Текст книги "Шоу нашей жизни"

Ты тоже все еще любишь меня

Погода была чудесной, и они лежали всей семьей прямо на крыльце. Соседи их не интересовали – если им хотелось поваляться на свежем воздухе, то они не утруждали себя поисками шезлонгов, а просто вытаскивали матрасы, раскладывали их возле двери и устраивались поудобнее. Берт от таких идей приходил в полный восторг. Сейчас он лежал на спине, его глаза были закрыты, и он рассеяно гладил свой животик пухлой ладошкой – наверное, усыплял сам себя после обеда. Нора наблюдала за ним, лежа на боку и подпирая голову рукой. Эрик смотрел на нее с другой стороны – Берт любил лежать посерединке.

Тур с премьерными показами вымотал его окончательно, но оставалась еще парочка выступлений на телевидении и еще с десяток разных интервью – «остаточный след», как называл все это дело Марк. Перед этим Эрику была позволена небольшая передышка, и он использовал эти три дня для того чтобы побыть рядом с Норой и Бертом.

Через некоторое время малыш засопел, а Нора успокоилась и легла на спину. Эрик знал, что она привыкла спать без подушки. Конечно, если все осталось так же, как и в те времена, когда он мог спокойно войти в ее спальню.

Иногда, вспоминая о тех днях, он воровал ее вещи. Ничего хорошего, в этом, конечно не было, и она все равно быстро вычисляла все эти кражи, но Эрику почему-то совершенно не было стыдно. Впрочем, сегодня он не хотел думать ни о каких кражах – впереди было еще достаточно времени, и он мог провести его в этом доме, заняв одну из гостевых спален. Это было просто и приятно.

– Ты ведь помнишь о своем обещании? – пользуясь тем, что сын уже спал, спросил Эрик.

– Конечно.

– Этот фильм последний. Больше я не принимаю ничьих предложений и не читаю сценариев. Ухожу.

Она не пошевелилась, но неподвижность сказала даже больше, чем могли сообщить любые движения.

– Ты точно решил?

– Да. Все это выматывает. Я ведь неделю назад был вынужден выпить кое-что. Без этого просто невозможно выдержать тур, понимаешь? Перелеты, вспышки, крики, вопросы – все это отнимает слишком много сил. Одними энергетиками редко можно обойтись. Мне пришлось пить колеса.

Нора оттолкнулась на локтях и уселась. Эрик последовал за ней.

– Отнеси его в кроватку, пожалуйста, – попросила она.

Видимо, предстоял более серьезный разговор из разряда тех, что не должны звучать на открытом воздухе. Эрик сгреб в охапку своего крепко спавшего сына и занес его в дом. Матрасы остались лежать на крыльце.

Устроив Берта в кроватке, он спустился на кухню, где его уже поджидала Нора. По ее виду, как обычно, ничего нельзя было понять или прочесть. Она была до раздражающего спокойной и уравновешенной, хотя он знал, что внутри у нее бушует настоящий ураган или даже торнадо.

– Тебе нужно полежать под капельницей или очистить кишечник? – спросила она, не поворачиваясь к нему и глядя на закипавший электрочайник. – Ты кому-то говорил?

– Нет, даже Марк не знает. То есть он, конечно, знает, поскольку это обычное дело во время промо-кампании, просто я ему не говорил. Тем более, пить пришлось совсем немного. Этого точно не хватит, чтобы подсесть, только чтобы протянуть до выходных.

Она покачала головой. Идеально прямая спина и прижатые локти кричали о том, что ей либо было очень страшно, либо она так же сильно волновалась. Скорее всего, верным было и то и другое.

– У меня здесь есть знакомые, и я могу купить все, что нужно в аптеке, даже рецепт не понадобится, – предложила она. – Если ты плохо себя чувствуешь, я договорюсь с фармацевтом, и он даст необходимые растворы. Нужно сдать анализы, проверить кровь.

На ней был тонкий свитер, который сползал с одного плеча, и мысли Эрика были заняты отнюдь не капельницами и медикаментами.

– Нет, всего две таблетки. Это не страшно.

