Текст книги "Записки сумасшедшей"

Глава 2

– Первый образ в моей голове появился, когда мне было лет 6… Знаете, в этом возрасте родители не особо обращают внимание на то, что ребенок разговаривает сам с собой. Вымышленные друзья есть у каждого ребенка. Ну, или почти у каждого.

Я свой образ помню до сих пор очень хорошо. Это был добрый Крокодил Гена. Я разговаривала с ним, он хвалил меня за мои успехи, плакал и горевал вместе со мной. Однажды он сказал мне, что никогда не оставит меня. Я радовалась, ликовала, ведь даже, когда я оставалась одна дома, то была не одинока. Но радость моя продлилась сравнительно недолго…

По мере того, как я росла и развивалась, мои образы росли вместе со мной. У меня было много друзей. Были, кстати, и враги. Злодеи из фильмов, сказок и мультиков прицеплялись ко мне сильнее, чем добрые герои. Знаете, оглядываясь назад, я будто бы видела шлейф кино– и мультяшных героев, которые следовали за мной повсюду.

И в один не очень прекрасный для меня момент я просто не могла уснуть. Закрывая глаза, я видела их, бодрствуя, они гуляли вокруг меня. Это был замкнутый круг. Начались истерики. Я не могла объяснить родителям, в чем проблема, что меня беспокоит. Я и сама до сих пор не знаю, что меня беспокоит. Это стало частью моей жизни. Неотъемлемой.

– И как же вы смогли помочь себе тогда? – спросил Александр Иванович, мой психоаналитик. Он всегда был предельно молчалив во время моей исповеди. Задавал вопросы крайне редко и всегда в тот момент, когда они были мне так необходимы. Одним словом, профессионал.

– Я написала свой первый рассказ. Мои образы в создании этого рассказа вообще никак не участвовали. Была отвлеченная тема, которую задали нам в школе. Но, вы только представьте, я жила спокойно целых две недели! Я была одна! Мои мысли были свободны, я могла слышать дословно своих родителей, что они от меня хотели. Раньше этого не было. Я становилась будто глухой. А на самом деле, мой детский организм не мог сфокусироваться на какой-то одной речи, заглушая при этом другую. Не каждый взрослый обладает таким талантом, согласитесь.

Мои образы разговаривали со мной, разговаривали между собой. Я их слушала, некуда было от них деться. При этом я не могла слышать, что говорят мне мои родители. Они водили меня по больницам. Искали причину моей заторможенности. И пришли к выводу, не без помощи врачей, естественно, что у меня задержка умственного развития. Словом, я дурочка.

И как-то странно они стали со мной общаться. Подходили ко мне вплотную и, глядя прямо в глаза, начинали громче обычного и будто по слогам говорить мне что-то.

Самое смешное, что в эти моменты мои образы меня стали покидать, и я смотрела на них удивленно, не понимая, почему же отношение их ко мне так изменилось, и они все время меня ругают. Смешно, правда?

– И правда, забавно, – согласился мой аналитик, – что было дальше? Как вы боретесь с образами сейчас?

– Я пишу! – в голосе моем прозвучала гордость, – я до сих пор только этим и спасаюсь. Хотя, я играю на скрипке и пианино, но это не дает той свободы мысли, что нужна мне. Я пишу в разных жанрах, разными стилями, обо всем на свете. Когда я заканчиваю очередной рассказ, то голове становится так легко, что, кажется, туда поместятся гигабайты информации! Но это всего лишь на время. И перерывы между нашествием новых образов становятся все короче.

– Расскажите поподробнее, о чем вы пишете и какую роль образы играют в этом процессе? – спросил меня доктор.

– Наш час, наверное, уже прошел, больше у меня нет денег, – мне было неприятно об этом говорить, потому что с каждым сказанным мною словом, я будто бы освобождалась от всего того, что было со мной, будто образы прощались и отпускали меня. Мне, правда, становилось легче.

– Это не должно вас волновать, – Александр Иванович снова перевернул песочные часы, стоящие у него на столе и отмеряющие время сеанса, – видите, у нас с вами еще уйма времени. Продолжайте.

Он сделал такой дружелюбный жест рукой, снова приглашая меня занять удобное кожаное кресло пациента, которое я уже успела покинуть, поправил свои дорогущие очки в роговой оправе и мило улыбнулся.

