Текст книги "Ганнибал великий"

– Говорят, некоторые, уехали, но большинство здесь, в Риме, – неуверенно ответил пленный, – чтобы уверить народ, что город не сдадут Ганнибалу.

– Много ополченцев? – уточнил Чайка.

– Много, – кивнул солдат, – призывают всех. Однако, ходят слухи, что скоро прибудет из Остии или с севера еще два легиона.

– Откуда возьмутся эти два легиона? – удивился Федор.

– Не знаю, – пожал плечами пленный, – я не военный трибун, чтобы знать. Солдаты поговаривают.

Федор насупился, словно решая, нужен ли еще ему этот пленник.

– Вы оставите мне жизнь? – дернулся солдат, – я же рассказал все, что знал.

– Не так уж много ты мне рассказал, – помедлил командир двадцатой хилиархии, снова изучая лицо пленника, будто видел его впервые, – но, я сегодня добрый.

И, обернувшись к Летису, приказал:

– Отведи его к остальным пленным. Потом решим, что с ними делать.

Глава вторая
За городской стеной

За ночь Тибр удалось перегородить полностью. Операция по наведению переправы прошла успешно, хотя не спавшие который день римляне пытались этому помешать, то и дело, обстреливая из баллист каменными ядрами наугад сновавших в темноте солдат противника, и забрасывая их зажигательными стрелами. Однако, удалось. Помогли развалины старого моста, стоявшего здесь раньше. Некогда этот мост упирался в сторожевую каменную башню с воротами. Но теперь башня сиротливо вздымалась с той стороны реки, а ворота ее были наглухо закрыты.

Спустив осторожно на воду первые лодки, солдаты из прикомандированной к этому участку фронта инженерной части, с большим трудом привязали их к торчавшим из воды на середине реки остаткам деревянных свай. И, несмотря на сильное течение, остальное было делом техники. Буквально за несколько часов, от захваченного армией Карфагена берега до середины реки, протянулся деревянный настил, уложенный на подогнанные и скрепленные между собой лодки.

Эти суденышки солдаты Чайки несколько дней до начала штурма укреплений старательно собирали по всему берегу. Но их оказалось очень мало, – отступая, римляне сожгли почти все, – поэтому пришлось в тайне делать новые. Настил «понтонщики», как их называл бывший сержант российской морской пехоты, тоже приготовили заранее. За холмом результата их работы ждали выстроенные в боевой порядок солдаты хилиархии Федора Чайки и солдаты Карталона, прикомандированные для организации прорыва римской обороны. Там же готовились к бою еще около тысячи кельтов, что стояли в ожидании сигнала, опершись в темноте ночи о свои мечи и боевые топоры.

Темнота была относительной. Здесь у подножия холма, на берегу реки, время было похоже на ночь. Но в паре километров левее, полыхала усадьба одного из сенаторов, специально подожженная, для того чтобы отвлекать внимание. Языки пламени также лизали черное небо километрах в пяти правее от места главного удара. Там несколько сотен кельтов издавали страшный шум, круша еще не разрушенные здания и храм какой-то богини у самых стен Рима. Все это они делали специально, по приказу. Солдатам же Атарбала и лично Федора Чайки, Ганнибал еще раньше поставил четкую задачу: ближайшей ночью захватить стену и ворваться в город, во что бы то ни стало.

– Ждать дальше нельзя, – сообщил он на коротком военном совете у себя в шатре, – нужен решительный штурм. Мы и так слишком увязли в этой осаде.

Видя настроение Ганнибала, никто из военачальников не осмелился спросить его насчет ожидавшихся подкреплений. Промолчал и Федор. В конце концов, если более знатные военачальники молчат, кто он такой, чтобы не доверять военному гению человека, уже не раз доказавшего свое умение вести войну с любыми средствами. За время римской кампании Федор настолько уверовал в непобедимость карфагенского полководца, внушенную ему еще в самом начале похода Летисом и Урбалом, что теперь был готов поверить, что они успеют взять Рим еще до подхода подкреплений из метрополии. Своими силами. Ведь похожие сражения, когда противник превосходил их числом, они уже не раз выигрывали умением и доблестью. А потому, едва покинув шатер, принялся отдавать приказания об ускорении подготовки штурма, которая и так шла полным ходом.

