Текст книги "Новый год в стиле хюгге"

Не помню, как я оказалась дома. В груди было больно от рыданий, нос опух, глаза покраснели. Когда кто-то поступает в универ, по такому событию закатывают вечеринку и пьют шампанское. Но это же Кир, с ним не бывает обычно.

Как же я тогда рыдала… Казалось, это худший день в моей жизни. Но это было только начало кошмара под названием «Кир». Он самый лучший мужчина на свете – но только пока все идет по его плану. Иначе жди беды.

…Ладно, пусть будет кофе из автомата. Только бы чем-нибудь заняться, отвязаться от неприятных воспоминаний.

Долго вожусь с кошельком, выуживая монеты. Не хватает.

Если бы ты поехал со мной, Кир, если бы согласился… Все, что угодно могло произойти, но точно было бы не хуже, чем сейчас. Ты просто не оставил нам ни единого шанса.

Закидываю монеты в приемник и… ничего.

То, что нас не убивает, делает сильнее. Рядом с Киром я становлюсь сильнее с каждой минутой, буквально чувствую это. Я кремень! Нажимаю на все кнопки подряд, пытаюсь трясти автомат, разворачиваюсь и несколько раз впечатываю в него каблук. Потом просто молочу кулаком по металлическому боку – сильно и методично.

За этим занятием меня и застает Кир. Он уже переоделся – в джинсах и футболке. С влажными после душа волосами.

– Эспрессо не работает. – Кир закидывает в автомат монеты, нажимает на кнопку «Капучино» и подставляет стаканчик под струю коричневой жидкости. Даже крышечку на стаканчик сам надевает – наверное, просто забыл, что меня ненавидит.

– Спасибо, – бормочу я, приученная быть вежливой при любых обстоятельствах.

Мы садимся в машину. Теперь я снова отодвигаюсь от Кира подальше – после душа он пахнет очень вкусно, а я помню, что творит со мной его запах, и не хочу усложнять себе жизнь.

Мысленно настраиваюсь на подготовку блюда, которое, согласно поговорке, лучше подавать холодным.

Делаю глоток кофе – и едва не давлюсь им. Какая гадость! С трудом проталкиваю его в себя. Да, пока что в счете ведет Кир.

Я прочищаю горло.

– Раз хочешь влиться в бизнес-сообщество, тренажерный зал тебе нужно будет поменять. – Подстаканники в машине завалены какой-то мелочью: скрепки, болты, крохотные ключи, так что я продолжаю вертеть теплый стаканчик в ладонях. – Приличные люди ходят в элитные спортивные центры, где пахнет жасмином или манго, из панорамных окон открывается вид на набережную. А еще в таких центрах в каждом углу стоят бутыли с водой и одноразовыми стаканчиками.

– Ты знаешь, сколько там стоит абонемент? Чтобы мне в таком центре пить, нужно перестать есть.

Как удачно он повернул разговор в мою сторону.

– Кстати об этом, давай позавтракаем. В приличном месте – таком, которое тебе следует выбирать в твоей новой жизни.

– Ну ок, куда ехать? – спрашивает Кир.

Он весь такой уверенный в себе, довольный, еще и прилив эндорфинов после спорта. Уверена, он чувствует себя так, будто весь мир в его руках. Что ж, это прекрасно.

– Пока вперед, потом скажу, когда свернуть.

Я отворачиваюсь к окну, но все равно будто невзначай прикрываю улыбку ладонью. Наконец-то мяч на моей стороне.

Глава 9

Я сказала, что поступила в универ, что уезжаю, а Кир словно забыл об этом. Он был по-прежнему напористым и ярким, нежным и ласковым – идеальным. Это вовсе не выглядело так, будто он хотел повлиять на мое решение. Скорее, будто вопрос уже решен, будто я уже сделала выбор.