Не знаю, профессионализм это или нет, но улыбка получилась не натянутая, не чересчур широкая, но и не слащавая. Именно милая и добрая улыбка у него получилась. Я доверяла этому человеку. Он вмиг стал для меня родным. Я улыбнулась в ответ, устроилась в кресле поудобнее, и продолжила свой рассказ.

* * *

Вы знаете такое чувство, как мандраж? Да я уверена, что оно с каждым было. Ну, так вот, у меня собеседование на работу моей мечты! Естественно, мне страшно. Мне 19 лет, я студентка, опыта работы ни шиша, а тут такая должность!

Вчера вечером, перед тем как уйти спать, я поговорила с родителями, которые, конечно же, меня поддержали в моем выборе профессии.

Мама сказала мне одну умную вещь:

– Если они не дураки и если открытый конкурс устроен не для показухи, то они сразу же поймут, что ты – лучший кандидат на этот пост.

Ну, ведь, правда, моя мечта класса с третьего стать писателем. Для этого я столько прочитала книг, столько просмотрела фильмов. Я училась тем самым создавать интересный сюжет, красиво описывать предметы, природу, людей и интересно повествовать. Не знаю, конечно, получилось у меня это или нет, потому что мои работы видели только мама с папой, а они, как известно, критики не ахти.

То ли они боялись меня обидеть своим замечанием, то ли по какой другой причине, но я не слышала от них ни одного плохого слова в адрес моих произведений. Когда я сама их перечитывала спустя какое-то время, то краснела так, будто мое чадо в школе нашкодило, извините за сравнение. Тогда и начинался долгий и кропотливый процесс редактирования абсолютно сырых работ и приведение их в божеский вид. Естественно, все это временно. Проходило еще несколько месяцев и очередной «окончательный» вариант меня не устраивал, и все приходилось начинать сначала. Такая я вот самокритичная. Все стремлюсь к совершенству.

Я не считаю себя профессионалом в писательской деятельности или просто талантливее других, просто жить без творчества я уже не могу, это моя вторая сущность. Альтер эго это называется, кажется. Вот, если в одной своей ипостаси я студентка технического вуза, то во второй – творец! Как бы пафосно это не звучало, но это так.

Итак, вернемся к собеседованию. Как вы помните, мое платье было испорчено. Восстановлению оно, слава богу, подлежало, так что если меня возьмут на работу, я буду в нем туда ходить. А сейчас я пришла в огромное десятиэтажное здание с шикарной вывеской, где чтобы войти внутрь пришлось сдать все металлические вещи, проходить через металлоискатель, проводить процедуру регистрации посетителей с полной переписью паспортных данных, заполнять пропуск… Ох! Не люблю такую ерунду! Столько времени отнимает, а толку никакого. Если бы я захотела взорвать это здание к чертовой матери, уж поверьте, я бы это сделала. А эта никому не нужная писанина в таких ситуациях все равно не поможет. Только вот паспортные данные мои жалко, вдруг они решат потом на мое имя кредит взять? Честное слово, потом не отвертишься.

Но это тоже все мелочи жизни. Если они что-нибудь такое задумают, то найдут способ это совершить и без предъявления моего паспорта и подписи.

Прихожу я, значит, в кабинет, где было назначено собеседование и вижу картину, даже от воспоминания которой мне хочется сквозь землю провалиться. Я встала на пороге как вкопанная в своих, то есть Олесиных, ярко синих джинсах, на которых была куча стразов и несколько неаккуратных потертостей (ненавижу такие!) и в яркой розовой футболке почти без рукавов, на которой спереди красовалась мордашка забавного утенка, а на спине, извините за подробности, его попа.

На двух кожаных диванах уже дожидаются своей очереди четыре претендента на эту должность: три мужчины, в среднем лет тридцати пяти, и одна женщина, которой далеко за сорок.

