Текст книги "Любовь без розовых соплей"

Глава 9

Всласть залюбленная, как следует оттраханная женщина выглядит иначе. При том же весе, цвете глаз, в той же одежде, с любым макияжем (его может просто не быть вообще) такая девушка воспринимается другими мужиками красавицей. Ведьмой, от которой глаз отвести невозможно. Этот феномен Володя тоже объяснял. Что-то типа того, что первая сигнальная система – поведение, жесты, мимика, короче все, кроме речи – удовлетворенной женщины буквально вопит: “Я готова понести потомство от лучшего самца! Я могу сделать его бессмертным, передав его ДНК следующим поколениям!”. И самцы, каждый из которых считает себя лучшим и всегда готов запечатлеть себя в потомках, буквально бабочками слетаются на столь желанный огонек, предлагающий им удовлетворение их основного инстинкта – инстинкта размножения.

Мне еле удается всучить деньги за проезд любвеобильному таксисту-кавказцу, мамой поклявшемуся дождаться меня после работы, на причале приходится практически отбиваться от знакомого агента*, возвращающегося после отхода танкера и с какого-то перепугу лезущего ко мне обниматься. Новенький сюрвейер-стажер, полыхая румянцем, зачем-то делает мне кофе, бухнув туда три ложки сахара, и чуть не обливает им меня же, когда я просто с благодарностью улыбаюсь ему. И даже мой родной шеф-матерщинник, приехавший чуть позже обычного, зайдя в Док-два, ведет носом, передергивает плечами и провозглашает:

– У-у-у, от кого-то пахнет отвязным сексом. Похоже, скоро в порту найдут утопленника, попавшего в сети к русалке.

– Дурак усатый-волосатый, – беззлобно отмахиваюсь я. – Завидуй молча.

Стив лишь усмехается и ласково треплет меня по голове.

– Будь хорошей девочкой, Джин. Если не получится хорошей, постарайся быть аккуратной.

Городской офис и лаборатория практически уверены в том, что мы со Стивом любовники. При этом все наши парни точно так же уверены в обратном. А мы просто друзья. На самом деле друзья. Ну или брат с сестрой. Только ему разрешается ругать меня на чем свет стоит за то, что курьерская почта везет документы в Турцию через Германию. При чем здесь я? Да не при чем. И мы оба знаем это. Но Стиву надо выплеснуть эмоции, а я совершенно спокойно выслушиваю его вопли и ор и тут же иду делать ему его чертов милки-кофе. И только мне он звонит ночью из полицейского участка, попав в очередную переделку, как это уже случалось пару раз. И только ему я могу рассказать о своей беде с маминым здоровьем и на следующий день обнаружить в своей сумочке конверт, набитый деньгами.

– Потом вернешь. Когда накопишь.

Выпив свой кофе и выкурив несколько вонючих сигарет, Стив наконец задает вопрос, который я подсознательно ждала.

– Значит, все-таки Данил.

Я сижу спиной и не вижу его лица, но мне и не надо. Я затылком вижу его гримасу неодобрения.

– Дело твое. Я предупреждал. Сопли подтирать не буду.

– Будешь, куда ты денешься, – все так же не поворачиваясь отвечаю я. – Только я как-нибудь обойдусь и без них. Без соплей. Есть у вас в языке такое выражение – “розовые сопли”?

– Какие? – брезгливо морщится шеф. – Нет, фу, тошниловка какая-то.

– Вот и обойдусь без тошниловки. Не переживай, Стив. Я не влюбилась. И не собираюсь. Так что на моей работоспособности это не отразится никоим образом.

– Ну и ладно, – кивает он и добавляет: – Вот кстати… О работоспособности. Не хочешь сходить в отпуск?

– Неожиданный поворот. С хрена ли?

– Короче так. Пиши заявление на отпуск с последующим увольнением. Как я. Мы с тобой уходим из “ФастПойнта”. С генеральным все согласовано. Никаких проволочек и задержек не будет. Он и сам свалит в ближайшее время, как только передаст все полномочия. Через три недели начинают приходить контейнеры с первым грузом и документацией на новый проект по строительству трубопровода. А я завтра улетаю в Москву на встречи с клиентами и финансовыми партнерами. Пока есть время, отдохни хотя бы недельку перед стартапом. Потому что потом нам придется дневать и ночевать на работе. Ты же со мной?