– Тебе уже не тридцать пять, твой организм изношен алкоголем и прочей дрянью, ты же сам знаешь. Где одному человеку нужно десять таблеток, тебе хватит и парочки.

– Нора, Нора, Нора, – разглядывая ее со спины и мысленно дорисовывая контуры знакомого тела под одеждой, протянул он. – Моя заботливая и пугливая жена. Все со мной в порядке. Я сказал тебе, потому что ты должна знать, вот и все. Ничего страшного со мной не случилось.

Она, наконец, повернулась к нему. У нее и без того почти всегда было бледное лицо, но теперь она даже немного позеленела. И она не стала поправлять его, когда он назвал ее женой. Бывали времена, когда она снимала некоторые запреты и прекращала притворяться, будто ей все равно.

– Сколько еще осталось? – опуская глаза, поинтересовалась она. – Я хочу узнать, сколько тебе еще работать.

– Отдохну у вас, а потом еще неделю. Это завершающий этап.

– Хорошо. А потом на покой?

– Потом к тебе. Я покину то общество, и ты перестанешь бояться, что я затяну тебя неизвестно куда. Как ты тогда сказала? «Клеймо на роже»? Так вот, я попытаюсь избавиться от клейма. Если получится, мы заживем вместе.

Она улыбнулась:

– Обязательно получится. В прошлой жизни, когда я носила такое же клеймо, мне казалось, что от него невозможно избавиться. Однако же, все получилось, правда, не без труда. С тех пор я верю, что нет ничего невозможного.

– Но ты не захотела остаться и переждать это время со мной. Если честно, я до сих пор не понимаю, почему. И если бы ты не рассказала мне тогда о припадках того человека, то я бы, наверное, тоже стал бы тебя удерживать. – Нора бросила на него растерянный взгляд, и он поправился: – Я просто стараюсь быть с тобой честным. Мне хотелось как-нибудь удержать тебя, понимаешь? Хотелось закатить истерику или сымитировать самоубийство, только бы ты осталась. Но я помнил, что ты говорила о своем прошлом и держался.

– Спасибо, – прошептала она.

– Да вообще-то не за что.

– Нет, я знаю, о чем говорю.

Эрик засмеялся.

Она просила его обуздать свои желания. В разное время бурной жизни его просили об этом многие люди, включая родителей и младшую сестру. Однако подействовали только слова жены по контракту.

Он не привык в чем-то себе отказывать. Конечно, он мог работать как вол, рвать мышцы и связки на съемках, не спать по несколько суток подряд и есть всего раз в день. Все это было в его жизни не раз и даже не десять – за спиной Эрик оставил тридцать семь разных съемочных площадок. Это напряжение выдерживалось и переваривалось лишь потому, что в остальное время он позволял себе все, что только можно. Ему хотелось пить, и он познакомился с алкоголем уже в двенадцать. Курить начал и того раньше. На его смазливой мордашке это никак не отразилось, и он продолжал работать в кино, попутно осваивая новые способы развлечений. Сюда же влился кокс, а после него жизнь покатилась на колесах, потому что кокс было сложнее прятать. Другим это удавалось легко, но вот у него почему-то все было не так, как у прочих людей. И так, прожив полжизни в беспробудном угаре исполнения желаний, он уже перестал понимать, что к чему. А когда ему впервые открыли на это глаза, он просто не поверил.

– Ты пропащий человек! – кричала Агата, бросая об стену дешевые тарелки.

Она всегда била только дешевую посуду, что заставляло Эрика сомневаться в подлинности ее гнева.

– Если все пропащие зарабатывают столько же, сколько и я, тогда быть пропащим хорошо, – отшучивался он, сидя у стены и зная точно, что в него не полетит даже маленькое блюдце. Этот факт тоже наводил на подозрения и обесценивал все концерты сестры. – А если все нормальные получают такую же зарплату, как и ты, тогда я даже не хочу думать о том, чтобы когда-нибудь стать нормальным.