Я оценила ситуацию и свои шансы. Мужчины сидели в дорогих костюмах, волосы короткие, гладко зачесанные или убранные назад, сдобренные гелем для волос. Знаете, раньше только в кино таких видела. Образ стандартного офисного зануды. Бя! На руках у каждого были механические часы на кожаном или металлическом ремешке, у одного из претендентов часы мне показались позолоченными. Двое, сидевшие на одном диване, читали газеты, и мое появление их нисколько не интересовало. Женщина была одета в черный деловой костюм, если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть на материале тоненькие белые полосочки. Блузка простого покроя, идеально сидящая, кипельно белая. Волосы зачесаны назад, но не гладко, нарочито они были приподняты и зачесаны на левый бок, сзади, видимо, схвачены и заколоты классической заколкой для волос. Она сидела копалась в телефоне.

Когда я вошла во всей своей красе, только одна эта женщина повернулась посмотреть, кто еще зашел, наверняка, это просто наша женская любопытность заставила ее так сделать. Она смерила меня оценивающим взглядом сверху-вниз, как-то странно ухмыльнулась и едва заметно кивнула в знак приветствия.

Я считаю, что неплохо умею разбираться в людях и читать по лицам. Женщина определила в доли секунды, что на одного соперника на собеседовании для нее стало меньше, потому что у молоденькой простушки с дурным вкусом и без образования шансов на получения этой великолепной работы совсем нет. Это я и сама поняла.

Мое настроение еще больше отдалилось от нуля в сторону знака минус. Может не стоит даже и оставаться здесь, чтобы не позориться? И вообще, почему они написали мне, что я победила, а тут еще четыре человека? И сколько всего тогда таких «победителей», как я? Говорили мне, остерегайся, Альбина, конкурсов, все там неправда, все места давно раскуплены, а объявление такого рода соревнования всего лишь пыль в глаза. Ну, что-то вроде «посмотрите, у нас все честно!»

Какая же я наивная! Вместо нас всех здесь присутствующих конкурсантов уже наверняка принят на эту должность какой-нибудь племянник директора Зелепупкин.

С каждой минутой пребывания здесь моя надежда получить работу таяла на глазах. Я уже сделала шаг назад, чтобы постараться незаметно смыться, хотя, кто бы заметил, что я ушла? Или лучше так: кто бы расстроился из-за того, что я ушла?

Шаг. Еще шаг. Я почувствовала пяткой, что уперлась в дверь. Тут я чуть не подпрыгнула от испуга. У меня в кармане зазвонил телефон. Я была в кабинете минут семь и даже не подумала выключить его. А если бы он зазвонил на самом собеседовании?! Вот позор! Мелодия звонка у меня не для слабонервных, все-таки слушаю не «Муси-пуси». Все сидящие в комнате от неожиданности подпрыгнули на месте и злобно уставились в мою сторону.

– Извините, – я заливалась краской. Ну, где же этот телефон?!

– Привет! – Знакомый мужской голос вывел меня из комы, – ну, что, тебя взяли?

– Леша, собеседование еще не началось, я здесь не одна, – я говорила это сквозь зубы, до сих пор пытаясь улыбаться своим соперникам по собеседованию, которые уже не смотрели на меня, но все еще злобно прищуривались, – я позвоню тебе сама.

– Удачи! Я в тебя верю, маленькое гениальное создание, – он засмеялся над своей же шуткой.

– Увижу тебя, убью, – также улыбаясь, сквозь зубы процедила я.

– Буду ждать с нетерпением! Пока!

Связь оборвали на том конце провода.

Я выключила телефон, все еще кипя от негодования.

– Альбина Кириленко!

Я вздрогнула. Из двери напротив вышла красивая миниатюрная девушка и посмотрела на присутствующих.

– Есть такая? – уточнила она.

– Это я, – заливаясь краской и тяжело дыша, произнесла я.

Мне еще никогда не было так страшно. Сердце мое билось где-то в горле, ноги будто налились свинцом. Мне стало не по себе. Я стала шагать и тут поняла, что для меня все происходит как в замедленной съемке, полная тишина в голове и за ее пределами. Я даже не слышу, как мужчина переворачивает страницу газеты, хотя отчетливо вижу это.

– Проходите, – вернул меня в реальность голос секретарши, – вас уже ждут.

Я глубоко вздохнула, натянула на лицо улыбку и прошла в кабинет, куда меня провожала секретарша. Интересно, почему меня вызвали первой? Я пришла последней, а эти четверо уже давно там сидели. Или они не на собеседование?