Миленький мой! Да я с тобой куда угодно! Хоть на край света, хоть в пекло адово, хоть в стартап по новому проекту. Как же я тебя брошу?

Целый день я ношусь белкой в колесе, подчищая хвосты и недоделанные отчеты. Парни расстроены и немного растеряны, и я их понимаю. Сама бы не согласилась остаться без двух самых главных ключевых фигур в нашей компании –  Стива и директора.

– Рыжик, как думаешь, Стив будет набирать людей в новую команду?

– Не знаю. Почему сам у него не спросишь?

– Да он опять с самого утра рычит на всех.

– Слушай, вот скажи мне, ты действительно его настолько боишься? – я вдруг чувствую обиду за шефа. – Он когда-нибудь рычал не по делу?

Коллега мотает головой.

– Вот и я о том же. А теперь просто на секунду представь: попросился ты к нему в новый проект, где надо быстро реагировать на все запросы, потому что любой стартап это дикий гемор. Ты что, ко мне будешь бегать, чтобы через меня ответить? Нахрен ему такой сотрудник нужен?

Нет, ну реально. Делают из моего любимого усатого-лохматого какого-то людоеда страшного, а он на самом деле просто лапочка. И матерится он абсолютно беззлобно. Или это просто я настолько привыкла к нему?

Домой я возвращаюсь уже поздним вечером, уставшая как скотина. А на коврике перед дверью лежит перевязанная алой лентой подарочная упаковка.

В прихожей я не разуваюсь, лишь бросаю на пол рюкзачок, рассматривая неожиданную находку.

– Леля, ты не должна брать ее в руки, – говорю я себе, охватив коробку обеими ладонями.

– Леля, лучше вообще не открывать, – вопит внутренний голос в тот момент, когда бант уже развязан.

– Леля, ты терпеть не можешь такое барахло, – бухтит вкус, напоминающий, что он предпочитает минимализм и отсутствие различных вычурных пылесборников, а пальцы бережно обводят изящную фигурку русалочки, обвивающей хвостом перламутровую раковину с замочком.

– Леля, это вульгарно и пОшло. Все вот эти вот подарки после первой ночи… – морщится гордость, пока я с восторгом рассматриваю тонкую цепочку с изящной подвеской в форме сердечка, в центре которого нежно мерцает розовая каплевидная жемчужина.

– Леля, это надо немедленно отдать дарителю. Пусть жену свою радует, – припечатывает совесть, а руки тем временем застегивают замочек на шее.

Я твердо уверена, что это подарок от Данила. Точно так же я уверена в том, что в эту самую секунду он где-то рядом. Где-то буквально в двух шагах от меня.

И я кидаюсь ко входной двери, выглядываю в глазок, а потом распахиваю ее.

– Привет. Ты не отвечала на смс.

– Прости. Сегодня жуткий день на работе. Ты почему не спишь так поздно?

– Не спится. Не хватает вроде как чего-то.

– Зайдешь?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не смогу уйти.

– Ну так и не уходи, я не гоню.

– У меня самолет в пять утра.

– Далеко собрался?

– В Москву, в командировку. На пару дней.

– Позвонишь, как вернешься?

– А ты ответишь на звонок?

– Теперь обязательно отвечу. Я в отпуске с завтрашнего дня. На целую неделю. И вообще увольняюсь из “ФастПойнта”. Вместе со Стивом.

– Я в курсе.

– Даже и не знаю, нравится мне, что в нашем маленьком городке новости разлетаются так быстро, или нет.

– Ну, определенные новости в определенных кругах становятся известны практически сразу же. Ты уверена?

– В чем?

– В своем решении по поводу работы.

– Прости, с чего такой вопрос? – я невольно хмурюсь, поскольку действительно не совсем понимаю, почему Данил задает мне его.

– Ты поселишься в офисе.

– И что с того? У меня ни семьи, ни детей. К родителям я на выходных только езжу, кошку кормить не надо, собаку выгуливать не требуется, ибо их у меня нет. Почему бы и не пожить в просторном здании в центре города?

