Текст книги "Миднайт Хилл"

V

Октябрь, 1898

«Дорогой мой Пол! Прошу, расскажи, как идут твои дела в Миднайт Хилле! – доктор Гаст с нежностью читал письмо сестры. Она рассказывала о том, куда ходила и с кем виделась. Сердце начинало щемить оттого, что он знал: София всегда оставляла плохие новости на последнюю страницу. – К нам в квартиру снова ломились, чуть не вышибли дверь. Я им кричала, что тебя нет, но они не верят. Хорошо, что хозяйка с мужиками их прогнала. Она сказала, что выселит меня, чтобы было меньше проблем. Думаю, она так и сделает, потому что через три недели нужно заплатить, а у меня денег только на еду. Ты говорил, чтобы я продала отцовскую цепочку, но ее забрали эти громилы. Сказали, она покроет только треть. Дорогой Пол, им срочно нужны деньги. Надеюсь, госпожа де Лордес заплатит тебе как можно скорее. Боюсь, они могут меня убить.

С любовью, твоя сестра, София Гаст»

Господин Гаст запустил пальцы в густые темные волосы и глубоко вздохнул. С тех пор, как он ассистировал лечащему доктору старушки Милт, прошло много лет и многое успело измениться. Дороти искренне верила ему, он это знал. Он нагло лгал ей будто одним только присутствием. Чувствовал себя настоящим мерзавцем.

Пол не окончил университет. Не стал врачом. Он вел распутную жизнь, нелегально торговал лекарствами и утонул в карточных долгах. Его с позором отчислили и чуть не посадили в тюрьму. Когда его жизнь была на самом дне, в пучинах отчаяния, презрения к себе и алкоголя, он получил письмо Дороти. Взял с собой лучший костюм и портфель и отправился импровизировать. Это был последний шанс все исправить.

Пол зажег свечу и поднес к огню письмо. Прислуги в огромном поместье было много, лишние слухи ни к чему. Пламя пожирало чернила, начиная обжигать пальцы. Если у него все получится сейчас, он никогда больше не вернется к безрассудству прошлой жизни. Пол искренне считал, что сможет помочь, но случай Альфреда де Лордеса с каждым новым сеансом только тягостнее оседал на легких.

– Оскар О’Коннелл, – сказал Альфред, закинув ноги на диван. Он наконец начал забывать о присутствии доктора Гаста и будто вещал сам для себя. Лицо нервно дергалось от каких-то внутренних мыслей. Пол старался не перебивать, заметив, что так Альфред рассуждает охотнее. – Он точно с этим связан, не знаю как. Мой отец был плохим человеком, да. И честностью не выделялся. Политика и честность в принципе плохо сочетаются. Но это неважно, пока простой народ живет свою простую жизнь и ничего не замечает. А тут приехали эти О’Коннеллы. У них много денег. Пропаганда, понимаете? Поэтому убили отца. Он был плохим властителем, упертым, кому-то невыгодным. Но я не такой, доктор Гаст, – вдруг обратился к нему Альфред, остановив лихорадочную речь. – Я честный человек. И мэром становиться не хотел. Но после того, как О’Коннеллы убили моего отца, я просто не мог все бросить.

– Как я понял, вы хотите создать городской совет, чтобы разделить с ним полномочия? – вставил Гаст в тишине.

– Да. Так будет правильно. Отца убили за то, что он не стал этого делать. Оскар О’Коннелл говорит народу, что в современном мире так и должно быть.

– Вы с ним знакомы?

– Виделись. Он хитрый, видно по глазам. Такой человек, как он, мог найти способ поднять этих тварей из могил.

Пол перебирал пальцами волосы на челюсти, вслушиваясь в невротическую речь своего пациента.

– Почему же вы считаете, что вас тоже хотят убить, если вы делаете все правильно и по совести, господин де Лордес? – Альфред нервно стал кусать губу, рассматривая листья дуба на потолке. – Почему вы считаете, что повторите судьбу своего отца, если делаете все иначе?

Брови Альфреда сошлись у переносицы. Светлые глаза недоумевающе уставились на Гаста.

– Потому что они преследуют меня. Считаете, они хотят, чтобы я покинул пост мэра? Наверно, мне стоит уйти.

– Почему бы не сообщить полиции об убийцах? – спросил Пол.