Мои размышления прервал высокий мужчина средних лет, немного седоватый, но все еще очень привлекательной наружности. Наверное, это специалист отдела кадров, который будет меня собеседовать.

– Добрый день, Альбина Владимировна! – он встал со своего места, подошел ко мне и протянул руку для знакомства, – мы очень рады, что вы пришли! Чай, кофе?

– Здравствуйте, – я пожала протянутую руку, – спасибо, мне ничего не нужно.

– Катюша, сделай-ка нам чайку, да с печенюшками принеси, – мужчина игриво подмигнул секретарше, она кивнула и вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь, – присаживайтесь, пожалуйста. Прекрасно выглядите!

Интересно, это он всерьез или это сарказм? Я села на предложенное мне место и поблагодарила его.

– Меня зовут Сергей Юрьевич, – представился мужчина, – я главный редактор этого издательства. Сегодня я буду вас собеседовать, – он улыбнулся шире и, сложив руки в замок, положил их на стол, – итак, как вы сможете меня убедить, что именно вы подходите для этой весьма ответственной должности?

Мои брови поползли вверх независимо от моего желания. Я была настолько удивлена, что передать мои чувства невозможно. Что уж говорить тут о том, чтобы начать саму себя расхваливать и убеждать человека, чтобы он взял меня на работу? Я на несколько секунд погрузилась в транс. И знаете что? Там я нашла силы, чтобы сказать все, что я долгими вечерами говорила про себя перед зеркалом, представляя, как меня будут награждать писательской премией или фильм по моему сценарию получит Оскар, или что-нибудь еще.

Что я там ему завернула! Это просто надо было слышать! Хотите узнать? Тогда приготовьтесь. Моя скромность здесь не знала своих границ.

Мысль третья.

Почему-то сегодня захотелось пофилософствовать и поразмышлять на очень странную для молодой девушки тему. Смерть… Хочу подумать о смерти. Я не раз уже об этом задумывалась, зато теперь останется память об этих моих мыслях.

Итак, что для меня есть смерть? Странно, но я не думаю, что это конец или переход в другое измерение. Нет. Я думаю, что это просто нечто незримое, новое, не злое и не доброе. Она всех нас настигнет рано или поздно, так что нет смысла нам ее бояться.

Для неизлечимо больного это означает избавление от мучений. Ну, разве это плохо?

Но еще одно я недавно поняла, смерть никогда не ошибается. Она заберет тебя только именно в твой час и никак иначе. Задумайтесь, почему в страшнейших катастрофах, где может погибнуть уйма людей, оказываются счастливчики, оставшиеся в живых. Просто не их время. Они могут умереть завтра, через неделю, через месяц, а могут и через 20–30 лет. Просто в списках смерти этих людей не оказалось. А лишние ему (то бишь, посланнику) не нужны.

Мне будет нестерпимо больно, если умрут мои близкие… да, это очень сильно меня волнует. Но именно сегодня я написала вполне умную вещь в своей книге: «Если ты больше всего боишься смерти своих близких, так оно и случится». Ведь мысль материальна. Поэтому о плохом думать вредно. Может случиться непоправимое.

Наверное, если такая мысль посетила, нужно устроить себе релакс/медитацию, чтобы освободить свои мысли. Лучший способ не думать о плохом – не думать вообще. У умного человека пустота в голове долго гулять не будет. Ему сразу захочется чем-нибудь ее заполнить. Он займется каким-нибудь делом, которое его отвлечет (например, сядет монстров пострелять).

Но, допустим, это несчастье все же случилось… Да, в первую очередь, это больно. Но нельзя жить этой болью! Ни в коем случае! Как бы близок этот человек не был тебе. Надо не терять голову и понимать, что ты продолжаешь жить! И надо жить, не смотря ни на что! А не хоронить себя заживо. Это никому не нужно, этого никто не оценит. Поверьте.

Если ты продолжаешь жить как раньше, это не значит, что ты забыл. Можно любить и помнить, но не хоронить себя вместе с умершими. Им там очень тяжело наблюдать за нами, если нам плохо. Они всегда с нами. Радуются и горюют… Вместе.

