Текст книги "Ганнибал великий"

Глава шестая
Снова в Карфаген

Едва получив письмо брата, Магон отдал необходимые распоряжения и немедленно отправился в дорогу, взяв с собой лишь малое число солдат. Из-под Неаполя они отбыли в Апулию, на другой конец италийских земель, поскольку, хоть и находились почти на берегу моря, здесь хозяйничали римляне. А в Апулии войска Ганнибала, захватив обширную часть побережья, обустроили себе в одной из хорошо защищенных бухт временный порт, куда прибывали редкие корабли, прорвавшись сквозь римскую блокаду. Именно туда и должны были прибыть основные подкрепления. Но время шло, а их все не было.

Размышляя об этом по дороге, что заняла еще неделю, Чайка вдруг вспомнил свой разведывательный рейд в горах возле Генуи, состоявшийся уже так давно, что он и думать о нем забыл. Тогда, находясь еще в северной Италии, Ганнибал, судя по всему, планировал сделать из Генуи порт, через который он будет получать подкрепления из Карфагена. Но, одержав подряд несколько блестящих побед, оказался уже почти на другом конце Италии и с тех пор война пошла по новому сценарию. Генуя, оставшаяся далеко позади в землях лигуров, была уже не так актуальна. Тем более, море с этой стороны «сапога» так и кишело римскими триерами. Да и сами лигуры, несмотря на многочисленные победы армии Карфагена до сих пор не перешли полностью на его сторону, подняв восстание против Рима. Разве что Терис, лигуриец по происхождению, служивший теперь у Федора верой и правдой, мстя римлянам за униженных родственников. Но Териса в эту поездку с собой Федор не взял. Оставил при штабе Урбала.

Свое золото Чайка сложил в узком кубрике на корме, который ему выделили на время плавания. Ящики занимали почти половину объема, так что оставалось место только для деревянного лежака, на котором Федор и спал. Сам Магон занимал «апартаменты» по соседству, состоявшие из двух совмещенных комнат, хотя их размер тоже нельзя было назвать гигантским. Плавал Федор уже на таких кораблях неоднократно и отлично знал, что с отдельными помещениями тут большой напряг. Кают, а тем более роскошных, в понимании пассажира двадцатого века, здесь не было вообще. Лишь несколько очень узких помещений у кормы, предназначенных для капитана и его ближайшего помощника. Да и то, эти кубрики, как называл их Федор, сразу же передавались высокопоставленным гостям, если такие появлялись на корабле. Все остальные, – матросы, гребцы, морские пехотинцы и артиллеристы, включая офицеров, ночевали на своих палубах в общих помещениях. Корабль был военный, не предназначенный для особо длительных плаваний, а несколько дней все это вынести было не слишком тяжело. Моряки народ привычный. Хотя, финикийцы, насколько их успел узнать Федор, и на таких кораблях запросто бороздили дальние воды. Чего не сделаешь ради коммерции.

Один раз, побывав в гостях у Магона в соседней каюте, Федор заметил несколько больших и богато отделанных ящиков. «Тоже золото везет, – подумал Чайка, пытаясь взглядом проникнуть под массивную крышку одного из них, – наверняка, сенаторов подкупать». Но Магон, словно услышав мысли морпеха, открыл один из ящиков, продемонстрировав ему содержимое.

К удивлению Федора там оказались не золотые монеты, а кольца. Множество странных колец из золота и серебра с различными гравировками, но практически одного вида. Разглядывая в недоумении эти горы одинаковых колец, Федор вдруг заметил на некоторых следы запекшейся крови, словно их сняли с окровавленных пальцев или вообще с отрубленных.

– Что это? – спросил Федор.

Такой странной взятки он еще не видел.

– Тут, – Магон, одетый в роскошную кирасу, обвел довольным взглядом ящики, – три медимна[21]21
  Около 120 литров.


[Закрыть], золотых всаднических и сенаторских колец, снятых со знатных римлян, что пытались уничтожить нас при Каннах.

– А зачем они нам? – не понял Федор, – вместо монет?

– Они гораздо ценнее монет, Чайка, – заверил младший брат Ганнибала, – это свидетельство наших побед и унижения Рима.

Он закрыл ящик и отошел от него.

– По прибытии мы покажем эту гору колец сенаторам Карфагена, отрастившим большие зады у себя в метрополии, и уверенных что победа легко достигается только путем переговоров с врагом и его подкупом. Это произведет на них должное впечатление. Так сказал Ганнибал. И я тоже уверен, мы немедленно получим поддержку и обещанные подкрепления.

