиями, большая часть которых осела в американских исследовательских лабораториях.

Именно поэтому США как государство первым перестало существовать.

Вместо дружбы и плодотворного сотрудничества рулоны принесли нам смерть. Как только они отдышались после долгого межзвёздного перелёта, началась война на уничтожение человечества. Иногда мы заключали перемирие. Самый длинный условно-мирный отрезок длился три месяца. Но потом к рулонам прилетело ещё два гигантских транспортника, и мы поняли, что они лишь ожидали подкрепления. Последние надежды на то, что мы когда-нибудь заключим с ними мир – растаяли как дым после выстрела бронебойной пушки.

Война началась с новой силой.

И эта война длится уже двадцать лет без малого.

Настоящим прорывом стали украденные технологии клонирования и перезаписи сознания. Мозг рулонов устроен иначе, чем у землян, потому себя они перезаписывать не могут. Эта технология использовалась ими для того, чтобы домашние питомцы не умирали, а могли быть пересажены в новое тело. Клонирование же использовалось для того, чтобы выращивать на фермах аналоги наших коров и лошадей на убой.

Для рулонов неожиданностью стало то, как мы смогли обернуть эти мирные технологии для военных целей.

Бесстрашные десантники отныне не боялись смерти. Ведь с вероятностью в 95%, после боя их «черные ящики» подберут товарищи, и отнесут в медблок.

Я посвятил всю свою жизнь военной службе. Потерял почти всех товарищей, когда началась Последняя Война.

И вызвался добровольцем одним из первых, когда объявили набор в экспериментальную программу «Неолик».

Именно тогда наступил переломный момент. У рулонов очень сложный механизм размножения, и долгий этап взросления особи. Зато когда повзрослевший 30-летний самец выходит на бой – это что-то невероятное. Ноги коленками назад позволяют особи прыгать на высоту трёх этажей. Четыре руки, каждая из которых контролируется отдельным сегментом мозга, фасеточные глаза с углом обзора в 270 градусов позволяли отслеживать любые перемещения, а узкая специализация на конкретной боевой тактике делали боевого рулона по мощи равным танковому взводу.

Когда мы захватывали первого такого, нам пришлось отстрелить ему все 4 руки, и одну ногу, прежде чем он позволил себя упаковать в сеть. Нам он в свою очередь подбил пять танков и два вертолёта поддержки. Пехтуры же полегло человек пятнадцать.

Они прекрасные снайперы, но к ближнему бою не привыкли. Рулон может из своего ручного плазменника подбить танк на расстоянии в пару километров, но когда вокруг этой дылды ростом в три с половиной метра, кружит стайка десантников одетых в термооптический камуфляж и с катанами наперевес, то этот суперсолдат начинает паниковать и суетиться. Его зрение, столь совершенное, когда дело касается быстро передвигающихся танков с горячими двигателями, вдруг оказывается бессильным, столкнувшись с мельтешащими созданиями, не излучающими тепла, да ещё и покрытыми плёнкой, которая делает их слабовидимыми для органов зрения рулона.

Через несколько лет они натренировали отдельных особей на ближний бой.

Мы в свою очередь стали просто навешивать на себя заряд пластида, и позволяли насадить свою тушку на копьё. Сначала направленным взрывом у десантника отрывало голову, и она улетала подальше, вместе с подключённым к ней черным ящиком, который делал запись ментального образа. Через секунду детонировал основной заряд на теле бойца и разносил рулона-рукопашника в клочья. Мерзкие жёлтые кровавые клочья.

К сожалению, запись была возможна лишь краткий миг после смерти человека. Я не знаю, на каких там принципах устроена эта технология. Нам яйцеголовые как-то читали лекцию, но из наших никто не понял. Единственное, что мы вынесли – не получится сделать запись прямо на базе, лёжа в удобном кресле, и потом залить один и тот же образ в сотню клонов-камикадзе, которые пойдут и героически сдохнут, пока ты будешь отсиживаться в тепле и уюте.

Нет уж. Надо бежать лично, чувствовать всё, что с тобой происходит, и надеяться, что если тебя настигнет смерть, то не от плазменного заряда в голову.

Я родился на территории называвшейся когда-то Азербайджаном. Смешно, но я когда-то гордился чистотой своей крови, гордился, что у меня в роду не было ни одного пришлого иноземца.

Сейчас я ношу тело двухметрового негра. Предыдущее было от низкорослой китаянки. Перед этим был, судя по носу – француз. Это просто оболочки, и мы их пилоты.

У каждого из нас есть законсервированный клон собственного тела. Но это считается плохой приметой – воевать в своём изначальном облике. Они лежат в криокамерах и ждут своего часа. Как парадная форма. Мы их наденем после окончательной победы над рулонами.