Я, конечно, в этом не эксперт, слава Богу, но все же… Меня можно не слушать, я могу оказаться и неправа. Но у нас в мире свобода мысли. А эту мысль никто не осудит, потому что никто о ней не узнает.

Интересно, а через много времени после моей смерти, что станет с моим дневником? Будет ли он пылиться на чердаке или его выкинут за ненадобностью? И все же я постараюсь записать сюда как можно больше размышлений о жизни, о вечном, о моем представлении реальности.

Может, мне повезет и найдется хотя бы один человек, который захочет его прочесть, который сможет для себя что-то почерпнуть и применить в жизни.

Слишком высокие мысли о моей скромной персоне. Но, с другой стороны, мечтать о хорошем еще никому не повредило. Скорбно понимать, что жизнь не так длинна, как этого хочется, а ты большинство времени просиживаешь дома из-за того, что все сидят в интернете, а выйти прогуляться у них нет желания.

Здесь снова всплывает наш вчерашний разговор об одиночестве. Человек в интернете, видимо, не чувствует себя одиноким и не ощущает потребности в живом общении. Что скрывать, сама не без греха. Если нет интернета, мне обязательно надо кому-нибудь позвонить, иначе я сойду с ума!

Я знаю, что это вполне излечимо, ведь это просто привычка. Но, согласитесь, с такой привычкой расставаться не хочется. Желание пообщаться с кем-нибудь все равно перевесит.

Вот почему Маркс, Ленин, Толстой столько много всего написали! У них не было интернета и постоянного окружения, с кем можно было бы постоянно размышлять и разговаривать. Приходилось писать. Вот вам и родилось 4 тома «Войны и мира» – каторги для школьников.

Может, я шучу, а может и попала немного в цель. Из-за чего я начала писать? От безделья! От отсутствия общения. Вот.

Глава 3

– Когда ты ожидаешь чего-то волшебного, чего-то необыкновенно счастливого, такого момента в твоей жизни, который перевернет все вокруг, что подведет черту под прошлым и заставит посмотреть на реальность с другой стороны, но этого не происходит, то начинаешь думать о том, что же ты сделал не так. У меня таких моментов было море, как и у всех людей, я думаю. Но всегда это заканчивалось тем, что я с помощью своей богатой фантазии, с помощью своих дружелюбных образов и образов не очень разрабатывала неземные моменты. Казалось, что я действительно так поступала, что окончание историй могло быть именно таким, каким я представляла. Я верила своим мечтам, понимаете!? Я верила им без оглядки. Я утонула в них. И мне помочь не мог никто. Мои вымышленные друзья оказывались в нужное время и в нужном месте, мои враги были настолько свирепы, что в жизни таких, скорее всего, не существовало. Хотя, об этом я уверенно говорить не могу.

Весь смысл в том, что вся моя сознательная жизнь протекла больше в мечтах, чем в реальности. И теперь мне очень трудно входить в нее, когда я понимаю, что реальная жизнь намного более жестока и несправедлива, чем вся моя мечта, даже с самым-самым жестоким сюжетом.

– Почему именно сейчас вы решили учиться жить только в реальном мире, заставив ваши образы исчезнуть навсегда? – деликатно спросил Александр Иванович.

Что-то в его голосе мне все-таки не понравилось, и я ответила довольно дерзко:

– А вы предлагаете мне навсегда оставаться сумасшедшей?!

– Альбина Владимировна, – примирительным тоном сказал доктор, – я совсем не то имел в виду. Мой вопрос состоит в следующем: почему вы считаете свои образы помехой? Неужели вы не верите, что можно жить в реальном мире и оставаться самой собой?

– То есть, мои образы, мои голоса в голове, это моя истинная сущность? – для меня это было огромным открытием.

– А почему нет? У любого творческого человека есть какие-то отклонения в психике. Но это совсем не означает, что он сумасшедший, это означает, что он другой.

– А я не хочу быть другой! – меня это так разозлило, что я вскочила с удобного сидения, мой голос сорвался на крик, – я хочу быть нормальной! Я хочу быть как все!

С этими словами я выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью. Меня взбесили все слова, которые мне говорил мой психоаналитик. Он меня не понимал. А если он не понимал, тогда зачем мне было дальше посещать его сеансы?

* * *

– Я не привыкла расхваливать саму себя… – это была не дань моей скромности, это было предисловием, но редактор меня перебил.