– Да, – пробормотал озадаченный Федор себе под нос, вспоминая окровавленные кольца, – веселая будет презентация.

Он уже собрался уходить, но в дверях обернулся, решив поделиться с послом своими сомнениями.

– А если подкрепления уже плывут нам на встречу? Мы повернем назад?

– Нет, – коротко ответил младший Барка.

Федор подождал еще мгновение, но Магон, такой же смуглолицый, как и его брат, больше ничего не сказал. Пришлось довольствоваться этим туманным ответом. «Бог его знает, что там еще должен выпросить у сената этот Магон, – подумал Федор, – у меня своя задача есть. Надо о ней подумать».

И вот сейчас стоя на палубе и напряженно вглядываясь в темнеющий мокрый воздух, Федор раздумывал над тем, что попросил его сделать Ганнибал, едва узнав о знакомстве с сенатором. Вернее, приказал. Мягко, но приказал. Даже статус помощника посла ему дал, так что, при желании, Федор мог вести с сенатором вполне официальные переговоры. Но размышления Федора были прерваны появлением на размытом горизонте нескольких хищных силуэтов, числом никак не меньше восьми штук.

– Триеры, – приставив ко лбу ладонь, опознал их Федор, несмотря на ухудшавшуюся с каждой минутой видимость, – римские триеры. Ну, ничего, погода работает на нас.

И он посмотрел в хмурое и низкое небо, попросив морских богов вызывать бурую, чтобы не пришлось вступать в бой. Мысленно он уже был в Карфагене, а телом еще на палубе флагманской квинкеремы «Агригент», что стремилась к нему, пробираясь вдоль опасных берегов южной Италии, где еще хозяйничали римляне. Федор знал, что маневренные карфагенские корабли по одиночке или малыми группами, то и дело прорывали блокаду побережья, которую пытались организовать римские ВМС. Надо сказать, вполне успешно. Однако выбора у посла и его эскорта не было, прежде чем настанет день дебатов в сенате метрополии, нужно сначала добраться до родных берегов.

Капитан «Агригента» тоже заметил хищные триеры и массивный корабль начал забирать круто влево, уходя от берегов в открытое море. На той стороне Адриатики хозяйничали иллирийские пираты. И хотя в такую погоду вряд ли они выходили на промысел, попасть в плен к пиратам тоже не входило в планы карфагенских послов. Тем не менее, римские триеры вынуждали корабли Ганнибала удаляться от берегов Италии. Капитан «Агригента» решил, что из двух зол выбирают меньшее. Федор был с ним согласен. Следовало попытаться уйти от преследования, не ввязываясь в бой с превосходящими силами противника.

Узнав о появившихся на горизонте кораблях римлян, Магон тоже вышел на палубу, и некоторое время наблюдал за приближавшимися триерами, встав рядом с Федором. Однако, оценив обстановку, вернулся к себе.

– У нас отличный капитан, – заявил он напоследок, спускаясь по скрипучим ступенькам лестницы, – нам ничего не грозит.

Ветер дул попутный для карфагенян, хотя и слишком сильный. Квинкерема раскачивалась, прыгая с волны на волну, издавая громкий треск, пугавший даже некогда привычного к морю Федора.

– Давно я в море не выходил, – разговаривал сам с собою помощник посла, вцепившись покрепче в ограждение, и поглядывая на готовую сверзнуться ему на голову переднюю мачту, – все на суше, да на суше. Совсем отвык.

Но с палубы, на которую периодически обрушивались волны, обдавая его солеными брызгами, не уходил. Морская душа бывшего морпеха получала несказанное удовольствие от стихи, усиленное погоней. Федор вдыхал полной грудью соленый ветер и наслаждался. Пыльная жизнь лагерей вдруг отошла на второй план, уступив место романтике морских странствий.

Несмотря на свою быстроходность, триерам некоторое время приходилось двигаться почти встречными курсами с кораблями карфагенян, и погоня затянулась. До самой темноты римляне так не смогли перехватить маневренные суда финикийцев, шедшие подо всеми парусами с риском перевернуться. А, пропустив их вперед, не смогли приблизиться. Спасла наступившая ночь. В опустившейся на Адриатику темноте противник потерял беглецов.