– Полиция не справится с ними, доктор Гаст. Она их только разозлит. Я же не безумец – заявлять о нечисти открыто. Такой репутации для своего рода я точно не хочу. Отмыться бы от ошибок отца.

За неполный месяц, проведенный в Миднайт Хилле, Гаст успел кое-что разузнать про семью, приютившую его. Репутация Альфреда де Лордеса – старшего чернела гуще теней Черной горы, обрывистое подножье которой Пол видел каждый день из окна спальни. Джеймс любезно предоставил заметку в газете о расправе над ним, датированную прошлым годом. На нечеткой фотографии можно было увидеть силуэт оторванной ноги на площади перед ратушей, которую вскоре после убийства прозвали Алой. Заголовок гласил: «Де Лордеса четвертовали его рабы». «Рабами» автор статьи красноречиво назвал всех граждан Миднайт Хилла. «Только смерть могла сдвинуть трон де Лордеса с уставшей грудной клетки Миднайт Хилла, чтобы мы, свободные люди, смогли вздохнуть в полную силу».

Глубокие коррупционные связи посадили на «трон» Альфреда-младшего, в надежде, что городская верхушка под его руководством продолжит греть насиженные места. Это единственное, что позволило обогнать на выборах любимчика простого народа – Оскара О’Коннелла. Альфред сразу начал разгонять продажных судей и переиздавать указы о полномочиях управленцев, чем смог удержать пост мэра. Он жил в противовес отцу. Покидать пост из-за паранойи было бы большим упущением для города. Альфред-младший был честным политиком, хотя, как он считал, эти слова и не могут стоять в одном предложении.

Гаст отчаянно пытался понять, почему Альфред так сильно проецирует отцовскую жизнь на себя. Казалось, достаточно разорвать эту связь, чтобы он, наконец, перестал бояться расправы и видеть галлюцинации с лицом чужого убийцы. Тирания отца, мятежные горожане, нечисть и политический конкурент в лице Оскара О’Коннелла – все враги и страхи срослись в сознании Альфреда в одну неотвратимую силу.

Расстройства виделись доктору Гасту достаточно четко. Может, если бы он доучился, то лучше понимал бы причины и следственные связи. Пока он лишь посоветовал переехать в другую спальню, что действительно избавило Альфреда от видений на несколько дней.

Альфред постоянно был в стрессе из-за бюрократической волокиты с учреждением городского совета. Полномочия расписывались и пересогласовывались уже который месяц, но пока господин де Лордес единолично держал власть в своих руках, он боялся смерти. Она преследовала его за окном собственной спальни, в городской толпе, на дне стакана с коньяком. Ему становилось хуже.

Гаст часто прогуливался по поместью и окрестной территории. Прислуги в огромном доме было много, она населяла все северное крыло. Служанки знали много подноготной об обитателях поместья и, в отличие от преданных слуг Джеймса и Моники Хиггинс, могли проболтаться в разговоре с холостым приезжим джентльменом. Пол часто отвлекал девушек от работы в надежде узнать свежую новость, поэтому сейчас, завидев подолы двух юбок за жаккардовыми шторами, поспешил навстречу.

Они суетливо шептались в унисон с неразборчивым скрежетом. Вдруг по коридору пронесся железный звон, и Гаст замер на месте – на пол рядом с горничными упал кухонный нож. Служанка опустилась поднять его. Короткого исступленного взгляда оказалось достаточно, чтобы женщины бросились прочь от Гаста, подбирая полы юбок. Только когда они оказались достаточно далеко, он подошел к окну. Из него просматривался задний двор. Между яблоневыми стволами стелился туман, стекло было еще влажным от недавнего дождя. Не заметив ничего необычного, Пол осмотрел рамы и подоконник. Когда он уже решил бросить это странное занятие и пойти по своим делам, он отодвинул тяжелую штору, и взгляд зацепился за торчащую из стены щепку. Прямо в обоях был выцарапан символ – грубые линии и неуклюжий круг складывались в пентаграмму. Еще не определившись для себя, насколько ему страшно видеть пятиконечную звезду при таких обстоятельствах, Пол аккуратно провел пальцами по углублениям.

Внутренняя тревога заставила его поскорее выпутаться из штор.

– Не говорите госпоже, доктор.

Старшая из служанок смотрела на него исподлобья блестящими черными глазами, словно молча ждала, пока Пол налюбуется их творением и заметит их. Он невольно подпрыгнул на месте от звука ее голоса. Сердце кольнуло, когда он заметил в ее руке нож. Служанка помоложе пряталась за спиной женщины.

