Текст книги "История одной деревни"
Автор книги: Альфред Кох
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Поселяне
4 июня 1871 года Александром Вторым был принят указ, согласно которому отменялись все привилегии колонистов, имевшиеся у них еще со времен Екатерины Второй.
Из книги «История немцев России»
«…Прежде всего отменялся колонистский статус и особое управление колонистами. Немецкие крестьяне переводились под общее российское управление и получили статус поселян собственников – точно такой же, что был и у русских крестьян после их освобождения от крепостного права. Немецкие села, округа и волости переходили в прямое подчинение органов государственной власти тех уездов, губерний и областей, на территории которых они располагались… Прежде всего надо было отвыкать от своей исключительности, учиться жить и трудиться в условиях действия универсальных законов, единых для всех…»
В 1893 году произошло еще одно изменение. Поселение Михаэльсфельд по решению Военного совета было переименовано и получило новое название – Джигинка (по наименованию реки Джига, притока реки Кубань, «джига» с тюркского переводится как «рукав»).
Впрочем, изменение названия ни в коем случае не отразилось на дальнейшем процветании села.
Из книги «История немцев России»
«…После аграрной реформы немецкие колонисты стали быстро превращаться в экономически активную силу, возросла их конкурентность в отношении местных помещиков и различных слоев крестьян. Заметными темпами увеличивалось и количество земли, которая им принадлежала…»
Немцы, разумеется, присматривались и к тому, как «управлялось» с землей местное население. Что-то перенимали у них, что-то отбрасывали, как нерентабельное и устаревшее. Да и местное население чему-то училось у «пришлых».
Из книги «История немцев России»
«…Несмотря на этническую изоляцию, северокавказские немцы сохраняли более широкие, чем в других регионах, хозяйственные связи с русским населением вследствие своего дисперсного расселения. При этом немцы, заимствуя отдельные приемы русской и горской традиционных систем ведения хозяйства, оказали положительное влияние на развитие крестьянских, казачьих и горских хозяйств. Русские и горцы перенимали у немцев приемы обработки земли и бережное отношение к ней, способы хранения получаемой продукции. В целом хозяйственно-экономическая деятельность немецких поселенцев способствовала формированию инфраструктуры, общего экономического потенциала региона…»
Нет сомнений и в том, что в отличие от своих соседей немцы Джигинки владели передовой по тем временам сельскохозяйственной техникой. И техника эта, похоже, прибывала в Джигинку из Германии. Во всяком случае, есть свидетельства старожилов села, из которых следует, что торговые отношения между Германией и Джигинкой не прерывались до Первой мировой войны.
Немцы Джигинки действительно поддерживали отношения с Германией. Торговые во всяком случае. В Германии, в частности, джигинский пастор Эммануил Дейк закупал все необходимое для кирхи (немецкой церкви). В Германии закупалось и необходимое сельхозоборудование, и предметы быта, и прочее.
Из книги «История немцев России»
«…Немцы заложили основу такой отрасли сельского хозяйства, как молочно-товарное направление в животноводстве, которое было новым не только в масштабах Северного Кавказа, но и всей России. Немецкое население способствовало развитию перерабатывающей промышленности: кожевенной, маслобойной, сыроварению и др. Колонии обеспечивали потребности региона в ремесленниках различных специальностей. Большую роль колонисты сыграли в распространении сельскохозяйственных машин…»
И в Джигинке все неуклонно шло к тому, чтобы не только производить необходимую продукцию, но и перерабатывать ее на месте. Вскоре появляются в Джигинке и своя маслобойня, и сыроварня, где по голландским технологиям делали вкуснейший сыр. Принадлежали маслобойня и сыроварня Готфильду Дейку.
Ему же принадлежала и мельница. Слава о ней очень скоро разнеслась по всей округе. Конструкция мельницы была уникальной. Забегая вперед, скажу, что в годы Великой Отечественной войны, когда Джигинка была оккупирована, немецко-фашистские захватчики, спешно покидающие территорию села под натиском советских войск, разобрали эту чудо-мельницу, с тем чтобы вывезти ее в Германию как образчик потрясающей инженерной мысли.
В Джигинке со временем были построены магазины и ремесленные мастерские.