Когда стемнело, Федор спустился к себе, и выпил немного вина, чтобы согреться. Капитан, понятное дело, не собирался нигде приставать к берегу. Ночь, со всеми ее опасностями в виде рифов и мелей, была более безопасна сейчас для посланцев Ганнибала, чем ожидание хорошей погоды у этих чужих берегов. Слишком многое было поставлено на карту.

Федор прислушался к скрипам снастей и вою ветра: боги услышали его просьбу, – за бортом назревал настоящий шторм. Невольно Чайка вспомнил, как тонул и чудом спасся несколько лет назад у тех же самых берегов, волею провидения оказавшись в этих широтах. Это было где-то рядом. И корабль был такой же. Однако, слишком долго погружаться в эти неприятные воспоминания Федор не захотел, отогнав их усилием воли.

– У нас хороший капитан, – повторил он вслух слова Магона, опрокидывая в себя последнюю чашу красного вина, – и нам ничего не угрожает.

А затем растянулся на жестком лежаке и спокойно заснул.

Утром ветер немного стих, но направления не изменил, к счастью для финикийцев. Едва проснувшись, Федор поднялся на палубу, где обнаружил посла, расхаживавшего по ней возле передней мачты в компании капитана и командира морпехов «Агригента». Погода все еще оставалась скверной. Ветер то и дело приносил заряды дождя. Осмотрев море за кормой, Федор обнаружил, что горизонт чист, если не считать двух квинкерем под штандартом Карфагена.

– Отлично, – не удержался Чайка, – римляне отстали, а наши, да хранит нас Баал-Хаммон, не потерялись в такую ночь.

Однако, скользнув взглядом влево, командир двадцатой хилиархии немного погрустнел. Там у самого горизонта виднелась земля, скалистые горы и холмы. Судя по всему, южная оконечность Италии. А недалеко от нее отчетливо вырисовывались многочисленные мачты и силуэты римских кораблей. Их было не меньше сотни. Целый флот, бороздивший прибрежные воды. Финикийцам удалось проскочить мимо него в ночи, но теперь они были заметны, и Федор, даже не сходя со своего места, без всякого бинокля заметил группу примерно из десятка кораблей, устремившихся в преследование. Теперь ветер был попутным и для них. И что-то говорило Федору, что римляне имеют много шансов догнать малочисленный посольский отряд и захватить его. Сил и возможностей у них для этого было предостаточно. Даже природа, еще вчера помогавшая финикийцам, теперь выступала на их стороне.

– Хозяева морей, черт бы вас побрал, – выругался Федор, и, приблизившись к Магону, который тоже рассматривал римский флот, поинтересовался:

– Нас догоняют?

Брат Ганнибала, занятый разговором с капитаном, бросил на Федора недовольный взгляд, но все же ответил.

– У нас быстроходные корабли, Чайка, мы положимся на волю богов.

– Это верно, – ответил Федор, нервно поглядывая на горизонт, усеянный римскими кораблями, – вступать в бой с такой армадой было бы безумием.

– Если понадобиться, – спокойно заметил на это Бибракт, капитан «Агригента», рослый и бородатый финикиец с глубоко посаженными глазами, – мы вступим в бой и умрем за свою родину. Сколько бы их не было.

«Это ясно, – мысленно ответил Федор, – но прежде хотелось бы попасть в Карфаген. Так что остается только положиться на волю богов и наши корабли, лучшие в этом мире». Вслух, однако, он сказал другое, указав на римлян:

– Уверен, «Агригент» вдвое быстрее любого из них.

С тем и удалился на корму.

Весь день продолжалась безумная гонка. Ветер не стихал и корабли римлян, отправленные своим флотоводцев в погоню, преследовали квинкеремы финикийцев. Скоро Италия пропала из вида, однако римляне не отказались от мысли захватить беглецов, продолжая преследовать их в открытом море. Это были более легкие триеры, которых оказалось пятнадцать штук, и расстояние между двумя группами кораблей неуклонно сокращалось.

– Упорные, сволочи, – говорил сам с собою Федор, глядя в сторону противника, – и смелые. Хотя чего нас бояться, когда у тебя в пять раз больше кораблей.

Однако, квинкеремы финикийцев строились лучшими корабелами на всем средиземноморье, или Обитаемом мире, как говорили местные. И, несмотря на более массивные корпуса, они продолжали пока удерживать лидерство в этой гонке. Хотя командир морпехов «Агригента» уже давно отдал приказ разобрать оружие и готовиться к схватке. Обслуга баллист была готова, и, зарядив орудия, только ждала приказа, чтобы открыть стрельбу.