– А для чего ты работаешь? – ощетинилась она. – Нет, правда, для чего? Все твои деньги спускаются на твой же кайф. Никакой пользы. Ни-ка-кой. Ты тупеешь, потому что целыми днями повторяешь одни и те же фразы как попугай, а когда у тебя появляется свободное время, тут же ныряешь в это дерьмо!

Она любила слово «дерьмо» до того, как у нее родилась первая дочь.

– И что плохого? – честно не понимал он.

Так было всегда. Еще с тех пор, как Агата стала достаточно взрослой, чтобы понимать все прелести жизни старшего брата, она начала грызть его, стараясь вернуть на правильную дорогу. Эрик убегал от нее окольными путями, потому что не мог послать куда подальше. Все-таки, он помнил те времена, когда ему приходилось таскать ее на руках по всему дому. Это были чудные годы, и он гордился тем, что она любила его больше, чем бабушку или тетушек. С матерью ему соперничать уже не приходилось, но второе место в сердце крошки Агаты было отведено только ему.

Потом были увещевания Марка, которому не нравилось, что Эрик начал губить десятки дублей и тратить пленку без цели. Длинные нотации занудного менеджера приводили его в бешенство, но не более.

Последней в дело почему-то включилась мать Эрика. Она до последнего делала вид, что с ее сыном ничего не происходит, но когда увиливать стало некуда, тоже бросилась на баррикады. По правде говоря, от ее рыданий было мало толку. Конечно, они-то и приводили его в уютненькие кабинетики психотерапевтов или в палаты с белыми стенами, на которых можно было рисовать и писать черными маркерами, только пользы от таких лечений не было никакой. Вот уж точно ни-ка-кой.

И только когда ультиматум поставила Нора, он понял, что уже не хочет бегать и защищаться. Она не угрожала, она просто ушла, но дала крошечную надежду. По каким-то причинам надежда стимулировала куда круче, чем шантаж и угрозы. Нора не лгала и не притворялась – она сразу же сказала, что все равно ушла бы от него, поскольку изначально не планировала задерживаться в роли его жены больше чем на два года. А еще она оставила надежду на то, что могла бы вернуться, стоило ему только захотеть, и чтобы это его последнее хотение задушило все предыдущие.

За время их брака он постепенно учился понимать, что значит стыд. Она не стыдила его, нет, просто в ее присутствии это новое чувство появилось само собой. Разумеется, впервые он испытал угрызения совести в тот день, когда она без слов отмыла и укутала его, а затем целый день развлекала его сына. Сотни других людей делали для него то же самое – домработницы, нянечки, горничные и экономки. Пару раз такие задачи выполнял даже сам Марк. Эрику было наплевать на все – он платил им деньги или просто извинялся, но его совершенно не волновало то, что они о нем думали. Мнение Норы, по каким-то причинам стало его беспокоить.

Наверное, именно по этой причине он не мог оставить ее в покое – ему хотелось как-нибудь ее расшевелить, разговорить и выяснить, что за мысли водятся в ее голове. Стоило отдать ей должное – она очень умело и прочно держала оборону. Ей удавалось избегать лишнего внимания вплоть до самого Нового года, и только в праздничную ночь в стене отчуждения образовалась маленькая брешь.

Эрик ехал с большой вечеринки. До двенадцати оставалось всего полчаса, и он торопился. Наверное, сказалось то, что он здорово напился, ведь не мог же он покинуть рельсы от пары таблеток? Во всяком случае, он намеревался приехать домой и посмотреть, с кем проводит праздничный вечер его будущая жена. Вообще-то, он был почти уверен в том, что она одна, но ему было жутко интересно, что она вообще делает. По дороге он сообразил остановить машину у круглосуточного супермаркета, работавшего даже в такую примечательную ночь. На кассе оказалась только молоденькая девочка, которая, по всей видимости, очень сильно нуждалась в деньгах. Хотя, она тоже была не одна – рядом с ней коротали время еще какие-то люди примерно ее возраста. Так что в супермаркете было довольно людно и даже шумно.