Вскоре семья Горных, которая перебралась в Михаэльсфельд из казачьей станицы Гостагаевской, построила здесь небольшую цигельню (кирпичный завод, от нем. ziegel – кирпич). В цигельне изготавливались не просто кирпичи, а чудо-кирпичи. Екатерина Николаевна Шрамова, руководитель школьного музея, рассказывает, что, когда она с учениками пыталась расколоть один из таких кирпичей (в целях научного эксперимента, конечно), то ничего из этого не вышло. Кирпич остался целым и невредимым. А вот топор, которым пытались его раскрошить, пришел в негодность. Кирху, немецкую церковь, построенную в Джигинке из этого же кирпича, в годы советской власти тоже не раз пытались разрушить. Но все попытки оказались тщетными. Церковь и не пошелохнулась даже.
Разумеется, такое отменное качество кирпича было не случайным. Дело в том, что кирпич изготавливали по специальной старинной технологии. Хотя секрет был нехитрый: особый замес, тщательное просушивание изготовленных кирпичей и, наконец, обжиг осенью. Причем при обжиге кирпича использовалась исключительно солома. Процесс был трудоемкий, кропотливый, но ведь и результат того стоил. До сих пор стоят в Джигинке дома, построенные из знаменитого кирпича. В том числе и немецкая церковь.
К слову, в цигельне делали не только кирпич. Но и посуду, и черепицу. Черепицу делали двух видов: белую и красную. Красной черепицей покрывали крыши домов. А белой черепицей зажиточные граждане выкладывали на крышах своих домов свои фамилии, чтобы издалека было видно, кто и где живет. К сожалению, до нашего времени дома с крышами, на которых бы указывались фамилии их хозяев, не сохранились. А жаль.
Благоустройство Джигинки
Как уже говорилось, в конце XIX века Джигинка (Михаэльсфельд) могла дать фору по внешней респектабельности и благоустройству самой Анапе. Если в Анапе в это время еще нередко можно было встретить саманные, неказистые дома, крытые соломой на украинский манер, то в Джигинке дома все были добротные, крытые черепицей. Опять же, когда про Анапу местные острословы еще имели основания сказать, что на пыльных ее дорогах превосходно могут чувствовать себя только куры, утки и свиньи (купаясь в грязи), то про Джигинку такого сказать было нельзя. Дороги в Джигинке были всем на удивление: широкие, мощеные. И чистота поддерживалась идеальная. Каждая повозка, которая заезжала в село, прежде должна была быть отмыта до блеска. С этой целью у въезда в село стояло корыто с водой и щетками.
Даже для скотины имелись свои дорожки, по которым те только и могли ходить.
Из сборника «Кубанский краевед»
«…Как правило, немецкие колонии достаточно быстро достигали экономического благополучия и, как свидетельствуют источники, производили на современников “приятное впечатление своим опрятным и веселящим видом”. Вот какой, например, представала взору путешественника колония Ольгенфельд Староминского района в 1925 году: “Еще издали виднеются красные крыши… Большие, кирпичные, совсем городские дома. Большие, как в городе, окна… Сытый уют выглядывает в окна: фикусы, герань, недешевые гардины. Во дворе, под навесом – косилки, молотилки, жатки и всякий прочий инвентарь, что совсем не заметно ни в крестьянской Сонино, ни в казачьей Староминской”…»
Один из домов Джигинки конца XIX в.
Можно не сомневаться, что если бы автор этих строк проезжал мимо Джигинки конца XIX века, то он увидел бы картину не менее привлекательную.
Село быстро застраивалось.
Из книги «Немцы России и СНГ»
«…В Причерноморье дворы отделялись от улицы и соседних домов стройной каменной оградой. Ворота и калитка зачастую украшались колоннами и арками и были пестро украшены. На одной стороне стоял вытянутый дом, отделенный от уличной ограды небольшим цветником. Две квартиры с четырьмя комнатами давали кров семье отца и старшему женатому сыну. Под продолжением той же крыши располагались конюшня и коровник, затем следовал сарай для телег и хозяйственного инвентаря. Впереди, напротив главного здания, стояла “летняя кухня”, где практически жили в летнее время…»
Наиболее престижно было строить себе дома в Джигинке на улице Карла Либкнехта (улица Советская). Здесь было тихо в ветреную погоду. Единственное неудобство – эта улица часто затапливалась во время дождей. Потому дома строили на высоком каменном фундаменте с высоким цоколем. Крыши домов были двускатные, потолки высокие, окна узкие – чтобы дольше сохранялось тепло.