Так прошло еще часа два, за которые пять римских триер оторвались от своих и вплотную приблизились к двум квинкеремам финикийцев, по-прежнему шедших чуть позади флагмана. К вечеру над морем развиднелось, но ветер не стихал, сдувая с гребней волн белые барашки. Со своей позиции на корме Федор видел, как засуетились морпехи на борту квинкерем. А вскоре в наседавших римлян полетели и первые каменные ядра.

– Началось, – выдохнул Федор, нервно обернувшись и вглядываясь в море прямо по курсу, в надежде увидеть там родной африканский берег. Но его не было. Безбрежное море колыхалось от края до края, упираясь только в пустынный горизонт.

Догнав противника, римляне сразу бросились в атаку, словно стремились выместить на нем всю ярость, накопившуюся почти за день погони. Но артиллеристы Карфагена моментально умерили их пыл. Две триеры, попав под заградительный обстрел мощных баллист, быстро потеряли мачты и, вместе с ними, ход. Использовать весла на такой волне было опасно, и они остановились, как беспомощные щепки посреди открытого моря. Из трех оставшихся две попытались выиграть артиллерийскую дуэль, но тягаться с карфагенянами было трудно. На борту квинкеремы баллист было гораздо больше, хотя и не все сейчас можно было использовать по противнику. Капитаны охранения, продолжая уходить в сторону Африки, заставляли свои суда маневрировать, и огонь велся с обоих бортов попеременно. Вскоре карфагеняне подожгли горшками с зажигательной смесью третью триеру.

Вглядевшись в силуэты римских триер, Федор понял, почему римляне, несмотря на преимущество в скорости, так долго не могли их настичь. На триерах были построены башни и носовые «вороны»[22]22
  «Ворон» – корвус – изобретенный римлянами абордажный мостик с металлическим крюком на носу. Предназначался для того, чтобы намертво прикрепить корабли один к другому во время абордажной атаки и пустить по нему на палубу противника собственную пехоту.


[Закрыть]. Доработка стандартной конструкции, идея римских военных инженеров. Незаменимые в ближнем бою башни, – оттуда можно было вести стрельбу из луков или «Скорпионов» по палубе противника, – они сильно тормозили движение. А, кроме того, на пару с массивными абордажными мостиками, приведенным до боя в вертикальное положение, добавляли судну парусности. Всю уязвимость такой конструкции при сильном ветре Федор увидел буквально через пять минут своими глазами.

Одна из триер, догнав финикийский корабль, попыталась нанести тарный удар. Но капитан не рассчитал маневр, и, резко сменив курс, поймал боком налетевший шквал. Таран не состоялся. Римский корабль сначала резко накренился, – с палубы в воду полетели матросы и пехотинцы, – а затем, задержавшись на мгновение, словно пытался побороть стихию, и вовсе лег на борт, почти исчезнув среди волн. «Ворон» с треском отломился, рассыпавшись на части.

Но радоваться было рано. К месту сражения подоспели еще несколько триер растянувшейся на несколько километров римской эскадры. Теперь и они применили обстрел зажигательным горшками. Сначала на одной, а затем и на другой, квинкереме начался пожар. Но отважные моряки и артиллеристы продолжали сражаться. А вскоре наступил и черед морской пехоты. Левый, по отношению к Федору, финикийский корабль получил пробоину от таранного удара триеры. А правый был уже накрепко привязан абордажными крюками и сброшенным на его палубу «вороном», по которому карабкались вверх римские легионеры. Их сбрасывали оттуда в море морпехи Карфагена, сгрудившиеся у борта, но, сути это не меняло. Часом раньше или часом позже, но исход был ясен уже сейчас. Обе квинкеремы, окруженные со всех сторон врагом, были обречены.

Однако их команды ценой своих жизней смогли задержать погоню, дав время «Агригенту» вновь отдалиться от римлян на приличное расстояние. Огонь, полыхавший уже на борту обеих судов, был виден отчетливо и становился вся ярче по мере того, как темнел воздух над морем. Наступала новый вечер на просторах Средиземного моря, как продолжал его по-прежнему называть для себя Федор Чайка.

Слушая звон оружия и редкие крики, что изредка доносил до его чуткого слуха ветер, Федор поглядывал то на капитана, то на Магона хладнокровно взиравшего на битву и гибель своих людей.

– Мы не будем им помогать? – не удержался Федор от вопроса, хотя отлично знал ответ на него.

