Текст книги "Моя жизнь с мальчиками Уолтер"

Глава 5

После школы я заперлась в своей комнате и взялась за распаковку коробок, выполняя данное Сэмми обещание. Обустроюсь тут поуютнее и возьму от ситуации по максимуму. На постели лежал мой список необходимого, и я сверялась с ним: все ли здесь и там ли, где надо.

Лето еще не наступило, а в доме стояла жарища. Уолтеры, видимо, не понимали прелести кондиционирования. Я распахнула окно, впуская в комнату легкий ветерок. Я уже добрый час разбиралась с вещами, перекладывая одежду из коробок в комод, который Кэтрин умудрилась втиснуть в спальню, как вдруг со двора донеслись голоса. Раздался плеск воды, за ним – еще один. Я вытерла с шеи пот, выглянула в окно и увидела в бассейне двух человек.

– Мокрый, в капельках воды, ты такой сексуальный. Хочется всего тебя обласкать.

Говорила Эрин. Она находилась в воде, и длинные каштановые локоны струились за ее спиной подобно русалочьим волосам. Ее ладони оглаживали чьи-то плечи. Лицо парня было отвернуто, но я сразу узнала его по красным плавательным шортам.

– Сексуальный, м-м-м? – промурлыкал Коул. – Говори еще.

– Кончайте с этим, а? – послышался другой голос, и на террасу вышел Алекс, тоже в шортах. Он скинул с ног шлепанцы. – Не хочу блевать в бассейне.

– Да блюй. Хлорка все убьет, – бросил в ответ Коул, но высвободился из рук Эрин.

Алекс показал брату средний палец и встал на самом краю бассейна.

– Александр Джеймс Уолтер! – крикнула невидимая мне Кэтрин. – Разве ты не должен писать доклад по истории?! – На самом деле это был не вопрос.

Алекс возвел глаза к небесам, будто вопрошая «За что?», и медленно отвернулся от бассейна.

– Я работаю над ним, мам. И мне, конечно же, не хочется освежиться. Ведь в доме всего сотня по Фаренгейту[6]6
  Под 40 градусов Цельсия.


[Закрыть].

– Вот и хорошо. Когда пойдешь наверх, спроси Джеки, какую заправку к салату она любит. Через полчаса ужин.

Алекс сунул ноги в шлепанцы и направился к дому. Пару секунд спустя с шуршанием закрылась сетчатая дверь.

– Наконец мы одни, – низким голосом сказал Коул, подплыл к Эрин и заключил ее в объятия.

– Джеки, – оттолкнула она его, – девчонка, которая сидела вчера с нами в обед, – что она здесь делает?

Я застыла, услышав свое имя.

– Ну, она живет с нами, – ответил Коул.

– О-хре-неть, – громко и по слогам произнесла Эрин. Ее лицо исказила злоба. – Ты поэтому проводишь с ней время? Она тебе нравится, да?

Коул промолчал. И молчание это было напряженным и неуютным, невыносимым даже. «Ответь же», – молила я, уставившись на Коула.

– Я едва ее знаю, – наконец отозвался он.

– Но ты знаешь ее достаточно хорошо для того, чтобы пригласить за наш столик.

– Это же пустяк. Сама меня знаешь.

– Пустяк? Ты это серьезно? Она живет с тобой под одной крышей! – прошипела Эрин.

– Да, я это совершенно серьезно. Чего ты разошлась? Ты же не моя девушка.

А вот это он зря сказал. Эрин резко развернулась, подняв веер брызг, и поплыла к краю бассейна. Когда она начала вылезать, Коул простонал и поплыл за ней.

– Детка, ну прекращай злиться. – Он попытался утянуть Эрин обратно в бассейн.

Она сбросила его руку.

– Не называй меня так, пока не начнешь вести себя как мой парень. Я уезжаю. – Эрин разъяренно подхватила с лежака свою сумочку, сбежала по лестнице террасы на задний двор и скрылась за углом дома.