Не вполне осознавая собственные действия, Эрик прошлепал к ближайшим полкам, схватил то, что попало под руку, и отправился с этим добром к кассе. Там ему все уложили, подсчитали и отпустили с полными пакетами к машине. Он и сам точно не знал, что именно везет своей невесте, но был уверен в том, что заявиться в гости с пустыми руками было бы верхом неприличия. Даже если эти самые «гости» находились в его собственной пристройке.

Водитель оставил его у ворот. Эрик завернул на боковую дорожку, даже не глянув на сам дом – у него была цель, и в данный момент он еще помнил, где именно ее следует искать. Ему показалось, что стучал он достаточно тихо, но Нора открыла с первого раза. Она была в светло-зеленом халате на голое тело – явно из душа. Он остановился в дверях и уставился на нее пьяными глазами, которые все еще были способны различать очертания женского тела, скрытого под тонкой хлопковой тканью.

– Что? – недовольно оглядывая его с ног до головы, спросила она, и тон у нее был не самый вежливый.

Эрик улыбнулся – как ему показалось, лучезарно – и наклонился вперед, шурша пакетами.

– С Новым годом, любимая, – выдохнул он и схватился за дверной косяк, отчего один пакет грохнулся на пол, звякнув при этом чем-то стеклянным. Наверное, он купил какое-то вино.

Она отошла в дом, глядя на него так, словно он забыл снять накладные клыки или был массовщиком со съемок очередного зомби-апокалипсиса. Дождавшись, пока он ввалился внутрь, она подобрала пакет и закрыла дверь.

– Спасибо, – наконец, ответила она. – Но тебе не нужно было возвращаться.

– Ты знаешь, что я уезжал? – удивился он.

Нора неопределенно качнула головой и прошла на кухню. Он потащился следом.

С тех пор, как он был здесь в первый и последний раз, в доме многое изменилось. Исчезла пустота и вообще почти не осталось свободных мест. Не то чтобы комнаты были сильно захламленными, но почти на каждой поверхности что-то лежало. На подоконниках выстроились горшочки с цветами (при ближайшем рассмотрении оказалось, что в роли горшочков выступали одноразовые контейнеры из-под маргарина), на письменном столе покоилась стопка бумаг (вполне себе на своем месте), а на кухне появилась дешевая посуда и кое-какая неизвестная утварь.

Он плюхнулся на стул и положил локти на стол. Нора подошла к нему со спины, и ее ладони скользнули по воротнику припорошенной снегом куртки. Она помогла ему освободиться от верхней одежды, а потом отошла и принялась разбирать пакеты.

Это было… интересно. Он давно не видел, как суетится по хозяйству обычная женщина, у которой нет маникюра или приклеенных ресниц. Ему вообще все здесь казалось в диковинку.

– Это все на праздник? – повернувшись к нему, уточнила она.

Он только кивнул. А что еще нужно было сказать?

– Не стоило, – вздохнула она.

Ему было не особо видно, что там покоилось на разделочном столе, но она выбрала из этой кучи только одну банку, бутылку (там их оказалось целых три, и как позже стало ясно, ни одна из них не была наполнена шампанским) и еще что-то, похожее на хлеб. Потом будущая супруга скрылась за маленькой дверцей такого же холодильника, и Эрик на секунду потерял возможность наблюдать за ней. Ему это не очень понравилось, и он перевалился на другую сторону, вытянул шею и стал смотреть на то, как ложатся складки халата, когда она наклоняется к нижним полкам. Нора об этих вероломных перемещениях ничего не знала, и это было даже лучше. Даже своим пьяным мозгом Эрик понимал, что ей такое поведение точно не могло бы понравиться. Впрочем, вполне возможно, она что-то заметила – когда она повернулась к нему, Эрик не смог достаточно быстро прийти в прежнее положение, хотя и приложил для этого все силы. Глядя на то, как он восстанавливает равновесие, Нора даже улыбнулась.

– А того, что я принес, не хватит? – чтобы скрасить неловкость, спросил он.

– Здесь даже больше, – вздохнула она. – Но если мы начнем есть все это прямо сейчас, то завтра пропишемся в туалете, а мне такое совсем не нужно.

– Мне тоже, – миролюбиво отозвался он.