Мои розовые очки разбились через неделю, когда однажды я вернулась из магазина домой, а там Кир на кухне с моей мамой. Да еще и в белой рубашке. Кир всегда относился к маме вежливо, но отстраненно, дистанцию не сокращал, а тут такое.

– Звездочка, я обо всем договорился! Мы едем на болота, с ночевкой! Клюква, отлет журавлей, закаты – ты будешь в восторге.

У него был такой счастливый тон, что хотелось просто согласиться и все. Но клюква же вроде летом не созревает.

– А когда мы едем? – спросила я, снимая босоножки.

– Десятого сентября.

Я сразу потухла.

– Десятого сентября меня уже здесь не будет, – твердо сказала я, чувствуя, как кровь отливает от щек. В коридоре внезапно стало душно.

– В смысле – не будет? – искренне спросил Кир.

Я прошла мимо него в свою комнату и заперла за собой дверь – за мгновение до того, как Кир схватился за ручку.

– Открой, Звездочка, нужно поговорить. – Он так осторожно постучал костяшкой пальца по стеклу двери, будто и в самом деле собирался просто пообщаться. Но что-то в его движениях, в каких-то незаметных глазу деталях заставило меня быть настороже.

– Говори оттуда, – сказала я.

– Шутишь, да?

– Не шучу.

– Звездочка… – Он прислонился лбом к стеклу. – Если ты уедешь, все будет кончено. Ты просто вычеркнешь меня из своей жизни, меня больше в ней не будет. Никогда. Понимаешь? Всего этого больше не будет. Нас не будет. Нам нужно об этом поговорить. Открой.

– Не открою, – уже тише ответила я.

Он выдохнул так тяжело, будто порядком вымотался. Не к добру. Потом куда-то отошел. Я сидела, вслушиваясь в каждый звук, но ничего толком не могла расслышать.

Затем Кир вернулся.

– Отойди от двери, – сказал он, и я тотчас же невольно послушалась.

Зазвенело стекло – я вскрикнула и закрыла уши ладонями. В дыру с торчащими осколками пролезла закутанная в полотенце рука Кира. Он открыл дверь, вошел в комнату.

– Теперь поговорим.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Кир, и я внутренне напрягаюсь.

Когда-то такие вопросы были нашей любовной игрой. Мы отвечали на них честно, ответы помогали узнать друг друга лучше, иногда с совершенно неожиданных сторон. И очень часто оказывалось, что это романтические, чувственные мысли. Тогда ответы перерастали во что-то большее. Но иногда я врала – очень редко, когда думала о жизни в далеком городе. О жизни без Кира.

– Чудесная зима в этом году. – Я снова отворачиваюсь к окну.

Зима и в самом деле чудесная: снежная, свежая, словно обещание чего-то нового. Светает. Люди и машины спешат куда-то по белым улицам. Кажется, что скоро Рождество.

– А я не растерял этот навык, – говорит Кир. Я молчу, и он продолжает: – Чувствовать, когда ты мне врешь.

– Вот сейчас в арку, направо, и там паркуйся, – отвечаю я. – И это чистая правда.

– Какое-то понтовое место, – без особых эмоций произносит Кир, заглушая двигатель.

Так и есть.

По привычке я на мгновение задерживаюсь у тяжелой деревянной двери ресторана, потом вспоминаю, что я с Киром, и сама открываю. Ко мне подлетает молодой администратор с блестящей, как в рекламе, копной волос и помогает снять пальто. Кир вешает куртку на вешалку. Смотрю на него и улыбаюсь: он весь в черном, я вся в белом – инь и ян. Сейчас одежда как никогда подчеркивает нашу противоположность.

– Прошу! – Официант галантно показывает нам рукой в сторону столика у окна.

Обожаю это место! Деревянные окна с видом на пешеходную улицу, еще пустынную, заснеженную. Огни фонарей белыми звездочками убегают вдаль, перекидываются по мосту через темную реку. А там, за рекой, высится бизнес-центр, на его одиннадцатом этаже находится моя мечта – агентство, в котором я работаю.