Наступила тишина. В это мгновение я поняла, что Натан кое в чем был неправ насчет девушек в Вэлли-Вью. Эрин очень даже не нравилось поведение Коула. Возможно, для меня все не так уж и плохо.

Коул раздраженно шлепнул по воде ладонью и пробежал мокрыми пальцами по волосам. Даже с такого расстояния я видела, что его губы кривятся от злости. Словно почувствовав мой взгляд, он посмотрел на мое окно. Я вовремя успела пригнуться и с бешено стучащим сердцем отступила к кровати, подальше от окна.

Заглянув в следующую коробку, я поняла, что с распаковкой покончено. Внутри лежала лишь одна вещь, которой нужно было найти место в новом доме, и я уже точно знала, куда ее поставить. Из золотистой ажурной рамки на меня смотрела мама – это была наша с ней фотография. Я поставила ее на комод, рядом с остальными снимками, и сделала шаг назад, чтобы полюбоваться на них.

С самого моего детства окружающие твердили, что мы с мамой очень похожи, но я не видела большого сходства. «Это все из-за волос», – объясняла я. У меня такие же волосы. Мама смеялась, когда нас сравнивали: она считала нас не просто непохожими, а совершенно разными.

Такими мы и были.

Взрослея, я довольно быстро осознала, сколь сильно отличается моя жизнь от жизни других людей, большинство которых владеет одним домом, а не четырьмя загородными виллами в разных уголках мира, да еще двумя пляжными – на Восточном и Западном побережьях, – плюс роскошным пентхаусом на Верхнем Ист-Сайде в Манхэттене.

В первом классе я пошла в гости к однокласснице, чтобы позаниматься совместным научным проектом, и поразилась тому, что у нее есть домашние обязанности. За меня все делали горничные: складывали и развешивали мою одежду, убирали тарелки со стола. А еще не у всех есть личные водители – большинство людей сами водят машину. А частный самолет? Тоже необычное дело. Мой папа был олицетворением успеха, и мне нужно было соответствовать. Во всем.

Я пыталась. Ради мамы. В девятом классе у меня была лучшая успеваемость, к тому же я стала президентом школьного совета и главным редактором ежегодника. В летние месяцы я стажировалась в папиной компании, одновременно помогая маме с подготовкой осеннего благотворительного бала.

Моя жизнь всегда была насыщенной, но никогда – хаотичной и неуправляемой. Я жила по графику, расписанному поминутно в моем маленьком черном ежедневнике. Маму раздражали мои вечные списки. Любое мало-мальское дело: украшение комнаты, выполнение вечерних уроков – я вносила в упорядоченный список дел. Самые важные дела стояли вверху, и, доходя до низа, я могла быть уверенной, что ничего не забыла. Ведь так неприятно, когда что-то незапланированное или недостаточно продуманное путает карты и все усложняет.

Так вот, в то время как я была предусмотрительной и осторожной, стремящейся к невозможной абстракции – совершенству, мама представляла собой полную мою противоположность: безумная, импульсивная, беспечная. «Дизайн одежды от Джоул & Ховард» неспроста был одним из популярнейших домов моды Манхэттена: Анджелина Ховард рисковала без оглядки. «Джеки, – говорила она, – невозможно контролировать все. Препятствия и неожиданные столкновения – часть жизненного пути».

Я с ней не соглашалась. Можно учесть абсолютно все. Нужно лишь составить план и подготовиться. Как можно предпочесть хаос контролю?

– Джеки! – позвал кто-то, прервав мои мысли.

Дверь приоткрылась, и я увидела через щелку стоящего в коридоре Алекса.

– Да. – Я распахнула дверь полностью.

– Мама спрашивает, чем заправлять твой салат. Какую заправку ты любишь?

– Любую.

– Хорошо. Ужин будет готов через десять минут. – Алекс отвернулся.

– Подожди, не уходи! – Я развернулась и подхватила с постели том Шекспира. – Держи, – протянула ему книгу.

– Что это? – взглянул он на обложку.

– «Сон в летнюю ночь». Забыл? Я читаю твою книгу, ты – мою.

– Точно, – широко улыбнулся Алекс, – обмен.