– Ну, вот. У меня здесь ореховое масло, а ты купил очень хороший джем. Обойдемся бутербродами?

– Нет, – твердо (насколько это было возможно) отрезал он. – Мы же собираемся пить, не так ли?

– Так ли, – явно забавляясь, согласилась она.

– Ну, кто пьет шампанское и закусывает бутербродами? – возмутился Эрик, сморщивая переносицу.

– Здесь просто красное вино, так что мы не загубим его вкус, уверяю.

Он поднял на нее глаза и на некоторое время замер, всматриваясь в ее лицо. Марк сказал, что она красивая? А ведь действительно…

– Чего смотришь? – Очевидно, ее такие сеансы пьяного гипноза уже начали раздражать.

– Тебя будет не стыдно показать людям. – И почему его понесло городить всякую чушь? – Только одеть в красное, губы подвести. Ресницы. Все дела, короче. Все просто слюной на дорогу капать будут. И никто не поверит, что тебе уже тридцать.

Она улыбалась, но теперь ее улыбка почему-то уже не была такой доброй. И вообще она перестала ему нравиться. Нора опять издевалась, не говоря при этом ни слова. Как ей это удавалось? Выражение ее лица менялось почти незаметно, а он уже чувствовал себя оплеванным.

– Нет, правда, ты красивая, – зачем-то продолжил он. Ему так хотелось остановиться, но рот отказывался закрываться, а Эрик не мог отдать ему прямую команду, потому что мозг тоже пребывал в расстроенном состоянии. – У нас будет контракт? Там будет пункт насчет секса?

Нора со стуком поставила перед ним бутылку и заняла место напротив, сообразив, что в стоячем положении привлекает слишком много внимания. Хотя, было уже слишком поздно – Эрик проследил за ней и продолжил глядеть на нее уже через столешницу.

– Да, пункт насчет секса обязательно будет, – холодно ответила она. – Я попросила Марка, чтобы он его включил.

– И? – почти с надеждой протянул он.

– Что «и»? Я с удовольствием закрою глаза на все твои похождения.

– А с тобой?

– А со мной ничего не будет.

– Как это?

Она отвернулась.

– Сейчас объяснять бесполезно. Ты и сам не захочешь.

– Захочу. Я уже хочу.

Нора засмеялась, закрыла лицо руками, а потом тяжело вздохнула и отняла ладони от лица.

– Ты вроде пьян, и тебе все равно с кем, когда и где. Зря ты уехал со своей вечеринки. Там наверняка у тебя был бы шанс.

Эрик привалился к стене и запрокинул голову, ощутимо стукнувшись при этом макушкой.

– Я приехал к тебе, потому что… трезвым не смогу. А мне так хотелось… поговорить. Ну, ты же меня тогда собрала на полу… когда Парис приехал. И не упрекнула. Я же все чувствовал… все знал. Когда ты меня в одеяло… когда мыла тряпкой. Ждал, что ты приложишь меня со всей силы. Может, даже ногой. Или хотя бы плюнешь. А что? Могла бы, я ж без сознания был. Ну, ты думала, что я был. А я все знал. И ждал. Даже мать иногда щипала, когда вот так же находила. Сестра уж и подавно. И почему я все помню? Не забываю, как все нормальные люди.

– А мне и хотелось тебя пнуть, – призналась она. – Очень хотелось.

– Я знаю. И кому бы не хотелось? Но ты не стала бить и пинать.

– Потому что ты уже и так вытошнился. Тебе уже было плохо. Сам себя наказал. Жаль, что не впрок.

– В общем, – пропустив мимо ушей ее последнюю фразу, продолжил он – я решил, что надо бы поговорить. Поблагодарить что ли?

– Ты уже благодарил.

– Нет, – он замотал головой – нет, по-нормальному. Понимаешь, я когда трезвый, от меня добрых слов черта с два дождешься. Только пьяным могу как человек.

– Ну, тогда говори как человек, – предложила она, поднимаясь и снимая со стола бутылку.

Она вынула из ящика штопор и направилась к двери. Эрик непонимающе воззрился ей вслед:

– Сам с собой что ли?