– Мы не можем останавливаться, – спокойно заметил на это брат Ганнибала, и добавил с еле скрываемым раздражением, – слишком дорогой ценой нам достался выигрыш во времени и мы должны его использовать.

– Они настоящие солдаты, – с восхищением добавил Бибракт, глядя на гибель своих товарищей по оружию, – я хотел бы умереть такой славной смертью, чтобы Баал-Хаммон принял мою душу.

Федор промолчал. Душой он тоже был там, среди воюющих моряков.

С наступлением темноты римляне окончательно потеряли их из вида, но полной уверенности, что на утро они вновь не увидят у себя за кормой триеры противника, не было. Очень уж упорный капитан вел их. Однако, и до утра еще надо было дожить. Следующей ночью сильный ветер превратился в настоящий шторм. Стихия не только раскачивала длинный военный корабль из стороны в сторону на мощных волнах, но и испытывала его на прочность, пытаясь переломить изделие финикийских корабелов поперек корпуса. Треск по всему корпусу квинкеремы стоял такой, что Федор постоянно ждал, – вот эта волна будет последней.

Паруса убрали, мачты закрепили на палубе. Помолились, принеся жертву духу моря Ашерату. И теперь корабль носило по волнам как щепку в открытом море. Федор очень надеялся, что бог примет дары, иначе их могло на утро прибить обратно к берегам Италии. Такого исхода плавания он не хотел увидеть и в страшном сне. Хотя какой тут сон. Пробираясь к себе в кубрик, Федор видел как льется с верхней палубы по лестнице вода, а гребцы постоянно проверяют надежно ли держат кожаные пластыри, которыми были задраены весельные порты. Но, обошлось.

На утро шторм внезапно стих. Так резко, что Федор решил что оглох, когда открыл глаза после недолго забытья. А выйдя на палубу, обнаружил, что на море дует лишь еле ощутимый ветерок, вызывавший легкую ряб. Можно сказать, вообще не дует. Израсходовав за ночь весь свой гнев, море успокоилось, улеглось.

Оглядевшись вокруг, капитан «Агригента» решил, по каким-то только ему заметным признакам, что они уже недалеко от Карфагена.

– Еще день пути, может чуть больше, и мы будем на месте, – заявил он после осмотра повреждений на корабле, среди которых самым значительным была потеря второй мачты, которую сорвало с креплений.

– Хорошо, что нас не унесло обратно, – выдохнул Федор, расслабляясь.

Ни одной римской триеры поблизости не было видно. «Зря за нами погнались, – подумал Чайка, – в такой шторм, наверняка, все погибли из-за своих надстроек. Хотя, если бы все остальные погнались, глядишь, Рим бы остался без флота. Как уже не раз бывало по воле богов»[23]23
  Во времена Первой Пунической войны римляне четыре раза теряли почти весь свой флот из-за штормов. Последний раз тогда это случилось в 249 году до Р.Х – год тяжелых неудач для Рима на суше и на море. Потеряв в общей сложности более 700 кораблей и жизни около 100 000 моряков, римляне сочли это предостережением богов. В течении нескольких лет после этого они воздерживались от крупных морских операций.


[Закрыть].

Появившийся на палубе Магон, оглядев горизонт, тоже остался доволен.

– Боги приняли жертвы, – заявил он, – надо быстрее двигаться дальше.

Раздался свисток и в бортах открылись весельные порты. Сквозь них в воду протянулись длинные черные весла. Целях пять рядов весел разной длинны. И по следующему свистку, означавшему команду, все они разом погрузились в воду, сделав гребок. Массивный корпус чуть сдвинулся вперед. Затем, еще и еще. И сильно потрепанная, но не лишенная хода квинкерема, устремилась в Карфаген.

Капитан почти не ошибся. На второй день, ближе к вечеру Федор, дремавший на корме под мерный плеск весел и ловя кожей легкий ветерок, приятно обдувающий тело, – все это время над морем стояла отличная солнечная погода, – услышал крик впередсмотрящего матроса, и, обернувшись, увидел берег. Песчано-желтый полуостров, на котором раскинулся невероятных размеров город. Перед ним высился еще один скалистый островок, тонувший в мареве от палящего солнца. А вдоль берега и вокруг этого острова море невероятно красивого, изумрудного цвета, просто кишело кораблями финикийцев. Сотни квинкерем, триер и более мелких судов охраняли цитадель Карфагена от любого вторжения.

– Ну, вот и доплыли, – сказал себе Федор, – Осталось решить небольшую проблему в сенате.