– Госпожа злится на нас, – заговорила она снова. Голос, показавшийся сначала зловещим и нечеловеческим, смягчался с каждым словом. – Но мы лишь хотим защитить дом и господина. Она этого не понимает. Она его погубит, господин доктор.

Гаст не мог перестать смотреть на лезвие.

– Вы делаете своему господину хуже.

– Не-е-ет, – прошептала вторая. – Мы тоже ее видели.

– Кого?

– Мертвячку с черными волосами. Это мы прогнали ее, – горделиво вставила молодая. – Зверобой, чеснок, соль и знаки. И кошачья голо…

Женщина толкнула в бок подругу, и та сглотнула конец слова.

– Кошачья голова?!

– Это не мы, это Зои, – вступилась женщина. – Она зарыла кошачью голову под окнами господина. Тварь больше не придет в его старую спальню.

Гаст переводил взгляд с одной служанки на другую. Отчего-то сердце с невыносимой тревогой кололо внутри.

– Пожалуйста, доктор, не ругайте нас! Мы должны защищать дом! Это же не делает хуже!

– Я в этом не уверен. Не смейте попадаться на глаза своим хозяевам за такими занятиями, понятно вам?

Женщины пали ниц в благодарностях и извинениях. Гаст брезгливо отошел, когда они стали касаться его брюк. Он слегка выдохнул, заметив, как служанка оставила без внимания нож, и тот пропал где-то под складками ее платья.

Особняк кишел суевериями и чертовщиной, а обитатели вшивали дьявольщину в его стены. Это прекрасно объясняло, почему страхи и тревожности Альфреда вылились в образы призрачной мертвечины.

Глава 8

Дежурили ребята втроем. Каждый должен был отмыть класс, но они решили, что вместе будут переходить из одного в другой, чтобы было нескучно.

Мелисса поливала цветы, Хьюго поднимал стулья, Ламмерт же лениво водил шваброй по полу. Девушка каждую секунду ждала звука низкого голоса. А еще именно сейчас можно спросить про их графское происхождение.

– Я слышала, вы графы, – прозвучала фраза, как залп из ружья в поле.

Если бы братья ели или пили, непременно бы поперхнулись.

– Откуда? – Ламмерт недоумевающе уставился на Мелиссу.

– Я так поняла, это общедоступная информация. Так значит, это правда?

Ламмерт насупился, нервно сжимая пальцами пластиковую ручку швабры. Хьюго кивнул. Мелисса подошла к братьям. Ее пытливый взор был непоколебим. Юноши замялись. Она ожидала подробностей. Хьюго нахмурился, посмотрел в сторону, тяжело вздохнул.

– Ну-у… Здесь, в Миднайт Хилле, наши предки носили графский титул. Но это было давно. Последний официальный обладатель – наш дед, Вольфганг де Лордес.

От полученной информации Мелисса пораженно распахнула рот. Мама была права. Только из их уст это, наконец, звучало как правда. Она приложила пальцы к вискам и постаралась осмыслить услышанное.

– С ума сойти! Почему вы, черт возьми, молчали все это время?

– Наверно оттого, что эта фамилия – источник наших бед. И хвастаться тут нечем, – сурово отрезал Ламмерт.

Мелисса насупилась, но внутри эмоции все так же вертелись, словно торнадо.

– Все равно! Как вы могли о таком не упомянуть!

Но оба брата лишь хмуро переглядывались, будто не одобряя восторгов своей подруги.

– В этом не было необходимости, – заявил Ламмерт.

Явная неприязнь ребят к этой теме охладила разум Мелиссы. Она переосмыслила их слова и спросила:

– Почему?

– Я уже сказал.

– Что не так с вашей фамилией?

– Давай тебе лучше Роланд расскажет. Он гораздо больше нашего знает про де Лордесов. Про фамилию и про все сопутствующие почести, которые испортили нам жизнь, – пренебрежительно бросил Ламмерт.

Он схватился за швабру и принялся с нажимом протирать под партами. Хьюго все еще смотрел на Мелиссу.

– Это из-за вашего отца? – отступать было некуда. Мелисса должна была все знать. Ее так затягивало общество братьев, что ей просто необходимо было развеять тревогу, которую внушали ей со всех сторон.