– А на меня у тебя время останется?

– А это смотря на что. И как часто… – я прикусываю нижнюю губу и невольно облизываю ее. Потому что… Да ну хватит уже на пороге пикироваться.

Его губы мягкие и твердые одновременно. Его дыхание чуть отдает коньяком и сумасшествием. Его руки держат мое лицо так нежно и бережно, что я не могу придумать ни одной причины отказаться от еще одной безумной ночи. И не хочу ее придумывать. Зачем? Есть только здесь и сейчас. Все разумные доводы были “до” вчерашней ночи и появятся “после”. После того, как я верну его хорошей девочке-жене. А здесь и сейчас я пью его поцелуй, впитываю его живительную силу, как измученный засухой цветок пьет первые капли летнего дождя. Его грозовые глаза вспыхивают яркими желтыми всполохами, словно молнии пробивают свинцовые тучи. Он сам шторм и ураган для моей души, а мое тело хочет снова утонуть в нем.

– На то, чтобы быть в тебе. Двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю.

– Не сотрешься? – мурлычу я в мужские губы.

– Поверь, я мечтаю стереться вот так. Ты просто не представляешь, насколько я этого хочу.

– Но?

– Но есть “но”, много “но”. Пока есть. Но я с ними разберусь. Да еще самолет этот дурацкий. Не проспать бы…

– В пять утра? – я беру его руку и кладу ее на подвеску, отмечая, что мужские пальцы подрагивают.

Он нежно оглаживает кулон, задевая голую кожу и посылая крохотные искры-разряды желания, что прошивают мое тело мощнейшим “надо-немедленно-трахнуть-этого-самца” импульсом.

– До пяти утра еще уйма времени, – шепчу я ему в самое ухо и с восторгом слышу низкий утробный хрип. – И мы можем даже не ложиться.

Глава 10

– Ведьма, – горячечный шепот в ухо. А нетерпеливые руки уже сминают грудь, что сама рвется в жесткий захват, желает его, жаждет его обладания ею. Мною.

– Сирена морская. – Ткань жалобно потрескивает, трусливо сдаваясь стихийному напору, а щеку обжигает трение дневной щетины.

– Дурманишь. Затягиваешь. Пьянишь крепче любого виски. – Его ладони уже под моими ягодицами, приподнимают, бесцеремонно притирая к вздыбленной ширинке.

Я обхватываю его талию ногами, впиваясь в рот, затыкая его, занимая более важными вещами, чем бормотание каких-то глупостей. Мне твой язык нужен не для этого, парень-гроза.

– В душ, – приказываю я. И он, спотыкаясь на плохо знакомых поворотах, заносит меня в ванную, сдирая по дороге ненужные, мешающие тряпки. Они, скорее всего, не переживут сегодняшнего нашего штормового столкновения, но наплевать на них. Я на ощупь открываю кран, и в мужскую спину бьет струя холодной воды. Дан мощно вздрагивает, но только шипит, лишь крепче сжимая меня и разворачиваясь так, чтобы не подставить случайно под неотрегулированную воду.

– Прости, нечаянно, – не могу сдержать шальную улыбку.

– Все равно не отпускает. – Его глаза под отяжелевшими веками почти черные. И только редкие молнии мелькают в этой затягивающей бездне. В той самой, в которой я готова пропасть без следа и сожалений. Сегодня, пусть только сегодня. Еще один “здесь и сейчас” раз. – Холодный душ мне не помеха. Не жди пощады, женщина.

– Боялась, – оскаливаюсь я коварно и обхватываю тяжелый пульсирующий член. Он ложится в мою руку так, словно они выточены друг под друга, а Данил от этого прикосновения запрокидывает голову, не обращая внимания на заливающую лицо воду, и хрипло, с  посвистом выдыхает.

Обожаю наблюдать за выражением некоторой беспомощности на мужском лице в этот момент. То самое ощущение собственной полной и безграничной власти над тем, кто столь неосмотрительно вручил в твои руки свою самую большую драгоценность. Да, именно так. Никакое состояние, никакие банковские вклады, никакие принадлежащие самцу заводы, газеты и пароходы не подвинут в рейтинге его сущность, его центр вселенной, его собственное божество, манипулирующее мужским сознанием и контролирующее его поведение. Поэтому та, что держит мужика за яйца в буквальном смысле этого слова, становится в этот момент его Госпожой.