Едва мост был доведен до середины реки, как римляне окончательно уверились в том, что финикийцы затевают что-то серьезное на их участке. На стенах началось движение легионеров, а вниз полетели стрелы и ядра, круша и поджигая лодки с солдатами инженерных частей, направлявшимися к другому берегу. Вопли первых раненных и убитых огласили ночь, обещавшую быть бессонной. Тем не менее, с большими потерями, но переправу удалось довести до конца.

Ответный обстрел стен римской крепости велся десятком онагров, расположенных чуть правее наблюдательного пункта командира двадцатой хилиархии. Для того чтобы немного сбить спесь с римлян, но не выдавать до поры места второго нападения на стену, – переправа солдат на лодках уже началась чуть ниже по течению, – Федор приказал не применять пока горшки с зажигательной смесью. Только ядра. И теперь слушал, как те со свистом разрезают тьму, круша навершие городской стены и сшибая с нее легионеров.

Едва Чайка получил доклад о завершении строительства переправы, как махнул рукой, отправляя своих солдат в бой.

– Вперед! – приказал он стоявшим рядом с ним на холме командирам спейр, – На Рим!

И финикийцы под свист летящих над их головами ядер, спейра за спейрой, молча бросились в атаку, неся с собой длинные лестницы. Глядя с вершины холма, как его безмолвная армия устремилась в атаку, спускаясь вниз и вступая на шаткий настил из досок, бывший морпех подумал что этой минуты он ждал так давно, что даже не испытывает особого волнения от того, что начал штурмовать сам Рим.

«Интересно, – думал Федор Чайка, – где теперь мой центурион, Гней Фурий Атилий, учивший меня любить Рим? Наверное, в Таренте отсиживается, если не погиб при Каннах».

Но отвлеченные мысли быстро покинули голову командира двадцатой хилиархии. Едва первые солдаты Карфагена вступили на покачивавшийся настил, как римляне утроили интенсивность обстрела из баллист. Ядра сшибали в воду финикийских солдат одного за другим, превращая их в кровавую кашу, но те упорно продолжали пробираться к другому берегу. Чтобы лучше видеть происходящее внизу римляне добавили к ядрам горшки с зажигательной смесью. Несколько таких горшков, пущенные с разных сторон, разбрасывая в полете огненные протуберанцы, прочертили в ночном небе яркую линию и угодили четко в строй наступавших пехотинцев. С реки послышались дикие вопли обожженных людей. Огонь быстро разлился по настилу, пожирая доски. На глазах Федора охваченные пламенем люди в ужасе бросались в воду. А бежавшие за ними уже не могли остановиться и, напирая, сталкивали раненных с моста.

Римляне обрушили на наступавших огонь всех своих баллист и ядра на глазах Федора кромсали доспехи пехотинцев, беспомощно закрывавшихся щитами. Переправа на короткое время осветилась огнем этого пожара, но, к счастью его быстро потушили, снизив точность попаданий римской артиллерии. Командир спейры был жив и повел солдат за собой, первым спрыгнув на другой берег, отбив щитом брошенное в него копье.

Городская стена отстояла от реки всего на несколько метров, на которых в зыбком отсвете кое-где еще горевших огней виднелись сараи, напоминавшие Федору своим видом не то амбары для зерна, не то какие-то склады. Однако римляне, увидев, что разрушить переправу издалека не удалось, быстро подожгли эти сараи, снова осветив место атаки. На сей раз, однако, освещен был только берег, прилегавший к башне с воротами, а солдаты Карфагена продолжали сыпаться из тьмы на этот берег, как из рога изобилия. Теперь римляне могли пускать прицельно только стрелы, а баллисты продолжали обстреливать переправу наугад, поскольку точных попаданий в деревянный настил горшками с зажигательной смесью больше не было. Все они, промелькнув огненным метеором в ночном небе, с шипением падали воду Тибра.