– Итак, мальчики, – начала Кэтрин, разомкнув ладони после прочитанной Джорджем перед ужином молитвы. За столом сидели все, кроме Уилла, уехавшего вчера к себе. – Признавайтесь, кто свернул в ванной палку со шторой.

Я чуть не уронила тарелку, которую протянула Натану, чтобы он положил мне картофельное пюре. За всеми событиями дня я как-то позабыла об утреннем инциденте. Парни засмеялись: они знали! Джек с Джорданом, должно быть, показали им запись, на которой я мчусь из ванной в комнату. Так и представляю, как они сгрудились вокруг маленькой камеры, смеясь надо мной.

– Даже не пытайтесь обвинить в этом Зака и Бенни, как в тот раз с макаронами в стиральной машине. У них неоспоримое алиби – они ездили со мной к зубному.

– Я знаю, кто это сделал. – Ли будто только и ждал ее вопроса, судя по тому, с какой готовностью ответил на него.

Не дождавшись от него пояснений, Кэтрин сжала губы.

– Кто?

Ли поднял кружку с водой и раздражающе долго пил.

– Не люблю сплетничать, – наконец сказал он, поставив кружку на стол. – Почему бы тебе не спросить у Джеки? – И развернулся ко мне. В его глазах читалось злобное удовлетворение.

– Джеки? – рассмеялась Кэтрин и покачала головой. – Давно уже не слышала подобной нелепицы.

Я не знала, что сказать. Намек Ли на то, что я сорвала чужую шторку для ванной, действительно звучал смехотворно, но ведь он был прав. Лгать я не привыкла.

– Прости, Кэтрин, – понурилась я.

Она вскинула голову, чтобы посмотреть на меня.

– Джеки… – Кэтрин озадаченно помолчала. – Ради всего святого, зачем ты это сделала?

Ее вопрос вызвал новый взрыв смеха.

– Вынужденно, – попыталась объяснить я. – После душа мне нужно было… чем-то прикрыться.

Джордж с подозрением сузил глаза, будто чувствуя: здесь что-то нечисто.

– Ты забыла полотенце?

Наступил переломный момент. Можно или солгать – и тогда Айзеку все сойдет с рук, или объяснить произошедшее, оправдав свои действия. Однако если сказать Кэтрин с Джорджем правду, то Айзек, скорее всего, взбесится и продолжит меня донимать. Хотя если я сдам назад и оставлю парня безнаказанным, то его братья сочтут возможным и дальше надо мной издеваться. Я искоса глянула на Айзека. Он с вызовом смотрел на меня, скривив губы.

Я повернулась к Джорджу и обвиняющим тоном выпалила:

– Его забрал Айзек. Вместе с одеждой. Ее он тоже взял.

Джордж не сразу отреагировал, осмысливая мои слова и играя челюстями.

– Что?! – в конце концов взревел он, вскочив со стула и опрокинув его.

Двумя секундами позже его действия скопировал Бенни.

– Что?! – закричал он, отбросив в сторону стул.

Зак рядом с ним загоготал, а Паркер ткнула пальцем в двоюродного брата.

– Кто-то сейчас получит, – насмешливо сказала она.

Джордж проигнорировал эту троицу, обратив свой гнев на Айзека.

– Ты украл ее полотенце? Заходил в ванную, когда она принимала душ?

– Воу, дядя Джи! Все было не так, – ответил Айзек. Судя по его лицу, он уже сожалел о своей утренней выходке.

– Клянусь, если ты лжешь мне…

– Не лгу! Правда!

Сама невинность. Так бы и врезала ему.

– Неправда! – громко возразила я. – Айзек сказал, что поспорил с Коулом на пять долларов, что я лучше пропущу школу, чем выйду из ванной нагишом. Они собирались уехать в школу без меня.

Коул вскинул руки:

– Меня не втягивайте. Я здесь ни при чем.