Я опускаюсь на колени перед ним, не позволяя нашим взглядам расцепиться.

Удивительное дело. Казалось бы, он смотрит сверху вниз, он довлеет массой своего тела надо мной, я у его ног. Но его взгляд умоляет, и в моих силах прямо сейчас вознести его на вершину удовольствия или лишь подразнить, продинамить, поманить обещанием рая и захлопнуть двери перед носом.

Самолет, говоришь, в пять утра?

Ты у меня сейчас прямо так полетишь.

– Нет, – вдруг хрипит он и словно подломленный резко опускается рядом. – Не хочу так.

Какого?.. Что значит “не хочу”?

– Только баш на баш, сирена. Ты мне, я тебе. Одновременно.

Он подрывает меня вверх, хватает, не глядя, гель для душа, поливая меня тягучей жидкостью прямо из бутылочки, быстро взбивает пену руками, так же быстро споласкивает под душем, заодно смывая пышные хлопья с себя, выскакивает из кабинки, встряхнув головой, как намокший под ливнем пес, заворачивает меня в банное полотенце и тащит в спальню, умудряясь хлопнуть рукой по выключателю. Ты смотри, и ведь запомнил дорогу с первой ночи.

На кровать он меня буквально вытряхивает, как наворованное добро из мешка.

Я оказываюсь на спине с раскинутыми руками, упираясь ступнями ему в плечи, и чувствую горячее дыхание на лодыжках, от которого весь загривок дыбом, точно я зверь, а не человек. Он медленно проводит руками по моим ногам, оставляя пылающую фантомную дорожку его прикосновений, и разводит колени. Я полностью раскрыта перед его жадным, потемневшим взглядом.

– Красавица моя, – шепчет, вдыхая рвано, жадно, тоже по-звериному ловя мой аромат. – Какая же ты…

Потираясь щекой о внутреннюю часть бедра, он начинает вырисовывать цепочку огненных поцелуев-укусов от колена и выше, выше, туда, где сосредоточился сейчас мой пульс. Где внутренние мышцы уже мелко дрожат в предвкушении удовольствия, где бедра сами раскрываются, распахиваются шире некуда, приветствуя атаку его языка. Шелковистый агрессор не церемонится, то врываясь, то внезапно отступая, зажигает звезды в моей голове, а потом так же внезапно гасит их горячим дыханием. Я задыхаюсь, царапаю его шею, сама не понимая, чего хочу – оттолкнуть или вдавить в себя, заставить продолжать или увернуться, чтобы наброситься самой на него.

– Жадюга, – голос, низкий, огрубевший вконец от похоти, посылает в меня вибрации, от которых становится еще жарче. Почти невыносимо. – Щедрая, обильная, сладкая жадина. Дай мне. Выпить тебя хочу, осушить до самого дна. Дай.

И я даю, выключаю сознание, оставляя лишь ощущения.

Я не помню, в какой момент оказываюсь сверху, оседлав его рот. Не замечаю времени, которое требуется мне, чтобы дотянуться жадными губами до его члена, блестящего от предсеменной жидкости. Он тоже сладкий. Чуть-чуть. И немного соленый. И еще слегка острый. И очень красивый. Ровный, гладкий, скользкий. И такой твердый. С набухшими прожилками вен, обвивающих ствол. С горяченной головкой, которую мне хочется, именно хочется облизать, втянуть, посасывая и отпуская. Дан рычит и стонет подо мной, содрогается всем телом, но темпа не сбавляет. Не жалеет, не дает ни шанса остыть, опомниться. Как и я ему. И наши не ведающие о существовании стыда ласки, посасывания и вылизывания в какой-то момент удивительным образом синхронизируются настолько идеально, что мне кажется, это я сама прикусываю свой клитор. До нежной боли, простреливающей позвоночник. Что я сама втягиваю в рот половые губы. Прохожусь по складочкам длинным, с оттягом, движением-пыткой. Я даже не хочу сейчас взорваться в ослепительном оргазме, хочу продлить это сумасшедшее скольжение в-себя-из-себя, хочу тоже напиться, насытиться досуха, до дна, до самого края. Но в какой-то момент Данил решает, что простого умопомрачения мне мало, и мягко, но требовательно раздвигает мои ягодицы.