Один из характерных для Джигинки домов конца XIX в.
Из книги «Немцы России и СНГ»
«…Поскольку все дома были одноэтажные, то высокая колокольня церкви доминировала над селением. При закладке сел немецким колонистам вменялось в обязанность высаживать деревья. Благодаря этому немецкое селение утопало в цвету и благоухало ароматами меда. Часто за густыми акациями не было видно домов…»
Словом, уже в конце XX века Джигинка – это даже не село, а образец того, чего можно добиться в короткие сроки при необходимом упорстве, трудолюбии и устремлении.
Торговля
Процветала на селе и торговля. Вот здесь-то и открылась прозорливость первых поселенцев, которые выбрали местность с таким выгодным расположением. Ведь немецкое село находилась на стыке трех дорог: Анапа, Крымск, Темрюк. Кроме того, рядом были богатые базары – в казачьих станицах Старотитаровской и Варениковской. Несмотря на то что немцы говорили по-немецки, думали по-немецки, жили по-немецки, они отлично ладили с местным населением. Особенно с казаками. В частности, с жителями станицы Старотитаровской. Уже было сказано, что в станице Старотитаровской был в свое время богатейший базар. Там же по осени, на Воздвиженье, устраивались грандиозные ярмарки, куда съезжался народ со всей округи. Нужно сказать, что джигинские немцы не выглядели бедно на этом сказочном фоне. И у них было чем похвастаться, чем удивить и что продать.
Казаки не могли не оценить хозяйственную смекалку, надежность и рачительность своих соседей. С такими соседями всегда можно было найти общий язык. И не случайно, как уже говорилось, казаки, которые в принципе не приветствовали заключение браков с чужаками, с удовольствием женили своих сыновей на хорошеньких и трудолюбивых немках Джигинки. Породниться с немцами почитали за честь.
К слову, и сама немецкая колония выступала за развитие добрососедских и торговых отношений не только со станицами Благовещенской и Старотитаровской, но и с другими станицами. Немцы Джигинки активно участвовали и в строительстве дорог, и в улучшении сообщения между селами, и в организации торговли между колонией и станицами, и в содержании переправы через Старую Кубань. Высокомерия и гордости, которую часто приписывают немецким колонистам, в джигинских немцах не было и в помине. И даже различия в вероисповедании установлению дружеских связей не мешали.
Революционные времена – джигинские немцы охотно вступали в ряды казачества, обеспечивая охрану правопорядка
Вскоре положение немецкой колонии Джигинка укрепилось еще и потому, что рядом с Джигинкой образовалось еще одно немецкое поселение – Пиленково (Пиленкофельд).
Вероисповедание джигинских немцев
Джигинские немцы были лютеранами по своему вероисповеданию. Привезли ли они это вероисповедание из самой Германии или оно было благоприобретенным (в результате скитаний и испытаний) – не известно. Хотя можно строить предположения. В частности, известно, что немецкие переселенцы на территории России исповедовали разные религии (напомню, что согласно манифесту Екатерины Второй на территориях поселения колонистов соблюдалась веротерпимость). Четверть колонистов, проживавших в России, составляли католики, остальные принадлежали к различным протестантским вероисповеданиям (лютеране, реформаторы, меннониты).
Отношение же властей к представителям разных религиозных направлений было неоднозначным. Например, меннониты считались наиболее законопослушными, удобными для властей.
Спиритический сеанс с товарищем Сталиным (Альфред Кох)
– Все-таки непонятно, зачем было принято решение о массовых репрессиях после 1934 года?
– А почему вы меня не спрашиваете, почему было принято решение о массовых репрессиях до 1934 года? Когда мы проводили коллективизацию – тогда репрессии были несопоставимо масштабнее, чем в пресловутом 1937-м.
Вы поймите, у вас неправильное представление о репрессиях. Это представление горожанина. А страна, которая мне досталась в управление, к середине 1920-х годов представляла следующую картину: примерно 80 % жило в деревнях и только 20 % – в городах.
Так вот, если взять за 100 % людей, которые были репрессированы за весь период моего правления, с 1922-го по 1953-й, то примерно 90 % из них были крестьяне. И только 10 % – горожане. Просто среди горожан были и интеллигенция, и журналисты, и писатели, и т. д. И они-то такой визг и подняли, будто в 1937-м лились реки крови! А на самом деле реки крови лились в 1931–1932 годах. Просто интеллигенция тогда предпочла этого не заметить.
