Текст книги "Жизнь, наполненная смыслом. Логотерапия как средство оказания помощи в жизни"

Глава 1. Быть человеком – значит, быть в пути

Что мы понимаем под «смыслом»? – Поиск смысла актуален всегда, потому что, во-первых, человек свободен и может меняться; во-вторых, непрерывно меняются жизненные ситуации, в которых он себя обнаруживает; в-третьих, человек делает выборы, и они неравноценны. – Действительно ли человек свободен? – Жизнь – это творческая задача. – Свобода и последствия ранее принятых решений.

В этой книге речь пойдет о смысле, о средствах и способах его поиска и обретения; кроме того, мы проясним, что такое смысл и насколько тесно он связан с реальной жизнью.

Оговоримся заранее, что под смыслом мы понимаем не общую формулу смысла жизни, а особого рода участие в формировании обстоятельств. То есть, в самых общих чертах, жизнь человека оказывается осмысленной, когда в каждом ее миге он присутствует целиком – всеми своими навыками и задатками, чувствами и волей; когда творчески взаимодействует с обстоятельствами, воспринимая их такими, каковы они есть. Смысл – это такой вид отношений с жизнью, когда мы очень близки с ней, включаемся в нее всем своим существом.

Нет такого периода в жизни, когда тема смысла не была бы важна, потому что мы всегда либо опираемся на смысл, чтобы выдержать тяготы, либо ориентируемся на него при совершении выбора. Ведь будущее неоднозначно, и путей к нему – множество.

Любой, кто не оставил намерения прожить жизнь полно, кто стремится вырваться за рамки повседневности, выстоять в кризисе и страдании, кто строит планы на будущее, собирается реализовать новые идеи, в процессе выполнения своих непосредственных задач постоянно внутренне соприкасается с ценностью своих действий. «Ради чего?» – этот вопрос словно ориентир или программа определяет любой наш поступок (независимо от того, осознаем мы это или нет): в каждом взаимодействии с жизнью мы так или иначе задаемся вопросом: «Какой в этом смысл?»

В последние годы понятие «смысл» сильно перегрузили, и потому неудивительно, что намечается почти полная потеря интереса ко всему, его напоминающему. Трактовки этого понятия зачастую неглубоки, абстрактны, а его истинное экзистенциальное значение воспринимается лишь изредка.

Вопрос о смысле сам по себе очень человеческий, поэтому в экзистенциальном контексте тема смысла оказывается востребованной независимо от того, в моде ли она. На лекциях, в дискуссиях и в печати мы по-прежнему обнаруживаем живой интерес к ней со стороны людей самых разных возрастов и профессий. Чаще всего под смыслом понимают нечто решающее. Смысл определяет жизненные успехи и поражения, его утрата оборачивается отчаянием. Осознанно или неосознанно, человек бьется над этим важным вопросом, пока жив. Называется этот процесс поисками смысла или как-то иначе, неизменно одно: то, что подразумевается под смыслом, – главное в жизни человека.

Но почему? Только ли потому, что жизнь переменчива, а будущее неизвестно? Однако это верно и в отношении животных, а они не занимаются поисками смысла.

Вопрос о смысле стоит перед человеком настолько остро, так значим для него и возникает с такой неизбежностью, потому что жизненный опыт говорит каждому из нас, что:

• наша воля свободна, с ее помощью мы можем выбирать из имеющихся возможностей;

• наш выбор не случаен: мы выбираем, ориентируясь на свои ценности;

• обстоятельства жизни непостоянны, они непрерывно меняются.

Для начала подробно рассмотрим пункт первый (второго коснемся пока только в связи со свободой выбора, а более полно обсудим его в третьей и четвертой главах).

Человек живет в двух мирах: внешнем и внутреннем. В какой-то момент все мы осознаем себя, свои способности и склонности, физические и социальные условия своего существования как некую данность – ведь мы их не выбирали. И с этого момента все зависит от того, как мы сами сформируем свою жизнь в этом мире. Каждый может что-то сотворить из своей жизни и из себя самого. Осмысленное созидание жизни касается двух ее сфер: обстоятельств и человека в них. В нашем распоряжении объекты и обстоятельства, которые могут быть осмысленно изменены нами в соответствии с нашими потребностями и человеческим достоинством. Обладая чувствами и способностью действовать, человек свободен и призван строить планы с учетом тех возможностей, которые ему предоставляются, различать их и выбирать между ними. В конечном счете именно он творец своей жизни, он может принимать решения и определять свое будущее. От него зависит, воспользуется ли он этими возможностями, воплотит их в жизнь или пройдет мимо.