– Тш-ш-ш, не дергайся. Я буду очень нежен, сирена. Всегда. Очень. Нежен. С тобой.

Для меня в сексе нет запретных зон или поз, движений или удовольствий. Если с тобой мужчина, который чувствует твое тело, который играет на нем не только для своего, но и для твоего наслаждения. Но именно сейчас, верхом на Дане, я со стыдливым восторгом представляю всю невыносимо возбуждающую порочность, всю сладкую греховность этой картины: его язык на моем клиторе, а пальцы нежно скользят в тугом колечке ануса. Я одновременно и расслаблена, и напоминаю себе стрелу, готовую сорваться с тетивы.

– Я хочу кончить в тебя. Сюда, – он шевелит пальцами, и меня снова пронзает зарядом чувственного блаженства.

– Да, – сиплю я сквозь зубы. Всегда да. В этом нашем сегодняшнем “всегда” будет да.

– Но сперва ты. Только после тебя, моя ведьма.

Он переворачивает меня, уже плохо ориентирующуюся в пространстве, на живот, приподнимая ягодицы, и снова впивается требовательным поцелуем, проталкивая язык в начинающее сокращаться в преддверии оргазма отверстие.

– Кончи… Кончи мне на язык. Я хочу почувствовать это.

Я хочу кончать на его языке вечность. Хочу содрогаться на нем и хрипло, утробно стонать-рычать-мурлыкать. Хочу, чтобы его пальцы в это время продолжали растягивать вход в меня для него, для вылизанного мною только что члена, такого огромного, жаркого, дарящего мне ощущение сокрушительной наполненности, до легкой боли, до острого восторга насаженной, надетой, натянутой на него. До состояния абсолютной желеобразности тела, в котором каждая агонизирующая в оргазме клеточка вопит и требует: “Оставь его нам навсегда!”

Оставь.

Глава 11

Утром я долго не могу встать с кровати. Не потому что хочу спать, а потому что пытаюсь собрать в кучу не только тело, что потягивает, ломит, до сих пор периодически потряхивает и простреливает легкими искрами пережитых ночью ощущений. Мои мозги тоже нуждаются в реальной перезагрузке.

Это… Это было классно. Крышесносно. Ошеломительно. Восхитительно и улетно…

И чуточку… Да какой там чуточку? Ну себе самой-то не ври! Это было   совершенно неправильно.

Еще вчера утром я даже не думала об этом. Как-то… не осознала, что ли. А сегодня, после второй подряд ночи меня вдруг накрыло. Словно протрезвела только сейчас.

Чертов Володя был прав и в этом.

– Никогда не соглашайтесь на секс после спиртного. Неважно, кто из партнеров выпил. Да, реакции тела будут казаться ярче, мышцы будут легче расслабляться, “доплыть” до состояния тоже проще, ибо внутренние цензоры, регулирующие морально-этическую составляющую, спят. Но мой вам совет и наказ – занимайтесь сексом только при условии вменяемого состояния обоих. Особенно если хотите кого-то трахнуть в первый раз или в первый раз попробовать что-то новое даже с проверенным партнером. Потому что ни вам, ни вашему партнеру утром не должно прийти в голову, что ночью вы совершили ошибку или перешли границы допустимого под влиянием алкоголя. Прямо противоположное я бы вам сказал только в том случае, если вашей целью является шантаж или манипуляция. Но я вам этого не говорить не буду. Сами догадывайтесь.

Ну в точку же!

Только я уже дважды совершила эту ошибку – и на нетрезвую голову, и на трезвую.

И ладно, в первом случае я действительно могу озвучить наиглупейшую отмазку “ой, такая была… ну, понимаешь, ничего не помню, ответственности не несу”. А вчера-то зачем?

Вчера мне думалось, “я подумаю об этом завтра”. А сегодня как раз и есть то самое “завтра”. И сегодня, по зрелому размышлению, я в своем поведении вижу больше от манипуляции, чем от ошибки. Манипуляции и заигрывания с собственной совестью.