Я, кстати, об этом честно сказал Черчиллю, когда он прилетел ко мне в декабре 1941-го в Москву и спросил: «Тяжело вам сейчас?» Немцы стояли под Москвой, Питер уже почти пал. Мы фактически проиграли войну. Я сказал ему тогда: «Нет. Не сейчас. Никогда мне не было так тяжело, как в 1931–1932 годах». Когда шла коллективизация, когда мы должны были уничтожить миллионы крестьян. Вот этот грех я взял на душу. А что этих щелкоперов прикончил – мне абсолютно ни одного из них не жалко. Что мне, Бабеля нужно жалеть? Который сам лично участвовал в расстрелах, с удовольствием пытал людей? Мне нужно было пожалеть Колю Бухарина, который завел меня в это болото? Ну мы к этому еще вернемся. Вот крестьян – да… Я сам фактически крестьянин, а Гори – это ведь в действительности деревня. Однако мне пришлось это сделать.
– Но я спрашивал вас не про крестьян и не про интеллигенцию. Зачем вы уничтожали опору вашего строя? В частности, тех, кто участвовал в последнем предвоенном съезде партии. И почему он не проводился затем много лет? Была ли это месть? Или это была некая необходимость?
– Месть? За то, что они будто бы прокатили меня на выборах генсека? Да нет. Съезды не проводились, потому что незачем ломать эту комедию, особенно во время войны. Да и после войны – шло восстановление страны, у меня на эту говорильню времени не было. Вы же прекрасно понимаете, что съезды превратились в фикцию! Они и потом стали фикцией. Что, я буду время терять и деньги, людей занятых отрывать от работы?
А эти, партийцы ваши, вряд ли были опорой строя. Я этих всех говнюков знаю как облупленных. Вот сейчас ваши деятели открыли наконец архивы, вы прочитайте докладные записки НКВД, которые они мне писали. Это были разложенцы все! Ворюги! По две, по три жены! Обросли коврами, какими-то китайскими вазами, квартирами… С этими людьми я должен был в войну идти? С этими людьми я должен был мобилизацию проводить, переносить промышленность на восток? Они ничего не могли – только бла-бла-бла. Зачем они мне были нужны?
– И все-таки – мотив их уничтожения? Даже если исходить из вашей логики, это было очень серьезное испытание для страны.
– А я вам говорю, что такой руководящий класс мы найдем в народе десять раз по столько. Это не были выдающиеся менеджеры! Не надо преувеличивать их потенциал. Он весь полностью строился исключительно на страхе. Это не были талантливые люди, которые могли повести за собой. Это были люди, которых могли двоих расстрелять, а остальные восемь побегут, задрав штаны, выполнять указание комиссара.
Хорошее отношение было и к лютеранам. Наличие в правящих кругах большого количества лютеран, лояльность лютеранской церкви по отношению к светской власти давали лютеранам большие преимущества в сравнении с прочими «иноисповеданиями».
Что касается католиков, то с ними дело обстояло сложнее. Уже в первой половине XIX века практически все немецкие католические колонии Бессарабии и юга России находились в тяжелом положении.
Из книги «История немцев России»
«…К католикам вообще относились настороженно. Так, в 1855 году министру государственных имуществ было направлено секретное донесение из Херсонской губернии “о нерасположении к России колонистов-католиков”, которые хотя и пользуются “важными преимуществами и льготами в России, дарованными… милостию наших монархов”, но “ропщут на военные постои и исполняют справедливые требования воинских чинов неохотно, тогда как в немецких колониях Бессарабской области у колонистов-лютеран солдаты наши принимаются всегда с радушием”. В донесении отмечалось, что католики далеко отстали “во всех отношениях от колоний лютеран и что этому… главная причина в чуждом народонаселению духовенстве, которое… все польское, а следовательно, мало к нам доброжелательное”…»
Многочисленные попытки католиков изменить это положение не имели успехов.
Было и еще одно религиозное движение среди немцев, о котором нельзя не упомянуть. Движение сепаратистов.