Однако теоретическая дискуссия о свободе человека сейчас не входит в наши задачи. Нам хотелось бы обратиться к вашему личному опыту. Я еще не встречал человека, который отрицал бы, что в его жизни существует возможность выбора. В опыте каждого есть примеры поиска верного решения, когда он собирал сведения, которые позволили бы сделать это. Скажем, в профессиональной деятельности нам часто приходится взвешивать, какие деловые связи нужно задействовать, какие товары купить, можно ли пойти на риск. Бывает, что люди подолгу не могут решить, где провести отпуск: на море или в горах. И если потом что-то срывается, они упрекают себя (если принимали решение самостоятельно) или другого (того, кто решил за них), что не выбрали альтернативный вариант. Следовательно, люди понимают, что у них есть или были и другие возможности, что они не были обязаны совершить именно этот выбор, – иначе такой упрек был бы абсурдным.

Учитывая этот опыт, мы не станем говорить о том, как часто мы лишены свободы вообще и свободы выбора в частности. Речь пойдет о том, что каждый человек неоднократно принимает решения и чувствует себя свободным в выборе того или иного шанса. Мы вполне свободны, но эта свобода сугубо человеческая, не сверхъестественная и потому относительная; это свобода в определенных границах (подробнее об этом см., например, Frankl, 1982, гл. II).

Отказаться от этой свободы лишь потому, что человек не всемогущ, было бы роковой ошибкой. Фаталистов возмущает тезис о свободе, они возражают: «Раз у меня нет полной свободы, я решительно отказываюсь и от ее остатков». Человек настолько свободен, что может выбрать и такое решение. Но мы стремимся к свободе, которая несет с собой не отчаяние, а исполненность.

Вы можете возразить: «Хорошо, я знаю, что в своих повседневных занятиях и в профессиональной деятельности я до некоторой степени свободен и могу иногда сам принимать решения. Я могу выбирать, где провести отпуск, чем заняться в выходные, с кем и о чем разговаривать… Однако под «жизнью» я все же понимаю нечто иное, потому что – какая же это свобода, если я не могу делать то, что мне хочется? Разве эта свобода хоть как-то влияет на мою собственную жизнь»?

Действительно, многие соглашаются, что до какой-то степени свободны в мелочах, но в том, что касается жизни как таковой, чувствуют себя связанными; по их ощущениям, врожденные качества и воспитание подавляют и ограничивают их. Все, что управляет их собственной жизнью, происходит само по себе и развивается независимо от них.

Как возникает это ощущение несвободы? Почему многие считают себя связанными, когда речь заходит о чем-то действительно важном для них? В первую очередь ответ нужно искать в их представлениях о жизни.

Чаще всего встречаются представления двух типов. Люди, придерживающиеся взглядов первого типа, как правило, затрудняются с определением. Жизнь для них – нечто аморфное и осмыслению не подлежащее – скорее сон, нежели явь, мечта настолько далекая от действительности, что никогда не сможет воплотиться… Последствие такого видения жизни – эмоциональный голод, который не удается утолить, потому что голодающие не знают, в чем их потребность. Они всю жизнь чего-то ждут: ждут каких-то событий, которые вдруг произойдут с ними. Но разве настоящую жизнь можно выиграть в лотерею?