Нора покачала головой, и ее мокрые волосы заколыхались вдоль спины. Это тоже было довольно красиво.

– Нет, идем со мной.

Он послушно поплелся за ней, и в результате они улеглись прямо на ковре в так называемой гостиной. Нора оставила открытую бутылку возле себя, сказав, что ему пить уже вредно, поскольку он успел набраться еще задолго до полуночи. Эрик был не очень согласен, но промолчал, решив, что всегда успеет отобрать у нее бутылку, когда она потеряет бдительность. Тогда он еще не знал, что Нора никогда ее не теряет. Она всегда оставалась начеку.

Некоторое время они лежали молча. За окном вовсю трещали и раскатывались фейерверки, и если бы в комнате были часы, то они наверняка пробили бы полночь. Впрочем, Эрику было все равно. Она лежала рядом, и Эрик по каким-то непонятным причинам был уверен, что Нора не возражает против его компании. Ей, наверное, очень не хотелось оставаться одной. И дело было не только в празднике.

– Скажи, там, в пакетах, правда не оказалось сыра? – уже немного протрезвев, спросил он. – С вином он годится лучше, чем маслом с джемом.

Нора повернулась к нему. У нее был рассеянный взгляд, словно он отвлек ее от каких-то своих мыслей, и она не успела вникнуть в суть вопроса. Несмотря на это, она ответила:

– Сыр там был, но только плавленый. В баночке. Там сегодня одни баночки.

Он засмеялся и откинул голову назад, обнажая шершавый кадык.

– Столько жратвы, а я взял одни баночки. А что еще там было?

Нора пожала плечами:

– Оливковое масло, консервированная кукуруза, малиновый джем, виноградный сок. И еще что-то, не помню.

– Могу я влезть в твой холодильник? – спросил он. – Голодный очень чего-то, аж невмочь.

– Ну, если только совсем невмочь.

– Ага, умираю.

– Не умирай, холодильник к твоим услугам. Правда, я не знаю, найдешь ли ты там что-то интересное.

Она не стала наблюдать за ним и смотреть из-за плеча, когда он разбирал скудное содержимое ее холодильника. Это ему тоже понравилось. Правда, еда тут была явно не на живых людей. Повздыхав над этой бедой и худо-бедно присовокупив к награбленному еще пару каких-то банок из своих запасов, он вернулся к ней в гостиную. Нора все еще лежала на ковре, только теперь она повернулась набок. Увидев его, она приподнялась на локте и с любопытством уставилась снизу.

– Я взял какой-то хлеб или что это… сыр и еще вот, – он показал ей то, что позже оказалось накрытыми фольгой и разложенными в тарелке кусочками жареной курицы. – А больше ничего у тебя там нет.

– Обычно не так плохо, – улыбнулась она. – Просто сегодня доставка с курьером не работает.

– Доставка? – не понял он. – А ты сама что, не ходишь в магазин? Вообще, расскажи мне, как ты живешь?

Ему действительно было интересно, как коротает будни женщина, обосновавшаяся в его доме. Или, по крайней мере, в его собственности.

Нора уселась, сразу же запахнула полы халата и спрятала свои ноги.

– Я никуда не выхожу. Работаю, деньги получаю через интернет, и покупки тоже делаю так же. Заказываю в магазине, а приносят курьеры к задней двери. Мне вообще-то много и не нужно.

Это было очень просто, очень быстро и очень нелепо. Эрик поморгал, а потом все-таки сел рядом с ней и опустил рядом всю еду.

– Ты что и дальше будешь так жить? Надо же куда-то выходить хотя бы иногда.

– Нет, мне и так хорошо.

– У тебя что ли эта… агорафобия?

Ее смех был заразительным и искристым – такой ему приходилось слышать всего несколько раз в жизни.

– Нет, помнишь, мы ходили фотографироваться с Марком? У меня нет никакой фобии. Просто я не хочу никуда ходить.

– Но почему? – принимаясь за фольгу, удивился он. Фольга не хотела отлипать от краев тарелки, и ему пришлось ее разорвать почти пополам.