– Отца? – откликнулся Ламмерт, который усиленно делал вид, что говорить об этом больше не хочет. – Не думаю.

– Роланд объяснит тебе, – повторил Хьюго. – К тому же, вижу, вы с ним поладили.

– Что объяснит?

Сердце Мелиссы сделало сальто. Она резко посмотрела в сторону голоса. В дверях стоял Роланд, в руках он держал листы с заданиями.

– Почти все правильно, – летящими шагами он подошел к Мелиссе и опустил задания на парту возле нее. – Молодец.

Несмотря на то что Ламмерт был все же выше Роланда, вблизи казалось совсем иначе. Ламмерт обычно сутулился и улыбался, а его брат расправлял плечи и смотрел пронзительно, будто вдавливая в пол.

Братья молчали. Младшие ждали, когда Мелисса задаст свой вопрос. Девушка медлила, кусала щеки.

– Я узнала, что вы из графской семьи.

Роланд на мгновение взметнул бровь и вздохнул, обводя взглядом братьев.

– Ты раньше не знала, что общаешься с особами графских кровей, Санлайт? – Роланд нагнулся к ней и заглянул в глаза. Мелисса сглотнула и покачала головой. – Это объясняет, почему ты все еще… с нами.

Роланд выпрямился и направился к выходу, но тут Мелисса схватила его за рукав рубашки. Юноша удивленно взметнул брови, посмотрев сначала на рукав, затем на воодушевленную Мелиссу.

– Так расскажите мне. А то сплетни… надоели.

– Я не понимаю, почему тебе это так интересно.

Мелисса отпустила рукав и осмотрела всех братьев.

– Потому что если то, что про вас говорят, правда, то мне будет некуда идти.

В классе повисла тишина. Роланд хмыкнул и, сощурив глаза, произнес:

– Так тебе просто не с кем дружить? Одиноко? Мы – плохая компания, это факт. Твою парту уже испортили, и что бы я сейчас ни рассказал, твои вещи будут портить и дальше. Будут оскорблять. Унижать.

Симпатия к Роланду, захлестнувшая до этого с головой, резко отступила. Мелисса глубоко дышала, сжав губы и кулаки.

– Да вы тоже одинокие…

Мелисса хотела продолжить, но Роланд грубо перебил ее:

– Нас трое, а ты одна.

– Нас четверо.

Все оглянулись на Хьюго.

– Расскажи ей, Рол. Хватит говорить о нас так, как говорит Притс.

Роланд закрыл глаза и потер переносицу. Все молча смотрели на него.

– И что я должен рассказать? – нервно спросил Роланд, вперившись в Хьюго. – Про диктатуру или свихнувшегося предка, из-за которого мы там, где мы есть? Как в школе и на экскурсиях рассказывают? Или более объективно?

Хьюго опустил плечи, но продолжал смотреть на брата.

– То, что считаешь нужным, – уверенно и спокойно произнес он. – То, что хотел бы рассказать человеку, который еще ничего не знает о твоей семье.

– В таком случае я бы не стал ничего рассказывать.

– Ребят! – встряла Мелисса, подняв руки. – Меньше всего я хочу, чтобы вы из-за этого ссорились. Если не хочешь рассказывать, Роланд, ничего страшного, – он отрешенно смотрел в окно, но выглядел спокойно. – Мне просто чертовски интересно, чем вы заслужили такое отношение к себе, которое по неведомым мне причинам как-то связано с вашим графским титулом! Мне неважно, будь ваши предки хоть нацистами или сатанистами. Простите, что сказала так, будто от этой истории будет зависеть мое мнение о вас. Не будет. Я просто хочу разобраться, почему все так. В конце концов, вы – не ваши родители.

– Хорошо, – вдруг произнес Роланд после затянувшейся паузы. – Я расскажу. Но история будет длинной.

– Время есть, – на лице Мелиссы появилась легкая улыбка. Ей удалось пробить броню Роланда. Снова.

Он прислонился к стене и скрестил руки на груди.