Другие, напротив, имеют очень четкие представления о «настоящей жизни». Это более крепкое здоровье, большая защищенность, лучшие условия (другой партнер, другая профессия, более высокие доходы и т. д.), отсутствие страданий, быстрое и беспрепятственное удовлетворение собственных потребностей – короче говоря, это представления, которые зачастую принимают характер требований и сосредоточены вокруг реализации целей и желаний. Таким людям их нынешняя жизнь в лучшем случае (если они еще не разочаровались) кажется лишь прелюдией к настоящей жизни, которая, как они полагают, однажды наступит. Они живут во временном состоянии, их действия и поступки не так уж важны для них, потому что собственно жизнь еще и не начиналась. В беседе с психотерапевтом экзистенциально-аналитического направления люди с такими представлениями естественным образом приходят к пониманию, что большая часть жизни уже позади, и в испуге спрашивают себя: «Как же так? Неужели это все, что смогла предложить мне жизнь?»

Похоже, состояние, когда мы «в процессе», в пути, состояние неуверенности и незащищенности неотделимо от жизни. В ней всегда присутствует неопределенность, незавершенность. Все мы живем в ожидании. Чего же мы ждем? Если считаем себя несвободными в решающих жизненных обстоятельствах, ждем «подарка» от жизни, исполнения желаний. Если чувствуем, что в нашей власти серьезно влиять на свою жизнь, – ждем возможностей для ее формирования. Жизнь позволяет нам занимать позицию по отношению к ней.

Итак, одни ждут от жизни подарка в виде исполнения желаний, чтобы чувствовать себя жизнеспособными или хотя бы не ущербными. Это незрелая позиция, в которой скрыто детское желание, ожидание, что родители о тебе позаботятся, «прокормят» тебя. Многие считают исполнение своих желаний законной претензией к жизни. Тот факт, что никто не спрашивал у них согласия на их появление на свет, с их точки зрения, дает им право претендовать на лучшие условия. (Во избежание недоразумений подчеркнем, что речь идет о претензиях к жизни, к судьбе, а не о законных требованиях социальной общечеловеческой справедливости.) Эти желания и претензии направлены на обладание чем-то, а то, чем можно обладать, в любой момент можно и утратить, и однажды (самое позднее – на смертном одре) человек действительно все потеряет.

Но есть и те, кто выбирает «экзистенциальный путь». Они заинтересованы в первую очередь не в том, чтобы больше иметь, а в том, чтобы в каждый момент оптимальным образом формировать свою жизнь в тех обстоятельствах, которые им выпали. Их ожидание открыто; вместо того чтобы ориентироваться на собственные желания и требования, эти люди со спокойным интересом ждут, что еще предложит им жизнь. Их устремления направлены преимущественно на то, как принять вызов от жизни, им интересно, что они могут сделать в условиях, данных судьбой. Полнота жизни состоит не в исполнении желаний и соблюдении прав. С экзистенциальной точки зрения есть три признака полной жизни:

– человек настроен на переживание ценного самого по себе, на восприятие доброго, красивого, обогащающего видение мира;

– он изменяет действительность и обращается к лучшему при любой возможности (к лучшему – самому по себе, а не только «для меня»);

– когда невозможно изменить условия, когда необходимо вынести обстоятельства, он не просто пассивно мирится с ними, а вопреки всем страданиям растет и развивается до полного расцвета своих человеческих возможностей, меняется к лучшему.

Забегая вперед, скажем, что здесь мы кратко обрисовали учение Франкла о ценностях переживания, созидания и отношения, которые указывают три пути к жизни, исполненной смысла. Они занимают центральное место в системе экзистенциального анализа и находят практическое применение в логотерапии.

Возвращаясь к прежнему вопросу – свободны ли мы в нашей жизни, – теперь можно сказать, что ответ зависит от (изменяемой!) точки зрения на то, что есть жизнь. Если жизнь – это исполнение желаний и требований, то она зависит от обстоятельств и в этом отношении несвободна. Если же смотреть на жизнь сущностно и воспринимать ее как взаимодействие с выпавшими мне обстоятельствами, то в ней содержится масса возможностей, позволяющих формировать и выдерживать ее.