Джордж обвел взглядом сидящих, наблюдая за их реакцией, варьировавшейся от вопросительно поднятых бровей Алекса до непроницаемого лица Дэнни. И последний явно с трудом сохранял невозмутимость. Его вцепившиеся в край стола пальцы стали белыми как полотно.

– Джордж, – мягко позвала Кэтрин, накрыв ладонь мужа своей.

Он перевел взгляд на нее. Похоже, ее прикосновение его успокоило, поскольку он со свистом выдохнул сквозь зубы.

– С твоим колоритным послужным списком, – стараясь держать себя в руках, произнес Джордж, – мне довольно сложно тебе доверять.

– Он говорит правду, – пришел на помощь брату Ли. Это были его первые слова после того, как он меня сдал. Он наслаждался созданным хаосом. – Айзек все утро был в комнате, писал работу. Я его видел.

– Ну да. Когда это он выполнял школьные задания… – начал Натан, получил от Ли локтем в бок и закрыл рот.

– Кто-нибудь может подтвердить историю Джеки или Ли? – спросила Кэтрин.

Зак с Бенни подняли руки, и она вздохнула.

– Кто-нибудь другой, а не те, кто был у зубного, может рассказать мне, что произошло?

Я переводила взгляд с одного лица на другого в надежде найти поддержку, но все отводили взгляды. Даже Натан. Сжав губы в тонкую линию, он сосредоточенно гонялся вилкой за катающимися по тарелке горошинами.

Впервые с моего появления в доме Уолтеров наступила гробовая тишина. Я поняла: за меня никто не вступится.

– Кэтрин, – произнесла я деловым тоном, каким говорил мой папа, – я бы порасспросила о случившемся Джека и Джордана, а еще лучше – посмотрела заснятое ими на камеру. Уверена, у вас отпадут все вопросы. Если вы не против, я пойду к себе.

Не ожидая ответа, я поднялась, бросила салфетку на стол и вышла из кухни.

Когда Кэтрин позже пришла извиняться за поведение своих мальчишек, я сидела у окна, уставившись во двор. Было темно, и я видела лишь блики луны на водной глади бассейна. Зелень за террасой поглотили тени, точно ее никогда и не существовало. Полчаса назад из кухни неслись гневные крики, и, судя по голосу Джорджа, один из парней вляпался по уши. Теперь стояла тишина.

– Так странно, – сказала я подошедшей и вставшей рядом Кэтрин, – насколько здесь пусто.

– Пусто? – с беспокойством переспросила она.

Я печально улыбнулась, поняв, что Кэтрин неправильно меня поняла.

– Когда я смотрю в окно дома, – начала объяснять я, – даже ночью, там всегда что-то есть: свет уличных фонарей; случайное такси с визгом поворачивает за угол; кто-то выгуливает собаку. Здесь же такая густая темнота, что в тишине чудится, будто там, вдали, лишь одна пустота.

– Полагаю, ночная жизнь у нас тут почти незаметна, – признала Кэтрин, глядя в окно вместе со мной.

Мы обе замолчали. Я усиленно вглядывалась во тьму. Время от времени желтым огоньком мелькал светлячок, но он пропадал так быстро, что я сомневалась, не игра ли воображения это?

– Джеки, – спустя минуту произнесла Кэтрин, – прости за то, что мои мальчики так вели себя утром и за ужином. Это было совершенно неприемлемо.

Мне нечего было ей ответить, поэтому я кивнула. Прислушавшись ко мне, Кэтрин забрала у близнецов камеру и просмотрела отснятое. Они записали не только то, как я выскочила из ванной в шторке, но и как Айзек вскрыл замок двери и забрал мою одежду. В общем, тот был пойман с поличным. Кэтрин еще раз извинилась и пообещала, что все причастные к этому будут наказаны. На мои слова, что я оплачу причиненный ущерб, она рассмеялась: стоимость шторки будет вычтена из карманных денег Айзека.

Мы разговаривали еще минут пятнадцать. Кэтрин поинтересовалась тем, как прошли мои первые два учебных дня и как я тут устроилась. Так она проверяла, все ли у меня нормально.

– Я в порядке, – заверила я. – Клянусь.