Подоконники в этом ресторане тоже, как я люблю, невысокие, вровень со столом, и широкие – в домах на такие можно забираться с ногами, коротая вечерние часы за чтением. На подоконниках – старые толстые книги в богатых переплетах, высокие оплывшие свечи, композиции из еловых веток, украшенные засушенными кружочками апельсинов и палочками корицы.

Столики круглые, небольшие – на двоих, накрыты белоснежными скатертями. Сервированы белыми фарфоровыми тарелками разных размеров, хрустальными бокалами и столовыми приборами с витиеватыми ручками, отливающими золотом. Они будто говорят: мы очень дорогие, только для ценителей. Но самое главное в столовых приборах – то, что их восемь.

– Что-то я не понимаю, как они очищают этот веник от пыли, – говорит Кир, глядя на огромный венок из еловых лап, который занимает едва ли не половину потолка.

Очень странно, что Кира интересует чистота. Но я оставляю эту реплику при себе.

Официант пододвигает стул, помогая мне сесть, Кир плюхается на свое место. И наконец замечает столовые приборы. Он внимательно рассматривает вилки, переводит взгляд с ножа для мяса на нож для масла. У него идет такая работа ума, что вздувается жилка на лбу. Мне сложно сдерживать смех, аж слезы в уголках глаз проступают.

Жду, когда он попросит о помощи. Попросит о помощи меня.

Кир берет вилку для рыбы, задумчиво крутит между пальцев, поднимает взгляд – и я застываю, будто застигнутая врасплох. Вскидываю бровь – что?

– И ты знаешь, как всем этим пользоваться?

– Конечно, – будничным тоном отвечаю я, будто сама два года назад не штудировала учебник по этикету, прежде чем прийти на открытие этого самого ресторана – его директор был моим первым клиентом.

Официант приносит нам меню, его коллега ставит на стол корзинку с крафтовым хлебом и масленку с кружочками свежайшего масла.

– Не знаю, зачем так усложнять жизнь… – Кир провожает официантов хмурым взглядом.

– Повезло пещерным людям – все можно было просто руками есть. – Я уже так научилась себя контролировать, что на лице и мускул не дрогнул. – Даже в средние века не заморачивались и ели просто ножом. Удобно же было, правда? – Я ему подмигиваю.

Кир задумывается, хлопает себя по карману джинсов – и в самом деле вытаскивает из кармана складной нож. Раскрывает его, берет ломоть крафтового хлеба…

– Для масла используют вот этот нож, – спохватываюсь я, пока нас не выгнали из ресторана.

Кир кривит губы в усмешке – или просто сдерживает чих – и, к моей огромной радости, прячет свой нож в карман.

– Тебе нужно знать такие вещи, Кир. Вдруг в этом ресторане пройдет твоя решающая бизнес-встреча? Давай я тебе объясню… – И я рассказываю ему, для чего какой прибор используется. Вид у Кира такой, будто я проговариваю ему аффирмацию на сон.

– Итак, что будешь на завтрак? – заканчиваю я пытать Кира и раскрываю меню.

Он следует моему примеру, долго перебегает взглядом по строчкам, хотя там всего десять позиций.

– А ты что будешь?

– Оладьи из батата с апельсиновым соусом и орехом пекан. Хочется добавить немного солнца в этот день.

– Из батата… – задумчиво повторяет Кир, продолжая изучать меню. – Мне, пожалуй, вот это: краб с запеченным авокадо.

После заказа часть столовых приборов исчезает, и Кир заметно веселеет.

Я ловлю момент.

– Так… – пробегаюсь взглядом по анкете. – Давай продолжим тему хобби. Со спортом все понятно. А выставки посещаешь?

– Не особо.

– Какие-нибудь светские мероприятия?

– Нет.

– Театры, презентации, кино?

– Фильмы люблю дома смотреть, у меня есть проектор.

Делаю пометку в анкете.