От разгоревшейся крыши сарая теперь было достаточно света, чтобы Федор смог, не сходя со своего места, различить, как его бойцы разбежались вдоль стены, прилаживая лестницы. Вскоре он уже видел, как они ползли верх, карабкаясь по ступенькам. Пробить ворота в башне он даже не планировал, поскольку затащить туда таран было делом не реальным. А вот контратаки римлян опасаться стоило, и он заранее отдал приказ командиру шестой спейры, что атаковала сейчас берег, выставить охранение с той стороны и не пускать его в бой до тех пор, пока не наступит переломный момент в битве. Командир исполнил приказ, – треть спейры сконцентрировалась напротив запертых ворот, уйдя в темноту, чтобы не быть полностью истребленной еще до того, как сможет вступить в бой. Остальные карабкались на стену по огромным лестницам.

Федор перевел взгляд направо, где в кромешной темноте переправлялись отряды из седьмой спейры на лодках. Там все пока было тихо. А если так, то согласно плану, они должны быть уже под стенами.

– Начать обстрел зажигательными горшками, – приказал он через стоявшего возле него адъютанта, – зададим жару гражданам Рима.

И когда первые зажигательные снаряды разбились о стену или улетели в город, вызвав там немалый переполох, Федор в проблесках огня с удовлетворением заметил, что бойцы седьмой спейры, сумели за это время не только переправиться на другой берег, но и под шумок начать штурм. Их фигурки виднелись уже у самой кромки стены, по которой расхаживали ничего не подозревавшие римские легионеры. Где-то там был и Урбал, лично поведший свой отряд в бой.

В глубине души Федор гораздо больше надеялся на этот удар из темноты, чем на лобовую атаку стены у башни. В том месте, где карабкались сейчас бойцы седьмой спейры, река делала поворот, огибая холм. И стена в этом месте была построена на пару метров ниже, чем рядом. Видимо, строители крепости решили, что достаточно естественных преград в виде подножия холма. Однако вскарабкаться по нему для «горных стрелков» Урбала, прошедших подготовку в Пиренеях и Альпах оказалось плевым делом. И вскоре, после пролета очередного «метеорита» Федор заметил, что на стене уже идет бой. Карфагеняне, оказавшись наверху, в полной темноте атаковали защитников крепости, застав их врасплох.

– Отлично, – заметил на это Федор, – молодцы, ребята!

Однако в этот момент со стороны хорошо освещенной пожарищем башни и стены раздались громкие крики, перекрывшие все исходившие оттуда звуки сражения. Федор перевел свой взгляд и увидел, что из раскрывшихся ворот на берег, сомкнув строй, выдвигаются римские легионеры. Чтобы выйти из крепости ее защитники сначала опустили небольшой деревянный мост, который находился перед воротами. Раньше он служил последним пролетом моста через Тибр, а теперь вел прямо в реку, за неимением моста. Переправа, которую устроили карфагеняне на его обломках, находилась чуть в стороне.

Легионеры посыпались через открытые ворота, многочисленные как саранча, атаковав вынужденных растягивать фронт вдоль узкой полоски берега финикийцев. Впрочем, Федор мог похвалить себя за прозорливость. Заслон был выставлен здесь не зря.

Теперь бой шел и на стенах, куда уже успели взобраться некоторые солдаты, и внизу у реки. Но солдат в заградительном отряде было слишком мало. Мощным ударом римляне отбросили африканцев к переправе и уже теснили их обратно за реку.

– Того и гляди сожгут переправу, – сплюнул от досады Федор, поглядывая на и без того дымившуюся в нескольких местах от прямых попаданий единственную «дорогу» на другой берег, – усилить натиск! Послать туда еще одну спейру! Отогнать римлян!