В свете наших размышлений о свободе человека стоит упомянуть еще одно важное соображение. Как мы уже сказали, человек имеет не абсолютную свободу, а лишь свободу формирования обстоятельств своей жизни. Но мало того: и этой ограниченной свободой мы не всегда можем распоряжаться! Жизнь полна возможностей, и они могут быть не только неправильно использованы, но и упущены! Как дом из кирпичей, мы строим нашу жизнь из множества маленьких решений, каждое из которых покоится на многих этажах решений, принятых ранее. Эти прошлые решения могли давно изгладиться из памяти, однако они определяют те возможности, что открываются перед нами сегодня, и придают направление решениям последующим. Если человек, например, из простого любопытства или устав от напряжения однажды прибегает к алкоголю или наркотикам, это его вполне свободное решение – и в первый раз, и в следующие разы. Но со временем развивается привычка и появляется зависимость, которая эту свободу все больше ограничивает, и отказываться от стимуляторов становится все тяжелее. Выбирая определенные действия и поступки, не важно, допустимые или безответственные, мы выбираем и прокладываем себе жизненный путь, исключая тем самым другие пути. Мы никогда не задумываемся о том, что свобода имеет историю. Прежние решения формируют набор нынешних возможностей, расширяя или ограничивая его.

Когда мы поднимаем эти темы в терапии, пациенты бывают поражены, насколько свободными, оказывается, они были в формировании своей жизни.

Один пациент, например, страдал от затяжных приступов беспричинного страха и болезненных спазмов в плечевых мышцах; его мучил страх, что он против своей воли бросится с лестницы, что жена покинет его без его согласия. После экзистенциально-аналитического прояснения обстоятельств, приведших к этой фобии, он вынужден был признать, что годами действовал против себя и своего чутья, считая это правильным. В бесчисленных маленьких решениях – а оказалось, что это были решения! – он отмахивался от «голоса совести» и откладывал решение неотложных вопросов и задач, если они не отвечали его доминирующим целям. Очевидно, страхи разразились, потому что его устремления шли вразрез с его собственной жизнью; следуя им, он подвергал свою жизнь большой опасности, подталкивая ее к краю бездны. Безвыходное положение, в которое он загнал себя, проявилось в его страхах; в курсе терапии эти страхи удалось раскрыть и снизить их интенсивность.

Возможно, вы удивитесь или даже испугаетесь, когда обнаружите, насколько часто в течение одного-единственного дня, одного часа имеете возможность распорядиться своим миром или самим собой, насколько часто вы принимаете решения, в большинстве случаев (и вполне оправданно) – совершенно «случайные», неосознанные. Действительно, каждая минута предоставляет нам десятки возможностей – мельчайших и крупных, незначительных и самых важных, – между которыми мы постоянно выбираем. Выбираем, сообразно обстоятельствам, в каждом случае – одну. Так мы формируем свою жизнь, каждый отдельный ее фрагмент, ибо то, с чем мы взаимодействуем в эту минуту, в этот час, – и есть наша жизнь в этот час, это навсегда останется нашей жизнью на этот час.

Глава 2. Дороги, ведущие в никуда

Свобода вынуждает принимать решения (призывает к решению). – Типичные способы уклонения от свободы: конформистские и тоталитарные. – Дезориентация – бедствие нашего времени – ведет к экзистенциальному вакууму и произволу.

В предыдущей главе мы говорили о той свободе, которой обладает человек при формировании обстоятельств своей жизни. Однако свобода – это не только дар, но и обязательство. Открывая нам возможности для формирования жизни, она одновременно настоятельно требует принятия решений (ведь даже когда мы не останавливаем свой выбор ни на одном из вариантов, мы тем самым принимаем решение не выбирать). Оглядываясь назад, – порой с печалью, – мы испытываем гордость за то, что были – тогда – свободны. Как бы я ни поступил в прошлом со своей свободой, к чему бы – к успеху или поражению – это ни привело, – я сделал это сам, выбрав по каким-то своим соображениям одно и отвергнув другое. И в любом случае – независимо от того, было то решение хорошим или плохим для моей жизни, моей биографии, – я в ответе за него. Я несу ответственность за каждый выбор, сделанный свободно (об этом мы поговорим подробно в последней главе).

Но именно по этой причине люди иногда избегают личной свободы: им досадна и тягостна ответственность за те поступки, которые не привели к успеху. Ведь это так удобно – иметь на случай неудачи «стрелочника»! В этом случае не будет стыдно ни перед другими, ни перед самим собой и, следовательно, не придется решать одну из самых трудных в жизни задач – не придется меняться.