Из книги «История немцев России»
«…Еще одна волна швабской колонизации в России связана с протестантской сектой “вюртембуржских сепаратистов”… Своеобразием отличалась духовная жизнь сепаратистов, которые проживали в основном на территории Бессарабии и частично в Херсонской и Таврической губерниях. Религиозная жизнь этих сектантов отличалась повышенной эмоциональностью и верой в пророчества… На основе библейских текстов они предсказывали конец света и второе пришествие Христа, которое якобы должно было произойти где-то на Востоке. Стремясь быть как можно ближе к сакральному месту, часть наиболее радикальных пиетистов-сепаратистов обратилась к российскому правительству с просьбой о разрешении поселиться в южных губерниях и на Кавказе…»
Существуют факты, согласно которым часть сепаратистов (из Вюртемберга, кстати) обратилась к лютеранской вере уже в России.
Впрочем, как бы то ни было, «наши» немцы к моменту приезда на Кубань исповедовали лютеранскую веру. Венчали, крестили, хоронили джигинцев в точном соответствии с лютеранской верой.
До сих пор на местном старом кладбище сохранились немые свидетели тех лет. Памятники. Кресты или надгробные плиты из черного гранита или белого камня. Надписи на немецком языке. До войны это кладбище было ухоженным и красивым. Здесь в то время были целы еще и величественные фамильные склепы. Возвышалась часовня. Потом, в войну, во время освобождения Джигинки, большинство памятников было разрушено при бомбежке. Не уцелела и часовня. Но вот некоторые склепы еще оставались нетронутыми. Сельские ребятишки частенько в поисках страшных и фантастических тем для игр заходили на старое кладбище и даже отваживались спускаться в эти склепы. Склепы были устроены опять же по типу лютеранских.
Вполне вероятно, кстати, что в Джигинке до революции (и после) существовали два кладбища – немецкое и русское. Но со временем, когда все смешалось, национальные различия во внимание не принимались (вероисповедание – тем более), немецкое кладбище перестало быть только немецким.
Первым делом, едва окрепнув и встав на ноги на новом месте, переселенцы построили небольшой молельный дом.
Со временем, собрав необходимую сумму, они приступили к строительству лютеранской церкви (кирхи). Церковь эта, открытая в 1898 году, до сих пор величественно возвышается над селом. Правда, она претерпела немалые изменения, и мало кто в здании сельского клуба сегодня признает бывшую церковь.
О том же, как начиналось строительство кирхи, свидетельствует подлинный документ – грамота, найденная при ремонте здания под алтарем уже в 60-е годы прошлого столетия. Текст грамоты гласит:
«…Весною 1896 года Джигинское (бывшее Михаэльсфельдское) евангелическо-лютеранское общество решило вместо существующего старого и размером очень маленького молитвенного дома выстроить церковь.
Так как в середине селения возле нового училища для этой постройки не было достаточного пространства, чтобы выстроить церковь в середине селения, то общество вынуждено было купить за 1664 рублей соседнее плановое место. Общество немедленно начало приобретать и доставлять необходимые материалы: камни, песок, известь, а также и договорило архитектора Ковригина начертить план. В мае 1896 года план был окончен и одобрен пастором и обществом, и этого же месяца план и смета были представлены начальству для утверждения. Общество избрало для ведения дела (постройки) особую комиссию, а именно: церковного старосту Конрада Германа, Эрдмана Мильца и членов этого общества – Готфильда Дейка, Иоганнеса Руфа, Кристиана Клетке и Генриха Неймана. 3 августа 1897 года утвержденный план был получен через Джигинское…»
На этих словах текст грамоты обрывается.
То, что происходило потом, можно воспроизвести только по воспоминаниям старожилов села. Из воспоминаний следует, что на приобретение колоколов, люстр и прочего с населения (а оно составляло в то время около 1020 человек) было собрано 13 500 рублей. Колоссальная по тем временам сумма.
Из книги «Немцы России и СНГ»
«…Так как со стороны русского правительства обеспечивалась свобода вероисповедания, колонисты были готовы вносить большие суммы денег в качестве пожертвования на строительство церквей. Церкви строили собственными силами. В этом плане трудностей не возникало. Распределенный общиной церковный налог охотно вносился, а участие в строительстве считалось почетным…»
Первый проповедник джигинской церкви Эммануил Дейк отправился в Германию, чтобы закупить для кирхи все необходимое. В Германии были закуплены не только роскошные люстры, колокола и прочее, но и орган.