Что он сказал тебе в первый раз? Что пытается быть джентльменом и не намерен воспользоваться твоим состоянием неадекватности, так? Маладэц! Балл ему в копилочку. А ты? Просто взяла и залезла на него с ногами, пьянь болотная.

Что он сказал вчера? Что есть какие-то вещи, какие-то “но”, которые он должен сперва решить, и что у него самолет. То есть пытался в очередной раз не допустить того, что произошло. А ты что? Правильно. Заткнула ему рот поцелуем. Иначе говоря: соблазнила, запутала, обманула и вообще – получается, что это не он сам к тебе пришел, а ты откровенно вешаешься на него.

Капе-е-ец. Приплыли, госпожа Малышева.

Мало того, что парень женат, и ты практически выступаешь в роли разлучницы, так еще и явно играешь его плотскими желаниями. Наверняка в том браке у него не все гладко с сексом, раз на тебе он отрывается и просто маньячит вовсю, но блин! Ты же взрослая, умная женщина, не какая-то там… “шалава”, как сказала бы одна из соседок, что вечно сидят на лавочке под подъездом, чтобы вот так взять и отмахнуться от элементарных приличий.

Но знаете что? Он тоже хорош. Женат? Женат. Изменяешь жене? По факту изменяешь. И началось-то все задолго до секса, верно?

И курточку мы накинули, и брусничку принесли (ведь сто пудов он, больше некому), и комплиментики отвешивали, да еще и подарочек эдакий с намеком преподнесли.

Что-то щекочет шею, и я пытаюсь скинуть раздражающий локон, но натыкаюсь на подвеску, которую так и не сняла на ночь.

– Утро действительно мудренее вечера, – соглашаюсь вслух со своими мыслями и расстегиваю замочек непослушными пальцами. Изящная безделушка, словно имеющая собственную волю, старательно путается в завитках волос, собачка постоянно клацает, возвращаясь в прежнее замкнутое состояние, цепочка так и норовит выскользнуть из рук, и мне приходится повозиться несколько минут, чтобы снять с себя своенравное украшение. В ванной я долго стою под душем, бездумно передвигая регулятор воды с прохладной на теплую и обратно. Но ни контрастный душ, ни привычный крепкий кофе, сваренный в этот раз собственноручно, не разгоняют спутанный клубок обрывочных “офигенски же, ну?”, “какого черта ты снова это сделала!”, “когда он там возвращается?”, “лучше бы больше не видеться с ним”, “господи, мне никогда не было так хорошо ни с кем”…

В голове царят сумбур и хаос, и слава богу, что сегодня не надо идти на работу.

– Я не связываюсь с женатыми, – передразниванию сама себя за второй чашкой кофе. – Не волнуйся, Стив, это не скажется на моей работоспособности.

Еще как скажется. Мой рабочий инструмент – мозги. А если они забиты постоянно всплывающими перед глазами картинками двух голых, потных, рычащих от страсти тел… Ну, не факт, что срочный отчет я отправлю куда надо и подпишусь цензурно.

Я решительно прихлопываю стол ладонями, срываюсь в спальню и быстро, пока меня не развезло опять на всякие ненужные сантименты, снимаю постельное белье, пропахшее нашим сексом – греховным, сладким, умопомрачительным, разрушительным для моей личности наслаждением.

Я не хочу стать очередным подтверждением слов своего бывшего любовника о том, что любую бабу можно подсадить на секс, ради которого она забудет все и всех. Член Данилы хорош, чертовски хорош. Но не лучше моих принципов, моей совести и моего самоуважения.

Звонок приятельницы раздается в тот момент, когда я уже навела порядок в квартире, перестирала все белье и заправила кровать свежим, не напоминающим о моей слабости.

– Ольчик, я тут разрабатываю одну методику, мне нужен подопытный кролик. Поможешь?