Какие отговорки используются чаще всего? Есть целый ряд оправданий, сводящихся к конформизму. Люди утверждают, что «так принято», «в наше время иначе нельзя», «хочется быть не хуже других»… Кроме того, так поступил бы, конечно, каждый, – да и один раз не в счет… Хотя к таким оправданиям прибегают в любом возрасте (не нужно быть психотерапевтом, чтобы найти достаточно примеров), по моему опыту, конформистские отговорки чаще свойственны молодым.

Многие люди считают, что вынуждены поступать так, а не иначе, под влиянием какой-либо силы. Отговорки тоталитарного типа – ссылки на внешнее или внутреннее давление, которое ограничивает свободу. Это давление может быть обусловлено общественными требованиями или политическим положением, требованиями науки, иногда – профессиональным долгом, неодолимостью собственных импульсов, иногда – влиянием родителей.

В этом случае речь уже не идет о присоединении к чужому мнению, ведь люди, использующие тоталитарные отговорки, чувствуют себя объектом давления, во власти которого они, по их представлениям, находятся.

Поясним это следующим примером.

Женщина сорока лет, педагог, профессор, как-то сказала мне во время экзистенциально-аналитической беседы: «Воспитание – это все; как человека воспитали, таким он и будет». В ответ на просьбу пояснить свои слова она перечислила те влияния, которым подвергается ребенок с самого рождения вплоть до зрелого возраста. «Воспитание совершенно деформирует человека, программирует его, и не во власти ребенка избежать этого. Воспитание закладывает будущие решения и предопределяет, чему человек будет радоваться. Видите ли, так было и со мной. Все ковры в моем доме – ручной работы, и они мне нравятся, но – только потому, что так воспитала меня мать. Сама по себе я не придаю этому никакого значения», – сказала она.

Когда женщина произносила эти слова, ее голос стал жестким, а тон, которым она о себе говорила, резал слух. У меня возникло предположение, что представление о всепобеждающей власти воспитания было отговоркой, которая позволяла моей собеседнице не принимать решений. В процессе экзистенциально-аналитической беседы это предположение подтвердилось. Разговор прояснил, что она годами подавляла себя этим убеждением, стоило только возникнуть конфликту ценностей! Ведь она не могла оправдать присутствие в своем доме красивых ковров и прочих предметов роскоши социальными причинами. Сама она достаточно непритязательна в отношении вещей – лишь бы они выполняли свое назначение. В чем-то она действительно ведет простой образ жизни, она его принципиальная сторонница и чувствует себя в простой обстановке естественней и комфортней, чем в роскоши.

Этот конфликт преследовал ее с молодости. Не отчуждает ли ее роскошь от собственной жизни? И еще – оправданно ли такое расточительство социально? Мы также обнаружили, что в глубине души она испытывает большие сомнения в своей способности разбираться, красива вещь или нет.

Стало ясно, почему эта женщина так высоко ценила влияние матери. Она не хотела ни отказываться от роскоши, ни признаваться себе в своих сомнениях по поводу собственного вкуса, поэтому пряталась, подражая матери. И по прошествии нескольких лет она вполне закономерно стала чувствовать именно то, что выразила словами «воспитание – это все».

Конечно, воспитание неизбежно оказывает на человека влияние. Наша независимая жизнь начинается только после того, как мы занимаем определенную позицию по отношению к влиянию воспитания. Эта пациентка в вопросах приобретения предметов роскоши еще не начала жить своей жизнью. У нее не сложилось собственного отношения к тем противоречиям, которые были связны для нее с ценностями роскошного образа жизни, она не сформировала об этом собственного мнения, продолжая жить чужим.

Итак, человек принимает решение в любом случае; в конечном счете использование отговорок – как «конформистских», так и «тоталитарных» – это тоже решение. Но как мы понимаем, что выбрать? Чего нам придерживаться, если позиция еще неустойчива? Об этом мы подробно поговорим в двух следующих главах. А сейчас давайте спросим себя, что происходит, если на эти вопросы нет ясного ответа.