Из книги «Немцы России и СНГ»
«…Во всех церквях имелись органы, которые чаще всего были изготовлены в Германии. Особой популярностью пользовались органы фирмы “Велькер” у выходцев из Швабии…»
Орган по тем временам был большой редкостью. Впрочем, и сегодня орган не столь частое явление даже в городах. Например, в Анапе и сегодня нет органа. А в Джигинке в конце XIX века орган был.
Открытие кирхи в Джигинке
Открытие кирхи стало событием для всего населения Джигинки и соседних сел. На старинных, чудом сохранившихся фотографиях можно видеть, какое столпотворение было на открытии. На праздник по случаю открытия кирхи приходили и из окрестных сел.
Кирха представляла собой монументальное архитектурное сооружение. Выполнена была она в готическом стиле. Окна были длинные, узкие, потолки высокие. Венчала здание кирхи величественная колокольня. По воскресным, праздничным дням в церкви пел хор мальчиков и девочек, играл орган.
Внутреннее убранство кирхи было великолепным: три хрустальные люстры освещали пространство вокруг, в центре находилось распятие Иисуса Христа, по бокам в зале располагались скамейки для прихожан, алтарь был обтянут зеленым бархатом. У входа стояла тумба с серебряным подносом для пожертвований. Прихожане приносили пожертвования, кто сколько сможет, и, нужно сказать, пожертвования эти всегда были обильными.
Проповедь велась на немецком языке.
Внутреннее убранство кирхи
Каждое воскресенье все население Джигинки, от мала до велика, приходило в кирху. Это был особенный, святой день. В эти дни они хранили в душе особенную тишину.
Мужчины и женщины, старые и молодые благоговейно слушали проповедь пастора и возносили молитвы небесам, чтобы небеса даровали здоровье, посылали удачу, укрепляли в надежде…
Мне однажды пришлось слышать рождественскую проповедь в Кельнском соборе. Особенно запомнился самый пронзительный момент службы, когда одна из девушек хора исполняла молитву. Ее голос временами срывался (чуть заметно), временами не вполне попадал в ноты (балансируя где-то между ними), но это придавало пению дополнительную прелесть. Так ведь ангелы и должны петь – непрофессиональными, срывающимися от волнения голосами.
И слушая органную музыку, возносящуюся к высоким сводам собора, я подумала о том, что подобная же музыка могла звучать и в кирхе Джигинки в свое время. И звучала. Так же пел хор. Так же возносились к небесам молитвы.
Бережно хранили джигинские немцы во все времена свою веру. Вопреки всему. Нет, они не шли ради нее на Голгофу, не отстаивали ее в горячих спорах, не устраивали из своей жизни аутодафе, защищая ее. Они хранили ее тихо. Когда им уже во времена советской власти приказали думать, что Бога нет, когда закрыли церковь, когда не позволяли молиться и говорить о Боге, то Бог стал жить только в тишине их сердец. И в годы войны, и в послевоенные годы джигинские немцы спасались верой. Библии, которые они хранили в своих домах и которые достались им по наследству от отцов и дедов, вместе с ними отправлялись и в ссылку. Джигинские немцы прятали их среди вещей, среди продуктов. Провозили любыми возможными и невозможными способами. С риском для себя и своих семей.
Вид джигинской кирхи
И первое, что сделали немцы, когда вернулись в Джигинку из Восточного Казахстана (куда их сослали в годы войны), организовали тихое пристанище для своей веры в одном из домов. По воскресеньям в этот дом стекались торжественные немки. Они шли по улицам нарядные – в красивых платьях, в белых носочках, в туфельках, с элегантными сумочками в руках. Шли как на праздник. Как когда-то ходили в кирху их бабки и прабабки. И никакой воинствующий атеизм вокруг не мог остановить или отменить это воскресное шествие… Их разгоняли, закрывали, им грозили. Они не спорили, не воевали, но тихо продолжали верить. И при любой возможности немедленно возобновляли свое торжественное шествие на воскресную службу в тайный приют для их веры.
Свои Библии немцы Джигинки увозили потом с собой и в Германию. Эти Библии и сегодня можно видеть во многих семьях. Старинные, с пожелтевшими и истончившимися страницами, с пометками на полях, с закладками, изрядно потрепанные за долгие годы, но бережно хранимые Библии.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