– Давайте без лишней скромности и без хвастовства. Убедите меня в том, что лучшего сотрудника я не найду. Ну, давайте.

Он скрестил руки на груди и откинулся на своем кожаном кресле. Так, конечно, на собеседованиях не поступают, но он разрядил обстановку, он позволил мне начать мыслить не в рамках собеседования, а креативно.

– Я писатель. Пишу с самого раннего детства, что уже точный возраст, и назвать трудно. Всегда мечтала издаваться и быть читаемой. Именно, не знаменитой, не популярной, а читаемой. У меня нет амбиций по поводу моего творчества, я просто хочу, чтобы люди меня поняли, чтобы они знали, что в мире есть люди, которые мыслят так же, как и они. Ведь это так здорово, знать, что ты в помыслах своих не одинок. Учиться быть писателем или посвятить всю свою жизнь литературе я не захотела. Хочу быть разносторонним человеком. В конце концов, не важно твое образование, важно то, чему ты в итоге научился, согласитесь. Так как в мир писательства сейчас мечтают пробиться если не миллионы, то сотни тысяч людей, считая, что их выражение чувств и эмоций через поэзию или короткие антрепризы это и есть высокое творчество, моя мечта остается несбыточной. У меня нет связей в этой сфере, да и в любой другой. А удача… Скажем так, сегодня она на моей стороне, а завтра развернет все обстоятельства против меня. Я не верю именно в удачу. Свои работы никуда не выставляю и не отправляю, считая это ниже моего уровня самоуважения. Пока я не добьюсь определенных успехов в своей личной жизни, карьере и так далее, я никому не буду показывать своих работ. Сейчас я пришла бороться за эту должность потому, что это мой шанс развить свои творческие умения, прикладывая имеющийся талант и навыки, помочь шедеврам отечественной литературы попасть на полки книжных магазинов. И пусть моего имени не будет значиться даже на последней странице издания, но для себя я буду знать, что часть моих желаний осуществилась. Вот она, моя мечта. Мысли, которые витали у меня в голове и не давали покоя, теперь находятся в симбиозе с уже готовым произведением. Я буду рада, если смогу помочь начинающим или уже давно издаваемым писателям найти местечко для своей книги на полке магазина или библиотеки в презентабельном и законченном виде.

Я замолчала. Когда начала говорить весь этот бред, перескакивая с одного места на другое, то моя голова будто бы отключилась. Я не знала, что говорю, но считала, что это правильно, что так оно и надо.

Но когда звон тишины начал просто оглушать меня, я поняла, что говорила совсем не то и не впопад. Ну, ничего, в конце концов, это мое самое первое в жизни собеседование, и я не собираюсь сдаваться. Не эта работа, так другая. Я пришла сюда не столько за деньгами, сколько за моральным удовлетворением. И если мой внешний вид и умственные данные не впечатлили работодателя, то в этом только моя вина, и больше ничья. Я приду домой, составлю резюме, напишу себе умопомрачительный текст презентации себя любимой, и буду репетировать перед зеркалом день и ночь, пока мои походы по собеседованиям не увенчаются успехом. А там, глядишь, после пары лет работы, я смогу напечатать свою книгу, которую, возможно, будут покупать миллионы людей по всему миру.

Мои размышления прервал Сергей Юрьевич:

– Зачем идти в редакторы, если сама хочешь писать?

– Мои работы никому не интересны, – я пожала плечами, будто мне все равно, но на самом деле набивала тем самым себе цену, стараясь заставить редактора попросить у меня просмотреть работы.

– Ты права, – согласился главный редактор, чем весьма огорчил меня, – видела тех людей в коридоре?

– О, да, эти люди намного лучше подойдут для этой работы, нежели я, – мне было досадно это осознавать, но лучше я сама вслух произнесу это, чем скажут мне в лицо другие.

– Это твои клиенты, – коротко сказал Сергей Юрьевич, – приступай.

Я была в таком шоке, что вы представить себе не можете! Меня только что взяли на работу в лучшее издательство моего города! Книги, выпущенные здесь, доходят до самой Москвы! Получить эту работу – выигрыш в лотерею.

Наверное, на пути домой, надо будет купить билетик, авось, и здесь повезет.