Отсутствие помощи в принятии решений выросло в особую проблему, духовное бедствие современного человека (см., например, Frankl, 1978). Франкл очень метко и лаконично описывает эпидемию дезориентации, характерную для нашего времени: «Современный человек в отличие от животного не подчиняется инстинкту; в отличие от людей прошлого не придерживается традиции. Не зная ни того, что должно, ни того, что дозволено, часто уже не вполне понимает, чего же он, в сущности, хочет. А потому предпочитает хотеть того же, что и другие (конформизм). Либо делает то, чего хотят от него другие (тоталитаризм)» (Frankl, 1985, S. 13).

Свобода переживается как благо, только если освобожденный знает, чего хочет. Быть свободным, не зная, «для чего» эту свободу использовать, приводит к непереносимому чувству пустоты, которое быстро становится мучением (вспомним о знаменитых «воскресных неврозах»[6]6
  «…Скука в наше время ставит перед психиатром гораздо больше проблем, нежели нужда. И эти проблемы растут с угрожающей быстротой, так как процесс автоматизации, по-видимому, приведет к значительному увеличению свободного времени. Беда состоит в том, что большинство не знает, что же делать со вновь образовавшимся свободным временем.
  Давайте задумаемся, например, о «воскресных неврозах» – таком виде депрессии, который охватывает многих при сознании недостатка содержания своей жизни, когда обрывается натиск недельных занятий и становится очевидна пустота собственного существования. Немало случаев самоубийства можно было бы объяснить экзистенциальным вакуумом. Такие широко распространенные явления, как алкоголизм или юношеская преступность, будут непонятны до тех пор, пока мы не обнаружим экзистенциальный вакуум, лежащий в их основе. Это справедливо также и по отношению ‹…› к кризисам пожилых людей». – Франкл В, «Поиск смысла жизни и логотерапия» (Психология личности: Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1982. – С. 118–126). – Примеч. пер.


[Закрыть], «депрессиях уик-эндов»). Чувство пустоты, сочетающееся с глубинным чувством бессмысленности, Франкл называл «экзистенциальным вакуумом»[7]7
  «Франкл различает две стадии синдрома бессмысленности – экзистенциальный вакуум и экзистенциальный невроз. Экзистенциальный вакуум, или, как он иногда говорит, «экзистенциальная фрустрация» – распространенный феномен, характеризующийся субъективными переживаниями скуки, апатии и пустоты. Человек настроен цинично, лишен чувства направленности жизни и ставит под сомнение большинство жизненных занятий. Некоторые жалуются на пустоту и смутное недовольство, наступающие с окончанием рабочей недели («воскресный невроз»). Свободное время заставляет человека осознать, что нет ничего, что он хочет делать. Франкл утверждает, что экзистенциальная фрустрация встречается все чаще и наблюдается во всех уголках мира. Согласно одному из его исследований, «экзистенциальным вакуумом» страдают 40%студентов колледжей в Вене и 81 % студентов американских колледжей. В другой работе он отмечает быстрое распространение этой проблемы в таких регионах, как Чехословакия, другие страны за «железным занавесом» и Африка. Алоиз Хабингер сообщает о нарастании распространенности экзистенциальной фрустрации среди молодежи в Вене за двухлетний период (1970-1972) с 30 до 80 процентов!» – пишет Ирвин Ялом в книге «Экзистенциальная психотерапия» (М.: Класс, 1999). – Примеч. пер.


[Закрыть] (к этой проблеме мы еще вернемся в гл. 5). Оба описанных способа поведения – и конформистский, и тоталитарный – проистекают из внутренней потерянности и представляют собой попытку уйти от неудобной необходимости принимать решения. Подлаживаясь под других, люди пытаются таким образом избежать большего зла: диктата произвола, в том числе и собственного. Непереносимо оказаться во власти слепой и непредсказуемой сиюминутной прихоти, – а произвол именно так себя и проявляет. Человек в этом состоянии ни к чему не стремится, ему ничего не нужно, кроме подчинения как такового. Принимая решения, он не признает вопросов «зачем?» и «почему?»; он хватается за все, что случайно подвернулось под руку. Тот, кто, повинуясь случайному импульсу, внезапной блажи, тянется ко всему, что пришло в голову (может быть, и хотелось бы чего-то другого, но по большому счету ему все равно), отвергает свою свободу просто ради того, чтобы от нее избавиться.