– Не хочу, – повторила она.

– И что ты все два года вот так будешь сидеть взаперти?

– Да.

– Так нельзя, – покачал головой он. – Надо завести подруг и начать шастать по магазинам. Делать то, что делают все женщины.

– И кто это сказал? Нет, правда, кто?

– Я сказал.

– А мне все равно, что ты сказал, – со сбивающей с ног простотой заявила она. – Я вовсе не горю желанием, чтобы на меня пялились на всех углах только потому, что я вышла замуж за человека, который пятнадцать лет назад успел охмурить полмира своей красивой… своим лицом.

Эрик даже зажмурился. По его мнению логики ее словам очень не хватало, и он решил восполнить этот пробел своими еще не вполне трезвыми доводами – ошибочные намерения, заведомо обреченные на осмеяние.

– У моей славы уже вышел срок годности, – начал он. – Так что никто на тебя пялиться не будет.

– А фотографии вы делали зачем? – приподняв брови, осведомилась она. – Затем, чтобы никто не узнал о том, что у тебя намечается переворот в личной жизни? Кажется, у Марка на наш счет большие планы. Я сама согласилась, так что жаловаться не стану, но все остальное время буду проводить так, как мне хочется.

Он кивнул, хотя ему было что сказать. Просто теперь чрезмерная разговорчивость уступила место заторможенности, и этот процесс запустился тоже весьма некстати. Когда нужно было молчать, он нес всякую чушь, а теперь настало время выложить все разумные аргументы и вправить ей мозги, но его словарный запас неожиданно иссяк. Эрик решил, что вполне может отложить продолжение разговора на более поздний срок, когда его голова уже очистится от спиртных испарений.

– Ну, ладно, черт с этим, – временно сдался он. – А почему ты вообще согласилась? Нет, не то чтобы я против, я сейчас даже рад этому, но зачем тебе-то это было нужно?

Нора замерла всего на мгновение, а потом повернулась к нему и выстрелила скороговоркой, глядя прямо в его недоумевающие глаза.

– Там, где я остановилась, было просто невозможно жить, и я решила, что уж лучше воевать с одним мужиком, чем сразу с пятерыми.

Невзирая на то, что она явно рассчитывала на скорость речи и его пьяное соображение, Эрик все-таки понял большую часть слов.

– Нора, – он наклонился к ней – скажи мне, они тебе что-то сделали? Тебя… – следующие слова оцарапали ему гортань, и он предпочел не продолжать.

Она смотрела на него кристально чистыми глазами и даже не моргала.

– Нет, но могли бы. Так что пойми меня правильно – мне не нужны твои деньги или что-то еще, и я не самовозгораюсь от мысли о твоей славе. Нет. Мне просто нужно место, где я смогу спать и работать без риска, что кто-то проломит дверь. Марк пообещал мне все это. Он сказал, что я смогу жить с тобой в одном доме, и тебе не будет до меня дела. Всего пару лет – этого хватило бы, чтобы накопить на нормальное жилье, я могла бы снять квартиру. Заработала бы, сэкономив за счет бесплатного проживания в твоем доме. Уладила бы проблемы с регистрацией. Вот, о чем я подумала, когда он подошел и заговорил со мной.

– А ты не думала, что он мог обмануть тебя? Знаешь… прикинуться менеджером актера, а на самом деле оказаться дешевым сутенером?

Нора кивнула:

– Такое тоже могло бы быть, но ведь я же не того возраста. Я бы не пользовалась спросом – девочки за тридцать мало кому нужны. Он показал мне портфолио с твоими фотографиями.

Она совершенно ничего не понимала в людях и в том, как устроен мир. Эрику даже стало жаль ее.

– Ты неправа, – подвинувшись к ней ближе, сказал он. – Девочки, которым за тридцать работают, поверь. Главное, чтобы были чистые и красивые. А ты и то и другое.

– Спасибо. – Ее благодарность была вялой и от того сомнительной. – Ты сейчас говоришь мне, что из меня получилась бы хорошая проститутка?

– Я говорю, что ты могла попасться кому угодно.