– Ладно… Передачи какие-нибудь смотришь по телевизору?

– А это тебе зачем?

О, типичный вопрос всех вредных клиентов. Я сцепляю пальцы в замок и с профессиональной улыбкой смотрю на Кира.

– Все, что я спрашиваю, важно. Ответы помогают понять твой образ жизни, твое окружение. Вот смотри: одно дело, если клиент вечерами сидит на диване, пьет пиво, смотрит новости, и больше ему ничего не интересно. Значит, клиенту не интересно и саморазвитие, и интеллектуальная работа. Он не ездит на конференции, не ходит на бизнес-встречи. А это значит соответствующее окружение, манера поведения, одежда.

Я замолкаю, пока официант разливает воду по бокалам.

– …А если смотрит канал «Охота и рыбалка», я задаю дополнительные вопросы: как часто этот клиент ездит на охоту или рыбалку, как много там проводит времени. Это просто увлечение или спорт? Это тоже определенный образ жизни, мировоззрение.

Отпиваю воды, краем глаза замечая, что Кир едва сдерживает зевок. Но меня не остановить – обожаю рассказывать о своей работе.

– Потом все эти ответы я связываю с тем, в какую среду клиент стремится попасть. Оцениваю, как далека эта цель от того окружения, в котором он находится сейчас, что следует изменить и, наоборот, подчеркнуть, чтобы клиент был принят и понят в том, новом окружении… В общем, вопросов много, и я понимаю, что все они кажутся однотипными. Но это ниточки одной паутинки. И когда я их соединю, получится идеальный имидж.

– О, завтрак принесли! – перебивает меня Кир и тотчас же отправляет в рот кусочек краба.

Я внимательно на него смотрю. Что-то не то. Не только скука и не только голод связаны с резким переключением его внимания на еду. Что еще могло его зацепить в моих словах?

– Ты еще ходишь на охоту? – спрашиваю я.

Кир взгляда не поднимает, и я понимаю, что попала в точку.

– Нет.

– Скучаешь по лесу?

– Я много по чему скучаю, Стелла, – прохладным тоном отвечает он, вилкой отодвигая рукколу на край тарелки.

Впервые он назвал меня Стеллой. Видно, я и в самом деле его задела.

– Я вспоминала тот день, когда ты разбил стекло двери в моей комнате. – Я ловлю на себе его удивленный взгляд. – В машине ты спрашивал, о чем я думала. Вот об этом.

– Твоя мама тогда очень разозлилась.

Его щеки краснеют – неужели ему и в самом деле совестно?

– Да, очень.

– Так и не дала нам тогда поговорить. Но я потом стекло вставил. И заодно лампочку в коридоре поменял. Так что она не в обиде.

Я смотрю на него с усмешкой. Да, Кир, все дело в моей маме.

Он пьет воду. Поддевает пальцами ворот футболки, будто ему душно.

– Я был козлом, – вдруг говорит Кир, и мои брови непроизвольно ползут вверх. Он прям озвучил мои мысли. – Ты правильно сделала, что уехала. Иначе бы ничего не изменилось.

Не знаю, что ему ответить. Мне привычнее дикий, неуправляемый Кир, чем такой понимающий и искренний. С таким Киром я не знаю, как себя вести.

– Да что уж там… Дело прошлое, – выдавливаю я.

Кир прочищает горло.

– Прости… – сдавленно говорит он, чем удивляет меня еще больше. Кир еще и прощения попросил?! – …мне нужно выйти. – Его глаза увлажняются, он часто моргает. – Что-то першит в горле.

Он попросился выйти в туалет, а не попросил прощения… ну и ладно. И так достаточно чудес для одного утра.

Кир уходит, а я и рада. Мне тоже нужна пауза. Задумчиво промакиваю губы салфеткой. Кир что-то растревожил во мне, но не могу понять, что. Впрочем, неважно. Он все равно долго не продержится. Вернется – и все начнется по новой.