Которая, кстати уже совсем близко.

После того, как мы, солдаты «Неолика», дали отпор рулонам и не пустили их дальше уральских гор, с тех пор они только отступают. Каждый сантиметр отвоёванной земли полит кровью наших клонов. Россия, Китай, Индия стали крупнейшими мировыми державами. Стали потому, что других крупных просто не осталось.

Грегор, чьи гранаты я снимаю с пояса и перевешиваю себе, вроде бы как раз индус в изначальном облике.

Я сижу, спрятавшись за обрушенной кирпичной стеной, и жду, пока появится второй взвод. Одному мне ловить совершенно нечего. Мы наткнулись на «пентакль» – один рулон в экзоскелете с установленной дальнобойной пушкой, его прикрывают два рукопашника, и два стрелка вооружённые плазмострелами для средних и близких дистанций.

Помню, как меня однажды из мелкой пушки задело на излёте. Все тело перекрутило в судороге, был серьёзный ожог, но в итоге я остался жив.

Яйцеголовые говорят, что в основе оружия рулонов лежит не принцип нагревания до сверхвысоких температур, а принцип электрического импульса высокой мощности.

То есть называть их оружие плазменными пушками – не корректно.

А дальше я на том брифинге заснул. Да я в душе не целовал разницу между тем, что меня на самом деле поджаривают не из огнемёта, а из электрошокера. Одинаково приятно.

Если второй взвод не появится через пять минут, то меня, скорее всего, обнаружат. Ну да ничего. Взрывчатка на мне, и готова к использованию. Надоело гигантским негром ходить, да постоянно о дверные косяки стукаться. Для следующего облика я выбрал нормального европейца среднего роста.

Трепещите рулоны туалетные, из этих руин, бывших когда-то Вашингтоном, мы вас тоже выбьем! Не удержитесь!

Слава Земле!

За человечество!

* * *

Мой транспортник наехал на мину и взорвался вместе со всеми пехотинцами, что сидели внутри.

Я быстро открыл меню машинного завода и заказал себе ещё один. Пока транспорт заправлялся, я выбрал академию, и заново заказал расконсервацию пехотного взвода, взамен только что бездарно умершего.

Один солдат случайно остался в живых от первого взвода, что я послал на убой, лишь бы карту открыли. Теперь он прятался за какими-то развалинами и позволял отслеживать передвижение инопланетной пачки. Да, вскрыть её будет непросто.

Дальнобойная пушка «Соварона» не позволяла мои осадным танкам укрепиться на позиции и расстрелять пачку издалека.

По бокам стояли два «Снип-Рога», чьи скорострельные орудия и снайперские винтовки сбивали одинаково хорошо, что мои истребители, что мотострелков.

И в ближнем бою защищали всю эту красоту два «Палача», которые быстро подскакивали к пехотинцам, и превращались в торнадо из сверкающих лезвий.

Дурацкая мина. Пожалел денег на сканер, вот теперь потерял инициативу.

Я поставил паузу и решил быстренько подкрепиться.

Когда прогресс сделал свой очередной шаг, человечество больше не могло оставаться прежним.

Нейроинтерфейс из белковых наноботов имплантировался уже каждому новорождённому. Теперь мать могла просто приложить большой палец к виску своего малыша, и она получала всю необходимую информацию. Температура, самочувствие, уровень сытости, потребность сходить в туалет. Вскоре у каждого ребёнка в ладонь и пальцы были вживлены нити, которые позволяли взаимодействовать с окружением. Нажимать кнопки на лифте. Расплачиваться за товары из базового детского списка.

Следующим шагом была модификация глазных яблок, и возможность видеть изображение на инфопанелях.

Помню, когда-то я подгружал себе в память интерофильм о том, что будет, если у человека удалить разом все имплантаты. Это неслабо щекотало нервы. Ты бегаешь по городу, а вокруг пустые черные инфопанели, двери не открываются, все люди – простые фигуры о которых невозможно ничего узнать. В голове тишина, потому что даже бесплатные правительственные каналы вещания ты не ловишь. В итоге ты начинаешь умирать от голода так и не сумев убедить аппарат с едой выдать тебе даже бесплатный витаминный комплекс, а потом тебя сбивает пролетающий мимо транспортник, потому что он не был заранее предупрежден о том, что на его пути находится живой человек. И медицинский бот скорого реагирования к тебе не прилетает, потому что нет никакого запроса об экстренной помощи, потому что некому послать запрос, ведь твой мозг девственно чист и свободен от наноботов нейроинтерфейса.