Да, свобода может быть обременительной. Человеку, выбирающему ее, приходится снова и снова искать ориентиры – чтобы не растеряться, не оказаться беспомощным перед необходимостью принимать решение. Для этого нужно совершенствовать, оттачивать свое умение ориентироваться. Поэтому постоянно возникает соблазн отказаться от свободы, как можно скорее покончить с ней, присоединяясь к решениям других, употребляя алкоголь или отдаваясь на волю случая. Любое решение, принятое «просто так» и ни к чему не обязывающее, ничего не стоит и ведет только к удовлетворению сиюминутной потребности. Существование человека, живущего по принципу «не все ли равно, что делать», однообразно и хаотично; оглядываясь назад, он и не вспомнит о том, что это время было полно возможностей…

В эту ловушку попал один из моих пациентов, в 35 лет обнаруживший, что его жизнь стала ему тесна. Он чувствовал, что, с одной стороны, перед ним открывается головокружительная бездна, а с другой – громоздится гора нерешенных задач, гора, которая так велика и крута, «что уже нет никакого смысла что-либо начинать делать». Путь между ними давно стал пугающе узким. Теперь к страху прибавилась тревога, сопровождающаяся приливами жара, нарушениями кровообращения и пищеварения. В течение дня он чувствовал себя подавленным и усталым, жил словно через силу. Ночью его мучила бессонница, нередко преследовали кошмары, неизменно связанные с экзаменами.

Он называл себя «бродячим псом». Когда-то отчий дом стал для него нехорош, и с тех пор, по его словам, в его жизни не происходило ничего сколько-нибудь значительного. Вся его жизнь с юности была бегством, бегством от любых настоящих решений. С двадцати лет он жил лишь мгновением, искал краткого облегчения, используя для этого шансы, которые предоставлял ему случай. «Экзистенциальный вакуум», внутреннюю пустоту он заглушал разнообразной и хаотичной активностью, чтобы поддерживать таким образом иллюзию полноты своей жизни.

«Я всегда, еще в школе откладывал принятие решения на потом», – продолжал он. В дни экзаменов или контрольных работ он не появлялся в классе. Страшась объяснений с родителями, он утешался мыслями о переселении в Австралию, и этот замысел помогал ему бежать в мир фантазий. Его собственная жизнь годами протекала в мечтах. После окончания школы ему нашли должность, но вместо работы он в первый же день пошел к зубному врачу (!) и так ни разу и не появился на рабочем месте. Он годами собирался отправиться в длительное путешествие по Индии и потому устраивался на мелкие должности и постоянно их менял, говоря себе: «Все равно это временно – на год, не больше». Год проходил за годом, а поездка в Индию так и оставалась перспективой.

Он никогда не мог ни на что решиться и всегда против чего-то протестовал. Например, получив наследство, он купил дом – но не потому, что хотел его иметь, а для того, чтобы не потерять на инфляции деньги. Дом он вскоре продал и приобрел трейлер, ибо не желал жить на одном месте. Это жилище на колесах было символом его образа жизни: «Я хочу постоянно находиться в пути!» Впрочем, трейлер он тоже вскоре продал и купил яхту, чтобы совершить кругосветное плавание; в первый же день своего путешествия вернулся в порт и продал яхту, обнаружив, что боится открытых пространств.

Он поступал и хотел поступать вразрез с общепринятым. Он не хотел конформизма. Он делал то, чего не делал никто, он хотел непричастности. Юношей он вступил в молодежную группу с примечательным названием «Перелетные птицы»[8]8
  Аналогичное название носило юношеское туристическое движение в Германии накануне Первой мировой войны; среди его приверженцев были распространены антибуржуазные настроения и идеи народного единства, вдохновившие и нацистов. – Примеч. пер.


[Закрыть], где впервые в жизни нашел пристанище. Позже он нашел опору в лице одного биржевого маклера, который время от времени зарабатывал спекуляциями на фондовой бирже, чтобы затем длительное время бродяжничать: «Я выбрал его своим гуру».