Но он все не возвращается. Бросаю взгляд на настенные часы – минут пятнадцать уже прошло. Я сначала недоумеваю, потом напрягаюсь – Кир решил сбежать, оставив на меня оплату чека?! Но это вряд ли. Не похоже на Кира. Единственное, что в нем абсолютно предсказуемо, – это желание быть мужиком.

Тогда что он там делает столько времени?..

Грудь сдавливает неприятное предчувствие. Вскакиваю со стула и торопливо иду к мужскому туалету. Перед дверью ждет своей очереди мужчина в костюме.

– Такой высокий, темные волосы, наглые глаза – заходил сюда? – спрашиваю я у него. Тот кивает.

Стучу в стеклянную створку.

– Кир, что за прикол?

Молчание.

Не знаю почему, но мне внезапно становится дурно до тошноты.

– Откройте дверь! – ору я администратору. – Кир! Ты в порядке? Кир?!

Пока администратор соображает, я хватаю с ближайшего стола тканевую салфетку, обворачиваю ей руку и со всей силы ударяю в стекло.

Глава 10

Мы сидим на металлических креслах в длинном больничном коридоре. Звуки доходят до меня, словно сквозь толщу воды. Какой-то ребенок хнычет на коленях у матери. Женщина выходит из кабинета напротив и заискивающе благодарит врача…

– Один-один. – Это уже голос Кира, прямо над ухом. Кто бы мог подумать, что его приступ аллергии сильнее отразится на мне. Ему только сделали промывание желудка и укол в плечо, а у меня на руке гипсовая повязка. – Теперь каждый из нас разбил по стеклянной двери.

– Я не разбила, только попыталась. – Разглядываю свою несчастную руку. Кир как талисман удачи, только наоборот. – Откуда ж мне было знать, что у тебя аллергия на крабов?.. – говорю я вполголоса, скорее самой себе.

– А я откуда знал? В жизни их не ел! Ладно, поехали. – Кир звонко чихает себе в рукав футболки. – Просто нос зачесался, – поясняет он, видя выражение моего лица, а у меня снова образ в голове: Кир лежит на полу в туалете, тяжело, как астматик, втягивая воздух ртом. – Ну что, по домам?

– Я отвезу тебя. Хочу проследить… чтобы у тебя нос больше не чесался.

Машина Кира осталась на парковке ресторана. Отправляемся к нему домой на такси. Еще только три часа дня, а ощущение, будто после моего пробуждения прошла неделя.

В такси едем сзади. Так мы сидели только шесть лет назад, по дороге в охотничий домик и обратно. Но тогда мы пользовались каждым мгновением, чтобы почувствовать друг друга. Эйфория, волнение, страсть. А сейчас сидим, будто чужие, – каждый у своего окна. Как же странно устроена жизнь… Как же я скучаю по тем ощущениям, по тому Киру в машине частника…

Кир поднимает на меня взгляд – и я поспешно отворачиваюсь к окну. Не хватало еще, чтобы он понял, о чем я думаю. Или я выдала себя именно тем, что резко отвернулась?

В голове полный сумбур. Каша из переживаний и воспоминаний.

Как так вышло, что в этом огромном городе я не встретила никого, кто бы вызвал во мне хотя бы сотую долю тех эмоций, что я испытывала к Киру?.. Почему он? Только он? И никто никогда больше…

И вдруг я чувствую, как Кир берет меня за руку, сплетает наши пальцы.

Зачем он это делает? Почему сейчас?..

И во мне словно что-то надрывается. В груди возникает горький комок. Я не могу повернуться к Киру – в глазах стоят слезы, так что делаю вид, что пейзаж за окном мне куда интереснее.

Я просто очень за него переволновалась. Хорошо, что тогда, в суматохе, у меня не было и секунды подумать: а что, если бы скорая не успела?.. А что, если бы Кира больше не было, никогда?..

– Эй… Звездочка… Ты чего? – он пересаживается ближе, притягивает меня к себе, прижимает к груди.