Всю жизнь я посвятил войне. Военные стратегии были моей страстью. Я жадно скачивал каждую новую выходящую игру. Множественные победы на киберспортивных конкурсах. Третье место на всемирном чемпионате по стратегиям 2075 года. Я был единственным не-азиатом в пятёрке призёров.

И вопреки предсказаниям родителей мои навыки принесли пользу человечеству.

Я вызвался добровольцем, когда был объявлен набор волонтеров для проекта «Эвернет».

Мы стали блоками невероятно огромного биокомпьютера. Утратили физическое тело, но наш разум стал бессмертным.

Я понимаю, что на самом деле являюсь лишь горсткой электронов, что летают по сети со скоростью света. Но я создал себе мир, который не отличим от реального.

Вот и сейчас я как будто бы сижу на кресле и жую бутерброд, но это всего лишь иллюзия. Моему сознанию кажется, что пришла пора поддержать тело, и у него возникают мысли о том, что я как-бы голоден.

Я могу убрать эту черту из своего разума, и забыть, что такое голод вообще. Но я так не сделаю, потому что этот миленький невинный атавизм напоминает о том, что я когда-то был человеком.

Иногда я даже моделирую окружение, будто бы я не парю в информационном пространстве, а сижу, сгорбившись перед монитором древнего компьютера, и кликаю не менее древней мышкой по экрану, как будто я живу не в конце двадцать первого века, а на сто лет раньше. Вокруг серые бетонные стены, на потолке лампа холодного света.

Иногда в комнату заходит обслуга. Я зачем-то продумал ей детальную биографию. Если взять любого, самого последнего уборщика и пораспросить, то он расскажет вам всю свою жизнь. Родился, учился, женился, похоронил родителей, любит алкоголь, боится собак.

Реальные военные задачи по уничтожению рулонов я решаю в форме игры. Мне так привычнее.

А ведь солдатики, которым я раздаю приказы, даже не подозревают, что ими двигает не собственная смелость, отвага, патриотизм, а внешние приказы, которые прилетают им прямо в мозг, и распознаются, как собственные мысли.

Я не знаю, сколько в «Эвернете» ещё таких военных блоков как я, но вместе мы – определённо сила. Рулоны сдают одну позицию за другой. Уже идут последние недели Последней Войны.

Интересно, после того, как реальная война закончится, меня перепрофилируют для мирных целей, или запустят работать на холостом ходу, просто отключив от реальной сети и запустив эмуляцию военных задач различной степени сложности?

* * *

Я заступил на смену в девять вечера.

В журнале никаких происшествий за прошедшие трое суток отмечено не было.

Надеюсь, мне тоже не придётся в него писать что-то кроме времени вахты и своей фамилии.

Обход.

По правилам я сначала заглядываю в окошко камеры, только потом прикладываю палец к сканеру замка.

Первый пациент.

Этот считает, что он какой-то военный вычислитель или типа того.

Тощее бледное тельце его лежит на мягкой перине, но всё равно на спине пролежни. Волосы его выпали от постоянного электромагнитного излучения. Из головы тянутся трубки к блоку медкомпьютера, что стоит в изголовье.

Я смотрю на экран. Всё в порядке. Сердечный ритм, давление, искусственные лёгкие работают, кардиостимуляция в норме.

Отдаю команду, и пациент получает импульс в мозг о том, что пора подкрепиться.

Питательный раствор по трубке поставляется прямо в кровь. По отдельной трубке подаётся немножечко биомассы в желудок. Ослабленный желудочно-кишечный тракт на самом деле практически не способен к самостоятельным действиям, всё приходится делать с помощью медкомпа.

После вкусного и питательного ужина мы с пожилой санитаркой обычно поворачиваем пациента на бок и натираем ему спину кремом, меняем простыню, и влажной салфеткой протираем от пыли. Хе. Грязь наши пациенты найти не могут, ибо недвижимы, что твоё бревно.

На этот раз случилась небольшая неприятность. Когда медкомп начал процесс удаления из тела пациента отходов жизнедеятельности, я услышал, как что-то отчётливо закапало.

Так и есть. Трубка была неплотно пригнана к резервуару для биотходов, и немного «органики» подтекло на пол.

Я ругнулся вслух, и пошёл за тряпкой. Пока санитарка продолжала осторожными движениями втирать крем в спину пациента, я жаловался ей на жизнь.

– Вот так вот, Зинаида Павловна, разве мог я подумать, что шесть лет получал вышку в меде, чтобы исполнять работу распоследнего уборщика. Да хоть бы и на важном правительственном спецобъекте, какая разница, дерьмо, оно и в Кремле дерьмо, и в Белом доме дерьмо, и во глубине сибирских руд дерьмо. Мои покойные родители гордились бы сыном.