– Де Лордесы – французский дворянский род. Во время революции в XVIII веке их сожгли в собственном замке, а последний наследник, Армель де Лордес, бежал в соседнюю страну почти ни с чем. Тут он вступил в подданство, получил графский титул и немного земли во владение. Смог из небольшой деревушки сделать город. Потрясающий человек, – хмыкнул Роланд, – из пепла восстановил былое величие своего рода. Де Лордесы поставили Миднайт Хилл на ноги, наладили торговлю, построили промышленные здания. Они создали этот чертов город своими руками, – он бросил на Мелиссу многозначительный взгляд, отчего она сглотнула, попытавшись осознать значимость такой семейной истории. – Однако мы находимся в школе имени О’Коннелла. Их семья обосновалась в городе в то время, когда в стране отменили права дворян на владение городской землей. Миднайт Хилл перешел в собственность государства. У де Лордесов осталось только фамильное поместье и ряд предприятий. О’Коннеллы приплыли из Америки. Видимо, прониклись духом политической борьбы. Так что между семьями разразилась настоящая экономическая война за влияние в городе. Де Лордесы слишком привыкли, что на их власть никто не покушается, поэтому конкуренцию стали подавлять жестко. Но для войны нужны деньги. А деньги есть у горожан. О’Коннелл был талантливым пропагандистом. Вскоре после того, как он получил место в мэрии, де Лордесы уже были выставлены диктаторами и коррупционерами. Альфреда убила разъяренная толпа. Его пост сначала пророчили Альфреду де Лордесу – младшему, его сыну. Юный преемник нес с собой новую политику, отрицал взгляды отца и мог очистить фамилию от диктаторского налета, но оказался помешанным.

– Помешанным? – удивилась поглощенная рассказом Мелисса. Она сидела на парте, млея от завораживающего голоса.

– Вроде того. Миднайт Хилл всегда имел мистическую славу. Проклятая земля. Даже исторические названия локаций об этом говорят: Черная гора, Темнолесье, Мглистый бор, Туманная долина. Так вот, Альфреда одолела паранойя, мания преследования. Говорили, будто он пугался любой тени, а от собачьего воя забивался в угол. Так или иначе, но он перевел огромную долю казны на строительство Дома Охотников.

– Что за Дом Охотников?

– Это вроде, м-м-м, подразделения полиции для борьбы с нечистью.

– Что? Серьезно? – Мелисса рассмеялась. Атмосфера рассказа была пугающей, но такая нелепость не могла остаться без внимания. – С излучателями частиц привидений ловили? – она снова захохотала, но никто ее почему-то не поддержал. Мелисса отдышалась и, притупив взгляд, тихо произнесла. – Ладно, прости, продолжай.

– О’Коннеллам, вероятно, тоже было весело. Де Лордеса хотели с позором выгнать с поста, но он успел умереть раньше, так что они перехватили власть. С тех пор наша фамилия и является синонимом безумия и жестокости. Фамилия, мелькавшая в газетных заголовках с ненавистью и презрением на протяжении ста лет. Фамилия, от которой у обычных горожан зубы скрипели. Как повезло, – с иронией произнес Роланд, – подловить безумного Альфреда-младшего на краже средств из казны на строительство Дома Охотников. Краже, конечно, – фыркнул он. – На украденные из казны деньги нельзя построить огромное здание в центре города, предназначение которого в высших кругах не скрывалось. Они не препятствовали строительству и выставили Альфреда жадным безумцем, который тратит деньги на свои паранойи, вместо того чтобы заботливо класть их горожанам в карман. Как итог, на уроках истории де Лордесы – враги народа. Безумие и жестокость у них в крови. О’Коннеллы – проводники в светлое будущее. Но посмотри вокруг, в каком городе мы живем? Титул мэра тут передается по наследству, дома и здания не ремонтируются, – Роланд взглядом обвел класс, – никакого городского развития. Миднайт Хилл мертв. И задушили его вовсе не де Лордесы.

Роланд закончил свой рассказ и отстранился от стены. Мелисса недоуменно смотрела на него.

– А что было дальше?

– Дальше наш дед пытался держаться на плаву. Распродавал поместье, распускал прислугу. Его лишили всех способов заработка. И титула. Он, оказывается, был «незаконно» выдан. А наш отец, Уильям… стал городской легендой. Жил один в огромном поместье. Чего только ему не приписывают: и кровь младенцев пил, и с трупами сношался. Доказательств хоть чему-то – жирный ноль. Но кто будет проверять и искать правду, да? Это же де Лордесы. У них в генах быть безумными, – Роланд двигался к выходу из класса, не смотря ни на кого из присутствующих. В дверях он бросил на Мелиссу взгляд из-за плеча. – Надеюсь, удовлетворил твое любопытство.

Мелисса задумчиво проводила взглядом гордую фигуру Роланда.