Его куртка расстегнута, и слезы скатываются по переносице, по скуле на его футболку. Молча пытаюсь вырваться, но он словно не чувствует этого, и я прекращаю.

Устала ему сопротивляться. Не хочу ему сопротивляться. Потом все встанет на свои места, но пока пусть остается как есть: Кир обнимает меня, мои слезы текут на его футболку. Впервые за долгое-долгое время мне просто спокойно. Словно в детстве, дома. Словно я никогда не ошибалась, никогда никому не делала больно…

– Давай сюда свою анкету, – говорит Кир и касается губами моих волос. Такое легкое прикосновение, что, может, мне и показалось.

В любой другой ситуации я бы насторожилась, стала бы искать подвох, ведь с Киром всегда надо держать ухо востро. Но сейчас по его тону понимаю: все хорошо, подвоха нет, я могу ему доверять.

Достаю из сумки анкету.

– И ручку, – добавляет он.

Потом он снова одной рукой прижимает меня к себе, а второй придерживает на колене раскрытую анкету.

– А это что за человечек нарисован на первой странице?

Я приподнимаюсь, чтобы понять, о чем он, а потом снова ныряю в его объятья.

– Подсказка, чтобы зафиксировать твои параметры. Нужно будет тебя измерить: обхват шеи, запястья, ширину и длину спины, длину ног, параметры плеч, талии, бедер – в общем, все.

– Ясно… – Он шелестит страницами. – Так, где мы остановились?.. Развлечения. Временами я с приятелями хожу в спортивный клуб пострелять по тарелкам. В барах иногда зависаю. Бильярд люблю… Что еще? – Он переворачивает лист. – О, всего-то четыре страницы вопросов осталось. Делов-то.

Улыбаюсь, хотя в глазах все еще стоят слезы.

Кир читает вопросы, вслух на них отвечает и записывает ответы, а я все это время ючусь у него под мышкой. Мне жарко, и желание поплакать на сильном плече прошло, но я не шевелюсь – не хочу разрушить таинство этого момента. Просто еду и еду, убаюканная гулом мотора и звуком Кириного голоса. Ловлю себя на том, что больше не вслушиваюсь в ответы, только в интонацию и в то ощущение, которое его голос во мне вызывает: приятную, легкую, ноющую щекотку в солнечном сплетении.

– Поехали ко мне, – говорю я. Меня эта фраза ошарашивает не меньше, чем Кира.

– К тебе? – Он чуть отодвигается, чтобы увидеть мое лицо, но я только больше зарываюсь в его футболку.

– Это только ради моего спокойствия. Не хочу всю ночь думать, в порядке ты или нет, а так хоть высплюсь.

Кир какое-то время молчит, будто обдумывает мое предложение. А я жду его ответа, не понимая, чего хочу больше: чтобы он согласился или отказался.

– Шеф, разворачивайся, – командует водителю Кир и отдает мне анкету. Она заполнена до конца, до самого последнего вопроса.

Мы входим в квартиру. Я включаю в прихожей свет и первым делом вижу наше с Киром отражение в зеркале. Не он и я. Мы. Это еще больше сбивает с толку, ошеломляет. Кир поднимает голову быстрее, чем я отворачиваюсь.

«Нет никаких “мы”, Стелла», – это я хотела бы прочитать в его взгляде, чтобы прекратить свои неуместные, болезненные фантазии. Но разучилась читать его взгляд.

– А у тебя уютно, – говорит Кир, заглядывая в спальню.

– Угу… – Устало тру глаза пальцами, разуваюсь. – Так… Чай? Кофе? Потом сниму с тебя мерки и разойдемся по комнатам. Точнее, по комнате и кухне, потому что квартира однокомнатная.

– А пожрать есть что-то?

Пожрать… Я открываю холодильник. Есть кокосовое молоко, авокадо – на ужин я бы сделала себе смузи. Кошусь на Кира.