Не ответив на его слова, Нора потянулась за бутылкой, вытащила пробку и сделала большой глоток прямо из горлышка. Что-то в этом движении подсказало Эрику, что он лишь озвучил ее настоящие страхи, которыми она сама терзалась до того, как попасть в этот дом.

– Ты и сама боялась, верно? – склонив голову набок и доставая первый кусочек курицы, спросил он.

Нора пожала плечами, а потом еще раз приложилась к бутылке. Ему нравилось то, что она пила, не стесняясь и не заморачиваясь бокалами, стаканами или вообще какими бы то ни было формальностями. Разумеется, такая женщина умела подавать напитки и сервировать стол, сомневаться в этом не приходилось – слишком уж грамотно она говорила, слишком спокойно и уверенно себя держала для того чтобы оказаться простушкой. Однако со всей своей бросавшейся в глаза, даже раздражавшей интеллигентностью, Нора умела определять момент, и сейчас как раз было время, когда следовало позабыть о приличиях. Во всяком случае, он пришел к ней уж точно не за строгими разговорами и чинной трапезой.

– Когда едешь в другую страну, не имея при себе ни денег, профессии или связей, тебе приходится полагаться на волю случая, – сделав еще один глоток, сказала она, а затем вытерла губы внутренней стороной запястья.

Про себя Эрик решил, что настанет время, и он обязательно узнает, почему она сорвалась с места и сменила страну, уже не будучи при этом легкомысленной девочкой. Да и вообще, глядя на нее, невозможно было представить, что она вообще была такой вот девчонкой хоть когда-то.

– Ты давно здесь? – спросил он, внимательно отслеживая каждое ее движение.

Нора опустила ресницы, и ему даже казалось, будто она решила заснуть. Но на самом деле она просто раздумывала, стоит ли вдаваться в такие подробности.

– Нет, всего полгода, – решив, что скрывать все равно нечего, ответила она. – Первые месяцы жила как придется.

– И ты не смогла найти мужчину, с которым можно было бы остановиться? Я не говорю о независимой жизни. Если у тебя не было денег, то снять квартиру сама ты бы вряд ли смогла, но вот найти кого-то посамостоятельнее тебе бы не помешало. Было бы проще. Конечно, пришлось бы время от времени делать то, чего ты делать не хочешь, но кто сказал, что жить просто? Всем приходится в чем-то себя переламывать.

– А я и нашла. Тебя.

Ему было приятно это слышать, хотя он и не понимал, почему именно. Вроде, ничего хорошего она не сказала. Наверное, это было так приятно, потому, что было правдой. И все-таки Эрик решил свредничать – наверное, сказалось опьянение.

– Это не ты нашла, – внимательно глядя на то, как она снова вытирает губы после очередного глотка, сказал он. – Это Марк тебя нашел.

Она не стала спорить, словно ей было все равно. Она не любила спорить, и это на первых порах вообще сбивало с толку. Прождав некоторое время, но так ничего и не услышав, Эрик вновь улегся на спину. На этот раз его макушка притулилась к ее бедру, и он почувствовал, что она вздрогнула от неожиданного прикосновения.

– Знаешь, сегодня первый день, когда я действительно рад тому, что он привел тебя сюда, – признался он, не открывая глаз и ощущая, как внутри становится немного теплее.

Пока их маленький ураган спал в своей кроватке, они сидели на кухне и молчали об одном и том же. Им обоим было уютно и тепло, и Эрик наблюдал за каждым ее движением, понимая, что следующая разлука может затянуться надолго. После того, как он рассказал ей о колесах, Нора заметно погрустнела. Эрик знал, что она все еще беспокоится о нем, и ей неприятна та мысль, что работа заставляет его травиться разной синтетической дрянью. Можно было утаить от нее этот маленький факт, умолчать о небольшой дозе слабого наркотика, но он помнил, как однажды пообещал самому себе рассказывать ей все самое важное. Она считала важным его здоровье.

Он положил локти на стол и выпрямил торс, перенося вес немного вперед. Нора повернулась к нему. Она прекрасно помнила, что такая перемена положения говорила о его желании поговорить.