Адъютант убежал передавать приказ. И вскоре по зыбкому мосту, подняв щиты и острия клинков, устремились солдаты девятой спейры. К тому моменту, как они приблизились к противоположному берегу Тибра, римляне действительно захватили уже почти треть переправы. К счастью в пылу атаки они не успели еще нанести ней значительных повреждений, поскольку бились на два фронта: пытаясь выдавить с нее солдат противника и обороняясь от атак с фланга тех финикийцев, что заняли берег у стены. Возникла невообразимая сутолока, все усиливавшаяся из-за непрерывного обстрела со стены. Казалось, римские лучники, копейщики и пращники валили всех подряд, не жалея даже своих.

Атака свежей спейры исправила ситуацию, но ненадолго. К отброшенным на берег римлянам пришло подкрепление, и финикийцы вновь начали отступать. Как развивается бой солдат Урбала с легионерами, Федор не понимал, поскольку, несмотря на искры, то и дело сверкавшие там при скрещивании клинков, было непонятно, кто побеждает. Никаких ярких огней на стене пока не зажглось. Все это означало, что и там атака на римские позиции шла тяжело.

– Черт побери, – выругался Федор по-русски, заметив нескольких римских легионеров с факелами в руках, которые бежали позади атакующих солдат своей манипулы и вознамерились таки поджечь переправу хотя бы у самого берега, – они хотят мне все испортить. Нет уж, хрен вам, граждане!

И не обращая внимания на удивленно взиравшего на него адъютанта, который не понял ни слова, Федор выхватил фалькату, бегом направляясь вниз.

– Передай приказ кельтам немедленно наступать, – бросил он на бегу не отстававшему адъютанту, – Карталон пусть ждет в резерве. Если сейчас не прорвемся, все, пиши, пропало.

А когда тот исчез в темноте, Федор спрыгнул на вздымавшиеся в такт течению доски настила и приказал командиру десятой спейры, находившейся в резерве у самой воды:

– За мной, бойцы! Порвем этих римских свиней!

И первым бросился на другой берег, выкрикивая проклятия в адрес легионеров, подхваченные за его спиной верными африканцами. Буквально за несколько минут непрерывные крики слились в дикий яростный вой такой силы, что Федор даже не слышал своего голоса, когда пытался отдавать приказы. Но это было уже не важно. Остановив контратаку, сбросив десятки легионеров в воду и не дав им поджечь доски настила, спейра высыпалась на римский берег, сметая все на своем пути.

– Ворота! – орал Федор, врубившись в строй легионеров и пробираясь по трупам, усыпавшим берег, – захватить ворота!

Яростно работая фалькатой, он увлек за собой солдат, подавая им пример безудержной храбрости.

Одним мощным ударом отрубив кисть ближнему римлянину, который пытался проткнуть его своим мечом, командир хилиархии уклонился от резкого выпада с боку, скорее почувствовав его, чем разглядев. Затем он избежал еще одного, прикрывшись щитом. Ответным ударом он пронзил кадык легионера, вставшего у него на пути. Кровь, брызнув из раны фонтаном, испачкала лицо Федору, но он в исступлении продолжал молотить по щитам, сгрудившихся впереди легионеров.

Рядом также бесстрашно сражался командир десятой спейры. Уложив отточенными ударами фалькаты на траву подряд двоих римлян, он первым вскочил на короткий опущенный мост, уводивший теперь на открытую воду. Там он сразился еще с одним рослым легионером, проткнув его панцирь под самым сердцем. Но, не успело тело массивного римлянина обрушиться в воды Тибра, как командир десятой спейры африканцев сам пал, сраженный стрелой в спину.

Вдруг с реки донесся едва различимый гул. Бросив короткий взгляд назад, Федор заметил кельтов, что спешили ему на помощь. Быстро светало. Первые лучи солнца уже нагревали волны Тибра. От реки поднимался легкий туман, но никто из бойцов не жаловался на холод.

Даже потеряв командира, финикийцы продолжали наступать. Их натиск был настолько силен, что буквально за несколько минут ожесточенной схватки римляне были смяты. А, увидев кельтов и мгновенно расставшись с желанием уничтожить переправу, они начали отступать обратно за ворота. Федор видел недалеко от себя центуриона, который, размахивая мечом, изрыгал проклятия на головы пунов и кельтов, но, тем не менее, приказывал своим солдатам отступать.