– Пойдемте в следующий класс, – угрюмо позвал Ламмерт, идущий к двери с мутной водой в ведре. – А то с этими байками из склепа мы тут до ночи просидим.

Все переместились в соседний кабинет. Хьюго снова начал поднимать стулья, Мелисса взялась за мытье доски, а Ламмерт напряженно продолжил мыть полы.

– А вы живете в поместье? – спросила Мелисса, мысли которой захлестнула рассказанная Роландом история.

– Нет, не в поместье, – вдруг воскликнул Ламмерт, с силой поставив ведро на пол, из-за чего вода в нем расплескалась по полу и замочила его кеды и штанину. – Мы не такие графы, как в кино. У нас нет поместья, прислуги и дворецких. Никто не учил нас этикету и верховой езде. Мы сироты, Мелисса, – Ламмерт поднял на нее яркие глаза, влажно поблескивающие. – Еле выживаем на пособия и зарплату с подработок. Мы, блин, не заслужили всего этого дерьма!

– Прости… – во внезапно возникнувшей плотной тишине произнесла Мелисса, сжав влажную тряпку в руках.

Ламмерт сжал губы и глубоко дышал. В голубизне его глаз не было злости, только тоска.

– Ты прости, – хрипло и негромко сказал он, сосредоточившись на швабре. – Просто хватит, ладно. В нашем городе быть де Лордесом – проклятье, а не привилегия.

Кабинет наполнился звуками: хлюпаньем тряпок в воде, скрипом половиц. Деревянные ставни трещали от сильного ливня за окном. Из коридора доносились отголоски чужих разговоров. Молча они убрали весь класс, переговариваясь только по делу, и перешли в последний. Там, в конце кабинета, все еще стояла испорченная парта Мелиссы. Она подошла к ней и стала водить пальцем по надписям, где чернила были стерты, но вмятины от слов все еще доносили до хозяйки парты смысл.

– Интересно, как они будут рассчитывать стоимость этой развалюхи? – Мелисса постаралась сделать свой голос веселее, чтобы все немного отвлеклись от родословной де Лордесов.

– Вычтут по полной, – подхватив ее настроение, фыркнул Ламмерт. – Как минимум, чтобы окупить поездку Роланда.

– Какую поездку?

– Ну на эту олимпиаду, с которой мы заплатим за парту.

Мелисса замерла, в недоумении вперившись в Ламмерта. Он тоже не двигался, не менее удивленными глазами смотря на нее. За пару реплик они выяснили то, что могло вовсе ускользнуть из-под их внимания. Директор решил содрать денег и с де Лордесов, и с мамы Мелиссы.

Ламмерт выронил швабру и, прижав белесую челку к макушке, запрокинул голову.

– Чертовы ублюдки, – ругался он, нервно расхаживая по классу. – Почему они вообще берут деньги с тебя, когда ты вроде как потерпевшая?

– Потому что я отказалась признавать твою вину, – скрестив руки на груди, ответила Мелисса. – А кто-то платить должен. Что будет, если мы спросим прямо?

– Не думаю, что что-то получится, – всплеснув руками, ответил Ламмерт. – Выставят так, что мы типа скидываемся.

– Есть один выход. Заставить Притс признаться.

Ламмерт невесело рассмеялся.

– Ничего не выйдет.

– Ребят, есть нюанс, – произнес Хьюго, до этого молча размышлявший над ситуацией. – Роланд должен поехать на олимпиаду. Там приз гораздо больше, чем директор сможет забрать за парту. Если мы начнем разбираться, его могут не отправить.

– Значит, начнем разборки, как только он уедет.

Серьезный взгляд Мелиссы подбодрил Ламмерта. Он в очередной раз задрал рукава рубашки почти до плеч.

– Да, Притс заплатит за свою ложь, – воскликнул он. – Нам понадобится план.

Ламмерт и Мелисса, придумывая козни для Джули-Лу, знатно повеселели. Хьюго пытался донести до них свою тревогу за их план, но ребята были неумолимы. Работа пошла полным ходом, даже когда все успокоились и сконцентрировались на своих делах. Ламмерт все также неспешно водил шваброй, напевая под нос какую-то бодрую мелодию. Мелисса замерла и прислушалась.

– Это что, – сказала она. – Blur?

Ламмерт улыбнулся, игриво взметнув бровь.

– Ты знаешь эту песню?