– Для тебя еды нет.

– Ну ок. Я мигом.

Я и сказать ничего не успеваю, как дверь квартиры захлопывается. У меня возникает жгучее желание закрыть ее на замок. Эмоции схлынули, слезы высохли, а Кир вполне способен какое-то время не наедаться моллюсками. Я еще могу провести обычную ночь, а не ту, которая мне предстоит: потому что с Киром точно не будет легко и просто. Даже шесть лет назад так не было.

После того, как Кир разбил мою дверь, я старалась его избегать: выходила из школы через запасной вход, до поздней ночи задерживалась у подруги – из ее окна были видны мой двор и Кир, поджидающий меня у подъезда. Но невозможно долго прятаться от человека, который знает о тебе все.

Через два дня он пришел ко мне в гримерку перед началом репетиции. Девчонки тотчас высыпали оттуда, едва его увидели.

– Мне нужно переодеться, – сухо сказала я и, прихватив с вешалки коралловое шифоновое платье, скрылась за ширмой.

– Давай пропустим тот этап, где ты от меня прячешься, а я за тобой бегаю. – Кир замолчал. Со сцены доносились голоса девчонок, но здесь, в гримерке, самым громким звуком было шуршание платья, в которое я переодевалась. – С дверью такое больше не повторится, я обещаю.

Он подождал моего ответа, потом походил туда-сюда по гримерке, вернулся.

– Знаешь, у меня приятель спросил, почему я в последние дни стал таким бешеным, чего мне не хватает. Я не знаю, как правильно назвать то, что чувствую… Но без тебя я словно чужой в этом мире. Словно лодка без якоря. Ты стала моим якорем. А еще в моей жизни будто появилась цель. Мне нравится, какой я рядом с тобой. Без тебя… без тебя всё не то, Звездочка. Мне очень тебя не хватает.

У меня заныло в груди от этих слов. Мне тоже его не хватало! Как же я по нему соскучилась! Я силой воли удерживала себя за ширмой. Кир выбил стекло двери – это слишком.

– Все, мне пора на сцену, – сказала я, но не двинулась с места, дожидаясь его ответа.

– Удачи, Звездочка!

Тогда я вышла из-за ширмы и, стараясь не смотреть на Кира, направилась к сцене. А он перехватил меня за локоть, притянул к себе и быстрее, чем я успела понять, что происходит, поцеловал. Простое прикосновение губ, но в нем было столько нежности и страсти, что перехватило дыхание и сердце стало захлебываться.

Кир сам прервал поцелуй, но все еще обнимал меня, прижимал к себе, и от его запаха, такого родного, такого волнующего, в глазах стало щипать от набегающих слез.

Я уперлась в него ладонями.

– Не надо…

А Кир, словно услышав в моем голосе что-то другое, обхватил мое лицо и поцеловал уже по-настоящему, со всей страстью.

В этот самый момент мысли о будущем словно перестали вызывать эмоции. Университет, жизнь в другом городе – все это стало просто фантазий, чем-то иллюзорным, а пол сейчас ускользал из-под ног по-настоящему.

– Светлана! Ты где? – в гримерку влетела наш режиссер.

– Уже иду… – Я проскользнула мимо нее, опустив голову, пряча горящие щеки.

Настойчиво дребезжит дверной звонок.

Кир вваливается в коридор, неся с собой морозную свежесть, прилипшие к ботинкам комья снега и целлофановый пакет, набитый фастфудом: батон, масло, сыр, колбаса, пельмени. От такой еды аллергия будет у меня.

Все время забывая о забинтованной руке, кое-

как переодеваюсь в хлопковые штаны, футболку без рукавов и вязаный кардиган. Возвращаюсь на кухню, а Кир там точит нож, одетый в мой девчачий фартук с рюшами. Он такой крепкий, маскулинный, в этом фартуке смотрится так смешно, что не могу удержаться от комментариев. А Кир под шумок как-то невзначай готовит первый бутерброд и скармливает его мне. Странно… Оказывается, если долгие годы не есть докторскую колбасу, она кажется вполне сносной.