– А представь реакцию той дамочки, которая оценила меня в 10 копеек! – я не могла сдержать слез от смеха, когда рассказывала Леше все, что со мной случилось за этот день.

– У нее, наверное, было такое лицо… – он, стараясь сдержаться от смеха, скорчил рожицу и выпучил глаза.

На самом деле, он почти попал в точку. Лицо этой дамы было где-то в том же русле.

Катя, секретарша Сергея Юрьевича, провела меня в кабинет, где я сразу же начала прием клиентов. Вот мне страшно-то было! Я еще ничего не знала об издательском бизнесе, а мне уже принесли стопку рукописей, которые необходимо было изучить, дать им оценку и определиться, какие из них издавать, а каким сказать твердое, но справедливое «Нет!»

– Я всегда считала, что любой человек достоин шанса на самовыражение, – уже чуть спокойнее сказала я, – но то, что принес один дядька в дорогущем костюме… Это просто полный абзац в мире высокой литературы!

– Ты там полдня даже не проработала, а уже ругаешься, – рассмеялся Леша.

– В смысле? – я рассказывала это с таким вдохновением, что не сразу поняла, что он имел в виду.

– Полный абзац в мире высокой литературы! – сделав голос тоньше, передразнил меня Леша.

– Да перестань! – я толкнула его локтем в бок, – будешь еще придираться к словам!

Он смеялся, но глаза его не улыбались:

– Я ж люблю тебя.

– Дык и я тебя, – абсолютно без задней мысли ответила я, – ты ж мне как брат.

Леша смотрел на меня молча пару минут, потом встал и сказал:

– Мне… это… пора…

– Куда? – я что-то не то сказала что ли? – ты же сам предложил отпраздновать.

– Да! Я… это… забыл кое о чем.

Он положил на стол деньги и взял пиджак.

– Извини.

Я сидела ошарашенная произошедшим. Леша соврал мне. Ему никуда не надо было, иначе он не сморщил бы нос на секунду и не поправил часы на руке… раз десять за наше минутное прощание.

Интересно, что случилось? Я что-то не то сказала?

В общем, я не стала сильно заморачиваться. Это всего лишь Леша, у него постоянно бывают такие заскоки. То начнет глупый разговор о том, что нам с ним пожениться надо, то про наше общее будущее, то еще что-нибудь в этом духе. Потом обижается на меня. А потом все проходит. И это пройдет. А мне надо домой, родители еще не знают всех подробностей моего великого дня. Я редактор! Хех, круто!

Я взяла свой плащ и вышла из ресторана, думая о том, какой это был великий день.

Мысль четвертая.

Боюсь, что к моменту, когда я повстречаю достойных людей, мое сердце зачерствеет, как старый батон. А когда кто-нибудь соберется мне помочь, сердце развалится на куски.

Сейчас бывают времена, что я с ужасом осознаю, мне 19 лет, а я так одинока в жизни. Так быть не должно, я прекрасно понимаю. Хотя, кто знает, может быть, все чувствуют это в таком возрасте. Когда мне станет немного лучше, я постараюсь найти новое занятие, новые знакомства завести и новых друзей.

Вся наша жизнь состоит из трудностей, больших и маленьких. Маленькие – как снежинки – каждый день падают на нас. Какие-то тают, какие-то остаются. И если тепло наших дел и души не растопят эти снежинки, они соберутся в огромный снежный ком. И тогда станет сложнее разгребаться.

Нужно просто отдохнуть, чтобы потом суметь победить свои невзгоды.

Надо осознавать, что счастье (то счастье, которое мы всегда ждем) оно никуда не исчезает, мы всегда ждем чего-то лучшего, а получаем то, что теряем даже остатки. За счастьем не надо гоняться, ты осознаешь его только тогда, когда это будет нужно, а не когда ты хочешь, ждешь и страдаешь. Перестав обращать на это внимание, возникает большая вероятность обрести любовь, познакомиться с новыми людьми, найти хороших друзей.

А что такое счастье в нашем понимании? Много денег, слава и карьера? А как же духовные ценности? Счастье приходит в полном размере лишь к тем людям, которые чисты душой и помыслами. За добро всегда воздается… пусть иногда и слишком поздно.