Сказала, что завела новых друзей и на уроках было легко, порадовала ее незначительными пустяками. На самом же деле я просто выполняла ряд механических действий: проснуться, принять душ, сходить в школу, уснуть. Колорадо лишь закладка между страниц моей жизни; место, где я задержусь лишь до той поры, пока не повзрослею и не смогу вернуться домой.

Измотанная долгим днем, к десяти вечера я уже зевала и, собрав туалетные принадлежности, пошла в ванную. Встретив в коридоре Ли, не удивилась тому, что он, злобно зыркнув на меня, ушел в свою комнату и громко хлопнул дверью. Наверное, ему тоже досталось за вранье.

Не было ничего странного в том, что за ужином он объединился с Айзеком и бросил меня на растерзание, выдав наглую ложь. Ли с самого начала был со мной откровенно груб, и ничего другого я от него не ожидала. Другое дело – Натан. По коридору лились неуверенные и прерывистые ноты – звуки сочиняемой музыки, и я вдруг почувствовала сильное раздражение.

Мелодия доносилась из единственной открытой двери на втором этаже, и я вошла к Натану, не постучавшись. В маленькой комнате ютились две кровати. На одной стороне на полу валялась одежда, стопка видеоигр возле компьютера чуть не утыкалась в потолок, а стену украшали постеры «Звездного пути». Другая сторона комнаты выделялась чистотой и простотой. Лишь подставка для нот в углу указывала на то, что эту часть пространства занимает Натан. Он лежал на ближайшей к двери постели и писал музыку, медленно пробегая пальцами по струнам гитары.

– Почему ты ничего не сказал? – спросила я. Меня переполняла обида. Мы знали друг друга всего пару дней, и тем не менее я ощущала себя преданной. Я считала Натана в этом доме другом. Мы бегали с ним по утрам, его болтовня не позволяла погрузиться в приносящие боль мысли о родных, он проводил меня до моего класса в школе, не позволив потеряться в первый учебный день, так же как предупредил о своем брате Коуле.

Натан поднял голову и посмотрел поверх гитары. Увидев меня в дверях, резко сел.

– Джеки, я… – заговорил он извиняющимся тоном, но потом мотнул головой и начал заново: – Слушай, скажу тебе прямо. У нас есть уговор: никогда не сдавать друг друга. Если мы будем жаловаться друг на друга за любую выходку, то будем вечно наказаны. Нас из дома не выпустят.

– И откуда мне было это знать? – указала я на очевидное. Теперь Уолтеры бесятся, что я нарушила дурацкий уговор, о котором понятия не имела? Мне словно дали под дых. – Я не хотела, чтобы ваша мама злилась на меня. Нарушать ваши правила я не собиралась.

– Глупо вышло, – согласился Натан, – так как большинство моих братьев – дураки.

– И Айзек один из них? Они злы на меня? – Я обняла себя, пытаясь успокоиться: все будет хорошо.

– Нет. Не знаю. Возможно. – Натан нервно провел рукой по волосам.

Я шумно выдохнула.

– Это нечестно.

– Поверь мне, я в курсе.

– И долго они будут злиться? – тихо спросила я.

– Неделю, – неуверенно предположил он, глянув на меня искоса. – Я попытаюсь вправить им мозги.

– Спасибо, Натан, – поблагодарила я, убрав за ухо выбившуюся прядь волос. – Для меня это будет очень много значить.

Глупо уже то, что ему придется в такой ситуации заступаться за меня. Но я не стала этого говорить. Зачем? Бесполезно. Если я что и поняла о братьях Уолтер за короткое время, так это то, что они непредсказуемы. Невозможно силой впихнуть в их безумный мир мой разумный и аккуратный мирок. Они живут по собственным странным правилам, и мне придется подстроиться под них, при этом продолжая стремиться к совершенству.

В своей комнате я обнаружила Коула. Он рассматривал расставленные на комоде фотографии в рамках.

– Кто это? – спросил Коул, глядя на фото моей сестры. Так на нее смотрели все парни.