– Вперед, бойцы! – заорал Федор надсадным криком, который быстро перешел в хрип, утонувший среди звона оружия, – еще удар и мы выиграем войну!

Солдаты ответили ему воплем ярости. Удар карфагенян был преисполнен такой силы, что они ворвались в открытые ворота города на плечах отступавших легионеров, оказавшись на узкой улице, что вела вперед между каменных домов.

Федор настиг центуриона и, сразившись с ним, быстро лишил командира римлян короткого меча. Не теряя времени, тот отбросил щит, выхватил подвернувшуюся палку из перевернутой телеги, что лежала у стены, и ударил, метясь в голову финикийцу. Федор уклонился, поднырнув под нее, и проткнул острием фалькаты пах центуриона. Раздался треск кожаного панциря и ламбрекенов, по клинку потекла кровь. Римлянин упал на колени и был тут же затоптан наступающими солдатами Карфагена.

Давка вокруг была невообразимая. Бой шел уже на вымощенной улице, которая чуть впереди вливалась в небольшую круглую площадь и расходилась за ней тремя лучами новых улиц. Сверху, поражая прорвавшихся солдат Карфагена в спины, засвистели стрелы. Римляне все еще контролировали стену около башни и стояли впереди плотными рядами до самой площади.

– Развивать наступление! – заорал Федор, обернувшись назад и увлекая за собой солдат, – вперед в город! Захватить площадь.

И снова прыгнул на линию щитов, которыми прикрывались легионеры из наполовину уничтоженной манипулы. Отбив чей-то меч, он умудрился обмануть пехотинца, сделав ложный замах, показав, что собирается рубануть по ногам. Римлянин «купился», слегка опустив щит, а Федор вместо этого нанес косой удар в лицо. Залившись кровью, солдат упал, выронив щит и меч, а в плотной шеренге ненадолго образовалась брешь. Чтобы не дать врагу опомниться, Чайка прыгнул вперед и снова обрушил свою фалькату на головы ближайших легионеров. Вскоре пал второй римлянин в шеренге, а затем третий. Брешь все расширялась, и в нее устремились другие бойцы Карфагена, многие из которых тоже падали замертво. Но провидение хранило Федора, – сам он до сих пор был жив, даже цел и невредим, не считая легкой кровоточивой раны, оставшейся от царапнувшего по плечу римского меча.

Новый удар окончательно уничтожил остатки манипулы римлян, так яростно атаковавшей их у переправы всего каких-то полчаса назад. Уже почти рассвело, но здесь, у стены полумрак еще не совсем рассеялся. Солдаты Карфагена очистили прилегавшую к башне улицу от римлян и выдавили их с площади, заняв ее.

Тут Федор остановился, лихорадочно выбирая новое направление удара. Одна улица вела в центр города, две другие почти параллельно стенам. Пока он размышлял, дав солдатам короткий отдых, с воплями в город ворвались кельты. Остановив их командира, Федор направил подкрепление по правой улице. И кельты, издав боевой клич, устремились дальше, потрясая своими топорами.

Отовсюду поднимались дымы: осадная артиллерия не зря поработала. Несколько домов в городе полыхали, объятые пламенем. Обернувшись, Федор посмотрел на стену, – бой там все еще шел. И нельзя было сказать, что победа осталась за Карфагеном. То и дело оттуда вниз, на крыши пристроенных к стене домов, падало чье-нибудь мертвое тело, а в скопившихся на улице и площади финикийских солдат прилетали стрелы.

– Беги за солдатами Карталона, – приказал Федор солдату, оказавшемуся к нему ближе всех, – пусть очистят стену от римлян. И займут весь прилегающий к башне район.

Солдат убежал выполнять приказание. А Федор, опершись на клинок, снова окинул исподлобья тяжелым взглядом эту первую часть Рима, захваченную его солдатами. И подумал, поправив съехавший на глаза шлем, «Только бы не упустить победу». Несмотря на прорыв, его терзало смутное беспокойство, гадкий червячок сомнения, хотя с виду успех был очевиден. Федор Чайка стоял уже на мостовой Рима, но это была еще не победа, а половина победы. И следовало развивать успех.