Его жизнь определяли другие: за одними он следовал, как в случае с гуру или с «Перелетными птицами», от других хотел отмежеваться. Он не желал жить «как все», не хотел быть связанным с чем-либо, ему хотелось полной свободы. Решиться на что-то значило для него связать себя. Ему было ясно, что с решением связана ответственность, которой он боялся. Его пугало, что, взявшись за какое-либо дело, он не справится или, принимая решение, совершит ошибку и упадет в глазах других. Этот человек испытывал почти болезненный страх перед всем неприятным, и ничто для него не могло быть неприятнее действительности. Он бежал от «грубой реальности» в мечты о жизни в Австралии, воображал, какое грандиозное впечатление произведет на друзей его длительная экспедиция в Индию, он грезил о кругосветном плавании, заслоняясь от жизни иллюзией прекрасных переживаний.

Если мы попытаемся понять, почему этот человек так жил, то, следуя его собственным рассказам, найдем множество причин в его «тяжелом детстве». Действительно, именно тогда он научился избегать встречи с жестокой действительностью, разрывая отношения физически или укрываясь в мечтах. В детстве его так часто били, что он не мог представить себе жизнь без побоев, – а они причиняли ему сильную душевную боль. Все неприятное в настоящем напоминало ему о тех побоях. Уже став взрослым, он все еще спасался от приступов материнского гнева и побоев своего детства.

Это предположение произвело на пациента глубокое впечатление: он почувствовал, что его правильно поняли. Однако экзистенциально-аналитическая беседа принесла и другое, гораздо более важное событие. Я сказал: «Я хорошо понимаю вас: в тех обстоятельствах вам практически ничего другого не оставалось. Очевидно, вы были вынуждены поступать, как поступали, и в рамках своих возможностей делали это хорошо». И тут произошло нечто особенное: пациент впервые занял по отношению к своей жизни осознанную позицию. «Верно, – сказал он. – У меня всегда было чувство, что с действительностью бороться невозможно. Я всегда убегал, считая, что у меня нет иных возможностей. Но не могу сказать, что я поступал хорошо. На самом деле нет. Я никогда не пытался встретиться с реальностью! Я не чувствую себя виноватым, но я не лучшим образом обошелся со своей жизнью».

Точнее и не скажешь. Молодой человек уловил самую суть проблемы. Всю жизнь он чувствовал себя несвободным в своих «решениях», ему «ничего другого не оставалось», он всегда верил, что у него нет выбора. Действительность была ему враждебна, и он не знал иных способов обхождения с ней, кроме бегства. Нести ответственность за свою настоящую неудачу или считать себя по-настоящему виновным можно только тогда, когда действуешь свободно. Именно эту мысль и выразил пациент, сказав: «Если я в чем-то и виноват в своей жизни, то просто не знаю, в чем моя вина». Он был несвободен, потому что не знал, как можно взаимодействовать с действительностью, вместо того чтобы скрываться от нее.

Жизнь этого человека представляла собой одну сплошную попытку избавиться от несвободы, но чем быстрее он бежал, тем больше увязал в ней. В результате он понял только, что бежать было «нехорошо», но не представлял себе, как мог бы достичь своей цели.

Итак, задача терапии заключалась в том, чтобы продумать вместе с ним, как можно было бы противостоять «суровой действительности». В подробностях, буквально по складам мы разбирали то одно, то другое событие его жизни, вместе переживая сопутствующие тяжелые воспоминания и размышляя о том, как он мог бы выдержать испытание (вспомним о ночных кошмарах!). Он находил способы и средства смотреть в лицо неприятностям в своей жизни и улаживать их, опираясь на реальность. Мы говорили о том, что никто не хочет совершать серьезных ошибок, но, к несчастью, они все же случаются (по его словам, он никогда не осознавал этого прежде «с такой ясностью»). Мы обсуждали, как порой постепенно, шажок за шажком человек созидает нечто ценное. Мы говорили о том, что он никогда прежде не задавал себе вопроса, где он нужен. Наконец, мы говорили об успехе (см. гл. 5), и в заключение он сказал: «Теперь я знаю, что должен заботиться о деле, а не о результатах!»