Люси можно было описать одним словом: безупречная. По утрам, встав с постели, она выглядела так, будто только что вышла из парикмахерской – ее черные прямые волосы всегда лежали идеально. И она не красилась: с ее гладкой фарфоровой кожей и природным румянцем макияж ей был ни к чему. Однако не только красота делала Люси изумительной.

Мама обожала ее за то, с какой естественностью она позировала. Люси умела двигаться и знала, как правильно принять драматичную позу: чуть повернуть голову, слегка выставить бедро. Ее глаза сияли, словно она заигрывала с камерой, и улыбка была лучезарной и дерзкой. В глазах мамы Люси была мечтой – она воплотила в себе то, что хочет видеть в дочери модный дизайнер.

Мы были погодками, но я смотрела на нее взглядом «ты такая взрослая и мудрая», как девятиклассники – на выпускников в свой первый день в старшей школе. Возможно, так было потому, что у сестры все получалось совершенно естественно, словно она родилась с каким-то тайным знанием, недоступным остальным. Каждый год после моего дня рождения мы целых одиннадцать дней были одногодками, и я думала: вот оно! Наконец-то я буду чувствовать себя такой же взрослой и умной, как Люси. Мне откроется то, что знает она, и меня заметит мама. Но потом наступал день рождения Люси, она волшебным образом взрослела сразу на год, и мне с ней снова было невозможно тягаться.

В глубине души я понимала: мне никогда не быть такой, как сестра, мы слишком разные. Она была в маму: беспечная и харизматичная; а я, рассудительная и серьезная, больше походила на папу. В какой-то момент я решила, что если стану успешной, как отец, то мама полюбит меня так же, как любит Люси. В конце концов, влюбилась же она в папу, несмотря на все их различия.

Тогда я и зациклилась на совершенстве. Если хочу сделать стремительную карьеру, то ошибкам нет места. И в мою жизнь вошло планирование. Сначала я стану лучшей выпускницей. Затем, как отец, поступлю в Принстон и пройду стажировку в одной из ведущих нью-йоркских корпораций. Потом начну работать в отцовской компании, своем законном наследии.

Я бросила на стол туалетные принадлежности.

– Люси, моя сестра.

Я ожидала от Коула какого-нибудь скабрезного замечания, но его ответ застал меня врасплох.

– Ты похожа на нее.

– Я… спасибо.

Таких невероятно приятных комплиментов я давно уже не получала. Согревало не то, что Коул счел меня похожей на сестру – одну из красивейших девушек, а то, что я ношу ее частичку в себе.

Коул повернулся ко мне лицом. Он не заметил, какой эффект произвели его слова, как на мгновение они смягчили боль в моем сердце. А может, и заметил. Он прекрасно знает, как ведут себя рядом с ним девчонки, и, возможно, тут же подмечает малейшие изменения: сбившееся дыхание, дрожь в руках. Как бы то ни было, если Коул и обратил внимание на мое состояние, то ничем это не выдал.

– Хотел проведать тебя, – сказал он, – и убедиться, что тебя не прибил Айзек или Ли.

Я кивнула, показывая: да, я все еще дышу, – и тихо призналась:

– Натан рассказал мне о вашем кодексе чести, или как там вы это называете. Я не знала о нем. Только хотела объяснить твоей маме, что произошло, но Айзек…

– Передо мной ты объясняться не должна, – прервал меня Коул ровным тоном. – На твоем месте я поступил бы так же.

– Значит, вы не устроите мне бойкот?

– Я – нет. Натан – разумеется, тоже. – Он направился к двери. – Все будет хорошо. Просто запомни это правило на будущее.

– Запомню, – кивнула я. – Спасибо.

– Это я должен тебя благодарить.

– За что?

– За то, что удивила меня.

– Удивила тебя?

Коул улыбнулся.

– Я был уверен, что придется выложить Айзеку пять баксов. Рад, что ты не настолько предсказуема, как мне показалось.

Он закрыл дверь раньше, чем я осознала сказанное им. И только потом до меня дошло: Коул утром действительно поспорил с Айзеком.