– Вперед! – скомандовал Федор, отогнав от себя сомнения, и указал на главную улицу, что вела в центр города, – побеспокоим сенаторов!

Но едва его потрепанная спейра преодолела сотню метров по свободной улице, впереди послышался цокот копыт и, поблескивая доспехами в лучах утреннего солнца, показалась римская конница. Много римской конницы.

– Держать строй! – заорал Федор, приготовившись к мощному удару.

Римляне не заставили себя долго ждать. Их декурион махнул рукой и всадники пустили коней вскачь. А, приблизившись на расстояние броска, закидали первые шеренги карфагенян копьями, а затем, выхватив длинные мечи, обрушили их на головы солдат Чайки. Римские катафрактарии давили всех на своем пути конями, сразу начав теснить порядки карфагенян. Цокот копыт по камням и людские крики слились воедино.

Первая шеренга полегла только от копий. Сам Федор чудом умудрился отбить тяжелое копье, но не удержал щит. А когда римский всадник оказался рядом, резко поднырнул под лошадь и воткнув ему острие в бок. Катафрактарии рухнул с коня, а Федор быстро оказался в седле, завладев его конем. И тут же вступил в бой сразу с двумя противниками.

Но на коне он оставался недолго. Зарубив второго катафрактария, он схлестнулся с оставшимся. Но, прилетавшее из глубины римских порядков копье воткнулось в шею лошади и благородное животное, захрипев, вскоре завалилось на бок. Федор, снова спрыгнув на мостовую, едва увернулся, чтобы не оказаться погребенным под лошадью. Щита у него не было, зато фалькату он по-прежнему крепко держал в руке. Так крепко, что сумел отбить мощный удар катафрактария, направленный ему в голову. Отведенный в сторону меч лишь звякнул по шлем, но у морпеха все равно зазвенело в ушах. Поразив конного римлянина сначала в ногу, Чайка ткнул его в снизу живот и отделался от этого противника навсегда. Затем бросил быстрый взгляд вокруг, осмотрелся.

Атака конных римлян просто раздавила половину его солдат. Теперь они снова были отброшены к площади и пятились к воротам. Отступали с большими потерями. Но это было еще не все. Подкрепления Карталона не было видно. Зато Федор отчетливо разглядел, как кельты бьются с такими же конными римлянами в конце своей улицы. А, обернувшись на крик в другую сторону, увидел быструю атаку римской манипулы, подобравшейся к ним с фланга по соседней улице.

– Держать строй! – орал Федор, отбиваясь от катафрактариев, и стараясь изо всех сил сдержать практически смятых солдат, чтобы быстрое отступление не превратилось в паническое бегство.

Пешие римляне, успевшие до того выкосить человек двадцать карфагенян ураганом пилумов, яростно напирали, вознамерившись растоптать их остатки. Федор видел перекошенные от ярости лица легионеров, почуявших вкус крови и, что самое обидное, вкус победы. С невероятным трудом Чайке удалось отступить под мощнейшим натиском пеших и конных римлян, которые, оказавшись на узкой улице, стали мешать друг другу.

Воспользовавшись этим, он сумел отступить из города с горсткой оставшихся в живых солдат. Несколько шеренг сдерживали натиск в арьергарде, а остальные устремились к берегу. Едва оказавшись за воротами, Федор вдруг увидел своего посланца к Карталону мертвым. Из спины африканца, распластавшегося на траве, торчала стрела. Сам он плавал в луже крови.

«Так вот почему Карталон не пришел на помощь», – пронеслось в мозгу Чайки, когда он бросил полный боли и досады взгляд на противоположный берег. Но размышлять было уже некогда. Это был настоящий разгром, после так успешно начавшегося штурма.

– Отступаем! – приказал он, – быстро на тот берег.

И окинув стену, на которой уже мелькали только римские шлемы, панцири и плащи, добавил:

– Разрушить за собой переправу!