– Люблю ее. Могу даже включить.

Мелисса кинулась к рюкзаку и достала из него телефон. Ламмерт с любопытством навалился на ее плечо, заглядывая в экран. Они суетливо листали скачанные треки, пока Хьюго, недовольный прокрастинацией, неохотно призывал ребят к дисциплине.

– Включи лучше эту! Эту! – крикнул Ламмерт. Мелисса выкрутила звук на полную.

От неожиданно звонкого и чистого голоса, который подхватил мелодию, заглушая телефон, у Мелиссы по плечам поползли мурашки. Ламмерт поднял швабру и начал петь в нее, как в микрофон. Ногами он ловко пытался изобразить твист, а плечи двигались в такт музыке. Мелисса сама невольно закивала головой, с улыбкой наблюдая за артистическими движениями и игрой бровей, которой Ламмерт сопровождал текст песни. Она обернулась на Хьюго, который тоже снисходительно улыбался импровизированному выступлению. В груди приятно потеплело. Ламмерт не просто чудесно пел, он пел одну из ее любимых песен, поэтому знакомый текст полился из Мелиссы как что-то очень естественное. Она тоже начала пританцовывать, двигая плечами и приближаясь к Ламмерту. Он одобрительно закивал и улыбнулся, сверкнув голубыми глазами. Мелисса попыталась изобразить движения из «Криминального чтива», а когда Ламмерт подыграл ей, вовсе забыла о том, что не умеет танцевать и петь.

Песни шли одна за другой, распаляя обоих сильнее. Ламмерт узнавал практически всю музыку из плейлиста Мелиссы, что заставляло сжиматься сердце. Ни с кем до этого она не могла разделить любовь к обожаемым группам. Разве что с мамой. Вспомнив о ней, Мелисса решила включить песни, украденные с кассеты с сердечками. Ламмерт восторженно подхватил и их текст, окончательно выбив Мелиссу из прохладного класса в ненавистной школе и перенеся ее на лучшую вечеринку в жизни.

Тексты песен явно прижились в памяти Ламмерта лучше, чем формулы и исторические даты. Голос непринужденно хватал любую мелодию, будто это было так же легко, как говорить, но когда Мелисса пыталась подпеть, тут же понимала – это было нелегко. Уборка уже давно осталась где-то в стороне. Ламмерт отбросил швабру и схватил Мелиссу за запястье, притянул к себе. Он раскрутил ее и попытался вовлечь в подобие буги-вуги. Им было тесно между парт. Мелисса задорно двигала ногами, с хохотом поправляя высоко задирающуюся юбку. Гольфы сползли с коленей, опустившись до уровня щиколоток. Она неотрывно смотрела в глаза Ламмерта, что прятались за щеками от его широкой улыбки. Белокурые пряди прилипали к его лбу, и он забавно сдувал их между строчками песен. Молочная кожа зарделась даже на его оголенной шее.

Вдруг Ламмерт притянул Мелиссу за талию и, подражая танго, нагнул ее к полу. Она взвизгнула, ожидая, что упадет навзничь, но крепкие руки надежно удерживали ее тело. Ламмерт навис над ней. Его лицо было так близко, что челка щекотала Мелиссе нос. Они оба тяжело дышали, обжигая горячим дыханием щеки друг друга. Эта пауза дала Мелиссе возможность осознать, какой чертовски симпатичный мальчик закрутил ее в танце. Его глаза сразу понравились ей, а сейчас они были так близко и с такой теплотой смотрели на нее, что казались еще ярче и красивее, чем обычно. Мелодия заканчивалась так долго, что с их лиц успели исчезнуть улыбки, сменившись смущением. В попытке поднять Мелиссу из такого положения, Ламмерт оступился, и они оба завалились на пол, разразившись хохотом.

Новый барабанный перебой и вой электрогитары не заставили себя ждать, Ламмерт быстро поднялся на ноги, подав руку Мелиссе. Она пыталась отдышаться, облокотившись на парту. Щеки горели. Мелисса смеялась, стараясь выплеснуть эмоции.

Хьюго стоял неподалеку. Он постукивал ногой в такт музыке и улыбался. Что-то заставило взглянуть его в сторону дверей. Роланд опирался о косяк, скрестив руки на груди, уголки его губ расслабленно приподнялись. Он заметил Хьюго, и они обменялись многозначительными взглядами на тему того, какие балбесы их брат и… подруга.