– Кофе? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, достает с полки турку.

Почему же сейчас меня все в нем так цепляет?.. Тембр голоса, движения мышц, даже розовый бантик фартука поверх черной футболки.

Мы выпиваем по чашке кофе вприкуску с бутербродами, обмениваясь легкими подколками, вспоминая, чем закончилась наша предыдущая трапеза. Кир ненавязчиво интересуется, было ли приглашение в ресторан покушением на убийство, ведь это наверняка избавило бы меня от такого неудобного клиента. Или дело в том, что мне просто нравятся беспомощные мужчины? От этой версии мне смешно так, что я складываюсь пополам.

– Ладно, все! Пойдем, нужно мерки с тебя снять. – Я встаю из-за стола.

– Хорошо, – Кир убирает наши чашки. – Я полностью в твоем распоряжении.

Мы отправляемся в спальню. Кир становится напротив меня; спина прямая, ладони в карманах джинсов, волосы все еще смешно взъерошены после шапки. Он такой красивый, такой притягательный, такой мой – как тот, из юности!

Я отворачиваюсь и дольше, чем нужно, копошусь левой рукой в сумочке в поисках рулетки. Нахожу ее и приближаюсь к Киру, тщательно избегая его взгляда. На меня вдруг наваливается ощущение легкой невесомости. А еще, кажется, я волнуюсь.

– Давай сначала измерим обхват запястья.

Кир протягивает мне руку.

С трудом удерживая рулетку – большой палец правой руки забинтован и оттопырен – я обхватываю ей запястье Кира. Рулетка срывается, но он ловким движением ловит ее на лету.

– Давай помогу тебе.

Теперь рулетку удерживает он, а я снимаю мерку, стараясь не коснуться его кожи, потому что кончики пальцев от волнения стали ледяными. Он почувствует и поймет. Возможно, уже понял. Стоит почти неподвижно, будто боится меня спугнуть.

– Теперь длину руки.

Он придерживает рулетку у плеча, я растягиваю ее до запястья.

– Согни немного руку в локте. Да, вот так.

Становится так тихо, будто все звуки исчезли – или это из-за того, что пульс бьется у меня в ушах?

– Теперь я измерю ширину спины, повернись.

Кое-как удерживая рулетку, провожу измерительную ленту по лопаткам от одной подмышки к другой.

– Теперь ширина груди. Поворачивайся.

А эту мерку ни со спины, ни на расстоянии вытянутой руки снять не получится.

Я подхожу к нему почти вплотную. А хочется еще ближе, хочется прижаться к нему всем телом.

Мне кажется, или он делает едва заметное движение мне навстречу?

Чувствую, как замедляется мое дыхание, как усиливается волнительная дрожь в груди.

Это просто временное помешательство. Как головокружение от духоты, надо просто подождать – и пройдет.

– Подними руки.

Он слушается.

– Не двигайся, – говорю я и с удивлением слышу свой голос: тихий, напряженный, взволнованный.

– Даже не шевелюсь, – отвечает Кир, и мне кажется, что его голос тоже изменился.

«Пожалуйста, не испорти все, – прошу я не у Кира, у себя. – Пожалуйста…»

Его ладонь невесомо опускается на мою талию. Я невольно делаю глубокий вдох, но продолжаю снимать мерку, будто ничего не происходит. Будто еще все можно остановить.

Кир склоняется ко мне – ближе, еще ближе. Легко касается шеи теплыми губами, и по коже снова, как в юности, холодком разбегаются мурашки. Он замирает, ждет: оттолкну ли? Но я, словно зачарованная, просто стою в неистовом предвкушении следующего поцелуя.

Он касается губами ямки у основания шеи, потом моих губ. Следующий поцелуй жарче, напористее. Его ладони опускаются ко мне на плечи и помогают кардигану упасть.