Фигня вопрос. И даже очень в тему, как раз надо отвлечься, а у меня полно свободного времени, все равно сегодня к родителям уже не поеду. Натуся сейчас подвизается школьным психологом, а в свободное время ведет какие-то курсы самопознания, самосовершенствования, саморазвития и прочих “самозаморачиваний”. На каждой встрече с ней на меня вываливается масса полезной и бесполезной, интересной и сомнительной, странной и откровенно вредной информации, которую приходится долго и нудно фильтровать либо вообще пропускать мимо ушей. Но она варит замечательный кофеек да и вообще классная тетка, с которой приятно поговорить “за жизнь”. Через час я уже сижу на захламленной кухоньке приятельницы.

– …Натуся, я не говорю о том, что голый секс может служить прочной основой для отношений. Но если у тебя с мужиком совпадают ваши санитарно-гигиенические нормы… – я кручу в воздухе руками, пытаясь подобрать верное слово, – жизни, и если при этом вы удовлетворяете друг друга в сексе, то вы проживете долго и счастливо. И для этого не нужны никакие дурацкие слова на букву “Л”, никакие бабочки и никакие сю-сю-му-му. Заметь, я при этом не упоминаю еще одно дурацкое слово – на букву “Б”.

Подруга в очередной раз выпучивает глаза.

– Я про брак. Короче, ни в любовь, ни в институт брака я не верю. И тебе не советую. Зато я верю в разумный подход к выбору партнера и множественный оргазм. Кстати, отличный тост. Я б под такой даже выпила. Тащи свой коньяк. Хотя нет. Никакого спиртного. Ну его нафиг. Свари еще кофейку.

На самом деле я говорю это не столько для Наташи, сколько для себя самой. Мне себя надо убедить в том, что эпизоды с Данилом – просто секс. Увы, по пьяни. Ну, или по ошибке. Но просто секс. Отличный, ни к чему не обязывающий и ничего не разрушающий мимолетный трах – офигенский, бомбический, суперский – но просто трах голодного женатого мужика и запавшей на его красивые глаза дуры.

– Оль, а у тебя все нормально? У тебя руки дрожат, – вдруг спрашивает Наташа.

– Нет, Натуся. Совсем нормальным это не назовешь. Я тут мужика одного… трахнула. Дважды причем. А он женатый.

– А ты не знала? Скрывал, скотина? – ахает подруга, у которой бывший муж в последние пару лет их брака налево ходил регулярно.

– Да в том-то и дело, что не скрывал. Сказал. Да и говорить не надо было. Он кольцо носит не пряча. – А вот посмотреть сейчас Наташе в глаза я почему-то не могу. Мне… стыдно?

– Оль…

– Да все я понимаю. Потому и говорю, что брак – фигня. Не удерживает никого штамп в паспорте от измены. Потому и сама замуж не хочу. – Я прикуриваю еще одну сигарету, хотя меня уже слегка подташнивает от выкуренного за сегодня.

– Блин, Оль…

– Наташ, я даже знаю, что ты сейчас скажешь: про карму, про совесть, про расплату. Да и бог с ним. Расплачусь, чай не переломлюсь. Просто… просто такого секса у меня никогда ни с кем не было. Настолько… не знаю, я чувствовала себя богиней. Самым желанным сокровищем. Драгоценностью. Чуть ли не смыслом его жизни, понимаешь? И в то же время сукой конченой, что делает больно другому хорошему человеку, пусть я ее совсем не знаю. И что теперь?

– Тут из меня плохой советчик, Оль. Слишком больно быть в шкуре той, что осталась на другой стороне, понимаешь?

– Понимаю. Это я тоже понимаю. Поэтому… Ой, да ладно. Не парься. Все проходит, и это пройдет. Сейчас вот выйду на работу, впрягусь в новый проект и забуду о том, как меня саму зовут. Короче, все нормально. – Я допиваю последний глоток кофе, который внезапно кажется мне дико горьким. – Но без такой нормальности было бы лучше.

Натуся тяжело вздыхает и произносит, качая головой:

– Я, может, и не самый хороший психолог, тут ты права. Но я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в то, что ты просто так взяла и трахнула женатого парня, просто потому, что у тебя где-то там зачесалось и тебе просто захотелось секса. Боюсь, как бы ты ни хорохорилась, с тобой все же случилось то, что ты так яростно отрицаешь. Влюбилась ты, подруга.